Симбиоз

Весь вчерашний день запомнился Гарри растерянностью и оттенком прохладной тревоги, оставляющей свой след на коже спины холодными руками — словно он попал в плотное облако тумана, не желающее его отпускать, оно лишь продолжало напирать со всех сторон, стискивать его в свою ловушку. Смутные чувства одолевали душу, оплетали нитями, создавая зыбкую неясность, где каждый проделанный вчера шаг кажется едва ли не иллюзорным. А мысли, оказавшись вне чётких очертаний скользили в голове листьями, сорванными ветром с деревьев, беззащитных перед силами сотворившей их матери природы. Этим холодным утром его встретило молчание, которое ясно давало понять, что он вчера зря показывал свои настоящие чувства по поводу троицы соседей. И хоть ему не терпелось разорвать ту неловкую тишину, повисшую меж ними плетениями ядовитой паутины — Гарри молчал, в связи с тем, что не знал, стоит ли ему вообще говорить с ними. В конце концов, это Стив, а не он, решил устроить проверку на вшивость. И когда остальные поняли, что Гарри не будет сгибать коленки и просить прощения за то, что существует в этом мире, что он не будет из страха перед ними унижаться, те, очевидно, решили показать, что в таком случае Гарри станет просто напросто никем — они не будут с ним общаться, ходить, да даже смотреть на него без тени неприязни ребята откажутся. Стью, изначально испытавший неудачу в том, чтобы найти себе приютского друга в виде Гарри, быстро переметнулся по другую сторону баррикады, стоило такой возможности показаться. Поттеру не было обидно — в конце концов, они не были друзьями, да и он, честно сказать, не горел желанием водиться со Стью. Так что изменение приоритетов того было вполне понятным — но от того не менее проблематичным. Не стоило наживать себе врагов, об этом он думал в автобусе, думал в тот момент, когда им сообщили, что они распускаются по разным приютам, думал об этом, лёжа в кровати дома приемных родителей, думал об этом всегда. И всё равно предпочел не послушать голос разума, а пойти на поводу гордости. С огромной неохотой выбравшись из теплого одеяла, и опустив босые ноги на впивающийся холодными иглами в ступни пол, Гарри захватил новую форму, мало чем отличавшуюся от его старой, но в более темной расцеветке. Гигиенические принадлежности сунулись ему в руку как раз в тот момент, когда Гарри непроизвольно зевнул. Он оглядел продирающих глаза не-товарищей, признавая, что удача решила ответить ему жестокой насмешкой за то, как часто он пользовался её благами.       Да, теперь-то он в полном дерьме. Мальчик сонно поплёлся в уборную, отстранённо подметив, что никто из комнаты за ним не пошёл. Причина могла быть в том, что те были более медлительными в своем пробуждении и оковы сна не желали отпускать их до последнего, но Гарри больше склонялся к тому, что им просто было всё равно. Пока не повелят грубым воспитательским голосом зубы чистить, те и не шелохнутся. Взглянув на своё отражение, немного расплывчатое из-за капель воды, попавших на поверхность зеркала, он попытался пригладить волосы, чтобы те выглядели хотя бы немного более сносно — конечно, своими руками он лишь ещё больше растрепал это гнездо, отказывающее ему в приличном виде, но чёлка всё же приземлилась на лоб в правильном наклоне и скрывала шрам-молнию, который он уже давно предпочитал никому не открывать — ему надоели эти расспросы, теории, да даже возмущенные крики от сирот, приемных родителей, временных братьев и сестер или чужих соседей, что Гарри едва не выл от отчаяния, стоило чужому взгляду опуститься на его неприкрытый черными прядями лоб. Пройдясь по лицу ледяными каплями утренней воды, он почувствовал, как остатки сна улетучиваются насовсем, разум проясняется, превращая мысли из тягостных и медленных в стремительно мчащиеся и переплетающиеся между собой. Тяжелый выдох сорвался с сухих губ, стоило Гарри ощутить отголосок вчерашнего нервного состояния, до сих пор теплящегося эфемерным прикосновением в районе лопаток. Выходя из сырого, пропахшего плесенью помещения, Гарри увидел, что немного таки просчитался — Стив зашёл в уборную, не удостоив его и взглядом тёмных глаз, лишь демонстративно скривив пухлые губы, создавая впечатление, будто его королевская персона прошла мимо чего-то недостойного попадаться ему на очи. Гарри фыркнул себе под нос, запоминая нелепость его лица в этот момент и параллельно задаваясь вопросом, как долго продержится эта игра в игнорирование — конечно, эти забавы иногда увлекали его тем, как легко можно было вызывать эмоции на чужих лицах, но возможные последствия, с которыми он обязательно столкнется, если чего-нибудь не предпримет вызывали неприятное ощущение тяжести в районе желудка. Уже минутами позже, спускаясь в столовую, Гарри подумал о том же, но вкладывая в свои мысли больше рационально-тревожной точки зрения — тут-то он был, как и Стью — никем. И, не попытавшись пойти на попятную и помириться, хоть Гарри и знал, что даже при всем желании не смог бы, он остался с пустыми руками. Приют был полон детей, о которых он ничего не знал. У него даже не было предположения, за чей стол стоит подсесть, с кем лучше воздержаться от шутливого переругивания, а на кого и вовсе не стоит смотреть дольше минуты. Как только он войдет — кто знает, может, его вышвырнут, а он и ответить ничего не сможет. А потом станет изгоем. Эти мысли распространялись по голове, будто стараясь захватить контроль. Он чувствовал, как они впиваются в его мозг, так что беспокойство закипело в его крови. Нервная дрожь пробежалась по телу, но мальчик сжал кулаки, не давая панике и шанса оказаться сильнее, чем уже есть, и лишь ускорил шаг. Под ногами заскрипела лестница, неприятно отдавая в ушах своим протяжным звуком, заполняя и без того шумные от звонких детских голосов, или прокуренных, взрослых тембров, скрежетом лестничного воя приютские коридоры. Устремив взгляд вперёд, Гарри скользнул глазами по стенке, увешанной детскими рисунками — те шли в порядке от самых неопрятных, до вполне сносных. Гарри даже ненадолго остановился, с интересом разглядывая потрепанный лист, с нарисованным акварелью темным лесом, который выбивался из общей картины на стене, отличаясь от других рисунков, сделанных детскими руками, которые пестрили обилием ярких цветов, словно пытаясь перетянуть на себя внимание, но Поттера не привлекали ни розовые оттенки цветов в оранжевой вазе с абстрактным узором, ни отпечаток чужой миниатюрной ладони, в изобилии красного, одиноко располагающийся посредине белого листа. Представшее же перед ним изображение, преимущественно концентрировало на себе темные оттенки — деревья создавали небольшой круг внутри, словно листьями пытались укрыть что-то — и в этом, едва заметном среди огромных елей, Поттер разглядел здание — приют, догадался он, приметив похожие очертания стен. Не обращая внимания на смешки других сирот за спиной, которые ничего на этой стенке интересного не находили, кроме странного темноволосого мальчика, остановившегося посреди коридора, чтобы рассматривать чужие труды. Если приблизиться ещё на шаг, то можно было разглядеть теплый свет, льющийся из окон второго этажа, но увидеть эти проблески можно было лишь тщательно вглядываясь — чему его очки никак не способствовали, сползая с его носа при каждом неосторожном наклоне головы. И ещё кое-что, чего глаз сразу и не приметил, увлекшийся темными пятнами листьев, застилающими весь обзор, а именно, спрятавшиеся за громоздкими кронами деревьев тени, при свету сзади отдающие коричневым, с горящими красными глазами, уставившимися прямо на него, одиноко глядящего в бумажный мир. О том, что небольшие тени это сироты, он догадался сразу. Гарри и сам часто ассоциировал тех с чем-то монстроподобным, особенно когда на праздники им приносили конфеты. А вот в той, что стояла по правую сторону и была погрузнее, он сперва не признал миссис Коул. И та, видимо, тоже себя в этом не разглядела, раз позволила некому Т.Р. — маленькие инициалы были нацарапаны так тускло, что ему пришлось почти прислониться к ним носом, чтобы увидеть, — повесить это творение на стене. Чужой рисунок вызывал у него оттенок эмоции, бледно осевший на легких, чем-то напоминающий смутную радость — не первой свежести покрытую налётом грязи, но вызывающую легкое ощущение улыбки на губах. И даже чужие разговоры, мелькающие на периферии, не отвлекали. Гарри попытался схватиться за это чувство покрепче, чтобы удержать с собой на весь день, но туманное вкрапление успевшей вылететь из головы мысли о походе в столовую с остальными разрубило тонкую нить, державшую что-то положительное в сегодняшнем дне на плаву. Гарри, тоскливо хмыкнув, отошел от стены, хоть рисунок не вылетал у него из памяти ни на секунду, пока его нога не переступила высокий порог, отделяющий столовую от остальной части коридора; все эти тени, мрачные цвета, были такими знакомыми, Гарри бы почти назвал их родными, за то, как те верно отображали все его чувства, которые Поттер проживал внутри себя эти невыносимые сутки, тянувшиеся внутри него годами немой борьбы. Помещение полнилось детьми — отзвуки громкого смеха отскакивали от стен, раздражённые переругивания изредка пресекались взглядом сестры Дороти, которая завтракала вместе с другими работниками и вяло обсуждала что-то с ухмыляющимся мужчиной в поварской форме. Мальчик неторопливо подошёл к стойке раздачи, вдыхая запах горячей еды, смешанный с резким дурманом чужого пота, исходившим от ребят в очереди. За стойкой расположилась грузная дама с воистину огромной, кобыльей шеей, отлично сочетающейся с её габаритами. Он сосчитал, что в ширину она была как три с половиной Гарри, щеки были ярко пунцовыми, будто она поводила по ним свеклой, а короткие черные волосы были укрыты сетчатой шапочкой. Женщина безрадостно смотрела на длинную очередь из оголодавших маленьких монстров с урчащими животами и в руке крутила металлический половник, словно предупреждая их о чем-то. Когда подошла очередь Гарри, он попросил только кашу и салат. Тушёнка выглядела не слишком аппетитно, а его, вроде как, в этом приюте не принуждают всунуть её в рот насильно, и пока что это был единственный обнаруженный им плюс, который он обнаружил в приюте. Каша, к слову, тоже не располагала к себе соблазном её попробовать, серой массой переливалась на свету; салат же выглядел вполне себе сносно, как для завтрака. Да и Гарри старался не жаловаться. Хотя бы не вслух. Поттер оглядывал каждый стол, думая, куда бы ему проскользнуть. Не слишком пристально всматриваясь, но и отмечая про себя то, куда можно будет сесть в случае безвыходности. Вон, к примеру, в левом углу, у самого окна, уместилась компания девчонок — и некоторых из них он видел в автобусе, громко болтающих в обще шуме. Но ему так не нравились эти притворные улыбки ещё из прошлого приюта, попытки угодить друг другу или выведать у Гарри чего секретного, дабы потом обсудить в своей компании, что он не решился бы к ним подсесть. Это определённо заставит его понервничать. Мальчику совсем сейчас не хотелось рассказывать о прошлых семьях, ярких зеленых глазах или — упаси Господь, — шраме, скрытом за челкой. Посему нужно было искать оптимальное решение. Сидеть в компании парней, которых он даже украдкой ранее не видел, тоже не показалось хорошей идеей, потому что, в отличие от девочек, их расспросы едва ли отличались бы слащавыми словами, скорее те попытались бы выведать всё и сразу. А в случае отказа и вышвырнуть его отсюда им бы ничего не стоило, кроме осуждающего взгляда сестры Дороти. В конце концов, Гарри на всю жизнь вызубрил урок «не доверять другим сиротам». И всё же, несмотря на то, что все столики были заняты, он наконец заметил одиноко сидящего мальчика, склонившегося над тарелкой. Отстранённо и едва заметно проскользнула мысль, что он куда опрятнее, чем те, кто расположился за соседними столами — запутанные, сальные волосы он видел, кажется, даже с закрытыми глазами. Его темные волосы блестели в утреннем свете солнца, проливающегося из окна позади стола; светлая кожа отражала блеск, стоило лучам незатейливо коснуться её, а карие глаза, не попадавшие под это освещение на контрасте становились совсем уж тёмными, поглощающими в себя каждый мрачный уголок столовой. Мальчик ел быстро, как и большинство собравшихся, но всё же ложка у его рта оказывалась заметно быстрее, лениво проскочила мысль о том, что у него отбирают еду, но Гарри не придал этому большого значения. Если уж он и наткнулся на другого изгоя, то Поттер хотя бы не будет одинок в этом почётном звании. Одежда была явно изношена и будто бы старее, чем у остальных. Сколько человек носили её до него? Тут и там торчали нити, а на карманах пиджака виднелись неаккуратные швы, словно дыры зашивал сам мальчик, а не воспитатель. Неуверенно потоптавшись в середине столовой ещё минуту, Гарри, прикусив изнутри щёку, двинулся вперёд, не отрывая взгляд от локонов тёмных волос, ниспадающих на спокойное, бледное лицо. Когда до назначенного места оставалось несколько шагов, он судорожно выдохнул и попытался унять охватившую дрожь — ну в самом деле, это даже не смешно, как он боится уместить свой зад рядом с таким же сиротой. Мысленно пожав плечами и абстрагируясь от чужих смешков за спиной, раздавшихся со стола его соседей по комнате, которые находились на расстоянии пяти неполных шагов, он уверенно занял место рядом с темноволосым мальчиком. И в этом, кажется, совершил ошибку. Правда какую — Гарри не знал. Но близстоящие к ним столы оказались на удивление тихими, а его соседи, доселе весело шушукавшиеся друг с другом, вдруг уставились на него во все глаза. Те же, что не являлись ни его соседями, ни тревожно умолкшими, поглядывали на него с нарастающим весельем, будто его должны были сейчас окунуть головой в солёную овсянку.             Другие же выглядели достаточно испуганными, для того, чтобы в голове Гарри возникло предположение о том, что если его опустят таки носом в овсянку, сразу же после этого зубами вцепятся в вену на шее. Поттер бесшумно сглотнул вмиг ставшую вязкой слюну и остался сидеть на месте, хотя в воздухе вокруг него и витал флёр страха, передавшийся ему вместе с осторожным покашливанием доселе мирно обедающей девочки за столом. Гарри сунул в рот ложку, пробуя на вкус суховатую кашу и, почти не жуя, проглотил её, лишь бы отвлечь себя этим неприятным ощущением покалывания. Впрочем, даже по прошествии нескольких минут, он никаких изменений не проследил — мальчик за столом никак не отреагировал на него, будто совсем и не заметил, что рядом кто-то появился. Гарри хмыкнул и глянул на брезгливое выражение Пятнистого, который изредка поглядывал на них из-за густых бровей. После этого в нем поднялось желание заговорить с безразличным мальчиком, который уже уплел половину своей тарелки. Всем назло. Конечно, мысли о возможных последствиях — если судить по всеобщей реакции — в его голове никуда не исчезли, но хотелось просто испытать удачу. И нервное заламывание пальцев, хруст которых он услышал словно под толщей воды, никак не облегчал ситуацию, так он только всё больше задумывался о своём страхе. И всё же, даже несмотря на эту встревоженность и всё ещё прилипающие к коже взгляды — которых, конечно, стало уже вполовину меньше, — он хмыкнул и вновь сложил руки на столе. Гарри тихо — так, чтобы услышал только его собеседник, произнес: — Почему они все так смотрят? — и уставился зелеными глазами, ожидая отклика — или удара. Тут уж как получится. Отзвуки чужих разговоров перестали иметь всякое значение, как и кратковременный удивлённый взгляд из-под полуопущенных ресниц, которым его одарила сестра Дороти. Всё это стало ему безразлично, стоило ложке, которую темноволосый мальчик подносил к губам, остановиться на половине пути. — Потому что боятся, — хмыкнули ему в ответ. Его голос звучал тихо, словно шелест осенних листьев, но тот не приглушал его специально. Слова всё равно разнеслись так, чтобы их услышали за соседними столами и поспешно отвернулись. Темные радужки остановили свой взор на Гарри и он на мгновение замер — взгляд был цепким, холодным, будто проникающим в самые глубины его существа. Поттер словно чувствовал на себе эти глаза раньше, но, конечно, это было абсолютно невозможно, хоть внутренности и скрутило бессмысленное чувство дежавю, а сердце сжалось от неожиданного ощущения холодка, пробежавшего по затылку мурашками. И, конечно, Гарри не решил молчать. Любопытство поднималось по горлу лавиной, а после сыпалось из его рта крошками снега. Да и идти на риск ему всё же нравилось. — Почему? — Поттер насмешливо прищурился, сунув кашу в рот, — ты не похож на… м, страшного, — он многозначительно посмотрел на Стью и его компанию уродцев. Те либо ничего не слышали, либо усердно притворялись — он, конечно, ставил на первое. В ответ ему кривовато усмехнулись и ответили только спустя минуту, если не больше: — Потому что их пугает то, что я могу сделать с ними, пока они спят, — мальчик, пригладив волосы, наконец улыбнулся искреннее, обнажая ряд ровных зубов — жаль, они не понимают, что пока они бодрствуют я могу сделать вещи гораздо хуже. Он посмеялся, сощуривая глаза и его лицо просияло, стоило нескольким ближайшим сидящим громко вздрогнуть. Мальчик наблюдал за его реакцией — и Гарри понял, что тот ожидает, что Поттер сбежит от него, как от прокажённого. Что ж, к его несчастью, у одинокого неудачника всё равно не было выбора. Гарри усилием удержал свое лицо от отображения паники, мелькнувшей у него где-то в районе диафрагмы и с ощутимой скоростью обвивающей сжавшей его мышцы тугими лозами. Но от чувственной нотки страха, что он ощутил, интерес разгорелся лишь сильнее —да, кажется, учиться на ошибках Гарри совсем-совсем не любил, когда дело касалось чего-либо достаточно его… заинтриговавшего. Его собеседник наклонил голову, когда понял, что Гарри никуда не собирается и уже ожидал следующего вопроса. Поттер не смог преодолеть свой интерес и задал самый ожидаемый: — А… что ты можешь сделать? — Гарри покрепче сжал ложку и продолжил посылать в свой рот дурную на вкус кашу, дабы отвлечься от удушливого ощущения, что он препарируемый под этими темными, глубокими глазами. Мальчик в ответ лишь покачал головой. — Задай другой, — и он вновь отвел от него прицел своих зрачков, выглядя скучающим и потягивая остывший чай. Гарри захотелось закатить глаза как никогда сильно — так сложно ответить, что ли? — но он решил не настаивать. Кто знает, как его собеседник себя поведёт в таком случае — раз уж тому нравилось таким пугающим тоном говорить о чужих страхах на его счёт, так ещё и улыбаться. — Тогда… — мальчик призадумался, но ничего годного не приходило в голову — он-то тему нашел только из-за внимания в их сторону, а мальчик напротив него выглядел куда приятнее большинства. — О, точно… — пробормотал Гарри, чувствуя себя неловко, от того, что не спросил сразу. — Что насчёт твоего имени? — Том Риддл, — протянул тот и умолк. Ни тебе вопроса в ответ, ничего. Гарри мысленно повёл плечом и представился в ответ, но нулевая реакция заставила и его в конец замолчать, хоть говорить и хотелось — Том казался ему загадкой, что звучало очень иронично, если брать в учёт его фамилию. И было что-то ещё, помимо того трепещущего интереса, но Гарри не понимал это чувство — оно было слабым, похожим на дрожащий огонёк свечи, обдуваемый морозным ветром. И Гарри снова разорвал тишину, повисшую между ними — на свой страх и риск, конечно. Мысленно он и без того осудил себя. Не то, чтобы раньше он не сталкивался с маленькими психами в приюте или приемных семьях, но в Томе было что-то… притягательное. То, что можно было бы прощупать пальцами, поймать за хвост, словно сбегающее животное — но вот дела, руки Гарри были слишком короткими. По крайней мере, сейчас. — Ты давно здесь? — сделав большой глоток, он сосредоточился на кисловатом послевкусии. — Ну, в приюте, я имею в виду. Браво, Поттер! Спросить странного и пугающего сироту о том, как он оказался в приюте — куда его очевидно выбросили! Ещё никогда Гарри не ставил свои умственные способности под настолько тяжкое сомнение. Но Риддлу, кажется, не было дела до того, что этот вопрос мог показаться… обидным? — Всю жизнь, — пожав плечами, тот снова взглянул на него, — никогда не покидал этих стен дольше, чем на двенадцать часов. Гарри шокировано замер, в голове закрутилось сразу несколько вопросов — к примеру о том, как, черт возьми, его не забрали к себе какие-нибудь богачи? — но произнес он другое: — Боже, — судорожно выдохнул Поттер и заглянул в чужие глаза почти с жалостью, и перешёл на шепот, — всю жизнь смотреть на постную рожу миссис Коул. Даже представить себе не могу. Риддл удивленно замер на несколько секунд, а потом приподнял уголки губ в усмешке — да, шутку он определенно оценил и Гарри считал, что это вполне неплохо скрасило неловкое ощущение от его неудачных вопросов. — Знаешь, в прошлом приюте у меня были воспитатели получше, — невнятно пробормотал он, запихивая еду за щеки, — по крайней мере, они не смотрели на меня так, будто я разрушил им жизнь — и тут Гарри был абсолютно серьезен, потому что взгляд миссис Коул отдавал явным недовольством, хотя знала она дюжину детей, перешедших под её покровительство, не дольше десяти минут. Том хмыкнул и любопытно глянул на Гарри из-под полуопущенных ресниц. — Каким был прошлый приют? И по его тону, казалось, Том действительно был заинтересован — хотя ничего сверхъестественного Поттер в этом не находил — конечно, Риддлу было занимательно узнать, чем приют Вула отличается от других. И после этого Гарри пустился в длинный рассказ — начиная от строгих, но при этом доброжелательных работниках и переходя к раздражающим старшим — так он и поведал Риддлу почти обо всём, опуская моменты своего позора, которые не хотел разделять с кем-нибудь ещё. Гарри чувствовал себя почти счастливым — да уж, за последние двадцать четыре часа он вряд ли разговаривал с кем-то так долго. Но, стоило тарелкам опустеть, а остальным покинуть помещение — Поттера наполнило то чувство, которое при пробуждении лишь лениво ворочалось внутри, однако стоило его новому знакомому уйти, как его эмоции превратились в древесный кол, сейчас направленный прямо в его сердце. Гарри сделал глубокий вдох и попытался запрятать это липкое ощущение поглубже. Потом их заставили заниматься физкультурой — вместе с работником, который даже не представился. Впрочем, занимались не все — только те, кому меньше двенадцати. А ещё Гарри не заметил Тома — хотя всё его внимание было сосредоточено на его поисках. Мальчик даже не знал, расстраивает его этот факт или радует — Риддл не выглядел как тот, кто ему посочувствует, увидев Гарри, задыхающегося от десятка приседаний. Никто из соседей по комнате в течении дня не подходил, а сам Гарри, схватив книгу, которую кто-то опрометчиво оставил на столе маленькой каморки, которую тут прозвали спальней для младенцев, ушёл в заброшенный туалет в левом крыле здания на втором этаже. Он незаметно подслушал разговор старших, когда те, за некие услуги — Гарри так и не понял, какие именно, — предлагали сигареты своим одногодкам или тем, что не сильно младше. А ещё, настаивая не палиться, рекомендовали появляться там не раньше восьми часов вечера — до того они могли спокойно наткнуться на Дороти, обходящую коридоры и тщательно протирающую свои дорогие иконы, которыми старательно облепила каждую стену чертова приюта — чтобы дети не забывали о Господе своём. Впрочем, его мало интересовало религиозное помешательство местной работницы. Все его мысли крутились вокруг скорейшего уединения, которого он страстно желал, стоило глазам слабо приоткрыться и узреть отвратительно яркий белый свет, льющийся из неприкрытого ничем окна. Собственно, Гарри рассудил, что за такое отвратительное утро ему требуется компенсация в виде нескольких часов одиночества, так что если он недолго посидит в никем не используемой уборной — быть может, в одной из кабинок, чтобы наверняка не узнали — никто не будет против. Тем более, что с собой у него едкого запаха дыма точно не будет — сигареты он, несмотря на свое место проживания, попробовать так и не успел — к слову, даже ему это казалось немного удивительным. Его ровесники зачастую упрашивали старших поделиться — и те сдавались. Хотя Гарри и не пытался из-за малого интереса к этому занятию. На то время Поттера больше волновали мысли о семьях, раз за разом избавляющихся от него, как от надоевшей игрушки. Глубоко вздохнув, Гарри снова постарался не думать. Если Дороти и увидит его, то Гарри увильнет, прикрывшись тем, что заблудился — он-то едва успел осесть на новом месте и явно не знал обо всех комнатах в этом громоздком здании с петляющими, темными коридорами.        Когда возле него больше не крутилось никаких детей, он, постоянно оборачиваясь и нервно теребя подол пиджака, шагал прямо, пытаясь вспомнить детали подслушанного разговора — вдруг, там всё-таки нужно было свернуть направо? Но когда на стенах стали куда реже мелькать картины с религиозными смыслами, а затхлый запах сырости становился отчетливее, он понял, что не прогадал — память и немного интуиция завели его прямо к месту назначения. Когда мальчик уходил от других детей, на часах было всего-навсего двенадцать, а путь сюда занял не больше пятнадцати минут — только из-за сомнений в направлении. Так что до прихода сюда курильщиков у него есть несколько часов времени. Заброшенный санузел в приюте выглядел, как тому и подобает — мрачное, забытое место, которому давно отказали в использовании. Тусклый свет, пробивающийся через грязные, пыльные окна, едва освещал пространство, создавая серую, угрюмую атмосферу отчужденности. Правда, весь этот вид портили несколько кабинок, со старыми, поржавевшими дверьми, одна из которых жутко заскрипела, когда он открыл дверь и обратил на нее поток ветра — Гарри едва не закричал от резкого звука, а потом ещё некоторое время тревожно стоял, будто ожидая, что она отвалится, потому что выглядела та очень приближено к тому, чтобы оказаться на полу, собрать сюда всех работников и лишить его нормальной жизни не только среди сверстников, но и рядом с миссис Коул, сестрой Дороти и тех, чьих имен он не знал. Через некоторое время он убедился, что дверь не собирается обезобразить его маленькую жизнь и делать всё ещё паскуднее. Пройдя несколько шагов вперед, он остановился у раковины, провел по гладкой керамике кончиками пальцев и вдохнул сырой воздух, наполнившим его изнутри неприятным ощущением грязной влаги. Отсутствие крана открывало вид на пожелтевшую дыру, в которую тот раньше был вставлен, а теперь там можно было лишь разглядеть остатки пепла по краям. Поправив воротник, чтобы убрать удушающее ощущение рубашки на коже, которая будто стискивала его, заставляя ещё больше сжаться, отказаться от желания впустить в легкие больше воздуха и поддаться тому гниющему внутри чувству, которое Гарри охарактеризовал как слегка мешающее. Но сейчас, оставшись один, он с огромным трудом пытался отрицать то ощущение расползшееся внутри сухими лозами, а невероятно длинными шипами, дарившими ему чувство внутреннего кровотечения — только вместо алого, вниз стекало нечто темное, почти черное и непроглядное в вязи длинных ветвей. Но Гарри подозревал, что когда эта темная бурда отольет в обратную сторону и достигнет его головы, ему это совсем не понравится. Сжав слабо поддающиеся контролю пальцы, Поттер во второй раз за день решил взглянуть в зеркало и если часами ранее ему было почти плевать на своё отражение, то сейчас оно, прикрываемое грязью от плевков и пыли, взывало к чему-то внутри него, что Гарри определил как недовольство. То, каким маленьким и несчастным он выглядел — ему было десять, но у него был опыт. Опыт, которому он упрямо не следовал во имя своей никем не восхваляемой гордости. Сцепив зубы посильнее, мальчик оторвал взгляд от устало и совсем уж до неприязни тоскливого лица, которое он отказывался опознавать как своё. Отпрянув от раковины, он оглянулся, опять припадая глазами на старые кабинки, испачканные маленькими кружочками пепла и надписями мелом — чужими именами, оскорблениями — с помощью этого, Гарри понял, что место для уединения он подобрал удачное — раз надпись не была стёрта, значит, помимо приютских сюда заходили лишь в случае крайней необходимости — если, конечно, такая вообще была — или могли наведаться из-за едкого запаха сигаретного дыма, но такого, видать, ещё не случилось, раз уж это место оставалось секретным убежищем для запретных развлечений сироток. И тут его взор остановился на пятне чего-то тускло розового, явно не подходящего к здешней обстановке, не сочетающееся с белой, потрескавшийся плиткой пола, ни с желтоватой отделкой стен. Подойдя ближе, Гарри заметил достаточно широкую нишу между последней кабинкой и стеной. Темный угол, скрытый от света рядом установленного окна, поглощает все вокруг мраком.             Тени здесь сгущаются, из-за расположения стекол, которые пропускали блеск солнца практически на всю комнату, хоть тот и оставался сероватым и дырчатым из-за толстого слоя пыли и засохших капель, оставленных дождем. И всё же, свет не проникал именно в тот угол, создавая атмосферу сырости и уныния. На холодном, влажном полу Гарри увидел, валяющегося и давно забытого кем-то другим маленького, потрепанного розового медведя. Его шерсть, когда-то яркая и мягкая, теперь была изношена, местами обтерта, а несколько стежков на ушке порваны. Лишь один глаз, тусклый и слегка мутный, все еще кажется живым, как будто он помнит былые времена, когда был любимым спутником своего хозяина, давно оставившего его гнить на влажном полу приютского туалета. Гарри подошел ближе. Ещё. И ещё. Оказавшись прямо перед игрушкой издалека осмотрел её на свежую грязь, но, не обнаружив ту, приземлился рядом розовым медведем и рукой придвинул того к себе. Сейчас он чувствовал себя таким же брошенным, забытым в старом углу — совсем никому не нужный Гарри Поттер. Звучно сглотнув, мальчик почувствовал, как черная, словно мгла, жидкость, ранее струящаяся по его венам вместе с кровью, вытекающая из шипов, но следующая его желанию, неконтролируемой слякотью оседает на сердце, мутью застревает в его горле, делая вдохи прерывистыми и горькими; тиной пробирается к его голове, болезненно обжигая стенки черепа. Не сдержавшись, Гарри всхлипнул, а потом вновь — но уже беззвучно. Шипы впивались в сосуды, множились, разрывая его изнутри, собирая все негативные чувства в эту муть, поселившуюся внутри него в эти тревожные и беспокойные последние дни.             Слёзы дорожками катились по его щекам, обжигая кожу щек своим ядом — Гарри стало казаться, что и они должны быть такими же темными и вязкими, как чувства внутри его трепыхающегося сердца. Прижав плюшевого медведя к груди, как свой последний оплот успокоения, с недавних минут ассоциируемый лишь с тем, что он увидел в своем унылом отражении, Гарри глубоко вздохнул, судорожно пытаясь собрать себя в кучу. Внутри него мысли метались, спотыкались друг о друга и сцеплялись в бесшумном бою. Я не знаю, что мне делать, — хмуро подумал Гарри, даже не пытаясь смахивать солёные капли с ресниц, которые совсем не хотели останавливать своё падение на белый пол, — я не знаю. Когда он ехал сюда, мальчик и не подозревал, что всё будет настолько плохо. И, молча вздрагивая от желания разразиться громкими рыданиями, Гарри понимал, что в этом есть его вина — кто заставлял его отвечать Стиву? Почему нельзя было свести всё к безобидной шутке? Совсем не той, саркастичной и злостной, сорвавшийся с его подрагивающих губ, когда чужие пальцы сомкнулись на воротнике, комкая его самообладание и сдавливая горло. И чего он добился этой показушный насмешкой и возвышением над другими? Ничего, кроме чужой неприязни. Гарри продумывал варианты, которыми не воспользовался вовремя — да он мог бы подсесть к ним на завтраке, добиться хотя бы субтильного перемирия, но нет, он и тут решил показать своё отвращение к ним — подсесть к Тому, которого они все, очевидно опасались. А Риддлу, мерно подносящему ложку с едой ко рту, он казался лишь временным развлечением — судя по его безразличному взгляду, скользящему едва не сквозь Гарри. И ему казалось, что этим он объявил всем остальным войну. Вжавшись в стену поплотнее, он зарылся носом в колени, всё ещё прижимая розового друга к себе, сжимая его пальцами так, что казалось, будто тот разорвётся на части. И Гарри не знал, кто из них рассыпется первым — но что-то ему подсказывало, что медведь проиграет эти гонки. Нависавшие над ним годы, которые Поттеру ещё предстоят провести в приюте Вула, давили на его плечи неподъемным грузом — он так просто стёр свою спокойную жизнь на всё это время, одним лишь словом, взглядом, взмахом руки. И он не знал, жалеет ли на самом деле — потому что Стью, Стив и Бобби — особенно Пятнастый — были ему отвратительны; до покалывания на кончиках пальцев, до неприятной кислоты во рту и скрипа зубов в ночной тишине приюта. Он не хотел быть их другом — да ни за что на свете, — но ещё Гарри абсолютно точно не желал быть в роли изгоя, находить свои ботинки, наполненными грязью и камнями или резко отыскать пропавшую зубную щётку в унитазе. Но сейчас, когда вся каша была заварена, ситуация казалась ему патовой. Что он может сделать? Пойти поговорить со Стью, который благополучно прирос к своим недавно обретенным друзьям и едва не вылизывал тем меж пальцев ног, лишь бы остаться в нейтральном положении внутри приюта? Или, попросить прощения у Стива? Гарри на секунду подумал, что это неплохая идея, но закусив губу, осознал, что не сможет. Не сможет выдавить из себя извинения, которых тот не заслуживал — он первый напал, и лишь потому, что Гарри был лучше. Потому что его зеленые глаза показались Стиву неправильными в его мировоззрении. Потому что Стив был чёртовым маленьким ублюдком, попытавшимся его приручить. Причин было много — и Гарри знал, что это его слабость. Невозможность притвориться в такой ситуации, приказать себе, скрепя зубами, состроить виноватое выражение лица и бегать за ними всеми, подобно Стью. Всё только осложнялось. Он услышал своё дыхание сквозь непрекращающийся поток звучных мыслей — оно было тяжёлым и прерывистым, как если бы его лёгкие сжались в кучу разорванных клочков. Он не мог дышать нормально. Это было не просто чувство — это было что-то, поглощающее все его силы, что гнало его вниз, в самую бездну. Будто некто прислонил грязную, пропитанную вонью тряпку к его лицу, пытаясь задушить. В голове возникли давящие со всех стороны стены кладовки, нависающие над ним тяжелыми тисками — в том холодном, ужасающем его месте, те же самые ощущения — пустоты, бессилия, слабости, — преследовали его без конца. И ладно, будь настроена против меня только эта троица — с горечью пронеслась по черепной коробке мысль, — я сам подписал себе приговор, когда сел в отдалении ото всех к тому, кого одногодки откровенно боялись. И нет, Гарри не жалел о знакомстве с Томом — тот был странным, пугающим, говорил будто бы сам с собой, но приятное покалывание в груди свидетельствовало Гарри об удушающем любопытстве узнать о Риддле всё. И ещё одно странное чувство, которого он не мог понять — и не пытался, совсем не до этого ему было. Гарри до боли впился рукой в свои непослушные волосы, до боли оттягивая — сверстники все были разбиты по компаниям, те, кто должен был стать его компанией, питали к нему явно не самые доброжелательные чувства, а старшие в приюте казались настолько пугающе неизведанными, что даже при всём своём безрассудстве, Гарри бы к ним не подошёл. И, как он уже тысячи раз произнес это в голове, так и снова повторит, что абсолютно не знает, что должен сделать, чтобы что-то изменить. В этом мрачном, сыром месте, с проклятым медведем в руках, он чувствовал себя настолько беспомощным, что желание закричать почти на физическом уровне сдавило ему грудную клетку. Кричать так, чтобы разорвать эту повисшую тишину, словно насмехающуюся над ним, так, чтобы разогнать тревожную пустоту внутри себя, чтобы изгнать эту удушающую боль, которая была похожа на гноящуюся рану и с прибытием в приют всё стало только хуже, старые шрамы раскрылись вновь, оставляя его лишь немощным наблюдателем своего бессилия. Сделав глубокий вдох, он наконец пришёл к мысли, к которой должен был обратиться до того, как на его лицо посыпался град из унизительных слёз. Ничего не изменится, — и это осознание принесло ему облегченный выдох, мгновенно высвободивший его из пузыря отчаяния, — так почему должен меняться я? Я останусь таким же, каким все меня видят. Точно таким. Это было не решение. Это было признание слабости. С каждым взглядом на розового медведя, смотревшего на него одной бусиной своего тоскливого взгляда, Гарри чувствовал злость — холодную, душащую. Совсем не похожую на ту, что он когда-либо испытывал. Может быть, — подумал мальчик, поднимаясь с холодного пола и дрожащими руками опираясь о стену, — я найду другой способ. Я заставлю их помириться со мной. Короткая улыбка озарила мальчишеское лицо при этой мысли, но та угасла столь же быстро, как и появилась — хоть злость и остудила чувство тревоги и мучительно сковавшего его одиночества, она не принесла идей, как ему провернуть то, что он задумал. Гарри хмыкнул, провел по шерсти рукой, пытаясь оттереть въевшуюся в розовый цвет пыль, и про себя пришёл к решению. Гарри не тот, кто сможет продержаться, следуя чёткому плану или вечно контролируя своё поведение — он уже пытался, скитаясь по приемным семьям, притворяться хорошим, делать вид, что всё в порядке, но долго держаться он не мог никогда. Была то природная вспыльчивость или его способность постоянно притягивать к себе неприятности, Гарри не знал. Я просто буду плыть по течению, а если подвернется шанс, то ни за что не упущу. Вновь взглянув на грязное, усыпанное пятнами зеркало, он скривился при виде красных глаз, точно так же покрывшегося багрянцем носа и опухших губ — всё это свидетельствовало о его ничтожности в момент попытки непринятия тех обстоятельств, в которых он оказался. И, честно сказать, Гарри попросту было неприятно плакать — потому что ему слишком часто, усердно и ненавистно вбивали в голову, что это унижение он не должен проводить над собой; в почти что каждой семье, сверкавшие от слез зеленые глаза значили едва ли не оскорбление хозяев домам, потому что: — Гарри, мелкий ты паршивец! — резанул память голос женщины, имя которой навсегда отпечатается в его памяти, как самый ненавистный отзвук прошлого, — сам разбил эту вазу и ты смеешь плакать?! — её вопль пришёлся на его слух столь же болезненно, как и ладонь, мазнувшая по его лицу со всей силы, на которую была способна разъярённая женщина. И эти воспоминания были ему отвратительны. Потому что при всей своей ненависти, горечи и тоски, он всё равно никогда не сможет ослушаться чужих правил, давно его не касающихся. Словно внутри него создалась крепкая стена, отделяющая мысли Гарри и чужие. И чаще он почему-то слышал вовсе не свой звонкий голос. Слабость. Вот, что он слышал день ото дня. Он — сплошной комок из ничтожной, ничего не стоящей боли и усталости, которая мешала всем окружавшим его людям. И сегодня он вновь доказал это — к счастью, лишь для себя. Никто и никогда больше не должен увидеть моих слёз, — крепко сжав кулаки, словно мантру повторял про себя Поттер. И вновь сделал глубокий вдох, вгоняя в легкие спокойствие.             Хватка на стиснутом в пальцах медведе ослабла. Однако, как бы ему ни было одиноко, дружить с вонючими уродами он не хотел. С раздражением Поттер вновь пришёл к выводу, что придётся, всё же, притворяться. Но если для того, чтобы его вещи и он сам оставались в сохранности, придется прибегнуть к смирению с этой отягощающей его ситуацией, то он попытается — попытается — пожертвовать крупицами своей гордости, как бы ему ни хотелось просто напросто вмазать Стиву, плюнуть в лицо Стью и высказать Бобби всё, что он думает о его немытых волосах и дурмане, расходившемся на всю комнату этой ночью. Вдох. Выдох. Спокойствие. А ещё в срочном порядке нужно спрятать где-нибудь свой дневник — Гарри точно не хотелось, чтобы до того, как он восстановит перемирие в их маленькой комнате, кто-нибудь из троицы увидел его экспертную критику на их счёт. Он стоял на месте, вглядываясь в затирку плитки, уже давно потерявшую белый цвет и окрасившуюся местами в тёмно-болотный, местами в желтоватый оттенок. Медведь всё ещё покоился в его руке, принося с собой щедрую долю умиротворения. Да, эту игрушку он определенно оставит себе. Раз уж та спасла его в этот трудный — жалкий, повторил он для себя, — день, то он отплатит медведю тем же. И как бы глупо это не звучало, как бы смешно ему ни было с собственных мыслей — медведь стал его, как только он увидел проблеск яркого цвета в этом мраке. И, раз уж настоящие друзья ему не светят, то почему бы не обзавестись подобием друга, — со смешком подумал мальчик, ощущая, как тягостное напряжение, обмотавшееся плотными цепями на его шее с того момента, как он оказался на пороге комнаты двадцать восемь, понемногу ослабевает, а металл, до того впивавшийся в теплую кожу, растворяется в шуме ветра за окном. Его шаги отдавались громким эхом в пустом помещении, когда он покидал санузел — зная, что он всё равно будет возвращаться сюда день ото дня, чтобы побыть в одиночестве, которое заполнило каждую клетку его тела, но помимо боли иногда имело за собой необходимость остаться одному. Очистить свою голову. Работников нигде не было, так что никто не увидел, что он не играл с другими на улице и не проводил время в своей комнате. Гарри лишь надеялся, что цвет его лица перестал равняться на томатный, потому что если его спросят, почему он плакал, то мальчик вряд ли сдержаться и пошлёт интересующегося тем самым грязным ругательством, которое услышал от папочки Фрэнка, когда тот спорил сам с собой, слушая радио, — тогда уши Гарри покраснели так стремительно, что он тут же убрался из комнаты, надеясь больше никогда не услышать чего-то настолько порочного. И, лишь остановившись перед дверьми местной библиотеки, абсолютно пустовавшей в это время суток — да и почти в любое, что неудивительно, — он позволил искренней улыбке исказить своё лицо. Да, это определенно то, что скрасит его серые будни.

***

Проплывали мимо него долгие недели, пока Гарри оставался одинок в этом большом мире, сузившемся лишь до громоздких букв на воротах. Приют Вула не стал хуже — но и лучше, сказать честно, тоже. Поттер наблюдал за другими — за играми, которые те вели на заднем дворе. За учителями, которые у него появились, стоило наступить первому дню осени и прозвучать оглушительной трели звонка школы по соседству. И на миссис Коул он теперь смотрел чаще, ведь теперь это не просто пугающий воспитатель, это женщина которая болезненно влепила ему по рукам, когда он, выйдя из заброшенного туалета на втором этаже, растерявшись при виде грозной фигуры, не успел спрятать промокшие страницы книги о мифах — которая ему честно нравилась, но из-за его неаккуратности пострадала. Но он мог бы её высушить и дело с концом — а так шанса не представилось и ему на неделю запретили брать книги из той каморки, что все именовали библиотекой. Из-за этого, безусловно, на него накатывала грусть, тоска и скука, но переодически он напоминал себе, что в самом деле, интересных книг там осталось не так уж и много —всё, что было хотя бы мало-мальски увлекательно, уже посетило с ним его тайное место и отправилось обратно на полки, а вне уроков — длящихся так невозможно долго, что зевки вырывались у него в два раза чаще обычного — просматривать страницы школьных учебников было, по меньшей мере, очень болезненно для его то и дело раскалывающейся головы. Изредка он разговаривал с Томом — садился к нему за каждым приемом пищи — хотя иногда Риддл на них и не присутствовал, Гарри занимал их стол, — и долго смотрел на бесстрастное лицо, обрамлённое лишь вселенской усталостью — ну, нечасто, но ещё и синяки украшали Риддловскую физиономию. Гарри, конечно, не спрашивал откуда те взялись — во первых, и сам догадывался, что сироты к нему на пушечный выстрел не приближаются, во вторых — когда их совместные посиделки переставали быть молчаливым поглощением пищи, а перетекали во вполне сносные диалоги, он много думал о каждом слове, которое произнес Риддл — было ли то потому, что он в принципе единственный, кто говорил с Гарри или из-за странной ауры таинственности, клубившейся вокруг Тома словно рой мух, он не знал. Но понимал, что Риддлу не очень нравятся расспросы, касающиеся его самочувствия. И Гарри, в принципе, всё нравилось — не считая, конечно, того, что иногда под своей кроватью он находил весьма провокационные вещи вроде окурков или отходов какого-нибудь животного. И он знал, что всё это оставляет Стив — тому, очевидно, чисто эмоциональное удовольствие доставляла скривившаяся рожа Гарри по утрам, а ещё его крики — чтобы Стив прекратил страдать хернёй и всё такое. Но он не прекращал. А Гарри не мог позволить себе его ударить — потому что в таком случае было два развития событий. В первом Стив бежит к миссис Коул и докладывает о злом, злом Гарри Поттере, едва не растерзавшем беднягу Стива за безобидную шутку — и кому, спрашивается, старуха поверит? Маленькому выродку, испортившему приютское имущество или ребенку, которого она с самых пелёнок на руках держала? Всё это было очевидно. Но был ещё и второй вариант, как всё могло пройти и он не нравился Гарри ещё больше. Сказать спасибо можно его хорошему слуху и тихим шагам — подходя к своему укрытию он услышал льющийся из полуприкрытой двери отрывок разговора, из которого ясно вынес, что Стив — мальчик на побегушках, который днём, пока остальные отвлечены игрой, старуха Коул попивает вино в своём кабинете, а сестра Дороти молиться за их благополучие, — выбегает через дыру в заборе, сделанную давным-давно кем-то из прошлых обитателей приюта, двадцать минут идёт пешком, заворчивает за угол, а на пособия взрослых сироток покупает у старого, наполовину глухого, наполовину слепого дедули несколько пачек сигарет. И, вероятно, если Стив хорошо попросит и расскажет тем о злобном маленьком ублюдке Гарри, те могут и подкараулить его по пути на второй этаж, затащить его в туалет, да так вдарить, что ему и вовсе возмущаться очень смешным развлечениям Стива перехочется. Но в один пасмурный ноябрьский день всё изменилось. Гарри, раздраженно вздыхая от отсутствия каких либо отвлекающих от глумливых лиц сироток факторов, шёл из своего укрытия в уборной, направляясь на улицу, чтобы посидеть под расположившимся на самом углу приютской территории дубом, дабы предаться очередным мыслям о своём мрачном ежедневном времяпровождении, которое не желало как-либо меняться. И вот, вдыхая морозный запах разыгравшегося перед вечерним дождём ветра, он остановился, услышав чей-то тихий болезненный стон — в котором он, спустя несколько долгих секунд признал притихший голос ненавистного Ежа. Гарри аккуратной, тихой поступью обошёл тех немногих, решивших выйти в прохладный день на улицу подростков, прижался к углу, за которым находилась маленькая поляна, отделяющая территорию от переднего двора. Там, скрываясь в тени нависшего дерева, возвышался над прижавшим руки к животу Стивом, стоял Ларри — юноша, которому остался всего год до выпуска из ненавистного приюта, — короткие пряди светлых волос обрамляли худое, прыщавое лицо, в этот момент кривящееся в отвращении. Гарри прислушался к их негромкому разговору — точнее монологу Ларри, — стараясь не выдать своего присутствия. — Мелкий идиот! — Ларри шипел, походя в этот момент на озлобленное животное, — сколько раз я тебе говорил, что ты не должен рассказывать своим маленьким пидорам о том, что ты бегаешь за товаром? А?! Поттер непонимающее нахмурился, наблюдая за этой картиной. Ларри махнул ногой, ударив Стива по рукам, которые тут же разжались, а из его горла вырвался громкий вскрик. Ёж зашептал, сотрясаясь от слёз: — Прости! Прости! — проскулил он, широко открывая глаза. — Я честно больше не б-буду, правду тебе говорю! — Стив предпринял попытку подняться, чтобы оказаться с Ларри на одном уровне. Гарри удержал судорожный выдох, готовый сорваться с его губ при виде того, как чужой кулак со всей дури впечатывается в лицо Ежа, не успевшего даже промямлить свои извинения полностью. — Ты думаешь, это что-то изменит?! — он почти рычал, сжимая руки до белезны костяшек, — я сказал всем, что тебе можно доверять, а твой маленький подонок пошёл и распиздел всё своей дорогой монашке! Ларри не собирался заканчивать прямо сейчас — от загнанного взгляда Ежа, он, кажется, только сильнее раззадоривался. — Ты хоть понимаешь, что они теперь сделают со мной? — он почти нежно огладил короткие волосы Стива, на которых Гарри с отвращение разглядел проблески слюны. — Меня перестанут уважать, потому что ты подставил нас всех. И всем будет похер, что я скажу — ведь я, Стив, говорил им всем, что ты будешь молчать. А ты не промолчал. Как по твоему, теперь нам разрешат делать вот так? Холодный ветер хлестал по его щекам, когда парень достал из кармана помятую сигарету и чиркнув спичками несколько раз, пытаясь не дать холоду потушить огонь, пустил в лицо Стиву ядовитый дым. — Ларри, я правда всё исправлю! — его глаза снова наполнились слезами — то ли от в очередной раз накатившего страха, то ли от едкого запаха. Гарри сглотнул вязкую слюну, увидев лицо блондина, которое не предвещала ничего хорошего — и даже больше. Сейчас, когда губы Ларри растягивала улыбка, а глаза лихорадочно сияли, он выглядел даже пугающе, чем крича ругательства и размахивая конечностями. — Исправишь? И как же? — со смешком поинтересовался подросток, уперевшись локтем в колено и положив руку под подбородок, а второй протягивая ко рту сигарету, удовлетворенно затягиваясь. Гарри, ненавидя Стива за то, что тот пробуждал в ней жалость к своей отвратной персоне, закусил губу. — Я…я, — он на мгновение замолк, забегав глазами по пожухлой траве, но тут Стиву в голову пришла идея, сразу отразившаяся облегчением на его чертах, — я поговорю с Бобби, он скажет сестре, что соврал… он скажет, что просто хотел привлечь её внимание! Видя, как Ларри поджал губы, словно действительно задумался, хмыкнул, а взгляд его, доселе наполненный незамутненной радостью, стал отдавать злым весельем. Нужно было что-то предпринять. Гарри подобрал на земле камень — достаточно большой, чтобы ударить побольнее, но не слишком огромный, дабы он смог его докинуть. Но его преимуществом всегда была меткость. — Да, Стиви, идея взаправду неплохая, — протянул Ларри, лениво затягиваясь, а потом растянул губы в издевательской усмешке, — но что, если она не поверит? Монашка же не тупица. Стив уверенно воскликнул: — Поверит! Она всегда верит Бобби, ты же знаешь, он её любимчик! Ларри что-то неразборчиво промычал, а потом негромко произнёс, наполняя свой тон угрозой: — Даже если так, то что же нам делать с тобой, маленький Хвастун? — Ларри повертел в пальцах почти скуренную сигарету и осклабился, — кажется, я знаю, какое наказание мне придётся по душе. Боже, он говорил прямо как злодеи из книжек — понял Гарри, пытаясь не засмеяться, но в следующую секунду намек на улыбку сполз с его губ. И в момент когда худая рука с сигаретой устремилась вверх, Поттер вышел из своего укрытия — так, чтобы его увидел Стив, но для Ларри он оставался незамеченным. Как только темные глаза его недруга распахнулись, окатив Гарри шокированным взглядом с ног до головы, Поттер прижал палец к губам, призывая его молчать. Облегчение заструилось по венам, когда он увидел, что Стив не решился выдать его присутствия — похоже, для этого он слишком близко был к тому, чтобы намочить штаны. Ларри, гадко ухмыляясь, схватил мальчика перед собой за лицо, пальцы цепко сжались вокруг детских щек и он, используя всю свою силу, надавил, заставляя Стива приоткрыть рот. И в этот момент рука с сигаретой взметнулась к чужому языку, но не успел он оставить ожог безостановочно стонущему и ревущему Ежу, как ему в затылок со всей мочи что-то прилетело. Что-то очень твёрдое. Ларри болезненно вскрикнул, хватаясь за голову; Окурок упал между ним и скоропостижно отползшим назад Стивом. — Что за…? — медленно, с ощутимо дрожащим от боли голосом протянул Ларри, поднося руку, замаранную в его собственной крови, к ошарешенному лицу. Но, не успел тот толком обернуться, как Гарри издал радостный смешок и нырнул за угол — он знал, что Ларри побежит за ним, как только оцепенение его отпустит. Потому что одно дело Стив, хвастающийся своим авторитетом перед младшенькими — нет, тут дело уже другого порядка. Какой-то неизвестный сиротка осмелился навредить ему и если тот сейчас сбежит, то Ларри больше никогда не отмоется от позора. Кто знает, может, малыш Стиви решит поведать всем об этой увлекательной истории невзирая на свой страх.

***

Тучи сгущались на небе, разгоняя пасмурность по округе, обвивая холодными лапами ветра подрагивающее тело десятилетнего мальчика, с особым усердием читающего роман, который несколько дней назад выкрал с полки кабинета старухи Коул, пока та брюзжала, покрывая слюной свой деревянный стол и близлежащие бумаги, и параллельно заполняла стакан новой порцией коньяка, тут же опрокидывая его в себя. Тому, в сущности, книга была неинтересна — он не находил захватывающим сюжет, читал подобные истории мальчик часто — в библиотеке всё равно ничего годного не водилось, а даже если и было, то Том определенно успел изучить книжонку. Нет… здесь дело было в том, что листы под его пальцами принадлежали идиотке Коул, которая по своей глупости даже не заметила, как он забрал принадлежащее ей — о, если бы она увидела, как его руки тянутся к драгоценным вещам, подаренным ей посетителями — или дорогими ранее детьми — то очень, очень разозлилась бы. Но Том знал, что не попадётся — и это ещё дольше подначивало его схватиться за твёрдый корешок. И вот, теперь он сидел, упираясь спиной в толстую кору, ощущая, как та неприятно впивается в спину. Ветер пробегал сквозь дерево, заставляя то жалобно скрипеть и шуршать листвой. Уединение и тишина, разбавленная лишь звуками природы, ему нравились — куда лучше, чем злая тридцатилетняя тетка, из-за своего лица смахивавшая на отвратительную бабку и её прислуга Дороти, которая не знала, на чью сторону встать и оттого сначала проявляла к нему жалость, а потом запирала в подвале за малейший промах — по её мнению, конечно. Ну, безусловно ещё и старушки, хотя та свои дражайшие мысли обычно озвучивала ему в лицо, занимаясь наказанием дьявольского мальчишки сама. Сироты тоже раздражали — в глазах сверстников, конечно, было приятно видеть страх, когда их руки дрожали, а колени подгибались, стоило ему обратиться к ним загадочным шёпотом — спасибо Билли Стаббсу и его зверушке, которую он повесил прямо на стропилах — да, это определенно был приятный опыт. И как же все вопили. Конечно, Билли сам был виноват — а чего он мог ещё ожидать, называя Тома дьявольским отродьем? Было почти смешно. И приятно — контролировать чужие эмоции, показывать свое превосходство… определенно нравилось. Это чувство теплом разливалось по телу, заполняя каждую клетку. Сродне игре, правила которой известны лишь ему — остальным оставалось лишь отыгрывать свои роли. Том вздохнул, пытаясь унять напряжение, которое охватывало его последние несколько дней и перелистнул страницу, хоть в его голове всё ещё крутился сегодняшний разговор и память о том чувстве, расположившемся в районе диафрагмы и пожирающем его изнутри — невероятное желание разбить бутылку прям о голову дорогой миссис Коул, чтобы заткнуть её поганый, грязный рот. Некоторые мечты можно будет выполнить лишь со временем. Когда попытки прочитать наконец дали свои плоды, Том почти полностью сосредоточился на буквах. Спустя несколько минут, шар спокойствия, постепенно образующийся вокруг него лопнул и Том услышал как кто-то бежит прямо сюда. Поттер. Ну, конечно. Забежав за большое дерево, он собирался прижаться к тому спиной — от кого он бежал? — но резко затормозил, едва не опрокинувшись назад, когда увидел Риддла, с интересом разглядывающего его. А Том наблюдал, за попытками Поттера отдышаться; тот прижал ладони к коленям и прерывисто вдыхал и выдыхал, его щеки налились багрянцем, а взгляд был расфокусирован — лишь бегал туда-сюда в попытке настроиться. Мгновение спустя интерес охватил Риддла слоем чего-то тягучего и неразличимого. — От кого ты бежал? — мальчик отложил книгу, глядя на Поттера в упор. Всё ещё хватающий ртом воздух Гарри едва не поперхнулся. Риддл редко заговаривал с ним первый — очень, очень редко — и такие события он предпочитал отмечать в своём дневнике, ссылаясь на то, что те определенно должны войти в историю, как самые неожиданные. Наконец, прекратив задыхаться, мальчик сиплым голосом ответил: — Ларри… не уверен, что ты его знаешь, — Поттер сел рядом, скрестив ноги, — я спас своего соседа от унизительного прижигания языка, кинув в Ларри камень. Гарри усмехнулся, воспроизводя эту картину в сознании. — Он не увидел меня, но погнался — и свернул в сторону приюта, хотя я побежал сюда, потому что за таким широким деревом заменить меня было бы сложно. Переведя взгляд на Тома, мальчик расслабился, сделал паузу, словно пытаясь понять, стоит ли вникать в подробности безжалостного избиения. Риддл продолжал смотреть на него с острым, почти жаждущим вниманием, что казалось очень странным, потому что обычно Том не спешил проявлять такой интерес, который сейчас расплескался в темных омутах его глаз играющими искрами. Том наклонил голову, слабо улыбнувшись. — И что, ты просто так взял и спас его? — его голос был холоден, но в нём отчетливо слышалось любопытство. Гарри повёл плечом и отзеркалил чужую улыбку. — Конечно нет. Стив идиот, и он вечно пытается вывести меня из себя. — Гарри коротко усмехнулся и продолжил, — но я не вынесу, если он и дальше будет подкидывать под мою кровать дохлых жуков или подговаривать остальных меня ненавидеть. Том непонимающе уставился на него, голос наполнился недоумением, которое отражалось на его лице. — И зачем тогда ты ему помог? Гарри коротко вздохнул и щелкнул языком, прежде чем ответить. — Когда я вернусь в комнату, он уже будет моим должником, — в его глазах сверкнуло довольство собой, — и, хоть он и попытается отмахнуться, я знаю, что от старшеньких он понабрался идиотского чувства долга и справедливости. Я воспользуюсь этим. Они больше не будут демонстративно игнорировать меня, а когда я буду просыпаться, мне не нужно будет убирать весь тот мусор, что Стив подсовывает по ночам. Несмотря на всю эту речь, Том так и не понял его. — Почему ты просто не напакостил ему в ответ? — Риддл придвинулся ближе, ожидая объяснений. — Ну… понимаешь, — голос Поттера сделался тише и он на мгновение отвлекся, обнимая себя руками, в попытке спастись от холода — ветер на улице совсем разгулялся, — мне жить с ними до выпуска в одной комнате, а если я каждый день буду думать о том, что на этот раз Стив или кто-нибудь другой выдумает для того, чтобы меня расстроить, то просто с ума сойду в этом приюте. — Я понял, — отозвался Том, но несмотря на веселье в глазах, его голос стал тверже, — но я бы поступил по-другому. Теперь и в Гарри вспыхнул фителёк интереса, вынудивший его задать вопрос: — И как же? — он на мгновение улыбнулся, перед тем как выдвинуть предположение. — Хотя нет, дай угадаю — ты бы вынудил Стива, под страхом сломать ему какую-то конечность, пойти и рассказать Коул о том, что он сбегает из приюта каждую неделю для того, чтобы снабжать других сирот сигаретами? Поттер за те недолгие пару месяцев и не слишком уж частые разговоры успел понабрать несколько фактов о Томе, что приблизило его к пониманию, чем именно является его новый знакомый. Риддл улыбнулся, обнажая зубы. — Почти. — Он лукаво прищурился, обдавая щеку Гарри горячим дыханием. — Перед этим я бы рассорил его с друзьями, чтобы тот не смог пожаловаться даже им, а потом заставил бы приносить мне в комнату еду до того момента, как его бы выловили старшенькие в коридоре и сломали бы ему что-то вместо меня. Гарри нервно посмеялся, пытаясь сбросить охватившее его оцепенение от слов Тома, хотя это было невыносимо трудно выполнимой задачей — потому что сказанное было правдой и Гарри знал об этом. Было ли то в тоне Риддла или в проницательности Поттера, но он был уверен в том, что тот не шутил. И это, конечно, не заставило его встать с холодной земли и пойти прочь. Гарри удобнее умостился рядом, подрагивая от ветряных порывов и заговорил о чем-то совершенно бессмысленном, заставив Тома закатить глаза и прибегнуть к затыканию его рта.

***

Стива всё ещё било крупной дрожью, хоть прошло и несколько часов с того момента, как Ларри узнал о том, как глупо он рассказал их секрет. Места, на которые приходились чужие удары, продолжали отдавать отвратительной болью, ни на секунду не давая ему забыть, в каком дерьме он очутился — и уж тем более, он не мог забыть о каждом жестоко брошенном слове и правдивой угрозе, нависшей над его головой гильотиной. Чего Стив уж точно не ожидал, так это того, что его героем сегодня окажется Поттер. Тот раздражал его с момента, как начищенная обувь оказалась на пороге их с Бобби комнаты, а зеленые глаза смотрели с отвращением и непринятием, будто этот Поттер хоть чем-то отличался! Он был всего-лишь жалким сиротой — таким, как и все здесь, но его взгляд был столь высокомерным, что с белой пеленой, заставшей в нем могла сравниться лишь его стираная рубашка. Тот действительно производил впечатление маменькиного сыночка, который попал в их дом по чистой ошибке — но он им не был. И это раздражало Стива до скрипа зубов и громкого писка в ушах, который он при всем желании не мог заглушить. Ударить Поттера хотелось невероятно сильно, он засыпал с этой мыслью каждую ночь — представления о том, что завтра он хорошенько всыплет тому по первое число, заставит просить прощения за своё неуместное поведение, наполняло Стива преждевременным ликованием, которое тот непременно хотел претворить в жизнь. Но Стив не делал этого — потому что в тот первый раз, когда он попытался, Поттер выглядел так, словно разорвет его голыми руками. А он умел усваивать урок — ну, почти. От того, чтобы пакостить ему, мальчик просто не мог удержаться. На периферии мелькал силуэт обиженного Бобби, который строил из себя невинную жертву — мол, сестра Дороти сама знала, просто уточнила, а он не виноват и вообще, это же Стив сам ему всё поведал, он не при делах. Услышав это, мальчик думал, что задушит Бобби собственными руками в эту же секунду, но появился Стью — который сразу же оттащил его, а после принялся успокаивать хныкающего ублюдка — и если был кто-то в этой комнате, кто бесил его даже больше Поттера, то это определенно Стью, который пытался заменить Бобби лучшего друга, стоило Стиву отойти от них на расстояние, где он уже не мог слышать чужих слов. Дверь с тихим скрипом открылась, звук громко отскочил от коридорных стен и Стив моментально напрягся, понимая, что в такое время зайти сюда мог лишь один человек. Стив прикусил язык, запрещая себе поворачиваться в сторону Поттера. Но ему не пришлось и стараться — тот подошёл к нему сам. Мальчик вздрогнул, решительно не желая иметь с ним дело, но когда ему предложили поговорить — отдельно от чужих ушей — всё же кивнул, стараясь не показывать своё раздражение. Как бы ни было досадно признавать, но Поттер таки избавил его на несколько дней от, он уверен, довольно мучительного ожога. В коридоре было темно — свет не включали раньше семи в целях экономии и приют до того часа оставался мрачным сгустком, подсвечиваемый лишь лучами солнца, которое с наступлением ноября скрывалось за грозными тучами. Дождь мелко затарабанил по стеклянной поверхности окна, и в комнате стало тихо, словно мир за окном был поглощён звуками стука капель. Лёгкие волны дрожали по стеклу, и свет уличных фонарей превращался в размытые пятна и в этот момент Поттер открыл рот. — Ты же понимаешь, о чем я хочу поговорить? — медленно протянул тот, будто обращаясь к пятилетнему, неразумному ребенку. Стив злостно рыкнул и уставился на него в ответ, стараясь глазами передать, как ему неприятен этот мерзотный герой. — Нет, блять, я совсем тупой! — мальчик сложил руки на груди, глядя на Поттера исподлобья в попытке выглядеть более уверенно. — Чего ты хочешь от меня? — прошипел, стараясь не выдать волнения. Поттер хмыкнул и завертел головой, будто взаправду очень старательно обдумывал свой ответ. Стив его потуги не оценил, разглядев в подрагивающем уголке губ намек на насмешку и лишь раздраженно фыркнул на этот фарс. — Может быть, я попросил бы тебя почаще принимать душ? — усмехаясь, сказал тот. Когда Стив был уже готов разразиться гневной тирадой, Поттер продолжил, не давая ему вставить своё слово: — Тише, тише, Стиви. У тебя ещё раны не зажили, чтобы так злиться. Мальчик скрипнул зубами и сжал кулаки. Гарри, тем временем, снова заговорил: — Ладно, закончим с шутками. — Чужой взгляд ожесточился и Поттер сделал шаг вперед, вставая к нему практически вплотную. — Я хочу, чтобы ты перестал подкладывать мне всё дерьмо, что попадается тебе на улице под кровать, это раз. Смотря на такого гневного Поттера, Стив едва сдерживал себя от того, чтобы встать в защитную позу или выместить злость и витавшую в воздухе тревогу на чужом лице. Хлесткий голос прозвучал вновь: — Во-вторых — ты прекращаешь раскрывать свой идиотский рот каждый раз, когда видишь меня в столовой, — он раздраженно всплеснул руками, — будто мне не хватает вас троих! Из-за тебя теперь и другие относятся ко мне, как к дерьму! Дождь медленно превращался в ливень, который Стив на подсознательном уровне ощущал на коже. Любой намек на нервозность стек с него подобно водяным каплям. — Не делай вид, это только из-за меня. — со смешком выговорил мальчик, не скрывая своего веселья. — Ты же сам подсел к местной звезде — о, поверь, Гарри, я столько оскорблений в твою сторону наслушался до того, как стал их подтверждать, что у тебя уши бы сгнили! Спустя долгие несколько десятков секунд молчания Поттер улыбнулся, выглядя при этом почти нежно. Стив ошеломленно замер. — Мне плевать на причины, — Гарри махнул рукой, пытаясь передать этим всё своё безразличие по отношению к этой ситуации, — ты мне должен, Стив, — от того, как прозвучало его имя, мальчик вздрогнул, прерывисто выдыхая, — и ты знаешь об этом. Но вот дела, — Поттер развёл руками, на этот раз выглядя по-настоящему искренним, — Ларри так просто от тебя не отцепиться, как и его дружки. Стив сглотнул вязкую слюну, не перебивая. — И что, Бобби согласился пойти и доказывать своей любимой Дороти, что всего-лишь приврал ей? — положив руку ему на плечо, мальчик осклабился. — Конечно, нет. Но, Стив, если ты сделаешь всё, как я скажу, то я помогу тебе уговорить этого маленького уродца. Или ты хочешь попробовать сам? Стив, не сводя с сироты перед ним напряженного взгляда, обдумывал свое неудобное положение, которое явно не становилось проще от того, что он поссорился с теми, кто мог ему помочь — но принять помощь Поттера? Этого несносного идиота? Да, ему придется. Стив, стараясь не обращать внимания на собственную уязвлянную гордость, нехотя кивнул, делая чужую улыбку шире.