Always

***

      Хан успокаивается только, кажется, минут через двадцать, когда поток слов иссякает и он утыкается лицом в плечо присевшего перед ним Джэхёна, чтобы спрятать своё покрасневшее от злости и недостатка воздуха лицо. Такое ощущение, что он только что закончил исповедоваться и старший, успокаивающе гладящий его по лопаткам и приговаривающий «всё хорошо, Тэсана, уже всё хорошо», напоминает священника в церкви. Для полноты картины не хватает только Евангелия под рукой и креста, да и Хан всё равно никогда не умел молиться.       Унхак, заставший неожиданную трогательную картину уже такой, какой она стала минут за десять до конца истерики Хана: с сидящим на коленях перед младшим лидером и двумя другими старшими, с волнением прислушивающихся к хриплому сорванному голосу Донмина, до сих пор озадаченно оглядывается на остальных. Так и стоит в дверях, сжимая в руке бедный телефон так крепко, что ещё немного и тот, кажется, треснет.       Хан не знает, сколько проходит времени, прежде чем он решается оторвать лицо от плеча Мëна. Футболка старшего липнет к нему, пропитанная слезами, но младший уже не плачет, только изнемождëнно опускает взгляд на свои руки. Отчего-то посмотреть в глаза хотя бы одному из своих друзей он не может.       Когда перед глазами показывается чужая рука, любезно протягивающая ему стакан воды, Донмин вдруг понимает, что слезы довели его до истощения. Организм, до этого ушедший в отказ чувствовать что-либо вдруг начинает кричать о потребностях. Он хочет пить, а ещё есть, а ещё прикрыть глаза и помассировать начинающие болеть виски. Вода, неожиданно, кажется самым вкусным напитком в целом мире.       — Спасибо, — тихо благодарит Хан, и та же самая рука тянется к нему снова, на этот раз уже, чтобы забрать стакан и с тихим звуком отставить его на небольшой столик для пикника, который они используют в качестве подставки под сумки и телефоны, пока репетируют.       Джэхён поднимается на ноги, с трудом разгибающиеся после долгого сидения в неудобном положении, и хрустит шеей, разминая мышцы.       Его ладонь успевает похлопать Хана по плечу, одним только жестом давая понять, что он всё ещё рядом и всё ещё поддерживает младшего, прежде чем перемещается, уже достаточно ожидаемо, на макушку младшего. Потрепать Унхака по голове, для Мëна — обязательный ежедневный ритуал. Да и как сдержаться, когда Ким стоит весь такой потерянный, и не знает, как подступиться к Хану. Его большие глаза так и молят о подбадривании.       — Хён, — зовёт своим взволнованно высоким голосом Унхак, и пусть он может обращаться так к кому угодно в помещении, Донмин чувствует, что говорит младшим именно с ним. Другие даже и не шевелятся, тоже это понимая. — Ты в порядке?       И почему-то слышать этот вопрос от Кима всё равно, что плакать при ребёнке. Это ведь Хан из них двоих носит гордое звание «хён». Это ведь он должен беспокоиться за младшего и спрашивать, как у него дела, или как прошёл его день, а ещё баловать подарками и, может даже, по голове трепать, как очень любит делать Джэхён.       Но когда Донмин решается поднять глаза, чтобы взглянуть Киму в лицо, то видит в нём такое волнение, что даже язык не поворачивается соврать. Унхак переживает за него, и пусть в корейской иерархии не принято младшим волноваться за старших, но так уж вышло, что Хан никчёмный хён.       — Почти, — Донмин отвечает на вопрос с небольшим опозданием. Для него давно уже стала слишком тяжёлой задача определить в порядке он или нет. И пусть сейчас ему явно понятно, что ответом должно быть «нет», он всё равно не может произнести это слово.       Слишком привык выкручиваться.       — Почти? — переспрашивает Унхак, и Хан так не хочет, чтобы эта гримаса держалась на лице младшего, что предпринимает попытку пошутить.       — Да. Как минимум, если Сонхо ещё не побежал переименовывать мой контакт в своём телефоне, значит, что не так всё и плохо.       Донмин кивает в сторону будто прилипшего к своей установке Пака, что за всё это время не сказал ни слова, и до старшего смысл сказанной им фразы пусть и доходит, но немного погодя. Только тогда, когда кто-то другой из хëнов фыркает, стараясь скрыть свой смех, явно оценив шутку.       — Ты посмотри, каков стендапер, — Сонхо хмыкает, поднимаясь на ноги только для того, чтобы обойти инструмент и подсесть поближе к остальным. Унхак, которого старший подзывает присоединиться к ним, тоже неуверенно опускается на кресло рядом с Донмином. — Если есть силы шутки шутить, значит и думать тоже можешь.       — Думать? — Хан не уверен, что расслышал слово правильно. У них тут что, викторина какая-то?       Джэхён же, переглядывающийся с Сонхо над его головой, только поддакивает Паку, кивая.       — Думать, думать, — вторит барабанщику Мëн, пока тянется к чехлу от своей гитары, чтобы убрать инструмент. Кажется, на сегодня репетиция для них всех окончена. — Или ты собираешься оставить всё так, как есть?       — Нет конечно, — Хан фыркает, будто это глупый вопрос. О том, что ещё сутки назад у него совсем не было сил и вариант «забить и забыть» казался лучшим решением, Донмин даже и не вспоминает.       — «Нет конечно»? — Джэхён повторяет слово в слово, даже тон использует такой же. — Тогда, если это так очевидно, что ты собираешься делать дальше, если не хочешь оставлять, как есть?       А вот тут у Хана и начинаются проблемы. Что делать дальше, кроме как продолжать страдать и ждать, пока отпустит, он не знает. Да и есть ли в этом мире что-то, что может ему помочь, если он сам виноват в произошедшем? Слезы младшего — целиком и полностью его вина, груз которой до сих пор тяжело давит Донмину на грудь.       Всё, что Хан знает в эту самую секунду, это то, что отказавшись от того поцелуя, он будто отказался от Донхёна. Ким ведь говорил, когда они были в комнате Джэхёна, что полностью отдаёт себе отчёт, что он собирается сделать. Донхён даже и намёка не дал на то, что ему было как-то противно это воспоминание, или, что он хотел бы выкинуть его из головы. Донмин попросил младшего об этом сам. Попросил и мгновенно пожалел.       Быть может, зря тогда он так возмущался, что друзья, которые «хотели как лучше» случайно поставили его в неловкое положение? Он и сам хотел как лучше, и что в итоге он имеет? Напуганных его состоянием друзей и Донхёна, которого теперь нужно умолять о прощении. Хан готов встать хоть на колени, лишь бы снова заиметь возможность видеть улыбку младшего так близко, как раньше. Но вот поможет ли? Это вряд ли.       — Подсказать? — когда Санхёк с едва заметной улыбкой толкает его в бок, Донмину кажется, что у него самые лучшие друзья на планете.       Сонхо наваливается на спинку его кресла, слегка переваливаясь, чтобы замкнуть образовавшийся круг. Унхак тоже активизируется, наконец уверенно двигая своё кресло ближе к Хану. Джэхён же пусть и вздыхает тяжело, первым делом залпом опустошая стакан воды, но присоединяется тоже, командуя: «была не была».       Донмен, может, и не заслужил иметь таких людей рядом, но то, что они продолжали оставаться и поддерживать его даже после того, как он вывалил на них целый вагон и маленькую тележку своих собственных проблем, определённо говорило о многом.

***

      Сора, которая не без уговоров соглашается следующим утром встретиться в кофейне за углом от университета, выглядит, как и всегда, шикарно. Уложенные локоны, высокие каблуки, идеально выглаженный шёлковый костюм — ну прямо картинка с обложки журнала.       А ещё младшая выходит из чужой машины и мило целует водителя в щеку на прощание, разворачиваясь на своих высоких шпильках на сто восемьдесят так легко, словно она каждый день так делает. И Донмин не хочет признавать, но даже так первой его мыслью становится «а знает ли Донхён?». Он, кажется, действительно помешанный, если думает о Донхёне даже тогда, когда смотрит на его сестру.       Сора здоровается с улыбкой, обнимая каждого из подошедших парней за плечи, и её цветочный парфюм на секунду перебивает даже запах скошенной на территории учебного заведения травы. Младшая оглядывается, высматривая, по какой стороне они смогут быстрее добраться до места и косится на свои часы, высчитывая время.       — Нам ведь хватит полчаса? — уточняет она, прежде чем они успеют синхронно зашагать в нужную сторону.       Джэхён оглядывается на стоящего рядом Донмина лишь на секунду, с улыбкой заявляя:       — Конечно хватит.       — Тогда давайте поторопимся, — младшая кивает, удобно цепляясь за любезно протянутый ей Унхаком локоть, и делает шаг первая, утягивая за собой целую вереницу из парней. Наверняка, кто-то позавидовал бы, увидев такую картину на улице. — Я просто мечтаю о черничном латте, но очереди по утрам оставляют желать лучшего. Просто посидим за столиком, если не будет возможности получить напиток в срок, и разойдёмся по своим парам.       Донмин полностью согласен. И с предложением занять столик, и с тем, что очереди в кофейнях по утрам — очередной вид какой-то новомодной пытки. А стоять в них до победного — одно из условий, чтобы тебя причислили к великомученикам после смерти.       Кофе, в итоге, девушка заказывает, но в очереди не стоит, дожидаясь своего заказа уже сидя за столиком. Она складывает вместе руки, подпирая подбородок сложенными одна на другую ладонями, и проходится взглядом по всем, кто сидит за столом, прежде чем спрашивает:       — Так что вы хотели обсудить? Я, если честно, вчера вечером не поняла почти ничего из того, что вы говорили, пока пытались перекричать друг друга в трубке моего телефона.       Джэхён дёргает ногой, под столом задевая носком своего кроссовка ногу Унхака, на что тот только фыркает.       — Я же говорил, что она ничего не услышит, если ты будешь так держать телефон, — говорит Мён, за что тут же получает ответный удар. Как дети маленькие, честное слово.       — Она ничего не услышала потому, что это ты кричал и пытался выдернуть телефон у меня из руки, хён, а не потому, что я его неправильно держал, — парирует Ким.       Донмин наблюдает за их маленькой перепалкой с почти незаметной ухмылкой. В последнее время эти двое всё чаще ведут себя так, будто они парочка, прожившая в браке лет тридцать, оттого наблюдать за их краснеющими невпопад лицами, каждый раз, когда кто-то говорил, что они женатики, казалось весёлой затеей.       Хан не знал точно, скрывается ли за этими детскими спорами и приставаниями нечто большее, но его друзья улыбались, а это было для него главной причиной радоваться за них.       — И всё же, — Сора оглядывается, чтобы поздороваться в одногруппницей, прежде чем возвращается к их обсуждению. Высокая блондинка оглядывает друзей подруги с неожиданным любопытством, пока младшая и пальцем не ведёт. — Я вся внимание. Что у вас случилось?       — Не столько у нас, сколько у Тэсана, — Мëн кивает на Донмина, из-за чего взгляд девушки мгновенно перемещается на Хана. — А вообще, твой брат не вёл себя немного… необычно вчера или позавчера?       Быть может, это странное начало для диалога, но младшая задумчиво ведёт плечом, щурясь. Донмин знает, что у неё уже есть ответ на этот вопрос, и сейчас Сора решает, стоит ли ей сказать им правду, или нет.       — Донхён оппа… — девушка мычит. — Частенько ведёт себя необычно, так что, если бы вы могли сказать мне конкретнее, то я, наверное, могла бы вам помочь.       Что ж, это было ожидаемо. Донмин предполагал, что младшая не согласится раскрывать карты без получения какой-то информации в ответ, поэтому когда Джэхён снова поворачивается к нему, безмолвно спрашивая, насколько конфиденциален их вчерашний разговор, Хан уже вздыхает, готовый рассказывать о случившемся сам.       — Мы с твоим братом повздорили в понедельник, — Донмин складывает руки на груди, пока Сора смотрит прямо ему в глаза, внимательно слушая объяснение. — Я сказал ему кое-что, что, как мне показалось, задело его чувства сильнее, чем я мог предположить, и вчера мне не удалось увидеться с ним в университете, поэтому… Я хочу убедиться, что у меня есть шанс помириться.       Младшая вздыхает, опуская взгляд на свои руки, когда Хан заканчивает говорить, и неуверенно качает головой. Официантка появляется рядом неожиданно, случайно пугая своим голосом ожидающего ответа Донмина.       Сора благодарит девушку, двигая стаканчик с черничным латте ближе к себе, и вздыхает, снова поднимая глаза на Тэсана, прежде чем произносит:       — Я поняла.       Экран её телефона загорается и Донмин случайно замечает, что у них осталось пятнадцать минут времени.       — В понедельник он действительно вернулся домой расстроенный, — кивает девушка, принимаясь рассказывать. — Ещё и весь промокший до нитки и без аппетита, хотя обычно он никогда не отказывается составить мне компанию за обедом. Я спросила, что у него случилось, но всё, что он мне рассказал, это то, что у него небольшие проблемы с учёбой и преподавателями. Потом отмахнулся, когда я снова предложила поесть, и согласился только принять горячий душ, чтобы не заболеть.       Донмин слушает младшую, а на душе скребут кошки. Это он виноват в том, что Донхён вернулся домой в таком настроении в тот день, и себя ему совсем не жалко, только Кима. Ещё и снова эти напрягающие «проблемы с преподавателями».       — После душа оппа лёг спать. Это было немного странно, потому что у него никогда не было привычки спать днём, но я не решилась будить его, ведь перед этим мы провели почти целую ночь сначала на дне рождения, а потом ещё и в больнице у отца. Подумала, что он устал, и решила дать ему время, чтобы он мог отдохнуть, — Сора делает глоток горячего кофе, делая таким образом в рассказе небольшую паузу. — Вечером я собралась пройтись по магазинам с одногруппницей, это было около восьми часов. Он как раз проснулся, проводил меня до двери, попросил быть осторожнее, как и всегда, и я ушла. А когда вернулась, случайно застала на столе какую-то незнакомую мне упаковку с лекарствами. Сначала хотела поругаться, но достала инструкцию, чтобы не накручивать себя раньше времени, и оказалось, что это обычный сироп от кашля.       — Заболел…? — от того, как взволнованно звучит собственный голос, Донмин хмурится. Сора же только кивает.       — Да. А вчера ты не смог встретиться с ним в университете, потому что у него поднялась температура и я настояла, чтобы он остался дома и лучше сходил в больницу, чем на учёбу.       Хан вздыхает. Так вот оно что, младший не пришёл на учёбу не потому, что не хочет с ним видеться, а потом, что не очень хорошо себя чувствует. Однако едва ли Донмин может сказать, что это хороший знак.       — Но, если ты хочешь помириться с ним… — Сора снова делает глоток, отставляя стаканчик с кофе подальше. Она не хочет выпить весь напиток ещё до начала занятий. — Ты ведь всегда можешь ему написать. К тому же, в понедельник ночью, когда никто из нас не мог до тебя дозвониться, Донхён оппа, кажется, так и не смог уснуть, пока не узнал, что ты в порядке.       Донмин кивает. Было такое, и за ту бессонную ночь, что он устроил для младшего, который, как оказалось, ещё и не очень хорошо себя чувствовал, но всё равно ждал его ответа, он до сих пор чувствует вину перед Донхёном.       — Не уверен, что в этой ситуации получится вымолить прощение просто написав одно сообщение, — Хан отводит взгляд, поворачиваясь к окну. — Я сказал нечто более неприятное, чем то, что можно перекрыть обычным «извини».       Сора вздыхает, качая головой. Она понимает, что дело серьёзнее, чем она могла себе представить по тому, как пальцы старшего крепко сжимаются вокруг друг друга, заставляя костяшки побелеть.       Голос младшей становится слегка ниже, когда она спрашивает:       — Но это ведь уже лучше, чем ничего не делать, верно? — Донмин смотрит на неё с интересом. — Послушай, оппа, я не имею понятия, что произошло между вами в этот понедельник, точно так же, как и не знаю, что случилось тогда, в прошлом, но я точно уверена, что мой старший брат не ради каждого человека в этом мире будет готов провести бессонную ночь на кухне в ожидании одного маленького сообщения. Для этого нужно быть кем-то более важным.       Сора хлопает своими выразительными глазами, вглядываясь в глаза Хана напротив, и смешно фыркает, когда в них проскальзывает эмоция, похожая на осознание.       — В общем, если это всё, что вы хотели узнать, то, по моему мнению, лучший способ помириться — поговорить с ним, — девушка разводит руками, посматривая в экран своего телефона. — Пойдём в сторону универа? — предлагает она. — Если есть ещё что-то, чем я могу помочь, я отвечу по дороге.       Донмин кивает, поднимаясь из-за стола, чтобы быстро покинуть кофейню. Остальные выходят следом, а младшая самая последняя, сжимая в руке свой стаканчик с кофе.       Они проходят всего, кажется, метров пятьдесят, когда девушка вдруг догоняет Хана, слегка хлопая парня по плечу, чтобы привлечь к себе внимание.       — У меня тоже есть вопрос, если честно, — признается она тихо, оглядываясь на других парней, что идут чуть позади, обсуждая уже совсем другие вещи. Донмин кивает, немного снижая скорость шага, чтобы младшей не пришлось догонять его по дороге. — Ты ведь не против?       — Нет конечно, спрашивай, — соглашается Хан, с любопытством поглядывая на девушку. Он даже не может себе представить, о чем хочет поговорить младшая.       — Просто хочу уточнить, — Сора поднимает руки к голове, показывая так, что её вопрос не будет иметь ничего личного, и Донмин кивает снова. — Ты уже отказался от участия в проекте моего брата?       И эта фраза вводит Хана в ступор. Он останавливается, удивлённый таким неожиданным вопросом, но быстро вспоминает, что у них нет времени, и снова начинает шагать в сторону университета, но уже с более потерянным видом.       — Извини, но, — начинает он неуверенно, помогая младшей перейти дорогу. — С чего ты взяла, что я собираюсь отказаться от проекта?       Тут приходит очередь девушки удивляться. Она наклоняет голову в бок и хмурится, смотря на лицо парня. Тот и правда выглядит так, будто впервые слышит об отказе, и Сора пытается прогнать в своей памяти события вчерашнего дня снова. Быть может, это она не так поняла?       — Разве ваш проект не курирует проректор Кан? — снова спрашивает младшая. Донмина от упоминания женщины даже передёргивает в самом неприятном смысле этого слова. Эта фамилия слишком часто фигурирует в его жизни в негативном ключе.       — Верно, — нехотя подтверждает Хан.       Тогда на лице Соры появляется ещё более потерянная гримаса. Она останавливается уже сама, когда они приближаются к главному входу в университет. Остальные с любопытством встают рядом, когда догоняют успевших немного оторваться Донмина и младшую.       — Вчера проректор Кан остановила меня в коридоре и спросила, как Донхён себя чувствует и как скоро сможет вернуться на учёбу, — начинает пересказывать она, поглядывая и на других парней тоже. — Сами понимаете, как я могу знать, если он только заболел? Я сказала, что в больнице ему назначили приём в четверг, и если он поправится за три дня, то в пятницу появится на парах. Но она, почему-то, очень решительно просила меня, чтобы я позвонила ему. И я позвонила, но Донхён оппа не взял трубку. Тогда она спросила, как мой старший брат отнесётся к тому, что он может остаться в проекте без пары, и я спросила в ответ, собираешься ли ты отказаться от участия, оппа, — обращается она уже конкретно к Донмину. — Правда она всë равно мне не ответила. Сказала только, чтобы я передала Донхёну, что она подыскала ему отличный вариант, как он может справиться с проектом в одиночку, и ушла к себе в кабинет. Правда я так замоталась после учёбы и тренировки, что совсем забыла поговорить об этом с братом.       Когда Донмин не сговариваясь переглядывается с Джэхëном, в глазах старшего плещется непонимание.       — Разве участие в этом проекте не было обязательным условием продолжения твоего обучения в университете? — хмурится Мён и Хан жмёт плечами. Так и было, но теперь он уже не был уверен, что его не отчислили задним числом прямо вчера.       — Быть может, я не так что-то поняла…       — Очень сомневаюсь, — не соглашается Донмин с младшей, чье настроение начинает медленно портиться. — В любом случае, это уже не твоя забота, спасибо, что рассказала.       — Да, но есть ещё кое-что, — девушка дёргается, неуверенно поднимая на Хана глаза. — Вчера она звонила Донхёну и просила его лично приехать в университет после приёма и зайти к ней в кабинет, потому что у неё есть для него «хорошая новость».       Где-то на этом моменте из груди Донмина рвётся нервный смешок. Он ведь даже и не догадывался, что эта женщина успевает творить за его спиной.       — Дай угадаю, — просит он. — И твой брат, конечно же, согласился, я прав?       Сора кивает.       — Он не умеет отказывать, когда преподаватели просят его о чём-то.       Звонок, доносящийся из-за дверей, ведущих внутрь университета, невесело оповещает о том, что они все только что опоздали на первую пару.       Этим же днём Донмин направляется в кабинет проректора Кан, чтобы раз и навсегда разобраться с вопросом своего участия в проекте, но тот оказывается закрыт. Объявление гласит, что женщина появится на своём рабочем месте только завтра утром.       Хан прикладывается головой о косяк двери под удивлённый вскрик кого-то из проходящих мимо студентов.       Что ж, ладно. Он даст этой женщине возможность передумать. В противном случае, завтра он выскажет ей всё, что думает про неё.

***

      Сора много раз попадала в неприятные ситуации, когда случайно говорила то, что не должна была, или, когда делала что-то, не спрашивая у других, будет ли это полезно для них. В общем, обычно люди говорят: «не делай добра — не получишь зла», но в контексте жизни младшей правильно было бы использовать другую версию. «Не делай добра, ты всё равно не умеешь».       Однако вечером этого дня она всё же решается снова рискнуть. Донхён, которого младшая находит на кухне, старательно вырисовывающим эскиз проекта в тусклом свете одного несчастного светильника, сначала выслушивает длинную лекцию о том, что нельзя так бесстыдно портить себе зрение, а потом с сомнением косится на сестру, что садится рядом, опуская взгляд в его рисунок. Раньше такого интереса к этому занятию у младшей он не наблюдал.       — Тебе что-то нужно? — уточняет старший, принимаясь за заточку карандашей, и девушка обиженно фыркает.       — Почему сразу «что-то нужно»? Просто посмотреть я не могу, что ли?       — Можешь, — кивает Ким, случайно проезжая лезвием в миллиметре от своего пальца. Ему везёт, он царапает фалангу совсем чуть-чуть, даже не до крови. — Только кто поверит, что это интерес, когда раньше ты называла это занятие скучным?       — А теперь мне интересно, — настаивает девушка и Донхён сдаётся.       — Как хочешь.       Ещё пару минут они сидят в тишине, прежде чем младшей кто-то звонит, и она отходит, чтобы ответить. Возвращается она не быстро и Донхён уже думает, что всё, неожиданный интерес к рисованию у неё уже закончился, и вот сейчас девушка скажет, что уходит гулять, и оставит его в гордом одиночестве, наедине с наброском.       Однако, этого не происходит. Сора возвращается на то же место, где и сидела, и вновь устремляет взгляд на холст. Это более, чем просто «нетипично» для неё. Однако нервный стук её пальцев по столу сдаёт её с потрохами.       — Послушай, — Ким вздыхает, откладывая карандаш в сторону, чтобы придержать ладонь девушки над столом и та только тогда замечает, что мешает ему этими монотонными звуками. — Если ты хочешь что-то сказать, то я тебя внимательно слушаю, абсолютно необязательно мучить себя наблюдая за тем, что тебе неинтересно. Ты уснёшь так быстрее, чем сформулируешь своё предложение.       Сора вздыхает. Её плечи медленно опускаются, когда она честно признаëтся:       — Вчера проректор Кан спрашивала у меня кое-что про тебя.       Донхён хмурится, но руку младшей отпускает, возвращаясь к рисунку.       — И что это было? — спрашивает он без особого интереса.       Младшую это даже немного задевает. Она тут, вообще-то, важные вещи говорит, а старшему хоть бы хны.       — Даже не знаю, — тянет она нехотя. — Быть может, она спрашивала, как ты смотришь на то, чтобы делать проект в одиночку, — Сора продолжает отыгрывать сценку даже тогда, когда замечает краем глаза, как рука брата, в которой тот сжимает карандаш, замирает над рисунком. — А ещё сказала, что уже нашла для тебя отличный вариант, чтобы ты не волновался, что всё работают в парах, а ты — один.       — Подожди-ка, — Донхён, наконец, хмурится по-настоящему недовольно, словно только что услышал полный бред. Эта эмоция кажется девушке более настоящей, чем прошлая. — Что значит «делать проект в одиночку»?       Сора разводит руками.       — Очевидно, что пока все кругом будут делать этот проект со своим напарником, ты — останешься единственным ответственным лицом за это задание, — объясняет она, хотя старший и так уже должен был это понять.       — Хочешь сказать, что Донмин… — догадывается Ким, но младшая перебивает его.       — Нет.       И вот теперь, Донхён, кажется, путается окончательно.       — Тогда я совсем не понимаю, что это значит, — говорит Ким, потерянно моргая. — Если Донмин ещё не отказался быть в паре со мной, то почему я должен остаться один?       — А вот это я не знаю, — Сора складывает руки перед собой, вздыхая тяжело. — Мне показалось, что она хочет предложить тебе что-то взамен, чтобы ты сам отказался от парного проекта, но, что это может быть… — девушка жмёт плечами. — Я даже не могу предположить.       Младшая прямо видит, как настроение брата на глазах становится хуже. Оно и так было нестабильным прошлые пару дней, с этой ссорой и болезнью, негативно влияющими на общее состояние организма, а теперь ещё и новость о том, что он может остаться без напарника по проекту.       Кажется, она толкает Кима на серьёзные размышления, и Сора даже боится предположить, что может надумать в итоге её брат. Он умный, она не спорит, но и умным людям иногда свойственно совершать ошибки.       — Ты уверена, что Донмин не отказывался от работы в паре? — ещё раз уточняет Донхён. Ему нужно убедиться, девушка это понимает, но говорить прямо, что она сегодня виделась со старшим и задавала ему этот вопрос, она не хочет.       — Да, уверена, — кивает Сора. И без доказательств её слова звучат как пустое «просто поверь мне», поэтому она на свой страх и риск раскрывает ещё кое-что. — А ещё я слышала, что Тэсан оппа изначально согласился участвовать в проекте только потому, что участие — обязательное условие, от которого зависит его обучение в университете. Его просто отчислят, если он откажется быть твоим напарником.       Младшая слышит, как тяжело Донхён набирает полные лёгкие воздуха, медленно вдыхая, а потом выдыхая. Она не знает, помогла ли её болтливая натура, или сделала хуже, но Ким только кивает, отвечая:       — Я тебя понял.       Младшая хочет верить, что он действительно понял её так, как она того хотела.

***

      Когда Донхён выходит из больницы, прячась под широкими полями своего зонта, на улице снова идёт дождь. Он нехотя достаёт из кармана вторую руку, сверяясь со временем на телефоне, когда на панели уведомлений высвечивается: «серый Hyundai Solaris прибудет за вами через ~4 минуты». Ким вздыхает.       Ехать в университет, когда ему только что продлили больничный до понедельника, не хочется, однако пальцы уже сами печатают младшей сообщение, что он заедет, чтобы поговорить с проректором. Та читает буквально мгновенно и отправляет ему короткое «удачи», прежде чем выходит из сети. Донхён понимает, у неё сейчас учёба, так что довольствуется и таким ответом.       Такси приезжает даже быстрее, чем Ким его ждёт. Милый водитель, в годах уже точно за сорок, с улыбкой отмахивается, когда Донхён принимается стряхивать капли со своего зонта, прежде чем сесть в машину.       — Не волнуйся ты так, сынок. Это всего лишь вода, ещё и салон мне помоешь, — весело хмыкает мужчина, но Ким всё равно с опаской оставляет зонтик болтаться в своих ногах до конца поездки.       — Извините.       — Да я же говорю, всё нормально, — снова отмахивается водитель, одной рукой выруливая с парковки на дорогу. — До университета едешь, правильно?       — Да, верно, — кивает Донхён, успевая пристёгиваться на ходу. — Только Вам неудобно будет к воротам подъезжать, остановитесь у магазина, я сам дойду.       — Разберёмся, сынок.       Ким прикрывает глаза, откидывая на кресло. Ну разберёмся, так разберёмся, ладно. Он ведь предупредил, верно? Значит к нему больше вопросов быть не должно.       Таксист попадается разговорчивый, но в меру. Донхён слушает его истории о родственниках, как будто именно эти истории заведено рассказывать клиентам в сфере таксования, и мычит изредка, вставляя свои фирменные «понятно» и «да» время от времени, когда этого требует ситуация. И мужчина доволен, и ему не приходится отвечать на какие-нибудь банальные вопросы, которые так любят задавать водители такси.       Уже на подъезде к учебному корпусу Донхён чуть-чуть оживляется. Дождик, кажется, стихает, что не может не радовать. Таксист высматривает место на парковке у магазина, недалеко от университета, и успевает договаривать свою историю.       — Ну я ему и говорю значит: «Так ты, сынок, из этих что ли? Из эмо?», а он мне в ответ «Нет, дядя, я фея», — пораженно заканчивает мужчина, наконец паркуясь. — Это молодёжь так сейчас общается что ли?       — Некоторые общаются, — Донхён жмёт плечами, желая поскорее оказаться на улице. В душном салоне последние пять минут пути ему казалось, что ещё немного, и он потеряет сознание. Сбитая рано утром таблеткой температура, кажется, начинает возвращаться. — Ну ладно, спасибо, что довезли. Всего вам доброго.       — И тебе не хворать, сынок.       Когда такси уезжает, вероятно, направляясь на свой следующий заказ, Донхён выдыхает спокойно. Так часто его сынком не называл даже родной отец.       Охранник косится на него странно, когда Ким заходит в двери университета прямо в середине пары. Уже поздно, чтобы идти ко второй паре, но ещё рано, чтобы идти к третьей. Донхён проходит мимо, используя свой пропуск, и за несколько секунд преодолевает два лестничных пролёта, сворачивая по коридору в сторону запасной лестницы. Ходить по главной, где всё ещё была, хоть и маленькая, но возможность встретиться с кем-то из одногруппников, он не хотел.       У доски с расписанием ноги останавливаются сами по себе, а глаза косятся в сторону экономического факультета. Донхён не знает группы Донмина, но у всего третьего курса в этот день занятия стоят с первой пары и до четвёртой. Ким довольно заключает, что не должен встретить Хана, даже если тот сейчас в университете. Слишком далеко от кабинета проректора находятся перечисленные в расписании аудитории.       Женщина встречает его спиной. Донхён неуверенно переступает порог, ещё раз стуча по уже открытой двери, и проректор поворачивается к нему лицом лишь со второго раза.       — Вы сказали, что у Вас ко мне есть какое-то предложение, — Ким садится на стул напротив женщины, любопытно разглядывающей его через оправу своих дорогих очков, и сглатывает. — Но дело в том, что мне продлили больничный до понедельника, так что, если есть такая возможность, я хотел бы закончить с этим поскорее. Я не очень хорошо себя чувствую после поездки в транспорте.       — Конечно-конечно, — женщина улыбается, прямо как в первый день, но Донхён не хочет улыбаться ей в ответ. — Приступим тогда.       Дверь, которую Ким оставил слегка приоткрытой, когда заходил, с грохотом захлопывается. Из-за приоткрытого до режима форточки окна слышится завывание ветра.

***

      Когда Донмин открывает глаза, сразу же понимая, что происходит что-то странное, то первым делом хватается за телефон, что прошлым вечером так и остался валяться рядом с включённым экраном. Хан уснул, не сумев придумать хотя бы одно толковое сообщение, чтобы с Кимом помириться.       Мигающий красным индикатор зарядки словно насмехается над ним. Каким же нужно быть идиотом, чтобы постоянно забывать заряжать телефон перед сном? Хан тянется за проводом, не глядя втыкая его в розетку, и быстро подключает его к телефону, с волнением ожидая, пока яркость экрана повысится.       И та повышается почти сразу, являя его глазам нечто, что заставляет его проснуться почти мгновенно. Время на часах 10:41. Донмин подскакивает, матерясь на всё и на всех, да так громко, что спящая рядом кошка просыпается от его ругани. И всё-таки, у него точно были какие-то проблемы со сном и временем последние дни. Хотелось самому себе влепить затрещину.       — Клауд, ну неужели ты именно сегодня решила, что пора прекращать просить есть в пять утра? — понятно, что кошка не виновата, но Донмин продолжает сокрушаться даже тогда, когда на скорую руку одевается, на ходу успевая чистить зубы. — С моим везением в фильме про какой-нибудь зомби апокалипсис я стал бы тем самым единственным заражённым, которого укусили еще в тот момент, когда о зомби ещё даже никто и ничего не слышал.       Джэхён, пропущенные от которого Хан обнаруживает только тогда, когда снимает телефон с зарядки, выбегая в коридор и на ходу успевая заказывать себе такси, словно в последнее время у него было много денег, чтобы передвигаться только этим способом, недовольно фыркает, заслышав в трубке тяжёлое дыхание младшего.       — Я так понимаю, ты проспал.       — Да это пиздец, — честно выражает свои эмоции Донмин, прося прощения у проходящий в этот момент мимо женщины, что недовольно оглядывается, стоит ей услышать нелицеприятное выражение, срывающееся с губ незнакомца.       — Где ты сейчас?       — Ещё только такси жду. Это полчаса в лучшем случае, если пробок не будет.       — Будут, ты же на главной улице живёшь.       — Значит, в объезд попрошу проехать, — Донмин останавливается на указанной в заказе точке подачи и громко выдыхает. Он уже устал, а ведь ещё даже до университета не доехал. — Во сколько начинается третья пара?       — В двенадцать.       — Должен успеть, — Хан кивает, сверяясь со временем на своих часах. — Заодно к этой мымре забегу, узнаю, что она хочет от моего напарника, раз вчера она так удачно избежала разговора со мной.       — Она уже снова «мымра»?       — А когда она ей не была?       — Я удивляюсь, как тебя ещё не отчислили с таким отношением.       — Ну так ты ведь договорился.       Джэхён на другом конце провода фыркает. Ну да, точно, он ведь договорился.       — Ладно, не отвлекаю, удачи с разговором.       — Спасибо, — только и успевает поблагодарить Донмин, прежде чем замечает на горизонте машину с нужным ему номером. Судьба к нему сегодня, кажется, благосклонна. Если не считать, конечно, жёсткого просчёта с будильником.       До университета он добирается, однако, дольше, чем сам того ожидает. Водитель пусть и соглашается ехать по объездной, но и там оказывается пробка, так что по времени выиграть не получается.       В общем чате друзья продолжают переписываться, обсуждая всё на свете: начиная вчерашним выпуском какого-то нашумевшего телевизионного шоу и заканчивая законами термодинамики. Только вот Донмин телевизор не смотрит, а уж в термодинамике тем более не разбирается (как и остальные, собственно, среди них ведь нет физиков), поэтому он выключает звук уведомлений и продолжает смотреть в экран.       Всё, что его сейчас волнует, это Ким Донхён. Честно, пару раз даже возникает желание сказать водителю, что он передумал, и назвать адрес младшего, но он держится. Сначала надо решить вопрос с проектом и поставить проректора на место, а потом можно начинать просить прощения.       В университет Донмин забегает с такой скоростью, что охранник, должно быть, сначала даже думает, что это какое-то нападение. Однако быстро успокаивается. Быть может потому, что на плечах Хана учебная сумка, а ещё он пользуется собственным пропуском? В прочем, неважно, главное, что ему не приходится задерживаться ещё и для того, чтобы объяснять причину своей спешки.       Однако одна причина для того, чтобы задержаться, его всё же ловит. На лестнице он встречается со своим куратором. И как, чëрт возьми, можно было умудриться попасться на глаза собственному куратору вот так глупо? Донмин останавливается, встречаясь с мужчиной глазами, и тот только вздыхает, опускаясь по ступенькам на площадку, на которой стоит Хан, чтобы осмотреть студента с ног до головы.       — Здравствуйте, господин Сок.       Мужчина кивает, совсем не удивленный тем фактом, что из всех студентов своей группы, так глупо поймать на прогуле получилось именно Хана.       — А я смотрю, Донмин, не Донмин, — начинает куратор, складывая руки на груди. — А потом думаю, а кто же ещё, если не Хан? Ты бы хоть по запасной лестнице поднимался, если пары пропускаешь.       — Я проспал.       — Верю, — и судя по голосу мужчины, он правда верит. — Но ты понимаешь ведь, что деканат в конце семестра не поверит, что ты проспал?       Хан глаза закатывает, пряча руки в карманы. Не так просто мужчина говорит про деканат, ох не так просто. Но, надо признать, что Донмин сам виноват, что на глаза ему попался.       — Понимаю, — кивает, уже зная, что куратор придумал ему какое-то задание.       — Надо бы появиться там сегодня, чтобы пропуски потом в журнале закрыли, как будто не видели, — мужчина кивает, показывая парню следовать за ним, и Хан идёт за ним, надеясь только, что это задание не займёт много времени.       Когда они проходят мимо наглухо прикрытой двери кабинета проректора, он едва держится, чтобы не свернуть.       В итоге куратор загружает его целой стопкой макулатуры. Ну, для Хана именно макулатуры, однако надписи на бумагах гласят, что это архивные оригинальные экземпляры, которые не подлежат копированию.       Донмин торопится изо всех сил, пока бежит по ступенькам с этой кучей листов. В деканат впервые врывается с желанием, а не как привык, перед заходом тратить ещё несколько минут на то, чтобы с мыслями собраться.       И вот тут то Хан попадает в пробку, да такую, что тот небольшой затор на дороге кажется детским лепетом. Женщина в очках, оглядывающая прибежавшего Донмина недовольным взглядом, будто тот помешал ей обедать, нехотя берётся за бумаги, предупреждая, чтобы тот дождался, пока она закончит их проверку.       И вот она как будто специально ещё пару минут ищет свою ручку и печать, потом медленно берётся за первый лист, вчитываясь в него так внимательно, будто это какое-то лирическое произведение, а потом так же медленно отводит руку, откладывая лист в сторону. Ещё и разговаривать с сотрудницами, сидящими за другими столами, умудряется.       В общем, за те минуты, что он стоит в душном кабинете, молясь всем богам, чтобы его отпустили хотя бы к началу пары, Донмин понимает две вещи: деканат его факультета — самая медленная вещь в мире, после распада Висмута, и вторая вещь, более для Хана сейчас важная — Джэхён звонит ему только тогда, когда действительно хочет сообщить что-то важное. Оттого, когда Донмин замечает на экране своего телефона три пропущенных от старшего, он не выдерживает. Выбегает из деканата, говоря, что у него нет больше времени ждать, пока женщина закончит с проверкой, и под возмущённые вопли работниц скрывается за поворотом, набирая номер лидера.       — Если у тебя нет реальной причины, чтобы игнорировать меня, когда я хочу сказать тебе нечто действительно важное, то я тебя убью.       — Просто говори уже, хён, — Хан сбавляет скорость лишь тогда, когда добегает до главной лестницы, боясь не попасть в поворот.       — Ты там бежишь что ли? — удивляется в трубке Мён, прежде чем фыркает. — Хотя не важно уже. Я только что Донхёна видел на первом этаже. Кажется, он как раз только что заходил к проректору, чтобы обсудить с ней вашу совместную работу.       — Что…?       Донмин слишком резко тормозит буквально в нескольких метрах от двери в кабинет проректора, когда слышит имя младшего.       — Хочешь сказать, я опоздал? — Хан сбавляет шаг, когда видит, что дверь открыта.       — Не знаю, — честно отвечает Мён. — Но ты всё равно попробуй.       Донмин готов долбиться головой о стенку второй раз. Сегодня абсолютно всё идёт не так, как он хочет, и это бесит и выбивает из колеи. Как он может помириться с Донхёном, когда не может следить даже за собственной жизнью?       Однако взять хандре над собой верх Хан не позволяет. Когда он сбрасывает вызов, заглядывая в кабинет проректора, то видит, как спокойно та складывает папки по полкам в своём шкафу. И его берёт такая злость, какой раньше ещё не было. Справиться с этой эмоцией у него уже не получается.       — Госпожа Кан!       Проректор вздрагивает, стоит только ей услышать раздражённый голос за своей спиной.       — Студент Хан? — потерянно, даже немного испуганно спрашивает женщина, оборачиваясь в сторону двери.       И тут Донмина прорывает.       — Послушайте, профессор Кан, я знаю, что наши с вами отношения оставляют желать лучшего. Знаю, что вы считаете меня бестолочью, не способной даже элементарный пример решить, тупым бывшим спортсменом, который только и может, что бить морды и играть на гитаре. Знаю, что вы мечтаете, чтобы меня отчислили, ведь я на государственном бюджетировании, а значит, денег с меня не поиметь, да и смысл, если я тупой, как полено. Знаю, что вы с радостью лично заплатили бы каждому преподавателю в этом университете, чтобы они топили меня до тех пор, пока я не напишу заявление об отчислении, ну или, на крайний случай, пока я не самовыпилюсь. Всё знаю. Но давать мне надежду, ставить в пару с Донхёном, прекрасно зная, что я не дотягиваю до его уровня — это самое низкое, что вы делали. Я думал так до этого дня. Однако сегодня вы перешли последнюю грань, которая держала меня. Дать мне шанс, а потом так же бесчеловечно его забрать, при этом ещё и оставив моего напарника в одиночестве делать проект, рассчитанный на двоих, вот это — самый бесчеловечный Ваш поступок. И я могу понять, почему Вы ненавидите меня, но за Донхёна я никогда Вас не прощу!       Громкий стук тяжёлой папки с документами о стол возвращает Донмина в реальность. В ту самую, в которой он кричит на проректора собственного университета, нисколько не заботясь о том, что помимо них двоих в учебном заведении может находиться ещё почти десять тысяч человек.       И он замолкает, проглатывая оставшуюся злость, как вставшую в горле кость от рыбы. Проректор же молчит тоже. Лишь смотрит прямо в глаза, опасно щурясь, и только спустя минуту начинает говорить.       — Я отчислила бы тебя без возможности восстановиться в обучении в нашем университете прямо сейчас, — говорит женщина, медленно прошагивая к своему стулу. — Однако смотрю я на тебя, и мне даже жалко тебя становится. Чтобы настолько не управлять своими эмоциями, нужно иметь действительно серьёзные проблемы с ментальным здоровьем.       — Хотите сказать, что я — псих?       — Нет, — женщина жмёт плечами. — Псих не смог бы так понятно выражать своё недовольство в порыве гнева. Однако тебя я поняла и, даже можно сказать, услышала, — её усмешка впервые кажется Донмину не гадкой, даже несмотря на всё то, что только что произошло. — Только вот ты зря старался, Хан. Донхён сам отказался работать над проектом без тебя.       У Донмина, кажется, в этот самый момент отказывает сердце. Донхён отказался работать без него…?       — Что, слова закончились? — и вот уже перед ним снова привычная проректор Кан, с этой её нахальной улыбкой и колким голосом.       Донмин оставляет без ответа и её, снова убегая, но на этот раз уже в надежде поймать младшего где-то на улице. И без чужих криков — госпожа Кан провожает его молчанием.       Ким Донхён отказался работать без него.       Донхён.       Отказался.       Без него.       Донхён, без него, отказался, без него, отказался, Донхён.       Донмину кажется, что он сходит с ума, когда выбегает под проливной дождь прямо так, не прикрываясь даже руками. Это всё напоминает понедельник, однако дать событиям развиваться так же, как это произошло три дня назад, Донмин не может. Просто не позволит.       И пусть спина младшего, расплывающаяся прямо перед глазами из-за капель косого дождя, летящих прямо в глаза, скрывается в такси, а телефон в кармане снова начинает вибрировать без остановки, Хан уже не видит красного света. Он готов сделать что угодно, лишь бы догнать младшего, и это желание такое же сильное, как и желание забыть весь тот беспредел, что он натворил за полчаса нахождения в университете.       Плевать, если его отчислят. Плевать, если после случившегося на него будут косо смотреть. Плевать даже, если он и правда потом не сможет восстановиться как студент ни в одном из вузов Сеула. На всё плевать.       И вот тут судьба вдруг поворачивается к нему не жопой. Почти впервые за этот отвратительный день. Первый же водитель, которого Донмину удаётся поймать с помощью самого действенного средства — поднятой руки, без лишних вопросов соглашается поехать за машиной такси.       В итоге, он оказывается сидящим на переднем сидении с мужчиной, которого он видит впервые, и командует ему, куда им нужно поворачивать, где ехать, а где стоять, и чувствует себя так, будто играет на симуляторе гонок в каком-нибудь торговом центре.       — От вас ужин что ли уезжает, что вы так сильно хотите его догнать? — шутит водитель, смеясь с того, что Донмин аж подпрыгивает, стоит только на светофоре загореться зелёному свету.       — Хуже. Любимый человек, — со всей своей серьёзностью отвечает Хан, игнорируя то, как резко лицо мужчины становится серьезным.       — Не шутите?       — Нисколько.       И кажется, будто водитель понимает его, потому что на следующем светофоре пролетает буквально на мигающий жёлтый, а когда Донмин пораженно поворачивается на него, волнуясь, как бы за это не отобрали права, тот только отмахивается. «Ради любви можно и правами пожертвовать». Хан никогда ещё в своей жизни не был так благодарен.       На подъезде к дому младшего всё как назло заставлено машинами. Донмин матерится, прося остановиться у шлагбаума, ведь проехать на территорию у водителя всё равно не получится, в потом выбегает метров за триста от подъезда, с замиранием сердца наблюдая, как такси Донхёна подвозит его прямо к двери.       — Удачи! — успевает крикнуть водитель, но Донмин его почти не слышит, ведь в ушах стоит стук собственного сердца и шум ливня.       Хан мокнет почти мгновенно. Его челка под тяжестью воды опускается, лезет в глаза, а кроссовки зарываются в бедный газон на преддомовой территории, но он продолжает бежать даже тогда, когда едва не падает.       Плевать, что кроссовки новые. Плевать, что он точно заболеет после этого. Плевать даже, если его заставят лично пересадить весь газон. Он сделает что угодно, лишь бы успеть.       Донмин видит как в замедленной съёмке: Донхён выходит из машины, кланяется водителю в знак благодарности, прикрываясь зонтиком, чтобы не промокнуть, а потом раскрывает тот над головой, прошагивая к подъезду. Ему требуется всего три шага, чтобы оказаться под крышей и стряхнуть с зонтика успевшую попасть на него влагу, а потом засунуть руку в карман.       И даже если сердце Донмина остановится в следующую минуту, не выдержав таких эмоциональных качелей, он будет знать, что сделал всё, что хотел.       — Ким Донхён!       Громкий крик охрипшим голосом разрывает шум дождя, словно меч, режущий по коже.       Донмин уже видел где-то такой фильм, и конец ему не понравился. Поэтому сейчас, понимая, что ещё секунда, и Донхён обернётся и посмотрит на него, Хан заранее пытается продумать для этой встречи хороший финал. Но мысли путаются, как и мокрые волосы.       — Донмин…?       Едва ли Ким успевает произнести имя старшего. Тот подлетает так же неожиданно, как рука младшего разжимается, отпуская связку ключей, что со звонким звуком ударяется об асфальт.       Хан не оставляет и шанса на побег, когда ловит лицо Донхёна обеими руками, без предупреждения накрывая его губы своими. Холодно. Мокрая одежда старшего мгновенно делится влагой и с сухой одеждой Кима. Младший только и успевает, что схватиться за ткань джинсовки Донмина на спине, крепко сжимая ту пальцами, прежде чем чувствует, что не может стоять на ногах. Дверь подъезда, холодная и твёрдая, едва не ударяет Донхёна по голове, когда тот начинает падать, теряя равновесие.       А за пределами козырька бушует ливень. И зонтик летит прочь, следом за ключами.