Дети не боятся эмоций

      После награждения Антона ждала пресс-конференция, на которой он чувствовал себя более-менее комфортно: ему нравилось отвечать на вопросы грамотно, переступая через волнение, общаться со взрослыми, чувствовать ответственность. Арсений гордился этим мальчишкой даже когда тот говорил что-то странное, запинался, смеялся или не знал, что ответить.       Уже в номере Шастун пересматривает трансляцию, смотрит свои прокаты сразу за два дня, награждение, конференцию. Он выкладывает в инстаграмм и вконтакте несколько удачных фотографий со льда и одну счастливую с тренерами. В истории выкладывает кусочек проката, где умещается и какая-нибудь дорожка, и прыжок. И, во-первых, резкий наплыв подписчиков мальчишку удивил, а во-вторых, удивило и количество комментариев, каждый из которых Антон счёл нужным прочесть.       Проходит, видимо, много времени, ведь отрывается от телефона пацан только в тот момент, когда в его дверь стучат.       — Ты чего не отвечаешь, Тошка? В телеге тебе пишу-пишу. Все на ужине давно, — в дверях стоит довольный хореограф.       — Ой! Бегу, Павел Алексеевич, сейчас, — спортсмен начинает немного суетиться, быстро натягивает брюки и футболку, откидывая халат в сторону, хватает телефон, карточку от номера и выбегает к тренеру.       — Фух. Пойдёмте, — улыбается ребёнок, на время позабыв о своей загруженности из-за слов под своими фотографиями. Воля всегда заставлял его улыбаться, просто появившись рядом.

***

      — Арсений Сергеевич? — задумчиво зовёт Антон, когда он с тренерами вышел на ночь прогуляться по городу.       — М? — мужчина, расслабленный концом соревнований, мягко улыбается и закидывает руку мальчишке на дальнее плечо.       — Короче, я… Мне написали под постом, что надо быть сдержаннее… Про пресс-конференцию, — отчего-то тяжело признаётся спортсмен, глядя на тёмный асфальт, — Правда, да? Я думал, надо быть простым и настоящим, не строить никого, — он аккуратно пожимает плечами. Старший же с минуту размышляет молча.       — Ты правильно думаешь, не надо быть намеренно серьёзней. Просто не переступай через рамки общих приличий, не матерись, к примеру, не запрыгивай на стол. А тех людей не слушай, я тебя прошу! Такого наговорят, — бывало рассказывает Попов, крепче сжимая плечи ребёнка, — Пойдём вон лучше в кафешку зайдём. М, Паш? Отметим. А то у нас чемпион загнался из-за каких-то левых диванных критиков.       — Ты чего, Шаст? Пойдём, конечно! — поддерживает Воля и сам утягивает всех к дверям небольшого ресторанчика, — Нам столик на троих, пожалуйста, — говорит он уверенно девушке, стоящей у входа.       — Конечно. Вон тот, у цветка, — кивает та и указывает рукой в нужном направлении.       — Спасибо, — отвечает Арсений и ведёт компанию в ту сторону, — Ты уже придумал, что хочешь? — спрашивает на ушко у пацана.

***

      — Антон, ну хватит грузиться. Ты мой цезарь с креветками будешь пробовать? А то я сейчас доем, — улыбается мужчина, пытаясь растормошить задумчивого ребёнка. Тот взял себе тушёные в сливках грибы, по указанию тренера взять что-то мясное — стейк, который в итоге осилил только на половину, и молочный коктейль, украшенный клубникой.       — Да не пойму. Нет сил веселиться, — он с грустью поднимает глаза на старшего, вздыхая, — Салат попробую, — кивает он спешно и берёт вилку.       Остаток вечера проходит хорошо: тренеры немного выпили, отчего были чуть веселее обычного, они смеялись со всего подряд, что-то вспоминали, меняли слова в играющей из проезжающей мимо машины песни и смеялись снова, а Антон просто шёл рядом, засунув руки в карманы брюк, и слегка улыбался тёплому ветерку в лицо. Ему было действительно хорошо ходить по незнакомым улицам в компании двух счастливых взрослых, которые ежедневно стараются сделать его жизнь лучше.       Шастуну тоже давали попробовать алкоголь, но от каждой попадающей на язык капли мальчишка морщился и отставлял бокал подальше, утверждая, что такую гадость невозможно пить. Взрослые с такой реакции по-доброму смеялись.

***

      Буквально через пару недель Антона ждал ещё один чемпионат. Теперь предстояло отправиться в Самару, но эта поездка, по словам тренера, должна была пройти проще и веселее, потому что напряжение от первого выхода после травмы немного спало, накопления результата, как было с этапами гран-при, уже нет, да и уверенности в своих силах у парня хоть отбавляй. Поэтому в самолёте юный фигурист летит с пониманием, что едет, в первую очередь, просто кайфануть, а в том числе и откатать с максимальным артистизмом и техникой.       — Быстренько-быстренько, залетай, — Арсений запускает Шастуна последним в заказной автобус до отеля уже в Самаре и даёт отмашку водителю, — Дети, — он два раза хлопает в ладоши, как делает это на тренировках, — Послушайте меня минуту. Значит, план прост. Завтра тренируемся: в 10:00 нам дадут лёд, значит в 8:30 чтобы все были в холле готовые. Поедем так же на автобусе. Потом возвращаемся, обедаем, отдыхаем и в 16:00 в спортзале прогоняем. Это в отеле, если не ошибаюсь, минус первый этаж. Завтракаем около восьми, обедаем около половины первого, ужинаем до восьми. А сейчас, как заселимся, быстро купаться и спать, — рассказывает Попов, делая акцент на последнем предложении. По автобусу разносится разочарованный гул, — Да. Вот выступите, и мы поиграем, будет полтора дня на это. Но чтобы сегодня после одиннадцати ни одного звука от вас не слышал!       Возразить никто не смел.       В итоге поездка прошла хорошо, со своими трудностями и радостями. Антон дрался подушками с Никитой в их номере, с ним же пересмотрел «Железного человека» и взял на последнем ужине целых три пирожных. Всей командой из детей и тренеров они гуляли по городу, заглядывали в магазинчики, ходили по одной из крупнейших площадей Европы — площади Куйбышева.       В первые дни соревнований Антон сильно уступил всем в короткой, потом вытянул на максимум произвольную и в итоге получил второе место, из-за чего, неожиданно для всех, неплохо так загнался. Арсений, конечно, не мог не заметить внезапные скованность в движениях и неаккуратность (мальчик умудрился три раза за вечер упасть, и препятствиями были стена, лестница и ковёр), потерянные глаза и нервные пустые вопросы просто ради разговора с Никитой.       — Антон, — мужчина попросил ребёнка заглянуть к нему перед сном, поговорить, и спортсмен точно знал, о чём будет разговор, — Давай-ка не расстраиваться. Почему с таким лицом ходишь, будто не второе место занял, а двадцатое? — Попов говорит серьёзно, желая донести мысль о том, что любое призовое место ценно. Шастун сидит на кровати тренера, задумчиво опустив голову. Брюнет, сидящий рядом, продолжает чуть мягче: — Многие катаются неплохо, но упускают какие-то детали, мелочи, из-за чего и правда часто не поднимаются на пьедестал. Ты ведь никогда не был десятым или пятнадцатым. Ну не был, повезло! Но, Антон, второе — хорошо. Ошибки были, их никуда не денешь. А я ведь много раз говорил, что короткая должна быть железная, — объясняет старший, вроде и успокаивая, но одновременно ругая.       — Да не, я понимаю всё, — вздыхает парнишка, сглатывая тугой ком в горле, — Сам не знаю, почему так выпал. Что-то будто выстрелило прям сюда, — он по-детски тыкает указательным пальцев в грудь, — Что-то перемкнуло, не пойму, — тоскливо вещает младший, поднимая глаза на Арсения Сергеевича.       — Давай немного поговорим. Не против? — фигурист мотает головой, подгибая под себя ноги для удобства, — Когда ты только пришёл, я тебя сразу выделил среди остальных. Уже на просмотре ты выглядел иначе: смотрел под ноги, следил за коньками, скрупулёзно выполнял каждое моё задание. Очень старался сделать правильно…       Арсений ещё долго рассказывал мальчишке про его детство, про смешные слова и поступки искреннего ребёнка, про слёзы и доверие, про сон на лавочке, про рассказы о прошедшем дне. А Антон слушал с интересом, замечая, что ему очень нравится слышать от родного человека о своём прошлом, кем он был и что вообще творил. В тот вечер мальчик буквально заобнимал мужчину и даже успел немного посмущаться со своих же необдуманных искренних действий.

***

      По возвращении в Москву на плечи юного спортсмена легла подготовка к отчетнику, на котором его попросили выступить малыши, что переодически сталкивались с Шастуном в комплексе, так же планировались репетиции к шоу, которое хотели показать в конце весны. Но главное, чего ждал Антон, это был его четырнадцатый день рождения, до которого оставалось буквально четыре дня. Больше всего хотелось получить паспорт, чтобы выглядеть как взрослый.       Но до этого прекрасного события ещё куча времени, а вот к тренировкам мальчишка вернулся тут же, как приехал с Самары.

***

      Первые два дня проходят стабильно спокойно, размеренно, пацана никто никуда не гонит, Арсений Сергеевич без лишних криков и нервов по делу делает новые замечания, старается помочь и даже часто шутит. Смеётся тоже ярко, сам катается по льду, даже исполняет какие-то элементы: «Антон, ну настроение у меня хорошее». На растяжке тренер с подопечным тоже не гонятся ни за какими результатами: Попов перестаёт тянуть ребёнка почти сразу после искреннего детского «Больно!», потому что теперь это слово звучит не в момент первого неприятного ощущения, а в момент, когда до слёз буквально секунд пять.       В зале с Павлом Алексеевичем тоже было здорово, ритмично и донельзя комфортно. Шастун просто работает, старается и дышит полной грудью, он будто попадает в какой-то энергетический поток, гармонирует со своим видом спорта полностью. И даже ранее не сильно любимая хореография у станка кажется очень даже красивой и совсем не сложной.       Но вот на третий день тренировок с Антоном явно что-то случается. Он всё так же трудолюбиво работает на ОФП и первом льду, только вот головой находится где-то дальше этого комплекса. Арсений настоятельно рекомендует после обеда поспать хотя бы полчаса, потому что расхлябанные конечности спортсмена его совершенно не устраивают.       — Твою мать, — стонет парнишка, просыпаясь после «тихого часа». Голова жутко раскалывается, и мальчик прикладывает немало сил, чтобы просто встать с кровати, потому что каждое движение в пространстве и каждый шаг отдаётся жёстким импульсом где-то в висках. Зеленоглазый быстро выпивает таблетку, поморщившись от слабой боли в горле, и идёт на хореографию, после которой его ждёт ещё вечерний лёд и заминка.

***

      — Нормально себя чувствуешь? — сосредоточенно хмуря брови, спрашивает Попов, когда Антон подъезжает к тренеру после не самой чистой комбинации из произвольной.       Таблетки хватило ровно на хореографию и половину льда, после чего удары молотком по черепу вернулись в детскую голову, как и общая слабость. Шастун катался вяло и неуверенно, грязно, вечно оступался, спотыкался и не дотягивал ни одну вытянутую ногу.       — Да, — врёт спортсмен, шмыгая. Арсений прикладывает свою ладонь к мокрому от пота лбу мальчишки и пытается в изумрудных глазах разглядеть честный ответ на свой вопрос.       — Зайди потом к Дмитрию Темуровичу, проверь температуру, — сдержанно комментирует тренер и отъезжает, — Давай ещё раз то же самое, только без финального вращения.

***

      — Так, нет, выходи! — нервничает брюнет, выгоняя пацана со льда. У того ничего не получается сделать чисто, всё косое-кривое, ещё и в борт влетел уже три раза, — Надевай чехлы и иди к Дмитрию Темуровичу. Я приду через десять минут, — строго-взволнованно говорит Арсений, за локоть придерживая спортсмена, который пошатнулся сразу при первом же шаге по прорезиненному покрытию.       Антон идёт до медпункта минуты три, периодически потирая слипающиеся глаза. Стучится коротко в дверь и заглядывает внутрь, сразу отмечая запах больницы и режущий зрение белый цвет.       — Антош? Привет. Что-то случилось? — Позов сидит за столом, копаясь в документах, и на секунду поднимает взгляд на вошедшего.       — Да Арсений Сергеевич отправил температуру мерить, — недовольно вздыхает пацан, проходя внутрь кабинета. Он устало садится на кушетку у стены и горбится от усталости.       — С чего бы? Плохо тебе? — спрашивает врач, вынимая из ящика ртутный термометр. Дима смотрит на отметку и передаёт прибор спортсмену, который сидит весь мокрый от пота, с мешками под глазами и шмыгающим носом.       — Да не то чтобы, — Шастун пожимает плечами и пытается просунуть градусник под свою облегающую спортивную кофточку. Но ткань оказывается такая, что не хочет растягиваться ни со стороны горла, ни с низу, — Да блин! — взмахивает руками мальчишка.       — Сними. Полежишь пять минут без кофты, — спокойно советует врач, и Антон слушается. Стягивает чёрную термоводолазку, зажимает термометр и обессилено ложится на кушетку на тот бок, с какой стороны зажал прибор. Зеленоглазый устало прикрывает глаза и отрубается тут же, толком не успев ни о чём подумать. Резко вздрагивает, просыпаясь, он только тогда, когда к нему на кушетку садится никто иной как Попов, — Тридцать восемь и четыре, — озвучивает результат Дмитрий.       — Чёрт! — Арсений, оставивший детей не на льду, а около него (в качестве безопасности), нервно трёт глаза двумя пальцами, вторую руку уложив на открытый и всё ещё немного потный бок своего спортсмена, — Что делать?       — Пффф. Ну давайте я его послушаю. Антош, ты как вообще себя чувствуешь? — спрашивает Позов, доставая из нижнего ящика стетоскоп.       — Да не пойму пока, честно говоря, — выдавливает из себя Шастун, переворачиваясь на спину и потирая лоб.       — Дыши спокойно, — просит медик, устраивая холодный стальной кружок под ключицей юноши. Он водит прибором по всей груди около минуты, в то время как тренер слишком внимательно, по мнению Антона, наблюдает за ним, — Угу. Сядь, пожалуйста, — даёт мужчина следующее указание, и мальчишка, не без помощи Арсения, садится. Брюнет для надёжности продолжает придерживать ребёнка за плечи, пока Дима слушает лёгкие и периодически просит выполнять какие-то классические задачи, такие как: «Подыши ртом», «Вдохни и не дыши», «Выдохни и не дыши», «Покашляй», — Ну, в целом, на данный момент ничего критичного не слышу. Но точно я диагноз не обозначу и лечение правильное не подберу. До завтра на простом жаропонижающем, а с утра в больницу: к педиатру и на анализы.       — Горло болит, — шепчет Антон на ухо Попову, просто потому что всё ещё сидит, опираясь на него.       — Дмитрий, ну, гляньте горло ему, пожалуйста, — тут же реагирует старший, слегка поглаживая большим пальцем детскую горячую кожу плеч в мурашках.       — Давай, спортсмен, открывай, — врач берёт со стола свой телефон и включает на нём фонарик. Осмотрев красно-белое горло, мужчина хмуро заключает: — Так, ну тут налёт нормальный такой, воспалённое и гнойники. У меня подозрения на гнойную ангину, очень характерно выглядит горло. Но может это и тонзиллит. Педиатр и анализы дадут вам полную картину.       — Понял Вас, — напряжённо кивает тренер, уже начиная продумывать смену расписания в своих тренировках.       — Холодно, — ёжится парнишка, всё же обессилено падая головой на плечо тренера.       — Можно его уводить? — на всякий случай уточняет брюнет, поглаживая ребёнка по затылку. Врач всё-таки сам даёт больному жаропонижающее и потом отпускает с тренером под руку.

***

      — Собирайся, сейчас своих отведу в зал и пойдём с тобой. Одевайся, — Попов мягко поддерживает Антона за талию, заводя в раздевалку. Мужчина уходит быстро, но и возвращается тоже быстро, так что парнишка успевает ровно переодеться и взять в руки куртку, — Давай, радость моя, надевай, и побежим, — заботливо лепечет голубоглазый, помогая натянуть на всё ещё влажную голову шапку.       До общежития они доходят под ручку и преимущественно молча, Арсений лишь на выходе из комплекса отвечает Любовь Ивановне короткое «температура» в объяснение.       — Спааать, — воет парнишка, вваливаясь в свою комнату, и с закрытыми глазами падает на стул, стянув только шапку.       — Собирайся, Антош. Ко мне едем, — живо говорит Попов вынимая из тренировочной сумки всё спортивное, кроме влажных маек и лосин, которые он постирает дома, чтобы тут не оставлять грязное, — Давай-давай, закидывай сюда трусы, носки и пижаму. Ещё зарядку и Совушку, — коротко объясняет мужчина, так привычно по имени называя любимую игрушку Антона. Он вдруг останавливается, выдыхает, понимая, что спешит непонятно куда, успокаивается и говорит уже тише, — Бери, что тебе в первую очередь нужно, я заберу потом, если что-то понадобится. Сейчас схожу сам вещи соберу и заберу тебя. Давай, хороший мой, ещё чуть-чуть и поспишь, — почти просит Попов, поглаживая изнеможённого мальчишку по голове.

***

      — Опустить тебе спинку, поспишь? — заботливо спрашивает Арсений, как только усаживается в машину на место водителя, предварительно закинув сумки назад.       — Угу, — грустно кивает Антон, втягивая сопли чуть громче обычного. Кресло принимает горизонтальное положение, а в руке неожиданно появляется салфетка.       — Высморкайся. Не заснёшь сейчас с таким носом, — объясняет брюнет, заводя двигатель, потом осматривает по сторонам и постепенно начинает выезжать с парковки. Когда мужчина начинает двигаться по загруженной дороге, ребёнок, сняв ботинки и забравшись на сидение целиком, уже уместился на нём калачиком, — Расстегни куртку, а то упаришься и температуру нагонишь, — негромко советует водитель и, остановившись на светофоре, сам тянет молнию детской куртки вниз, потому что её обладатель явно был не намерен совершать лишние движения.

***

      — Антончик, просыпаемся. Давай, сейчас быстренько поднимемся, и снова ляжешь, — почти уговаривает Арсений, когда мальчик отказывается открывать глаза по приезде во двор тренера. Проходит минуты три, когда Шастун всё-таки вылезает из машины, пошатываясь на ватных ногах.       — Мне плохо, — жалуется он с по-детски надутыми губами.       — Конечно, плохо, ты же заболел, — говорит очевидное брюнет, но делает это с явным сожалением в голосе, — Помоги мне, пожалуйста, возьми пакет с продуктами. А то я всё не донесу.       — Откуда у нас пакет с продуктами? — хмурится зеленоглазый, хватаясь за белые полиэтиленовые ручки.       — Пока ты спал, я забежал в магазин. Надо же мне из чего-то тебе суп варить, — рассказывает Попов, с трудом закрывая машину, ведь обе руки заняты нелёгкими сумками с вещами, — На ключи, иди вперёд.       — А во сколько мы завтра пойдём в больницу? Или, может, не пойдём? — вдруг спрашивает Антон, придерживая железную дверь подъезда для старшего.       — Пойдём обязательно. Тебя надо нормально лечить, а не чем попало, — достаточно строго говорит Арсений, нажимая кнопку вызова лифта, — Сегодня посмотрю окошки к педиатру, пока не знаю, во сколько.       — Почему опять к педиатру? Я же уже большой! — совсем не как большой канючит мальчишка заходя в железную кабину следом за взрослым.       — До восемнадцати лет ты юридически ребёнок, да и сам по себе ты малявка ещё, — беззлобно усмехается мужчина, на что Антон чуть дуется, — Организм растёт до восемнадцати примерно, и именно за растущим организмом наблюдают детские врачи, они знают его специфику. А взрослый организм уже не растёт, немного другие процессы, подход разный, — подробно объясняет Арсений и, когда слышится какой-то разочарованный вздох рядом на перевес с сигналом остановки лифта, выходит и останавливается у двери в свою квартиру, — Так что не упрямься насчёт педиатра, ты ещё растёшь.       — Ну и ладно, — обижено шепчет пацан.       — Не вредничай, залетай, — легко кивает в сторону голубоглазый, как только ребёнок отпирает дверь, — Фух! Так, иди в душ сначала, купаешься быстро и не под кипятком, надеваешь пижамку и спатаньки, — взрослый специально чуть меняет слова на детский язык, снимая верхнюю одежду и ботинки. Мальчишка справляется с этой задачей несколько хуже из-за плохого состояния, поэтому тренер охотно помогает со слишком тяжёлой для ослабленных рук курткой, — Голодный?       — Вообще не хочу есть, — честно говорит Шастун, собираясь взять свою сумку и донести её в зал — свою комнату.       — Не тащи. Забери вещи и иди сразу в ванную, — распоряжается Попов и, как только ребёнок берёт всё нужное и скрывается за дверью, относит обе сумки в свою спальню. Переодевается в свободное домашнее, вынимает все грязные вещи и складывает их отдельно на кресле, чтобы потом постирать. Остальное же раскладывает по местам. Мужчина решает долго не стоять без дела, поэтому идёт на кухню и ставит вариться куриный бульон.       — Арсений Сергеевич, помогите, пожалуйста, диван раздвинуть и застелить, — на кухне появляется бледный и осунувшийся мальчишка с красными глазами. Он не устойчиво стоит на ватных ногах, пошатываясь, и устало смотрит на готовившего что-то брюнета.       — Антон, радость моя, не нужен диван. Со мной спишь, — говорит старший и подходит к парнишке, заключая того в объятия. Арсений даже не пытается скрыть того, что сейчас ему своего спортсмена жаль, что он за того переживает, — Тебе сильно плохо или просто сил нет?       — Скорее просто сил нет, — негромко и тяжело выдаёт Шастун, не обнимает в ответ руками, но прижимается к груди взрослого щекой, — Почему с Вами? — спрашивает он наконец.       — Потому что если тебе ночью станет плохо, но ты будешь в зале, а я буду крепко спать у себя, то я ну никак не смогу тебе помочь, — как маленькому, рассказывает взрослый и потихоньку начинает двигаться в сторону спальни, — Ложись, отдыхай. Я позже разбужу тебя, чтобы поел, — Попов помогает Антону поудобнее накрыться одеялом и сам садится рядом, — Закрывай глазки, — уютно шепчет мужчина, кивая, и медленно гладит по боку через одеяло, расслабляя и успокаивая.

***

      — Не горячий, обещаю, Антон. Давай-ка кушай, — через пару часов Арсений приносит в спальню небольшую тарелочку с куриным супом. В бульоне также плавали кусочки картошки, макарошки, курочка и круги морковки.       — Я морковку не люблю, — хрипит обижено мальчик, ведь тренер давно знает всё, что Шастун думает о варёной, мягкой морковке.       — Я для красоты оставил, — как ни в чём не бывало объясняет старший и, не дождавшись действий от подопечного, сам зачёрпывает в ложку немного супа, — Открывай рот.       — Ну я что, маленький? — с ещё большей обидой восклицает зеленоглазый.       — Конечно, маленький. Десять минут уже со мной пререкаешься, — легко улыбается мужчина и кивает на ложку.       — Пф, — вздыхает мальчишка и всё-таки открывает рот, куда тут же отправляется суп, — Ммм, — Антон чувствует такое мягкое и нужное сейчас тепло, что буквально растекается по подушке. Это невероятно вкусно, он понимает, что проголодался, и готов сейчас съесть хоть всю кастрюлю этого шедевра.       — Дальше сам? — усмехается брюнет.       — Угу! — активно кивает пацан и перенимает тарелку. Начинает есть с нескрываемым наслаждением, жадно глотая каждую ложку, но не осиливает тарелку, оставляет немного. Он сам расстраивается и не понимает, почему наелся так быстро, но в него и правда больше не влезает, — Извините, я всё, — грустно говорит Антон, понимая, что его энтузиазма не хватило надолго.       — Ничего, организм слабый, ты хорошо поел, — успокаивает старший, забирая тарелку, — Чай тебе сделать?       — Не знаю даже, — ведёт плечами Шастун.       — Сделаю. Если что, оставишь, — решает Попов и, поднявшись, слегка гладит мальчика по голове. Зеленоглазый мгновенно млеет от таких мягких прикосновений и даже немного радуется тому, что заболел, ведь сейчас он может насладиться добрым и заботливым тренером, который в противовес себе обычному окружает теплом и заботой.

***

      — Шастун, ты никогда не станешь олимпийским чемпионом! — твердит Попов, когда мальчик просто падает с флипа. Лёд почему-то чёрный, лампы наверху светят каким-то красно-коричневым, а сам фигурист находится в комплексе один на один со старшим.       — Стану! Точно стану! Я буду очень стараться, — обещает парнишка и, всхлипывая, поднимается со льда.       — Нет! Ты бездарен! Как ты вообще попал ко мне в группу? Проваливай сейчас же! — кричит на всю ледовую арену мужчина, хватает парня за плечо и вышвыривает за борт, как котёнка.       — Н-но, — дрожит и плачет зеленоглазый, не понимая, как докатился до таких слов от любимого тренера.       — Ты здесь? Антон!       — …Ёп твою мать! Антон! — почти кричит Арсений, стараясь разбудить беспокойно мечущегося по кровати ребёнка. Он скулит, плачет, вертится и по ощущениям просто горит, — Анто-он, давай, просыпайся!       — Я не буду лениться, честно! Тяните прям сейчас! — мальчик просыпается, но перед глазами у него всё так же темно. Только силуэт тренера и чувство, что находится в спортивном зале.       — Господи. Всё, лежим, Антон, просто лежим, — командует мужчина, ставит ребёнку градусник и обнимает того, не давая сильно шевелиться и выронить прибор, — Тшшш.       — Ладно. Я правда больше не буду, Арсений Сергеевич. Честно, — слезливо уверяет Шастун, не открывая глаз. Он уже точно не спит, ведь всё слышит, но температура сильно затуманивает сознание.       — Хорошо, Антош, не будешь больше, — без разбирательств соглашается голубоглазый, тяжело дыша. У мальчишки бред, он в руках буквально горит, и Арсению страшно видеть своего Антона в таком состоянии, — Тиш, — брюнет вынимает градусник где-то через пять-семь минут и отпускает парнишку, — Ух ё, заяц ты мой прыгучий… Антош, ты..?       — М? — неосознанно отзывается младший, не двигаясь. Он буквально на грани отключки, всё тело нещадно ломит, крутит, першит горло, стучит голова. Но всё это как будто так далеко, что не дотянуться. Он не может ничего сделать, поэтому просто лежит и подвывает, мучаясь.       — Антош, я вызываю скорую, — серьёзно и взволновано сообщает мужчина, но не получает никакой реакции. Мальчик просто тяжело дышит, хрипит и даже не думает думать о прозвучавших словах. Попову страшно.

***

      — Документы больного предоставьте. И будите его, — с неким недовольством командует фельдшер, а за ним в комнату входит ещё один, который принимается раскладывать на рабочем столе свои бумаги.       — Секундочку, — суетится Арсений, откапывая из сумки папку со свидетельством, полисом, сертификатом прививок и СНИЛСом, которую взял с собой, чтобы пойти с парнишкой в поликлинику, — Антош. Антош, солнце, проснись на минутку, — активно просит брюнет, усаживаясь на кровать рядом с мальчиком, пока один врач открывает оранжевый чемоданчик, а другой заполняет документы.       — М? — мычит вымученно ребёнок, туманно уставляясь на людей в ярко освещённой комнате.       — Так, рассказывайте, что случилось, — вздыхает фельдшер, занимая место в кресле, стоящим как раз рядом с кроватью.       — Днём температура поднялась, тридцать восемь с половиной, сбили. А так горло болит сильно, слабость, ломота, головная боль, — на выдохе объясняет старший, поглаживая парнишку по боку.       — Дышать… кхм… глотать сложно, я… не могу, — еле шепчет Шастун, мыча, и инстинктивно слабо хватается за тренерскую руку, — Не буду… я, нет…       — При вызове была температура, верно? — спокойно уточняет фельдшер у взволнованного Арсений, который с широко открытыми от испуга глазами смотрит на скулящего подопечного.       — Д-даа, сорок и два, — быстро отзывается голубоглазый.       — Так, давайте осмотримся, — мужчина в форме надевает стетоскоп, ближе подходит к кровати и, подняв детскую футболку, начинает слушать грудь спереди, — Посадите его, пусть на вас обопрётся, надо со спины послушать, — командует врач, и Попов выполняет, прижимая к себе обессиленного и всё ещё мычащего что-то Антона, который, казалось, уже во всю плакал, — Открой рот, — просит медик уже самого ребёнка, взяв в руки фонарик, — Ух ты, да у нас тут, похоже, гнойная ангина, — хмыкает фельдшер, всматриваясь в характерные гнойники на миндалинах.       — Насколько это опасно и сколько лечиться? — чётко выдаёт Арсений, наблюдая за действиями специалистов. Парнишку укладывает обратно сразу, как только врач выключает фонарик.       — Опасно, не опасно, — бубнит старший, прощупывая лимфоузлы, — Так, мерим температуру ещё раз, а вы пока соберите мальчику вещи необходимые. Сначала на обследование поедем, а там и госпитализация, — рассказывает фельдшер, устанавливая ребёнку градусник.       — На обследование поедем, но от госпитализации отказываюсь. Он только месяц отлежал с двумя переломанными ногами. Сами справимся, — твёрдо говорит тренер, оставаясь на месте.       — Ладно, подпишете отказ. Но в больнице вы до обеда будете, пока результаты не придут, имейте ввиду, — предупреждает врач, — Мальчик сколько весит?       — Тридцать три двести, — с точностью отвечает тренер и в поддерживающем жесте держит руку на животе ребёнка.       — Угу, — медик достаёт ампулы, шприц и начинает готовить препарат, — Посмотрите температуру, пожалуйста. Я руки продезинфицировал, — говорит медик через несколько минут.       — Сорок и пять, — ошарашено говорит Арсений, откладывая термометр, — Укол? — зачем-то спрашивает он, хотя только что внимательно наблюдал за тем, как фельдшер набирал лекарства в цилиндр.       — Да. Переверните его на живот и приспустите штаны, — даёт распоряжение старший и после того, как его просьба была выполнена, протирает верхний квадрант детской ягодицы спиртовой салфеткой. Собирает кожу в небольшую складку и резко вводит иглу на две трети, начиная медленно нажимать на поршень. Мальчик пищит.       — Тшшш, — гладит по напряжённой спине Попов, стараясь успокоить, отвести внимание от неприятных ощущений, но не выходит.       — Не хочу! — Антон обессилено плачет в подушку, сжимая её тонкими пальцами, — Арсен… Сер-еви…       — Потерпи чуть-чуть, мальчик мой, — с грустью шепчет Арсений, слишком внимательно наблюдая за тем, как лекарство понемногу заканчивается, — Всё, чемпион, всё.       — Ему быстро станет легче, и мы сможем поехать в больницу. Если какие-то вещи всё-таки нужны — берите. И подпишите здесь, — в этот раз к тренеру обращается уже младший медик, протягивая документы.       Через десять минут, за которые Антон пришёл в сознание, а Попов узнал чуть больше о предполагаемом диагнозе, тренер несёт одетого мальчика на руках, потому что тот, несмотря на чуть упавшую температуру, не мог стоять на ногах. А Арсению — взрослому и сильному мужчине, спортсмену — не так сложно донести до скорой рюкзак с водой, телефонами, зарядкой и Совушкой и парнишку своего.       — А куда мы едем? — лёжа на каталке уже в машине, спрашивает Шастун, оглядываясь.       — На осмотр. Возьмут кровь и с горла мазок, потом подождём с тобой до обеда, назначат лечение, и поедем домой, — спокойно рассказывает старший, покачиваясь из-за неровной дороги. Мальчик не отвечает, ведь пытается просто принять информацию.       — Простите, — говорит он негромко, глядя на тренера из-под длинных ресниц.       — Всё в порядке, Антош, — уверяет мужчина, сжимая холодную детскую ладошку. Смотрит в зелёные глаза и понимает, как же перепугался за ребёнка, когда тот буквально бредил от температуры, — Всё хорошо, — твердит он, поглаживая по запястью.