Always

***

      Наша память, на самом деле, очень странная вещь. Мы можем запоминать ненужные нам даты и факты про людей, которых видим в первый и последний раз, но при этом забывать действительно важные вещи. Дни рождения близких или даже элементарные слова, которыми пользуемся каждый день.       И вот только не нужно говорить, что с вами такого никогда не было. Донмин не поверит. Хотя бы раз в жизни, но такую подлянку каждый из нас от памяти получал. Хану, однако, казалось, что ему на такие вещи «везёт» несколько чаще, чем даже тому же Сонхо, память у которого, как все знали, была отвратительной. Просто, чтобы вы понимали масштаб проблемы: Хан как-то скачал приложение для тренировки памяти, но на следующий день благополучно про него забыл. А через месяц удалил, как ненужное, чтобы на телефоне место освободилось.       Когда он был ещё подростком, мама всё время ругалась: Донмин то забудет вещи из стиральной машинки достать, и те так и высохнут, скомканные в непонятную массу, то оставит плиту включенной, когда уже доготовит, и вспомнит только тогда, когда запахнет горелым. В общем, в детстве, наверное, маме немало пришлось натерпеться. Она даже шутила про покупку таблеток для улучшения памяти. Хотя шутила ли, Хан уже не уверен. Оставалось только надеятся и верить, что ситуация пока ещё не настолько запущенная, чтобы таблетки покупать.       Ну Хан и надеялся. И ровно до той самой злосчастной вечеринки три года назад у него даже получалось. Во всяком случае, казалось, что всё идёт довольно-таки неплохо. А потом звонок от матери, надорванный крик в телефонную трубку и разбитое «ты не понимаешь, мне плохо». Длинные гудки, режущие по ушам и полная темнота, вместо воспоминаний, после второй бутылки соджу.       И Донмину тоже было плохо в тот момент, вообще-то. Но психолог через полгода года сказала, что это было его собственным желанием. И это звучало так глупо, что даже смешно. Потому что только полный идиот собственноручно будет усложнять себе жизнь. Пока женщина распиналась, что его подростковый неокрепший разум таким образом просто искал любви и сострадания от других людей, Хан собрал вещи и вышел из кабинета, не попрощавшись.       А в медицинской карточке до сих пор едва понятное «диссоциативная амнезия на фоне посттравматического расстройства». Одно лишь название пробивает на дрожь, но Донмин уже привык у тому, как странно на него косятся врачи, когда доходят до этой страницы в его истории болезней.       Уже дома Хан излазил все форумы, чтобы убедиться, что он правильно понял поставленный диагноз. Мозг, конечно, отказывался верить, что с его психикой, возможно, небольшие проблемы, но голос разума возвращал на путь истинный. Предупреждён, значит вооружён, верно? Лучше уж знать наверняка, чем ты болеешь, чем в один из дней вдруг узнать, что тебе жить осталось неделю, а ты думал, что вся жизнь впереди. Ну это так, для примера.       В конечном итоге, чтобы вспомнить тот день окончательно, ему понадобился почти год. Почти год ушёл на то, чтобы медленно, по крупицам, собрать пазл произошедшего. И он вспомнил. И тут же пожалел, если честно. Вспомнил всё: начиная звонком от матери и заканчивая тем, как он бился в истерике в чужой ванной, пока снаружи в дверь долбился обеспокоенный Ким.       Вспомнил даже то, как потерянно оглядывался Донхён, когда старшему удалось затащить его, не сильно и сопротивляющегося, за порог. И то, как прижимался к бедному младшему, до боли в руках цепляясь за его одежду, лишь бы не ускользнул, слизывая гигиеничку с губ Кима. Даже её вкус вспомнил. Вишнëвый.       Но вот у младшего, вроде как, никаких амнезий и посттравматических расстройств не наблюдалось. И Домнина начал мучить другой вопрос. Почему Донхён не напомнил ему о произошедшем, если принимал в этом такое же непосредственное участие, как и он сам? Почему продолжал улыбаться в аэропорту и приглашал в гости на каникулах, когда днём ранее пьянющий в хлам Хан сначала полез у нему целоваться, а потом так и заснул, тяжело дыша в чужую шею?       Ещё и в любви, наверное, признавался. Но вспомнить точно, говорил ли Донмин тем вечером что-то подобное, так и не вышло. О своих чувствах к Киму он был осведомлён, но вот мог ли его пьяный рот рассказать о них Донхёну? Сложно было ответить на этот вопрос. И Хан, как говорится, забил и забыл.       Единственным человеком, который тогда мог внести ясность, был Донхён. Донхён, который на следующий день переехал в Лондон. Донхён, номер которого Донмин заблокировал через месяц, не выдержав сообщений и звонков. Донхён, который вернулся спустя три года и снова превратил всё в голове Хана в кашу.       А Донмин наступил на те же грабли. И на этот раз никакая диссоциативная амнезия его спасать не собиралась, потому что травма была ещё слишком свежа, а голова трезва. И вообще, если уж быть честным до конца, старший не может сказать, что не хотел этого поцелуя.       Быть может психолог тогда была права, и он действительно всего лишь нуждается в том, чтобы его любили, вне зависимости от ситуации?       Донмин вздыхает. Паршиво.       — Ты не идëшь? — Джэхён, переваливающийся через порог, беспристрастно оглядывает друга с головы до ног, закатывая глаза. — Я так и знал, что ты снова вышел на балкон раздетый.       — Я одетый, — хмыкает Донмин.       — Ты понял, о чем я, — Мëн фыркает, прежде чем отлучиться ненадолго в коридор. Когда он возвращается, в руках он несёт джинсовку, по-прежнему безэмоционально накидывая её на плечи младшему. — Заболеешь ещё, а я виноватым останусь.       — На улице лето, — Хан одежду так и не надевает, но поправляет, чтобы укутаться в ткань посильнее. Пока старший заботится о нём, его лучше не злить.       — Вообще-то сентябрь, — Джэхён жмёт плечами, останавливаясь рядом.       Ну да, точно. Сентябрь. Скоро с него потребуют заплатить аренду.       Из-за приоткрытой двери балкона Донмин слышит приглушённые шорохи. В коридоре включается свет. Хан хмурится.       — Кто-то уезжает?       — Футболисты, — отвечает Мëн, прикрывая одну из створок балкона сбоку. — И Санхëк тоже.       — Он то куда? — недоуменно спрашивает Хан. Старший, конечно, болел тем, что раньше остальных начинал хотеть вернуться домой, но сегодня даже для него было ещё слишком рано.       Джехён только щурится, весело хмыкая.       — Ну сказал, что домой, — говорит, но видно, что верит в это с трудом. — Но сам понимаешь, «домой» — растяжимое понятие. Ынсок, вон, тоже домой поехал.       Донмин кивает, прекрасно зная, к чему клонит старший. Эх, слышал бы их сейчас Ли, то получили бы оба: один за слова, другой за понимающее выражение лица.       — Я, наверное, тоже домой поеду скоро, — предупреждает Хан, опираясь на балконную перегородку, чтобы выглянуть наружу.       На Джэхёна не смотрит, потому что и так прекрасно знает, с каким выражением лица старший принимается на него глазеть. Да и как объяснить? «Извини, хён, случайно упал губами на губы бывшего лучшего друга, когда ты запер нас вдвоём в своей комнате, а теперь не могу смотреть ему в глаза» — Донмин фыркает, когда ловит эту мысль в своей голове.       Мëн, на удивление, выдерживает долгую паузу.       — Знаешь, — начинает говорить Джэхён, понимающе поглядывая в сторону младшего. — Я никогда не думал, что когда-нибудь увижу тебя таким.       — Это каким «таким»?       Хан продолжает смотреть на свои руки, искренне стараясь убедить себя в том, что его просто волнует их состояние. За один только сегодняшний день он наверняка натёр себе пару мозолей, пока продолжал надевать и снимать кольца с пальцев.       Джэхён же только хмыкает, тоже опуская взгляд на руки младшего.       — Ты сам знаешь каким.       Старший разворачивается, упираясь в балконное стекло спиной, и складывает руки на груди. Фыркает, когда Донмин поднимает на него глаза, продолжая делать вид, будто не понимает, к чему ведёт друг.       — Как я могу знать, если ты мне не говоришь?       — Есть вещи, которые необязательно озвучивать.       Донмин вздыхает. Он за сегодня устал так, как ещё никогда не уставал.       — Да говори уже, хён, — из коридора снова доносятся весёлые голоса футболистов. Хан хмурится, когда слышит среди них взволнованный голос Соры. А потом хлопает входная дверь.       — Оппа!       Джэхён так и не успевает ответить. Обеспокоенно подрывается с места, с любопытством выглядывая из-за балконной двери, когда девушка зовёт снова. На этот раз уже конкретно Донхёна.       — Что там происходит? — неуверенно спрашивает Донмин.       — Не имею понятия, но мне это не нравится, — хмурится Мëн, оглядываясь на Хана. — Подожди тут, я схожу, узнаю.       Но Донмин не был бы собой, если бы послушался.       Джэхён только цокает, когда младший выходит с балкона следом за ним, тут же стягивая со своих плеч чужую джинсовку и наугад откидывая её на диван.       Виновницу переполоха и всех остальных они находят на кухне. Сора как раз в этот момент протягивает недоумевающему Донхёну свой телефон и Хан успевает разглядеть на экране входящий звонок от контакта «мамочка», прежде чем Ким прикладывает телефон к уху.       — Да, тëтушка, — говорит Ким, притягивая явно взволнованную сестру поближе.       Сора утыкается лицом старшему в плечо и Сонхо отходит от этих двоих подальше, утягивая за собой и Унхака. Словно понимает, что им нужно больше личного пространства сейчас.       Младший Ким потерянно останавливается между Ханом и Мëном, когда Джэхён ловит его за руку, шёпотом спрашивая:       — Что случилось?       Унхак отрицательно качает головой.       — Не знаю.       Никто ничего не может объяснить, но Донхён хмурится, прислушиваясь к словам, доносящимся из трубки, и всем остальным остаётся только ждать, пока телефонный разговор закончится. Сора, очевидно, пока что ничего говорить точно не может.       Ким молчит долго. Даже слишком долго, но никто не решается нарушить тишину. Донмин замечает только, как дёргается кадык младшего, когда тот гулко сглатывает, косясь на младшую сестру.       — Да, я вас понял, — говорит он, отключая звонок. Его ладонь сильнее сжимается на плече Соры, когда та едва отстраняется, кидая взгляд на экран телефона.       — Что сказала мама? — сипло спрашивает младшая. Донмину становится не по себе от одного лишь звучания её голоса.       Губы Донхёна растягиваются в едва заметную напряжённую полоску.       — Что нам нужно подъехать в больницу, — отвечает Ким, прежде чем возвращает девушке её телефон. — Твоя мама сейчас скинет адрес, так что…       — Я поняла, — перебивает Сора, прикусывая губу. Донхён послушно замолкает и одновременно с этим слышится звук приходящего на телефон нового сообщения. — Я вызову нам такси.       И младшая уделяется в коридор, по пути набирая номер такси, пока старший так и остаётся стоять на кухне, окружённый со всех сторон любопытными взглядами.       Унхак решается заговорить первым, прервав эту напряжённую паузу.       — Кто в больнице, хён? — Донхён поворачивается на него, всё ещё немного потерянный, но выглядящий лучше, чем его младшая сестра.       Тяжёлый вздох. Донмин почти чувствует, как тяжело Киму даются слова.       — Отец Соры.       И то, как все почти одновременно поворачиваются в его сторону, Донмина совсем не вдохновляет. Но он заведомо знает, что согласится на всё, что его попросят сделать, если это может хоть как-то помочь Донхёну. Или Соре. Или им обоим.       — Не хочешь воспользоваться правами? — как бы невзначай спрашивает Джэхён, поворачиваясь к Хану, и Донмин замечает, как глаза Унхака умоляюще смотрят на него.       И это противозаконно, вообще-то. Он предпочёл бы никогда больше в своей жизни не садиться за руль, потому что вождение только отнимало у него силы и делало нервным. Но Унхак безмолвно просит его помочь младшей, а Донхён, косящийся на него из-под прикрывающей глаза длинной чёлки, только добивает.       Разочарованная Сора появляется на пороге почти в ту же секунду.       — Ближайшая машина сможет приехать только через двадцать минут.       И вот после этой фразы Донмин мирится со своей участью окончательно. Кажется, сам Бог хочет, чтобы сегодня он сел за руль.       — Какой адрес у больницы? — уточняет он, поворачиваясь к младшей.       — Асанро 12, — читает Сора из сообщения. — Это где-то в десяти минутах езды от нашего университета.       Донмин бы присвистнул, потому что расстояние не маленькое, но вместо этого он только кивает.       — Поехали.       Пока он везёт Донхёна и Сору до больницы, то в принципе, не может даже пожаловаться. Он прекрасно понимает, как тяжело находиться в неведении, и гадать, что произошло с твоим родственником. Это чувство дежавю он может назвать самым неприятным за последние несколько месяцев в своей жизни.       И если уж Донмину не удалось уследить за собственным отцом, так пусть хотя бы у младшей получится.

***

      Когда Донмин возвращается домой к Джэхёну, время уже переваливает за час ночи. Он пользуется связкой старшего и возвращает ключи от машины на место, тихо снимая обувь.       В гостиной Хан натыкается на расправленный, но пустой диван, и сразу следует на кухню — единственную комнату, где горит свет. Его друзья сидят за столом, но стоит только Донмину пересечь порог, направляясь прямиком к графину с водой, и сходу опустошить пару стаканов, как поднимается шум. Унхак нервно стучит пальцами по столешнице, а Джэхён кашляет, явно привлекая внимание.       — Да спрашивайте уже, а то щас лопнете, — говорит Хан, и Ким тут же подскакивает на ноги.       — Как Сора?       Донмин только вздыхает. За всю поездку девушка не обронила ни слова, всё время смотря в свой телефон и печатая кому-то сообщение за сообщением. Донхён тоже молчал, хотя периодически и оборачивался, поглядывая на младшую с беспокойством.       Признаться, Хан даже завидовал. Никакой ревности, просто ему тоже вдруг захотелось, чтобы кто-то заботился о нём так же, как эти двое заботятся друг о друге. Увы, но братьев и сестёр у него не было, а последний ближайший родственник растворился в воздухе три года назад, оставив после себя только пустую квартиру с кучей долгов и целый букет психологических травм — запоздалый подарок на восемнадцатилетие.       Только когда они доехали до нужного места, младшая заговорила. Совсем уж слабо обняла Хана за плечи одной рукой, прощаясь, и быстро поблагодарила за то, что согласился отвести их. «Это очень важно для меня, правда» — губы девушки тронула улыбка, однако и она тут же исчезла. Сора бросила на старшего брата короткий взгляд и тут же поторопилась скрыться за дверьми больницы.       Донхён оглянулся, чтобы посмотреть ей вслед, прежде чем вздохнул. Он выглядел уставшим, но совсем уже трезвым. Донмин мог поклясться, что от того Кима, с которым он целовался час назад, в парне, стоящем перед ним, совсем ничего не осталось. Разве что только заколка, продолжающая свисать, зацепившись за чужую чёлку.       Хану так сильно хотелось её поправить, что даже руки чесались. Однако едва ли он мог думать о том, что задеть Донхёна. «Спасибо» — тихо начал Ким, и старшему сначала показалось, будто младший прохрипел благодарность.       Донмин отмахнулся. Едва ли его стоило благодарить за то, что он просто сел за руль и проехал несколько километров. В конце концов, он ведь для этого и сдавал на права. «Не за что» — только и успел проговорить Хан, прежде чем у Донхёна зазвонил телефон. Ким покосился в экран и вдруг заторопился, поднимая на старшего глаза только для того, чтобы пожелать «хорошей дороги». А затем последовать примеру сестры.       Донмин остался на улице наедине с ночным Сеулом и тяжело, медленно бьющимся сердцем.       — Расстроена, — Хан вспоминает о вопросе только после того, как оживляет все эти события в своей памяти. — Я не смог узнать конкретнее. Она не выглядела как человек, который хочет обсуждать такие вещи.       — И правильно, — строго хмурится Джэхён. — Мы не знаем, что конкретно случилось с её отцом. Задавать вопросы, когда она едва не разревелась прямо при нас, было бы просто отвратительно с нашей стороны.       Унхак кивает. Он и так это понимает, честно, но от незнания, что сейчас происходит в голове его близкой подруги, ему самому хочется лезть на стену. Ким косится на иконку контакта девушки, но на кнопку вызова так и не нажимает. Старшие правы, он может и подождать, а для Соры сейчас куда важнее провести время с семьёй.       Мён с гордостью смотрит на младшего, когда тот откладывает телефон в сторону, и кивает Донмину на графин. Хан без лишних слов наполняет стакан водой, протягивая старшему прямо в руки. Тот так же безмолвно опускает его на стол рядом с Унхаком.       — Дай ей время, — Джэхён почти незаметно треплет Кима по волосам, оставляя ладонь лежать на чужом плече.       Донмин и Сонхо многозначительно переглядываются, когда за этим жестом не следует уже привычного возмущения. В прочем, возможно, младший просто устал. Как и все они.       — Я пойду спать тогда, — предупреждает Унхак, бросая на лидера беглый взгляд. — Мама звонила, я сказал, что останусь у тебя, хён. Она не против.       Джэхён, в принципе, тоже не против.       — Будешь спать с Сонхо на диване? — предлагает лидер, сразу же проверяя реакцию Пака. Тот, ожидаемо, пожимает плечами. Ему без разницы с кем и где спать, лишь бы не на улице. — Или я могу уступить тебе свою кровать.       — Или вы можете спать на ней вместе, — пытается разрядить обстановку Пак, выдвигая ещё одно предложение. Однако Ким его пропускает мимо ушей, в то время как Мëн косится на друга осуждающе.       Кажется, шутка компании не заходит. Сонхо жмёт плечами, пока Донмин берёт в руки свой телефон, в который раз за вечер наблюдая пустой экран.       Никто не пишет ему и не звонит, чтобы узнать где он, с кем, и чем занимается. И так уже три года.       Завидует ли он младшему, мама которого не может уснуть по ночам, пока не убедится, что её сын в безопасности? Немного. Задевает ли его тот факт, что из всех его друзей только он один может уйти из дома и не вернуться в какой-то момент, и никто его даже искать не будет? Только если совсем чуть-чуть.       В ощущении полной свободы, когда ты принадлежишь только себе и сам решаешь, чем будешь заниматься в ту или иную минуту своей жизни, было что-то приятное, Донмин не спорит. Но сколько бы не прошло лет, а к пониманию того, что чужие родители о тебе заботятся больше, чем собственные, Хан никак не мог привыкнуть.       Где сейчас была та женщина, которую он маленький обнимал ночами, чтобы ощутить тепло? Была ли она счастлива, как и хотела? Нравилась ли ей её новая жизнь? У Донмина было много вопросов к ней, ответы на которые он жаждал узнать и боялся услышать одновременно.       Хан помнил о ней многое. Мама любила готовить шоколадный брауни на праздники и украшать окна наклейками к Рождеству. Ей нравилось упаковывать подарки и ходить в парк аттракционов раз в месяц. Она пила сладкий-сладкий кофе, от одного глотка которого у Донмина свело бы скулы, и читала сказки на ночь, нежно гладя по голове.       Однако была и другая мама, которую, к своему сожалению, Хан помнил не менее хорошо. Мама, от которой пахло алкоголем и таблетками. Её руки тряслись, как у наркомана во время ломки, пока она подносила стопку за стопкой ко рту, а потом засыпала прямо сидя за столом. Она глотала снотворное пачками и пугала Донмина тем, что по утрам её было невозможно добудиться.       А ещё всё время плакала. Мама из более поздних воспоминаний ревела тихо и едва слышно, пока никто не видит, а из более свежих — навзрыд.       Хана тошнило от запаха в их квартире. Он был чëртовым подростком, когда ситуация стала плохой настолько, что алкоголем там пахло каждую минуту, а ночёвки у Донхёна казались глотком свежего воздуха. Буквально. Дома у Кимов было тепло и там всегда улыбались. Его там ждали и принимали с распростёртыми объятьями. Такого отношения к себе Донмин не чувствовал даже дома.       — Тэсан, — голос Мëна заставляет младшего вернуться в реальность из своих мыслей.       Хан оглядывается. На кухне кроме Джэхёна, смотрящего на него с пониманием, больше никого. Донмин заторможенно моргает, пока не натыкается взглядом на протянутый ему старшим пустой стакан. Забирает его из рук лидера и послушно ставит на привычное место рядом с графином.       — Унхак и Сонхо? — интересуется он, даже не задавая четкого вопроса. Знает, что Джэхён поймёт и так. Всегда понимает.       — Ушли спать, — Мëн кивает в сторону гостиной.       — Я тоже останусь, если ты не против, — Донмин знает, что старший никогда не откажет в том, чтобы выделить лишнее спальное место, если у него есть возможность. Однако, всё же лучше будет уточнить.       — Без проблем, — ожидаемо соглашается Джэхён. — Ты можешь спать в моей комнате.       Донмин тут же принимается отрицательно качать головой.       — Я посплю тут, — торопится отказаться он, кивая в сторону кухонного дивана.       Да, вариант не самый удобный, да и Хан раньше сам отказывался занимать это место, если ему предлагали, но сегодня обстоятельства были другие.       Донмину не нужно было быть экстрасенсом, чтобы знать, что он не сможет сомкнуть глаз всю ночь, если уйдёт спать в комнату старшего. Уж лучше немного пострадать на твёрдом диване, чем всю ночь мучиться в мягкой постели, прогоняя в голове одни и те же воспоминания.       Темнота, подоконник, очень красивый Донхён, сладкая гигиеничка на губах младшего… Снова вишнёвая? Или это воспоминания Хана мешают новые со старыми?       Донмин больно прикусывает собственную губу. Если воспоминания настигают его даже здесь, на кухне, как он сможет скрыться от них, находясь в той самой комнате, где это происходило?       Мён вопросов не задаёт, но странно косится на младшего, прежде чем поднимается с места, предупреждая, что сейчас принесёт ему постельное. Донмин кивает наигранно спокойно, провожая старшего взглядом до самого порога, пока тот не скрывается за поворотом.       Хан думает, что этот день — немного чересчур даже для него. Воспоминания о матери, об отце и о Донхёне были неизменными спутниками последних лет его жизни. Они то возникали, то исчезали, то путали его, то наоборот помогали оживить в памяти какие-то нужные, но давно забытые детали. Но никогда раньше эти воспоминания не приходили вместе.       Каждый такой раз, когда кто-то из «людей из прошлого» заявлялся к Донмину во снах или даже просто в обычной жизни видением, Хан знал, что закрасит этот день в календаре чёрным. Однако это касалось в основном родителей, ведь с Донхёном дела обстояли иначе.       О маме и папе воспоминания почти всегда были мрачными. Ему вспоминались их пьянки, ругань, а иногда даже и драки, в которых он всегда выступал невольным свидетелем. Его детская память цеплялась за хорошие моменты, но вот подростковая перекрыла почти все эти воспоминания своими — болезненными и бесцветными.       Воспоминания о Киме же всегда имели свой собственный цвет. Чуть реже запах, а иногда и вкус. Эта часть памяти Донмина не знала криков и пьяных драк. Она была наполнена громким смехом, тёплыми объятиями и бесконечным счастьем. И Хан действительно был счастлив, когда эти воспоминания возвращались к нему, но всё равно обводил дни чёрным.       Возвращаться в реальность из того мира, где у них с младшим всё ещё только впереди — было гораздо тяжелее, чем выныривать из сна про родителей.       Мама и папа ассоциировались с болью, но вот Донхён… Никогда. Даже если Донмин понимал, что когда-то ему придётся вернуться в реальность, где младший — успешный архитектор из Лондона, а он всего лишь обычный официант в кафе, едва сводящий концы с концами, он всё равно не мог отказаться от тех секунд и минут ощущения счастья, которые ему дарили воспоминания о Киме.       Когда Джэхён возвращается, таща вместе с собой полные руки постельного, то находит Донмина пялящимся в окно в полной тишине. Лидер едва слышно откидывает подушку и одеяло на кухонный диван, а сам задаёт только один вопрос:       — Выйдем на балкон?       Хан поворачивается в его сторону, вопросительно выгибая брови.       — Зачем?       В ответ же на лице Мёна появляется усмешка, которую тот тут же глушит рукавом своей домашней кофты.       — Пытать тебя буду.       И Донмин нисколько не удивится, если это окажется правдой. Однако всё равно следует за старшим на балкон.       Он готов сделать всё, что угодно, если это поможет как-то отвлечься от мыслей о Донхёне. Хотя бы сегодня. Хотя бы в эту самую минуту. Иначе Хан сам себя не спасёт. И плевать, что через семь часов им уже нужно будет быть на парах.       Джэхён, наученный прошлым опытом, кидает в младшего джинсовкой прямо на ходу, вынуждая снова надеть её. И на этот раз нормально, засунув руки в рукава и застегнувшись. Донмин закатывает глаза, но слушается, принимаясь отнекиваться лишь в тот момент, когда старший задумчиво косится на его тапочки на ногах.       В итоге, на балкон они выходят только тогда, когда уже успевший кое-как заснуть Сонхо кидает в них диванной подушкой, строго прося заткнуться.       Ночной Сеул встречает прохладным ветром и запахом сырости. Донмин замечает капли на стекле и хмурится, прислушиваясь к звукам дождя, громко барабанящего по крыше. Странно, что он не заметил их раньше. Джэхён плотно прикрывает дверь за их спинами, первым делом делая глубокий вдох.       — Я никогда не встречал человека, который бы любил дождь сильнее, чем ты, — фыркает Хан, наблюдая за выражением абсолютного блаженства на лице старшего.       Мëн улыбается широко, хвастаясь своими белоснежными и ровными зубами, и вдруг его выражение лица становится более серьёзным. Донмин даже теряется в моменте.       — Не переводи тему, мы не договорили в прошлый раз.       Хан хмурится. Едва ли он может вспомнить, на чем они остановились, потому что поездка до больницы и долгие копания в своём прошлом на кухне, кажется, потратили его последние энергетические ресурсы.       — А о чём мы говорили?       — О том, что ты ведëшь себя странно, когда дело касается Донхёна.       Не в бровь, а в глаз. Донмин цокает, напрягаясь.       — Извини, но что-то я такого не припомню, — начинает говорить он, складывая руки на груди. Так младший чувствует себя немного уверенней. — Ты ведь так и не объяснил мне, что значило это твоё «никогда не думал, что увижу тебя таким».       — Брось, ты понял, просто решил повыëбываться лишний раз, — фыркает Мëн, наклоняясь вперёд, чтобы высунуться наружу. Его одержимость дождём действительно поражает. — Я имел в виду то, что никогда не видел, чтобы ты вёл себя с кем-то так, как ты ведëшь себя с Донхёном.       — Я веду себя со всеми одинаково, — жмёт плечами Хан, чувствуя мурашки от одного только смеха старшего.       — Со всеми остальными, ты хотел сказать, — поправляет Донмина Джэхён. — Если так, то я согласен. Ты и правда почти всегда такой вот, как сейчас. Язвишь, ругаешься и вообще в целом выглядишь так, будто тебя мало что интересует в этой жизни, — пока старший перечисляет, Хан может думать лишь о том, правда ли он ведёт себя таким образом в обычной жизни. — Но сегодня тебя как будто подменили. Мы с ребятами на протяжении уже почти трёх лет пытаемся уговорить тебя сыграть с нами в какую-нибудь игру на вечеринке, но ты всегда отказываешься. То тебе скучно, то правила непонятные, то тебе просто не хочется с пьяными людьми сидеть рядом. И мы всё понимаем, поэтому уже смирились. Однако стоило Донхёну сегодня согласится сыграть и позвать тебя с собой, в качестве, черт возьми, простого подсказчика, как ты тут же согласился.       Джэхён разводит руками, не зная, куда деть эмоции, пока Донмин дослушивает его, пытаясь придумать хоть что-то, что можно сказать в свою защиту. Не получается.       — И у меня есть только один вариант, почему ты так легко согласился, но ты никогда не признаешься, даже если это действительно так, — заканчивает Мëн, хлопая по подоконнику.       Донмин же боится просить его продолжать, потому что знает, что старший прав. В том, что он всегда отказывается играть с ними, но легко согласился играть с Донхёном. В том, что в присутствии младшего он становится похож на послушного домашнего питомца, а не на своенравного Тэсана, к которому уже давно привыкли все его друзья и знакомые. И в том, что даже если старший угадает сейчас причину, Хан едва ли сможет признаться, что это правда.       — Донхён пришёл впервые, — отвечает наконец Донмин сбивчивым голосом. — Я всего лишь не хотел, чтобы он чувствовал себя не в своей тарелке.       — Футболисты тоже пришли впервые, — парирует старший.       — Ынсок явно был больше заинтересован с Санхëке, а остальные чувствовали себя неловко от силы минуты две, до первого бокала, — размышляет вслух Хан. — Или мне нужно было сесть и подсказывать им правила игры, в которую они и так прекрасно умеют играть?       Джэхён неопределённо хмурится. Ну да, было бы странно, если в середине вечера он обнаружил младшего развлекающимся в компании футболистов.       — А Сора? — предпринимает ещё одну попытку Мëн.       Донмин фыркает.       — А Сора — младшая сестра моего бывшего лучшего друга и лучшая подруга моего нынешнего друга, — напоминает Хан. — И о ней уж точно было кому позаботиться. Да и, разве не у неё какие-то странные отношения с Рики?       Джэхён только отмахивается. Он понятия не имеет, что происходит между младшей и этим китайским футболистом. Помнит только, что та как-то проговорилась, что ходила поболеть за него на матчах, но на этом всё как-то и закончилось, а Мëн тут же и забыл.       Пару раз замечал, конечно, как эти двое смотрят друг на друга, случайно пересекаясь в коридорах, но не придавал значения. Да и незачем. Сора как открытая книга. Если у неё и были бы какие-то серьёзные отношения с футболистом, то они с Унхаком уже знали об этом.       — Не знаю, что там у Соры, но вот твои отношения с Донхёном мне показались куда более странными, — Джэхён возвращается к уже почти забытой теме. А Хан не промах. Ему почти удалось увести разговор в другую сторону. — И я останусь при своём, как бы ты не отнекивался.       И Донмин бы возразил, но слишком устал, чтобы спорить со старшим. Переубеждать его в том, в чем он уже стопроцентно уверен — гиблый номер, поэтому младший только жмёт плечами.       — Как хочешь.       — Но кое-что всё-таки спрошу, — добавляет старший, чтобы Хан не успел обрадоваться раньше времени. И тому не остаётся ничего, кроме как кивнуть.       — Спрашивай, — соглашается Донмин, махая рукой.       — Как вышло так, что он улетел в Лондон и вы больше не общались с того момента, если были лучшими друзьями?       И черт возьми, а Джэхён точно знает, куда стоит бить, чтобы попасть чётко в цель.       Хан делает глубокий вдох, принимаясь за рассказ.

***

      Донхён с огромной радостью удалил бы из памяти прошлую ночь, однако, к сожалению, у человеческого организма нет такой удобной функции, как очистка кэша. Поэтому, когда Ким открывает глаза утром, с трудом добираясь до ванной, а потом ещё несколько минут не может прийти в себя, так и зависая с зубной щёткой в руке, его память раз за разом возвращается к событиям вчерашнего вечера.       Отражение перед глазами плывёт и руки совсем отказываются работать так, как должны. Щётка почти выпадает у Донхёна из ладони, когда тот вспоминает, что не одному ему сегодня нужно идти на пары. Скоро, наверняка, проснётся Сора, которая всегда ставит будильник заранее, чтобы успеть накраситься и позавтракать. Драться с младшей за право принять душ первым, когда он уже вылез из-под теплого одеяла, Ким не готов.       Снаружи доносится щелчок входной двери, оповещающий о том, что хозяйка квартиры только вернулась домой. Донхëн слышит, как женщина проходится по коридору в каблуках, а ещё, как шуршат пакеты. Ким готов дать палец на отсечение, что их несколько и все набиты продуктами. Прислушиваться дальше у него, однако, нет времени, поэтому Донхён наскоро стягивает с себя домашнюю одежду, вставая под тёплый душ.              — Будешь завтракать? — Сора даже и не оглядывается на только вышедшего из ванной старшего. Перед ней на столе стоят два полных пакета с продуктами, которые надо разобрать и разложить по местам.       — Нет.       — Почему?       — Не голоден.       Младшая кивает, принимая такой ответ, но всё равно хмурится. Поведение брата со вчерашнего вечера кажется ей странным, но, с другой стороны, она и сама ведёт себя нетипично. Едва ли кто-то в их семье сейчас может хотеть завтракать.       Сора не могла сомкнуть глаз всю ночь, думая то об отце, то об уставшей матери, оставшейся в больнице до утра. Пару раз порывалась написать друзьям, чтобы те не волновались, но каждый раз останавливала себя. Говорить про состояние отца лишний раз не хотелось, чтобы в первую очередь не напоминать самой себе.       — Мама купила овощи, — Сора поднимает над головой пакет замороженных полуфабрикатов, откладывая их на кухонный гарнитур. — Я хочу приготовить рагу, когда приеду с пар. Она сказала, что сегодня работает сверхурочно, не хочу, чтобы ей пришлось стоять за плитой уставшей.       Донхён кивает, прекрасно понимая, о чем говорит сестра.       — Разве у тебя нет йоги сегодня? — вспоминает он.       — Есть, — Сора отмахивается. — Но я не пойду. Приёмные часы в больнице сегодня с часу и до пяти, а я хотела навестить папу и привезти ему еды. Не знаю, когда такая возможность появится в следующий раз.       — Я могу съездить с тобой, если хочешь, — предлагает Ким, но не успевает даже и договорить фразу до конца, как его телефон начинает вибрировать.       Донхён нехотя открывает какао, вчитываясь в пришедшее сообщение. Проректор Кан:       Доброе утро. Спешу напомнить, что сегодня день сдачи наброска проекта. Жду Вас вместе с напарником после занятий в своём кабинете 7:33       Когда старший поднимает глаза на сестру снова, та уже понимающе качает головой.       — Сама съезжу. Разбирайся с делами спокойно.       Донхён кивает, но едва ли у него получится спокойно пережить этот день.       И за окном снова пасмурно.