Always

      

***

      Знаете, что существует мнение, якобы человек, родившийся в определённый сезон года, будет любить именно такую погоду, в которую ему повезло появиться на свет? Если вы никогда такого не слышали, то вот, пожалуйста, теперь слышали. Но есть и ещё кое-что, что стоит знать насчёт этого факта. Он — полная чушь.       Донмин родился 10 августа, и по счастливой случайности именно этот день почти двадцать лет назад синоптики ознаменовали самым жарким днём в году на территории Южной Кореи. Только вот Хану с его ненавистью к жаре и припекающему голову и плечи солнцу от этого факта не легче. Кто бы что не говорил, но даже унылая поздняя осень кажется для Донмина более привлекательной, чем яркое, палящее солнце.       — Мы ждём тебя у Джэхёна дома.       Хан не успевает даже понять, на чей звонок он только что ответил, как из трубки доносится предупреждение:       — Если скажешь сейчас, что не придёшь, я тебя лично к барабанной установке скотчем примотаю и заставлю слушать, как я отбиваю ритм на одних только тарелках на протяжении часа.       Голос недовольного Сонхо Донмин узнаёт только тогда, когда слышит про барабаны, и, если говорить уж совсем на чистоту, даже этот тон едва ли может заставить его подняться с кровати.       — Звучит как ахуенная идея, хён.       Хан сбрасывает без каких-либо сожалений, пусть совсем и не похоже, что старший шутит. Даже если и так, но примотать его, такого большого детину, к барабанной установке ещё надо постараться.       Однако за этим звонком, ожидаемо, следует второй. Уже с номера самого Джэхёна.       — Ну и че ты трубку повесил, я не закончил, — снова слышится голос Сонхо.       — Джэхён в курсе, что ты с его телефона звонишь на всякие сомнительные номера?       Пак на другой стороне провода фыркает.       — Не знаю, какие сомнительные номера ты имеешь в виду, но у меня не было сомнений, что контакт «Мой единственный друг натурал» — это ты.       — Я че, реально так у него записан?       — Нет конечно. Так ты записан у меня.       — Ещё лучше, — Хан борется с желанием отключиться во второй раз.       — Хочешь не хочешь, а дослушать меня придётся. Кинешь трубку во второй раз и я приду к тебе домой. Тебе оно надо?       — Замок ещё никто не отменял.       — Вызов экстренной службы тоже.       — Тебя оштрафуют, если узнают, что от нехуй делать в чужие квартиры ломиться начал.       — Скажу, что ты мой дальний родственник с суицидальными наклонностями. Сжалятся. Им лишний вызов на трупак не нужен.       Хан закатывает глаза. Гениально. Даже удивительно, что старший может придумать нечто подобное, учитывая, что большую часть времени просто лупит по барабанам и играет в покер с одногруппниками на деньги. Хотя для покера тоже мозги нужны. Наверное.       — Ну так че? Мне выезжать? — снова доносится голос Пака.       — Прижми жопу к стулу и жди. Щас соберусь и приеду.       — Че прям на автобусе?       — На таксе, я же не идиот.       О каком вообще общественном транспорте может идти речь, если Хан с трудом даже по собственной квартире передвигается в такую жару?       — Ну это как посмотреть. Богатый сильно стал?       — В долг не дам, — отрезает Донмин, уже заранее представляя, что может выдать старший. — Всё. Отбой.       И отключается быстрее, чем Пак успевает сказать хоть что-то.       Таксист, на чьи услуги Хан тратит почти пять тысяч вон хоть и не может заткнуться на протяжении всего пути, но хотя бы включает кондиционер. Спасибо и на том.       Летом в Сеуле качество воздуха из плохого становится просто ужасным, так что приходится нацепить на лицо любимую маску, за последние полгода так ни разу и не постиранную, и молча молиться, чтобы поездка закончилась как можно быстрее.       Таксист, конечно, странно косится на Донмина, стоит ему подъехать к шикарному двухэтажному особняку, но тут вдруг решает промолчать, вместо этого бесцеремонно тыча пальцем в маску на его лице.       — Сынок, дак ты че, из этих что ли? Из эмо?       Хан не придумывает ничего лучше, чем ответить:       — Нет, дядь, я фея.       Джэхён, встречающий его на пороге, громко смеётся, когда ошалевший старик уезжает от коттеджного комплекса подальше, перед этим перекрестившись трижды.       — Ты не шути так, а то дед чуть прямо здесь коньки не отбросил, — усмехается старший, резким движением дëргая входную дверь на себя. — Залетай, пока соседи не увидели.       — Где родители на этот раз?       — В Японии, — Джэхён пожимает плечами, на ходу отпихивая чью-то обувь поближе к стене. — Должны вернуться завтра.       — Раньше-то не могут приехать? — на всякий случай уточняет Хан. — Я выходить в форточку со второго этажа как в прошлый раз не планировал. Гитара и так уже из последних сил держится.       — Мама звонила два часа назад, сказала, что отец только начал во вкус входить. Я вообще думаю, что раньше понедельника не заявятся, там же всё включено.       — Ты секунду назад сказал, что завтра приедут, — напоминает Донмин, оглядываясь, чтобы найти подходящее место, куда можно поставить чехол от гитары.       — Отец швейцарский стол так просто не оставит, скорее билеты поменяет, — усмехается Джэхён, вытягивая руку. — Давай сюда, я отнесу в комнату.       Донмин косится на чужую ладонь с каплей недоверия, прежде чем всё-таки решается отдать инструмент в руки старшего. Была не была.       — Аккуратно только.       — Мог и не говорить, сам помню.       Хан тоже помнит. Помнит, что обломки его прошлой гитары сейчас валяются где-то на чердаке дома Джэхёна. Сонхо тогда с пьяну решился сыграть и уронил её на только недавно смонтированный бетонный пол на балконе. Донмину же пришлось брать все свободные смены на работе, чтобы к концу месяца накопить на новую.       В комнате, куда Джэхён ведёт Хана, очень шумно. Донмин не хочет даже спрашивать, почему младший громко разочарованно стонет, стоит только ему перешагнуть порог, а Пак начинает хохотать так, будто у него приступ. В принципе, не то, чтобы он ожидал другого от этих людей.       — Хён, ты не мог задержаться ещё минут на пять? — сокрушается Унхак, неохотно принимаясь искать что-то в своих карманах.       Ну приехали. Сначала названивают и запугивают, что приедут к тебе сами, если ты не прилетишь на скорости света, а теперь недовольны.       — Не обращай внимания, — спокойно сидящего на самом углу дивана Санхëка Хан замечает только сейчас, когда старший начинает говорить. — Они поспорили за сколько минут ты приедешь. Сонхо был ближе.       — Так-то я ровно попал, — поправляет Пак. — За двадцать пять минут уложился, уважаю.       — Это таксист уложился, я из дома вылетел только когда до платного ожидания полминуты осталось.       И по тому, как все находящиеся в комнате люди поворачиваются в его сторону, Донмин уже знает, что только что одной лишь фразой подвёл себя под целую череду подъëбов.       — Испугался, наверное, что ты оккультист, — фыркает от смеха Джэхён.       — А че, денег только на поездку хватило, а на ожидание нет? — присоединяется к Мëну Сонхо.       — Вот вызвал бы такси на пять минут позже, и мы бы на эти полторы тысячи вон пива купили, — до кучи добивает Унхак, надувая губы.       Донмин думает лишь о том, как вообще так получилось, что именно с этими людьми он решил дружить. В этой разношерстной компании разве что Ли более или менее напоминает адекватного.       — Какое тебе пиво? Мелкий ещё, питьевой йогурт вон из холодильника возьми.       Вот даже сейчас: именно Санхёк отчитывает младшего, с невероятной меткостью кидая подвернувшуюся под руку подушку прямо в лицо заливающемуся от смеха Паку. Хан за это ему даже признателен в какой-то степени.       — Давайте уже начинать, у меня сегодня ещё танцы вечером.       — Танцы? — переспрашивает Хан, скидывая в плеча свою сумку прямо на кровать рядом с Ли. — Кстати, как обстоят твои дела с подготовкой к выступлению?       Санхёк неопределённо ведёт плечом в сторону, что говорит о том, что он не хочет обсуждать сейчас свои университетские дела. Ладно, Донмин с ним полностью в этом солидарен. До конца каникул остаётся неделя, и любая мысль об учёбе только удручает.       — У него там не танцы, а Ынсок с архитектурного, — усмехается Сонхо, кидая подушку обратно в Ли, но тот успевает увернуться, показывая Паку язык.       — Ынсок? Это который в магистратуре учится? — удивлённо спрашивает Хан, пытаясь как можно детальнее вспомнить старшекурсника, играющего за футбольную команду в их универе.       Но говоря честно, кроме светлых крашенных волос и высокого роста Донмин совсем ничего об этом парне не помнит. Да и не должен. Они ведь никогда не общались.       Санхёк же от одного упоминания старшекурсника пусть и почти незаметно, но краснеет, тут же принимаясь делать вид, будто Сонхо говорит о какой-то абсолютной чуши.       — Перестаньте, давайте лучше репетировать, — встревает в безмолвную перепалку между старшими Унхак. — Ты же с гитарой пришёл, хён?       Донмин без лишних слов кивает на чехол, который Джэхён до сих пор держит в своих руках. Конечно он с гитарой. Без неё из дома последний месяц он просто не выходит.       Мëн по очереди смотрит на каждого из своих друзей, не видя в их глазах какого-либо отказа или отрицания.       — Тогда идём.

***

      — Ты готов?       Отец останавливается в проходе почти бесшумно. Донхён оборачивается, оглядывая мужчину с головы и до ног, и улыбается, когда замечает на его шее идеально завязанный галстук.       — Мама постаралась?       Отец улыбается в ответ, проходя внутрь опустевшей комнаты, чтобы оценить своё отражение в зеркале. Младший Ким тем временем засовывает в чемодан последнюю вещь — записную книжку с адресами и номерами телефонов, которые могут пригодиться ему в первую неделю жизни в новой стране.       Хотя в новой ли, Донхён до конца ещё не уверен. Корея для него родная, но как будто уже такая далёкая, что даже странно осознавать, что он окажется в Сеуле буквально через четырнадцать часов.       В Корее три года назад осталась большая часть его семьи. Остались его школьные друзья и увлечения, которые по приезде в Лондон пришлось отложить на дальнюю полку. Возвращаться сейчас — что-то сравнимое разве что с мечтой.       Мама ловит у самой лестницы, улыбаясь во все тридцать два, когда сын позволяет себя обнять, и пусть отец бубнит что-то про то, что она слишком драматизирует, на лице женщины всё равно бесконечная любовь и поддержка.       — Когда прилетишь — обязательно позвони мне, — уже в который раз напоминает мама, приглаживая чёлку Донхёна, как она привыкла это делать с самого детства.       И пусть обычно Ким не любит эту её привычку, но он всё равно позволяет женщине делать всё, что она только захочет. Он не знает, когда они смогут увидеться в следующий раз, но расставаться с ней одновременно тяжело и радостно. У Донхёна диссонанс.       — Сора по телефону сказала, что встретит тебя даже если все дороги в Сеуле закроют или начнётся зомби апокалипсис, — говорит мама, пока провожает мужа и сына до двери, вновь оглядывая обоих любовным взглядом.       — Да она же даже волосы под дождём намочить боится, а тут зомби апокалипсис, — усмехается Донхён, крепче хватаясь за ручку своего чемодана. — Будет здорово, если она хотя бы не забудет, во сколько я должен приземлиться.       — Ты недооцениваешь свою сестру.       — А ты её переоцениваешь. Ты же помнишь, что в прошлый раз она не смогла прилететь на Рождество, потому что перепутала даты и приехала в аэропорт с опозданием почти в сутки.       О да, эта история стала своеобразным подколом для бедной кузины Донхёна на следующие полгода. Она, наверное, до сих пор иногда получает напоминания об этом конфузе от всех, от кого только не лень.       — Если ты скажешь это ей, она оставит тебя в аэропорту.       — Прилечу обратно, если оставит.       — Я тебе прилечу, — отец, как и всегда, пытается показаться строгим, но улыбка сдаёт его в потрохами. — Твой декан сказала, что они хотят трудоустроить тебя после выпуска в одну хорошую фирму, если ты наберёшься опыта, пока учишься в Сеуле. Да и за семестр мы уже заплатили.       Ах да. За что уплочено — то проглочено.       Донхён дорожит каждой копейкой, которую родители в него вложили, поэтому мыслей по-настоящему вернуться в Лондон у него не появится. Как минимум ближайшие четыре месяца.       Отец косится на настенные часы, пока мама в очередной раз тянется за объятиями, продолжая раздавать наставления и желать удачного полёта.       — Пора, — командует старший Ким, выхватывая из ключницы ключи от машины.       Женщина отпускает неохотно и Донхён впервые видит на её глазах слëзы, которые она сразу же смахивает.       — Ну мам…       — Ну хватит, всё, иди, — мама делает глубокий вздох, отпуская руку сына, и тут же делает шаг назад, прикладываясь плечом к стене. — А то опоздаешь.       — Пообещай, что не будешь плакать       — Не буду.       Донхён не верит ей, но выходить за порог всё же приходится.       Сейчас он уедет из родительского дома, а уже через четырнадцать часов будет в Сеуле. От ожидания сводит скулы.