Дети не боятся эмоций

      — Простите, — бубнит Антон и с надеждой смотрит на тренера. Арсений на протяжении минуты пронзающе глядит в зелёные напуганные глаза и потом всё-таки наклоняется вперёд, ближе к водителю.       — Извините, можете на ближайшей заправке остановить, пожалуйста. В туалет ребёнку надо, — чётко говорит брюнет.       — Просили же всех сходить до отъезда! Я не знаю, где заправки, пусть терпит, — недовольно ворчит полный мужчина, не готовый идти на компромисс, и продолжает внимательно следить за дорогой. Мальчишка испуганно переводит взгляд на Попова, и тот читает всё по глазами.       — Я понимаю. Но, уж извините, надо. Или будет лучше, если сходим прямо на кресло? — твёрдо отвечает Арсений, не привыкший, что люди могут говорить с ним в таком тоне.       — Ой, бардак! — басом восклицает водитель, — Остановлю, как попадётся, — он секундно разводит руками.       — Садись сюда и ищи по картам заправки, — серьёзно и всё ещё немного заведённо наставляет уже парнишку тренер, указывая на сидения рядом с ним через проход, где сейчас лежали рюкзаки и рабочие портфели.       — Вот, семь минут показывает, — Антон вскоре осторожно вытягивает экран телефона мужчине. Сейчас злить его сильнее не хотелось, итак подвёл и вывел на нервы.       Попов наклоняется со смартфоном к водителю, говорит ему что-то негромко, смотрит, а потом возвращает устройство ребёнку.       — Иди на место, остановимся, — спокойно кивает брюнет и устало моргает, вымотанный дорогой. Когда автобус всё-таки заезжает на парковку, Шастун бежит на выход чуть ли не со скоростью света, — Больше никто не хочет? — громко спрашивает у ребят Арсений, встав в проход, — Точно? Больше остановок делать не будем!       — Все, кто сомневается, идите, чтобы потом не мучиться, — советует Павел Алексеевич, пожимая плечами на вопросительный взгляд брюнета. Ещё две маленькие девочки и парень рисковать не стали, поэтому пошли на выход.

***

— Павел Алексеевич сегодня добродушно взял на себя всю бумажную волокиту, поэтому хореография будет со мной. После поработаем в партере, отпущу на обеденный перерыв, дальше лёд, вечерняя растяжка и пробежка перед ужином. Расписание вчера всем выдал, ориентируетесь на мои пометки, — объявляет Попов в семь утра, пока перед ним строем стоит порядка двадцати сонных спортсменов, — К делу! Лестница в вашем распоряжении. Давайте, туда-обратно за один подход, нам таких нужно тридцать. Ноги меняем: то на правой, то на левой, и начнём, — бодро объясняет мужчина, кивком головы указывая на длинную лестницу справа от себя. Теперь всем детям стало понятно, почему их собрали в холле, а не в зале. — А завтра Павел Алексеевич будет? — поднимает руку шестнадцатилетний Ярослав. — В теории, да. Если успеет всё заполнить. А я тебе не нравлюсь, что ли? — с усмешкой отвечает Арсений, пока ребята немного оживляются от интересного разговора. — Ну почему же? Нравитесь. Просто люблю Павла Алексеевича, — невозмутимо вещает пацан, заставляя старшего неопределённо выгнуть бровь, а спортсменов рядом захихикать. — Интересно, — на улыбке тянет тренер. — Ой, — Ярик вдруг понимает сказанное, — Ну вы же поняли? — он виновато приподнимает уголки губ. — Понял, — успокаивает брюнет, — Что дальше ты тренируешься с Волей, — выдаёт он следом, напугав младшего из-за его всё ещё сонного мозга, — Да ладно, расслабься… Поехали-поехали! Чего стоим? Тридцать подходов! — ребята толпой двинулись к лестнице, во вздохом начиная упражнение. На месте остаётся стоять только один спортсмен. Антон облокачивается спиной на стену, опустив голову и закрыв глаза. Кажется, он и правда спит. — Ку-ка-ре-ку! — звонко поёт на ухо Попов, подхватывая под руку вздрогнувшего и чуть не упавшего мальчишку, — Доброе утро, Шастун! — Д-доброе, — растерянно озирается по сторонам пацан, фокусируясь на тренере, — А что мы делаем? — нервно спрашивает он. — Снимаем штаны и бегаем, — уверенно произносит мужчина без доли сарказма и наслаждается непонимающими глазками. Эти дети с утра такие смешные. — Я не хочу, — неуверенно мотает головой зеленоглазый. — Надо, — твёрдо кивает Арсений, но через паузу сжаливается и начинает говорить тише, — Так уж и быть. Только тебе разрешаю сделать тридцать подходов туда-обратно по лестнице. Прыжки то на правой, то на левой. Понял? — объясняет взрослый, глядя в глаза. — Угу, — кивает пацан, промаргиваясь. — Тогда вперёд, — Антон замечает подвох только когда поднимается на правой ноге вверх, ведь кроме него на лестнице оказываются полностью одетые остальные ребята, которые скачут точно так же, как и он. Арсений, поймав на себе взгляд зелёных глаз, лишь по-доброму улыбается.

***

— Средние, старшие, я не пойму! У вас сколько хореографии не было? Мне вас тоже каждого ходить поправлять? Почему опорная нога ушла, почему пятка не на пятку, почему четыре пальца на станке, а не пять? — через буквально пятнадцать минут хореографии Арсений выходит из себя. От доброго утреннего настроя не осталось даже отголосков. Батман тандю совершенно не являлось сложным движением для взрослых спортсменов, но сегодня средняя и старшая группа, кажется, решили Попова удивить. — Да мы такое уже не делаем, — пытается оправдаться Шифорин, развернувшись полубоком, как только прозвучал последний аккорд в фонограмме, которого тренер не дождался. — Да. У нас с руками больше комбинаций, мы у станка-то минут десять стоим, — поддерживает один из самых старших мальчишек, наперёд знающий последующие слова Попова. — Вы без батман тандю даже ногу нормально не поднимете! Оно же потом вот во что перерастает, вот! — мужчина сам с абсолютно натянутой стопой задерживает прямую ногу на девяносто градусов, переводя её в сторону и назад, — Батман фондю — красивейшее движение, почти оно у вас на льду есть! — он выполняет идеальные сгибания ногой на середине зала, мягко работая головой и руками, при этом оставляя строгое выражение лица. Дети засмотрелись, — А ронды? А общее понимание куда и как идёт нога? — в зале воцаряется напряжённая тишина. Каждый думает о своём, глядя куда-то в сторону. Лишь Антон не отрывает взгляд от тренера. До этого он любовался натянутостью и платностью технических движений, теперь же почему-то зацепился за слова и напряжённые плечи, впитывая каждое слово. — Давайте поработаем подольше у станка? — неуверенно предлагает девочка лет десяти. На неё уставляются сразу все. — Конечно поработаем, Вероник. Прости, я просто задумался. Стали ещё раз. Попы втянули, макушка в потолок, все пальцы на палке, — невозмутимо продолжает старший, вновь включая классическую музыку, — Разворачивайте бёдра, не стопы. Вот тут раскрывай, давай, — Арсений, подойдя сзади к Шастуну и присев на корточки, сам берётся за детские бёдра, показывая, как нужно. — Ай! — беззвучно вырывается у мальчишки. — Попу не выставляй только. Опорную в сторону куда вывалил? Твоя выворотность позволяет, давай следи за качеством. Пять, я всё вижу! Шесть. Втяни колени ещё! — он хлопает парнишку чуть выше колен и переходит к следующему ребёнку.

***

— Двадцать семь! Хватит заваливаться, встали и стоим, выше ногу подняли все! Двадцать восемь, двадцать девять, тридцать. Взяли резинки, — вздыхает Попов, временно уходя на лавочку. С него уже семь потов сошло, хотя он только показывал движение и после нервно контролировал его исполнение. — Извините, можно выйти? — слышится из зала как-то слишком напряжённо, но старший не распознаёт обладателя голоса. А зря. — Да. Попейте, выйдите. Даю две минуты, — громко озвучивает тренер и на время уходит в месенджер, решая узнать, как дела у Воли, — Встали! Где твоя резинка? — строятся ребята пусть и по щелчку, только вот девочка из средней группы стоит с пустыми руками. — Ой! — она спешно бежит к своей сумке. — «Ой». А потом что-то важное забудешь, Лиза! — не сильно возмущается Попов, провожая девочку взглядом. И всё бы ничего, но у стены на полу сидит Антон, обхватывая согнутую ногу руками и упираясь лбом в колено, — Шастун? — поднятый взгляд говорит сам за себя, поэтому мужчина спешно идёт в сторону парня, пересекая большой зал чуть ли не в три шага, — Что? — спрашивает чуть взволнованно, присев на колено. — Свело. Не проходит, — сквозь зубы мычит Антон и с надеждой смотрит на взрослого, вцепившись в свою напряжённую икру. — Дай, — Арсений перехватывает худую ногу, начиная массировать мышцу, отчего пацан тут же взвывает, — Каменная, — сам себе шепчет тренер и поджимает губы, не отрывая взгляда от чуть загоревшей кожи, — У тебя ролл с собой? Доставай, — уверенно указывает брюнет, а мальчик, чуть не плача, тут же вынимает из сумки рядом синий цилиндр со специальными выпуклостями, — Переворачивайся на живот, я покатаю, — командует Попов. — Но я сам могу… — Ты меня слышишь? На живот! — строже велит тренер, и ребёнок наконец подчиняется. Голубоглазый тут же начинает катать цилиндр по икре вперёд-назад, стараясь привести мышцу в нормальное состояние. — Ау! Ай, ай, ай! Больно! Всё, не надо, не надо! — быстро сдаётся Шастун, резко выползая из-под рук тренера. Боль адская, просто невыносимая. Но на секунду кажется, что мышцу отпускает, но нет. Она тут же напрягается снова, — А! — младший хватается за ногу с новой силой, скуля и хныча. — Да ляг же ты, Антон! — мужчина сам укладывает мальчишку на живот и продолжает начатое, — Разошлись все! Пистолеты по пятьдесят на каждую ногу, резинку крестом на стопу, и спина ровная! — вдруг резко объявляет Арсений, мигом разгоняя собравшихся вокруг детей. — Ааай! Больно! Больно, хватит! — тихо скулит парнишка, сам катаясь из сторону в сторону, пока его ногу плотно удерживают на месте. — Ну потерпи, сейчас пройдёт. Потерпи, она у тебя просто камень, — с нотками не присущему ему сочувствия негромко говорит взрослый, безжалостно продолжая разминать икру. В таком положении оба проводят минут пять, не меньше. Только после спортсмена начинает немного отпускать и он перестаёт безвыходно ёрзать на месте, — Легче? — мужчина осторожно прекращает свои действия и мягко проводит по ноге рукой. — Угу, — тихо отзывается младший, неуверенно переворачиваясь и принимая положение сидя. В покрасневших глазах видны нежеланные слёзы боли. — Ко мне спиной двигайся, давай растянем. Только сними кроссовку, — спокойно даёт следующее указание мужчина и поворачивается к остальным детям, — Сделали? То же самое в стороны и назад. — Болит, — тихо жалуется спортсмен, поджимая голову в плечи, как только его стопу, а преимущественно большой палец, с силой тянут на себя при прямой ноге. — Знаю, не реви, — сдержано отвечает Арсений, свободной рукой поглаживая детское плечо, — Бывает, ничего страшного. Больше воды пей и разминай перед сном. После удержания схватило? — Угу. — Долго… Почему сразу не сказал? — тренер на время отпускает стопу и вновь пальцами разминает мышцу. — Думал, пройдёт, — наивно шепчет зеленоглазый сквозь зубы. — Ладно, посиди пока, сам поразминай, как я сейчас, — Арсений поднимается, коротко потрепав пшеничные кудряшки, и идёт на середину зала, — Орешкин, это не пистолеты, перед обедом переделаешь, — безапелляционно подмечает тренер, — На пол ровно ложимся и делаем махи. Ногу ловим, спина прямая, колени втянуты… И раз, легли. И два, легли. И три, — он продолжает ритмично хлопать в ладоши, поглядывая за каждым спортсменом. Даже за тем, который сейчас с глазами котёнка сидит у стены, обхватывая собственную голень.

***

— И я думал! — легко усмехается Антон, вместе с Никитой впервые обедая в этой столовой. — Ну так и правильно думал! — не прожевав хлеб, так же на улыбке отвечает Васюхник. — Сначала проглоти, потом говори, — серьёзно говорит парню внезапно подошедший Попов. Потом он обращается уже к зеленоглазому, — Как нога? — Больновато ходить. Честно, — Шастун зачем-то поднимает руки в сдающемся жесте, звонко роняя ложку в тарелку с супом. — Хорошо, — печально кивает Арсений, задумываясь, — Ещё посиди в комнате поразминай сам, потри просто. Я занесу тебе классную мазюку через полчаса. Будь в комнате, — брюнет чуть ли не пальцем грозит, внимательно оглядывая и Антона, и Никиту. — Да куда ж я денусь? — пожимает плечами шатен и снова берёт в руку ложку, — Приятного аппетита! — И вам, Антошка.

***

— Готов? Ну ёк-макарёк, Антон! — от громкого голоса зашедшего в комнату тренера просыпаются все пацаны, кроме одного, — Шастун! — в этот раз светлая макушка резко отрывается от подушки. — А? Арсений Сергеевич? Чего случилось? — сонно приподнимается мальчишка, потирая слипающиеся глаза. — Так. Все в столовую за яблоком и собирайтесь на лёд. Антон, давай ногу намажу. Знаю, что тебе скорее всего всё ещё больно, но мы намажем сейчас, разомнём и полетишь мне на коньках, как миленький, — Арсений подходит к кровати Шастуна, садится на край, бесстыдно залазает рукой под одеяло и вытягивает правую ногу. — Может не будем трогать? — чуть боязливо предлагает младший, скептически следя за действиями мужчины, — Оно при нажатии болит… — Извини, но надо, — к этому времени в комнате они остались одни — парни умчались за заслуженным яблоко в качестве полдника, — Подожди. Хочешь сказать, ты не растирал сам? — в ответ Попову неуверенные мотания головой, — Я с тобой, блин, в игрушки играю, Шастун? Ну что за детское отношение к своему здоровью? — в этот момент на детскую икру ложится большая рука с мазью. Движения тренера уверенные и сильные, настолько, что Антон откидывается на подушку, сжимая в зубах кусочек одеяла. Слишком больно, Антон никогда до этого таких ощущений не испытывал. — Простите, — невнятно хнычет он, — Но я не могу причинять боль самому себе… Ай! — Терпи солдат, атаманом будешь, — старший продолжает безжалостно массировать и растирать больную мышцу, понимая, что сейчас жалеть извивающегося на кровати ребёнка не стоит, — Всё пока, — брюнет отпускает, мягко укладывая ногу поверх одеяла. — Пока?! — испуганно поднимает голову младший. — Вечером ещё, — невозмутимо говорит Арсений, поднимаясь и закручивая тюбик, — А раз сам ты не можешь, то я зайду к вам около одиннадцати. Ты к этому времени уже должен будешь принять душ, понятно? — Типа, чтобы не смыть мазь эту? — предполагает зеленоглазый, медленно принимая положение сидя. Нога сейчас ощущалась очень необычно, словно она не его, словно она в невесомости какой-то или на воздушном шарике. — Ну, конечно, Антон. Какой будет смысл, если я намажу, а ты потом смоешь? Правильно, никакой. Давай поднимайся и за яблоком. Перед льдом, пожалуйста, потри ещё ногу. — Лааадно, — недовольно тянет мальчик, а потом так по-детски искренне смеётся на грозный взгляд тренера. Голубоглазый тут же отмирает, напоследок ероша светлые волосы, и уходит.

***

— Набирайте скорость! Чего плетётесь? На прямых ногах все! Сядьте, сядьте! Колени работают! — Арсений уверенно катается в центре катка, следя за исполнением упражнений, пока дети движутся по кругу, — Ну нога в тройке свободная, на сорок пять градусов! Да почему сюда ведёте…? У Шастуна было стойкое ощущение, что слушал он внимательнее всех. Движения ведь давно знакомые, техника оттачивалась давно, ещё лет в шесть. Тогда больше времени уделялось работе в зале, ведь даже самый обычный выезд дети тренировали с резинками, стоя то у шведской стены, то на балансе, то на время. — А ну-ка колени дотяните! Шастун, ну живот-то свой подбери. Плечи, я сказал, где должны быть? — Попов подходит к шестилетнему ребёнку, стоящему сейчас, как и все, на середине зала с отведённой назад ногой. Старший одной рукой обхватывает грудку, а второй заднюю ногу, выравнивая положение, — Разверни носок в сторону. — Ай! Больно, отпустите, — пищит мальчик, расслабляясь и тем самым повисая на тренере. — Так. Быстро ровно мне сделай! Это что за поведение? — вздёргивает спортсмена Попов, не отпуская. Антон шмыгает и вновь напрягает по ощущениям все мышцы, которые у него только есть, — Плечи назад, живот подобран. Вот позиция! — брюнет медленно отходит в сторону, — Колено выпрямил, — грозно слышит парнишка и, зажмурившись от усталости, дотягивает заднюю ногу, — С резинками ещё нам работать и работать. У вас мышцы вообще не привыкшие… Куда сошли? Я не говорил: «Закончили». Стали и стоим! Вот… А должна эта позиция на автоматизме у вас быть! И сейчас, казалось бы, проблем быть не должно, однако тренер подмечает всё новые и новые нюансы, с которыми приходится смиряться прямо по ходу упражнения, исправляясь. Шастун старается держать в голове каждую мелочь, старается делать как можно более правильно, старается игнорировать иногда предательски болящую икру. — Почему сбрасываете? Упражнение заканчивается выездом! — через час ребята перешли к уже чуть более сложным комбинациям, но юные фигуристы всё ещё умещались на льду так, чтобы не сбивать друг друга. Сегодня дети без программ, это точно, но Арсений обещал разделить их на команды и поработать с вращениями и прыжками. Это именно то, на что ушло два часа с утра в зале. Антон вот совершенно недавно узнал, что многие считают, что фигуристы тренируются исключительно на льду. Это ведь абсолютная чушь! Как они себе это представляют без подготовки в зале? — Шасту-ун! Вернись к нам, пожалуйста, будь так добр, — недовольно зовёт мужчина, выдёргивая спортсмена из своих мыслей, — Мы давно ушли на третью со скрестным, не отвлекайся! — строго говорит старший, уже собираясь отъезжать, как слышит вопрос: — А как… это…? Напомните, пожалуйста, — невинно состроив глазки, просит парнишка. Попов разворачивается со взглядом «ты издеваешься?», но всё-таки становится впереди ребёнка, начиная объяснять комбинацию.

***

На вечернюю пробежку на стадион дети вышли малость уставшие. Но спорт есть спорт, поэтому все дружно двинулись по прорезиненному покрытию, даже не переговариваясь — на это просто не было сил. Но даже пробежка не была сейчас для Антона так печальна, как предстоящая растяжка. Не хотелось снова тащиться в зал, расстилать коврики и терпеть боль и обречённость. Именно об этом Шастун и думал все пятнадцать минут, пока наматывал круги около заходящего за горизонт солнца. — Всё, заканчивайте, — объявляет Попов, и дети потихоньку добегают до места остановки, — Идём к шведской стенке — растяжка. Сами ногу тяните вперёд и в сторону, а я подхожу помогаю. Повернулись боком, левая рука на палке, правая нога к носу. Дети, всё ещё тяжело дыша, послушно идут к уличной железной шведской стенке и не специально строятся по возрасту. Просто все хотят стоять рядом со своими друзьями, вот и всё. Начинали строй малыши, а завершали старшие, поэтому первой «жертвой» оказалась девочка девяти лет. Арсений вплотную становится сзади ребёнка и своей ногой обхватывает опорную девочки. Правой рукой выравнивает детское бедро, а левой выворотно тянет ногу на себя. Потом переводит её в сторону и тянет уже за ухо, что оказывается в разы больнее. Малышка чуть хнычет уже в самом конце, но старший к этому времени ослабевает хватку и переходит к следующему мальчику. Антон внимательно следит за детской реакцией на это новое для него упражнение и остаётся спокойным, ведь его нога легко достаёт до носа и до уха, а рыданий как таковых не слышно вовсе. Несмотря на то, что средняя и старшая группы стояли чётко с вертикально поднятой ногой, Арсений всё равно подходил к каждому и тянул до максимума. Слёз на этом этапе не было, но Шастун помнил одно «но», накручивая себя слишком рано. — Левая, — объявляет мужчина, и это и есть то самое Антоново «но». Сколько лет уже прошло, а эта нога до сих пор отказывается работать так же хорошо, как правая. В этот раз у детей и всхлипов больше, и нервов больше, и расстояние до носа и до уха у зеленоглазого больше. — Чего глаза на мокром месте? Успокойся, — хлопает по плечу внезапно подошедший тренер и вжимает опорное колено своей ногой, — Давай, вдох-выдох, — Арсений не тянет, ждёт медленного выдоха и только тогда хорошенько ведёт левую ногу на себя. — Ммм, — мычит Шастун, чувствуя боль в мышце. Мужчина переводит ногу в сторону, сразу уводя за ухо, — Ау! — хватается за бедро мальчишка, зажмуриваясь. Но он стойко терпит ещё секунд тридцать и его совершенно спокойно отпускают. Получается, это первая растяжка у Попова, на которой парень не проронил ни слезинки… Успех, не иначе! — Так. Стали лицом к палке, делаете махи назад с ровной спиной. Вот эти вот наклоны мне не нужны, — взрослый сам демонстрирует неправильное исполнение, отклоняя корпус вперёд вместе с махом ноги, — И по очереди ко мне. Твою мать. Антон сразу понимает, что за растяжка сейчас будет, и хочет свалить с этого стадиона нафиг. Многострадальная передняя поверхность бедра и спина, при растяжке которых нужно обнимать Арсения Сергеевича, при этом терпя жуткую боль. Почему-то именно на этом упражнении мальчишка всегда сдаётся и плачет, хоть и корит потом себя каждый вечер. Уже ведь большой парень, а всё ещё ноет и размазывает сопли, как девчонка. Получается, нифига это не первая растяжка с Поповым без слёз. — Шастун, — доносится до лопоухих ушек, и шатен с бешено колотящимся сердцем идёт в сторону тренера. В этот раз мужчина не даёт никаких комментариев по поводу осунувшегося лица, а только выставляет вперёд ладони. Антон обхватывает руками за живот и покорно отводит назад согнутую левую ногу, получая правый шпагат. Брюнет сгибает ногу полностью, одной рукой тянет колено на себя, а второй держит самое основание бедра. Спустя всего пару секунд уже слышен первый сдавленный всхлип. Становится стыдно перед друзьями и перед малышами, он ведь не должен плакать у них на глазах, просто не имеет права это делать. Мальчишка всегда оставался с тренером на растяжку один на один, предвидя слёзы, а сейчас он вынужден позориться буквально перед всеми. Потерпеть? Вы вообще хоть раз пробовали такую растяжку? Потерпеть! — Другую, — негромко говорит мужчина, а парнишка успевает заглянуть Арсению в глаза с немой просьбой пощадить и не тянуть так сильно. Но, видимо, старший не рассмотрел в мокрых зелёных глазах ничего для себя важного, поэтому во время растяжки уже левого шпагата Антон упорно старался подавить всхлипы в живот взрослому, почему-то вцепившись в него мёртвой хваткой, — Всё-всё. Ну ты чего? — отпустив, шепчет Попов и вновь протягивает руки. — Нееет, — пытается отвертеться пацан, расценив повторные «объятия», как продолжение экзекуции. — Я просто обниму, господи, успокойся, — мягко объясняет старший и всё-таки прижимает ребёнка к своей груди, — Ну, прости. Ты же знаешь, так нужно. Всё нормально, просто научись терпеть, — тихо-тихо проговаривает тренер и отпускает шатена к остальным, — Васюхник. На Антона косо просмотрели абсолютно все ребята. И парень счёл это за презрение и отвращение, а не за волнение, коем эти взгляды были наполнены на самом деле. Но вот для себя Шастун решил и правда постараться контролировать эмоции и терпеть боль. Арсений Сергеевич не обязан каждую тренировку оставаться специально ещё на полчаса только ради одного плаксивого Антона Шастуна. Только как теперь друзьям в глаза смотреть — мальчишка не понимал. Он даже сейчас, продолжая махи назад, не мог нормально шмыгнуть носом, ведь боялся повторного внимания к своей персоне. Все, кто был одного возраста с Антоном или старше действительно перенесли и эту растяжку абсолютно спокойно, без писка или всхлипа. Один Шастун разошёлся и расплакался прямо тренеру в живот. Очень по-взрослому, Шаст, да. Мо-ло-дец! Надо срочно посылать эти слёзы на хуй, сколько они мне уже жить мешают?!

***

Первая неделя для команды Попова прошла просто замечательно. Всем удалось влиться в ритм, никто ничего себе или кому-то не сломал, не заболел, не нарушил правила. Большинство ребят даже стабильно радовали результатами, чем Арсений и Павел были несказанно рады. Единственное, по поводу чего возмущались дети, так это общий душ. Да, он был отдельно для мальчиков, отдельно для девочек, но вот внутри это была просто большая комната, по периметру которой сверху свисают краны. Что девчонки, что пацаны были в шоке и всячески в первый день устраивали забастовки аж до часу ночи. Но им пришлось смириться, ведь бойлер с горячей водой рассчитан именно на быстрое одновременное купание. Раньше Арсений думал, что так стесняться могут только девочки, но после истерических воплей Антона он своё мнение подправил. Тот слёзно уговаривал разрешить помыться или у тренера, или одному, пусть под холодной водой, или в каком-нибудь летнем душе… Но и с родным Антоном номер не прошёл, из-за чего во время вечернего массажа ноги Попов получил нахмуренные бровки и надутые губки. Но и с этим свыклись, уже на третий день возмущений не было совершенно. Дети поняли, что они и правда все одинаковые, прямо как в учебниках по биологии, поэтому и стесняться стали в разы меньше. Но в один из дней в комплекс заселяется ещё одна команда фигуристов, находящаяся под руководством Виталия Абрамова и Екатерины Евгеньевны. Дети стали постоянно пересекаться в столовой и на вечерней пробежке на общем стадионе, иногда даже перекидывались парой фраз, но тренера, хоть и не общались сами, никогда не замечали между младшими разногласий. До одного вечера.

***

Антон с друзьями бежит по полю, болтая о привычной фигне. Он за неделю смирился с позором в виде своих слёз, больше подобных казусов не допускал и постепенно снова стал общаться с сокомандниками, надеясь, что вечер первого дня все дружно забыли. Сейчас действительно мысли были не об этом, ребята обсуждали будущее, планы и мечты. Но их позитивный настрой сбивает, в прямом смысле, толпа команды Абрамова, снося с ног похлеще стометровой волны в шторм. Незнакомые парни проносятся насквозь с большой скоростью, заставляя мальчишек команды Попова попадать на колени, локти или прямо на спину. Это хорошо, что бегают они не на асфальте, а на вполне мягком прорезиненном покрытии. — Эй! Вы чё? Совсем уже? — первым приходит в себя Артём, сразу наезжая на других спортсменов, ещё не успевших далеко убежать. — А вы чего так бежите, что не протолкнуться? — останавливается один из противников, после чего за ним закрепляется и вся компания. — А попросить нас отойти нельзя было? — рассуждает Антон, подавая руку Никите. — Мы будто прям стеной стояли, прохода не давали! — подтягиваются старшие из команды Попова, помогая подняться девочкам. Малыши, догнавшие ребят постарше, испуганно остаются стоять позади. — Самые умный, что ли? На словах они дерутся! — нагло усмехается один из незнакомых парней, — Порвём их? — громко заводит он команду. — Не сейчас, Гош. А вот вечером, после отбоя! — гаденько подхватывает другой. — Слабо на стрелку выйти? За трансформатором, — выводит самый высокий и жутко худой. Шастун невольно сравнил себя с ним, следом быстро мотая головой, отгоняя подобные мысли. У него тут впервые в жизни намечается драка, и проигрывать ужас как не хочется. — Нам слабо? Да вы первые сбежите! — смело отзывается Васюхник, сжимая и разжимая кулаки от разрастающиеся напряжения. — Почему стоим? — стальной голос Попова выводит всех из мыслей, — Мои вперёд, у вас ещё восемь минут. А вам чего? Абрамов задание не дал? — мужчина говорил с ощутимым напором, даже не думая любезничать с незнакомыми подростками. — Сорри, — фальшиво извиняется Гоша, поднимая руки, и легко убегает с друзьями на площадку с тренажёрами, где их ждал тренер. Арсений же проводил нагловатых пацанов скептическим взглядом, мельком проверяет своих, бегущих по кругу, и мысленно делает пометку спросить о случившемся и проконтролировать в случае неуверенности в том, что все будут живы.

***

Липкий страх потихоньку заполняет кудрявую голову тринадцатилетнего Антона, пока он вместе с друзьями и ребятами постарше пробирается через общежитие на территорию комплекса, а после к трансформаторной будке. Это его первая стрелка, первая драка, завязавшаяся буквально ни на чём. Вернее, те, другие спортсмены, просто наехали без видимой на то причины. Когда Шастун выходил из комнаты вместе с товарищами, часы показывали десять минут первого, на улице темно так, что человека рядом разглядеть проблематично — фонарей почему-то нет совершенно. Как они будут бить, не попадая по своим, не понятно. — Хм, мы уж думали, вы струсите. А нет, припёрлись, — самоуверенно усмехается Гоша, выглядывая из-за угла трансформатора вместе со своими. Противников девять, а вот с Антоновой стороны всего семеро, он посчитал машинально. — Абсолютно так же думали и мы, — зло, хоть и неумело отвечает Артём, равняясь с самым старшим Серёжей в их команде, что стоит во главе первым. Драка началась неожиданно, Шастун даже моргнуть неуспех, как секундную тишину разрезал какой-то хлоп. После началась каша. Антон пошёл в ответ, собирая всю ненависть в кулаках и безжалостно отдавая её противникам. Но его лидерство длилось недолго, ведь через минуту левый локоть был жёстко разодран об асфальт, а рёбра с боку ныли до сжатых зубов. Пацан надеялся, что у его сокомандников дела получше, и они не валяются сейчас на полу, в бессмысленных попытках встать и продолжить атаку. Шастуна поднимают и бьют прямо в нос, заставляя взвыть. Потом следует сильный удар в челюсть. Его бросают на землю и пытаются ударить в пах, но зеленоглазый предусмотрительно держит руки ракушкой, поэтому через три попытки пацана оставляют валяться в стороне, ведь угрозы он больше априори не несёт — смог бы встать сам. Уже привыкшие к темноте зелёные глаза снова ничего не видят, перед глазами пелена и мелькающие кроссовки. — А ну разошлись! — гневно орёт Арсений, забегая за трансформатор. Все в секунду замирают, испугавшись, — Не с места! Быстро фамилии свои назвали! — тренер предусмотрительно шёл с включённой камерой и фонариков, предполагая худшее (надеясь, конечно, на лучшее), когда незаметно шёл за своими птенцами из общежития. Попов дожидается отклика каждого чужого и каждого своего спортсмена, особенно сильно чувствуя сжатие собственного сердца, когда «Шастун» слышится слишком тихо и невнятно. Кто может- разбегаются, раненые остаются ждать помощи. Команда Абрамовых забирает своих подбитых сама, а вот лежащего чуть ли не без сознания Антона Арсений поднимает на руки самостоятельно. К счастью, остальные его спортсмены держались в драке отлично, поэтому добираются сейчас до общежития без лишней помощи. — Все ко мне сейчас. И ни слова, пока не разрешу, — рычит на подходе к зданию тренер, окидывая всех своих перебитых спортсменов взволнованно-презрительным взглядом.

***

— Нет, надо было вам додуматься, а! Совсем дураки? Мозгов нет? Серёжа, ёк-макарёк! Ладно эти, тебе лет сколько! — возмущается Арсений, рассадив всех детей на стульях и кровати, большую часть которой, кстати, занимал Антон. Сейчас лёд у щеки держат Никита и Серёжа, вату у носа — Саша и Андрей, а обрабатывает себе перекисью колени Артём. Шастуном целиком и полностью вынужденно занимается брюнет, делая всё выше перечисленное одновременно. — Да, блин, Арсений Сергеевич! Ну они на слабо взяли! Ну как мы могли не ответить? — эмоционально восклицает Серёжа, после чего воцаряется давящая тишина. — Всё. Разошлись по кроватям, каждого проверю! И только попробуйте завтра опоздать! В семь утра в холле, как миленькие! Ясно? — жёстко решает старший, прикрикнув, и ребята, опустив головы, выходят из комнаты тренера, просидев тут за нравоучительными речами добрых полчаса, — Да лежи ты, — ворчит голубоглазый, надавливая на грудь Антона, решившего подняться. — Ай! — вскрикивает мальчишка, шмыгая носом, от которого до сих пор не оттёрлась кровь. К щеке он прижимает пакет со льдом, а в ноздрю вставлена уже третья по счёту салфетка. — Что? Рёбра тоже? — вскидывает брови Попов, задирая детскую футболку одним движением. Бока были в мелких ссадинах и начинающихся синяках, на что старший чуть не рычит сквозь зубы, заставляя мальчика перед ним вжать голову в плечи от страха, — А пах? Тоже? — Арсений берётся за резинку чёрных хлопковых шорт, готовый спустить и их, но получает быстрые отрицательные мотания головой. — Прикрывал, — тихо поясняет Шастун, и тренер берёт в руки его ладонь, которая действительно оказывается стёрта в кровь. — Господи, — вздыхает взрослый, опуская голову и оставляя в покое чужие руки, — Ну, вот надо было тебе лезть в драку, Антош? — да, мужчина задаёт этот вопрос уже в двадцатый раз за вечер, но теперь он обращается лично к ребёнку, за которого головой отвечает уже не первый год. — Да а что я, хуже, что ли? Надо было слиться, как лоху? — не стесняется в выражениях шатен, смешно хмуря брови. — Ладно. Десять раз всё обсудили уже. Надо тебя драться научить, — последнее взрослый шепчет уже сам себе, снова принимаясь обрабатывать своему главному птенцу боевые ранения, из-за чего тот постоянно шипит, пищит, скулит и уворачивается, — Ну, всё, боже мой, Антон, — на ласковой улыбке обращается к мальчишка Арсений, когда тот по-детски заливается слезами от саднящего, только что обработанного локтя. Радует, что эта рана была последней, — Тише, уже закончил. Чего ты так? Будто я тебе левую ногу с двух скамеек потянул, — по-доброму усмехается брюнет, утягивая своего спортсмена в объятия прямо на кровати. — Да больно это всё, — хнычет пацан, утыкаясь в тёплое родное плечо. — А ещё ты перенервничал. И даже не отнекивайся, — вздыхает старший, мягко поглаживая худую спинку. Этот ребёнок всё ещё жутко маленький и нежный малыш, и, кажется, Арсений к этому почти привык. По крайней мере, он сейчас не ждёт каких-то твёрдых выпадов от хнычущего Антошки и не кричит на него, заставляя прекратить этот «детский сад». Совсем нет. Он спокойно сидит вместе с ним в объятиях, бережно поглаживая по голове, пока стрелка часов переваливает за час ночи.