Always

***

      — Нет такого ощущения, что мы старше, но бегаем по одному лишь зову Тэсана, как его собачки домашние? — запыхавшись спрашивает Сонхо, когда в последний момент успевает запрыгнуть в автобус.       Водитель недовольно бубнит из своей кабины на неожиданно появившихся на горизонте горе-пассажиров, и резко трогается. У него расписание, сами понимаете. Пак же только и успевает, что схватиться за стоящего ближе остальных Санхëка и под недовольные крики других пассажиров потащить Ли за собой, больно врезаясь спиной в поручень рядом с дверью. Чужой вес только способствует получению огромного длинного синяка от самой поясницы и до основания шеи.       — Сказочный идиот, — шипит Санхëк, пока закатывает глаза под сдавленный стон зажатого почти в тиски соседа по квартире. Он на удивление ловко перекручивает руку, чтобы ухватиться ей выше головы бедного парня, и разворачивается каким-то немыслимым способом, отходя на шаг.       — Это ты как щас так сделал? — Пак забывает и про отдавленные лёгкие, и про отшибленную спину, пока непонимающе хмурится, удивлённый тем, как быстро у Ли получилось выпутаться из этого непростого положения. И это при полном то автобусе…!       — Ты иногда забываешь, что он танцор, — напоминает Джэхён, потерянно оглядываясь в поисках удобного места, чтобы ухватиться и на очередном повороте не полететь прямо в объятия недовольного мужчины, стоящего за его спиной. Ручка на спинке сидения, с помощью которой он успел удержаться в начале поездки, не выглядит надёжной, да и передавливает пальцы.       Унхак, единственный из всех, кто успевает занять место, где можно хотя бы устойчиво постоять, вовремя хватает старшего под локоть, заталкивая его между собой и какой-то бабушкой поближе к поручню.       Качающийся из стороны в сторону автобус разгоняется, ловя баланс. Сонхо, которого от таких движений начинает тошнить уже через полминуты, устало закатывает глаза, перехватываясь рукой, чтобы вытянуться к приоткрытой форточке. Сидящая рядом с выходом женщина заботливо отодвигает в сторону ноги, позволяя парню подойти поближе и насладиться глотком свежего воздуха.       В итоге они оказываются в противоположных сторонах площадки. Санхёк выглядывает из-за спин пассажиров, пытаясь увидеть хотя бы макушку Унхака, ведь он самый высокий, и найти его должно быть проще, однако не получается. Пак, которого он треплет по плечу, нехотя отворачивается от потока воздуха, так удобно попадающего прямо в лицо.       — Что такое?       — Ты не видишь Унхака с Джэхёном?       Сонхо бегло оглядывает толпу, что заслоняет ему вид на половину автобуса, и пожимает плечами, заключая беспристрастно:       — Нет, — его голова снова поворачивается, отвлекаясь на форточку. — Но если ты боишься, что они потеряются, то могу тебя заверить, они уже достаточно взрослые, чтобы помнить, на какой остановке нам надо выйти.       — Прости…? — Ли фыркает. — Кто, по-твоему, из них подходит под описание «достаточно взрослый»? Унхак, забывающий даже на какой остановке ему выходить, чтобы оказаться дома, или Джэхён с его географическим кретинизмом?       Стоящая рядом с Санхëком женщина недовольно цокает, поглядывая на парней через плечо. И Сонхо уже знает, по тому, как закатываются глаза Ли, что его другу есть, что ей сказать. Однако незнакомка явно не ожидает, что в ответ на своё неудовлетворение получит точно такой же взгляд, которым Ли смеряет её с головы до ног. Женщина фыркает, сетуя что-то про невоспитанную молодежь, и отворачивается, а потом, ещё немного подумав, и вовсе просачивается сквозь плотную толпу, чтобы отойти подальше.       Санхёк же, полностью довольный собой, занимает и её освободившееся место, поудобнее обхватывая поручень. Пак, наблюдающий за этой почти немой ссорой, довольно ухмыляется.       — А у тебя явно есть потенциал в будущем стать даже круче, чем она, — Сонхо провожает незнакомку взглядом, чуть наклоняясь, чтобы приблизиться к уху друга. — Ещё немного губы накачать и точно будет не отличить от тех девчонок, что выступают в нашей группе поддержки на матчах. Спроси Ынсока, кстати, не поэтому ли он к тебе липнет, как банный лист.       — Ещё слово и я бесплатно накачаю губы тебе, хочешь? — и пусть Ли смотрит недовольно, так что его слова правда напоминают угрозу, Пак всё равно не может сдержаться.       — Надеюсь, ты не про засосы по пьяне. Мне всё ещё нравятся девушки.       Вопреки ожиданиям Сонхо до нужной остановки они едут в тишине.

***

      — Ты как?       Донмин проходит в комнату медленно, ступая по полу тихо, так что даже звука шагов не слышно. Донхён поднимает на него глаза, хмыкая с улыбкой — в руках старший несёт кружку, от которой поднимается и закручивается в причудливые формы ароматный пар.       Пахнет вкусно. Какими-то ягодами, Ким подозревает, что это крыжовник, и крепкой заваркой. Хан не пьёт этот напиток часто, предпочитая воду или кофе, но если уж в этот раз он посчитал, что чай подойдёт больше, Донхён не будет с ним спорить.       На постель старший опускается так же почти беззвучно. Его подставляет только скрип, который издаёт каркас от кровати, и Донмин недовольно шипит на неё, будто она может услышать и послушно стать тише. Лицо старшего выглядит таким обеспокоенным, что Ким просто не может удержаться от слабого смешка, прежде чем принимает из его рук чашку, с благодарностью вздыхая.       — Спасибо, — Клауд запрыгивает на постель, шурша пледом, и с каким-то даже людским пониманием сворачивается в клубок рядом с Кимом, носом утыкаясь в бедро. Донхён треплет её по голове, делая первый глоток, и прикрывает глаза, подглядывая за напряжëнным старшим. — Ты волнуешься даже больше, чем я.       Донмин кривится, отводя взгляд в сторону, и с растерянной улыбкой тянется к кошке, чтобы тоже приласкать её. Последние несколько дней это стало традицией — чтобы успокоиться, ему всегда требовалось погладить Клауд, и мысли на время возвращались в своё привычное русло.       По правде говоря, Хан уже и не знал, как он будет справляться со стрессом, когда эту пушистую плутовку придётся вернуть хозяйке.       — Донмин, — Ким зовёт по имени, чуть наклоняясь вперёд, и рука старшего так и замирает в кошачьей шерсти. Донхён специально смотрит прямо в глаза, чтобы не оставить без внимания ни одну эмоцию на чужом лице. — Я в порядке. Немного удивлён, конечно, и пока не понимаю, что мне следует делать дальше, но я определëнно не хочу, чтобы ты вёл себя так, как ведëшь сейчас. Нервные клетки не восстанавливаются, знаешь?       Ох уж эти нервные клетки. Да Хан за последние пять лет потерял уже столько, что у него их просто остаться не должно было.       — Знаю, — отмахивается старший, вытягивая свободную руку, чтобы проверить общий чат.       Клауд умиротворенно мурчит, щекой следуя за почесывающей за ушком ладонью Донмина. На сообщение, которое Хан отправил почти полчаса назад, только сейчас приходит ответ. И пусть текст «пять минут и мы у тебя» отправлен с номера Джэхёна, он уже знает, что друзья приедут в полном составе.       А ещё чувствует, что получит по полной программе, ведь когда он решился написать, общее количество пропущенных звонков со всех их номеров уже перевалило за двадцать.       В тишине комнаты дыхание Кима кажется мелодичным. Донмин устало прикрывает глаза, пытаясь отвлечься от невесёлых мыслей о том, что у него снова не получилось поговорить с младшим и всё ему объяснить, и прислушивается к этому дыханию, как к музыке. Пальцы Донхёна пару раз случайно задевают его, спрятанные под пушистой длинной шерстью Клауд, но тут же исчезают, оставляя на коже старшего невидимые, однако очень ощущающиеся следы. У Хана нет ни сил, ни желания от этого ощущения убегать. Он и так уже слишком долго это делал.       Кошка же только сильнее заводится, щекой трётся о коленку младшего, наверное, прося не останавливаться, и без конца урчит, довольно потягиваясь. А ещё позволяет Киму погладить себя по животу, на что Донмин не скрывая улыбается и чувствует даже некоторую зависть. Он то помнит, как попытался сделать то же самое пару дней назад. Теперь вот, любуется по утрам длинными красными царапинами, простирающимися вдоль руки от самого локтя и до запястья, а ещё вынужденно носит джинсовки на улице, чтобы людей не пугать таким видом.       Когда Хан в очередной раз чувствует, как чужие пальцы дотрагиваются до его, то уже не может держаться. Его рука накрывает ладонь младшего, двигаясь немного быстрее, чтобы тот не успел отдалиться, как в прошлые разы, и Ким замирает. Донмин же, не открывая глаз, переплетает свои пальцы с его, прислушиваясь к собственному сердцебиению.       Спокойное, однако внутри до сих пор происходит что-то неладное. Да, младший позволяет касаться себя, но между ними всё ещё есть это липкое и тянущее ощущение недосказанности, заставляющее Хана сглотнуть, прежде чем взглянуть на Донхёна.       Кошка убегает почти сразу же, как понимает, что её время наслаждаться моментом закончилось. Звонок в дверь разносится буквально через несколько секунд. Донмин с огромным нежеланием отпускает чужую руку, выходя в коридор.       — Ты даже не представляешь сколько в моей голове сейчас есть вариантов, что я с тобой сделаю, — первое, что слышит оставшийся в комнате Донхён, после щелчка замка входной двери. И судя по бархатному тону, говорит это никто иной, как Джэхён.       — Уточнять не буду, — отвечает уже голос Донмина.       Ким поднимается, медленно подходя к приоткрытой двери, чтобы выглянуть наружу. Все четверо друзей Хана поворачиваются на него почти одновременно, замирая с разными выражениями на лицах.       Сонхо с довольно ухмылкой, Унхак с неловко поджатыми губами, Джэхён с недовольно сведёнными к переносице бровями и Санхëк, что просто проходит между остальными, останавливаясь напротив Кима с выражением лица, говорящим что-то вроде: «как ты вообще тут оказался, черт возьми». Однако рот Ли говорит совсем другое.       — Рад тебя видеть.       — Я тоже, — поддакивает он старшему, пропуская того внутрь комнаты.       Следом за ним заходит и Сонхо, продолжающий поглядывать то на Донхёна, то на Донмина. Унхак же, единственный в этой компании, кто младше Кима, сначала оглядывается на оставшегося позади Мëна, а только потом здоровается. На его лице пусть и появляется широкая улыбка, но Донхён все равно чувствует неловкость, исходящую от каждого движения младшего.       Когда же в коридоре остаётся только Ким и Джэхён с Донмином, обстановка как будто сразу становится более напряженной. Мëн даже и не смотрит на Донхёна, предпочитая сверлить недовольным, явно осуждающим взглядом Хана, но даже так младший чувствует себя, словно на прицеле у киллера. Одно неверное слово — и всё в этой квартире разлетится в щепки. Даже дышать в моменте становится тяжело.       И только когда на лице Джэхёна появляется какая-то почти мученическая гримаса усталости, которую старший маскирует за длинной чёлкой, опуская лицо в пол, Донхён вдруг понимает, что убивать здесь никто никого не собирается. Во всяком случае, даже при всём своём сильном желании, не сможет.       — Хён, — пробует заговорить Хан, но старший мгновенно дёргается, реагируя на его слова очень остро.       — Не надо сейчас со мной разговаривать, — предупреждает Мëн, гулко сглатывая. — Чтобы мы оба не разочаровались во мне. Ты не знаешь, какими словами я иногда могу раскидываться.       Дверь ванной, громко хлопающая за спиной лидера, отдаёт несуществующим эхом по барабанным перепонкам Донмина. Донхён почти слышит, как скрипят его зубы, когда Хан сильно сжимает челюсть, откидывая назад голову.       — Пойдём, вернёмся в комнату, — предлагает Донмин спустя секунд десять молчаливой паузы. Из-за двери ванной доносится звук открывающегося крана. — Джэхён зайдёт сам, когда решит, что уже готов.       И Мён действительно присоединяется позже. Буквально минуты через две, с мокрой чёлкой и сложенными на груди руками, выглядящий при этом прямо как злая мамочка из анекдотов, готовая в любой момент дать по голове скалкой.       В отличие от остальных, занявших места на кровати и в креслах, старший останавливается у стены, откидываясь на неё спиной, и скрещивает ноги в щиколотках.       — Ну, и что случилось? — подталкивает Джэхён, кивая на остальных пришедших с ним вместе гостей. — Сначала я узнаю, что тебя в универе нет и ты с проректором поругался, потом ты на мои звонки не отвечаешь, сообщения игнорируешь, даже в сеть не заходишь. Зато когда помощь понадобилась, то сразу вспомнил и про друзей, и про общий чат, и про правила пользования телефоном, да? — в тоне старшего столько обиды, что даже Донхёну стыдно перед ним становится, хотя, казалось бы, не за что.       — Ты опять преувеличиваешь, — Ким прикусывает губу, когда слышит ответ Хана. Он даже не хочет знать, как лидер отреагирует на эту фразу, однако от этого знания его уже ничего не убережёт.       — Я преувеличиваю? — Мëн фыркает, но такое чувство, будто вопрос этот выплёвывает. Весь этот диалог начинает напоминать ссору, видеть которую сейчас Донхёну хотелось бы меньше всего. — А как, по-твоему, мне надо реагировать, чтобы не преувеличивать? Поехать домой и вспомнить про твоё сообщение только к ночи, например? Или нет, ещё лучше к утру, чтобы наверняка. Быть может, тогда ты начнёшь понимать, что мы не просто так звоним и сообщения пишем, а реально волнуемся.       Джэхён замолкает только когда решение вмешаться в ситуацию принимает Сонхо. Он поднимается на ноги, почти насильно усаживая Мëна на своё место, шикая на лидера, стоит тому начать упираться.       — Успокойся, — тон Пака ровный и почти не имеющий эмоциональной окраски. — Ты сюда мозги ему делать что ли ехал? Сам ведь сказал, что ему помочь надо, так давай делать, не просто языком молоть. А потом уже можешь говорить, всё что в голову взбредёт, если ещё останется, что сказать.       И Донхёна удивляет то, как быстро Сонхо удаётся прямо на глазах превратиться из ехидно усмехающегося в сосредоточенного. Старшие обмениваются взглядами, общаясь на каком-то только им известном языке и Мëн вдруг кивает, позволяя дальше вести разговор Паку. Санхëк же, сидящий ближе всех к лидеру, поддерживающе хлопает того по плечу.       — Так ты скажешь, что произошло? — обращается Сонхо к Донмину.       Хан поворачивается на Донхёна с немым вопросом прося разрешения, и тот едва не фыркает, но кивает, позволяя тому делать всё, что захочется. Да и вообще, будь он против, то изначально отказался бы от предложения Донмина позвать друзей.       Младший наблюдает за тем, как Хан заходит в нужное приложение буквально за несколько секунд открывая нужную фотографию. Его палец проскальзывает по панели управления, прибавляя яркость на максимум, и всего лишь на мгновение Ким успевает снова увидеть снимок, прежде чем Донмин молча разворачивает телефон экраном в другую сторону и протягивает старшему.       А дальше Донхёну остаётся только наблюдать немую сценку. Сонхо хмурится, сначала не понимая, куда конкретно на фотографии ему нужно смотреть. Затем его глаза, до этого беспорядочно бегающие по экрану, резко останавливаются, а сам старший щурится. Двойное касание пальцем — Пак увеличивает фотографию в заинтересовавшем его месте. Ким из последних сил держится, чтобы не заговорить раньше, чем старший задаст первый вопрос, или хотя бы что-то скажет.       — Че за хуйня?       Донхён всë же фыркает. А чего ещё следовало ожидать от Пака? Хотя, лучше реакции всё равно не придумаешь.       Унхак, сидящий в соседнем от старшего Кима кресле, хмурится и предпринимает попытку заглянуть в телефон, который Сонхо до сих пор держит в руках, но старший останавливает его, пряча гаджет за спиной.       — Да что там такое? — недовольно бубнит младший, складывая руки на груди. Пак же смотрит в ответ со всей строгостью.       — Подожди ты.       Когда же Унхак поворачивается к Донмину, смотря на того взглядом, просящим помочь, Хан лишь разводит руками. Его кивок можно перевести в слова только как «и правда, мелкий, ну подожди немного», поэтому младший пусть всë так же недовольно, но снова опускается в кресло.       Санхëк, до этого не показывающий особой заинтересованности в происходящем, вдруг хмурится, слишком озадаченной такой серьёзной реакцией Сонхо, и поднимает на ноги, подходя к другу сзади, чтобы ловко выдернуть у него из рук телефон. Ему везёт — картинка уже приближена в нужном месте и на максимум.       — Да это даже не хуйня, это… — Ли замолкает, озадаченно прикусывая губу. Даже ему тяжело придумать не матерное название тому, что изображено на фотографии, что вообще тогда можно было ожидать от Сонхо? В итоге Санхëк сдаётся. — Ладно, это хуйня, — признаёт он, и оборачивается на Джэхёна, изо всех сил делающего вид, что ему неинтересно, что же там такого шокирующего показали его друзьям. — Ты будешь смотреть?       И тон его звучит скорее как просьба, а не предложение, поэтому Мён с лицом «ну наконец-то блять» поднимается с кровати тоже, освобождая её совсем. Донхён же принимается с наигранным интересом разглядывать собственные ногти, делая вид, будто не он может одной лишь фразой уложить сейчас всех в этой комнате наповал.       Джэхён на фотографию смотрит меньше всех по времени, но лицо его самое говорящее. Разгон от «ничего не понимаю, че тут изображено» до явно какого-то трёхэтажного ругательства, что, в прочем, едва не вырывается изо рта лидера, происходит буквально за секунду.       Когда эмоция тотального ахуя исчезает с лица Мëна, тот задаёт только один вопрос:       — Это проректор Кан?       Донмин кивает. Доверять ему можно, уж кто-кто, а он точно не мог ошибиться или разглядеть неправильно. Эта женщина ему немало нервов потрепала одним своим существованием.       — Да объяснит мне хотя бы кто-то, что здесь происходит? — опять ругается младший, обводя всех своих хëнов недовольным взглядом по очереди. — Я хочу понимать, вы как будто приведение увидели.       На этот раз никто не отпирается и не уговаривает Унхака не смотреть. Только Джэхён поджимает губы, нехотя протягивая телефон, а сам принимается расспрашивать. В прочем, едва ли можно назвать расспросом его нескладную, до сих пор удивлëнную речь.       — Как… Кто тебе это… Зачем? — невнятные, неполные вопросы продолжают вылетать изо рта лидера, пока младший пялится в экран телефона, блокируя его молча, не издавая ни звука.       — Может прозвучать странно, но это ещё не всё, — говорит Донмин.       И Донхён уже знает, что Хан косится в его сторону. Остальные делают то же самое, в полной тишине слышится лишь негромкий вздох Кима, прежде чем тот признаëтся:       — Вторая женщина на этой фотографии — моя тётя.       Тишина ещё никогда не была такой громкой.

***

             С признания в спальне Хана и до момента, как Донхён начинает чувствовать, что у него поднимается температура, проходит минут двадцать. От силы полчаса, но ему вдруг кажется, что за эти несчастные минуты он уже увидел весь спектр эмоций, который только может быть у человека. Люди, окружающие его, то истерично смеялись, то становились бледнее самого светлого тона тонального крема, то дружно матерились, каждый вкладывая в это собственные чувства и эмоции.       Он же один молчал. Отчасти потому, что сказать было нечего, а отчасти потому, что просто не хотел ничего говорить. Чай, любезно принесённый Ханом из комнаты, уже почти остывший, но всё ещё очень вкусный и ароматно пахнущий, Донхён допивает под голос непрекращающего жужжать рядом с ухом Джэхена.       — Так, давайте ещё раз, — командует лидер, и даже Сонхо, до этого активно поддерживающий диалог, устало откидывается на стул, прикрывая глаза.       Который это по счëту раз? Донхён не хочет признавать, но в какой-то степени он прикладывает руку ко лбу, чтобы проверить наличие температуры, одновременно с этим напоминая о своей болезни, специально. Лоб не кажется ему горячим, но, скорее всего, только потому, что самому себе таким способом померить температуру почти невозможно.       Унхак, сидящий по левую сторону от Кима, почти незаметно похлопывает его по плечу, обращая на себя внимание. Его шёпот, отчего-то, производит впечатление, будто он боится оказаться услышанным.       — У тебя есть таблетки, хён? — спрашивает младший, успевая, пока никто не смотрит, торопливо приложить тыльную сторону ладони ко лбу Донхёна. — Да ты весь горишь…!       А вот эта фраза уже оказывается несколько громче. Когда Донмин, которому не осталось свободного места за столом, стоящий у холодильника, вдруг хмурится, направляясь к ним, Донхён уже знает, что старший всё слышал.       На кухне воцаряется полная тишина. Унхак даже отодвигается, когда старший останавливается напротив Кима, повторяя его трюк с ладонью. Донхён же, почему-то, под пристальными взглядами остальных, кажется, только сильнее краснеет, и тут дело уж точно не в температуре.       — Тебе бы отдохнуть, — заключает Хан, вытягиваясь почти через весь стол, чтобы взять с кухонного гарнитура градусник. Ким наблюдает за этим удивлённо. Он раньше и не знал, что у старшего настолько длинные руки. — У меня есть жаропонижающее, если надо.       — Всё нормально, — отказывается Донхён, кивая в сторону коридора. — Я принёс с собой целую кучу таблеток, если понадобятся.       Донмин смотрит на него всего ещё мгновенье, прежде чем кивает, вроде бы успокоенный, и возвращается на своё место, к холодильнику. Донхён нехотя сует градусник подмышку, прижимая руки к телу. Прерванный в самом начале своей речи Джэхён незаметно прокашливается, пряча улыбку, не вовремя начинающую появляться на лице.       Когда Хан поднимает на старшего подозревающий взгляд, на улыбку уже нет и намёка.       — Итак, что мы имеем, — снова начинает говорить Мëн, и все послушно замолкают, пусть слушать в очередной раз одно и то же не очень хочется. — Одного полного придурка, решившего переругаться с половиной университета, вместо того, чтобы спокойно доучиться тот день, который он и так на половину проспал, — перечисляет Джэхён, и ему даже не нужно показывать пальцем, все и так понимают, о ком идёт речь. И закатанные глаза Донмина только больше привлекают к нему внимание. — Но у этого придурка ещё есть знакомые футболисты, что не так давно весьма удачно во вне учебное время сходили в кинотеатр, однако вместо сеанса кино увидели кое-что более интересное.       — Искали медь, а нашли золото, — не удерживается от комментария Сонхо, раскачивающийся на стуле вперёд-назад.       И Донхёну стыдно признаться, но его едва не пробивает на смешок. Ситуация настолько глупая и так нереально звучит, что поверить в то, что она произошла на самом деле, почти невозможно. Даже несмотря на то, что она произошла с самим Кимом.       — Так вот, футболисты сделали фотку ещё давно, однако никому её не показывали, потому что думали, что так будет лучше. Но, — по закону подлости всегда должно быть какое-то «но». — Потом они узнали, что их знакомый придурок поругался с проректором, и вдруг решили, что сделанная ими фотография может помочь ему остаться в университете. Так фотка оказалась у придурка.       — Не мог бы ты перестать звать меня придурком?       — Когда перестанешь вести себя как он, тогда и перестану, — Джэхён всё ещё злится и это явно понятно из его слов и тона голоса. Они с Донмином переглядываются ещё пару секунд, прежде чем старший продолжает говорить, специально отворачиваясь от младшего. — Однако фотография оказалась весьма специфической…       Кто-то даже нервно фыркает. «Специфическая», наверное, самое мягкое из подходящих к этой фотографии слов. Донхён не хочет, но взгляд сам по себе цепляется за телефон Хана, что лежит в самом центре стола на протяжении всего обсуждения.       Экран его горит, не переставая, и транслирует всем присутствующим, кажется, главную тему вечера — фотографию проректора Кан. И Донхён, если честно, не совсем понимает, всё происходящее — правда, или просто его очередной больной сон.       Что вы можете себе представить под «специфической» фотографией? Быть может, проректор Кан на ней пьяная валяется на улице? Или сбривает усы? Или, может, заигрывает с кем-то из студентов? А может, в тайне подрабатывает уборщицей в кинотеатре? Или поднимает и ест еду с пола?       Вариантов множество. Донхён и сам бы, наверное, перебирал до бесконечности, но до единственного правильного не додумался бы никогда.       На фотографии, которую каждый из них рассмотрел вплоть до пикселей, чтобы точно убедиться, что не показалось, проректор Кан целуется с другой женщиной. И как бы странно это не звучало, но насколько бы Донхён не считал себя толерантным, было в этом фото кое-что, что заставляло его хотеть отвернуться в отвращении.       Той самой «другой» женщиной являлся никто иной, как его тётя. Ким был уверен в этом, и чем дольше смотрел, тем только больше убеждался.       Ошибки не могло быть. Ему была знакома одежда, цвет волос, причёска, и даже чехол от телефона, случайно удачно попавший на кадр. Тот, кто нажимал на кнопку съемки буквально сделал всю работу за него — Донхёну не пришлось даже напрягать глаза.       И пусть он продолжал убеждать волнующегося, крутящегося вокруг него Донмина, что всё было в порядке, глубоко внутри него что-то всё-таки болело. И вовсе не потому, что тётя целовалась с другой женщиной, а потому, что делала она это, находясь в браке. Красивая картинка заботливой мамы и жены, которую Ким наблюдал каждый раз, когда ему удавалось побывать в гостях у Соры на выходных, или, как сейчас, во время учебного семестра, вдруг рухнула, оставив после себя только ощущение пустоты.       Его словно водили за нос и он наивно верил. А кому было бы приятно оставаться в дураках?       Джэхён, прекрасно замечая, что очередную серию расспросов про семейную жизнь родителей Соры Ким просто не выдержит, замолкает, на этом останавливаясь в подведении итогов. Спрашивать очередной раз, уверен ли Донхён, что ему не показалось — всё равно, что сыпать соль на рану, а давить на младшего, тем более, едва знакомого, Мëну не хотелось.       Однако один вопрос он всё же задаёт.       — Сора знает?       И Донхён не раздумывая отрицательно качает головой.       — Если футболисты не скидывали и не показывали эту фотографию никому, кроме Донмина, как они и сказали, то не должна, — Ким пожимает плечами.       — Расскажем? — уточняет Джэхён. И пусть его рука уже тянется, чтобы набрать чужой номер, а рот готовится диктовать адрес, но он всё равно не решиться этого делать, пока Донхён не даёт ему зелёный свет.       — Не знаю.       И Ким правда не знает. Ну вот хоть убейте — понятия не имеет, как лучше поступить в этой ситуации.       Быть может, Сора уже дома, сидит с тётей на кухне и обсуждает свой учебный день. А может, она на тренировке, и собирается после неё съездить в больницу к дяде, чтобы принести очередную передачку и увидеться хотя бы на пять минут. Или, может, младшая сейчас на свидании и собирается тусить до самой ночи, отрываться по полной и брать от жизни максимум.       Каждый из этих вариантов возможен, и Донхён не знает, насколько он потревожит младшую и какую рану нанесёт ей этой новостью. Когда он поднимает на Джэхёна глаза, то старший видит в них немую просьбу о помощи.       — Послушай, — Мëн наклоняется ближе к столу, заглядывая сидящему ровно напротив Киму прямо в глаза. — Я понимаю, в это тяжело поверить. И представлю, что понимать, что именно на твои плечи легла ответственность за это знание, тоже нелегко. Но Сора… Я просто хочу сказать, что будет лучше, если она узнает это от тебя, а не от кого-нибудь из футболистов, или, не дай Бог, точно так же случайно застанет свою мать целующейся с проректором где-нибудь на улице. Одна она может наделать такого, что потом сама же будет жалеть.       И для Донхёна это не новость. Его сестра действительно такая, как её описывает Джэхён. Импульсивная, склонная к необдуманным поступкам и решениям, а ещё почти неуправляемая. И Киму даже страшно, как он должен справиться с Сорой, прекрасно зная, что она не сможет принять эту новость вот так же, как это сделал он, просто сидя в квартире Хана и попивая чаек.       Однако, даже если это окажется неверным решением, скрывать эту новость от младшей, почему-то, кажется Донхёну чем-то сродни предательству.       — Звони, хëн, — решается Ким наконец.       И Джэхен смотрит на него с гордостью.       — Не пожалеешь, я уверен.       Донхён очень хотел бы ему верить.

***

      Донмин не знает, за сколько минут Сора добирается до его дома, но то, что это происходит быстро, отрицать бессмысленно. Хан даже сначала думает, что это, должно быть, очередные друзья соседских детей, звонят, чтобы попросить открыть им дверь, потому что ему кажется, будто для прихода младшей прошло ещё слишком мало времени.       Но в трубке домофона голос Соры, а у Донхёна, ловящего его потерянный взгляд, трясущиеся руки, которые младший все ещё пытается скрыть за спиной. От Донмина не получится, он ведь только и делает, что смотрит на младшего каждую секунду, проверяя, чтобы тот не расклеился совсем. Что бы там Ким не говорил, а «в порядке» он не был, и Хан считал своей прямой обязанностью следить, чтобы его состояние, если уж не улучшалось, то хотя бы не становилось хуже.       Хотя, в идеале, конечно, было бы славно отмотать время на полтора часа назад и закрыть глаза на это злополучное сообщение. И какой черт его вообще дёрнул полезть проверять телефон именно тогда, когда Кюбин решил отправить эту фотографию? Жил бы себе спокойно, и разговор бы сложился, наверное, ровно так, как Хан изначально его в своей голове планировал. И не было бы сейчас ни Соры, ни ребят, ни трясущихся рук…       Донмин не обращает внимания на остальных, когда подходит к младшему, вытягивая руки у того из-за спины и крепко сжимая их в своих ладонях. Глаза Донхёна смотрят на него одновременно и смущённо, и будто осуждающе, а находящийся совсем уж рядом Унхак отворачивается, чтобы не ставить в неловкое положение ни себя, ни старших.       — Всë будет хорошо, — Хан знает, что фраза заезженная настолько, что даже в дорамы её уже не вставляют, но других слов просто не находит. Он как никто другой знает, как ощущается момент осознания, что твоя семья на самом деле вовсе не такая, как ты думал на протяжении многих лет.       — Я не за себя волнуюсь, — Донхён сжимает его пальцы своими лишь на секунду, прежде чем вздыхает устало. — Я понятия не имею, как она отреагирует, но я не хочу, чтобы моя сестра чувствовала себя так, будто я способен скрыть от неё что-то настолько важное.       — Я знаю, — на самом деле Донмин знает ещё и то, что это враньё, и дело лишь отчасти в младшей, но под кожу к Киму со своими расспросами и советами лезть не собирается.       Да и какой из него советник, когда у самого жизнь пошла по наклонной и с тех пор всё только и делает, что катится в неизвестном направлении? Хотя, может и известном, однако название его мало кому понравится.       Сора стучится, прежде чем повернуть ручку двери, хотя звук её бьющих по полу каблуков начинает доноситься заранее. Донмин же успевает брать от момента максимум, отпуская чужие руки нарочито медленно, гулко сглатывая, когда последний палец, мизинец Кима, выскальзывает из его ослабевшей хватки. Хан отступает в сторону, словно примагниченный к противоположной стене, и Донхён успевает пробежаться по нему глазами, прежде чем поднимает взгляд на сестру.       — Всем привет.       Сора здоровается с широкой улыбкой и быстро вышагивает из своих летних босоножек, направляясь прямиком к стоящему ближе всех к двери Унхаку, чтобы обнять того за плечи в дружеском приветствии. Младший приобнимает её в ответ, оглядываясь с опаской на остальных, и изо всех сил старается подтянуть уголки губ кверху, чтобы не показаться недовольным.       Но, видимо, получается не очень хорошо. Да и остальные не слишком правдоподобно играют счастливых, ведь стоит младшей получше присмотреться к лицам напротив, как её собственное тоже начинает приобретать черты потерянности, а улыбка исчезает.       — Что-то случилось? — спрашивает Сора уже совсем другим голосом, однако вместо ответа старшие только переглядываются между собой, безмолвно споря, кто из них будет говорить.       — Помой руки, давай поговорим на кухне, — предлагает хозяин квартиры, вызываясь добровольцем, и все остальные кивают согласно, но лица их не предвещают девушке ничего хорошего.       Сора раскрывает рот, медленно проговаривая: «хорошо», и скрывается за дверью ванной, давая остальным буквально минуту времени на подготовку. Унхак глядит ей в спину с сожалением, а потом шумно втягивает полную грудь воздуха, чтобы так же громко его выпустить.       — Она будет в бешенстве, — признаёт смиренно Донхён, прежде чем разворачивается и первый уходит в сторону кухни, занимая всё тот же стул, на котором сидел пятнадцать минут назад.       И Донмин знает, что его «всё будет хорошо» уже забыто младшим, как страшный сон. Он следует за Кимом до самого стола, но так и не садится, хотя места ещё есть, вновь отдавая предпочтение стоящему положению. Сонхо и Санхëк на «цу-е-фа» успевают решать, кто уступит своё место младшей, пока Джэхён плетётся где-то в конце, без остановки повторяя что-то себе под нос.       — Не старайся так, всё равно когда придёт время говорить, ты и не вспомнишь, что репетировал, — на лице Ли впервые нет радости, хотя игру он выигрывает, показывая бумагу против камня. Сонхо оказывается отослан к подоконнику, а Санхëк опускается на стул, обращаясь к едва передвигающему ноги лидеру.       — Я, наверное, скоро с ума сойду, — с тяжёлым вздохом говорит Джэхён.       Сора выходит из ванной вся напряжённая. Немного замедляется на входе в кухню, неуверенно прошагивая внутрь комнаты, и садится на любезно оставленное ей место. И уже ничто не может помочь оказавшемуся сидящим справа от неё Донхёну избежать допытывающегося взгляда сестры.       — Оппа, — зовёт младшая, и Ким, хлопая ресницами, поворачивается в её сторону. Лицо девушки выглядит серьёзным. — Я хочу знать, что случилось. По телефону вы сказали, что это очень важно.       Ах да, точно, кажется что-то такое Мëн действительно говорил. Хотя лучше бы молчал.       Донхён неуверенно переводит взгляд на старшего, нервно трясущего под столом ногой, и тому нужно всего две секунды, чтобы привести себя в порядок. Джэхён как будто даёт себе мысленную пощёчину, потому что его лицо меняется так же резко, как если бы его ударили. Лидер смотрит на Кима, затем на его младшую сестру, давая себе в последний раз вдохнуть побольше воздуха, прежде чем произносит:       — Ты главное не волнуйся, ладно?       Донхён чувствует, как от этой фразы Сора только сильнее напрягается. Непослушание настолько в её крови, что даже на обычные просьбы «не волноваться» она реагирует с точностью до наоборот.       — Да что случилось? — звучит чуть более нервно. Ким знает, как сестра не любит долгие вступления, но ничего не может поделать. Его язык будто прилипает к нëбу, а губы отказываются складываться в нужную форму, чтобы воспроизвести хотя бы звук.       — Мы покажем тебе кое-что, — начинает Донхён, поглядывая на Хана, что понимает просьбу мгновенно, открывая полученную фотографию на своём телефоне.       Донмин тянется через весь стол, чтобы отдать гаджет прямо в руки Киму, и тот замечает, что яркость экрана уменьшена почти в ноль. Интересно, это для того, чтобы Сора не увидела картинку раньше времени, или для того, чтобы у Донхёна ещё была возможность отказаться от этой идеи?       Младшая хмурится, замечая, как неуверенно старший ведёт по экрану пальцем бегунок с яркостью до самого конца, а потом с излишней осторожностью берёт в руки протянутый ей телефон, открытый на панели уведомлений. Её глаза сами по себе подлетают, чтобы взглянуть на хозяина вещи.       — Проведи пальцем снизу вверх, если решила, что точно хочешь увидеть, — подсказывает Хан.       И то, что девушка начинает действовать, даже не дослушав фразу до конца, говорит только о том, что она сюда не в угадайку приехала играть. Шторка панели уведомлений поднимается, являя её взгляду непривычно яркий экран.       Донхён не смотрит в телефон, ведь эту фотографию за последние полтора часа изучил вдоль и поперёк. Его от неё уже тошнило, как от одной и той же еды в течение месяца. Куда больше Кима интересовала реакция младшей.       Сначала Сора хмурится, не совсем понимая, на что на снимке она должна смотреть. Его глаза, точно так же, как и у Сонхо, когда тот увидел фото впервые, проскальзывают по всему изображению, пытаясь найти то, что могло бы её заинтересовать, и Донхёна подмывает подсказать, но девушка вдруг сильнее сжимает в ладони телефон, взглядом утыкаясь в одну точку.       И если остальные хмурились лишь сильнее, когда доходили до этой части, то лицо Соры, наоборот, разглаживается. А ещё мгновенно становится каким-то белым, будто её здоровый румянец за две секунды исчезает совсем. Девушка сглатывает, языком проводя по подсохшим губам, и аккуратно откладывает телефон на стол, поворачиваясь к брату.       И Донхён ожидает услышать любой другой вопрос, но только не тот, который на самом деле задаёт младшая. Она оглядывает всех сидящих на кухне и её лицо вытягивается, прежде чем она снова смотрит на Кима. В глазах сестры он видит сожаление и даже какое-то разочарование. Однако совсем ни намёка на гримасу непонимания. И Донхён уже начинает понимать, почему младшая реагирует именно так, но та всё же успевает задать свой вопрос.       — И как давно вы знаете?       Блять.       Сора явно знала куда больше, чем Донхён.

***

      Донхён понятия не имеет, сколько он проводит времени, стоя на балконе Хана и глубоко дыша, пытаясь успокоиться. Асфальт только начинает сохнуть, пригретый горячими лучами яркого солнца, а лужи красиво переливаются в его свете.       Несколько часов назад был ливень, а теперь природа словно лечила сама себя, подсушивала глубокие пробоины, размытые водой, и заставляла солнечных зайчиков прыгать по лужам, красиво отражаться на бегающих по улицам детях и светить в лица угрюмым прохожим, напоминая о том, как прекрасен мир вокруг.       Донхён не мог ощутить этого в полной мере, потому что глаза его начинали слезиться всякий раз, когда он смотрел на солнце дольше, чем мог выдержать. Было в этом что-то чарующее. В том, чтобы через боль наслаждаться красотой. Однако слезы быстро возвращали в реальность, заставляя красивый вид растекаться, становиться менее чётким и в конечном итоге превращаться в одно сплошное режущее по глазам месиво. Ким, наверное, мазохист, если всё равно продолжает издеваться над собой ради нескольких мимолётных секунд счастья.       Он отводит взгляд, когда первая настоящая слеза срывается с ресниц. Странно, наверное, делать нечто подобное находясь в гостях, но все будто понимают, как для него сейчас важно абстрагироваться, и поэтому не лезут. Только когда голоса переносятся из кухни в коридор, начиная звучать более ясно, Хан решается заглянуть на балкон, перед этим постучав по стеклу на двери.       Донхён оборачивается. Ручка медленно опускается, и хозяин квартиры заглядывает внутрь, неуверенно сжимая губы. Ким думает, что это странно, что Донмину пришлось постучаться, чтобы зайти на балкон в собственной квартире.       — Сора и ребята уходят, — предупреждает Хан, заглядывая в чужое лицо. Донхён очень хочет верить, что слезы уже успели высохнуть к этому моменту, иначе было бы вдвойне неловко. — Как ты себя чувствуешь?       — После таблетки уже легче, — отзывается Ким, и Донмин понятливо мычит, прежде чем задаёт ещё один вопрос.       — Останешься?       — А можно?       — Нужно.       — Тогда останусь.       И пока Донмин смотрит на него этими своими глазами, так и кричащими «вот так просто что ли?», Донхён вдруг думает, что, возможно, это решение может добить его окончательно. А может, наоборот, излечит его душу, как это делает солнце после дождя.       Так или иначе, а идти сейчас домой Ким не хотел, и остаться со старшим казалось ему единственным правильным решением.       — Тогда я пойду провожу ребят, и скажу Соре, что ты пока не планируешь возвращаться домой, — предупреждает Хан, прикрывая за собой дверь на балкон.       Донхён прислушивается. Единственные мужские голоса, которые он слышит, это голоса спорящих о чём-то Сонхо и Санхëка. Затем доносится щелчок замка и звуки приобретают небольшое эхо, когда ребята один за другим начинают выходить в общий коридор, прощаясь с хозяином.       Ким слышит паузу, и только потом женский голос, спрашивающий взволнованно «ты точно сможешь позаботиться о нём?». Донхён знает, что сестра спрашивает Донмина, но ответа разобрать не получается, а ещё спустя несколько секунд дверь захлопывается, отделяя их с Ханом от остальных.       На удивление, младший не чувствует себя от этого неуютно. Наоборот, с плеч как будто спадает груз ответственности. Перед остальными нужно держаться и делать вид, что ты в порядке, однако перед Донмином… У Донхёна давно уже стёрта та черта, которая в начале их дружбы заставляла его пытаться казаться крутым.       Перед Ханом можно не стесняться и говорить как есть, поэтому когда старший возвращается на балкон, всё так же осторожно подходя ближе, Ким поворачивается к нему первый.       — Я не фарфоровый, знаешь, — говорит младший. — Не картина из Лувра и не восьмое чудо света, чтобы так со мной осторожничать.       Хан фыркает, увереннее преодолевая последний шаг между ними, однако рядом останавливается всё равно мягко, почти невесомо. Его руки остаются лежать на подоконнике, а сам он слегка переваливается, чтобы выглянуть в приоткрытую створку окна и втянуть носом свежий, ещё немного влажный после дождя, воздух.       Солнце будто специально начинает греть сильнее, светит прямо на смолистые волосы старшего, заставляя те блестеть ещё ярче.       — В этой квартире ты — единственное чудо света.       Донхён хмыкает. Защитная реакция организма на то, что старший снова умудряется одной лишь фразой вогнать его в краску.       — Так считаешь только ты, — Ким пожимает плечами, пытаясь изо всех сил взглянуть Хану в глаза, но получается только снова устремить взгляд вниз, туда, где жизнь продолжает идти в своём неторопливом, правильном темпе.       — Тогда позволь мне так считать.       Рука старшего, в очередной раз за день крепко сжимающая его ладонь, впервые кажется Донхёну такой тёплой. Он смотрит на их переплетённые пальцы, думая о том, что это всё ещё ощущается странно. Странно и правильно, и от того тепла, которым Донмин окружает его, даже и не стараясь, у младшего кружится голова.       Когда он всё же решается поднять на Хана взгляд, то видит в глазах старшего столько невысказанных чувств и эмоций, что даже страшно становится. Неужели человек способен так долго держать всё в себе?       Его пальцы по-прежнему кажутся маленькими, в сравнении с пальцами Донмина, когда Донхён сжимает чужую руку в ответ.       — Так может, мы всё же поговорим? — предлагает младший, неосознанно нежно поглаживая ладонь старшего большим пальцем. Ему действительно хочется подарить этому парню хотя бы какое-то ощущение комфорта и тепла.       Хан кивает, делая глубокий вдох.       Пристегните ремни безопасности, путешествие по подростковой жизни Хан Донмина начинается прямо сейчас.