Always

***

      Помните, Донмин сказал, что видеть Санхëка и Донхëна сидящими за столом и обсуждающими что-то, для него непривычно? Если помните, то забудьте. Потому что когда на пороге кафе появляются ещё и Джэхён с Унхаком, Хан вообще перестаёт понимать, как этой разношерстной компании удалось так удачно встретиться.       Понятно, конечно, что никакой случайностью тут и не пахнет, особенно если брать во внимание то, что сообщения про Кима Ли писал в их общий чат. Но всё равно странно.       В прочем, Донхëн не выглядит так, будто нахождение здесь приносит ему какой-либо дискомфорт, и это немного обнадёживает. Да и не маленький мальчик ведь уже. Донмин уверен, если бы Киму что-то не нравилось в том, кто или что его окружает, он без зазрения совести собрал вещи и ушёл домой.       Но Хан всё равно каждую минуту ловит себя на том, что косится в сторону стола, за которым сидят друзья, чтобы следить за выражением лица Донхëна. А время неумолимо приближается к двум часам.       — Всего нас будет пятнадцать человек.       Сонхо опускается на стул рядом с Ли, чокаясь с Джэхёном стаканами с соком с таким важным видом, будто в них вино.       — Сколько-сколько прости? — Мëн едва не давится своим напитком, когда слышит цифру. — А почему сразу не тридцать?       — Потому что тридцать у тебя дома не поместятся.       — Вот и именно, что у меня дома, — продолжает возмущаться их лидер. — Ты хочешь позвать ко мне целую команду по футболу вместе с запасными игроками, а я узнаю об этом за день?       Пак пожимает плечами.       — Половину звал не я.       Сонхо поднимает ладони по обе стороны от головы, непрозрачно так намекая на сидящего рядом Санхëка, пока сам виновник закатывает глаза.       — Можете не волноваться, Ынсока я сам на порог не пущу, — говорит Ли, пока Джэхён удивлённо хлопает глазами.       — Я пошутил про футбольную команду, а оказалось, что реально футболисты должны были прийти, что ли? А вот с этого момента поподробнее можно?       — А что рассказывать то? Санхëк пригласил Ынсока и его друзей, но наша звезда футбола где-то проебалась и они всей командой отправились в санхëковский жёсткий бан, — совсем уж сокращённо пересказывает Пак, пока остальные слушают историю с одинаково ничего не понимающими лицами.       — Такая драма, а мы не в курсе? — обиженно надувается Унхак.       — А вы и не должны были быть в курсе, — бурчит недовольно Ли, пока подталкивает Сонхо локтем. — А кое-кому надо бы поучиться язык за зубами держать, не думаешь?       — А что я сделал то опять?       В общем, всё как и должно быть. Сонхо с Санхëком спорят, Унхак с Джэхёном наблюдают за их перепалкой с довольными улыбками, а Донхён… Донхёна, вообще-то, в этой картине был не должно. Но у Хана такое ощущение, что младший как будто бы даже вписывается в этот бедлам. Странно.       Когда Донмин возвращается из подсобки, куда отходит, чтобы принести зарядку для телефона, Донхëн уже собирается уходить. Парень отбивает «пять» Джэхёну, потом прощается с неперестающими спорить старшими, и, напоследок, треплет Унхака по голове. И Хан удивляется, что на лице младшего не появляется той недовольной гримасы, которая возникает всегда, когда нечто подобное делает он.       Донмин не уверен, но ему кажется, будто Донхён оборачивается в его сторону, прежде чем вышагивает за порог, а через минуту на его телефон приходит уведомление о новом сообщении. Заблокируй и забудь:       До скольки ты работаешь? 13:58       Хан не успевает даже подумать о том, что для Кима нетипично начинать переписку не с «привет». Какой идиот стал бы здороваться после того, как они два часа находились в одном помещении? Пальцы зависают над клавиатурой, неуверенно печатая.

Вы:

До десяти 13:58

      Донмин хмурится, когда натыкается глазами на подпись контакта Донхёна. Надо бы переименовать. Заблокируй и забудь:       Я зайду вечером 13:59       Проректор Кан написала, что ждёт к понедельнику наработки по проекту, хотя бы примерные 13:59       И пусть Хан и отвечает короткое «ок», но пока что не понимает, радоваться ли ему, что они ещё встретятся сегодня, или молиться, чтобы эта встреча прошла хорошо.       Контакт он кстати так и забывает переименовать. За окном снова становится пасмурно.

***

      Знаете, за что Донхён любил Сеул больше всего? Без сомнения, этот город был красив. Широкие улицы, новые высокие дома, ресторанчики с вкусной едой и шикарной внутренней отделкой — всё это привлекало глаз. Но душу грело другое — в этом городе каждое место казалось родным. Даже не так. Было родным.       Вот на этой детской площадке он играл в ляпки с закрытыми глазами и впервые сильно разбил коленку, когда не смог удержаться на крыше городка и кубарем повалился на песок, неудачно приложившись о железный прут. Мама взволнованно вздрагивала всякий раз, когда по пути в больницу Донхён издавал звуки, похожие на стоны боли, а отец поторапливал водителя, проверяя, чтобы сын исправно придерживал наспех забинтованную ногу рукой. Крови было много, но и уважения среди местных детей тоже прибавилось.       А в магазинчике через дорогу Киму нравилось покупать кислые конфеты после уроков в младшей школе и запихивать в рот сразу всю пачку. Да, скулы сводило, и языка он потом мог не чувствовать по несколько минут, но эти конфеты до сих пор оставались в памяти Донхёна самыми вкусными. А если везло, то внутри могла попасться даже жидкая сладкая начинка. Мелочь, а приятно.       Чуть ниже по улице, если спуститься на квартал, раньше можно было увидеть семейное кафе. Отец тогда ещё работал наёмным рабочим, а о должности директора мог только мечтать, но денег уже хватало, чтобы раз в две недели выбираться на перекус всей семьёй. Да и, сколько Донхён себя помнил, они всегда ходили туда втроём. Только он и родители, полюбившие заказывать картошку фри с разными соусами и пробовать очередные новые вкусы. Традиция прервалась лишь тогда, когда они переехали из старенькой бабушкиной однушки в новую квартиру, поменяли улицу. Это было начало первого учебного года в средней школе для Донхёна.       А на месте этого торгового центра раньше был кинотеатр…       Ким останавливается, заглядываясь на фасад здания, и с сожалением замечает, что от места, куда он раньше мог заглядывать хоть каждый месяц на премьеру нового фильма, совсем ничего не осталось. Нет даже намёка на то, что раньше здесь продавали самые вкусные корндоги на палочках и всегда наливали большой стакан колы вместо среднего, улыбаясь: «за счёт заведения».       И на душе скребут кошки, когда Донхён с грустью осознаёт, что всего этого больше нет и никогда уже не будет.       Тринадцать лет назад, в этом самом месте, какой-то наглый мальчишка съел его солёный попкорн, перепутав подлокотники. Эта чертова последняя часть Гарри Поттера шла дольше двух часов, а по окончании этого времени, вспомнив про свой забытый ещё на заставке попкорн, Донхён обнаружил, что от него остались только не лопнувшие зёрна, свободно катающиеся по дну большого вёдра для снеков. Расстроился ли он тогда? Безумно. Хотелось ли сломать соседу по сидению нос? Нет. Ведь тот так мило улыбался, когда за извинением протянул руку, представляясь: «Донмин».       Одиннадцать лет назад он вспомнил об этом инциденте снова, когда на звонкий звук разбившегося об асфальт горшка, из дома выбежал смутно знакомый ему мальчик. И пусть горшок в тот день, по счастливой случайности, стал единственной вещью, которую он разбил, мама всё равно конфисковала у него мяч и раскланялась едва ли не до пола, прося прощения у хозяев квартиры, в чьи окна Донхён не целился, но всё же попал. Следующим утром ему пришлось оставлять точно такой же горшок на пороге квартиры этого мальчика. Записка с кривовыведенным «просим прощения», которую он тогда додумался затолкнуть внутрь, ещё несколько лет хранилась у Донмина дома в коробке с всяким ненужным, но «важным» хламом.       Девять лет назад этот мальчик стал его соседом по парте. Первым одноклассником в новой школе, решившимся с ним заговорить. Вообще-то, школа новая была для всех, и пусть они встречались лишь дважды до того дня, но наличие Донмина под боком, почему-то, заставляло Донхёна радоваться, что не он один не знает, как общаться с новыми одноклассниками. Первые дни он просто заходил в класс и прилипал к Хану до самого конца уроков, следуя за ним по пятам, куда бы тот не пошёл. А потом, когда отношения в классе уже наладились, всё равно не мог отказаться от привычки садиться рядом с Донмином на обеде или звать его вместе прогуляться на перемене.       Так привык, видимо, что за следующие шесть лет с того момента так и не смог отвыкнуть.       Только вот три года назад переставший пользоваться спросом у клиентов кинотеатр снесли. Символично, ведь когда Донхён наткнулся на эту новость в соцсети, он как раз покупал билеты на самолёт «Сеул-Лондон».       Ким рассеянно оглядывается, отмирая. Кажется, он выпал из реальности на какое-то время.       Телефон очень вовремя начинает вибрировать, перетягивая всё внимание на себя. Донхён с удивлением наблюдает за тем, как маленькие капли падают на включенный экран. И как он умудрился пропустить момент, когда пошёл дождь?       Бывший преподаватель по живописи спрашивает, ко скольки его ждать в школе, и Ким с лёгкой душой отвечает, что уже подходит. А потом натягивает на голову капюшон от своего тонкого худи и прибавляет шаг.       Донхён любит это место. Но очень не любит ходить в мокрой одежде по улице.

***

      Донмину уже начинает казаться, что Донхёна ждать бессмысленно, но когда за разбивающимися о стекло и стекающими быстрыми струями вниз каплями показывается фигура в уже знакомом худи и с зонтиком наперевес, явно не спасающим даже от половины капающих осадков, Хан и не замечает, как подлетает в двери, впуская промокшего гостя внутрь.       — Ну и погодка, — жалуется Ким, но даже резко испортившаяся уличная обстановка не может заставить его перестать улыбаться.       — Ты почему не дома? — звучит в ответ возмущенно-встревоженный голос. — Заболеть хочешь?       Хан забирает из рук младшего мокрый зонтик, без лишних слов отставляя его сушиться, пока сам Донхён стряхивает капли с чёлки и неловко оглядывается на свои насквозь промокшие кроссовки. Будет жалко, если он вот так в наглую испортит Донмину порядок.       Но Хана это, кажется, совсем не волнует.       — Проходи, — старший аккуратно подталкивает Кима в зал, пока посильнее захлопывает входную дверь.       Всё-таки здание уже не новое — петли успели покоситься и заржаветь, из-за отсутствия козырька, который защищал бы вход от дождя и других осадков. Ким только сейчас замечает на стекле двухстороннюю надпись: «Пожалуйста, при входе и выходе, убедитесь, что плотно закрыли двери. Спасибо за понимание!»       — Что скажут гости? — Донхён жмурится, делая первый шаг по помытому.       — Ты тут кого-то видишь? — скептически хмыкает Хан.       Зал пустой, и когда они оба замолкают, то единственным звуком во всём заведении становится гудение автомата с бесплатной водой. Донхён помнит, как раньше, в особо жаркие дни и без денег в карманах, они забегали сюда просто чтобы запастись парой бутылок.       Хозяин всегда улыбался и приговаривал, чтобы они не стеснялись, а Ким всё равно старался поскорее извиниться и утянуть Хана за собой на улицу. Монетки, которые можно было использовать в обмен на бутылку, всегда лежали в миске с высокими краями, а та, в свою очередь, стояла на барной стойке.       Старший как-то взял штук семь, приговаривая «про запас», и они всё равно закончились спустя неделю ежедневных прогулок с утра и до вечера. Недолгий получился запас.       — Теперь, если сюда и заглядывают днём, то только ради того, чтобы опустошить автомат, — Донмин кивает в сторону вендингового аппарата, когда замечает, как младший косится в его сторону. — Этот старичок популярен у детей, — и на лице Хана вдруг появляется ухмылка. — Нам он тоже очень нравился.       — Нам было по пятнадцать…! — напоминает Донхён.       — О, так ты помнишь? — кажется, это действительно удивляет Донмина, ведь на его лице всего на секунду появляется озадаченное выражение. — Не важно, по сколько нам было, мы всё ещё были маленькими детьми.       И Донхёну бы не согласиться, ведь нынешние подростки в пятнадцать лет уже вовсе не маленькие, но они, наверное, действительно на тот момент были детьми. Детьми, единственной проблемой которых было купить фисташковое мороженое, потому что шоколадное закончилось. Или уронить сырную монетку, не успев доесть до конца. Во всяком случае, у него не было проблем, а вот у Хана…       По спине Кима невольно пробегают мурашки, когда он вспоминает, как после долгого дня они не расходились по домам, как это делают все подростки в их возрасте, а вдвоём шли к Донхёну домой. Мама удивлялась, когда вместо одного ребёнка на пороге появлялось два, но гостю всегда была рада. Кто-то же должен был съедать две огромных миски пибимпапа, сготовленные к ужину. О том, почему Донмин не горел желанием возвращаться вечерами домой, они никогда не говорили. Однако Донхён был уверен, что и так знал причину.       С момента, как родители Донмина развелись, старший больше не приглашал его к себе домой, если была хотя бы какая-то вероятность, что они могут оказаться там не вдвоём. Это о чём-то, но говорило, ведь так?       — Как давно ты тут работаешь?       Донхён подгибает ноги, присаживаясь на барный стул у прилавка, на который ему указывает Донмин, и с интересом прислушивается к голосу старшего, что принимается готовить что-то, не поднимая головы.       — Надо полагать, что недавно было три года, — Хан поджимает губы, задумываясь ненадолго. — Я устроился сюда почти сразу же после того, как ты улетел в Лондон. Буквально. Кажется, на следующий день, или через день. Уже и не помню точно.       Ким мычит задумчиво. Он до сих пор до конца не верит, что это произошло так давно. Кажется, будто они встретились только вчера.       И любопытство берёт над младшим верх.       — А почему именно сюда? Мне казалось, что тебе не очень нравилось, что ради вкусных пирожных нам приходилось после уроков топать досюда, когда рядом с твоим домом было достаточно других мест, где можно было перекусить.       Донхён смущается, когда на лице Донмина вдруг появляется хорошо знакомая ему улыбка.       За всё то время, что им удалось провести вместе, с момента его возвращения в Корею, это был первый раз, когда Хан позволил себе улыбнуться так тепло и широко. Так, как это делал старый Донмин.       Ким соврал бы, если бы сказал, что его сердце не пропустило удар, когда старший усмехнулся едва слышно и опустил глаза к прилавку, размешивая только что приготовленный напиток ложкой.       — Ну, тут как минимум не было серьёзных возрастных ограничений по работе и разрешали пить чай с бесплатными конфетами, когда было не так много клиентов.       Донхён видит, что Хан лукавит, но пока что не может понять, для чего он это делает. Донмин же торопится заговорить младшему зубы, чтобы поскорее перевести тему. Не стоит Киму знать, почему он выбрал именно это место.       Во всяком случае, он пока ещё не готов раскрыть всех карт.       — А ещё я переехал. Теперь живу буквально в пятнадцати минутах ходьбы отсюда, — торопливо договаривает старший, опуская кружку с горячим и ароматным какао прямо перед Донхёном. Тот поднимает на него удивлённый взгляд. — Это тоже бесплатно к слову, так что не отнекивайся и пей.       — Не стоило тратить на меня какао. Оно ведь явно для персонала.       — Уж лучше я потрачу на тебя бесплатное какао, чем буду потом ездить к тебе с дорогостоящими лекарствами из аптек.       И Киму бы возмутиться, что старший и не обязан возить ему лекарства, они не в тех отношениях, но язык не поворачивается. Донмин же, убедившись, что спора не предвидится, довольно кивает.       — Ну вот и поговорили. Пей пока, а я затру следы на входе и можем приступать к проекту.       Точно, проект. Донхён с сожалением понимает, что слишком мало успел спросить. Донмин же косится на отражение спины младшего в зеркале со странной радостью в груди.       Ким Донхён, промокший под ливнем, сидит в их любимом кафе детства и с удовольствием пьёт какао. И ему уж точно не стоит знать, что оно вовсе не бесплатное, и на самом деле Хан купил его на собственные деньги, чтобы выпить на обеде.       Младшему ещё слишком рано знать, какие эмоции он вызывает в старшем одним лишь своим видом или скромной улыбкой. В эту же самую секунду Донмин понимает, что уже поздно что-то менять. Он давно и бесповоротно по уши влюблён.       Но Сонхо пока что лучше об этом не говорить. Растрезвонит.       А за окном продолжает лить дождь.

***

      — Сора, да не волнуйся ты так, — Джэхён ловко прижимает телефон к уху с помощью плеча, пока руками пытается показать Унхаку, чтобы тот собирался. — Наверняка, он просто не слышит, как ты звонишь.       Телефонная трубка разражается громкими причитаниями и младший хмурится, когда старший кидает в него наугад стянутой с сушилки собственной футболкой, беззвучно одними губами проговаривая: «одевайся».       — Одеваться? Зачем? — слишком уж громко переспрашивает Ким, но быстро натягивает чужую одежду на себя. Его осталась валяться где-то в джэхëновой ванной, мокрая насквозь после встречи с ливнем.       Старший перехватывает динамик, плотно прикрывая его ладонью, однако всё равно не может говорить громче, чем шёпотом.       — Просто одевайся, потом объясню.       И пусть понятнее не становится, а только наоборот, но младший послушно плетётся в коридор, пока Мëн продолжает успокаивать девушку.       — Отставить истерику, — командует Джэхён, пока с трудом пытается завязать шнурки на своих кедах.       Мало того, что он слишком поздно вспомнил, что обувь нужно было отмыть от грязи, так ещё и одной рукой вязать бантики получалось отвратительно.       Унхак же, с лёгкостью запрыгнув в свои разношенные кроссовки, без лишних слов принимается помогать. Это немного странно, наверное, но с другой стороны, а когда они хоть день не делали чего-то странного?       — Всё, переставай истерить, и пойди лучше попей кофе с молоком, или шоколадку съешь, — наставляет старший уже более спокойным голосом. Да и голос Соры уже не так сильно слышен. — Я позвоню Донмину на всякий случай и пройдусь по району.       Когда Мён кладёт трубку, всё, что спрашивает у него Унхак, это короткое:       — Кого мы собираемся искать?       — Донхёна, — так же коротко отвечает старший, пока проверяет на все ли замки он закрыл входную дверь. Дом, всё-таки, сами понимаете, не бедный. — Сора сказала, что пытается дозвониться до него уже почти час, но без толку.       — Так а где он может быть, если не дома, она знает?       — Она не спрашивала, — Мён пожимает плечами, снова прикладывая к уху телефон. На этот раз на другом конце провода должен быть Тэсан. Если трубку возьмёт, конечно. — Точнее, спрашивала, но он ей не сказал.       — В смысле?       — В смысле, что она побоялась уточнить, когда он сам не рассказал, куда собирается идти, и теперь она даже примерно не представляет, куда его могло занести, — Джэхён закатывает глаза. Да, логику в словах младшей и ему то было сложно уловить, так что уж и говорить о непонимающе хмурящемся Унхаке.       — Так мы же вот его видели, нет разве? — Ким расправляет над их головами большой зонтик. Дождик уже не такой сильный, но всё ещё капает, а намочить ещё одну футболку, ко всему прочему даже и не свою, он не хочет.       — «Вот»? Шесть часов прошло так-то, — хмыкает Джэхён, показывая младшему время на экране своего телефона.       Попытка дозвониться до Тэсана не увенчивается для них успехом. Но это и ожидаемо, а на часах тем временем 20:17. Унхак удивлённо охает.       — Это уже восемь что ли? — переспрашивает Ким, пока старший спокойно кивает, утягивая его за собой вниз по улице. Так дорога до кафе, где работает Хан, займёт всего полчаса. — Мама будет в бешенстве, когда узнает, что я с самого утра так и не был дома.       — Вообще-то, я звонил твоей маме, когда мы только пришли ко мне домой, — фыркает Мëн. — Или ты думаешь, я стал бы кормить тебя рамëном только потому, что ты ребёнок? Как наивно.       — Хочешь сказать, это моя мама тебя попросила?       — Ну конечно.       — Фу, хён, — кривится Ким, показывая старшему язык и отворачиваясь. — И хватит уже назвать меня ребёнком. Мне восемнадцать лет.       — А мне двадцать один, и что с того? Ты всё ещё маленький ребёнок для меня, — на лице Джэхёна мгновенно вырисовывается широкая улыбка. Рука сама по себе подлетает вверх, чтобы потрепать надувшегося младшего по голове. — Дуешься, как будто тебе пять, а всё концерты устраиваешь. «Хватит назвать меня ребёнком, мне восемнадцать лет»!       — Фу, хён.       — «Фу, хён» — передразнивает напоследок Джэхён, но вырывающегося из хватки младшего только перехватывает посильнее, не позволяя отодвинуться. — Не дергайся, а то промокнешь, — низким голосом предупреждает старший, и только когда Унхак мирится со своей участью, добавляет: — Футболка так-то фабричная, мне её мама в Милане купила.       И искренний ужас, отражающийся в глазах Кима, когда тот слышит о том, откуда взялась одежда на нём, Джэхёна действительно веселит.       — А что ж ты сразу то не сказал?! — рот Унхака так и застывает в форме буквы «о», пока он сильнее прижимается к боку старшего, косясь на несколько капель дождя, успевших попасть на плечо.       — Дождь не ядерный если что, — хмыкает Мëн, но позволяет обхватить свою руку покрепче, пока поправляет зонтик таким образом, чтобы тот закрывал младшего полностью. — Это всего лишь вода.       — Ага, а это всего лишь футболка из Милана, — Ким возмущённо тычет себя пальцем в грудь, но тут же принимается смахивать с одежды невидимые следы. — Напомни мне больше никогда не надевать твою одежду. У вас, наверное, и тряпка половая из какого-нибудь норвежского Осло приехала.       — Не смеши меня, какое Осло, — хихикает весело Джэхён, но не упускает возможности расслабившегося младшего подпугнуть. — Тряпку мама в Риме купила.       И Унхак сначала вроде верит, но широкая улыбка сдаёт старшего с потрохами.       — Смешно тебе, да? А у моей лучшей подруги, между прочим, брат потерялся.       — Как потерялся, так и найдётся, — Мëн пожимает плечами. — К тому же, зуб даю, Тэсан знает, где он.       — С чего ты решил?       — Чувствую.       Младший вздыхает, смиренно расслабляясь и позволяя старшему вести себя, куда он только захочет. Всё равно спорить с Джэхёном бессмысленно. Опять начнёт дразниться и путать волосы.       А Унхаку это так сильно не нравится.

***

      Когда Донмин оборачивается на часы, висящие на стене за его спиной, вечер уже подходит к девяти. Обычно, в это время в кафе всегда много народа, но то ли из-за погоды, то ли именно сегодня все клиенты решили провести вечер в другом месте, а большая часть столов как была, так и оставалась пустой.       Донхён, явно пригревшийся на барном стуле у прилавка, отвлекается от своего наброска всего на секунду, чтобы проследить, куда смотрит старший, а потом вновь принимается за рисование.       — Что-то не так? — спрашивает младший, когда Хан вздыхает, опускаясь на свой стул, стоящий с другой стороны от кассы.       — Всё нормально, — отмахивается Донмин, но вряд ли кто-то может себе представить, с каким удовольствием он откидывает затекшую шею на спинку стула. Та хрустит так громко, что слышит, кажется, даже Ким.       — Ты устал, — резюмирует Донхён, откладывая карандаш в сторону, и переваливаясь чуть вперёд, чтобы можно было разглядеть рабочее место старшего получше. Всё равно с рисованием дела шли худо, да и у него самого от долгого сидения в одной позе уже начинала затекать спина.       — Немного, — Хан прикрывает один раз, как это делают обычно стрелки, когда целятся, и показывает своё «немного» пальцами. — Всё-таки не каждый день мне приходится придумывать какой-то там очень важный архитектурный проект. Я вообще-то экономист, — возмущается Донмин, но скорее из вредности и ради вида.       Ким фыркает, прекрасно это понимая. Он слишком хорошо его знает.       — То есть, это я виноват? — уточняет младший, приподнимая вопросительно брови. — А может, дело просто в том, что ты стареешь?       И сказать, что глаза Хана мгновенно становятся по пять копеек — слишком уж утрированно, но то, что они явно становятся шире, чем у обычного среднестатистического корейца, это точно. Донмин хмыкает.       — Я старею, а ты нет, хочешь сказать? — спрашивает он, ради такого даже снова принимая ровное сидячее положение.       На лице Кима тут же появляется озорная улыбка. Надавил на давно забытое и радуется. Ну что за человек…!       — Ну, мне всё ещё двадцать, например, — Донхён пожимает плечами, мол, «очевидные вещи говорю, старик».       — Ким Донхён…! — угрожающе предупреждает Хан, подкатываясь на своём рабочем стуле ближе к даже и не шелохнувшемуся парню.       Мама Донмина всегда считала, что Ким ангелочек, в отличие от её сына-раздолбая, который то чужой попкорн съест и не заметит, то соседской кошке все сосиски из холодильника скормит, то рождественскую ëлку уронит, а выпавшие иголки по углам распихает. Да так, что потом ещё неделю на пол боишься ступить, вдруг уколет.       Но сейчас Хан понимает, что женщине достаточно было получше приглядеться, чтобы увидеть маленьких чëртиков в глазах Донхёна. Они, кстати, есть там и сейчас. Радостно прыгают, переливаясь, замаскированные под блики от падающего сверху света.       — Ты, — «моя самая главная, но самая приятная ошибка». — Как был занозой в заднице, так и остался.       Донхён же только хмыкает, продолжая сверкать этими своими глазами. Красивыми, блин.       — Ты это хотел сказать?       А Донмин не то, чтобы хотел вообще что-то говорить сейчас. Ему бы домой, тёплую мягкую постель, кружку глинтвейна в руки и Гарри Поттера пересматривать, пока глаза не заболят.       И Ким Донхёна. Под боком. Рядом.       И чтобы вот так навсегда.       — Что, даже не будешь напоминать, как всегда, что у нас всего два месяца разница в возрасте? — спрашивает Ким, отстраняясь с таинственной улыбкой. — Ты меня удивляешь.       «Ну что за чëрт» — думает Донмин, когда очередной раз за вечер ловит себя на том, как резко теплеет в груди. А ещё «Блять», когда за стёклами, у входа в кафе, замирают две высокие фигуры, явно принадлежащие его друзьям.       Джэхён, грозно нависающий над одновременно поворачивающимися в его сторону Кимом и Ханом, молча тычет пальцем в экран телефона, прикладывая тот к уху. Унхак же, замирающий за его спиной, только отрицательно качает головой на вопросительный взгляд Донмина. Слышатся гудки, а затем и женский голос. «Да, оппа?».       — Мы их нашли, можешь не переживать.       На часах 20:53