фиктивные чувства

С самого детства Маринетт Дюпэн-Чэн росла с чётким пониманием того, кто враг. Каждое утро за завтраком, за идеально сервированным столом, её родители, Том и Сабин, любили напомнить ей о семейной конкуренции с Агрестами, которые были вторыми по значимости в их маленьком мире, и именно с ними Маринетт предстояло конкурировать. Дочь усвоила: в этом мире один победитель, и любой намёк на слабость будет стоить ей гордости семьи. На других детей она смотрела свысока, в школе шла ровно к цели, пропуская мимолётные дружбы и увлечения. Её окружали только лучшие, и это была её личная дисциплина. Как у Дюпэн-Чэнгов, и у Агрестов была репутация — в Париже две семьи соревновались почти во всём. Габриэль Агрест, импозантный глава семейства, известный холодной и расчетливой репутацией в мире моды, Эмили  очаровательная, но столь же строгая в своём благородстве. Их сын Адриан, с его выправкой и осанкой, словно был создан в лучших традициях высшего света. Их с Маринетт заставляли соперничать с самого детства. Они встречались на общественных мероприятиях, но ни разу не обменялись словом без острой необходимости. ——— Утро в доме Дюпен-Ченгов началось с мягких звуков кофемашины, неспешно капающей ароматный кофе в чашки. Маринетт сидела за столом, аккуратно погружая взгляд в туман за окном, пытаясь отвлечься от напряжённой атмосферы, которая, казалось, заполнила весь дом. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь прозрачные шторы, танцевали на блестящей поверхности её столовых приборов и фарфоровой чашки, украшенной золотыми узорами. Но этот утренний уют не мог укрыть её от мыслей о том, что ждало их семью вечером. — Ты помнишь, что сегодня вечер в Пале-Гарнье? — почти механически произнесла Сабин, подливая ей кофе. Сдержанная, но всегда заботливая, мать Маринетт оставалась для дочери образцом самообладания, хоть последние месяцы и были нелёгкими. Она уже знала, что на гала-ужине будут присутствовать представители многих влиятельных семей Парижа, но главное, в этот вечер на ужине наверняка будут и Агресты — те, чьё имя в их доме произносили с лёгкой холодной усмешкой. Если Дюпен-Ченги гордились своей статусной позицией, основанной на долгой истории семейного бизнеса, то Агресты, как считала семья Маринетт, добились своего через холодный расчёт и практически бездушную хватку. Ещё в детстве Маринетт узнала от родителей, что ей предстоит вырасти, чтобы быть достойной соперницей для их наследника — Адриана. С того времени имя “Адриан Агрест” стало для неё не только раздражителем, но и постоянным мерилом собственной успешно Её родители — Том и Сабин — неоднократно повторяли, что ей нужно держаться достойно, чтобы всем показать, что Дюпен-Ченги всё ещё сильны. С детства её учили, что гордость семьи превыше всего. Их бизнес был символом статуса и стабильности, которую они с таким трудом поддерживали. Но сегодня между ними и краем пропасти оставалась лишь тонкая грань. Её мысли прервал голос отца: — Маринетт, — он посмотрел на неё поверх своих очков, отложив газету. — Мы знаем, что ты не любишь такие события, но в этот раз очень важно показать себя. В бизнесе трудные времена, а Пале-Гарнье – отличный шанс напомнить всем, что Дюпен-Ченги всё ещё на уровне. Он говорил уверенно, но в его взгляде появилась слабая, почти скрытая тревога. В последние месяцы она замечала, как родители оставались допоздна за работой, проводя часы за записями, обсуждениями и бесконечными звонками. Раньше у них не было таких проблем. Она вдруг вспомнила, как несколько месяцев назад случайно подслушала разговор матери с одним из клиентов. Сабин уговаривала партнёра не прекращать сотрудничество, обещая, что всё вот-вот наладится. После того разговора она впервые увидела, как её мать, всегда стойкая и уверенная, тихо плакала у себя в кабинете. ~~ Эта история началась несколько лет назад, когда компания Дюпен-Ченгов расширила производство. Сабин вложила всё в этот проект — силы, время и финансы, надеясь, что новый бренд завоюет международный рынок. Но конкуренция оказалась жёстче, чем ожидалось, и в дело вмешались различные сложности: обострившаяся борьба с налогами, неожиданные сбои в поставках, колебания валюты. В какой-то момент расходы на поддержку компании стали превышать доходы, и в результате семья оказалась на грани банкротства. Сабин пыталась договориться с банками, искать новых инвесторов, но каждый раз сталкивалась с отказом. Каждый день в офисе для неё был как битва. Она искала и пыталась убедить инвесторов, но никто не хотел вкладываться в компанию, у которой не было стабильного финансового положения. Сабин казалась спокойной и уравновешенной, но когда закрывала дверь своего кабинета, её глаза отражали усталость и страх перед будущим. Недавний разговор, на который она решилась с семьёй Агрест, стал для неё почти последней надеждой. Габриэль согласился помочь с финансированием, но предложил условие, которое Маринетт предстояло услышать на том самом ужине.         ~~~ Сабин, как всегда, выглядела безупречно — гладко зачёсанные волосы, мягкий макияж, сдержанная элегантность, что отражала её уверенность. Она налила кофе в чашку и, подойдя к дочери, мягко коснулась её плеча. — Маринетт, помни, что сегодня вечер важен как никогда, — произнесла она, придавая голосу спокойствие, но взгляд, которым Сабин посмотрела на дочь, выдавал её тревогу. — Ты — наше лицо, наша гордость, поэтому постарайся произвести впечатление на всех, кто там будет. Слова матери эхом отозвались в её сознании. Она знала, что для них это было больше чем просто мероприятие. Гала-вечер в Пале Гарнье, одном из самых величественных зданий Парижа, символизировал попытку удержаться на плаву в то время, как их дела стремительно шли под откос. Но стоило ей вспомнить, кто ещё будет на этом ужине, как спокойствие мгновенно улетучилось. Маринетт знала, что там обязательно будет и её давний враг — Адриан Агрест. Высокий, с холодными зелеными глазами, он был представителем семьи, чьё имя в их доме произносилось с лёгким раздражением, но с явной завистью. Семья Агрест занималась модным бизнесом, и их состояние росло с каждым годом. Габриэль Агрест, глава компании, был человеком строгих правил, а его жена Эмили олицетворяла женскую элегантность и утончённость. Они казались идеальной семьёй, и по какому-то странному стечению обстоятельств родители решили, что Маринетт должна превзойти их сына, во что бы то ни стало. Но когда они оба решили поступить в модный университет, это стало больше, чем просто семейной враждой. Теперь это была борьба за место под солнцем не только в общественной жизни, но и в профессиональной. Поступив в один из лучших университетов Парижа, они держались на расстоянии, как лед и пламя. И каждый знал — не уступит друг другу ни в чём, ни за что. Но последние месяцы дали понять, что теперь конкурировать не было смысла. Семья Дюпен-Ченгов столкнулась с проблемами, которые, как паутина, окутывали их бизнес, не давая дышать. _______ Пале-Гарнье в этот вечер сиял огнями, как драгоценный камень, сверкающий в ночи. Мраморный фасад с позолоченными колоннами и изящными статуями отражал величие архитектуры эпохи Наполеона III. Огромная лестница, покрытая красной ковровой дорожкой, поднималась к высоким арочным дверям, которые вели в зал, переполненный блеском и светом. Гостям казалось, что они входят в мир старого Парижа, где красота была абсолютной, а каждый жест — символом утончённости. Маринетт, казалось, шагала по этому ковру почти автоматически, хотя в душе её всё бурлило от тревоги и напряжения. Она, как и многие гости, была ослеплена роскошью зала — яркими огнями, хрустальными люстрами, сверкающими позолоченными балконами и декоративными элементами на потолке. Её сердце забилось быстрее, когда она увидела своего отца, Тома, стоящего у парадного входа с бокалом шампанского в руках и обсуждающего что-то с представителем одной из ведущих семей в мире моды. Том всегда производил впечатление спокойного и уверенного в себе человека, и сегодня его образ поддерживали идеально подогнанный чёрный смокинг и собранное выражение лица. Но только Маринетт могла заметить едва уловимые морщины на его лбу, которые выдавали волнение, с которым он старался справиться. Сабин, напротив, словно бы растворилась в роскошной атмосфере зала. Она стояла неподалёку, разговаривая с группой светских дам, её кремовое шёлковое платье переливалось в свете софитов, подчеркивая мягкость черт лица. Для окружающих Сабин казалась воплощением элегантности и достоинства, но Маринетт знала, что её мать держится из последних сил. Лишь вчера вечером она случайно услышала её взволнованный разговор с одним из партнёров, когда Сабин отчаянно пыталась удержать одного из последних верных клиентов, уговаривая его дать их компании последний шанс. На этот гала-вечер семья возлагала последние надежды. Они не могли позволить себе показать слабость или дать другим понять, что их положение нестабильно. Их бизнес, их репутация и даже их будущее висели на волоске. Маринетт, ощущая всю важность момента, направилась к матери, невидимым долгом понимая, что должна поддержать её. — Сегодня ты выглядишь просто великолепно, — тихо, но с теплотой сказала Сабин, когда Маринетт подошла ближе. — Люди должны видеть, что мы сильны. Её слова были обёрнуты в заботу, но в то же время они напомнили Маринетт, что её семья полагается на неё. Она бросила взгляд на своё отражение в одном из высоких окон. Длинное тёмно-синее платье обнимало её фигуру, струящееся, как ночной шёлк, с тонкой серебряной вышивкой вдоль линии шеи. Сапфировые серьги подчёркивали глубину её карих глаз, которые теперь казались ещё более выразительными на фоне волнующегося сердца. Её образ был воплощением изящества и хрупкости, за которой скрывалась её обязанность — сохранить достоинство семьи. Но когда её взгляд пересёкся с фигурой на другом конце зала, внутренний покой сразу исчез. Адриан Агрест стоял возле отца, Габриэля, в окружении толпы светских гостей. На нём был идеально подогнанный чёрный смокинг, подчеркивающий его высокий рост и статную фигуру. Его белокурые волосы были гладко зачёсаны назад, подчёркивая благородные черты лица, а серо-зеленые глаза смотрели на окружающих с равнодушием. Маринетт знала этот взгляд: равнодушие, за которым скрывалась гордость и уверенность в своей недосягаемости. Он заметил её взгляд и еле заметно кивнул, как бы приветствуя её, но в его лице читалось больше презрения, чем уважения. В голове у Маринетт сразу всплыли воспоминания о бесконечной конкуренции между их семьями. С самого детства её учили, что семья Агрестов — это не друзья, а соперники. Габриэль Агрест, отец Адриана, известный модельер, с которым семья Дюпен-Ченгов вечно соперничала за статус и клиентов. Маринетт ненавидела их холодное высокомерие, и особенно не переносила взгляд Адриана, в котором читалась насмешка и едва скрытая неприязнь. — Маринетт, — Сабин подошла к ней ближе, сжимая руку дочери. — Пойдём, нужно обсудить кое-что важное с Агрестами. У неё не было возможности отказаться. Она встала рядом с родителями, когда к ним подошёл Габриэль, держа за собой сына. Габриэль Агрест был безукоризненно элегантен. Его чёрный костюм с серебряными запонками, идеально уложенные волосы и надменное выражение лица делали его похожим на одного из античных императоров. В его взгляде не было ни тени сомнений, ни капли нерешительности. Когда он заговорил, его голос был твёрдым и холодным, как лёд: — Мы с вашими родителями обсудили, — произнёс он, обращаясь к Маринетт и Адриану. — И пришли к единственному разумному решению. Вы с Адрианом вступите в брак. Слова словно пронзили воздух, и в зале, полном людей, вдруг стало оглушительно тихо. Маринетт почувствовала, как её сердце болезненно сжалось. Она смотрела на Габриэля, затем перевела взгляд на родителей, ища в их глазах хоть какое-то объяснение. Слова не находили выхода; внутри неё словно бушевал ураган чувств, от растерянности до злости и чувства предательства. — Это шутка? — еле слышно произнесла она, бросая взгляд на Сабин. Но её мать лишь молчала, избегая встречи с её глазами. Том стоял рядом, нахмурив брови и сцепив руки, словно готовясь принять всё, что скажет дочь. Он знал, что для семьи это решение — единственный шанс спасти то, что они строили долгие годы. — Маринетт, — наконец сказала Сабин, и в её голосе был слышен еле заметный оттенок отчаяния. — Мы сделали это ради семьи. Ради тебя, ради всех нас. Маринетт, не в силах поверить, что её семья могла на это пойти, сделала шаг назад, будто пытаясь отстраниться от всей этой нелепой ситуации. Её мысли вдруг заполонили воспоминания о детских моментах, когда родители внушали ей, что Агресты — это враги, что их семьи были созданы для конкуренции, а не для объединения. Её взгляд снова остановился на Адриане, который смотрел на неё с едва уловимой усмешкой. В его холодных глазах не было ни капли тепла, только раздражающее спокойствие и принятие ситуации, которое било по её гордости, словно ледяной дождь. — Как я понимаю, это не та новость, которую ты ожидала услышать, — сухо произнёс Адриан, подходя к ней ближе. Его голос был почти шёпотом, но в нём была нотка удовлетворения, словно он был рад наблюдать, как рушится её уверенность. Она едва сдерживалась, чтобы не разразиться гневной тирадой, но её долг перед семьёй удержал её от скандала. Она знала, что все взгляды были устремлены на них, и её семья зависела от этой сделки. Её жизнь теперь принадлежала семье и этому фиктивному браку. Маринетт сделала глубокий вдох и холодно произнесла: — Тогда, Адриан, тебе придётся притворяться так же хорошо, как и мне. наступила тишина, гнетущая и почти осязаемая. Гости гала-вечера, разодетые в роскошные наряды, обсуждали последние новости и бизнес-сплетни, не подозревая, что в одном из тихих уголков зала решалась судьба двух молодых людей. Маринетт ощущала, как на неё навалилась тяжесть будущих обязанностей и скрытой враждебности, которая не позволяла ей принять это решение с лёгкостью. Но её родители стояли здесь, ожидая её согласия — Том с беспокойством в глазах, Сабин с выражением уставшего достоинства, словно всё уже было решено. Габриэль, наблюдая за её реакцией, хладнокровно кивнул, словно подтверждая, что решение принято и обсуждению не подлежит. Он посмотрел на Адриана, который по-прежнему сохранял вид спокойствия и даже лёгкого высокомерия. Габриэль, как всегда, держал контроль над ситуацией и хотел, чтобы его сын следовал его примеру. Адриан был его частью плана, пешкой в семейной игре, хотя сам не любил, когда ему диктовали условия. — Завтра же займёмся оформлением документов. Я хочу, чтобы этот союз стал официальным как можно скорее, — без тени сомнения произнёс Габриэль, его голос был ледяным, отчётливым, как звук задвигаемой цепи. Маринетт посмотрела на родителей, но Том лишь молча кивнул, а Сабин, уловив взгляд дочери, тихо добавила: — Мы должны довериться судьбе. Ты сильная, Маринетт, и сможешь справиться с этим. В душе Маринетт закипала горечь — как они могли так легко принять это решение? Но слова её матери напомнили ей, что семья действительно была в отчаянной ситуации, и, возможно, это была единственная возможность спасти всё, что они строили. Она чувствовала, что её мир разрушается, но долг перед семьёй перевешивал. Тем временем Адриан склонился к Маринетт, чтобы его слова могли услышать только она, и прошептал: — Похоже, нас с тобой будут разыгрывать, как шахматные фигуры. Готова, Маринетт? Его слова, сказанные с оттенком цинизма, вызвали у неё едва сдержанную улыбку. Если их брак был для всех вокруг лишь формальностью, для них самих он был полем для игры, вызовом, в котором нужно было держать лицо. — Игра только начинается, — прошептала она в ответ, сдерживая волнение и обиду, — но не жди, что я просто подыграю тебе. Её ответ вызвал у Адриана лёгкую улыбку, но взгляд его оставался холодным, словно между ними не было ничего, кроме соглашения, надиктованного их родителями. Маринетт понимала, что он не собирался облегчать ей задачу, и сама была полна решимости показать, что не даст себя сломить. Габриэль и Сабин, увидев молчаливое согласие между их детьми, обменялись кивками, подтверждая, что сделка состоялась. Они будто сразу расслабились, как будто только что сняли с плеч тяжёлую ношу. Это было их решение, их план, и они удовлетворённо наблюдали, как дети приняли его, даже не подозревая, что этот союз может стать ареной для дальнейшего противостояния. Когда вечер подходил к концу, Маринетт ощущала, как устала от фальшивых улыбок и бесконечных разговоров. Её лицо всё ещё горело от напряжения, и она едва дождалась, когда сможет выйти на улицу, чтобы вдохнуть прохладный воздух и избавиться от гнетущей атмосферы гала-вечера. Однако, как только она вышла, на пороге её догнал Адриан. — Не думал, что тебе удастся выдержать так спокойно, — заметил он, слегка усмехнувшись, и взглянул на неё. В его глазах мелькнуло что-то, напоминающее уважение. — Я бы удивилась, если бы ты ждал чего-то другого, — отрезала Маринетт, понимая, что теперь придётся привыкнуть к его присутствию. — И это только начало. — Ты права, — ответил он, опуская взгляд, как будто размышляя о чём-то. Их молчание повисло между ними, напряжённое и давящее, словно оба понимали, что их жизнь теперь навсегда изменилась. Но и Маринетт, и Адриан знали, что их ожидает, и уже внутренне готовились к роли, которую каждый из них должен был сыграть в этом союзе.