Дети не боятся эмоций

      — Доброе утро, Антош, — мужчина лаского поглаживает просыпающегося мальчишку по лбу и спутанных кудряшкам, улыбаясь нахмуренным в ответ бровям, — Открывай глаза, золотой, — смеётся до милых мимических морщинок Арсений, щёлкая ребёнка по носу.       — Кхм. Угу, — Шастун всё-таки поворачивается к тренеру и смотрит на того чуть сонно.       — С днём рождения, Антошенька! Поздравляю тебя, родной мой! — брюнет широко и счастливо улыбается, гладит голову, плечо, руки, даже будто чуть не плачет, — Тебе уже четырнадцать… Растёшь ну на моих глазах, ребёнок, — поджимает губы Попов, рассматривая трогательного и домашнего мальчика перед ним. Тот сейчас ещё помятый, сонный, но такой родной и любимый, что мужчина расчувствовался, — Я рядом, Антош, всегда. Помни об этом. Я тебя ценю, всегда приду на помощь, в любое время, в любом состоянии. Ты уже часть меня, очень дорог мне, Антош. Пусть ты будешь здоровым, смелым, амбициозным и счастливым — вот моё пожелание. С праздником тебя!       — Спасибо, — на грани слёз выдавил искренне парнишка и прижался крепко к тренеру. Он часто моргает, стараясь смахнуть слёзы, но трогательный момент заставляет плакать, — Спасибо, — на тон ниже и тише повторяет ребёнок, зажмуриваясь. В голове сотня и тысячи моментов, когда они с Арсением Сергеевичем переживали и трудные, и счастливые моменты. Каждый по-своему запоминающийся и ценный. И эти мягкие и воздушные, тёплые объятия он тоже запомнит как что-то светлое и необходимое.       — Вставай потихоньку и умывайся — большего не прошу. Можешь позавтракать на кухне, если силы есть, а можем в комнате остаться. Я приготовил сырники, — довольно улыбается мужчина, медленно отстраняясь через несколько минут нежных объятий.       — Люблю сырники, — глупо растягивает губы в полуулыбке Шастун, но тренер мысленно всё же подмечает бледность лица, круги по красными глазами и охрипший голос. Мальчик скрывается в ванной достаточно уверенной походкой — сил после сна и поздравления хоть и не много, но они есть.

***

Вы:

Он более-менее. Жду к 14.

11:16

      — Только давай договоримся: сначала мы с тобой хорошо обедаем, а потом уже пробуем пирожные, — предупреждает Арсений за завтраком, после того, как лично презентовал два больших пирожных в виде цифры «14».       — Договорились, — понимающе кивает Антон, не торопясь уминая сырники со сметаной и малиновым вареньем. Ему хватило для сытости всего одного, но мысленно хотелось съесть хотя бы три, поэтому он искренне старался осуществить задуманное. К третьему сырнику и последнему глотку чая парнишке казалось, что одно движение, и завтрак выйдет из него обратно. Он ощущал себя колобком, хотя на самом деле сидел худой и бледный, скрючившись, за кухонным столом, пока тренер мыл посуду.       — Поел? Сейчас дам таблетки и наведу раствор, горло полоскать, — брюнет поглядывает на мальчишку, забирает у него грязную тарелку и быстро моет её, — Держи, запивай.       — Ага, — вздыхает Шастун, принимая стакан воды и блюдечко с двумя таблетками. Настроившись, он всё-таки выпивает лекарство и возвращает старшему посуду.       — Ты как? — спрашивает Попов, споласкивая последние тарелки. Наливает в стакан воды и отмеряет нужное количество раствора.       — Порядок. Я просто переел, — жалобно отвечает мальчик, укладывая ладони на живот.       — Переел тремя сырниками? Антош, тебе кажется из-за болезни, но ты говори, если что. Мы лучше будем маленькими порциями есть, но чаще, чем ты давиться будешь, — поучительно рассказывает Арсений и убирает бутылёк в сторону, — Пойдём в ванную, — он берёт в руки стакан с зелёной жидкостью и за плечи мягко уводит ребёнка с кухни.

***

      — Всё в порядке? — брюнет заглядывает в спальню через пару часов, закончив просмотр записанных для него видео с программами подопечных. Он всё отсмотрел тщательнейшим образом, скрупулёзно подошёл к делу, как и всегда, а после подробно прописал ошибки и дальнейший план для своих любимых фигуристов.       — Да. «Смешарики» всегда поднимали мне настроение, — улыбается по-детски просто Антон, наслаждаясь полной гармонией. Пушистые одеяла, мягкая пижама, тепло и мультик. Горло сгладилось после полоскания, и острая боль почти сошла на нет.       — Сырники утрамбовались? Перекусить не хочешь? — Арсений усаживается на край кровати и укладывает свою ладонь на детский лоб, проверяя температуру. Зелёные глазки блестят доверчиво, глядя не в экран ноутбука, а точно на тренера.       — Честно, совсем не хочется, — бормочет парнишка, вздыхая, пока старший вручает лекарство:       — Тогда вот, рассасывай. Но будь готов через час обедать — суп и пирожное в тебя точно влезут, — Попов, забрав обратно блистер с таблетками, мягко ерошит пшеничные кудри воспитанника.

***

      — Лежишь? — Арсений заглядывает вновь, замечая всё такого же ребёнка, только развалившегося пошире.       — А? Ага, — мальчишка широко зевает в одеяло и продолжает полуприкрытыми глазами смотреть в экран.       — Так, хватит мультиков уже. Выключай, — брюнет хмурится, отмечая красные глазница больного, и забирает у того ноутбук. Парень вздыхает, закрывая глаза. Мужчина убирает устройство на стол, берёт с тумбочки градусник и ложится рядом с Антоном, — Давай-ка температуру твою проверим, — напряжённо комментирует старший.       — Хорошо, — мальчик, крехтя, приподнимается и садится, опираясь на изголовье. Арсений Сергеевич оттягивает ворот пижамной майки и просовывает под мышку холодный для ребёнка термометр. Попов обнимает разнежившегося мальчишку обеими руками, мягко прижимая к себе, — Спасибо.       — Чего ты там бурчишь? — усмехается тренер.       — Спасибо Вам, говорю, — пытается сказать чуть погромче Шастун, — Бросили всё и со мной возитесь тут.       — Ну, не придумывай, Антош. Ты же мой… э… просто мой, да, — находится Арсений, вздыхая осознанно.

***

      — Проходите тихо. Он только таблетки принял, отдыхает, — шепчет Попов в коридоре, встречая секретных гостей.       Серёжка Матвиенко, Павел Алексеевич, Васюхник Никита заходят в квартиру практически бесшумно. Это их сюрприз — прийти к заболевшему ребёнку на день рождения, раз уж он сам не в состоянии куда-либо пойти. Паша принёс имениннику подарок, Никита прихватил из их любимой столовой бататовую лапшу с морепродуктами, а Серёжа прикупил воздушные гелевые шары.       — Не умирает он вообще, а? — подаёт голос Воля, разуваясь. Мальчики следуют его примеру, тихо снимая одежду.       — Да на самом деле ему очень плохо, он еле дышит, еле говорит, еле глотает, — чуть не хватается за голову Арсений, потому что действительно боится за ребёнка. Он не помнит такого состояния ни у себя, ни у своих спортсменов, ни у Антона. До этого раза, — Ещё уколы утром-вечером ставим болючие, а ему на лёд уже неймётся, — вздыхает брюнет, пропуская гостей в коридор.       — Так, давайте по плану. Сначала вы, потом мы, — смело подгоняет Матвиенко, устав шептаться. И что, что он ещё ни слова не сказал?       — Да. Давайте, Арсений Сергеевич, мы подхватим, — улыбается Васюхник. Всё ещё раз молча переглядываются и тренер скрывается в спальне.       — Отдыхаешь? — спрашивает мужчина спокойно, — Горло как?       — Скорее, мучаюсь. Горло, когда молчу, более менее, а говорить больно очень. Будто стеклом всё режут и царапают, — скуляще хрипит мальчишка, потирая уставшие глаза.       — И именно поэтому ты сейчас мне отвечаешь словами, а не в заметках, — упрекает любяще Арсений, усаживаясь рядом на кровать, — Невыносим, ребёнок.       — И я вас люблю, — шепчет, хихикая, парнишка. Он правда очень любит своего дорогого и родного тренера.       — А у кого сегодня день рождения?! — открывает дверь в спальню заряженный Павел Алексеевич. За ним тянутся улыбающиеся ребята и воздушные шарики.       — Что..? — не понимает сначала зеленоглазый, выпячивая глаза, а потом счастливо улыбается.       — Привет! Мы тебя поздравляем! — объявляет Никита.       — С днюхой, бро! — кричит Серёга.       — Ну большой уже совсем, а! — продолжает Воля, и в Антона летят те самые воздушные шары.       — Ух ты, — усмехается Шастун, не веря в происходящее. Его друзья и любимые тренеры рядом с ним в его день рождения несмотря на болезнь! У мальчишки слезятся глаза, и он тянется обнять каждого, получая ещё кучу всяких приятных слов в честь именин.       — Ну что? Обедать и есть пирожные? — улыбается Попов, когда гости чуть-чуть подутихли с поздравлениями, — Антош, ты как по самочувствию? Идём на кухню или тут пируем? — уточняет заботливо мужчина — не хочется напрягать больного и сильно ослабшего ребёнка в его же день рождения.       — Я нормально. Пойдёмте на кухню. Только мне помощь нужна, я ничего не чувствую и всё болит одновременно, — грустно улыбается мальчишка, вздыхая, — Простите…       — Извиняется он ещё. Вот дурень! — хлопает себя по бедру Матвиенко, подавая другу руку.       — Так, я пошёл греть еду. Ребёнка мне доставить до кухни целого! Задача ясна? — наигранно хмурится Арсений.       — Да, — отзывается самый ответственный Васюхник и действительно помогает другу справится с собственным телом, пока Воля остаётся руководить процессом.

***

      — Дурак! — еле слышно хрипит Антон, влетая в кухню на спине Матвиенко. Оба смеются и беззаботно улыбаются на строгий взгляд Арсения Сергеевича.       — В целости! — улыбается Серёжа, усаживая друга на стул.       — И сохранности! — поддакивает повеселевший Никита.       — Я проследил! — с умным видом утверждает Паша, тоже занимая место за столом.       — Так, Антон — суп. Остальные? Есть ещё макароны с говядиной. Выбираем, — даёт задание Попов, аккуратно опуская перед больным ребёнком глубокую тарелку с уже знакомым ему супом, — Всё не заставляю, сколько съешь, — напоминает мужчина заботливо, вручая столовую ложку.       — Мне суп, — поднимает руку Васюхник.       — Мне макароны с говядиной, — продолжает Матвиенко.       — И мне макароны с говядиной, — кивает Павел Алексеевич, — Помочь?       — Да нет, сидите.

***

      — Желание загадывай и задувай, Тоха, — напоминает Никита, принёсший с собой ещё и праздничные свечки, которые воткнули в пирожные и подожгли.       — Уху, — кивает именинник и задумывается, рассматривая красивые сладкие украшения и ягоды и горящие свечки. Проходит ещё несколько секунд и Антон наклоняется, задувая огоньки ровно горизонтально, стараясь не попасть воздухом на торт. Он всё-таки болеет, не хотелось бы заразить всех. Свечи гаснут и в потолок поднимается красивый серый дым.       — Ура! — громко кричат и хлопают все, пока мальчишка довольно и чуть смущённо улыбается. Ему сегодня долгожданные четырнадцать, его теперь официально смогут объявить спортсменом, дорогие люди наговорили приятных тостов, сейчас он будет есть вкусный торт-пирожное с чаем и всё у него хорошо.       — Первый кусок имениннику! — настаивает Павел Алексеевич, как только Попов принимается резать торт.       — Естественно! — соглашается брюнет и на первое в стопке блюдечко падает небольшой кусочек, — Держи, Антош. Напоминаю, можешь не доедать до конца, если не лезет.       — Спасибо большое, — улыбается Шастун, рассматривая красивые коржи и любимый творожный крем.

***

      — Арсений Сергеевич, — зовёт Антон слабо, тяжело дыша.       После застолья все собрались в зале и решили поиграть в простую настолку бродилку-ходилку. Думать не надо, всё случайно, небольшой азарт и простота правил. Но через какое-то время парнишка стал замечать, что ему становится тяжело поддерживать общую атмосферу веселья. Сначала он старался не подавать виду, надеясь перетерпеть до конца игры, но не удалось, становилось хуже, поэтому он решился негромко позвать тренера.       — Да? — тут же отзывается Арсений, сидящий на диване рядом. Он обращает взгляд на ребёнка, который всё это время под боком вздыхал и кашлял, но теперь вдруг сидит совсем измученный, бледный, с опухшими покрасневшими глазами и пересохшими губами, — Ты чего такой, Антош, ёмаё? — начинает волноваться старший, неосознанно беря голову мальчика в руки. Он целует горячий лоб и думает, — Что, родной? М? Плохо?       — Угу, — чуть не плачет Шастун. Глаза слезятся от усталости, боли в теле, горле и переизбытка эмоций.       — Ну всё-всё-всё, — приговаривает Попов, поглаживая ребёнка по голове, — Сиди, градусник принесу, таблетку принесу. Сейчас помогу, сиди, — тренер подрывается с дивана, а парнишка шмыгает, вытирая глаза.       — Ну ты чего там подраскис, Антошик? — притягивает в объятия Воля, ладонью прикасаясь ко лбу, — Дааа…       — Да он не подраскис, он болеет, — серьёзно отвечает другу Арсений, на ходу сбивая градусник и коря себя, что упустил из внимание факт тяжёлого состояния ребёнка, — Держи, — он просовывает прибор под мышку и ещё раз оглядывает мальчика, — Чего ж ты молчал, Антош? — вздыхает досадно брюнет, садясь рядом.       Антон продолжает всхлипывать, отдаваясь состоянию и отпуская эмоции. Ему действительно очень плохо и хочется плакать, хочется, чтобы немножко пожалели и оставили в покое, чтобы горло вылечили в секунду и дали поспать. Но сказать всё это сил не находится, поэтому он продолжает прижиматься к Павлу Алексеевичу и ловить обеспокоенные взгляды друзей и тренера.