Дети не боятся эмоций

      — И не дай бог сейчас хотя бы плюс пятьсот грамм будет, — жёстко грозит пальцем мужчина в понедельник в тренерской, пока зеленоглазый покорно стягивает свои удобненькие спортивки, аккуратно становясь на злосчастные весы, — Тридцать три и два, плюс триста за неделю, Шастун, — невесело подводит итог Попов, записывая результат в журнал.       И старшему совершенно не обязательно знать, что вчера Антон вывернул из себя всё, что съел за день. Потом партизански мучался весь вечер с больным животом и в итоге лёг спать, закинув в организм лишь сладкую детскую витаминку, которую решил купить как раз вчера до фильма, потому что по пути в ТЦ была ну слишком привлекательная непонятно чем аптека.       — Антон, если ты каждую неделю будешь мне по триста грамм приносить, ты уже через пол года будешь колобком, который сможет только сидеть и жрать, — невозмутимо и ровно выдаёт тренер, на пару секунд поднимая оценивающий взгляд на ученика, что уже собирался уходить прочь из неуютной и холодной тренерской, давящей на нервы, — Я тебя не отпускал, куда ты развернулся? Не люблю с затылками разговаривать, знаешь ли, — предъявляет брюнет и спокойно отходит за стол, оставляя открытый журнал, в котором, немного подумав, помечает для себя ещё что-то, а потом садится в кресло и целенаправленно глядит на мальчишку перед собой.       — Я всё понял, не нужно лекцию читать, — замученно и колко высказывает Антон, перенеся вес на одну ногу и тоже прожигая тренера каким-то выжидающим взглядом.       — Не указывай мне, — сквозь зубы басит Попов, — Ты должен понимать, как сильно в нашем спорте вес влияет на твою успешность. Сейчас, хотя может и года через два или все четыре, у тебя и так начнётся пубертатный период, ты, скорее всего, поправишься, и я это прекрасно понимаю, — доходчиво и постепенно объясняет старший, не злясь уже даже, — Но если ты будешь докидывать туда ещё и просто свои вредные хотелки, то далеко мы не уедем, — серьёзно мотает головой брюнет, следя за реакцией спортсмена.       — Я понял, — стараясь не беситься непонятно от чего, кивает Шастун, хоть внутренне откуда-то и взялось слишком много бешеной энергии, — Я пойду?       — Иди, — подумав, кивает взрослый, и младший тут же гепардом вылетает из кабинета. Ему нужно срочно убить себя скакалкой и отжиманиями, желательно быстрее, потому что вот-вот должны прийти сокомандники. Друзьями их назвать нельзя, конечно, на что надеялся ещё маленький Антошка, но они с ребятами поддерживают достаточно хорошие, деловые отношения. Правда, их осталось четверо: Кудинов Егорка ещё лет в девять решил, что фигурное катание — это всё же не его судьба. С Антоном в основном может посоревноваться либо Артём, либо Никита, а Владик обычно оказывается чуть позади, но его это вполне устраивает, он катается в удовольствие и больше хочет стать тренером, чем чемпионом.       Тем же днём, уже на льду, Арсений и правда делает упор на прыжки, поэтому падали сегодня абсолютно все и много. Шастун обречённо заходит на четверной сальхов уже сотый раз за тренировку, надеясь, что ну теперь-то точно должно получится! Говорят, сделай сто раз, на сто первый обязательно получится. Но у него опять не выходит, он снова оказывается полностью лежащим на холодном и нещадном льду. Снова больно. Ударяет ладонью по льду и ненадолго сжимается, прям как ёжик, фырчит, невольно всё-таки выпуская пару обиженных слезинок, которые без проблем успевает стереть пока медленно, не торопясь поднимается снова на ноги. Ставит руки на пояс, шмыгает носом и поджимает губы, с тяжёлыми мыслями в голове подъезжая к тренеру, чтобы выслушать замечания.       — Спокойно, Антон, — чётко и на удивление абсолютно уравновешено говорит мужчина, пока парень упорно пытается не разрыдаться снова, до крови кусая и сдирая с губ тонкую плёнку.       Потому что нельзя теперь плакать. Он уже не маленький, жалеть его не будут, утешать тоже. Это просто никому не нужно, просто всё равно. Все разве что посмеются, что такой большой мальчик плачет из-за того, что у него что-то не выходит, скажут, что как девчонка, и пойдут заниматься своими делами дальше. Но Антон хочет плакать, хочет психовать! Он вообще на тренировках очень эмоциональный и легко расстраивается, если что-то долго не удаётся сделать, хотя, кажется, он прилагает максимум усилий. Значит, не достаточно работает, не достаточно вкладывается, не достаточно слушает и внимает. Не важно в зале, на льду или вообще, пока в школе сидит.       Обида и злость на самого себя порой съедает Антона слишком сильно, буквально до кулака в стену. Он может разреветься в душе, пока его никто не видит и не слышит, может вспомнить что-то неприятное прямо на литературе в школе, из-за чего всегда приходится отпрашиваться в туалет, потому что именно тогда сдерживаться становится слишком сложно. Серёга порой пытается узнать, всё ли у друга в порядке, но Шастун всегда отмахивается, говоря, что или нос не дышал, или проблема в художественном произведении его слишком тронула, или пример в математике ну чересчур сложный и ругаться в классе нежелательно.       Иногда парню кажется, что при Арсении Сергеевиче сильным быть легче. Его бездонные, уверенные, контролирующие, кажется, всё глаза, умные, твёрдые слова и простое присутствие где-то поблизости действуют как своеобразная преграда или барьер, не дающий расклеится в тяжёлый момент. Вот и сейчас, Попов прожигает в лице ученика дыру, считывая каждую эмоцию, а зеленоглазый в эти молчаливые минуты постепенно приводит дыхание в норму, вытирая сопли салфеткой.       — Ну, во-первых, я говорил, что не мне сегодня четверные прыгать, — всё-таки не может не упомянуть этот момент тренер, но Антон больше не выдаёт никаких чувств наружу, просто слушает и ругается на себя внутри, — Во-вторых, ты изначально ушёл с оси, и тебя сразу понесло в право. И руки сильнее должны быть, ты их заносить должен, а потом уже к себе приводить, — жестикулируя, объясняет технические ошибки брюнет, ещё раз взглянув на место, где только что упал мальчишка, — Высоты достаточно, значит поработаешь над круткой потом на полу. Сейчас иди тулуп пробуй, ты слишком на сальхове зациклился, — снова спокойно смотря на ученика, направляет его взрослый, и Антон со вздохом уезжает работать дальше, хоть настроения и внутреннего желания как-то не ощущает. Но и отдыхать на диванчике в пледе тоже он уже не хочет. Вообще ничего не хочет! Разве что исчезнуть. Хотя бы на время оказаться в какой-то безмятежной невесомости, по взмаху волшебной палочки остановить время.. и сдохнуть нахрен.

***

      — Давай на правый.       Время идёт, Антону уже двенадцать, а он всё равно остаётся на растяжку один. Привык. Так почему-то легче. Всегда остаётся последний, чтобы спокойно настроится и потянуться, к тому же и спешить ему давно некуда.       Всё тот же неудачный день никак не хочет заканчиваться, а эмоции всё ещё скапливаются где-то в горле, норовя выйти даже сейчас, когда Арсений ещё не дотронулся и не сделал больно совершенно. Единственное, что изменилось за это время, это то, что шпагаты Шастун уже тянет с лавочки, не плачет навзрыд, не вырывается отчаянно, а старший отмечает тот факт, что у мужчин обычно с растяжкой дела не так хороши.       — Руки убирай, спину выпрямляй. Ногу сзади дотяни, — сидит на той же самой лавке брюнет, включая таймер на минуту и заходя в мессенджеры. Зачем-то пишет Паше, что он заканчивает с Антошкой и идёт наконец отдыхать, бездумно листает ленту в Инстаграмм, лайкая какую-то милую фотку с щенком далматинца, а потом просто следит за тем, чтобы младший не убирал руки с лавки и не мухлевал, — Так, — как только время на самостоятельную растяжку подошло к концу, Попов поднимается и становится сзади ученика. Он берёт его руки, поднимая их вверх и сцепляя у себя на спине, сам взрослый наклоняется и размещает ладони на бёдрах ученика, — Выдыхай, — спокойно просит мужчина и надавливает. Антон не издаёт ни звука, просто сжимает зубы и зажмуривается, — Зажался. Расслабься, — как только давит ещё немного, тут же чувствует напряжение голубоглазый, поэтому подсказывает, хоть мальчишка и сам всё прекрасно знает.       — Ммм, — скулит в какой-то момент мальчик, опуская руки на ладони брюнета.       — Ещё немного, — терпеливо озвучивает свои мысли тренер, не убирая руки ребёнка, ведь они никак не мешают, и не отпускает ещё около половины минуты, — Давай на левый, — Арсений вновь усаживается на лавочку, следя за тем, как спортсмен, кряхтя, меняет ноги. Время тянется медленно, и Шастун успевает хорошо привыкнуть к тянущему ощущению в мышцах, к тому моменту, как старший снова оказывается позади, — Выдыхай, — как только мальчик слушается, голубоглазый вновь надавливает и на переднее, и на заднее бедро, слыша снизу сдавленный хнык, — Потерпи. Знаю, что эта больнее… Скажи, мультики любишь? — разговаривает Попов, отвлекая.       — Д-да, — сквозь зубы шепчет Антон.       — Расскажи про любимый, — немного ослабляет хватку взрослый, но давит сильнее, как только ребёнок начинает вещать.       — Смешарики. Нам даже учительница по биологии советовала смотреть «Пинкод». Там.. там всякие.. законы.. физические рассказывают.. просто и понятно.. Химические ещё.. Больно! — пищит Шастун, начиная активно выкручиваться, потому что иначе давно скопившиеся слёзы всё-таки пробьют плотину из упорства, терпения и присутствия тренера.       — Отпускаю, тише, — чуть пугается таких резких движений мужчина, убирая руки и помогая сойти со шпагата, — Давай прямой, можешь сам немного посидеть, — предлагает Попов, снова садясь на скамейку.       — Угу, — шмыгает мальчик, легко и просто усаживаясь на поперечный шпагат с пола и немного прокатываясь вперёд-назад, потом кладёт одну ногу на лавку, чтобы прочувствовать мышцы с высоты, — Я готов, — вздыхает парнишка, не желая оттягивать свою пытку ещё сильнее.       Он и так заслужил получить по самое не хочу только за сегодня. Диету нарушил, вес в плюсе, прыжки нормально сделать не может, Арсения на растяжке задерживает. Капризничает, буянит..       — Ложись тогда, — хлопает ладонью рядом с собой Арсений, терпеливо ожидая, пока зеленоглазый уместиться подле.       ..и как только что-то не получается, сразу в слёзы, да, Шаст? Нет бы собраться, выслушать, проанализировать всё, выйти и сделать. Так нет! Сопли распускаем, губки надуваем и психуем! Осталось ножкой топнуть и зарыдать! Как настоящий мужчина, ага. Сука, почему я такой.. не такой? Неправильный я какой-то.. Непутёвый.. Не спортсмен совсем..       — Расскажи мне ещё про Смешариков, — ровно просит тренер, усаживаясь у лежащего вдоль на лавке спортсмена так, что натянутые в разные стороны ноги младшего находятся под бёдрами брюнета. Да, близко, но Антона это пока ещё абсолютно не волнует, а взрослому облегчает работу, ведь такая поза блокирует большинство излишних движений.       — Нуу. Лосяш очень умный, даже чересчур, как по мне. Он учёный у них, — пока достойно терпит Шастун, в то время как голубоглазый не спеша, но уверенно тянет ноги вниз, — Дружба Кроша и Ёжика — это просто лучшее, что можно было создать! — действительно немного отвлекается младший, ведь для него это один из самых ярких моментов мультика, — Мне вообще Карыч нравится, взрослый такой.. Он и умный, и рассудительный.. хм.. и на пианино играть.. у-умеет, — начинает понемногу прерывисто дышать парень, сильно зажмуриваясь и замирая. Наверное, планируя раствориться. Но увы и ах, не выходит.       — Вот это да! А ещё что? — наигранно эмоционально восклицает Попов, и Антон понимает эту актёрскую игру для малышей, но всё-таки продолжает, пытаясь абстрагироваться.       — Недавно серия вышла новая, как раз с Карычем.. Он там в роли психолога, и к нему все выговориться приходят.. Он всем помогает, н-но в итоге сам срывается и высказывается, что.. хм.. что их проблемы ерундаа, — тихонечко пищит Шастун, чуть не плача, но целенаправленно держится, теперь снова точно для себя считая, что заслужил всю эту боль. Потому что легче становилось морально, все плохие моменты перекрывались болью, и это было не так уж и плохо. Даже хорошо, как считает Антон уже на протяжении полугода.       — Как интересно, — наконец отпускает мужчина, но тут же видит непонимающий взгляд напротив.       — Ещё…       — Что? — спустя несколько секунд вырывается у брюнета.       — Еще. Тяните сильнее, Арсений Сергеевич. Я заслуживаю, — уверенно убеждает мальчик, совершенно не меняя позы, а наоборот, лёжа абсолютно готовый к продолжению пытки.       — Т.. Ты чего? — целиком и полностью ошарашенный мужчина сейчас совершенно не понимает, что происходит, из-за чего тоже не находит в себе сил встать. Что только что сказал Шастун? Ещё? — С-скажи, что это у тебя шутки такие, — мотает головой теперь уже напуганный взрослый, глядя на мальчишку, у которого, на самом деле, вот-вот слёзы потекут из-за напряжения и внутренней ненависти к себе.       — Нет. Мне надо, — упорно продолжает шатен, но голос ломается тут же, теперь больше напоминая жалобный, — Я же такой непутёвый, я должен.. отработать.., — невольно поскуливает Антон и моргает. Из глаз тут же текут две солёные капельки, падая и приземляясь на лавку по бокам от головы.       — У тебя это откуда в голове вообще? — негодует старший и за руки наконец поднимает до этого всё ещё лежащего перед ним спортсмена, тут же плотно прижимая его к своей груди, — Что за новости, ребёнок? Кто тебе сказал, что ты непутёвый, а растяжка — наказание?       — Так проще, — мямлит в плечо взрослому Антон, полностью обмякая в крепких объятиях уже абсолютно родного тренера.       — Почему? — не понимает старший, чувствуя полностью расслабившееся и потерявшее силы тело у себя на руках.       — Либо я сейчас тут намучаюсь физически, либо съем себя сам. Ночью, — тихо поясняет мальчишка, стараясь не думать о том, что в объятиях Арсения очень уютно. И о том, что он этих объятий не достоин совершенно. Он должен был хорошенько получить, а не наоборот, — Мне не нравится ночью. Спать хочу, и я один, а меня даже просто поддержать некому.. А тут и польза, и Вы, да и спать ещё рано.., — немного опасаясь того, что раскрывает свою маленькую тайну, Шастун шепчет максимально неуверенно.       — Господи, — резко выпускает воздух из лёгких Попов и чувствует в груди нарастающее напряжение, волнение за этого мальчика, которого он сейчас мягко поглаживает по спине.       В голове рой мыслей разом. Некоторые из них живые, бушующие, человеческие такие, о том, что ребёнку нужна забота, поддержка и кто-то рядом, на кого можно опереться, когда тяжело. Это как минимум. Но вот тот самый внутренний, прямолинейный чертёнок, которого хрен заткнёшь, твердит о том, что этот переменчивый путь Антон должен пройти сам, что это его закалит морально, сделает сильнее и стрессоустойчивей. А ещё чертёнок убеждён, что лучше сразу показать парнишку их штатному психологу, не пытаться разобраться самому, ведь сложно помочь в той области, где ты ничего не понимаешь. Это уже говорит более разумная сторона дьяволёнка, но значит это лишь то, что Арсений в чувствах и моральных состояниях смыслит маловато, потому что всё до крупицы всегда выкладывал в программы, но Антоша ещё маленький для такого выражения, поэтому Попов вряд ли сможет должным образом подсказать что-нибудь. Но и спихивать малыша, который уже несколько лет так искренне доверяет ему, Попову, на какую-то женщину — тоже так себе идея.       И по какой дорожке голубоглазому идти, решать ему самому. Как хорошо, что младший пока не собирается покидать объятия родного тренера, поэтому у старшего есть немного времени.       — Не спортсмен я.., — вдруг спустя тихую минуту, прерываемую только редкими и короткими всхлипами, бормочет Шастун. Ему иногда становится так неловко за свои слишком резкие и дёрганые вздохи, что зубы сводит, потому что, неосознанно вдыхая, он тревожит и так не очень удобную позу брюнета, пока тот чуть ударяется подбородком о подлетевшую с низу светлую макушку. Странные ощущения, как когда обнимаетесь с кем-нибудь, а у тебя уже нога затекла, но топтаться не хочется, потому что атмосфера уже нарушится.       — Это ещё с чего? — снова восклицает тренер, немного отстраняя от себя ученика, чтобы чётко видеть его тёмно-зелёные, сейчас ещё и розоватые из-за слёз глаза.       — Спортсмены сильные, — мальчик выпускает из лёгких воздух и задумчиво, с какой-то надеждой глядит на старшего.       — Ты сильный. Просто чувствительный. Это разное, Антош, — по-взрослому отвечает Попов с печальным выражением лица, поглаживая шатена по плечам, и снова обнимает. В этот раз и мальчишка обхватывает рукам спину мужчины, прижимаясь к сильному телу ближе на столько, на сколько может. А старший, чувствуя это желание, тоже прижимает к себе ребёнка плотнее. Так и сидят около двух минут. Парнишка пытается в тренере раствориться, а тренер старается парнишку успокоить.       — Не хочу быть чувствительным, — плаксиво сжимается зеленоглазый, вынужденно подавляя всхлип, — Не хочу чувствовать, это слишком сложно, не хочу! — вырывается у него жалобно вместе с воздухам, пока мужчина тяжело вздыхает, прикрывая глаза.       — Тише, маленький, — шепчет Арсений успокаивающе, сбрасывая маску тренера окончательно. Он ласково и бережно поглаживает Шастуна по голове, не думая о предрассудках. Теперь с мальчишкой сидит не требовательный, а безмерно добрый человек, как бы банально это качество не звучало, — Антош, я рядом. Всегда рядом с тобой… И ты можешь придти ко мне вне тренировок и поговорить, если чувствуешь, что в какой-то момент тебе нужен здравомыслящий человек рядом, — спокойно вещает брюнет, чувствуя как его почти родительское именно для этого ребёнка сердце больно сжимается, поднимая непонятную тревогу прямо в горло. Голубоглазый говорит такие простые и одновременно серьёзные вещи, допускает факт встреч в свободное время, тем самым открывая себя мальчику полностью, — Не могу обещать нежностей и сюсюканий, но обнимать я умею, — а заканчивает с немного грустной и обречённой улыбкой, потому что обниматься он действительно научился за свою длительную спортивную и недолгую тренерскую карьеру.       — А-арсений Сергеевич? — с придыханием заикается шатен через минутку.       — Чего?       — Спасибо Вам большое, — аккуратно шепчет Шастун, как кот, случайно потеревшись щекой о футболку взрослого, но тут же придя в себя, — Но я не хочу Вам мешать и вынуждать делать что-то. Не нужно так печься обо мне. Я справлюсь сам, — Попов только начал растягивать губы в спокойной улыбке, как слышит продолжение, вмиг отчаивается снова, — Всё будет в порядке. Я скажу, если буду умирать, — усмехается зеленоглазый и шмыгает.       — Ох, Антошка. Что ж ты такой, — теряется в мыслях Арсений, решая подумать молча. Пусть мальчик полностью придёт в себя, — Ты бы знал, сколько малышей мне рассказывают именно про Смешариков, — вдруг улыбается взрослый, перебирая светлые прядки своего ребёнка.       — Я ж говорю, классный мультик, — тоже улыбается Шастун, выдыхая уже как-то медленней и спокойней.       — Антош? А давай к Валентине Юрьевне сходим? — аккуратно спрашивает голубоглазый, мысленно примерно приготовившись к любой реакции на этот вопрос.       — А кто это? — просто уточняет младший.       — Психолог наш, — так же спокойно отвечает мужчина и буквально чувствует, как парнишка напрягается, не спеша с ответом, — В этом нет ничего плохого или стыдного, пойми, ладно? Мы просто поговорим, может она совет какой-то даст. Ты можешь пойти один, если захочешь, — негромко поясняет старший, проясняя для мальчика понятие «психолог».       — Нет. Я не хочу, — упирается Шастун, мотая головой. Зачем ему лишние люди, знающие о его тараканах, чертятах и бабочках с козлами в голове? Абсолютно незачем!       — Антош, я не могу тебя бросить в таком состоянии, — серьёзно говорит мужчина, но не давит. Тут его тренерская строгость и жёсткость может и поможет, но результата не будет. Важно желание.       — Вы меня не бросаете! Вы же всегда тут! — восклицает ребёнок, ведь сейчас взрослый явно сказанул чушь по его мнению. Только что ведь говорили, что тренер рядом всегда будет, — Вы же спросили, я ответил. Не хочу, Арсений Сергеевич, — стоит на своём мальчик, вновь прижимаясь к тёплому тренеру сильнее, ища в нём защиту и поддержу, как самый настоящий котёнок.       — Хорошо, Антон. Но мы с тобой всё равно поговорим на эту тему, — ставит своеобразное условие Попов, бережно поглаживая худую спинку.       — Угу.

***

      — Да что б тебя! — под нос ругается Антон, когда на СФП в тридцатый раз слетает со спиннера при работе над боковым заклоном и выходом в перекрёстный бильман. Шатен падает, больно ударяясь о пол то попой, то коленом, улетает в стену, припечатываясь то головой, то рукой, ну или просто подворачивает голеностоп. Когда делаешь что-то очень много раз, стараешься, прикладываешь колоссальные усилия, а всё равно не получается, руки опускаются сами собой. Уже и не хочется ничего совсем: ни работать, ни бороться, ни побеждать.       — Шастун, чего сидим? — кричит с другого конца зала Воля, завидев сидящего на полу ученика.       Устал я! Не хочу и всё тут!       Мальчик, чувствуя, что закипает, уходит работать над прыжками, вкладывая всю энергию в непростое преодоление силы тяжести. А Павел Алексеевич в свою очередь пока ничего не говорит, потому что знает, если парень резко сменил вид деятельности, значит ему сейчас так нужно.       К концу тренировки в зале у Антона получалось всё: баланс, прыжки, закачка, даже программу по хореографии тщательно прошёл, обозначив все аккуратные и нежные движения. Прекрасно всё, кроме нужного элемента, что бесило юного перфекциониста нереально. Он же сейчас выйдет на лёд, и будет падать уже на нём, только теперь ещё и под крики тренера на всю арену. Переодеваясь, Шастун думает о том, что очень бы хотел сейчас заглянуть к Любовь Ивановне. А она как раз сегодня в ночную. И всё равно, что влетит от Попова за опоздание.

***

      — Любовь Ивановна, добрый вечер! — Антошка бежит к старушке так радостно, как к собственной бабушке, чем только и заставляет вахтёршу улыбнуться.       — Привет, дорогой мой! Как дела? — она любяще обнимает своего маленького фигуриста и усаживает на соседний стул прямо рядом с собой, — Ты хоть кушаешь, Тош? Одни кости, глянь! — удивляется и качает головой старушка, потому что видит в облегающем костюме Шастуна очень-очень редко, почти никогда.       — Ем, конечно, — почему-то улыбается этой заботе Антон, вспоминая, как ему за вредную еду ещё и попадает периодически, — Можно я Вам выскажусь чуть-чуть? — наивно просит мальчик.       — Что за вопросы? — разводит руками Любовь Ивановна.       — Я сейчас в зале работал над одним новым вращением, которое через несколько минут должен буду делать на льду, но у меня оно не получается! — обречённо разводит руками зеленоглазый, — Я делал и делал, делал и делал! А всё равно падаю и падаю, падаю и падаю! Уже не знаю, что делать. Сейчас Арсений Сергеевич ещё возмущаться будет, но я же правда старался! У меня не выходит просто, — эмоционально, то ярко и громко, то, наоборот, тихо и расстроенно рассказывает шатен, под конец опуская голову и терпеливо ожидая ответа от старушки.       — Друг мой, мне казалось, ты понимаешь, что сразу ничего не выходит. Ну или очень редко, — наскоро делает пометку она, — Ты же знаешь, что обязательно сделаешь это вращение. Просто не сегодня, а через пару дней или недель, Тоша, — уверяет Любовь Ивановна, приобнимая младшего за плечи, — У тебя всё получится, — по слогам почти шепчет она ему, такому расстроенному, на ухо, — Я верю в тебя, герой мой, — улыбается вахтёрша и берёт худую мальчишескую ладошку в свою, поддерживающе сжимая, — Не отчаивайся раньше времени, договорились? — спрашивает настойчиво, но не строго. Любяще.       — Договорились, — благодарно смотрит прямо в тёмно-карие глаза мальчик, вымучено улыбаясь. Скрипит дверь.       — Шастун!       — Арсений Сергеевич, бежит! Не волнуйтесь, — первой отзывается старушка и улыбается Антону, напоследок сжав его ручку крепче, на что видит такую же добрую и детскую, с прищуренными глазками улыбку в ответ. Мальчик убегает к тренеру.

***

      — Пошли бедро потянем, я тебе говорю! Ты иначе не загнёшься никуда! — зовёт к себе голубоглазый, и Шастуну ничего не остаётся, кроме как поплестись к старшему, уже предвещая боль и страдания.       — Может ну его? Кроссбильман этот, — предпринимает попытку Антон, приближаясь вплотную, но за слова тут же получает лёгкий, но ощутимый подзатыльник.       — Обнимай любимого тренера и ногу мне давай, — с максимально серьёзным выражением лица говорит мужчина, уже выставив руки вперёд.       — Ц, — парнишка слушается, с замаха подавая ногу назад, — Ау! — удивляется сильной боли шатен, зажмурившись, пока его ногу сгибают и направляют к голове, — Мне не спину, а перед бедра тянет, — мычит Шастун, будто спрашивая, так ли должно быть.       — Хорошо. Только спину всё равно сделай ровно и плечи не уводи, — спокойно комментирует старший, одной рукой притягивая колено ученика к себе, а второй давя на основание бёдра от себя. Увеличивает КПД, так сказать, — Терпи! — как только слышит первый, требующий пощады крик, железно выдаёт брюнет.       — Хватит, Арсений Сергеевич! — через минуту чуть-чуть буянит мальчик, и брюнет понимающе отпускает страдальца.       — Давай другую.       — Другую? — выпучивает глаза Антон, получая кивок, — Ну нееет! Я же только на правую ногу делаю! — запрокидывает голову назад мальчишка, но его молча притягивают к себе, чуть наклонив.       — Не вредничай, не такая у тебя левая и плохая, — уже ловит ногу Попов, потихоньку поднимая и корректируя положение.       — Ага. Но она больнее.. А! — вновь скулит ребёнок, сжимая зубы и футболку тренера в пальцах с неимоверной силой. Он понимает, что капризничать бесполезно, поэтому твёрдо терпит, стараясь отвлечь мысли и расслабится, к чему приноровился уже почти профессионально, — Всё, пожалуйста, — шепчет тихо, когда влага из глаз уже активно подступает.       — Пойдём спину, руки потянем, и я отпущу тебя, — старший осторожно ослабляет хватку и предлагает, но так то ставит перед фактом бедного мальчика.       — Может не надо..? — младший опять за своё.       — Шастун, не зли, — басит сильно уставший под вечер Арсений, перемещаясь вместе с зеленоглазым на коврик, — Давай на живот, делай руки, как за партой, — как только задание было хоть и со вздохом, но успешно выполнено, Арсений, который успел опуститься сзади на корточки, эту конструкцию приподнял и медленно потянул назад, сгибая спину воспитанника именно в грудном отделе, который хромал больше всего. Очень неприятно, но мальчишка терпит, хоть ощущения, как будто сейчас что-то вылетит или сломается нахрен. Но тренеру Антон доверяет всецело, поэтому почти молча терпит.

***

      — Привет, — Попов неожиданно появляется в комнате 219 вечером тёплого июля, когда Антону уже давно тринадцать, и следующий его сезон будет первым выходом в юниоры, чем сам мальчик был очень взволнован ещё в мае.       — Э.. Здравствуйте, — удивляется приходу брюнета Шастун, который слушал музыку, очень сильно эмоционируя всё внутри, поэтому теперь немного не может перестроится на реальность и утихомирить весь кавардак в груди.       — Мне показалось, ты сегодня какой-то нервный был, когда с прогулки пришёл. И на ужине я тебя не видел. Всё в порядке? — абсолютно спокойно спрашивает голубоглазый, проходя вглубь комнаты, и открывает попавшуюся на глаза детскую тетрадь по русскому.       — Да с Серёгой немного повздорили, — печально признаётся парень, скручивая и откладывая проводные наушники в ящик, — Не хочу первым извинятся, — бурчит мальчишка, мотая головой.       — «КуриТСЯ», Антон? Серьёзно? — чуть не хохочет взрослый, читая какое-то задание, которое ещё не проверяла репетитор, — В курятнике кто живёт, дорогой? — улыбается младшему тренер, пока тот сидит в полном непонимании.       — Ну курица, — до сих пор не догоняет Шастун, хмурясь.       — В тетради «куриТСЯ», — снова смеётся голубоглазый, листая страницы ещё немного, проверяя почерк.       — Ну ошибся, что такого? Устал тогда, может быть, — немного нервно пожимает плечами парнишка и поднимается, находя ручку, забирая тетрадь у старшего и исправляя глупую описку, — Всё.       — Из-за чего поссорились-то? — успокаивается мужчина, видя действительно совершенно подавленное состояние спортсмена и понимая, что сейчас повёл себя не лучшим образом.       — Если я скажу, Вы будите ругаться, — мямлит сидящий на кровати Антон.       — Не буду, — обещает и приземляется на стоящий рядом стул старший, потирая бровь и прикидывая, по каким таким причинам он сейчас не будет ругаться.       — В кондитерской оставалось одно единственное пирожное, которое мы оба любим, — уже с явной тоской начал мальчик, а голубоглазый мысленно кивнул своим догадкам, — На цу-е-фа решили, мне оно досталось, а Серёжа какое-то другое взял. Мы потом по парку пошли гулять, я половинку корзиночки съел, уже хотел с ним поделиться, но нога в яму какую-то попала, и я вместе с этой корзиночкой полетел вниз, — обида на самого себя и ситуацию снова наплывает на Шастуна, как цунами на город, снося все разумные мысли, убеждения или хотя бы факт того, что это простая случайность, — Серёжа потом понаговорил много, что лучше бы он это пирожное взял, потому что не уронил бы и нормально поел любимое, — уже совсем шепчет мальчишка, который не понимает, почему такая простая ситуация вызывает у него столько эмоций. Арсений пересаживается на кровать и приобнимает ребёнка за плечи.       — Ты так расстроился из-за пирожного, Антош? — мягко уточняет мужчина.       — Ага, — шмыгает носом зеленоглазый, вымученно уронив голову взрослому на плечо.       — Давай я завтра привезу тебе четыре таких же пирожных, ты пойдёшь к Серёже, и вы вместе их съедите. Как тебе? — с доброй улыбкой предлагает Попов и глядит на этого ребёнка под боком, что наконец повеселел.       — Мне нравится, — улыбается мальчишка, поднимая счастливые и благодарные глазки на тренера, — Спасибо, — уже представив всю эту чудную картину, как они с другом радостно уплетают корзиночки, Антошка снова падает головой на крепкое плечо и прикрывает глаза.       — Не за что, — улыбается довольный брюнет, ведь этого фигуриста всё ещё достаточно просто сделать искренне счастливым и заставить улыбаться.

***

      — Шастун, ну ты заносишь ногу, а нужно бедро! Вот сюда прям уводи и спину держи, — поправляет уставшего пацана Арсений. Шёл третий час вечерней тренировки на льду и тринадцатилетний Антошка уже порядком задолбался прыгать и вращаться. Голова кругом. Поэтому он сдержанно кивает тренеру и едет к борту, чтобы выйти посидеть и попить, — У тебя через месяц первый юниорский чемпионат, программы не готовы, а ты опять дурака валяешь, — причитает старший, скрестив ноги и руки у выхода со льда.       — Я чуть-чуть, — старается на злится мальчишка, ведь подобные заявления в свой адрес он в последнее время слышит постоянно.       — Вот обгонит тебя Артём…       — Не обгонит. У него произволка легче, — надменно вырывается у шатена, пока он бухается на скамейку за бортом.       — Зато он её чисто катает, а ты через раз падаешь, — как ни в чём не бывало ставит пацана на место взрослый, сверкая недовольным взглядом, — Старшим не груби, и поехал работать, — строго отвечает Попов и внимательно следит за тем, как спортсмен тихо и возмущённо цокает, но возвращается на лёд, — Нормально хоть раз откатай, тогда может быть я подумаю над тем, чтобы дать тебе посидеть минуту…

***

      — Ну и что это вообще было? Уже просто собраться не можем, да, Шастун? — ругается на следующий день Попов, когда мальчишка один прыжок пытался чисто выполнить пол произвольной, но постоянно уходил в два оборота, вместо нужных четырёх, — И что с перекрёстным бильманом опять? Давай, значит, со спиной и руками ещё поработаем, потому что то, что есть сейчас, это собачка в туалет ходит, а не ты вращение катаешь! Кстати, и перекидной с кривыми коленями был, — всё это сыпется на пытающегося отдышаться парнишку, который, вообще-то, ничего плохого не сделал. Ну, подумаешь, программу откатать не может. Рань несусветная так-то! Девять утра! А ему ещё на уроки ехать через час, — Сделай мне нормально хотя бы первую часть, а на хоряге сегодня пройди досконально и короткую, и произвольную. Чтобы все акценты были, спина прямая и плечи опущены! Вечно ты их задираешь. Вечером, после льда мне всё покажешь, — вещает весь план мужчина, пока мальчишка поправляет шнурки на коньках и чёрную форму где-то внизу, — Вдох-выдох, и пошёл, — почти гипнотизирует Попов, когда ученик возвращается в нормальное положение и поднимает на него свои ярко зелёные глаза.       — Виски с колой хорошо, — поёт себе под нос Антон и улыбается, пока отъезжает от старшего. И жить вдруг становится как-то веселее. Почему, интересно..