Дети не боятся эмоций

      — Ну, давай-давай-давай! Что растёкся, быстрее! Плечи выше держи, — пока все спортсмены уже во всю катаются на льду, Антон с бандажом на ноге делает скручивания коленка-локоть на коврике рядом с тренером. Теперь замечания сыпятся в две стороны: то парням, то Шастуну. Мальчишка идёт практически по второму кругу за сегодня, ведь большинство разрешённых упражнений он сделал ещё на ОФП с Волей.       — Сто, — громко говорит парень тренеру, падая на пол и напрягая слух из-за невозможности видеть старшего.       — Махи у борта. Тридцать в каждую сторону, — не отрывая взгляда ото льда, Арсений немного поворачивает голову в сторону и озвучивает следующее задание. Зеленоглазый шустро поднимается, подходя к борту, сначала зачем-то оглядев всех катающихся ребят, — Нет, заново начинай. Ты весь расхлябан, соберись уже! — мужчина достаточно быстро замечает практически бесполезные действия при таком исполнении и тут же пресекает эту трату времени, — Квадрат держи, — продолжает сканировать парнишку Попов, не давая спуска и не допуская халтуры.       Мысли юного фигуриста летали пуще прежнего. Он думал сначала о прекрасных новогодних каникулах, которые прошли именно так благодаря Арсению Сергеевичу. Думал о родителях, с которыми происходит обмен исключительно дежурными фразами, ведь других вопросов они найти просто не могут, им практически не о чем разговаривать. Думал о голеностопе, о случайном падении на чемпионате России, когда он каким-то образом столкнулся с Шифориным. Теперь придётся восстанавливать заново и прыжки, и координацию, и тонус мышц, и дыхалку, потому что стало немного тяжело уже сейчас, спустя всего пол часа относительно несложных упражнений, таких, как нынешние махи. И если отточенные годами движения выполнялись грамотно на автомате, то за обстановкой вокруг следовало бы следить, чем младший не занимался совершенно, а следовало бы.       — Шастун! Конёк мне в спину… Шастун! — пытается докричаться до ребёнка, что стоит буквально в трёх метрах от него, голубоглазый.       — А? Что? — всё-таки в какой-то момент отмирает мальчик, испуганно озираясь по сторонам.       — О, Боже, дай мне сил! — воет старший, запрокидывая голову вверх, — Я же сказал, что по тридцать двумя ногами в каждом направлении, а ты правую вперёд уже сколько кидаешь? Быстро включайся! Хватит на единорогах летать!       — Простите, — немного сбито отвечает на это пацан, понимая, что не менял позу очень долго, и на полном серьёзе трясёт головой, выкидывая ненужные мысли. Ему действительно надо срочно сосредоточиться и начать тренироваться в полную разрешённую силу.

***

      — Чёрт! Как можно было настолько проспать? — Шастун подрывается с кровати, когда на часах уже половина двенадцатого. Он просто проспал пол дня! Пока мальчик пытался судорожно собраться и одеться в рекордные сроки, не забыв по традиции позавтракать (скорее пообедать) шоколадной конфеткой и тёплым чаем в термосе, в его голове было просто месиво. Пол дня, блять, проспать! Почему Арсений Сергеевич не позвонил? Не пришёл, не разбудил? Где вообще будильник был в это время?… Почему ни один будильник не включён? Я точно проверял вчера за ужином! Сука! Где шорты? Боже, почему в кровати? Кроссовки нужно постирать. Не забыть бы… А Арсений Сергеевич! Почему он, блять, не разбудил? Может он сам решил мне перерыв устроить? Бред… Чемпионат через месяц! Ай, сука, голова! Бляяять! Да куда же ты так бьёшь? Где таблетка? Закончились? Да вы издеваетесь? Ааай!

***

      — Артём! Где Дима? — Антон ловит сокомандника в зоне отдыха. Как кстати. Врача почему-то нет на месте, а без обезбола парень сегодня будет полностью недееспособен, как он считает.       — Шаст! Вот это да! — смеётся фигурист, откладывая свой смартфон в сторону, — А ты чего пришёл? Вернее, чего не пришёл с утра? Арс тебя сегодня уже видеть не хочет, — мотает головой пацан, а сам улыбается. Зеленоглазому эта улыбка чем-то не нравится, но эта мысль быстро сменяется на более важную.       — Я проспал! Чёртов будильник! — эмоционально и прямо оправдывающе восклицает он, — Как не хочет? Почему? — хмурится и напрягается мальчишка, переварив следующие слова друга, — И он не Арс! Он Арсений Сергеевич! — теперь нравоучительно выдаёт шатен, меняя эмоцию и мимику в секунды. Хотя он всё ещё не может отдышаться. Слишком много спешки, начиная с самого пробуждения, то есть уже пол часа, как ребёнок буквально носится от одной стены к другой, и через улицу в одной толстовке ещё. А вообще-то сейчас весна! И тренер точно такую вольность не оценит, если узнает. Но на это сейчас насрать.       — Ну как, почему? Потому что тебя не было. Потому что на звонки ты не отвечал. Потому что он не нянька и не обязан тебя за ручку на лёд приводить. Это я цитирую, — преспокойно объявляет Шифорин, откидываясь на спинку кресла. У парня напротив глаза по пять копеек.       — Но у меня не было пропущенных! — чуть не кричит Антон, неаккуратно начиная рыскать в сумке в поисках мобильного, — Бл... Почему ты не звонил? Почему не высветил? — кричит на телефон мальчик, ведь тренер действительно звонил, судя по телефонной книге, и не раз. Сначала в семь, потом пол восьмого, в восемь, и всё.       — А зачем тебе Дима? — вдруг меняет довольную лыбу на удивление Артём. Всё по плану, кроме медика. Но это, в целом, даже плюсом…       — Да башка болит, треш, — вздыхает мальчик, убирая гаджет, — Нет таблетки? — в надежде спрашивает парень. Но в ответ слышит «м-м», что окончательно выбивает из колеи. Чё мне делать-то?       — Я побежал, — срывается с места Антон, понимая, что хотя бы на вторую часть тренировки он успеет, но и к ней надо быть готовым. Попов, скорее всего, на перерыв ещё не ушёл, значит может разрешить потренироваться в зале. Но надо успеть, пока он не пошёл на обед! — Ой, — только мальчишка хочет постучать в дверь тренерской, как оттуда резко выходит предмет всех детских мыслей, — Арсений Сергеевич! — пока ребёнок пытается отдышаться после беготни, мужчина даже не смотрит на него, только закрывает свой кабинет на ключ.       — Ты что-то хотел? — холодно спрашивает голубоглазый, начиная стремительно двигаться на выход.       — Да! Простите, что не был с утра, будильник не прозвенел! Можно я в зале разомнусь, пока обед, а потом к вам присоединюсь? — быстро-быстро выпаливает весь свой чудесный план парнишка, следуя за старшим по пятам.       — Нельзя, — вдруг жёстко произносит мужчина, не сбавляя шага. Антон растерян, — Нужно вовремя являться на тренировки, Шастун. То, что ты победил недавно, ничего не значит и не даёт тебе никаких привилегий, — звучит следом, как приговор на казнь, категорично и вкрадчиво, — Сегодня у тебя своевольный выходной, поздравляю.       Арсений уходит неожиданно, просто скрываясь за поворотом, оставляя мальчика ни с чем в пустом холе комплекса. Больная до тошноты голова, сжатое сердце и яркое непонимание: всё, что сейчас чувствует фигурист, смотря в окно, где тренер идёт в общажную столовую, стеклянными глазами.

***

      Шастун стоит в раздумьях около пятнадцати минут, перебирая в голове кучу вариантов всего-всего, и приходит в себя лишь тогда, когда на ногу падает тяжёлая сумка с коньками. Мысленно сматерившись тысячный раз за день, пацан поднимает ношу и уверенно идёт на стадион в парке, который неизменно находится буквально в двух минутах от комплекса. Если нельзя тренироваться в зале — будет тренироваться на улице.       Оказавшись на входе в огороженную спортивную часть парка, мальчик ещё раз думает, вроде головой, прежде чем зайти. Ну а какие аргументы «против»? Да никаких. Поэтому через минуту из сумки появляется скакалка, а тёплые берцы заменяются на те самые спортивные кроссовки, которые «надо постирать».       На улице не такая чудесная погода, как хотелось бы, поэтому в центре поля лишь небольшая группа пацанов, играющих в футбол в одни ворота. Мешать они точно не будут, а на возможные косые взгляды можно забить. Антон без зазрения совести оставляет сумку на лавочке, втыкает в уши Air Pods с любимым в последнее время плейлистом, составленным из абсолютно разных музыкальных композиций, и начинает прыгать на скакалке по приятному прорезиненному покрытию, решая сделать пару кружочков по окружной дорожке. Единственная временная проблема — всего лишь майка и толстовка, вместо куртки поверх всего этого.       Закончив с разогревом, Шастун переходит к лёгкому ОФП. В ход идут подручные средства, поэтому вместо степа фигурист запрыгивает и закачивает голеностоп на близлежащем бетонном камне, который когда-то, наверное, не перенесли в нужное место. Линии на дорожке для бегунов очень неплохо заменяют лесенку, а шведская стенка тут и так есть, пусть и ледяная, железная.       Но большинство элементов можно выполнить без дополнительного оборудования, поэтому тренировка шла полным ходом. На выпадах с выпрыгивание те пацаны всё-таки подошли к Антону с парочкой вопросов, но тот пояснил, что сегодня у него просто такое наказание — тренировка на улице, а вообще он фигурист, который тренируется буквально вот тут, за углом, у Попова. Парни закивали и предложили поиграть с ними, но Шастун отказался, понимая, что выпадет из ритма. Но пообещал, что попробует присоединиться во время собственного перерыва.

***

      — Хэй, ну так что? Погоняем немного? А то мы скоро по домам, — зовёт Антона один из мальчишек-футболистов, когда замечает, что тот какое-то время сидит на лавочке.       — Да, давайте. Только не бейте, если что, я всё ещё фигурист, — предупреждает зеленоглазый, выходя в центр, на поле. Игра длилась не долго, но вполне оживлённо, играли так, будто давно друг друга знают, отбивались, как за родных, — Дааа! — смеётся шатен, забив наконец гол, добавляя бал своей команде.       — Красава, Тох! — подбегает самый общительный, Слава, кажется.       — Это было хорошо! — хлопает по плечу Рома, который, как оказалось, учится в параллельном Антону классе. Но сейчас это уже ничего не значит, ведь учёба у спортсмена около двух месяцев как дистанционная.       — Спасибо, парни! Классно было, прям то, что надо! — искренне улыбается Шастун, с благодарностью оглядывая каждого из них, — Но мне ещё тренировку нужно начать и кончить, да и вам по домам, кажется.       — Да, давай. Ты крутой, как бы не катался! — по-доброму смеётся кто-то, — Мы часто тут играем, приходи, если что.       — И мы теперь болеем за тебя, знай!       Ребята по-товарищески прощаются, пока идут к выходу и обещают друг другу встретиться как-нибудь вновь. И происходит то, чего шатен боялся — он больше не хочет заниматься. Головная боль до сих пор противно бьёт по вискам, хоть и, казалось, отступала ненадолго, ноги немного гудят и общая усталость не сильно радует. Решение немного отдышаться и попить остывшего чая из бездонного термоса пришло само собой.       И снова наушники, и снова скакалка для нового мини разогрева перед второй тренировкой. Следующий час упражнения были немного скомканными и импровизационными. Антон старался не повторяться в элементах, которые делал днём, вспоминал что-то старое, новое, разные прокачки равновесия и координации, бесконечные туры и нескончаемые прыжки. Куча падений и аврал ненависти к самому себе. Ему уже тринадцать, а надоедливый каскад тройной флип — тройной риттбергер получается нестабильно. Даже четверной тулуп и лутц идут порой легче и чище, чем этот каскад, стоящий в середине произвольной.       Но сегодня, видимо, вселенная решила хоть чуть-чуть наградить фигуриста за собственную тренировку, поэтому вскоре на полу вроде получилось сделать два прыжка чисто и докручено. Потом, когда уже хорошо стемнело, Антон ушёл на подтягивания, рассматривая боковые, коридорные окна своего общежития, в которых горел свет. Мальчишка думал завершить прессом и закачкой спины, что ну очень удобно было делать на скамейке, но потом решил, что после этого ещё и вечерняя пробежка зайдёт на ура.

***

      Попов целенаправленно идёт в знакомую комнату с номером «219», предвидя серьёзный разговор. Ладно, проспал, бывает. Принять слова тренера об отсутствии вечерней тренировки всерьёз — тоже нормально, даже правильно, сам ведь сказал. Но не отвечать на звонки и сообщения, не появиться ни в комплексе, ни на ужине, никому не сказать, куда подевался, — вот тут уже держите Арсения семеро! Маленький бессовестный пацан, который мастерски держит контроль над ситуацией, если ему это надо. Который схватывает всё на лету. Который всегда слушает не только свои замечания, но и чужие, исключая эти ошибки сразу и у себя, сокращая тем самым работу и себе, и тренерам. Который голову умеет включать по щелчку пальцев, будто у него действительно где-то кнопка есть. Который продолжает своей улыбкой детской светить за километр вперёд. Который не знает слов «Не могу» и «Не хочу», если дело касается достижения цели. Который убиваться до победного готов ради результата.       Вот где сейчас это золото России? Его и в комнате своей нет! Если до этого всё можно было списать на то, что Шастун просто заснул, поэтому и признаков жизни не подавал, то теперь вопрос стал более открытым.       Где ребёнок?       Решив заглянуть в другие детские комнаты, которые также находились на этаже, брюнет доходит до конца коридора, где есть окно с видом на весь парк и даже булочную. И что тренер там видит? Ну, кроме нелогичности строить булочную рядом со спортивным комплексом.       — Шастун! — сам себе тянет голубоглазый, пока мальчик наворачивает круги по стадиону. Излюбленная чёрная худи, такие же мягкие штаны и спортивные тёмно-синие кроссовки. Из всего этого мрачного образа выделяются только яркие кислотно-жёлтые носки, которые видно в свете ночных фонарей даже отсюда. Арсений знает, что на выход парнишка никогда эти носки не надевает, они у него уютные очень, поэтому домашние. Но Антон, видимо, действительно торопился с утра, нацепив первые попавшиеся. Чёрт! Ты что, без куртки что ли?

***

      — Фу. Фу. Фу, — пацан бежит уже седьмой круг без остановки, в умеренном темпе, однако всё равно успел очень устать. К вечеру становилось явно холоднее, потому что кончики пальцев рук и ног, нос и уши замерзают вполне стремительно, что свидетельствует о скором завершении вольной тренировки. Мальчишка так набегался, что привести дыхание в норму в движении стало проблематично, поэтому он остановился и упёрся руками в колени.       Наушники давно разрядились, хотя именно сейчас Антон был не против немного потанцевать, потому что вечерняя атмосфера вокруг, по его мнению, невероятно располагала к этому. Зеленоглазый бы согласился потанцевать и под музыку в голове, но к стадиону стремительно кто-то приближался, и, кто бы это не был, показаться сумасшедшим не хотелось совсем.       — Шастун.       — А? — мальчик не сразу узнаёт знакомый голос. А зря. Его родной, любимый и почти всегда холодный тренер стоял прямо за спиной, терпеливо ожидая какой-нибудь реакции, — Здравствуйте, — в итоге парень решает просто вежливо поздороваться, сохраняя внешние спокойствие. А внутри таилась маленькая паника, что сейчас может случиться всё, что угодно. От лёгкого подзатыльника, до взрыва гранаты «Терпение А. С. Попова».       — Здравствуйте, — подойдя ещё на шаг ближе, кивает старший, — Как дела? — отчего-то сам безумно легко спрашивает брюнет.       — Дела не плохо. Вот, заканчиваю тренировку, — осторожно сообщает шатен, сканирую не шибко открытого эмоциям Арсения Сергеевича, — Бегаю, — зачем-то добавляет следом, желая заполнить возникшую паузу.       — Бегаешь? — поднимает брови мужчина, — Ну побежали, — с вызовом машет головой по направлению дорожки взрослый, скоро разминая стопы и колени. Младший заторможенно кивает, принимая позу, — Марш, — негромко командует тренер, как только был полностью готов. Ребята побежали.

***

      — Шастун, пара вопросов, — шмыгает носом брюнет, падая на лавку рядом с чёрной сумкой спортсмена.       — Да-да? — пытаясь незаметно отдышаться, отзывается зеленоглазый, оставаясь стоять на забитых ногах.       — Какого чёрта ты и на тренировку не пришёл, и на звонки весь день не отвечал, и сейчас в одной толстовке на улицу выперся? — под конец по голосу старшего было слышно, что не доволен он больше всего именно отсутствием подходящей одежды. Рычит Арсений всё-таки устрашающе, раз Антон был готов превратиться в котёнка и прижить свои ушки.       — Я всегда мечтал о йоркширском терьере. Может, подарите мне на день рождения? — внезапно совсем по-доброму, немного наивно и нежно спрашивает зеленоглазый, но суровый и выжидающий взгляд тренера, который не изменился даже спустя минуту молчания, заставляет вернуться к тучной теме, — Я проспал, будильник почему-то не стоял, хотя я проверял, Ваши звонки не высвечивались. Потом я спешил, поэтому и накинул толстовку, тут до комплекса минута. Потом Вы же сами мне сказали, что сегодня у меня «своевольный выходной», значит я предоставлен сам себе. Ну и я решил пойти сюда, потренироваться сам. Вот и тренировался, с пацанами классными познакомился, в футбол с ними немного поиграл. Потом продолжил и завершил бегом, думал ещё минуток пять, но… пришли Вы, — выкладывает всё по фактам мальчишка, в конце разводя руками, мол, вот мы и тут.       — Куртка где? — всё так же строго задаёт вопрос Попов. Пацан вздыхает.       — В общаге.       — Сложно было сходить за ней? На улице плюс десять максимум.       — Ну я же работаю, а не стою, — устало приводит аргумент младший, морщась от мушек перед глазами и всё ещё частого дыхание, которое уже должно было придти в норму. Кажется, голова сейчас взорвётся или расколется на несколько частей от той силы, с которой по ней бьют отбойным молотком.       — И весь потный решил постоять на ветру? Молодец! — два раза хлопает в ладоши Арсений, складывая руки на груди, — Зла на тебя не хватает! И вот похвалить бы, занимался же, но нет, Шастун, пока нет, — цокает мужчина, пожимая плечами.       — Да ну чего Вы начинаете? Тепло мне, — бурчит ребёнок, но чувствует слишком сильную пульсацию в голове, отчего чуть ли не пополам сгибается, хватаясь за череп и тут же зажмуриваясь, — Ааай! — страдальчески кричит мальчик, садясь на корточки.       — Что случилось? Голова? — подскакивает взрослый и встаёт на колено рядом, кладя руку на детскую спину. Внезапно мальчика тянет назад, а он сам не в силах этому противится. В глазах темно, а тело ватное, — Ну, здрасьте, приехали, — напряжённо вздыхает брюнет, придерживая любимого спортсмена, чтобы тот не упал, а после поднимает и пересаживает его на скамейку, — Антон! Антон, смотри на меня! — легонько хлопает по щекам Попов, стараясь не потерять внимание ребёнка окончательно, — Не закрывай глаза, смотри на меня, дыши. Давай, всё хорошо, — мужчина оттягивает ворот чёрной толстовки подальше от худого горла и зачёсывает пшеничную чёлку назад, — Дыши, Антон, я тут, всё в порядке.       — Голова, — как маленький, хнычет и еле ворочает языком во рту парень, проглатывая вязкую слюну.       — Только заболела или давно болит? — сосредоточенно переходит к вопросам тренер, зачем-то держа пальцы на тонком запястье, где прощупывается пульс.       — Мм, — скулит младший в ответ, закрывая тяжёлые веки.       — Нет, Антон, отвечай мне. Давай.       — С утра. У меня закончились таблетки, а Димы не было, — тихо и не очень внятно лепечет шатен, вновь хмурясь от дико болезненных ощущений, — И у Артёма не было..       — Дима на больничном. У меня бы спросил, — хмуро заявляет старший, поджимая губы, — Вода с собой есть?       — Чай, наверное, остался, — напрягает память мальчишка, с трудом разглядывая сведённые к переносице густые брови и слегка блестящие от фонаря голубые глаза.       — Пей, — через минуту Арсений даёт Шастуну долгожданную таблетку, вынутую из кармана. У него всегда одна с собой есть, на всякий случай. Конкретно сейчас мальчик выглядит максимально выжатым и вымученным, буквально никакой, скулит и хнычет от боли, и взрослому самому больно на это смотреть, — Всё, тише, Антон. Попей ещё и пойдём в общагу. Ты уже дрожишь, — спокойно старается привести фигуриста в чуть более живое состояние мужчина, надеясь, что лекарство поможет. Но препарат вроде сильный, раз Попов пьёт его всегда, когда откровенно хуёво.

***

      — Вот мы и дома. Хорошо тебе без Лёшки, наверное, да? — сажая ребёнка на кровать, вдруг спрашивает голубоглазый, тут же замечая откровенный бардак и большую пустую кружку на столе. Комаров давно вырос, снимает себе квартиру и продолжает пока активно тренироваться.       — Иногда его не хватает, — всё ещё слабо, но явно чётче отзывается Антон, сидя откидываясь на изголовье.       — Переоденешься сейчас, носки тёплые обязательно наденешь, а я тебе сладкий чай сделаю. Что ты ел сегодня? — достаточно спокойно спрашивает Попов, подавая домашнюю одежду, что всегда висит на изножье.       — Э.. Ну, с утра я съел конфету, где мишки в сосновом бору, и чай, — вспоминает Антон, расправляя на коленях поданную старую майку с непонятным принтом, — Потом две карамельки мятные уже на улице и ещё чай, — заканчивает парень, только понимая, что весь день держался на трёх конфетах. А он и есть-то не хотел. Супер всё. Как всегда.       — Всё? — с вызовом спрашивает мужчина, выгибая бровь.       — Воду ещё! Солнечную энергию! — на ходу пытается шутить младший, понимая, что ему сейчас хана.       Арсений никогда не приветствовал тягу Шастуна к квадратным мятным карамелькам, которыми тот легко мог заменить приём пищи. «В конфетах сахар, а сахар даёт энергию! На конфетах можно дольше продержаться и меньше калорий съесть!» — твердил мальчишка. «Организм должен получать белки, жиры и углеводы ежедневно, чтобы нормально функционировать! Пошёл суп взял и салат!» — каждый раз стоял на своём и правильном брюнет, стараясь хоть иногда отслеживать приёмы пищи фигуриста. С весом у парнишки было всё в порядке, он совсем и не поправлялся, лишь вытягивался достаточно быстро, с чем, в принципе, тоже иногда приходилось упорно работать. Быстрый рост мешает нормализации прыжков, немного не успевает организм настроиться. А с конфетой на завтрак тренер смирился, но при условии нормальной еды перед этим!       — Так, давай тогда на чистоту. Когда нормально ел последний раз? — серьёзно, без капли снисходительности задаёт вопрос тренер, принимая какую-то слишком величественную и господствующую позу, как кажется Антону. От этой несгибаемой уверенности становится малость не по себе.       — В воскресенье с Серёгой сэндвич с молочным коктейлем, — подумав недолго, решает честно ответить Шастун, но, видимо, Арсений не знаком с выражением «Лучше горькая правда, чем красивая ложь» и «За признание меньше наказания», ведь буквально через секунду он ощутимо бьёт мальчишку по лбу, просто не имея возможности отвесить подзатыльник, — Ау!       — Сегодня долбаный четверг! Ты хочешь сказать, всё остальное время просидел на конфетах и чае? С дуба рухнул? — кричит Попов, а из его глаз стреляют искры, кажется, мужчина готов разнести пару шкафов или столов от ярости и непонимания этого пацана.       Как так можно со своим организмом? Как можно питаться одними карамелькам? Сказали же, нормально есть надо! Растущий организм! Спортсмен! Нет, нужно всем наперекор делать! Это ж непонятно сколько он до воскресенья на конфетах и чае вывозил! Как он ещё держится вообще? Хотя, вот как раз уже не держится…       — Горячее когда ел? Суп, мясо? — продолжает допрос рычащим тоном, не имея возможности смягчится, но сохраняет спокойствие, желая добиться определённой цели, что и внушает страх.       — Н-не помню, — чуть заикается Антон, готовый и под землю провалиться, и раствориться, и в космос без подготовки улететь, — Не ругайтесь, пожалуйста, — жалобно просит мальчишка, как только тренер запрокидывает голову, до боли сжимая челюсти.       — Негодник, — цедит старший так, что зеленоглазый уже десять раз пожалел, что не соврал или что не поел, и резко покидает комнату, захватив кружку. Сердце вдруг сжимается, становится стыдно и противно от самого себя. Арсений Сергеевич носится над ним, тренирует, как лучшего, даже заботится в какой-то степени… А Шастун?       А Шастун тварь последняя, любящая делать дорогим людям больно. Мама просит звонить чаще, хоть иногда на смс отвечать, да хоть отметиться раз в месяц, что карманные деньги пришли. Нет. Парень постоянно забывает, или ему некогда, или он не хочет, или нет настроения. В общем, детские отмазки. Папа тоже звонит, но сын ему больше чем «Всё в порядке» едва ли скажет. А родителям действительно обидно. Они не могли остаться дома по нескольким причинам, но маленький Антошка воспринял отъезд мамы с папой очень остро, решив, видимо, забыть их, чтобы не было так больно. Просто взял и сконцентрировался на другом: учиться справляться самому, несмотря на непосредственную помощь Попова. Арсения Антон доводит ежедневно, порой забывая говорить, что плохо себя чувствует, что ударился, что болит что-то, что устал. Просто терпит, потом и неосознанно игнорирует все крики организма, и приходит на тренировку, как ни в чём не бывало. Работает до конца, уходит самым последним, буквально чувствуя, как лёд его не отпускает, а потом еле доползает до кровати, засыпая прям в уличном. Перед брюнетом после этого часто приходится отчитываться, мол, «Почему я зашёл, а ты спишь в верхней одежде? Кровать чистая, на неё нужно чистым и в чистом!». А ещё, время на отдых у мальчишки действительно есть, поэтому свои дрожащие ноги, мушки перед глазами и ни с того, ни с сего больное горло часто плохо пытается смахивать на «Не знаю», вместо правдивого: «Ничего не ем. Тренируюсь в обед в общаге. Уроки делаю ночью.». А Арсению тяжело от этого всего. Теперь и Антону.

***

      — Чай. Как голова? — ровно входит в комнату мужчина и, оставляя кружку на столе, садится на стул. Парнишка немного пугливо выглядывает носом из-под пледа, которое служит дополнительным источником тепла в холодное время.       — Лучше. Спасибо, — тихонько отвечает Шастун, стараясь не смыкать глаз, а очень хочется. Закрыть и провалится в сон.       — Пей, ты всё ещё дико слаб. Я бы принёс что-то серьёзное, но столовая закрыта, а тащить тебя куда-то в таком состоянии — абсурд. Хотя можно было бы преподать урок, потому что довёл себя ты сам! — акцентирует брюнет, любезно подавая чашку севшему мальчишке, — Если ты вдруг ещё не подумал о своём поведении, то я скажу, что это — твой режим питания, сна и тренировки, которые совершенно друг друга не компенсируют. Сколько можно? Взрослый парень, Антон! — негодует старший, который на самом деле просто переживает за ребёнка, поэтому и ругается. Шатен осторожно сёрбает горячий сладкий чай, стараясь согреться, и полным раскаяния взглядом смотрит на немного помятого под конец дня взрослого. Не хотелось это признавать, но Антон действительно замёрз на улице, но почувствовал это только тогда, когда оказался в тепле.       — Арсений Сергеевич, простите меня. Я не специально, просто так получалось, — он беспомощно пожимает плечами. А самое обидное, что у пацана совсем нет аргументов в своё оправдание. Почему он ел конфеты вместо нормального завтрака? Да не хотелось просто…       — Антон, — смягчается уставший тренер, — Я же хочу как лучше, знаешь? Чтобы ты тренировался также, как сейчас, или даже лучше, но при меньших жертвах. Ты же не выдерживаешь просто. Я как не загляну, ты спишь. Давай нормализуем твой режим? — спокойно предлагает старший, опираясь локтями на свои колени, а голову укладывая на ладони, — В воскресенье, чтобы ты не совсем дохлый был, — добавляет он следом, будто сканируя сейчас замеревшего ребёнка.       — Хорошо, — незаметно пожимает плечами мальчик, продолжая делать небольшие глотки чая.       — Эх, Антошка, — заботливо поправляет пшеничную чёлку голубоглазый, вздыхая, — Посидеть с тобой немного? — вдруг предлагает брюнет, почему-то почувствовав, что уходить ему не хочется.       — Зачем? — выпаливает Шастун, хмурясь от непонимания. А у Попова что-то щёлкает. И правда, зачем? Просто посидеть? А если Антон, наоборот, хочет чтобы взрослый ушёл? Зачем предлагать бесполезные вещи? Почему ему вообще в голову это пришло? — Нет, ну…, — младший хотел было сказать, что всё нормально и тренер может остаться, но не успел.       — Ты прав, — слышится слишком холодно, и Антон жалеет, что спугнул домашнего, тёплого Арсения неосторожным и глупым вопросом, — Доброй ночи. Завтра в девять жду на льду, — последнее, что дежурно бросает тренер и выходит из комнаты, закрывая дверь слишком резко, как показалось жителю комнаты.

***

      — Ну выше, выше! Притягивай ногу к себе! А колено-то куда согнул? — кричит под самый вечер Попов, пытаясь вылепить из Шастуна точно то, что ему нужно, — Павел Алексеевич такой оставил? Сделай лучше знаешь какой выезд, — выбегает на лёд старший, прямо в кроссовках показывая плавные движения рук и корпуса, — И вот сюда оставил взгляд. Вот там у тебя всё сейчас, всё! Только туда глаза, — замирает с вытянутой вперёд рукой тренер, оборачиваясь, чтобы проверить ту же позу на воспитаннике, — Да, хорошо. Понял?       — Да, — твёрдо кивает парень, расслабляясь. Молча заходит ещё раз на финальное вращение, чтобы сделать уже с красивой концовкой. Новая программа сама себя не запомнит, а её ещё выкатывать. Ну а кто знал, что этот ребёнок захочет новый показательный, огласив желание как подарок на день рождения?       — Да притяни ж ты её. Колено к щеке! — всё равно недоволен мужчина, но сосредоточенно смотрит на последующий выезд. Мальчишка делает аккуратный винт в один оборот, кораблик на прямых ногах, закручивается с корпусом и аккуратно выходит в точку, пытаясь подобрать взгляд, — Ага. Только руки мягче, следи, они не должны просто так висеть. Даже если внизу, всё равно красивые, — в сотый раз напоминает голубоглазый и сам ещё раз примеряется к концовке.       — Угу, — тяжело дышит младший, не сводя глаз с тренера. Оба полностью погружены в процесс создания нового произведения искусства.       — Внимай. Голова за кистью чуть в бок, а левую только потом закрываешь. Обе открываешь, к себе, а тут прям подбородок оп, и замер, — очень медленно, буквально смакуя каждую точку, Арсений раскрывает движения, делая их живыми, — Давай, — теперь кивает он спортсмену, отходя немного. Шастун повторяет сначала так же медленно, больше убеждаясь в правильности наклона или угла, а уже потом, не слыша дополнительных возражений, проезжает в нормальную скорость, максимально стараясь сохранить все нюансы, — Так, запомнили. Сначала, — диктует взрослый.       — Сейчас, — мальчик в секунду оказывается рядом со своим мягким Слонёнком, вынимая оттуда пару салфеток. Быстро высмаркивается, устав терпеть вылетающие сопли, и возвращается к другой части борта, где у него начальная поза.       — Ну и что это было? — после достаточно хорошей, но всё-таки ещё сырой программы спрашивает тренер, скрещивая руки на груди. Мальчишка бессовестно упал с простого двойного акселя, в то время как в короткой уже тройной стабилен.       — Да расслабился, — машет рукой Антон, самостоятельно проходя некоторые танцевальные дорожки ещё раз. Просто потому что они красивые и плавные. Давно он хотел такое, но именно в образе Кота Леопольда. Ничего не спрашивайте. У обоих, и у пацана, и у кота, настроение не блестящее, вот и всё.       — Нельзя, знаешь же. Потом, когда будешь максимум выдавать, уже слетит всё. Разная сила прилагается, понимаешь? — глаголет, при этом пристально следит за всеми движениями Шастуна, — Надо всегда в полную работать, — добавляет уже чуть более отрешённо, ведь увлечён прокатом, неосознанно намечая все моменты головой и корпусом вместе с ребёнком.       — Фу. Фу, — коротко дышит зеленоглазый, останавливаясь, и поднимает глаза на Попова, — Да знаю я, хватит это говорить вечно! — зло рычит мальчишка и резко отъезжает.       — А кто тебе ещё, кроме меня, об этом напомнит, скажи, пожалуйста? — не отступает мужчина, сводя брови к переносице от громкого хамства в свою сторону.       — А сам я не могу об этом знать, да? — кричит пацан, нервно набирая скорость. Бесит противное чувство обиды в груди, будто его маленьким считают, что он сам не может себя контролировать. Ну дал слабину разок, ну и что? Это же просто постановка, не тренировка даже, все отдыхают давно!       — Хватит дерзить, Шастун, — слышит грозный крик Арсения шатен, прежде чем зайти на тройной аксель, на злобу тренеру. Пусть увидит, что Антон не лентяй, он всё может и даже больше. Но попытка оказывается неудачной. Спортсмен падает на лёд, ощущая где-то в груди надлом собственной уверенности, — Перестань. Ты весь день скачешь, сейчас не прыгнешь, — бывало сообщает брюнет, не меняя ни тона, ни позы. Элемент ультра-си в таком возрасте ещё и при дикой усталости… М-м.       — Захочу и прыгну! — стоит на своем парнишка, поднимаясь и разгоняясь снова. Старший лишь как-то презрительно хмыкает. Шастун замахивается, отрывается ото льда, быстро крутиться и опять падает, — Сука! — шепчет под нос. Поднимается, едет ещё раз. Падает. И ещё раз. Вообще не собрался. Падает. Одинарный. Падает. Падает. Падает, не успев даже замахнуться.       — Как закончишь, отдашь ключ Любовь Ивановне. Если тебя в одиннадцать не будет в кровати — тебе хана, — Попову надоедает эта не шибко успешная деятельность непробиваемого воспитанника, поэтому он просто решает пойти к себе. Усталость и у него берёт своё, поэтому ругаться так, как следует, он уже не сможет. Остаётся только припугнуть и надеяться, что вахтёрша сама мальчугана отсюда выгонит в случае чего.       Антон ничего не отвечает. Видит у Слоника небольшую связку ключей и даже не награждает взрослого взглядом. Лишь едет быстрее, надеясь выехать с трикселя раньше, чем тренер уйдёт, но это снова не удаётся. Тренер уходит, негромко хлопнув дверью. Бедро уже болит от многочисленных на него падений, но младший на это даже бровью не ведёт. Вздыхает, поднимается и идёт за наушниками.       Время — десять двадцать пять. Ещё целых тридцать минут дал Шастуну Попов. Значит ли это, что старший в глубине души хочет, чтобы зеленоглазый всё-таки справился с внезапным заданием сегодня? Или дал время придти в себя и немного подумать? Похуй.       Мальчишка вставляет наушники и включает свою новую музыку к программе на репит. Хочется кататься ещё и ещё, чтобы влиться в ситуацию полностью. И казалось бы, всё удобно, всё красиво, но Антон постоянно запинался, съезжал, падал. Смазывал всю программу. Забывал про руку, голову, колено недотянул. Всё это зеленоглазый чувствовал, но собраться никак не мог, что-то мешало. Что-то такое противное, липкое, безысходное. Моральных сил действительно осталось совсем не много. Голова снова начинает гудеть. Один Слоник лежит и преданно улыбается своему хозяину.       Шастун гипнотизирует взглядом ключи, а потом максимально детально и со всех сторон фотографирует ключ от ледовой арены и самого комплекса. Если удастся сделать дубликаты — это будет прекрасно. У мальчика проскакивает мысль о том, что это может быть незаконно или, как минимум, неправильно, но пока что подобные размышления летят куда подальше. Шатен делает несколько глотков воды, высмаркивается, говорит Слонику «Спасибо, что спасаешь, дружище!» и едет мучить тройной аксель. Ну и что, что тренера нет, и он один? Сейчас сделать триксель становится целью под названием не «Переспорить Арсения Сергеевича», а «Победить самого себя». Абсолютно разные смыслы.       Антон внимательно оглядывает пустой лёд. В голове проскакивает мысль, что находиться на льду одному запрещено. Почему Попов оставил его? Ему всё равно? А если и правда что-то случится? Никто не поможет?       Нет, у Любовь Ивановны есть камеры, она точно знает, что я тут и живой. Значит всё нормально.       Оттолкнувшись руками от борта, мальчишка едет по кругу, набирая высокую скорость для прыжка. Падает. Больно. Руки начинает неприятно жечь. Всё-таки счесал, даже сквозь перчатки. Ещё попытка — тоже мимо. Ещё раз. Всё идёт хорошо, есть какая-то неясная уверенность, кажется, сейчас получится, но… конёк приземляется слишком рано. Парень пытается сделать выезд, удержать равновесие, но через секунду снова падает. Крикнув пару явно нецензурных слов, он продолжает свои бесконечные попытки. Иногда дело не доходит даже до половины элемента: то соскочил на заходе, то в руках запутался, то не решился оторваться ото льда, то прыгнул, но в воздухе почему-то решил не крутиться, поэтому опять сидит на льду.       Парень даёт заднюю. Решает попытать удачу в старой показательной программе, которая немного легче нынешней. Он помнит её наизусть, как и почти все остальные свои программы. Они просто въелись, кажется, в кору головного мозга, впитались и там растворились, оставив след навсегда.       В прошлый раз Антон был волком из «Ну, погоди!», уж очень ему понравилась манера, хоть она и была хулиганья, не свойственная зеленоглазому фигуристу. Тогда хотелось чего-то нового, простого, летящего. И он получил. Сейчас, отыскав в чате с Арсением именно ту музыку, пацан отъезжает и катает программу в удовольствие. Потом ещё раз и ещё.       Решает попробовать поработать и над новой постановкой, которая по тематике совершенно отличается от прошлой. Сначала работает просто под фоновую мелодию, медленно, ещё раз акцентируя внимание на деталях. И так несколько раз. Включает музыку, пробует, уже лучше. Будет, что показать Арсению Сергеевичу в следующий раз. Через время убедившись, что всё получается более-менее плавно и аккуратно, пару раз вдыхает-выдыхает, и решает зайти на тройной аксель. Опять падает. Да что ж такое!       — Да ну ёпрст! Сука! Почему я такой непутёвый? — скулит мальчишка, окончательно теряя веру в себя. Ладошки снова напоминают о себе, бедро гудит, голова гудит, ничего не хочется.       — Антошенька? Давай закругляйся, работяга, — по-доброму говорит зашедшая на арену старушка, которой нужно закрыть весь комплекс к двенадцати.       — Да, добрый вечер, — шмыгает парнишка, с трудом поднимаясь, и едет к борту. Время…, — Блять, — …одиннадцать сорок семь. Но ни пропущенных, ни сообщений от тренера нет. Странно, — Иду, Любовь Ивановна. Две минутки, переоденусь и меня тут нет, — устало улыбается ребёнок, надевая чехлы и забирая свои вещи.       — Давай, дружок. Жду, — заботливо хлопает по спинке вахтёрша и уходит к себе на место.

***

      Шастун на ватных ногах заваливается в комнату без сил. На столе горит лампа. Видимо, он забыл её выключить. Только когда успел? Да неважно. Мальчишка бросает сумку у кровати, куртку кидает сверху, ботинки оставляет там же и щёлкает кнопку на лампе. Он падает на кровать и укрывается пледом, даже не думая идти чистить зубы. Слишком пофиг на это. Искупаться он успел в комплексе, поэтому зубки подождут до утра. Обидно одно — тройной аксель сделать так и не удалось, а так хотелось. Теперь дурацкие мысли, что фигурист он фиговый, забивают всю уставшую голову. Но вот спортсмен всё же расслабляется, чувствуя лёгкое покалывание мышц, вот он уже проваливается в такой желанный и тягучий сон, как его резко кто-то разворачивает.       — А! — вскрикивает неосознанно шатен. Дверь-то закрыть он успел и уж точно услышал, если бы кто-то зашёл, потому что та, зараза, очень скрипучая.       — Не ори, — всё так же ровно, как обычно, цедит никто иной, как Попов, усаживаясь на стул. Антон непонимающе хлопает глазками и щурится от яркого света вновь включённой лампы, — Ты меня даже не заметил, я тут на кровати сидел, — поясняет мальчику старший, даже не зная, с чего начать.       — А Вы.. Вы чего тут вообще делаете? — зевает парень, переворачиваясь лицом к тренеру.       — Я во сколько сказал быть в кровати? — грозно спрашивает мужчина, уперев локти в колени.       — В одиннадцать, — как-то расстроенно слышится от младшего. Он подавлен неудавшимся элементом, хочет спать и немного есть, хочет пить и чтобы голова не болела, а вынужден сейчас будет слушать о том, что он опять не слушается. И ведь по делу, как всегда, не поспоришь…       — А сейчас двенадцать ноль девять, Антон, — с упрёком сообщает брюнет, — Что ты делал на катке? Почему ко времени не пришёл? — наезжает Попов, — Ты не засыпай, нам ещё тянуться, забыл? — ещё и «радует» он.       — Господи, ну, катался я. Волка вспомнил, Леопольда тоже. И триксель пробовал, — нехотя признаётся мальчишка, даже не думая вылазить. Ну какая растяжка, вы смеётесь? Двенадцать ночи!       — И как оно? Аксель сделал? — не с особым интересом, скорее из этики спрашивает Арсений.       — Нормально… Нет, — тихонько признаётся Шастун, считая это чем-то унизительным и непозволительным.       — Давай, садись на правый, — взрослый решает никак информацию не комментировать, всё-таки понимая расстроенную моську ребёнка. Это отвратительные ощущения, когда заканчиваешь тренировку на неудавшемся элементе. Очень тяжело на душе, прямо давит что-то, как волан.       — Да, ну, Арсений Сергеевич! — хнычет парень, не желая тянуться. Ну а кто желает, собственно?       — М-м. Ничего не хочу слышать. Вы сами тянетесь в последнее время, а флажок мне твой снова сегодня не понравился, — приводит аргумент старший, пока Антон всё-таки поднимает своё тело и переползает на пол, закидывая одну ногу на стул, который тренер любезно для него освободил, — Мышцы ещё тёплые, давай сразу мне руки, — решает голубоглазый, подставляя спину. Мальчишка теперь в небольшом провисе, упереться не может, а тренер медленно начинает давить на детские бёдра.       — Ай-ай-ай-ай-ай! — резко пищит мальчишка, не ожидая острых болевых ощущений, — Больно, — хнычет фигурист, зажмуриваясь. Он не думал, что пару (десятков) пропущенных растяжек могут так сказаться в будущем. Почувствовав некоторую свободу, парни лишь проверяли шпагаты и складки на полу. Сидели — значит всё в норме. Но Арсению «просто пол» не нужен.       — Вот так и доверяй вам. Вы вообще тянулись сами? — Попов явно не доволен сложившейся ситуацией, ведь шпагат парнишки немного ухудшился за небольшой промежуток времени. А что же тогда будет с левым и прямым? — Терпи, — вкрадчиво отвечает голубоглазый на тоненький и обречённый всхлип снизу.