Always

***

      — Дождь вообще в курсе, что мы как бы не в Тайланде живём? — Сонхо смахивает с одежды крупные капли, недовольно цокая, когда случайно размазывает одну, мгновенно превращающуюся в мокрое пятно на футболке.       Какая-то девушка с первого курса сначала хмурится, стоит только старшему едва не задеть её плечом, пока тот поднимается по лестнице. Однако возмущение на её лице быстро сменяется очаровательной улыбкой. Донмин фыркает, когда Сонхо, мгновенно включившего режим обольстителя, приходится буквально оттаскивать, чтобы тот дошёл до нужного им этажа.       — Почему именно в Тайланде? — спрашивает вдруг Унхак, даже отвлекаясь от какой-то очередной очень интересной игры в телефоне Джэхëна, чтобы посмотреть на старшего.       — Потому что в Тайланде сейчас как раз сезон дождей, — с умным видом объясняет Пак, пока Мëн фыркает от смеха, замечая на лице младшего искреннее удивление.       — Реально?       Унхак выглядит таким поражённым, когда поворачивается к Донмину с Джэхёном, чтобы убедиться, что сказанное Сонхо — правда, что Хан едва ли может сдержать усмешку.       И пока лидер уже привычно треплет милого младшего по волосам, из-за спины Сонхо доносится голос Санхëка:       — Дождь всего пару дней идёт, а вы уже какой-то сезон дождей придумали, — следом за голосом появляется и сам Ли, направляющийся в сторону друзей с подозрительно довольной улыбкой на лице. — Кто развел панику на этот раз? У Сонхо снова от влаги начали виться концы волос?       Пак же только фыркает, когда Санхëк втискивается в компанию, показательно выжимая действительно влажную от косого дождя чёлку. Ынсока, машущего друзьям Ли в знак приветствия, Донмин замечает только тогда, когда старший уже отходит к лестнице, поднимаясь на площадку между этажами.       — Кого-то, кажется, привезли на машине, да? — Джэхён хитро щурится, тоже обращая внимание на быстро удаляющуюся спину футболиста.       — Такая лыба широкая, смотри, как бы лицо не треснуло, — не сдерживается от комментария Сонхо, подталкивая Санхëка в плечо.       — А ты завидуй молча.       — Было бы чему, — Пак фыркает. — Ваши отношения похлеще, чем Санта-Барбару пересматривать. У меня бы уже давно сердце остановилось от таких качелей, я ведь, всё-таки, уже не молод.       — Тебе двадцать два, хён, — скептически напоминает Унхак.       — А ещё у тебя эмоциональный диапазон, как у засохшего фикуса, который твоя мама отправила нам на новоселье, — Сонхо на это только глаза закатывает, больше заинтересованный в том, чтобы его волосы поскорее высохли.       — Нормальный фикус, это твоя проблема, что ты к нему неровно дышишь, — отмахивается старший.       Донмин вздыхает, оглядываясь по сторонам. Ладно, кажется, у этих двоих всё как и всегда. Хоть какая-то стабильной в жизни Хана ещё присутствует.       Потерянно снующие по коридорам студенты и сонные преподаватели — классика утреннего понедельника в университете. Донмин по пальцам может пересчитать тех редких людей, в руках у которых нет стаканчика с кофе или банки энергетика. Да и в целом изнутри здание выглядит, как заражëнная территория из фильмов ужасов про зомби. Только главный вирус здесь — зевание.       Когда телефон во внутреннем кармане сумки Хана громко вибрирует, кажется, напрягается не только он, но и стоящий рядом Джэхён. Мëн следит за тем, как младший хмурится, открывая переписку в какао, и тут же любопытно двигается поближе, чтобы тоже заглянуть в экран. Заблокируй и забудь:       (Пересланное сообщение)       Доброе утро. Спешу напомнить, что сегодня день сдачи наброска проекта. Жду Вас вместе с напарником после занятий в своём кабинете 8:18       Это от проректора Кан 8:18       — Я бы спросил, но не стану, — только и говорит старший, когда замечает, как в телефоне младшего подписан номер Кима.       — Я всё равно не объясню, — пожимает плечами Донмин, озадаченно пялясь в экран с поднятым над клавиатурой пальцем.       Что он вообще может написать Донхёну? Ок? Хорошо? Ладно?       Вообще, любой из этих вариантов подойдёт, но ни один Хану не нравится. В конечном итоге он просто жмёт на реакцию, чтобы младший знал, что он прочитал его сообщение, и торопится убрать телефон в сумку, подальше от любопытных глаз лидера.       — Это не Сора там идёт? — вдруг замечает Сонхо, выглядывая из-за спин друзей, чтобы разглядеть поднимающихся по лестнице студентов.       Хан оборачивается. И правда, среди толпы незнакомых ему людей, медленно шагает младшая. А прямо за ней и Донхён, сжимающий в руках скрученный в трубку холст для рисования.       Сора же, как будто слышит, что говорят про неё. Поднимает свои большие глаза вверх, устремляясь взглядом прямо в сторону друзей, и неловко улыбается, когда лидер жестами подзывает её присоединиться к ним. Девушка точно так же безмолвно просит дать ей минутку, прежде чем поворачивается, притягивая старшего поближе, чтобы шепнуть тому что-то на ухо.       Донхён останавливается, пропуская идущих за ними студентов, и слегка наклоняется, чтобы расслышать, что говорит младшая. Его взгляд медленно скользит по ступенькам до холла этажа, встречаясь с глазами Хана, и Ким едва заметно вздрагивает, прежде чем отворачивается, кивая на просьбу сестры. Пока Сора бежит к ним, резво передвигая ногами по ступенькам, Донмин может видеть только сворачивающего в противоположную сторону Донхёна.       И вообще, что это за резкая смена направления? Хан хмурится, даже и не замечая, как его ноги неосознанно бросаются следом за младшим. Он успевает только хлопнуть Джэхёна по плечу, предупреждая: «дальше без меня», и резво сбежать по ступенькам вниз, оставляя удивлённых друзей и Сору смотреть ему вслед. Мëну же остаётся только неловко посмеяться, когда младшая вопросительно косится в его сторону.       Донмин ловит себя на мысли, что никогда раньше не замечал, насколько быстро младший умеет ходить, когда с лёгкостью преодолевает два лестничных пролёта, а спина Кима, которую он будто пытается просверлить своим взглядом, даже и не думает приближаться. Наоборот, только дальше становится. Снующие по лестнице студенты даже рассыпаются в стороны, стоит Хану на одном из поворотов вылететь с края в середину.       Донмин, кажется, даже случайно едва не врезается в чью-то девушку, чей парень вроде бы и пытается начать ругаться, но не успевает. Хан игнорирует даже преподавателей, что недовольно фыркают, когда студент пробегает мимо, не поздоровавшись. Донмин же искренне считает, что здороваться с людьми, которые у него даже занятий не ведут — бесполезная трата времени. Тем более в этой конкретной ситуации.       Мысль о том, почему он вообще бежит и чего хочет добиться этим, преследует его, но так и не догоняет. Поэтому сбегая вниз по последнему лестничному пролёту Хан вдруг решает использовать секретное оружие. Голос.       — Ким Донхён!       Да, зовёт он конкретно младшего, но оборачиваются, кажется, все студенты в радиусе ста метров. Донхён же, услышав своё имя, резко останавливается и поворачивается на голос старшего, но слишком сильно разогнавшийся Донмин не успевает отреагировать вовремя.       Как итог: ощущение удара в области груди и заглушенное ладонью шипение, на которое Хан реагирует мгновенно, сразу, как отходит от столкновения. Отводит чужие руки от лица, принимаясь обеспокоенно разглядывать Кима.       О том, как странно они, должно быть, сейчас выглядят, Донмин вспоминает только тогда, когда отошедший от неожиданного, пусть и мягкого, удара по лицу, Донхён принимается удивлённо бегать глазами по лицу старшего. По слишком близко находящемуся к нему лицу, если быть точнее. И это уж точно не то, что он планировал увидеть.       — Донмин…?       Хан отпускает чужие ладони мгновенно, в замешательстве опуская глаза в ноги. Ах да, ступенька. Они ведь на лестнице. А он уже было чуть не подумал, что за ночь перерос младшего на пол головы.       — Ты очень быстро ходишь, ты знал? — говорит старший на выдохе, пока слегка отшатывается, не привыкший к такому близкому контакту с Донхёном.       А если говорить уж совсем честно, то просто-напросто отвыкший за последние три года в одиночестве. Ким стоит близко-близко, продолжая потерянно хлопать ресницами в ожидании, наверное, объяснения. И у Хана случается сбой в функционировании, кажется. Воспоминания со вчерашнего дня накатывают так неожиданно, что Донмин и не замечает, как его щеки начинают гореть. Как вообще давно Ким вызывает в нём такие эмоции?       Так они и стояли бы, как в дешёвой дораме, но группа студенток рядом, занимающая очередь в гардероб, вдруг начинает шептаться, показывая на них пальцем. И пока старший думает, что им с этим делать, младший уже вовсю действует: хватает его за предплечье и уводит подальше от глаз любопытной толпы.       Когда они останавливаются в пустом переходе между корпусами, то поехавшее сердце Хана уже вовсю кричит, что сейчас самое время поцеловаться. Однако мозг с ним не согласен. Да и вряд ли согласен сам Донхён, оказавшись в тишине и спокойствии, первым делом принимающийся осматривать холст, в который старший впечатался с не меньшей силой, чем в него самого.       — Что это было? — интересуется Ким, успевая исподлобья поглядывать на Хана, пока пытается разгладить появившиеся на холсте неровности.       И Донмина удивляет его выдержка. Если бы кто-то вот так бесцеремонно испортил его вещь, то он точно не смог бы вести себя так же спокойно, как это делает Донхён. Тем более после того, что буквально вчера…       Хан сильно сжимает в кулак левую ладонь. Ощущение впивающихся в кожу острых ногтей возвращает его в реальность. В ту самую, в которой младший ждёт ответа, а старший может лишь молиться, чтобы сердце прямо тут не остановилось. Хотя было бы весело. Так проебаться ещё уметь надо.       Только вот что теперь говорить? «Я бежал за тобой, потому что хотел убедиться, что ты не избегаешь меня после вчерашнего поцелуя» — формулировка правдивая, но как будто бы немного глупая. Да и чего он вообще так распереживался? Даже сейчас, стоя напротив Хана на расстоянии метра, не очень похоже, чтобы Ким его избегал.       — Просто Сора подошла поздороваться, а ты — нет, вот я и… — «пробежал короткометровку, чтобы тебя догнать, а потом стоять и молчать, как идиот». — Просто захотел узнать, как у тебя дела.       Ким фыркает, будто сразу понимает, что его водят за нос. Да и как вообще могут быть дела у человека, который полночи пробыл в больнице, утешая расстроенную сестру, а рано утром поехал на пары? Ещё и на те пары, где требовалось быть собранным и серьёзным.       Всё, чего Донхёну сейчас хотелось, это парочку лишних часов сна в теплой постели, и чтобы когда он проснулся, все проблемы решились сами собой. Жаль, что так бывает только в сказках.       — Ты прочитал, что написала проректор Кан?       Ким меняет тему без какого-либо зазрения совести. Да и была ли вообще хоть какая-то тема у их бессмысленного диалога в последние пару минут? Вряд ли.       — Да, — кивает Хан. Ответ на этот вопрос ему даётся куда легче, чем на предыдущий, и младший прекрасно это видит.       — И сколько у тебя пар сегодня?       — Три, — Донмин уверен точно, что хорошо помнит своё расписание, но всё равно тянется за телефоном, чтобы перепроверить. Мало ли, слишком полагаться на свою память он тоже не мог. — Да, три.       — Хорошо, — Донхён пожимает плечами, пока скручивает холст снова в трубу, закрепляя канцелярской резинкой, что едва не ударяет его по пальцам. Хан хмурится. Как этот парень вообще умудряется найти возможность пораниться даже от самых безобидных вещей? — У меня элективный курс после пар, но я не думаю, что есть какой-то смысл идти на него.       И чувствуй себя Донмин в своей тарелке, непременно бы вкинул что-то вроде: «Только приехал, а уже прогуливаешь», но получается только озадаченно нахмуриться. Отчего-то шутить сейчас с младшим не кажется хорошей идеей.       — Почему?       — Потому что это электив для иностранных студентов, которые не знают корейского. А я, если ты ещё помнишь, этнический кореец.       Забудешь такое, когда говорящий стоит прямо напротив и отвечает тебе на Сеульском диалекте, но всё равно использует звуки из Пусанского.       Донмин, кстати, давно ещё заметил, что когда что-то идёт не так, как того хочет Ким, младший, сам того не замечая, переключается на свой родной акцент. Донмин вообще, если честно, знает об этом парне каждую мелочь, ведь в своё время каждый случайно брошенный Донхёном факт занимал в памяти старшего отдельное место. Не важно даже, будь то любимый фильм или размер обуви, — Хан помнил эти вещи до сих пор.       Быть может, поэтому у старшего была такая отвратительная память? Ведь всё свободное место в ней было занято Кимом?       А Донхён, тем временем, закончив с холстом, просто уходит. Напоследок напоминая старшему, что до начала первой пары у них осталось всего две минуты. Хан уже знает, что опоздает, потому что младший оставляет его в проходе с тяжёлым сердцем и отказывающимися двигаться ногами.       Но, с ним хотя бы разговаривают. Это уже хорошо.       Верно ведь…?

***

      Три пары тянутся будто бесконечность. Донхён вроде и пытается отвлечься и заняться учёбой, но мысли продолжают возвращаться во вчерашний день, не давая сосредоточиться. Ещё и преподаватель говорит будто нарочито медленно, тягуче, с каким-то едва различимым акцентом. В итоге, на один только чёртов набросок здания, которых за свою жизнь Ким нарисовал большое количество, ушло три пары, вместо ожидаемой одной.       Поведение Донмина вызывало у Донхёна множество вопросов: начиная сегодняшним странным инцидентом в коридоре и заканчивая вчерашним поцелуем.       Да, быть может, Хану стоит сделать скидку, ведь идея целоваться принадлежала не ему.       Да, быть может, вообще не стоило доводить до того, чем в конечном итоге всё закончилось.       И да, быть может, Донхён в какой-то степени может понять старшего, потому что он и сам от своих собственных действий был не в восторге.       Но он не жалел. Мысли о том, как хорошо было бы вернуться в прошлое и всё изменить, даже не возникало в голове Кима. И Донхён знал, что в его личной системе координат это — хороший знак. Если он не открыл глаза утром и первым делом не начал искать срочный билет обратно в Лондон, чтобы больше никогда со старшим не видеться, значит, он был в порядке.       И целуя Хана вчера он тоже был в порядке. Прижимаясь к губам старшего, чувствуя его ладони на своей пояснице и задыхаясь от контраста холодного подоконника и горячего тела Донмина, Донхён чувствовал себя даже более, чем просто в порядке. Ему нравилось. И отрицать это было почти также бессмысленно, как пытаться убедить самого упёртого препода в его художке, что не было смысла все пять лет обучения переплачивать за профессиональную акварель.       — Донхён…? — преподаватель по рисунку останавливает Кима на выходе из кабинета, зовя его по имени с недоверием, словно знает, что может ошибиться.       — Да?       Донхён не может отделаться от мысли, что всё это не с проста, когда его новые одногруппники начинают массово оглядываться, с любопытством наблюдая за завязавшимся разговором. Кто-то из выходящих следом парней даже хлопает его по плечу, шёпотом желая удачи.       — Прошу прощения, не могли бы Вы задержаться? — тон преподавателя звучит вежливо, а на лице его появляется милая улыбка, но Донхён тоже не первый день живёт. Знает прекрасно, что скрывается за этим безобидным вопросом.       И ему бы отказаться, но рот против воли сжимается в наигранную улыбку.       — Конечно.       Ким понимает, что это надолго, когда мужчина закидывает свою руку ему на плечо, возвращая его в кабинет, и провожает прямо до стула, стоящего напротив его рабочего стола. Донхён чувствует себя неуютно, и широкая довольная улыбка преподавателя, адресованная напрямую ему, только усиливает это чувство.       — Чай? Кофе? — спрашивает мужчина, и Ким думает, что не хватает только заезженного «потанцуем?» в конце, однако услышать такое от преподавателя было бы несколько странно. — Не уверен, как дела с кофе обстоят у вас в Лондоне, но у нас в университете его варят просто замечательно.       Ага, в автомате за углом. Донхён покупал стаканчик для Соры, но в конечном итоге выпил сам, пока ждал младшую с занятий. И это уж точно было не настолько хорошо, насколько описывает мужчина.       Почему они вообще обсуждают какой-то кофе? Ким неловко прокашливается, отказываясь от напитков, и показательно косится на экран своего телефона.       — Профессор Мин, — начинает Донхён, но не успевает он даже договорить до конца, как преподаватель его перебивает.       — В прочем, знаете, у меня есть вариант получше, чем обычный кофе, — мужчина поднимается на ноги, быстрым шагом направляясь в сторону двери. — Коллега недавно подарила мне в знак благодарности коробку вкусных конфет. Подождите минутку, я сбегаю до преподавательской.       — Профессор Мин, — повторяет Ким уже громче, но мужчины уже и след простыл. Дверь, которую тот успевает захлопнуть за своей спиной, с грохотом ударяется о косяк, пуская по полупустому кабинету эхо.       Донхён так и остаётся сидеть на месте, безмолвно хлопая ресницами и думая о том, какой чëрт его дёрнул кивнуть, когда преподаватель попросил его задержаться.       Ким сверяется со временем, затем примерно рассчитывает, через сколько ему удастся покинуть кабинет, если у мужчины на примете будет ещё парочка каких-нибудь съедобных предложений, и берёт в руки телефон, печатая Хану на скорую руку, что немного опоздает.       И ответ не заставляет себя долго ждать. Донмин пишет, что торопиться некуда и у кабинета проректора всё равно длинная очередь, поэтому Донхён немного успокаивается. Как минимум, он ещё не опоздал. Да и старший добавляет, что хочет дойти до столовой, так что становится совсем уж непонятно, кто из них сильнее задержится в итоге. Ну и ладно. Главное, что совесть Кима уже наверняка чиста.       Когда преподаватель с полной и ещё даже не распакованной коробкой конфет показывается на пороге, совсем не выглядя так, будто у него есть ещё хотя бы какие-то дела, кроме распития кофе, Донхён даёт себе слово, что на этот раз он договорит фразу до конца.       — Профессор Мин, — начинает Ким в третий раз и мужчина, наконец-то, обращает на него внимание. — Я немного тороплюсь, если честно, — намекает он, показательно кивая на настенные часы.       И преподаватель кивает, будто услышал его, но вместо того, чтобы заговорить, наконец, об учёбе, снова принимается говорить о кофе.       — Жаль, конечно, что у Вас нет времени составить мне компанию, — Донхён слушает и думает, что и желания, собственно, торчать в этом кабинете ещё хотя бы минутой дольше, у него тоже нет. — Кофе просто потрясающий, но раз Вы торопитесь, то не настаиваю.       И на том спасибо, а то за последние несколько минут Ким услышал слово «кофе» столько раз, что с радостью забыл бы, как оно произносится и звучит.       — Благодарю за понимание, — Донхён кланяется, надеясь, что это сыграет на совести мужчины, и тот начнёт-таки говорить по делу.       — В таком случае, позвольте мне небольшую вольность, — только и говорит преподаватель, прежде чем бесцеремонно хватает со стола холст с наброском. Ким успевает лишь рот открыть, но тут же закрывает. Грубить учителю — плохая идея, да и ничего ведь страшного, если мужчина просто посмотрит? Но свои ощущения от этого жеста Донхён всё равно описал бы, как смешанные.       Если бы преподаватель хотя бы спросил разрешения взять в руки холст, то это в корне поменяло ситуацию. Донхёну не жалко — на бумаге нет какого-то секретного рецепта, или какого-то запретного проекта, а всего лишь обычный набросок здания, но всё равно было неприятно. Ощущение, будто всё то время, что они находятся в кабинете наедине, мужчина только и делает, что нарушает личные границы Кима и говорит о какой-то чуши, только нарастает.       — Вы замечательно рисуете, — говорит, наконец, преподаватель. Донхён изо всех сил старается выдавить из себя благодарность.       — Спасибо, — звучит на грани.       При всей своей скромности, но Ким и так знает, что хорошо рисует. Как минимум, будь это не так, едва ли у него получилось закончить с отличием художественную школу и поступить на архитектурный факультет. И это, наверное, первый раз, когда похвала не приносит удовольствия.       — Я хотел бы предложить Вам кое-что, — когда мужчина откладывает холст в сторону, придерживая его рукой, Донхён не выдерживает. Медленно подтягивает вещь ближе к себе, делая вид, будто очень заинтересован в словах преподавателя, а сам едва не матерится, когда замечает, как некрасиво размазался след от карандаша по бумаге. Он точно помнит, что когда сворачивал лист, этих следов не было, отсюда следует одно — они появились только что. — Вы меня слушаете?       — Да, профессор Мин.       — Насчёт моего предложения, — мужчина улыбается, громко отхлëбывая из кружки. — Скоро в нашем университете будет проходить выставка, которую ежегодно проводит факультет живописи и искусства. До конца месяца студенты готовят свои картины и формируют заявки, а затем отправляют их организаторам.       Ким кивает. Он слышал про этот конкурс совсем недавно. Кажется, его одногруппники обсуждали это на прошлом перерыве между парами.       — Судя по тому, как Вы смотрите на меня, Вы поняли, о чем я говорю.       — Да, но я не понимаю, чем конкретно я могу помочь в этом случае.       — О, милый ребёнок, всё просто, — преподаватель взмахивает руками, принимаясь объяснять с какой-то неописуемой страстью, пока Донхён думает о том, что «милым ребёнком» в стенах учебного заведения едва знакомые ему люди, его ещё не назвали. Непривычно. — Я подавался на конкурс в прошлом году, но студент, на которого я ставил, оказался не очень хорош, и провалил отбор. В этом году я хочу дойти до конца. Конкурс рассчитан на весь университет, но каждый раз на выставку попадают только работы студентов с факультета искусства, и это кажется мне несправедливым.       И Донхён бы согласился, но нет. Не в этот раз.       — Так что я могу для вас сделать? — он уже понимает, к чему клонит преподаватель, но хочет услышать прямым текстом. Услышать и отказаться.       Мужчина же выдерживает небольшую паузу, пока смотрит Киму прямо в лицо, и какой-то хищный блеск, появляющийся на мгновение в его глазах, Донхёна пугает. Словно это что-то нездоровое. Желание покинуть помещение увеличивается в геометрической прогрессии.       — Я хочу, чтобы Вы согласились работать со мной и на меня, — договаривает преподаватель Мин. Неприятное «на меня» в конце предложения режет по слуху Кима. — С вашим талантом мы сможем обойти любого студента с другого факультета.       — Извините, но я вынужден отказаться, — Донхён отвечает сразу же, как мужчина заканчивает предложение. Он знал о своём ответе заранее, поэтому никаких угрызений совести не возникает даже тогда, когда преподаватель удивлённо хлопает глазами. Он точно не ожидал такого категорического «нет».       — Могу я узнать причину?       — Прошу прощения, но я не хотел бы обсуждать некоторые вещи сейчас, — Донхену приходится приложить усилия, чтобы выдернуть край своего холста из-под руки мужчины, словно тот специально давит на него, не позволяя студенту уйти. — И я действительно очень тороплюсь. Ещё раз прошу прощения.       Ким не помнит, с какими эмоциями он вылетает из кабинета, тут же хватаясь за телефон. Какая-то странная тревожность заставляет его ускорить шаг, чтобы побыстрее оказаться в другой рекреации. Крыло живописи больше не кажется таким уж весёлым, как раньше, и Донхён пишет Хану, что освободился только тогда, когда оказывается в общем коридоре.       — Это становится какой-то странной традицией, но я всё равно спрошу, — уже знакомый голос заставляет Кима оторвать глаза от телефона и повернуть голову. Никто иной, как Ким Кюбин, шагает в его сторону, весело фыркая, кажется, от своей же шутки. — Ты в порядке?       И Донхён открывает рот, чтобы ответить «да», но осекается. Это и правда уже не похоже на простое стечение обстоятельств, скорее на закономерность.       — В полном, — как не крути, а стоя рядом с Кюбином Ким немного успокаивается. — А ты?       — А что я?       — Вчера ты за раз влил в себя столько соджу, сколько никто из нас за весь вечер не выпил, вот я и спрашиваю, — Донхён пожимает плечами, когда на лице нового знакомого появляется гримаса отвращения.       — Будь добр, освободи меня от этого разговора, — только и отвечает футболист, прежде чем Ким весело фыркает. — Моя голова утром так раскалывалась, что Рики пришлось долбиться ко мне в дверь и умолять прийти на занятия, потому что без меня он в университете не появляется.       — Вы живёте вместе? — решает поинтересоваться Ким, когда замечает, что его сообщение, отправленное в чат с Ханом, так и остаётся непрочитанным.       — Не совсем, — Кюбин поправляет съезжающую с плеча лямку от рюкзака. — Мы соседи по лестничной клетке. Его квартира прямо напротив моей.       Ким понимающе мычит, снова опуская глаза в телефон. Он с этим ничего поделать, увы, не может, привычка такая.       — Ждёшь кого-то? — спрашивает Кюбин, замечая, как обеспокоенно Донхён смотрит в свой телефон, и тот кивает, снова блокируя экран. Надолго ли? Это уже другой вопрос.       — Донмина.       И Ким даже и не замечает, что называет старшего по настоящему имени, но непонимание, пробегающее по лицу Кюбина, напоминает ему о том, что в кругах знакомых и друзей Хана зовут иначе.       — Тэсана, — поправляет сам себя Донхён и ему стыдно даже признать, что он так и не узнал у старшего, почему тот решил не использовать своё настоящее имя.       Лицо футболиста же вмиг меняется с озадаченного на обычное.       — Так бы сразу и сказал. Не знаю, зачем тебе понадобился Хан, но кажется, я только что видел его у столовой, — Кюбин пожимает плечами, мол, не факт, конечно, что это правда. А ещё осматривается по сторонам, хмурясь, когда не находит взглядом чего-то явно нужного ему. — Оставляю тебя, тогда. Тут от столовой пешком от силы минуты две ходу, скоро придёт, наверное.       И Ким действительно оставляет его одного, напоследок помахав ладонью. Как ни странно, но ровно в ту же секунду, как спина Кюбина скрывается из виду, на телефон Донхёна приходит сообщение от Донмина.       Хан спрашивает, где он, а через минуту уже появляется на горизонте, уверенной походкой направляясь прямо к Киму. Надо же, Донхён не помнит в нём этой уверенности утром.       — Понятия не имею, ты не проголодался или из принципа игнорируешь наличие столовой в этом университете, — старший вроде бы и бубнит, но в то же время выглядит так мило, что Ким просто не может ничего сказать в ответ. — Но я был голоден и уж точно не собирался просто помучить свой желудок вкусными запахами и уйти.       — Я не виноват, что все дела в вашем университете преподаватели обсуждают на обеденном перерыве, — Донхён следит глазами за руками старшего, тянущимися к сумке. — Если хочешь, я заплачу за твой обед после того, как мы разберёмся с проектом.       — Заманчиво, конечно, но не стоит, — отказывается Донмин, выуживая из своей сумки пакет с университетской пиццей. — Очень сомневаюсь, что проректор Кан быстро нас отпустит, к тому моменту мой желудок съест сам себя, если не получит еды.       Донхён фыркает. Ещё одно доказательство, что за три года Хан совсем не изменился.       — Пойдём тогда, — Ким хватает с подоконника набросок, медленно двигаясь в сторону лестницы. — Общение с преподавателями у меня сегодня не ладится, так пусть хоть это побыстрее закончится, — младшего передёргивает, когда он вспоминает про неприятный инцидент в кабинете рисования.       — У тебя что-то случилось? — хмурится Донмин, откусывая от пиццы первый кусок. Его взгляд останавливается на ладони младшего, крепко сжимающей лямку от сумки. Странно.       — Просто неприятный разговор, — Донхён отмахивается, принимаясь быстро подниматься по ступенькам, пока старший недоверчиво косится на его спину, выглядящую слишком напряжённо. Что-то внутри Хана подсказывает ему, что это неспроста.       И казалось бы, Ким не врёт. Действительно, ничего такого, кроме странного диалога с преподавателем по рисунку, у него не произошло, но на душе неспокойно.       Донмин же пожимает плечами, решая не лезть в душу к младшему. Если бы хотел, то рассказал бы сам, верно? Хан очень хочет верить, что не совершает ошибки, когда, поравнявшись с Кимом на лестничной площадке, протягивает ему вторую пиццу, меняя тему.       — Держи, — когда старший буквально запихивает еду ему в руки, только тогда Донхён чувствует, насколько у Донмина холодные ладони. В здании парилка, на улице тоже, а у Хана ледяные пальцы. На контрасте с горячими руками младшего это ощущается ещё сильнее.       — Зачем? — удивлённо хлопает глазами Ким.       — Как «зачем»? Чтобы есть, — старший пожимает плечами, удачно пользуясь замешательством Донхёна, чтобы забрать у того из рук скрученный холст. — Или ты успел где-то перекусить между парами?       Младший отрицательно качает головой, пока Хан поудобнее перехватывает набросок свободной рукой.       — А рисунок то зачем забрал?       — Ну так неудобно же есть одной рукой.       Ким только фыркает. Странное объяснение, учитывая тот факт, что старший точно так же, как и он, теперь ест одной рукой. Однако к этому моменту мозг Донхёна уже кажется таким уставшим, что нет даже сил спорить.       Хан же, не заметив на чужом лице недовольства или несогласия, довольно улыбается, ускоряя шаг.       — Объяснишь мне, что от меня требуется сказать, если что? Я, кажется, совсем ничего не помню из того, что мы обсуждали тогда в кафе, — просит Донмин, прекрасно зная, что младший не откажет. В конце концов, это в интересах Донхёна, быть уверенным, что его напарник не облажается в самом начале работы.       Ким кивает, делая первый укус. Пицца вкусная.

***

      — В целом, мне нравится ваша идея, — проректор Кан, сидящая в своём мягком кресле, и отбивающая по столу ритм железной ручкой, кивает, поднимая на Кима с Ханом глаза. — Звучит неплохо.       И, если честно, это первые хорошие слова, которые Донмин слышит от этой женщины за три года учёбы в университете. Он даже не сразу верит, что ему это не послышалось. Звучит как-то чересчур нереально и как будто бы наигранно.       Донхён тем временем слегка кланяется.       — Благодарим.       И женщина даже улыбается младшему, игнорируя вопросительный взгляд Хана. Ах, ну да, его, кажется, за человека вообще уже в этом кабинете давно никто не считает.       — Но у меня есть один вопрос к вашему напарнику, Донхён-щи, — женщина нарочито официально обращается к Киму, и пусть речь идёт про Донмина, на старшего она даже и не смотрит. — За какую часть в этом проекте отвечал он?       Младший от такого вопроса теряется на пару секунд. Он чувствует, нет, знает, что есть в нём какой-то подвох, и внимательный взгляд проректора совсем не помогает, а только делает ситуацию хуже.       И будь на месте Кима кто-то другой, Донмин с радостью отдал бы ему честь отвечать на этот вопрос, потому что в разговоре с этой женщиной ему не хотелось даже лишний раз дышать громко, не то, чтобы рот открывать. Но рядом стоит Донхён, который потерянно хлопает глазами, пытаясь отдуваться за двоих, и Хан, уставший от хитрой ухмылки на лице проректора, всё-таки решается заговорить сам.       — Я бы предпочёл, что бы Вы обращались ко мне напрямую, — тон его, сквозящий ядом, пугает даже самого Донмина. Донхён рядом дёргается, неосознанно двигаясь ближе, будто думает, что старший может в любую секунду броситься в драку.       И он может. Но не по настоящему, конечно. Драться с женщиной — не в его стиле. Тем более, когда от неё напрямую зависит его учëба. Не то, чтобы Донмин так уж сильно дорожил этим университетом, но высшее образование казалось ему хотя бы каким-то гарантом стабильного заработка. Он мог бы, конечно, работать официантом вечность, но едва ли он этого хотел.       И всё же, какой бы неоднозначной не была его репутация (каких только стереотипов про него и его одногруппников не придумали, вы бы только послушали!), но вступать в конфликт Хан не хотел.       — Оу, конечно, — проректор поворачивается на него с улыбкой, но по её глазам Донмин уже видит, что всё это — просто спектакль. Нужно же сохранять авторитет в глазах новых студентов, если в глазах старых он уже утерян. — Так какую часть проекта делали вы, студент Хан?       Кажется, до обращения по имени усилий Донмина по-прежнему недостаточно. Ладно. Раз уж так, то нет и смысла выдумывать.       — Никакую.       Хан слышит, как младший шипит рядом с его ухом, поэтому поворачивается к нему, всего лишь на мгновенье пересекаясь с Кимом взглядами. Женщина же хмурится, явно удивлённая таким ответом. Ожидала, должно быть, что Донмин начнёт оправдываться? Обойдётся.       — Никакую? — повторяет проректор, складывая перед собой руки. — Но вы ведь понимаете, что парный проект называется так именно потому, что оба участника должны вкладывать в него одинаковое количество усилий?       — Понимаю.       Он правда понимает, просто не знает, каким образом его участие может помочь Киму в работе? Донхён архитектор, только он знает все тонкости этого дела, а Хан может лишь предлагать идеи, исходя из своих желаний, и кивать, когда младший преобразует его бредовые и нереальные планы в рабочие.       Даже нарисовать набросок для Донмина — что-то на грани фантастики. Последний раз, когда он заносил руку над листком бумаги, намереваясь что-то изобразить, был в средней школе. И, надо признаться, результат его тогда не порадовал. Ким же закончил художественную школу с отличием и даже пару раз вместе со своими рисунками выигрывал конкурсы в старших классах.       И так всю жизнь. Они дружили на каком-то диком контрасте. Не важно, за что бы старший не взялся, в конечном итоге оказывалось, что младший справляется с этим в разы лучше. Будь то учёба, или работа, или даже обычная повседневная жизнь. Донхён был идеальным сыном своих родителей. Первый и последний раз, когда Ким облажался при Хане, был в тот самый день, когда Донхён едва не разбил окно в его комнате.       И Донмин любил задирать его за это. По-дружески, не со зла. Но, скорее всего, нравилось ему это делать только потому, что очень хотелось верить, что не такой уж Донхён и идеальный. И пока старший хотел в это верить, цепляясь за старое воспоминание, младший становился только лучше.       В конечном итоге дошло до того, что в шестнадцать лет Донмин обнаружил себя чертовски влюблённым в лучшего друга. Это осознание ударило по нему так же неожиданно, как и внезапно прилетевший в голову снежок. А затем громко хохочущий Ким выпрыгнул из сугроба, дергая старшего на себя до потери равновесия. Тогда-то, выслушивая бесконечные планы на жизнь вперёд, который у Донхёна были, в отличие от Донмина, Хан понял, что чертовски сильно влип.       И сейчас, стоя рядом с явно переживающим за него Кимом, старший понимает, что ничего не изменилось. Он был всё таким же оболтусом, не знающим, чего ждать от завтрашнего дня. А Донхён был всё таким же идеальным сыном своих родителей, которому было, чем гордиться. И Донмин всё так же сильно был в него влюблён. А может, даже чуточку сильнее.       — Тогда почему вы не приняли участия?       — Он принимал, — голос Кима звучит уверенно, словно младший наконец придумал, что можно ответить. — Но мой партнёр экономист, а не архитектор. Едва ли он мог помочь с рисованием наброска или с вычислением коэффициентов, необходимых для того, чтобы утверждать о безопасности проекта, — у Донмина голова кружится, даже просто слушая речь Донхёна. Ему те огромные четырёхэтажные дроби в расчётах, которые младший щёлкал, как орешки, могут только в кошмарах сниться.       — И в чём же тогда заключалась эта помощь? — спрашивает женщина, подпирая подбородок кулаком.       «Да ни в чём» — ответил бы Хан и был бы абсолютно прав. Но у Кима, кажется, другие планы.       — Идея, которую вы наблюдаете на наброске, принадлежит моему напарнику, — говорит Донхён, но старший такого не припомнит. — Вообще все идеи, которые мы рассматривали, полностью были придуманы им.       И Донмин вдруг понимает, почему не может вспомнить этого. Потому что это — ложь.       — Но я повторюсь, мой напарник экономист, а не архитектор. Я не могу просить его делать за меня вещи, которые никак не связаны с его профилем обучения, — пока Донхён рассуждает, старший не может отвести от него глаз. Точно так же, как и проректор Кан, слушающая особенно внимательно. — Потом, когда в проекте понадобится экономический расчёт, этим, конечно же, будет заниматься Донмин, но сейчас он сделал максимум, и я не думаю, что мы вложились в этот проект не в равной мере.       Но они именно это и сделали. И Хан знает это так же хорошо, как и сам Ким. Женщина же дожидается, пока младший закончит говорить, прежде чем снова поворачивается к Донмину.       — Не знаю, чем ты подкупил его, что тебя так защищают, но раз уж второго человека в паре всё устраивает… — проректор разводит руками. — Я не буду встревать. Быть может потом, когда дело действительно дойдёт до твоей работы, твой напарник ещё поймёт, почему я задала такой вопрос.       Донмину ещё никогда в своей жизни так сильно не хотелось огрызнуться. И первая же мысль — женщина обесценивает его участие в этом проекте едва ли не сильнее, чем это делает сам Хан. А вторая добивает: а в чём она, собственно, не права?       Но порыв высказать проректору всё прямо в лицо приходится молча перетерпеть. И почему-то раньше старшему было наплевать, что думает про него эта женщина, но перед Кимом как будто бы резко стало стыдно. Что подумает Донхён, когда узнаёт, что это не он согласился участвовать в проекте, а на самом деле руководство университета дало ему такой шанс? Последний шанс не проебать возможность получить высшее образование и стать чуточку лучше. Хотя бы для самого себя.       И даже страшно, какими глазами на него посмотрит Донхён, когда они выйдут из кабинета.       — Свободны, — голос женщины звучит так, будто она выносит вердикт в суде. — Я напишу дату следующего отчёта, когда составлю график. И будьте уверены, студент Хан, к тому моменту, вам лучше принять в проекте более обширное участие. За фантазию хвалю, но на ней одной далеко не уедешь.       За дверь Донмин вышагивает с пониманием, что лучше бы он не просыпался сегодня утром. Лучше бы он навсегда остался во вчерашнем дне. Донхён выходит за ним следом, сохраняя тишину.       Это хорошо. Наверное. Ведь говорить сейчас у старшего нет ни желания, ни сил, но вопрос будто бы сам вылетает изо рта, когда младший обгоняет его на очередном повороте, оставляя тянуться за собой шлейф от парфюма.       — Почему ты ей соврал?       Это простое любопытство, ничего большего, твердит себе Донмин, когда Ким, заслышав его тихий вопрос, останавливается, медленно оборачиваясь.       — Ты сказал, что это была моя идея, — Хан не следит за тем, как приближается к младшему. — Почему?       Донхён же просто жмёт плечами, продолжая свой путь к главной лестнице, но уже более медленным шагом, и Донмин, словно заколдованный, идет за ним.       — В какой-то момент мне показалось, что она готова взорваться от злости, но ты ничего не предпринимал, вот я и… — Ким осекается, но продолжает говорить снова. — Я не хотел, чтобы она смотрела на тебя таким взглядом, будто ты — ничто.       Хан хмыкает, смеясь, но на грани истерики, и этот саркастический смех заставляет младшего покрыться мурашками.       Донмин знает, что в сравнении с младшим он и правда — ничто. Донхён красивый, умный, подающий надежды стать знаменитым архитектором. Знает четыре языка, не считая языка жестов, и с самого детства вместе с родителями занимается волонтёрством. Его семья не бедная, более того, Хан скорее даже назвал Кимов богатыми, но младший не похож на зажравшихся чеболей из дорам, которые одногруппницы Донмина так любят обсуждать в перерывах между парами. И это подкупает.       Хан едва ли может похвастаться своими успехами. Его родители развелись, когда ему было четырнадцать, отец ушёл из дома и в один из своих запоев просто пропал, а мать начала пить. Сначала, чтобы заглушить боль, потом — потому что уже просто не могла остановиться. Донмин стал нужен только самому себе. Днём, после уроков, успевал расклеивать листовки, чтобы заработать деньги хотя бы на продукты, а затем, как и любой ребёнок, шёл гулять с друзьями. Чтобы забыть тот ужас, что ждал его вечерами дома. Было ли ему больно, наблюдая за тем, как квартира превращалась в барак? Было ли ему больно, когда мать рвала на себе волосы и упивалась таблетками? Было ли ему больно, когда он в очередной раз засыпал дома у Кима, в постели младшего, окружённый его руками? Да.       И Донмин не хотел никого винить, но так уж вышло, что в конечном итоге их пути разошлись. Хан видел в Киме свет, которого ему не хватало в себе самом, и понимание, что он никогда не сможет даже приблизиться к уровню, на который взлетел Донхён, резало по сердцу.       И даже сейчас. Донмин не хотел бы видеть этого, но видел всё равно: Ким пытался тянуть его вверх, тогда как он сам был доволен даже тем, что просто не потонул в пучине собственных загонов. Донхён видел в нём что-то, что не видела проректор Кан и не видел он сам.       Младший не хотел, чтобы он был ничем. Но старший считал, что именно ничем он и был. И чем больше Донмин задумывался об этом, тем больше убеждался. Они с Донхёном — не пара. И затягивать его в порочный круг собственных ошибок и неудач — станет для Хана главной ошибкой. Той, которую он не сможет себе простить.       Когда Донмин ловит младшего за запястье, заставляя посмотреть в глаза, Ким послушно исполняет его немую просьбу. Его янтарные глаза светятся вблизи ярче, чем звëзды, которые Хан любит рассматривать в телескоп, сидя у Джэхёна дома.       — Я хочу поговорить о вчерашнем.       Плечи Донхёна почти незаметно приподнимаются, как если бы он был чем-то неприятно напуган. Донмин не хочет пугать его. Никогда не хотел, но почему-то кажется, будто более подходящего времени уже не будет.       Он думал. Думал всю ночь и всё утро. Думал по дороге в университет и пока бежал по ступенькам, догоняя младшего. Думал на парах и в столовой после. Даже сейчас он всё ещё думал.       Всё ещё думал, что нагружать Донхёна своими чувствами сейчас — пытка как для Кима, так и для него самого.       Младший вздрагивает, когда ладонь старшего медленно разжимается, отпуская его запястье. И Донмин, наблюдающий за тем, как подскакивает кадык Донхёна, уже знает, что до апокалипсиса в его душе осталось 3… 2… 1…       — Давай забудем об этом.