Дети не боятся эмоций

      — А ты почему не выходишь? — твёрдо спрашивает старший.       Через день все группы Попова вновь были в комплексе и продолжали работу теперь над показательными номерами. Все, кроме Микрошина и Шифорина.       — Эти счастливчики ещё на Мир поедут, а я — всё, получается, — донельзя грустно сказал по дороге на тренировку Антон.       — Не придумывай. Мы на показательных отыграемся и в следующих сезонах, — постарался поддержать Арсений, хотя внутренне уже был настроен воевать с недочётами каждого, а не настраивать кого-то. Сейчас все эти сопли подопечного совсем не к месту, а раз эти сопли с самого утра, то и на работу ребёнок настроен не полностью.       И сейчас, уже после обеда, когда тренер возвращается на ледовую арену, он видит на льду всех, кроме Шастуна. Тот стоит в коньках у бортика, опирается на него ладонями и смотрит так, будто видит всё это в первый раз.       — Шастун, — громче зовёт мужчина.       — А! — дёргается мальчишка, оборачиваясь, — Чего? — испуганно переспрашивает он.       — Почему не выходишь? — строго повторят брюнет, подходя к своему месту — креслу, под которыми ждут немного потёртые чёрные коньки.       — Не ругайтесь, — спустя паузу, тихо просит Антон и молча снимает защитные чехлы, оставляя их на бортике около своей бутылки воды и Слоника. На лёд ступает осторожно, скользит медленно и неуверенно и в итоге круг проезжает только так, не имея возможности разогнаться из-за какой-то глупой внутренней преграды, — Нет, — он без слёз всхлипывает себе под нос и выходит, садится на лавочку и падает головой на сложенные на коленях руки. Он слегка дрожит, а необъяснимый страх идёт прямо из груди.       — Так, я не понял, Шастун. Почему ты сидишь? — быстро подъезжает к борту Попов, уставляясь на сгорбленную фигуру на скамейке.       — Я не могу кататься… Мне страшно, Арсений Сергеевич, я не понимаю, — слёзно выдаёт парнишка, не поднимая головы. Мужчина глубоко и огорчённо вздыхает, пытаясь перестроиться на мягкое обращение.        — Страшно? Я тоже не понимаю, Антон, — взрослый садится рядом и осторожно кладёт тёплую руку на детские лопатки, — Давай не выдумывай. Зачем расклеиваешься?        — Если Вы не понимаете, это не значит, что я этого не чувствую, — чётче проговаривает шатен, шумно шмыгая.       — Я знаю, — не спорит старший, — Но ещё я знаю, как дети себя жалеют, и ты сейчас делаешь именно это, — не поддаётся он, говоря с ощутимым нажимом, — Ничего страшного не случилось, зачем ты ломаешься из-за одного неудачного соревнования? — между ними возникает напряжённая пауза, — Если воспринимать всё в таком ключе, тебе никаких нервов не хватит. Не надо делать трагедию, это никому не нужно. Тебя никто не пожалеет, тебе никто не даст перекатать, всем всё равно, — жёстко и громко гнёт брюнет, — И за тебя никто не откатает, Шастун. Только сам, только твой настрой, только твой мозг и тело. Ты либо берёшь и рвёшь всех на части, либо становишься никем. Ты либо выстреливаешь, либо теряешься в сотнях таких же. Ты либо Солнце, либо один из массы других звёзд на небе, названия которых люди не знают. Они их видят, те им светят, но дела нет никому! Разве что глупой кучке астрономов.        Голубоглазый, тяжело дыша, на одном дыхании, захваченный недовольством, объясняет пацану серьёзные вещи, а тот только сильнее сжимается, подавляя рвущиеся наружу всхлипы. Ему сейчас всё кажется слишком бесполезным, слишком несправедливым, слишком напрасным и ненужным. Он чувствует себя максимально никчёмным фигуристом. Нужно время, чтобы собрать себя по кусочкам заново. Но тренер определённо ничего подобного слышать не хочет.       — Я не буду сегодня тренироваться, — он решает признаться сразу. Пауза затягивается.       — Я разочарован, Антон, — сипло, но серьёзно выдаёт старший, хмурясь, и поднимается. Возвращается к работе, а голова теперь забита только мыслями о слишком эмоциональном и нежном фигуристе.

***

      Шастун просидел в комнате весь оставшийся день, ничего не делая, как и в следующий. Он решил побыть один, подумал, что сможет прийти к каким-то мыслям и убеждениям, что поймёт что-то, что отдохнёт и восстановится именно в одиночку. Мальчик спал большую часть времени. Видимо, именно простого, но такого необходимого сна не хватало организму больше всего. Остальное время ушло на еду и просмотр каких-то ненапряжённых видео в YouTube.        Когда на третий день наконец на улице выглядывает солнышко, настроение пацана поднимается ещё немного. Он идёт на тренировку с новыми силами, взявшимися как будто ниоткуда.        Он всегда удивлялся, насколько его организм восприимчив к погоде. Только тучи — болит голова, пойдёт дождь — желание ничего не делать обеспечено, светит солнышко — радости предела нет, он улыбается широко и смело, хохочет и смешит всех вокруг. А сегодня по прогнозу целый день солнце, как и ближайшую неделю.

***

      — Давай ты сделаешь красиво, давай? — во время отработки отдельных элементов показательной программы, немного выделывается тренер. На удивление Антона, тот не трогал его все два дня, ничего не сказал сейчас, лишь внимательно осмотрел с ног до головы и начал делать свою работу, — Ты опять зажимаешься. Ты пытаешься мягкость сделать жёстко, не нужно так. Отпусти корпус, только ноги чёткие, — тут же Арсений даёт более дельные указания, демонстрируя свою расслабленную, но красивую кисть, делает ещё пару замечаний, отправляет Антона работать и переходит на соревновательные программы Шифорина и Микрошина.       Шастун с желанием начинает работать над пластикой, повторяя одно и то же медленно и помногу раз, чтобы и сделать хорошо, и запомнить мышечной памятью. Через окна, располагающиеся под самым потолком, светит яркое солнце, создавая атмосферу приближающегося лета и отдыха. 

***

      — Будь умницей, ничего себе не сломай и не ходи раздетый. На улице всё ещё прохладно, — Арсений заботливо поправляет задравшейся на парне капюшон чёрной тёплой толстовки.       — А Вы? Вы в одной кофте поедете? — спешно задаёт вопрос младший, не видя нигде знакомой тёмно-синей куртки.       — В чемодане жилетка ещё, не переживай, — слегка улыбаясь, отмахивается тренер, — Всё, Антош, пока-пока, — он крепко обнимает мальчишку напоследок, а тот с удовольствием глубоко вдыхает свежий запах знакомого парфюма.       — До свидания, Арсений Сергеевич. Жду вас с победами, — немного наигранно смеётся Шастун, и после этого оба несколько секунд играют в переглядки, сканирую эмоции и запоминая каждую деталь друг в друге. Почему-то это прощание даётся им обои слишком тяжело.       Но брюнет всё-таки садится в давно ждущее его такси и уезжает в аэропорт, оставляя зеленоглазого фигуриста одного у дверей старого здания общежития. Антон решает первым делом встретится с Серёжей, узнать последние новости из школы и, желательно, заманить его в комнату на пару тройку уроков, чтобы Шастун смог прилично написать два оставшихся экзамена.       Дни проходят хорошо. С утра Антон ходит на стадион: делает зарядку, разминку, основные упражнения для поддержания формы, вытворяет всякую чушь на турниках и стабильно выполняет несколько подходов прыжков. Он занимается так до самого обеда, солнце начинает мешать как раз в это время, а организм требует еды и перерыва. Днём пацан занимается учёбой, решает пробные тесты, доучивает какие-то правила и формулы и вообще вникает в саму суть и атмосферу получения знаний. Полдничает Актимелем и выдвигается вновь на улицу, где встречает уже знакомых ему парней, с которыми и гоняет мяч до самого вечера. После ужина Шастун сразу идёт в душ. Потом заваливается в кровать, говорит по телефону с тренером, занимается какой-то своей подростковой ерундой и ложится спать в обнимку с уже немного потёртой временем Совушкой.       В один из дней Антону каким-то чудом удалось выпросить у Любовь Ивановны пропуск на лёд, что вообще-то запрещено без тренера. Мальчик клятвенно пообещал быть предельно аккуратным, не делать ничего опасного и просто повторить то, что уже отточил на полу. Старушка не смогла усидеть на своём месте, несмотря на выходящие на каток камеры, что были у неё прямо перед носом. Она пришла на арену достаточно скоро, села на трибуны и наблюдала за самым добрым, вежливым и светлым ребёнком, с которым она когда-либо общалась.        Любовь Ивановна прекрасно понимала Арсения Сергеевича, когда тот жаловался на поведение Шастуна, с любыми подростками порой сложно. Но ей не хотелось портить отношения со своим юным другом, она-то видела в нём только лучик света, поэтому предусмотрительно не поднимала эту тему с фигуристом.        — Извините, Любовь Ивановна, Вы не могли бы мне помочь? Ну, раз уж Вы всё равно тут, — улыбается мальчишка, подъехав к бортику со стороны трибун.       — Давай, конечно. Что нужно? — тут же по-доброму соглашается старушка.       — Я скину Вам музыку программы, и Вы её включите. А на мой телефон снимите, чтобы я отправил видео Арсению Сергеевичу.       — Так, подожди, золотой. Ещё разок. Ты скинешь мне…?

***

      — Антон, я очень рад, что ты работал, но, буду честным, этот прокат далёк от «Хорошо», — мальчишка вздыхает, слушая достаточно длинное голосовое сообщение от своего тренера, — Давай попробую по порядку, можешь прям записать. Ноги всегда должны быть натянуты. У тебя периодически кочерыжки какие-то, это никуда не годится совершенно! Выезды должны быть мягким, будто ты и не отрывался от земли, в смысле льда, совсем, будто и не тяжело тебе! Выезд нельзя срывать, чем ты активно занимаешься, нужно их доделывать с идеально дотянутой ногой! Дальше. Почему у тебя грудной отдел так схвачен? Где свобода? Ты где вообще видел, чтобы фигурист с каменным верхом был, объясни мне? Почему я не увидел всех прогибов и акцентов?… Под конец ты сдох, и это жуть как видно. Твоя финальная дорожка не только последний рывок проката, но и последний рывок программы, идеи, смысла! До последнего ты должен крутиться, вертеться, жечь, гореть, бежать, стремиться! И всё это с одухотворённым и полном надежды лицом, — с бешеным внутренним чувством рассказывает мужчина, а Шастун действительно нашёл на столе какую-то ненужную бумажку и тезисно выписал на неё основные замечания.       — Ну ёпрст, — немного грустно шепчет он сам себе, нажимая на кнопку «Play» следующего голосового.       — А по технике почти нормально. Доработай, пожалуйста, свой сальхов. Угол при полёте которого явно меньше положенного прямого! Чтобы никаких чирков и заминок я не видел.       — Не, ну тут по факту, — дёргает бровями пацан, всё-таки дописывая последним пунктом свой не самый любимый прыжок. Давно Антон стал таким покладистым? Настолько легко принять и согласится с эстетическими замечаниями… обычно море отговорок и несогласий, а сейчас вроде и порядок с этим, — Спасибо, понял. Обещаю принять к сведению, — по-доброму отвечает мальчишка в голосовом сообщении, — Хотя, мне нравилось и когда я катался, и когда пересматривал потом. Видимо, взгляд профессионала слишком важен, — тише, но всё ещё на запись, комментирует зеленоглазый, — Я не сомневался в этом до этого! Просто мысль, — чуть нервно утверждает он и делает паузу, — Ещё раз спасибо. Доброй ночи, Арсений Сергеевич, — вслед отправленной аудиодорожке летит смешной стикер со спящим на спине котёнком. В ответ же мальчик получает немного другой стикер, но такой же милый и из того же набора.        Несмотря на совершенно неудавшийся сегодня показательный, Антон с мыслями справляется: контролирует их, не давая завладеть подростковому уязвимому подсознанию. Он укладывается на прохладные простыни, немного взбивает подушку, а потом, прежде чем заснуть, недолго смотрит на стену, где отражаются недвижимые тени деревьев.

***

      Попов возвращается в Москву в не самом лучшем настроении. Антон знал, что накануне он попал под дождь, и если у ребят были зонты, то вот у старшего такой роскоши не было. А так как он являлся сопровождающим, то был обязан всё контролировать и идти впереди команды. Павел Алексеевич шёл сзади под капюшоном водоотталкивающей куртки.       Дождь встретил и в родном городе. Шастун, как только получил сообщение от Арсения, предусмотрительно спустился к дверям общежития с зонтом. Быстро поприветствовав тренера у дороги, он перехватил небольшой чемодан и поспешил обратно в здание уже вместе с мужчиной.       — Почему ты в этом ходишь? — стоит обоим оказаться в комнате взрослого, пацан тут же слышит недовольный бубнёж. Брюнет хмурит брови, окидывая взглядом растянутые майку и спортивные штаны с кучей пятен от еды, грязи, пота и ещё всего, что можно собрать в общежитии.       — Так я ж дома, а дома можно. На улице я даже двух минут не пробыл, — пожимает плечами младший, наконец оставляя чемодан.       — Это не правильно. Сейчас же кинь футболку и спортивки в стирку, — зло комментирует тренер и бессильно садится на кровать, которая приветственно пружинит под его весом. Спасибо, что не скрипит.       — Арсений Сергеевич, не нервничайте, пожалуйста. Просто отдохните с дороги, я всё понимаю. Вещи постираю и приду, как позовёте, — сдержанно улыбается мальчишка, решая не ворчать в ответ, а дать взрослому хоть немного времени придти в себя, — Всё, убежал! — хихикает и спешно ретируется из комнаты, стоит хмурому взгляду обратиться к пшеничным кудряшкам.       — Глупый, — грустно улыбается мужчина и потирает лицо руками. Он хотел поблагодарить ребёнка за понимание, а тот, видимо, подумал, что тренер злится или недоволен. Попов думает, что следовало бы лицо расслабить, прежде чем поднимать уставшие глаза на подопечного, думает, что следовало бы догнать парня, и думает, что следовало бы разобрать чемодан, прежде чем заваливаться спать. Голубоглазый точно знает, если не разложить вещи сейчас, потом это затянется ещё месяца на два, а потому плюёт на головную боль и слипающиеся глаза и со вздохом поднимается с кровати.

***

      Шастун выпархивает из комнаты брюнета и летит в столовую, ведь там вот-вот должен закончится обед. Мальчик уже успевает пересечь половину общежития, как вспоминает, что хотел взять из своей комнаты контейнер для тренера. Резкий разворот, и зеленоглазый несётся обратно.       — Здрасьте! — немного запыхавшись, шатен тормозит прямо у стойки выдачи.       — Привет. У тебя семь минут, дорогой, — кивает ему женщина в фартуке.       — Да-да. Можно мне сначала вот сюда… Э… Котлету куриную. Это ж куриная? — тараторит парнишка.       — Погоди. Куда ты собрался это нести? Тут поешь, успеешь, — останавливает она его, недоверчиво поглядывая на протянутый прозрачный бокс.       — Да мне для Арсения Сергеевича! Попова, тренера. Он с соревнований только прилетел, голодный, а сюда уже не успеет, — на одном дыхании объясняет Антон и вновь протягивает контейнер, заметив, что взгляд поварихи стал осознанным, — Куриная? — немного по-детски переспрашивает он.       — Куриная, — вздыхает женщина, забирая щипцами одну с поддона, — Давай последнюю тебе положу? Ты-то успеешь поесть, не закроем тебя, — предлагает она.       — Хорошо, — легко и улыбчиво кивает мальчишка, — И давайте... давайте пюре. И мне его тоже.

***

      Антон снова оказывается в своём маленьком логове, которое за неделю приобрело более уютный вид: пацан вырезал из цветной бумаги флажки, повесил это всё на верёвочку, которую одолжил у девчонок из соседней комнаты, и купил в магазине маленький светильник в виде слона. Шатен оставил контейнер на столе и принялся переодеваться в чистую домашнюю одежду. Сгонял в прачечную и вернулся, включил тот самый светильник, завалился на кровать и немного повтыкал в потолок. Арсений Сергеевич: Зайдёшь? 14:28

Антошка Шастун:

Бегу

14:29

      — Тук-тук. Можно? — мальчик аккуратно просовывает голову в щель, а потом и заходит полностью, — Я Вам обед принёс. Будете? — слова, сказанные с такой искренней заботой, тут же очаровывают закутанного в плед Попова, сидящего на диванчике.       — Ого! Буду, конечно. Спасибо тебе огромное, — устало, но донельзя благодарно улыбается тренер, смотря своими добрыми глазами на мальчишку, что падает рядом, — Ты и вилку взял. Как тебе вообще всё это дали?       — Да обычно, — пожимает плечами шатен, — Вам кипятка пойти налить? — участливо интересуется младший.       — Ох, будешь золотым, Антон! — признаётся взрослый, уже открывая контейнер. Парнишка хватает со стола большую керамическую кружку и выходит в коридор, но возвращается достаточно быстро, что даже удивляет мужчину, — Как у тебя дела?        — Да я что, я нормально. Всё, как рассказывал, — свободно машет рукой фигурист, удобно устраиваясь на краю дивана, у подлокотника, — А как поездка? Что было? Что заняли?       — А ты что, не смотрел трансляции? — вдруг удивляется взрослый. Он совершенно не придавал значения тому, что в их короткие разговоры мальчишка совсем не упоминал Юниорский Чемпионат Мира, на который и поехал Арсений. Но почему-то голубоглазый до этого был уверен, что выступления подопечный видел.       — Некогда, — немного врёт младший.       — Даже результатов не знаешь? — ошарашено уточняет тренер.        — Угу. Расскажите.       — Победил Шифорин, но там мизерный отрыв от второго места. Микрошин на почётном третьем. Я считаю вполне достойно, — уверенно кивает сам себе тренер, приступая к позднему обеду.       — Ммм. Класс, — старается искренне улыбнуться мальчишка, но голос всё равно выдаёт.       — Не грусти, Антошик. Будет и на твоей улице праздник, — старший поддерживающе хлопает спортсмена по дальнему плечу и закашливается, утыкаясь носом в колени.       — Похлопать..? — растерянно предлагает Шастун. Тренер мотает головой, не поднимаясь.       — Извини, горло не даёт покоя второй день, — с отдышкой объясняется мужчина. Парнишка понимает, что слишком помятое состояние брюнета ему не показалось, тот действительно вернулся домой полубольной.       — Может, Вам нужно что-то? — неуверенно спрашивает Антон.       — Нет, спасибо, я домой вечером поеду. Там лекарства все, и отлежусь денёк, — спокойно рассказывает Попов и отправляет в рот кусочек котлеты.       — А можно я с Вами поеду? — вдруг произносит младший, а голубоглазый тут же хмурится, пока не понимая и не одобряя желание ребёнка, — Я классный фильм нашёл, мы могли бы его посмотреть.       — Не знаю, — бубнит тренер. Антон оседает.       — Я не буду мешать, мне самому ещё математику сдать нужно, я готовиться буду, — подумав немного, с надеждой поясняет парнишка. Он не хочет говорить, что соскучился по Арсению Сергеевичу, его просто не поймут.        — Антон, — вздыхает мужчина, пристально оглядывая мальчика перед собой. Тот сидит с изумрудными глазками, перебирает музыкальные пальцы и смотрит по-детски пронзительно, — Ладно, — сдаётся взрослый.       — Спасибо, — расплывается в благодарной улыбке младший, вмиг повеселев, — А Вы там гуляли где-нибудь?

***

      — Так, на ужин мы с тобой закажем роллы, потому что готовить я действительно не в состоянии. Оставлять тебя один на один с кухней я пока боюсь, извини, — стоит ребятам пройти в квартиру, Арсений тут же решает сообщить о предстоящей еде, — Можешь прям сейчас заказывать, — мужчина устало вручает в руки ребёнку свой включённый телефон, на котором скачено приложение доставки, и уходит с рюкзаком в комнату, закрываясь там. Антон слова сказать не успевает, как остаётся в коридоре один на один со звенящей тишиной.       — Ну.. ладно, — пожимает плечами мальчик и открывает меню. Он выбирает не слишком много позиций, берёт лишь любимое и так, чтобы доставка получилась бесплатная, — Минут шестьдесят-девяносто, то есть час-полтора, — достаточно громко озвучивает Шастун через несколько минут, только вот ответ не получает совершенно. По квартире не разнеслось даже самое тихое «Угу», что чуть напугало, — Арсений Сергеевич? Можно? — он пару раз стучит в дверь, а потом заходит, ведь не услышал ни разрешения, ни запрета.        Мужчина звёздочкой распластался на кровати животом вниз, а рюкзак даже не упал на пол, он остался лежать рядом, зацепившись за руку. Было слышно тяжёлое дыхание тренера, почему-то пугала его расслабленная свисающая с края матраса нога. Не хотелось Попова как-то тревожить, но волнение за его состояние заставили сделать Шастуна обратное.       — Арсений Сергеевич. Арсений Сергеевич! Давайте Вы переоденетесь и ляжете нормально. Пожалуйста, — в ответ сначала было только бормотание в пуховое одеяло, но потом взрослый всё-таки принял сидячее положение, приложив достаточно усилий.       — Тут кровать мягкая, сразу в сон клонит. Мы же там мало отдыхали и вообще, — начинает оправдываться тренер, лохмача собственные волосы.       — А мне кажется, Вы заболели. Давайте температуру измерите? — немного взволновано заявляет Антон, кладя телефон старшего на тумбочку.       — Шастун, — кривясь, мотает головой Арсений, — Заказал? Когда привезут? — на придыхании спрашивает мужчина, сдерживая кашель.       — Час-полтора, — бормочет мальчишка, хмурясь.       — Отлично. Иди решай математику, — брюнет хлопает по коленям и встаёт с кровати, только вот сразу чуть не падает. Слабость резко усилилась, поэтому и на ногах стоять стало сложнее. Зеленоглазый дёргается и крепко хватает тренера за руку, придерживая.       — Арсений Сергеевич…       — Антон, иди! — прикрикивает Попов, не выдерживая.        Он терпеть не может быть слабым, ему физически противно от своей беспомощности. А когда это видят другие, он сразу хочет исчезнуть, провалиться, умереть, да что угодно, лишь бы никто не заметил этого отвратительного бессилия. Больным его видела только мама с папой, даже перед Дроздовым парень являлся всегда в жизнеспособном состоянии. Да, может иногда больным, но живым. А вот сейчас…       Зеленоглазый пугается, вжимает голову в плечи и, нарочно медленно развернувшись, надеясь непонятно на что, всё-таки выходит из комнаты, закрывая дверь.       Попов вздыхает. Прикладывает свою холодную ладонь ко лбу и прикрывает глаза. Из-за ледяных рук лоб будто горит, но, скорее всего, эти ощущения обманчивы. Голубоглазый переодевается, с трудом перемещая себя в пространстве, проверяет доставку, задёргивает шторы, ведь глазам на свет смотреть слишком больно и идёт мыть руки. Из гостиной слышен шорох, что вполне логично, но взрослый решает сходить проверить ребёнка.       Спортсмен, ещё не переодевшись, сидит на диване и листает «Алису в стране чудес». Он слышит шаги тренера, но не оборачивается.       — Извини, Антон. Не обижайся на меня, — брюнет садится рядом и взъерошивает пшеничные кудряшки, — Всё со мной в порядке, занимайся своими делами и не забивай голову ерундой, — мягко просит тренер.       — Вы не ерунда, — немного обижено бубнит пацан, закрывая книгу и откладывая её в сторону, но глаза на старшего не поднимает.       — Я сочту это за комплимент, — уклончиво отвечает Арсений, — Я серьёзно.. кх.. Не беспокойся, ладно? — по-доброму говорит старший и встаёт. Мальчик не отвечает. Просто не знает, что. Брюнет читает это как недовольство и безысходность, поэтому наклоняется и целует ребёнка в макушку, придержав за затылок, — Давай, не дуйся.

***

      Стоит тренеру снова скрыться у себя в комнате, Антон тут же подрывается с дивана и переодевается в спортивное, вынимает из сумки скакалку и резинку. Он выбегает в подъезд, стараясь не хлопать входной дверью, и спешит на спортивную площадку, расположенную буквально в соседнем дворе. Туда даже окна Арсения выходят.       У него час. Сегодня вечерняя тренировка продлится меньше обычного, значит нужно выжать максимум. Мальчик оставляет телефон и резинку на лавочке, куда уже кто-то положил поясную сумку, бутылку воды, обычный рюкзак и простую игрушку-спиннер. Шастун по классике начинает с прыжков на скакалке, делая их в разных комбинациях, с разной скоростью, и постепенно увеличивает количество оборотов верёвки за один прыжок.       После небольшой разминки пошли уже целенаправленные упражнения: выпады, подскоки, воображаемая лесенка, работа с резинкой, отжимания и балансы с самыми разнообразными позами и выходами. Кажется, упражнений не много, но с учётом сохранения правильной техники и большим количества повторений, на всё уходит как раз чуть меньше часа. Завершает Антон пробежкой по периметру, пару раз подавая парням-футболистам мяч, а потом, уже на выходе со стадиона, мальчишка не смог пройти мимо турника и подтянулся добрых двадцать пять раз.

*** 

      Арсений замечает пропажу ребёнка не сразу. Он просто вышел обсудить пару моментов показательного номера, но ни в зале, ни в каких других комнатах спортсмена не оказалось. Мужчина наивно начинает выглядывать в окна.        На улицы уже начинает опускаться закатное солнце, придавая городу желтовато-оранжевые цвета и красиво оттеняя рельефы зданий. Стоит брюнету опустить голову вниз, на двор, так пропажа сразу находится. Парнишка бежит явно не первый круг по периметру нового стадиона, любезно подавая мяч, если тот вдруг летит в его сторону. Через несколько минут, засмотревшись на нереально чёткие и уверенные подтягивания, голубоглазый не сразу поднимает трубку телефона.       — Здравствуйте, доставка. У Вас домофон не работает, я у подъезда, — нейтрально говорит парень.       — Да, кх-кх.. сейчас мальчик подойдёт, — отвечает Попов и тут же набирает своего трудягу, — Антох, курьер у подъезда. Кх. Забери, пожалуйста, и поднимайся.       — Окей, — немного запыхавшийся Шастун кивает сам себе и спешно направляется к дому.

***

      — Вы спали? — первое, что спрашивает пацан, отдавая слишком уж помятому тренеру пакет с доставкой, а сам откладывает немногочисленный инвентарь, чтобы разуться.       — Скорее, пытался спать. Давай в душ и на кухню. Потом завалимся в зале твой фильм смотреть, — Арсений и правда общается достаточно вяло, он сам это понимает, но вот признавать, что заболел, категорически не хочется.       — Хорошо. Только Вы пока померите температуру. Пожалуйста! — чуть громче просит мальчишка, как только старший недовольно закатывает глаза, — Я же волнуюсь! Ну… Кто меня тренировать будет?.. Вот. Так что давайте! — Шастун справляется со стеснением и довольный уверенными шагами идёт за сменной одеждой, а потом и в ванную. Старший глупо улыбается.       — Так, еда, потом градусник, — сам себе негромко проговаривает мужчина, чтобы не забыть. Сейчас он с лёгкостью может это сделать даже с таким маленьким количеством несложных дел — голова периодически подвисает.

***

      Антон с Арсением в обнимку лежат на разложенном в зале диване, смотрят фильм уже на пятьдесят третьей минуте и ни о чём не беспокоятся. Ещё через полчаса, когда состояние шмыгающего и кашляющего под боком тренера стало явно ухудшаться, парень молча поставил старшему под мышку градусник. Тот лишь повёл бровью, но тут же смирился со своей участью. В конце концов, ему реально плохо.       — Тридцать восемь и семь, Арсений Сергеевич, — с сожалением озвучивает младший через пять минут, пока поставив фильм на паузу. Брюнет тяжело вздыхает, трёт лицо руками и кашляет, — Давайте для начала собьём температуру, а завтра уже решим, что с Вами делать, — пазл в свежей голове Шастуна складывается намного быстрее, чем во взрослой, — Аптечка на кухне?       — Да. Салатовый пластмассовый коробок. Там должен быть обычный Парацетамол, — Попов напрягает память и остаётся обессиленно лежать на уже тёпленьком местечке. Мужчине кажется, что проходит всего секунда, но взволнованные и преданные зелёные глаза уже снова рядом, а худые руки протягивают блистер и стакан воды.       — Выключить фильм или Вы и так поспите? — заботливо интересуется мальчик, когда старший выпивает лекарство и снова ложится на место.       — Пусть идёт, — кивает голубоглазый и удобно устраивается на подушке, под одеялом и с родным парнишкой в объятиях. Сейчас такая близость не кажется глупой. Раз хочется быть рядом, значит так и надо. Тем более, Антон явно не против.       Через час они оба засыпают, всё ещё лёжа вместе, в обнимку. Так теплее, уютнее и спокойнее каждому из них. В особенности заболевшему Арсению Сергеевичу, который в кое-то веки может снять маску самого грозного и холодного тренера и побыть немного простым, слабым и мягким человеком.

***

      Шастун просыпается от того, что тренер начал слишком громко и надрывно кашлять прямо ему в плечо, соответственно рядом с ухом. Антон сонно хлопает глазами, пытаясь понять, что происходит и не надо ли срочно эвакуироваться. Он начинает слегка похлопывать и приподнимать спину взрослого, шёпотом твердя: «Надо сесть, надо сесть».       — Ох, кх, прости, — через минуты две голубоглазый хрипит так, что слова едва можно разобрать.       — Всё нормально. Давайте я Вам воды принесу? Или молоко с мёдом? Мне в детстве всегда помогало. Давайте? Я сейчас, — тренеру не хватает сил сказать что-нибудь, но парнишка сам подскакивает и мчится на кухню, — Вот, держите. Мама всегда говорила, что нужно маленькими глоточками пить, — аккуратно говорит Шастун, придерживая стакан, разумно понимая, что иначе всё молоко окажется на диване. Арсений медленно сёрбает тёплую сладкую жидкость.       — Спасибо, Антош, намного лучше, — тихо благодарит мужчина через несколько минут. Он мысленно радуется, что согласился взять Антона с собой. Сам бы сейчас фиг как себе помог, — Прости, что разбудил.        — Всё хорошо, ложитесь, только четыре утра, — заботливо отвечает младший, отставляя почти пустой стакан на журнальный столик. Оба снова укладываются, но Шаст ещё не спит какое-то время, думая о плохом состоянии любимого тренера. Подросток вдруг начинает волноваться о повышенной температуре, но стоит ему приложить ладонь ко лбу, как переживания сразу отпадают — лоб прохладный.

***

      — Точно врача вызывать не будем? — в сотый раз за день спрашивает Антон, кружа вокруг Арсения, который всё-таки нашёл силы перебраться в свою спальню.       — М-м, — мотает головой тренер.        А вопрос мальчишки вполне обоснован, ведь помимо всё ещё высокой температуры, которую может и можно было бы списать на простуду, у мужчины с утра полностью пропал голос. К обеду он, хоть и максимально хриплый, вернулся, но любой, даже самый тихий звук приносил жуткую боль. Попов говорил, что ему даже дышать больно, что воздух режет и так какое-то поцарапанное горло. Было принято решение говорить шёпотом, но потом и эта тактика отпала — слишком сильное напряжение голосовых связок. Теперь Арсений молчит и пьёт горячий чай.       — Я на улицу, тренироваться. Если что, Вы напишите, а потом позвоните, чтобы я обратил внимание, — сообщает мальчишка, стоя перед старшим уже в спортивном.       Попов выставляет указательный палец вперёд, прося задержаться. Мужчина достаёт из-под подушки телефон, открывает заметки и быстро печатает небольшой текст:       «Купи потом кабачков, баклажанов и помидоров. Хочу рататуй сделать. Деньги кину».       — Хорошо, — улыбается мальчишка, — До встречи!

***

      «Я сделаю соус. А ты нарезай пока кабачки, баклажаны и помидоры кружочками. Те, что будут маленькие по диаметру, откладывай в сторону, но не выбрасывай».       — Хорошо, а какой толщины? — уточняет Антон, примеряя нож на кабачок, — Так?       — Ещё чуть-чуть, — хрипит брюнет и тут же рефлекторно хватается за горло, морщась.       — Ну, Арсений Сергеевич, — сожалеюще выгибает бровки Шастун, — Всё, молчим и работаем, — наставляет парень. Старший показывает «класс» и отходит к блендеру, — Ммм! Я и не думал, что это так вкусно! — через час оба повара-спортсмена пробуют свой кулинарный шедевр и остаются в приятном восторге.       — Угу! — поддерживает кивком старший, уминая рататуй за обе щеки, несмотря на почти полное отсутствие аппетита из-за болезни.

***

      — Так, дорогие мои. Если не хотите остаться без тренера, то забываем про болтовню и веселье. У меня болит горло и я не хочу сегодня снова остаться без голоса, — Попов стоит на льду в коньках уже через четыре дня, за которые успели уйти температура и более-менее появиться голос, — Работаем без музыки, ушки на макушке, слушаем меня. Думаю, отпущу пораньше, если постараетесь. Давайте начинать, поехали!       Антон внимательно выслушал короткую инструкцию, сказанную всё ещё хриплым голосом, и поехал на начало. Раскататься все успели до прихода тренера, чтобы после сразу приступить к работе. Вместе с зеленоглазым на льду был и Шифорин, и несколько спортсменов постарше, и совсем малыши. К концерту готовились лучшие.       Шастун работает над номером на совесть, качественно, даже несмотря на то, что к нему внимание взрослого ещё не дошло. По крайней мере, замечаний не слышно на протяжении уже третьего прогоне подряд. Иногда мальчишка заходит на отдельные прыжковые элементы или вращения, пару раз переделывал танцевальные дорожки, всё старался сделать в лучшем виде и с чувством. Тренироваться хотелось неимоверно, сил было куча.       — Шастун, что я тебе говорил про натянутые ноги? — наконец говорит Попов, стоит парню промчаться мимо. Зеленоглазый начинает тщательнее следить за каждым элементом, где предполагалась дотянутая нога, — Свободней прям! Ну мягче, мягче делай спину, кисти! — Арсений плотно зацепился за парнишку. Теперь он всю программу разъезжает рядом, в ту же секунду делая замечание, если таковое имеется, — Колено, Шастун!        Мальчик пыхтит, терпит усталость и нехватку воздуха и продолжает кататься дальше. Он на секунду ловит сосредоточенный взгляд тренера и у него будто открывается второе дыхание. Тело вдруг начинает снова быть податливым, мышцы собираются к кучу, а лёгкие наполняются кислородом.       — Так, погоди, это надо под музыку, — голубоглазый отвлекается всего секунд на тридцать, потом из колонок начинают доноситься знакомые аккорды, и Антон снова старается воссоединиться с произведением, — На восемь руками делай, а не на семь, — продолжает скрупулёзно сканировать мужчина, отмечая для себя всё равно хорошее движение и общую динамику, — Ты музыку вообще не слышишь? Там же «тынь»! — вдруг чуть прикрикивает Арсений и кашляет. Младший кидает обеспокоенный взгляд, — Иии. Сделай красиво, доверни бедро! — под конец нервно просит Попов, пока пацан вращается, — Да, хорошо, — оба неровно дышат, пытаясь успокоить лёгкие, но Шастун буквально чуть не задыхается, то сглатывая слюну, то жадно глотая воздух ртом.       — Ага, — мямлит он и разумно отходит к бортику за водой.

***

      — Чемпион России среди юниоров, воспитанник Арсения Попова, мальчишка, у которого всё ещё впереди, но который уже завладел нашими сердцами! Встречайте — Антон Шастун! — атмосфера царила какая-то волшебная, и, безусловно, зрелищность мероприятия чувствовалась с самого начала. Зеленоглазый замирает на центре в немного смешной позе, готовый сейчас разорвать этот лёд к чертям. Он настолько заряжен общей энергетикой, что кажется, ничто не может ему помешать.       Звучит знакомая мелодия, Антон двигает рукой, оставляя тело неподвижным. Потом «включается» плечо, за ним грудная клетка, голова и так далее, пока всё не оживёт. Задумка вроде простая: Шастун — статуя в музее, которая оживает ночью, и именно за эту короткую ночь нужно успеть сделать всё-всё-всё.        Фигурист мчится по льду, проносится в изящных элементах, умело управляет всем своим телом. Он держит в голове почти каждое замечание тренера, вспоминает их в нужный момент, учитывает каждую мелочь и максимально дотягивает колено на выездах. Мальчик помнит про эмоции, катает одухотворённо ровно до приближающегося конца. Вторая часть по задумке более суетлива, ведь ночь подходит к концу, а успеть надо ещё не мало.       Антон заходит на каскад три-три, немного не рассчитывает количество оборотов, но спасает элемент, а потом цепляет следом незапланированный двойной тулуп. Шастун слышит промежуточные аплодисменты, но с постановочной спешкой заходит на финальную часть. Одна из любимых танцевальных дорожек выходит чувственно и динамично, фигурист растворяется в мягких элементах, а потом с силой заходит на финальное вращение.        Антон снова замирает, стараясь не дышать хотя бы пять секунд, чтобы действительно был эффект статуи. Но воздуха катастрофически не хватает, поэтому мальчик глубоко вдыхает и сходит с позиции. Зал аплодирует, кричит что-то, а пацан всё пытается утихомирить лёгкие и сердце, что будто вот-вот разорвёт. Но чувство это до ужаса приятное. Он ведь шёл к этому, к этой программе, старался, сейчас показал себя на полную, откатал от души, поэтому и овации зрителей принимать приятно.        Он кланяется каждой стороне стадиона, дополнительно машет и по-детски счастливо улыбается, а потом впадает в объятия любимого тренера, волновавшегося сегодня, кажется, даже больше самого спортсмена.       — Мой ты умничка! — трогательно и искренне шепчет на ухо счастливый Арсений, прижимая к себе худое тело ребёнка.       — Спасибо Вам.       — Антон, это бомба! Просто пушка, — не скупается на эмоции Павел Алексеевич со Слонёнком в руках. Он хлопает пацана по плечам, а потом тоже обнимает.       — Да ладно, — усмехаясь, немного смущается мальчишка. Ему приятно, что тренерам понравилось, приятно, что зрителям понравилось. Но главное, что ему самому понравилось и он получил от проката колоссальное количество эмоций.