Дети не боятся эмоций

      Месяц отдыха пролетел незаметно. Арсений, уже по традиции, вместе с Антоном слетали на море, хотя младший почему-то был уверен, что всё ещё хрипящего после болезни тренера на борт не пустят. Откуда подобная информация, он и сам не помнил, но был убеждён, что в самолёт пускают только здоровых.       Но, к счастью, это не так, поэтому оба полетели навстречу тёплому морю и беззаботным дням. Две недели парни жили как в раю. С утра спали, не оправдывая стереотип о ранних подъёмах на отдыхе, шли на поздний завтрак и совсем немного купались в море до жары. Потом отдыхали в отеле: бильярд, гольф, сауна, крытая баскетбольная и футбольная площадки, спортивный зал, массаж и обед. Что Арсений Сергеевич, что безвылазно работающие Шастуны могли позволить себе подобный отдых. После небольшого тихого часа, коим не всегда являлся сон, скорее просто отдых и время на самого себя, тренер и спортсмен наконец шли на пляж уже до ужина, иногда море сменялось бассейном.       Ближе к девяти парни выходили гулять в наконец остывший и не такой душный город. Бродили по разным улочкам, кафешкам, заходили на аттракционы (Антону очень приглянулись батуты в левой стороне от отеля), много разговаривали, узнавали что-то новое и именно это времяпровождение лучше всего раскрывало каждого из них. Если раньше за Антошкой Попову приходилось скорее следить, чтобы тот чего не натворил и не сбежал в незнакомом городе, то сейчас они вдвоём вели вполне содержательную беседу, хоть иногда подросток и мог выкинуть что-то странное.       Почему-то именно на отдыхе мальчишка лучше всего шёл на контакт с родителями. Он звонил им по видеосвязи, отправлял фотографии себя, Арсения Сергеевича, еды, внезапно появившейся ящерицы, у которой не получилось оторвать хвост. Брюнету такие активные действия были не очень понятны. Точнее, именно то, что эта происходит исключительно на отдыхе. Весь оставшийся год, в рабочее время, хрен там пацан напишет, не то, что позвонит! Но Арсений в любом случае не вмешивался, родители, кажется, смирились уже со всем, что происходит и с ними, и с их сыном. Хотя, вроде Попову Майя как-то говорила, что пытается выбить недельку на Новый год…       После возвращения в Москву, у ребят остаётся ещё где-то две недели на самих себя. Антон в это время гуляет с друзьями с утра до ночи, наслаждаясь свободой, запахом лета, тёплыми деньками и возможностью наконец есть в кино попкорн, запивая колой, при этом клятвенно пообещав тренеру никуда не вляпаться. А Арсений, как не странно, тоже гуляет со своими друзьями, ходит по барам, ресторанам, веселится и вспоминает молодость.

***

      Перед тем, как возвращаться в жёсткий график спортсменов, каждый фигурист обязан пройти полную медкомиссию. Диспансеризация проходит всегда в одном месте, и Попов предпочитает собирать всех в комплексе, а уже потом вместе ехать в клинику. Одним жарким летним днём, как раз в день медосмотра, в холе ледового дворца были все, кроме небезызвестного Антона, что заставило Арсения немного напрячься. Автобус уже давно на месте, дети поочередно заходят в него и рассаживаются, но вот родного спортсмена на горизонте так и не видно. Тогда Попов тоже заходит в автобус, вытаскивая взглядом нужную мордашку.       — Никит! Где Шастун? — спрашивает брюнет, в надежде, что о своём опоздании мальчишка предупредил хотя бы друга. Тренер ещё в самый первый день их знакомства разъяснил всё о теме опозданий, а парень сейчас противоречит главному условию — звонить и предупреждать.       — Не знаю.       — Звоните, — решает Павел Алексеевич, уже пересчитавший всех детей и теперь сидевший на передних местах.       — Убью его, — рычит голубоглазый, набирая номер с ласковым именем «Антошка Шастун». Отвечают на звонок не сразу, но через несколько гудков в трубке всё-таки слышится хриплое «Да?», — Балда! Ты где, Шастун? Спишь? Весь автобус ждёт одного тебя! — повышает голос взрослый, после чего повисает тишина. Младший явно осуществляет какую-то мозговую деятельность, пытаясь понять, что случилось и почему на него кричат.       — Арсений Сергеевич, я проспал! — в ужасе восклицает зеленоглазый и пытается выбраться из одеяла без травм. Было бы обидно получить ушиб прямо перед посещением врача.       — У тебя минута, что иначе даже не представляй! Зубы почисть и чистое бельё надень, — напоминает самое важное Попов, ходя по кругу перед автобусом.       — Оно у меня всегда чистое вообще-то, — обижено бормочет парень и сбрасывает, начиная носится по комнате и за её пределами.

***

      — Я тут! — Антон бежит прямо на тренера и резко становится буквально вплотную с ним, — Ай! — вдруг хватается за попу мальчишка, непонимающе смотря в злые глаза тренера.       — Если сейчас же не сядешь на свободное место, получишь ещё, — негромко и вкрадчиво угрожает взрослый, и через секунду спортсмен уже залетает в автобус, — Да ну это же моё место! — открыто смеётся Арсений, не в силах сдержать улыбку. Мальчик напряжённо и от того слишком мило сидит рядом с Волей, а тот и не против — смотрит довольный и улыбается шире Чеширского кота.       — Ой! — опомнившись, пацан подскакивает и убегает вглубь транспорта, заваливаясь на место рядом с Васюхником, — Привет, Никит!       — Всё? — глубоким басом уточняет водитель у старших.       — Да, да, — кивает брюнет, резво оглядываясь по сторонам, — Пакет?! — бешено вскрикивает Попов, не находя пакета с документами всех фигуристов под рукой, — Где?!       — Да вот он, вот, Боже мой, — вдруг Воля впихивает в руки те самые документы.       — Пакет, — тут же расслабляется Арсений, растекаясь лужицей по креслу и прижимая к себе важные бумажки, которых в десять раз больше, чем спортсменов, — А папка?! Синяя такая?

***

      На календаре пятнадцатое июня, понедельник, на небе ярко светит ещё только встающее солнышко, а спортсмены группы Попова от мало до велика начинают первую тренировку после каникул.       — Рад всех вас видеть. Надеюсь, каждый настроен решительно, и мы с вами на славу потрудимся в этом сезоне, — важно вещает Арсений, немного щурясь из-за направленных на него лучей солнца. Дети стоят ровной шеренгой прямо перед ним, выстроившись и по линии на беговой дорожке, и по росту, — Младшие, — мужчина обращается к концу строя, где стоят внимательно слушающие семи-девятилетки, — Кто первый раз занимается у меня летом, напомню, что с утра у нас небольшая тренировка тут, на стадионе, поэтому берём воду, надеваем кепки. Без этих двух вещей вы не занимаетесь, — безапелляционно заявляет брюнет, — То же правило распространяется и на остальных, — он многозначительно оглядывает средних и самых старших, — Работаем в полную силу, не ленимся, но если вдруг плохо, тут же говорим мне! Все всё поняли?       — Да!       — Вопросы?       — Где Павел Алексеевич?       — Он присоединится к нам в ближайшее дни. Думаю, уже завтра-послезавтра у вас будет хореография и джаз, — с радостью объясняет рыжеволосому мальчику тренер, — Всё? Тогда, направо! Бегом, марш!       Антон, поравнявшись с Никитой, перекидывается с ним во время бега парочкой фраз: узнают про школу, каникулы, желание дальше двигаться в спорте. Но разговор приходится прекратить уже в конце второго круга, когда Арсений достаточно строго попросил мальчиков прекратить болтовню и сосредоточиться.       Шастун мысленно с ним согласился и постарался абстрагироваться от внешнего мира полностью. Все десять гигантских кругов удалось пробежать вполне уверенно, забив на желание пить и на лезущие в глаза мокрые пряди. Казалось, даже капелька пота, щекочущая спину, может отвлечь, но нет. Антон не так настроен.

***

      — Ну, здрасьте, приехали! И давно мы ленимся? — прикрикивает Попов на одном из первых подходов упражнений уже в комплексе, — Выше ноги! Коленями до груди достаём! — Антон не знает, как другие, а он молча начинает делать качественнее, сосредоточившись только на себе, своём теле и дальнейшем результате. Он готов рвать следующий сезон в клочья!       — Я не могу! — вдруг тяжело вздыхает какая-то маленькая девочка лет семи, останавливаясь, пока все продолжают бежать по кругу, перепрыгивая разные препятствия и занося ноги вперёд.       — Тогда иди домой, — проходя мимо, кидает Арсений, — Скрёстный шаг, на четыре прыжок, потом другим боком. Начали! Раз, два, три, четыре. Выше! Раз, — тренер уверенно ведёт тренировку, не обращая больше никакого внимания на малышку у стены. Девчонка стояла, уперевшись ладонями в колени, и тяжело дышала.       — Давай-давай, побежали! Ты всё сможешь! — пробегая рядом, Шастун немного сходит с дистанции и наклоняется к уху ребёнка, кладя руку на хрупкую спинку.       — Ножки болят, — хнычет младшая, поднимая на спортсмена грустные карие глазки.       — Шастун, можете вместе идти отсюда, — грозно слышится от Арсения.       — У меня тоже. Нужно потерпеть. Побежали, — спокойно настраивает Антон и за плечеко вводит кроху обратно в круг. Та с тяжёлым вздохом начинает бежать дальше.

***

      — Сильнее! Сильнее разворот! — требует брюнет при работе с резинками. Спина и руки с непривычки забиваются быстро, движения постепенно становятся развязными, медленными, и эффективность пропадает, — Ещё десять, но качественных. Резко! Раз. Шастун, раз! — он прикрикивает на парня, что по наивности лишь наметил движение, ведь был уверен, что тренер к нему спиной.       — Извините, — бубнит Антон и, как и все, со сморщенным лицом выполняет крутку. — Два! — продолжает Попов, внимательно отслеживая каждого спортсмена. Совсем малыши выполняют уже другое задание, а вот старшие, наоборот, работают под большим натяжением резинки. Но пока всё это делается на минимальном уровне, Арсений помнит о необходимости постепенного увеличения нагрузок.

***

      — Господи, вы что, разучились шнурки завязывать? Почему так долго? — встречая детей на арене, мужчина спрашивает это буквально у каждого проходящего на лёд через бортик спортсмена, — Антон, почему так долго?       — Реально разучился, — усмехается пацан и уверенно выезжает на лёд, правда, чуть не падает в следующую же секунду.       — У вас пять минут, чтобы вспомнить, что такое коньки и как кататься по прямой, — громко объявляет врассыпную разъехавшимся фигуристам мужчина, а сам решает пока выбрать какую-нибудь нейтральную ритмичную композицию, под которую сегодня и будет проходить общая тренировка.       Наблюдая за детьми разных возрастов уже под простую композицию на фоне, Арсений снова подмечает, что старшие начинают кататься в музыку машинально. У них толчок идёт точно на счёт, поворот на восемь и руки сразу оформляются сами собой. Малыши же на музыку обычно не реагируют никак, хотя те, кто сейчас перед глазами, катаются уже уверенно.       — Так, руки в стороны, проверили, никого ли вы не заденете, — выезжает на лёд тренер, сам делая маленький круг вокруг себя на согнутой ноге, пока дети выстраиваются равномерно, — Поехали. Перетяжки, сначала вперёд на правой, затем на левой, и потом уже назад. Колено мягкое, сидим в плие, проезжаем точно на внутреннем ребре, на внешнем. Корпус держим, руками помогаем, — он в параллель словам показывает известное всем упражнение и отъезжает в серединку, — Давайте-давайте! Шастун, подбородок!

***

      — Нажопник твой где? — вопрос в лоб звучит сразу после обеденного перерыва. Арсений решил начать потихоньку восстанавливать прыжки и вращения, ведь скольжение все дети успели вспомнить и на долгом первом льду, — Поотбивать себе всё хочешь? Или думаешь, сразу сделаешь? — Антон виновато мнётся на месте, мотая головой, и перебирает пальцы, — Нет. Иди за нажопником, иначе ты на лёд не выйдешь, — звучит уж слишком грозно вкупе со сложенными на груди руками. Пацан тяжело вздыхает, но не решается сказать что-то против. Во-первых, это он балбес, забыл то, что лежало с утра прямо перед носом. Во-вторых, без нажопника восстанавливаться реально опасно. Да и больно.

***

      — Ну-ну-ну, чего стоим, Шастун? — проезжает рядом тренер, останавливаясь прямо перед ребёнком, — Кого ждём? Работаем! — уверенно подгоняет Попов.       — Да я ж на минуту остановился! — оправдывается парнишка, по-детски складывая бровки домиком от негодования.       — А кто-то за эту минуту два раза прыгнет. Давай не возмущайся. Работаем! — решительно требует Арсений и несильно бьёт мальчишку по попе, так что тому приходится продолжить упорную работу. Он берёт разгон и прыгает надоевший за последние два часа двойной сальхов. На тройной пока вестибулярка не готова, ей бы вновь с двойным сродниться.       — Ну, было же! — восклицает Антон, еле выехав с жутким наклоном вперёд.       — Спас, да. Но фиксируй таз же! — голубоглазый стремительно приближается к спортсмену, — Куда он у тебя пошёл? Вот, жёстко всё! Сделай выезд, ногу, — тренер жёстко обхватывает Шастуна с двух сторон и коленом тыкает в левую ногу. Пацан выполняет, — Живот держи, — хлопает по низу живота Арсений, вылепливая идеальное положение, — Вот. Вспоминай, — отпускает брюнет и отправляет дальше на лёд, продолжая следить за ребёнком и его искренними стараниями.       — А сейчас? — через несколько минут кричит Антон, оставаясь на согнутом колене и с вытянутой назад ногой, из-за чего немного прихватило с непривычки спину.       — Что? Я не смотрел, — растеряно переключает внимание Попов, но тут же ровно заявляет: — Давай ещё раз! — пацан слушается, берёт хороший замах и очень мягко выезжает с прыжка, улыбчиво смотря на старшего, — Ну вот! Хорошо сейчас было, дальше переходи на лутц или риттбергер, что хочешь, — уже менее увлечённо диктует брюнет, зацепившись за кого-то из маленьких в другой стороне, — Ну, Костя, мы же с тобой роль бедра уже разбирали!

***

      — Ещё. Терпи, — вкрадчиво командует Арсений, крепко удерживая ноги Антона, пока тот по заданию качает пресс до отказа. Штук сто уже точно было, только вот сейчас абсолютно каждый спортсмен выполняет упражнение «еле-еле душа в теле», — Ну-ка, делаем! — громче командует тренер уже всем детям. Старшие, конечно, справляются немного лучше, в то время как малыши давно уже роняют слёзы и не сдерживают всхлипы и вздохи, но никак не комментируют ни одно своё действие или чувство.       — Мы всё, — тихонько слышится от девочки в конце шведской стенки. Рядом с ней ещё три юные спортсменки из той же группы.       — И я, — одновременно подхватывают два самых маленьких мальчика. Постепенно вдоль шведской стенки остаются только старшие фигуристы и Антон, которому как раз и не хватило жёрдочки под ноги, поэтому он любезно воспользовался помощью тренера.       — Все сейчас сели, отклонились назад и держим десять счётов. Один. Кудрявцев ниже. Валова ниже. Два. Три, — сказать, что мышцы пресса у Шастуна болят, — соврать. Они горят и требуют немедленной пощады, они дрожат, заставляя мелко трястись и их обладателя. Фигурист закусывает губу и зажмуривает глаза. Пресс свело, он словно раскалённое железо, а губа, кажется, треснула, — Десять, — объявляет мужчина и все тут же падают на спину. Антон тихо скулит, переворачиваясь набок, спиной ко всем, — Молодец, — уважительно хлопает по плечу Попов, — Минуту отдохните, и так же спину покачаем немного.

***

      — Средние, старшие — лёгкий бег, десять кругов, младшие — на растяжку. Коврики берём, передо мной садимся, — голубоглазый спокойно переходит к завершающей части тренировки, вальяжно расхаживая вдоль стены, пока все дети суетятся.       — Извините, Арсений Сергеевич, можно попить? — робко спрашивает белокурая девчушка лет десяти, волосы которой выбиваются из причёски и забавно торчат в разные стороны.       — Да, — кивает брюнет, а потом обращается уже ко всем, — Можете попить, кому надо. Даю три минуты!       Неясное волнение охватывает Антона, как только малышей начинают тянуть. Растяжка всегда давалась зеленоглазому тяжело, но сейчас почему-то стало совсем не по себе. Это был даже скорее страх, а не безобидный мандраж.       Малыши плакали в болючих позах, пытались вырываться, кричали, просили остановится и бесконечно плакали, в том числе и мальчики. А Попов совершенно никак на это всё не реагировал, ему было абсолютно по-барабану на все возгласы и действия детей, он лишь выполнял свою работу, коротко что-то комментировал и делал замечания. Но никак не уговаривал и уж тем более не успокаивал. От осознания того, что именно у Арсения-тренера сердце холоднее льда, приводит в ужас так, будто Шастуну снова шесть.       Мозг без сбоя подкидывает картинки детства, воспоминания, кадры времени, проведённого именно в этом зале с Арсением Сергеевичем, все те слёзы, крики, несогласия и слишком яркие страдания. Фантомная боль импульсом бьёт по всему телу, отчего фигурист вздрагивает.       — Антон, ты тринадцатый круг бежишь, — невзначай замечает тренер, в это время прижимая колени восьмилетнего парнишки к полу, пока тот измученно лежит на спине в букве «П», — Руки! — оба замечания долетает и до Антона, поэтому он, остановившись и не поняв ситуацию сразу, в непонимании оглядывает кисти. Доходит всё только через минуту, когда тот самый ребёнок в руках Попова громко всхлипывает, — Вот пацаны — плаксы, а.       — Да как же тут плаксой-то не стать? — себе под нос бурчит Шастун, падая к своим сверстникам на лавку.       — А вы чего сели? Сами пока растянитесь, сейчас и до вас доберусь, — чётко обращается к средним и старшим взрослый, переходя к последней маленькой девочке.       Обнадёживающе, — невесело подмечает Антон, начиная прямо сидя на скамейке наклоняться в складку вперёд.       — Всё, младшие, свободны. Сами из комплекса не выходим, ждём родителей, а я буду либо тут, либо в тренерской, — привычно объясняет грустным и шмыгающим деткам брюнет, — Ну всё, не ревите! Чемпионами будете у меня! Дома в тёплой ванне посидите и спать, — он любяще обнимает всю малышню, как цыплят, и идёт с ними под крылом к выходу, — Доброй ночи, мои дорогие.       — До свидания!       — Спокойной ночи!       — Хорошего вечера!       — Сладких снов!       — До завтра!       — Вы у меня через день, Лёва, не путай! — усмехается мужчина, напоследок потрепав мальчишку по голове, — Так, а теперь бывалые.

***

      — Ну и что ты предлагаешь? — оставшись с Антоном наедине в пустом зале, Попов сидит перед ним по-турецки, выжидающе и строго смотря на мальчишку, — Мне казалось, ты привык.       — Флешбеки с детей словил, — грустно объясняется пацан и глубоко вздыхает.       — Я всегда знаю меру, помни об этом. Я не делал и не делаю ничего страшного, тем более в первый день. А дети всегда плачут, — знающе пожимает плечами старший, и они ещё какое-то время сидят в тишине, — И тебя я мучать не собираюсь. Разве кто-то из старших истерил сейчас?       — Они большие и терпеливые. Ещё у них, видимо, болевой порог высокий, — неуверенно приводит аргументы пацан, оттягивая белый носок на максимальное расстояние от стопы.       — Ну, всё, не сочиняй. Садись сам, или я включу злого тренера, — предупреждает мужчина, подумывая над тем, правильно ли он вообще делает, что в рабочий процесс позволяет ребёнку чуть больше, чем другим. Посидели, поговорили, уговорили… Должно ли так быть? Правильно ли это? — Шастун!       — Да всё-всё, вот он я, — Антон наконец усаживается на коврике ровно, вытягивая ноги вперёд и наклоняясь.       — Схема старая. Вдох, — Попов пристраивается сзади, держит одной рукой прямыми колени, второй — руки, а грудью постепенно ложится на детскую спину, — Выыыдох.       — Больно, — коротко пищит младший почти сразу.       — А ты как хотел? — невозмутимо спрашивает голубоглазый, крепче сцепляя хватку на детских руках, ведь Антон зачем-то пытается их высвободить.       — Вы сказали, что мучать не будете, — с небольшим укором припоминает подросток.       — Я и не мучаю, — уверенно констатирует брюнет, — Я еле давлю, Антон, что ты там кряхтишь? — риторически вопрошает Попов, пока фигурист предпринимает ещё одну более активную попытку выбраться. Он начинает выкручивать спину, руки, сгибать и разводить ноги и, соответственно, напрягаться, — Ну куда ты собрался? Ляг и лежи, отдыхай!

***

      — Фух! А, знаешь, ты сильнее стал, — устало выдаёт Попов, только закончив с нелюбимой Антоном лягушкой. Прошла она, ожидаемо, плохо. У мальчишки сил на сопротивления явно прибавилось, а от этого, на самом деле, хуже всем.       — А Вы жесточей… Жестее… Жёстче стали! — Шастун не сразу подбирает нужное слово, всхлипывая и утирая слёзы рукой. Кричать уже как-то стыдно, истерить тоже, а вот упираться и тихо плакать самому себе под нос — очень даже.       — Не правда! Ты просто давно нормально не тянулся, — уверенно поправляет тренер, отдыхая, пока фигурист почти незаметно трёт глаза кулаками, — Сейчас правый, левый, поперечный и спать.       — Я такими темпами не дойду до кровати, — воет зеленоглазый, падая на спину звёздочкой.       — Значит, тут на коврике поспишь, — легко парирует старший, хмыкая.       — А где же: «Я тебя на руках донесу»?       — А ты давно принцесса?       — Да вот недавно, — Антон задумчиво хихикает.       — Давай правую ногу на лавку, будем решать, какая ты принцесса, — усмехаясь, тренер возвращается к действиям. Младший вздыхает, но послушно закидывает правый голеностоп на скамейку и садится в шпагат. Правда, в кривой шпагат, ведь именно таким он стал, пока парни тянулись сами почти весь прошлый сезон. Зеленоглазый просто как-то не обращал на это внимание, не контролировал заднюю ногу и игнорировал известное с садика правило: «Пятка смотрит в потолок».       — Ну и куда ты так вывернулся? — не понимает Попов, — Что за безобразие? Заднее бедро-то разверни! — старший стопой поправляет ногу Антону, из-за чего его шпагат тут же становится несколько хуже. Сидеть в провисе стало невозможно, ведь мышцы к такой правильной позе просто не приспособлены, и слишком больно, ведь, опять же, мышцы к этой позе не привыкли.       — Ау! Что за…? — шипит шатен, опираясь на руки с одной стороны и почти полностью слезая со шпагата, но его останавливают сильные ладони, упавшие на плечи.       — А это ж вот вы так сами тянете ноги! — возмущается брюнет, устраиваясь сзади и перехватывая мальчишку за кисти, выпрямляя его руки вверх. Из-за рук меняется положение и корпуса, а за ним идут и ноги — пацан оказывается в небольшом провисе и теперь давит на себя своим же весом. От боли сводит зубы, — Я покачаю, привыкни, — Арсений начинает за руки быстро то чуть-чуть опускать, то чуть-чуть поднимать тело фигуриста, как пружину, тем самым растягивая мышцы и связки, — Ну, расслабься! Чего опять зажимаешься?       — Это жуть как больно! — хнычет Шастун и тяжело дышит, стоит мужчине опустить его руки на скамейку. Он уже хочет снять ногу с лавки, но вдруг чувствует, как тренер опускается сзади на левое колено, — Ещё? — обречённо вопрошает младший.       — Ну, конечно! Сделай корпус… Ай, давай сюда, — Попов снова перехватывает руки ребёнка и сцепляет их у себя за шеей, надевая, как на крючок. Свои же ладони он привычно устраивает на основании бёдер воспитанника. Зеленоглазый нервно выдыхает, — Вдох, — настойчиво шепчет тренер, — Может, ты Несмеяна? Выыыдох, — Арсений ощутимо давит на ноги Антона, пытаясь выйти в красивую кривую линию, ведь сейчас она отсутствовала из-за внезапно правильного положения задней ноги.       — Ааай! Нет, точно не она! Ай! Ай! Ай! Нет, это слишком больно! — мальчишка резко опускает руки на ладони тренера, а потом, убедившись в неважности его слов, быстро выворачивается так, что голубоглазый не может этому препятствовать, — Не-ет, — дрожащим голосом пищит фигурист, мотая головой, как болванчик.       — Шастун, это что за выкрутасы? — старший грозно нависает над сидящим у лавки мальчиком, возмущённый его поведением. Подобные действия недопустимы в команде Попова, никто не смеет ослушаться главного, и все это знают. Только этот малый позволяет иногда себе слишком много, — Такой особенный, что ли? Все терпят, и ты терпи! Что как маленький? А ну сел быстро! — злится Попов, становясь именно тем самым холодным и принципиальным тренером. Но никаких действий со стороны подростка не происходит, поэтому мужчина грубо сажает парня на колени к себе спиной, а сам становится для удобства на ноги. Всё-таки, мальчишка уже не маленький, а Арсений собирается тянуть его не самым лёгким для тренера способом, поэтому опора будет кстати, — Ровно сиди, давай ногу! — прямо командует взрослый и протягивает руки вперёд.       Антон уже слезами умывается от собственной беспомощности, безвыходности и страха вперемешку с пониманием, что Арсений делает всё правильно. Но Шастуну будто снова шесть, он ничего не решает, ничего не может сделать, а над ним безжалостно издеваются.       Попов хватает правую ногу фигуриста и, выровняв заднюю голень и переднее бедро, тянет на себя. С небольшим сопротивлением достигнув прямой вертикальной линии, взрослый начинает правым коленом давить на таз спортсмена, тем самым продолжая растяжку.       — Ааа! Арсений Сергеевич, не надо больше! Хватит! — зеленоглазый запрокидывает голову назад, утыкаясь затылком тренеру в живот, и руками хватается за переднее бедро, безуспешно пытаясь его от себя отодвинуть, — Всё, пожалуйста! — он жалобно плачет и сипло всхлипывает, — Всёёё…       — Терпи. Десять счётов. Один, два, три, четыре, — всё это время взрослый несильно, с небольшими перерывами давит на таз совсем немного сильнее, — Десять. Левую, — Арсений сначала сгибает правую ногу подопечного в колене, а уже потом отпускает, — Не тяни время. Быстрее начнём, быстрее закончим, — ледяным тоном слышится от Попова, и в следующую секунду левая нога уже оказывается в руках тренера, — Расслабься, я знаю, это левая.       — Ааа! Хмх, нет! Больно! Бооольно! Арс-Арсен-ний Сергеевич! — ревёт в голос Шастун, не в силах терпеть жгучую боль в мышцах. Но старший на это совершенно не обращает внимание. Он смотрит только на результат и концентрируется на ощущениях, чтобы правда не переборщить. А при подобных криках и буянствах концентрироваться в разы сложнее.       — Прекрати, не маленький! — жёстко требует мужчина, последние пять секунд надавливая чуть сильнее, — Что ты устроил трагедию? Все терпят, этот воет на весь комплекс! — Арсений аккуратно опускает ногу парнишки, — Ложись на спину, — слышится следующая команда и Антон истощённо падает перед тренером, всё ещё не в силах успокоится. Его вся эта напряжённая ситуация слишком выводит из себя, даже руки трясутся от накалённых нервов, — Ноги натяни! — Попов несильно бьёт по детским коленям, а сам садится на корточки, раскрывая ноги фигуриста в стороны. Младший тут же рефлекторно хватается за бёдра, но мужчина заставляет сбросить ладони, — Руки за голову! Забыл? Лежи, отдыхай, — тренер давит где-то у коленей, стремительно приближая ноги мальчишки к полу, — Твоя растяжка за месяц ещё никогда так не ухудшалась, Антон, — опираясь сверху на два детских бедра, заключает тренер, — А значит сам ты больше не тянешься, а идёшь в конце дня на растяжку с малышами, потому что мне такие результаты не нужны! Мы с тобой столько работали, столько нервов с этими шпагатами убили! Ты зачем хоронишь их своим бездельем? Зачем себя жалеешь?       — Хмх! Ну, больно, больно! — обречённо скулит мальчишка, давно заливший слезами всё лицо, весь коврик и пол. Он нервно вертит головой, мнёт руки и отчаянно хватается за ноги, хоть и знает, что это бесполезно, — Больно, хватит…       — Ну, что «хватит»? Продержись хоть полминуты, ну! — жёстко просит брюнет, но чувствует и вдруг понимает, что творит какую-то чушь. Он действительно уже порядком устал: и настрой не тот, и тон не тот, и это даже за «Ты меня вывел» не сойдёт. Арсений сам ещё не вошёл в рабочий режим, ему самому тяжело и в итоге он просто сорвался на ребёнка, с которым они долго работали над самой темой растяжки.       — Арсений Сергеевич, ну, пожалуйста… Я больше не могу, — изнеможённо воет парнишка, упираясь руками в бёдра и совершенно игнорируя собственный поток слёз.       — Всё, Антош, — мужчина отпускает мальчишку, но не позволяет ему двигаться, потому что начинает немного мять внутреннюю поверхность детского бедра, чтобы облегчить болевые ощущения, — Ты справился, — заторможенно объявляет Арсений, пытаясь откопать в себе хоть каплю чувств и эмоций. Сейчас мальчика надо пожалеть, искренне извинится перед ним, объясниться, но мужчина ничего не чувствует. Пустота. Такая глубокая, тягучая и невесомая.       — Хмх! Хмх! — Шастун, лёжа на боку, беспорядочно всхлипывает и трёт нос кулаком, пытаясь успокоить бешеное сердцебиение и убрать всё ещё не отступивший страх.       — Иди сюда, — спокойно зовёт мужчина, протягивая руки, но ребёнок не шевелится, потому он сам перетягивает младшего с пола к себе на колени, — Ну, чего ты так разревелся? — по-доброму произносит тренер, мягко-мягко поглаживая взмокшие кудряшка.       — Больно было… Очень, — тихо хнычет мальчишка, почему-то пряча лицо в ладонях.       — Знаю. Я всё знаю, я всё это проходил, Антош, — безмятежно говорит старший, нежно стирая слёзы с бархатных щёк фигуриста. Мальчишка застывает, широко распахнутыми глазами вглядываясь в кого-то для себя чуть больше, чем просто тренера, — Я сильно надавил на тебя.. Морально. Не хотел, так получилось. У меня тоже первый рабочий день, я не смог выдержать твой выпад. Хотя знаю, как тебе всё это сложно даётся. Извини, — скомкано объясняется Арсений, даже, кажется, немного нервничая.       Ему слегка стыдно за свою несдержанность и строгость, с этим ребёнком так нельзя, он заточен под другое. Да, пацан великолепно подчиняется жёсткой дисциплине, прекрасно воспринимает замечания, работает на износ, но растяжка…       Это совсем другое. Если до этого спортсмен работает сам, всё зависит только от него, он всё контролирует и делает себе больно осознанно (многие упражнения весьма болезненные по разным причинам). В растяжке же от Антона требуется только расслабится. Всё делает тренер: давит, тянет, контролирует, останавливается, знает, управляет, командует. Властвует над его, Шастуна, телом, пока тот абсолютно бессилен. И почему-то Антон, в отличие от всех других, не даётся без доверия. Он, сам того не осознавая, требует контакта с тренером на подсознательном уровне. И всё равно старается максимально учавствовать в процессе. И одно время у обоих получалось совмещать и желания, и обязанности.       — Вам не за-а что извинятся, — отрывисто вздыхая, отвечает мальчишка, — Я п-понимаю.. Просто не ожидал от Вас, думал, могу ещё.. поговорить, — сознаётся Шастун и вдруг садится. Забавно подползает чуть ближе к мужчине, что растерянно наблюдает за всем этим, а потом обнимает старшего, сразу прижимаясь к тёплой груди взрослого, — Но я прощ-щаю Вас, — Арсений крепко-крепко обнимает в ответ, просто расслабляясь и успокаиваясь. Антошка успокаивается тоже, вдыхая родной запах тренера и его одеколона.       — Спасибо, — шепчет старший, — Ты брал массажный ролик? Посиди сейчас, покатайся, — советует брюнет и, не сдержавшись, целует мальчика в макушку.       Нет, с этим мальчишкой надо именно так. Мягко, с доверием и пониманием. С душой и любовью.

***

      — Арсений Сергеевич, Павел Алексеевич! — прямо в столовой подбегает к тренерам заряженный мальчишка. Идёт уже пятый тренировочный день, и, кажется, все успели вновь привыкнуть к спортивному режиму.       — Господи! — вздрагивает Воля, чуть не подавившись.       — Чего? — кивает головой брюнет, невозмутимо продолжая обед.       — Я хочу в показательном быть фокусником! — гордо заявляет пацан, довольно улыбаясь.       — Ты опять за показательные хватаешься? А соревновательные программы? — не принимает такое заявление брюнет, всё же поднимая на мальчишку глаза.       — Я просто хочу цилиндр и палочку волшебную, — отчего-то смущённо поясняет Антон.       — Будет тебе фокусник, но сначала короткая и произвольная! — подводит итог Павел Алексеевич, оглядев парнишку рядом с собой.       — Выбрось печенье и иди ешь брокколи. Ты спортсмен или кто? А потом тяжело ему! — вдруг ругается Попов, только сейчас замечая в руках фигуриста надкусанное молочное печенье. Мальчишка виновато опускает голову и прячет руку с печеньем за спину, — Сколько раз повторять? Здоровая еда, Шастун, полезная! А не ваши булки и печенья!       — Извините, — бормочет он тихо и зевает. Последнее время никак не удаётся выспаться — тренировки почти буквально «от зари до зари, от темна до темна», — Фокусника я забронировал! — на всякий случай подмечает чуть громче шатен, — Приятного аппетита, — зеленоглазый слегка кивает и скрывается из виду, загруженный информацией о правильном питании.

***

      — Все на месте? Шастун? — Попов бегло оглядывает микроавтобус.       — Тут! — довольно машет ладошкой парень и снова увлекается разговором с Никитой.       — В туалет все сходили? Телефоны, деньги, коньки? — громко перечисляет мужчина.       — Ой, извините, можно в туалет сбегать? — виновато спрашивает один из самых старших фигуристов.       — Иванцов, ну ёк-макарёк! Минута у тебя, — вздыхает мужчина, а младший проносится мимо подобно Флэшу.       — Больше никто не хочет? Остановка не скоро! — в долгую паузу ни одного возгласа от детей не прозвучало.       — Только не пейте много сейчас, потом напьётесь! — советует Воля, по классике сидевший впереди полностью готовый. В одном ухе у него уже был наушник, и Паша, пока позволял интернет, подбирал потенциальную музыку к программам. Когда интернет пропадёт, работа пойдёт уже непосредственно над программами, где музыка к этому времени известна.       — Молодец, Ванька, — Попов даже хвалит Иванцова за скорость и садится рядом с хореографом, как только мальчишка падает на место рядом с Бондаревой, — Фух. Едем, — он уверенно кивает водителю, тот закрывает дверь и микроавтобус трогается с места, покидая территорию комплекса.       Сегодня старшие и средние воспитанники Попова вместе со своими тренерами отправляются на сборы в Новогорск. Младшие группы остаются под надёжным руководством относительно нового сотрудника в команде — Стаса Шеминова. Мужчина месяц присутствовал на тренировках Попова ещё в марте, и этим летом уже успел вспомнить всё то, что от него требуется. Этот человек, как рассчитывает Арсений, будет помогать именно с малышами, ведь на старших, с которыми работать надо не менее кропотливо, уходит очень много сил и времени.       В сомнительной тишине проходит около получаса, за которые Пашка успевает послушать музыку, набросать что-то в голове и в блокноте и заснуть, оперев голову о прохладное окно.       — Арсений Сергеевич, — внезапно появляется рядом Шастун, неуверенно тыкая указательным пальцем плечо старшего.       — М? Чего, Антон? — брюнет отвлекается от телефона и с интересом смотрит в зелёные глаза напротив, в которых мелькает тихий страх, — Ты ничего не забыл, понял меня! — твёрдо утверждает тренер, надеясь, что парнишка действительно не оставил ничего важного в общежитии.       — Я в туалет хочу, — стеснительно бубнит младший, немного краснея и поджимая губы.       — Ну, Шастун! Ну сто раз же спросил! «Никому не надо? Ехать долго!»…