Чешуя

      По подоконнику стучали капли разъяренного дождя, разбивались во влажную пыль, и возможно только благодаря их увлажнению Сэнди проспала до полудня, не промучавшись последний час в потугах расчесать привередливую кожу, неприятно натянувшуюся и высохшую в душной комнате. Рискованно неприкрытые и зацелованные со вчера жабры едва уловимо подрагивали каждый раз, как на них тонким слоем опускалась влага, и вторили таким же неспокойным ресницам, дрожащим под тяжестью осевших на них капель. Где-то на улице, вдалеке, казалось, гремел гром, может быть, над залежами тяжелых и злобно темнеющих туч мелькала молния. В один особо громкий момент девушка и проснулась, обнаружив себя лежащей обнаженной на покрывале, о которое вчера так противно иногда терлись колени. Привычного жара человеческого тела рядом почему-то не ощущалось. Этого тела, любившего спать не меньше её, не наблюдалось в комнате вообще, было как-то непривычно пусто и даже холодно.       Блаженно потянувшись, приведя в движение всё ещё какие-то подозрительно слабые конечности, синхронно хрустнувшие по их утреннему обыкновению, она приподнялась и подползла ближе к окну, подставив дождю и без того влажное лицо. После «чего-то непонятного», занявшего эту ночь, высосавшего все силы и свалившего спать почти сразу же, тело приятно тянуло обратно на к земле, распластывало его по матрасу и делало каким-то непривычно ленивым. Но на поводу у любопытства, потянувшего в сторону двери, из-за которой доносились приглушенные голоса, эта груда лени всё-таки сумела совладать с собой и, не утруждаясь поисками хоть какой-то одежды, сползла на пол.       Если этот день не назывался субботой или воскресеньем, разговаривать Джен могла только с матерью, как обычно возившейся где-то в одной из комнат первого этажа. Хорошим слухом природа Сэнди наградила сполна, но голоса, без знания контекста, говорили на какую-то непонятную тему, то и дело ускользавшую от обеих говорящих. Через пять минут шпионства подслушивать даже стало скучно, поэтому девушка так же лениво, но, как всегда, бесшумно поволокла нижние конечности вниз, чтоб хотя-бы начать подглядывать. Хотя не факт, что подслушивание этого нудного диалога ни о чем после этого станет приятней.       Джен, растрепанная сегодня больше обычного, с не менее скучающим видом сидела за кухонным столом, тоже не находя сей разговор занимательным. Только миссис Флорес кружилась по кухне, увлеченно разглагольствуя о делах соседей, с которыми худо-бедно получилось сдружиться. Не особо вслушиваясь, девушка скучающе изучала глазами вдоль и поперек изученную комнату, вдруг зацепившись за не особо привычную голову, выглядывающую из-за угла, ведущего к лестнице. Та, заметив, что её рассекретили, только высунулась сильнее, одним взглядом спрашивая, как долго та ещё собралась тут рассиживаться.       — Ладно, у нас тут дела были, пошла я… — очевидно обрадовавшись внезапно появившейся причине сбежать, пробормотала девушка, почти что стекая со стула на пол.       — Дождь же на дворе, куда вы опять собрались-то? Промокнешь сейчас и проваляешься с температурой остаток лета, — отозвалась миссис Флорес из другого конца комнаты.       — Нам нравится мокнуть. Да мы и промокнуть не успеем, нам только до дома его дойти.       — Так не факт, что он вас пустит. Я же говорю, что он помешанный какой-то, ни с кем не разговаривает, из дома раз в полгода вылезает. Не надо к нему соваться, черт ещё знает, что в голову взбредет с вами сделать.       — Мы осторожно как-нибудь. И не к таким ходили.        — Вы о ком это? — прошептала Сэнди, когда Джен всё-таки оторвалась от предостережений и забралась на второй этаж.       — Да так, спрашивать вот кое о ком ходила. У меня тут сестра мелкая по дому бегает, можно хотя-бы за пределами комнаты обматываться во что-нибудь? Или это будет притеснением твоего русалочьего достоинства?       Надувшуюся девушку быстро затолкали обратно в комнату, отказавшись выпускать оттуда в чем мать родила в следующий раз.       — Почитала всякое сегодня, пока кое-кто дрых, и что-то как-то много всякого там нашлось, — продолжила Джен, упав на кровать, предварительно кинув в подругу её одеждой, валявшейся неподалёку. — Ходила спрашивать вот, есть ли у нас в нашей глуши хоть один полицейский или хотя-бы… не знаю. Кто-нибудь, кто замечает весь этот беспредел.       — Что за беспредел-то? — играя в свою излюбленную игру и не собираясь торопиться с надоедливой одеждой, бормотала Сэнди из другого конца комнаты.       — А вот тот, что ты уже видела. Думаю, твои сородичи над телами жертв не издеваются так, как сектанты.       — А что там издеваться-то? Мы не гурманы, чтобы в мясе копаться. Мясо оно всегда мясо, зачем усложнять?       — Ну вот, а вы для них материал для исследований, а не мясо. Я всё-таки ещё пытаюсь надеяться на то, что они хотя-бы каннибализмом не помышляют. Но я и в этом не уверена, особенно после увиденного. Они лет десять назад в лесу резали вообще всех без разбору, кто под руку попадался. Не удивлюсь, если большая часть пропавших не утонула, а была закопана фанатиками где-нибудь в лесу. Мама говорит, что вроде коп один здесь и живет, но его, конечно же, никто не видел, не слышал и вообще он стены соседей по ночам говном обмазывает. Одно название от копа. Вот и происходит тут хрен поймешь что. Русалок в подвалах держат, в церкви заброшенной какие-то собрания устраивают, но никто ничего сделать с этим не может.       — Как мы вообще до этого дня дожили. Сектантов ограбили, а они нам до сих пор стены говном не обмазали.        — Ага, зато у меня у сестры, наверное, травма на всю жизнь осталась. У меня, наверное, тоже. — девушка даже поёжилась, вспомнив одного из сектантов, в убийстве которого случайно сама приняла участие. — Именно поэтому, я считаю, нам надо найти этого копа и предъявить ему за то, что он сидит на жопе ровно и ничего не делает. За что ему вообще деньги платят. Если платят. Если этот коп вообще существует. И если не умер там у себя где-нибудь.       — И если он не один из сектантов.       — Блин, вот зачем сказала? Ещё и от копа теперь бояться придётся. Хотя, думаю, если он и один из них, нас сразу пошлют. Надеюсь, он не из тех в жопу ужаленных, которым очень нечего делать, кроме как за гениями вроде нас бегать.       — Ну, это хотя-бы не тебя от твоих бумаг страшных оттаскивать. Пошли. Если что, я всех сожру, — закончив одеваться, встав в гордую позу и утвердительно кивнув самой себе, заявила Сэнди.       — Зная тебя, не сомневаюсь. — Джен стащила со стола за лямку уже заранее собранный рюкзак, — И вообще-то, вчера от этих самых бумаг оттаскивать надо было не меня.       — У меня вообще много вопросов ко вчерашнему вечеру.       — И я не буду на них отвечать, потому что знаю про что они будут и…       — Надо будет повторить.       — А? А… а зачем? — внезапно севшим и жалобным голосом просипела девушка, споткнувшись о ступеньку лестницы и чуть не прокатившись по ней кубарем до самого пола.       — Не знаю. Я у тебя вчера то же самое спросить хотела. Но ты на вопросы не отвечаешь, поэтому надо будет повторить без вопросов.       Не найдя слов на то, чтобы продолжить этот странный и неловкий диалог, Джен на подкосившихся ногах поплелась дальше по лестнице, предусмотрительно держась за перила. В конце концов, чему тут удивляться, если она сама наломала дров и ничего не объяснила даже самой себе. Надо же было додуматься, что Сэнди это необъяснённое нечто может понравится. Собственно, Джен и не была против, хоть и у самой в голове было, наверное, не меньше вопросов.       В какой-то момент она слишком забыла о том, что рядом с ней не человек. Пусть это и было почти незаметно. Не заметно в её походке, чертах лица и манере говорить, хоть иногда способность говорить Сэнди и изменяла. Стало заметно именно сегодня в отношении к такой, казалось бы, примитивной вещи, как секс. Джен всегда думала, что она всё-таки не животное, чтобы гнаться за ощущениями и не думать ни о чем другом. Тогда что это вчера было? Из-за чего это было? В животе что-то странно холодело, когда она догадывалась, что сделала это не из-за того, из-за чего нужно было. Не из-за того, из-за чего это происходило у нормальных людей.       Это лето вообще богато на всякое ненормальное, это просто очередной пункт в списке.       27. 05. 1980       7:37 p. m.       Видит Бог, не суждено моей жизни стать прежней, как бы я по ней не скучал. Год прошел, я бы и забыл обо всём этом, если бы не стеклянный глаз моей жены, смотрящий на меня с осуждением. Нормальные люди бы попытались об этом забыть, не вспоминать больше никогда, чтобы такого не повторилось впредь. Но мне не суждено создать такой семьи. Может, ещё не поздно, но мне всё больше и больше кажется, что с каждым днем эта возможность от меня ускользает. Я трус, любой мужчина бы давно что-то с этим сделал, а не жаловался молчаливой бумаге, как я. Но что бы этот мужчина сказал про мою жену, если бы имел шанс её увидеть? Увидеть мало. Я вижу и знаю больше, чем все остальные, потому что вижу её постоянно. Бог давно покинул мой дом, теперь лукавого отсюда не выгонишь, ибо моя жена позволяет ему владеть ей, её домом и скоро позволит владеть мной. Пастор Бенедикт предложил свою помощь, но боюсь, что Дэбору снова охватит припадок… если и церковь совсем от нас отвернётся, на верный путь нам уже никогда не вернуться.       Среди соседей пошел слух, что опять несколько человек у озера проклятого пропало. Не успела эта рана хоть чуть-чуть зажить, как её снова вскрыли, моя Дэбора снова сама не своя, хоть сначала она и пыталась это от меня скрыть. Не спит ночами, вечно о чем-то думает, я даже поговорить с ней ни о чем спокойно не могу. Я было обрадовался, когда она сказала, что нашла себе подруг, начала проводить с ними время. От меня бы отдохнула, может, поправилась или сама в церковь сходила. Я же пытался её туда отвести. Нечестивый говорит её голосом и отскакивает от святой земли, только мы приближаемся.       Ничего уже не будет, как прежде. Это всё я и эти демоны твари. Можно ли их назвать демонами? Демон сидит в моей жене, но никак не в том озере. Дьявол не опустится до такого, у него другие методы. Это просто животные, случайный повод для того, чтобы моя жена потеряла рассудок и продала душу в обмен на билет в преисподнюю. Только мы виноваты в том, что оказались недостаточно сильными для того, чтобы этому противостоять. Она врала мне, своему мужу. Демонами были её подруги, потому что никаких подруг и не было. Только наглая ложь, ложь мне в лицо, чтобы я не стал настраивать её на путь истинный, чтобы не препятствовал её походам в логово к этим монстрам. Никаких подруг у неё нет, только голос дьявола в голове, который влечет её туда, дальше от всего святого. Не от нашего дома, конечно. На нем лежала печать ада ещё задолго до того, как это началось.       Не избавить нам город от этого влияния до тех пор, пока люди сами не захотят отвернуться от дьявола. Пока не перестанут сплетничать, говорить об этом, ходить на озеро и делать его предметом всеобщего любопытства. Это он, он говорит их голосами. Но ни мою жену, ни всех остальных уже не спасти. Люди пропадают, об этом продолжают говорить, моя жена тайком ходит туда почти каждый день. Не далек час, когда эти твари своими культями упокоят её на дне.       Я хочу оставаться хорошим мужем и хорошим человеком, но не должен ли я тогда согласиться на её уговоры и пойти туда с ней? Моя священная обязанность — её защищать, но кто защитит от влияния дьявола меня, если придётся мне там оказаться? Надо принимать какое-то решение. Сама она из этой порочной сети уже не выпутается.       3. 06. 1980       1:54 a.m.       Я грешник, и нет мне прощения, как бы пастор Бенедикт меня не утешал. Только грешнику не светит свет Божий, и он оказывается там, где начинается безумие. Я должен был отказаться, должен был быть мужчиной, проявить настойчивость и не дать ей снова оказаться там. Но мы снова были на том озере, я слишком слаб, я уступил. Уступил ей, уступил часть своей жалкой души нечестивому. Давно надо было понять, что не моя это жена более. И должен ли я в таком случае быть с ней до конца? Я дал клятву у алтаря, в горе и в радости, наверное, даже в руках у Дьявола.       Есть ли смысл мне дальше этому сопротивляться? Если у меня уже не хватило сил, чтобы не следовать за ним, прячущимся за личиной моей жены. Не оправдает меня моя слабость, только лишний раз подтвердит, что места на небесах мне не будет.       — Ну, судя по всему, нам сюда. Кто стучать будет? — осматривая вроде бы самый обычный и ничем не примечательный одноэтажный домик, пробормотала Джен, оглядываясь на подругу, так же не особо пышущую энтузиазмом.       — Нам точно туда надо?       — Да ладно, к сектантам же ходили, даже выжили.       — Ты ходила. Если бы там была я, возможно, ты бы и не сказала, что выжили.       — Не забывай, что ты можешь всех сожрать. Если он, конечно, не двухметровый шкаф с пушкой в кармане. Тогда могут трудности возникнуть.       — Э-э, а может всё-таки не надо?       Будто издеваясь, Джен в ту же секунду уже стучала по непривычной для этого места железной двери, заранее готовясь к обороне от того самого шкафа. Но что-то подсказывала, что откроет (если откроет) ей обычный человек, на которого в случае чего можно будет Сэнди натравить. Не сидят обычно двухметровые шкафы с пушками по домам, не показываясь никому. Тем более, если они копы.       За дверью молчали, и без того нервную Сэнди, казалось, это напрягало ещё больше. Шторы задернуты, забор высокий, дверь чуть ли не пуленепробиваемая, а не как у всех. Либо житель этого бункера боится гостей не меньше, чем они его, либо не хочет, чтобы крики гостей через эту защиту пробились. О последнем сейчас думать очень не хотелось.       — Никого нет дома, пошли. У нас вроде и так всё нормально было, зачем нам нужна помощь ещё одного человека? — еле заметными шажками отступая назад, затараторила Сэнди.       — У нас пока что всё нормально. Я пришла предъявлять ему за то, что он какого-то хрена дома сидит и не видит, какой пиздец у него в городе происходит. Вроде его работа. — пытаясь разглядеть что-то в зашторенном окне, бормотала в ответ Джен.       — Дневник смелости придал что-ли? Ты до конца лета рискуешь не дожить.       — Если он и придает смелости, тебе бы тоже не помешало почитать. Что-то я тебе очеловечила, по-моему. Раньше это ты меня за собой тащила, если была возможность кого-нибудь сожрать.       — Раньше я в воде сидела и вообще, как смеешь ты принижать моё достоинство?       Девушка хоть и картинно обиделась на сомнения в её храбрости, приосанившись, вполне уверенно подошла к двери ближе и, чтоб наверняка, повернулась к ней спиной и забарабанила по её поверхности босой ногой, продолжая возмущённо таращиться на обнаглевшего человека.       — Ничего я не очеловечилась и ничего я не боюсь, я ж говорю, что дома никого нет. Если тебе так туда надо, лезь через забор опять, дверь тебе всё равно не откроют.       Дверь, услышав такое предположение, издала скрежещущий звук и дрогнула, заставив Сэнди с коротким взвизгом в один прыжок отлететь от неё на два метра в сторону. Из щели выглянуло крайне недовольное этим барабанным концертом лицо, кажется, сразу догадавшееся, кто его исполнял. Недобро глянув сначала на побледневшую и ставшую почти прозрачной Сэнди, потом на такую же не особо спокойную Джен и сдвинуло брови к переносице ещё сильнее.       В общем-то, вполне обычное лицо. Не скажешь, что его шея ведёт к телу перекачанной машины для убийств, прикидывавшей траекторию удара для одной из нарушительниц спокойствия. Хоть ни одна из них сейчас и не осмелилась бы за это ручаться. Обычное лицо обычного человека, явно излишне бледного и обросшего из-за постоянного сидения в четырех стенах. Если бы оно выглянуло из щели посильней, Сэнди смогла бы вновь увериться в своих силах и способностях по поеданию людей.       — А-а… — Джен свято верила в то, что уж она-то сейчас ничего и никого не боится, но нужные слова почему-то сами собой потерялись где-то на полпути к языку.       — Чего надо? — устав мочить начавшую лысеть голову под моросью дождя, хриплым басом поинтересовалось лицо.       — Луи Диксон, я полагаю? — стараясь сделать голос достаточно уверенным для того, чтобы тон подходил для предъяв, пробормотала Джен.       — Ну?        — У-у нас тут пара вопросов к вам была, знаете, не всем нравится то, что в городе творится. Вам вроде как по профессии надо этим заниматься.       Лицо только помрачнело сильнее, из-за чего на уверенный голос можно было бы и не надеяться.        — Проваливайте отсюда со своими вопросами, не ваше дело. Никто, кроме вас, не жалуется.       Дверь хлопнула так же резко и громко, как щелкнула при открытии, оставив перепуганных девушек под дождём ни с чем. Если слушать короткий и путаный рассказ миссис Флорес внимательно, ни на что, кроме такой вот реакции можно было бы и не надеяться. Джен, очевидно, слишком сильно даже для себя самой поверила в себя.       25. 06. 1980       7:37 p. m.       О чем вообще я смею говорить, я жалкий трус, не заслуживший вечного покоя после смерти. Никто меня не заставлял ходить на это озеро, никто не заставлял меня играть проклятую комедию, которую затеяла моя жена, никто, в конце концов, не заставлял меня делать дьявола в человеческом облике своей женой. Я проклят и обречён, тут уже ничего не поделать. Это было понятно ещё год назад. Это я дурак, надо было тогда что-то и делать, сейчас уже слишком поздно.        Моя жена Дьявол руками этой женщины сегодня целился в меня ножом, когда я пытался в очередной раз её вразумить. Не вижу смысла впредь даже пытаться, от прежней Дэборы в этом человеке не осталось ничего. Возможно, мне стоило тогда принять неизбежное, хотя-бы ушел, как мужчина, не успел бы погрязнуть во грехе сильнее, позволить ещё большему количеству людей сгинуть из-за неё. Хотя, что я могу сделать. Стоило бы чего-то добровольно уйти из жизни? А чего мне ещё бояться, лучше уже всё равно не будет.       Не знаю, чего она хочет добиться, я просто смотрю. Каждый день стою там и стою. Даже воспоминания о том роковом дне в голову больше не лезут. Я грешник, мне положено не слышать голос Божий. Не с тем человеком я живу. Как будто у неё есть благая цель — освободить город от этого проклятия. Перебив их всех. Разве это будет лучшим решением? Люди не заслужили такого. Того, чтобы кто-то ради них брал на себя этот грех в одиночку.       Не знаю, не хочу даже разбираться в этом, мне просто больше нечего делать. Слабаку, вроде меня, другого не дано, только следовать за дьяволом всё дальше, уже без шансов когда-либо вернуться назад.       14. 07. 1980       5:38 p. m.       Бал Сатаны, вот во что скоро превратится мой дом. Впрочем, я уже сомневаюсь, что он мой. Он принадлежит твари, нечисти, которая оккупировала его. Я тут на птичьих правах. Как будто угол снимаю. Двое безумцев, таких же, как она, приходят каждые два дня, шепчутся о чем-то на кухне. Такие же потерянные души, уже объединяются. Как будто меня она пока что в своём кругу проклятых не хочет видеть. Не знаю, что они там делают, и знать не хочу. Думаю, что не хочу знать. Но думаю, что всё равно придётся узнать. 11:56 p. m.       Я уже не знаю, что делать, что думать обо всем этом. У Дэборы сегодня случился какой-то припадок случай приступ, не знаю, как это объяснить. Я даже не пытался читать свои лекции, я прекратил с этим, всё равно всё становится только хуже. Я пытался говорить с ней о чем-то неважном, я даже не помню, о чем, как она просто упала на пол и начала странно чесаться, кататься вокруг по полу. Я, дурак, уже начал думать, что это демон наконец-то решил покинуть тело моей жены, оставить её в покое, и это было нелегко и выглядело так странно. Я так и думал, даже когда она в этом состоянии набросилась на меня, даже когда это прекратилось. Но ничего не изменилось. Не знаю, что это было. Возможно, она так играется со мной. Чем ещё это могло быть.       Я почти обещал себе больше к ней не прикасаться даже, чтобы чего не случилось, но пришлось перевязать ей руку, она расчесала её почти до костей. Или, может, это мне с перепугу показалось. Она, наверное, снимет его и продолжит чесаться, как проснётся. Всё равно уже, лишь бы это нечто не голосило и не бесилось, как сегодня. О нас и так соседи уже чего только не думают, сейчас начнут стороной обходить, потом вообще вилами погонят, как прокаженных. Ладно бы, если бы меня оставили, но я не думаю, что она отпустит меня. Нужен же бесу козел отпущения, который не сможет слезть с привязи.       Не знаю, может это её клан культ банда заразила какой-нибудь… горячкой или у чего могут быть такие симптомы, или демон внутри неё просто перевозбудился из-за того, что кто-то попался на крючок. Чем больше об этом думаю, тем больше думать не хочу.       19. 07. 1980       10:19 p. m.       Я уговаривал её, я почти умолял, я готов был умолять это существо. И чего мне это стоило. Сидел бы себе тихо и сидел, но видимо осталось ещё во мне что-то от былого святого, что прорвалось сегодня наружу. Не знаю, возможно, сегодня я ещё легко отделался. К ней опять приходили эти её др последователи, которые меня скоро совсем выселят из моего же дома. Они не стали задавать вопросов на счет её рук, и мне тоже не стоило. Остатки былого меня всё ещё не могут смотреть на это всё, ну не мог я наплевать на то, что царапины, которые она оставила на самой себе начали воспаляться из-за грязи и прочего. Возможно это и не грязь, а опять демоны, но все же, наверное, это не их методы. Они только наблюдают.       Я пытался предложить даже свою помощь, когда она отказалась ехать к врачу. Я уже успел смириться с тем, что нас обоих упекут в сумасшедший дом, если всё это продолжится. Даже лучше, подальше от греха, от всех, к тишине и просветлению. Почему-то я как-то расслабился, когда она начала плакать. Не все воспринимают заботу правильно.       Пришлось вырвать страницу, не хочу даже вспоминать это всё, чтобы сюда написать. Хотя, если бы написал, у меня были бы хоть какие-то жалкие доказательства. Я и подумать не мог, когда стоял с этой женщины пред алтарём, что буду жаловаться на домашнее насилие. Ещё и из-за того, что пытался помочь ей не сгнить заживо. Я мог бы убрать с кухни все ножи, но отчего-то уверен, что она раздобудет в два раза больше и одним из них перережет мне горло ночью. Она и так почти это сделала сегодня. Не знаю, как отреагирует моё гниющее изнутри тело, может, до конца жизни у меня под ребром останется выжженая буква «А», которую мне оставила эта погань сегодня. Естественно, зачем ей ещё жить, кроме как ради моих и не только моих страданий. Она опустила меня даже в моих глазах, что уж говорить о этих её друзьях приспешниках.       Не хочу не могу даже разговаривать с ней. Нам не о чем. Только о тех тварях, это единственная тема, привлекающая её внимание. Пусть тогда разводится со мной и выходит заново за одну из них, если они не покидают её мыслей. Не знаю, есть ли у них вообще мужчины и женщины, или этих плоскомордых все одинаковые. Думаю, ей это и не важно будет. Мне уже падать ниже некуда.       — Нас прогнали, хватит нарываться на ещё большие проблемы, — вертя перед собой куриную кость и думая, стоит ли точить об неё зубы, твердила Сэнди, даже не глядя на нервную подругу.       — Так надо доебаться получше, чтобы он не хамел. Че это, может за нами маньяк гнался, а этот чудо-полисмен своим агрессивным таблом меня чуть в могилу не загнал. Первее маньяка, — как обычно прикрывая процесс издевательств над курицей вытянутым перед собой меню, бормотала Джен, почему-то постоянно вертя головой по сторонам, высматривая кого-то то в окне, то в помещении, за своей спиной.       — Какого маньяка?       — Не важно. Меня почему-то слишком сильно волнует вопрос, почему этот Луи Диксон, если он коп, ничего с сектантами не сделает. У него же должен быть ордер на оружие или как у них это там называется.       — А, по-моему, мы опять лезем куда не надо.       — Да мы уже давно залезли куда не надо, поздно пытаться лезть назад. Мы же не к сектантам опять идём. Вроде как наоборот, от них.       — Если нас порежут и повесят на стену, это ты будешь виновата, — как обычно, беспечная и всем довольная после вкусной еды Сэнди наконец-то положила кость обратно на тарелку. Вместо того, чтобы лениво откинуться на спинку кожаного диванчика, как это было обычно, она вдруг поднялась и подсела на диван напротив, пихнув Джен бедром ближе к окну. — Вообще, вместо того чтобы лезть куда-то, куда нам вообще не надо, мы могли бы, ну не знаю… повторить этот твой секс.       Всё думая о чем-то своём, Джен даже не сразу заметила, что нимфоманка в лице её подруги всерьез намеревалась стянуть с неё футболку. Почему-то не сразу она смогла схватить пару этих некультурных рук, чтобы отстранить от греха и от себя подальше.       — Эй-эй-эй, ты что? Не здесь же! Ладно бы дома ещё… хотя, там мама… И вообще у нас дела, пошли. Нимфоманка.       — Кто? Эй? У меня вообще-то имя есть не надо мне нового, — подорвавшись за покрасневшей и внезапно куда-то заторопившейся подругой, Сэнди опустила босые ноги на холодный кафель, как на зло спрашивая свои неловкие вопросы громко, чтобы владелица этого заведения начала смотреть на них с ещё большим презрением и недоверием. — Что за нимфоманка-то, ты хоть объясняй иногда!       Нимфоманку пришлось выталкивать и выпихивать на улицу, чтобы та позорила обеих хотя-бы перед прохожими, а не женщиной, которая видит их каждую неделю.       30. 07. 1980       2:33 p. m.       Люди снова начали пропадать. По одному, где-то раз в неделю. Как будто специально стараются, чтобы сильного шума не поднимать. Уже даже не знаю, твари в озере пируют или женщина, которая живет в моем доме, экспериментирует. Я думал, убивать людей не по её плану или чему она следует, чтобы заниматься своими делами. Судя по всему, ошибался. Дьяволу все равно, чьи тела потрошить.       26. 07. 1982       7:39 p. m.       Я уже привык, наверное. Всё по-прежнему, люди пропадают, твари в озере никак не кончаются, как будто только множатся, я даже забыл про этот дневник года так на два. Не знаю, какое место я занимаю в иерархии клана Дэборы, который она успела соорудить из своих приспешников. Кажется, я даже не знаю, сколько их всего у неё. Может быть, меня вообще держат из жалости. Не важно, мне либо жить дальше вот так, либо готовиться к тому, что она меня живьем в озеро кинет, в качестве эксперимента. И это ещё в лучшем случае будет.       Не помню, почему смирился с этим. Может, потому что не хотел умирать так рано. Сейчас, наверное, даже все равно. Так жить дальше не хочется. Как не хочется плясать под чужую дудку, возиться все свое время с рыбомордыми тварями и превращаться в какого-то некроманта оккультиста. Если когда-нибудь я и умру у этого озера, сожалеть об этом не буду. Не думаю, что у меня будет время, чтобы сожалеть об этом.       — Мы знаем, что вы дома! И мы просто так не уйдём.       — И всё-таки не удивляйся потом, когда нас порежут где-нибудь в лесу, — безнадежно-насмешливым тоном бормотала Сэнди, глядя на попытки Джен вытащить из дома молчаливого копа, старательно делавшего вид, что его там нет.       — Если бы он и был одним из них, на нас бы бабка одноглазая ещё в кафе налетела. Так что можно сделать вид, что он просто асоциальный элемент, уклоняющийся от своей работы. И ему бы лучше нам открыть!       Когда стучать в дверь Джен начала почти всеми четырьмя конечностями, она наконец-то щелкнула, заскрежетала и отворилась на всё ту же маленькую щель, заставив Джен отпрянуть.       — Дьявола на вас не хватает, что вам от меня надо?! Предложения по покупке пылесоса не интересуют, за электричество и воду вроде плачу, чего вы ломитесь-то весь день?       — Прежде, чем вы опять закроете дверь, и мы опять будем ломиться, посмотрите вот на это, — отрепетированным уверенным голосом отчеканила Джен, протягивая в щель старую фотографию на затёртой глянцевой бумаге.       Судя по лицу, испепелявшему недовольными глазами, можно было сказать, что разглядывать какую-то фотографию оно не собиралось. Но, видимо опасаясь повторного штурма двери, Луи Диксон всё-таки высунул из-за щели руку, не особо заинтересованно беря бумажку двумя пальцами. Джен и сама не верила в то, что её идея с фотографией, случайно выпавшей из дневника, поможет им вытащить хоть пару слов из полицейского, который вроде как при должности, но в городе почти не появляется. Просто так было лучше, чем без ничего.       — Откуда это у вас? — уже не таким грозным голосом спросило лицо, даже чуть высунувшись из щели.       — Нас больше волнует вопрос, что это и когда было сделано.       Если по-честному, Джен догадывалась, где и кем могло было быть сделано фото маленького ребенка, лежащего на траве в немного не укомплектованном виде. Всё было более чем ясно и понятно, но не объяснять же это всё сейчас полицейскому, который хоть и не хотел заниматься своей работой, но всё-таки с компетентностью пока не попрощался. Наверное.       — И что вам от меня надо?       — Просто поговорить об этом. У нас есть ещё пара таких, с таким же содержанием, вам, наверное, не хотелось бы, чтобы их увидели ваши коллеги из города покрупнее. Это же ваша забота. Следить за тем, чтобы местные жители не занимались таким. Можете поговорить с нами, а можете с проверкой и журналистами. Которые, должно быть, заинтересуются тем, что здесь происходит.       Лицо задумалось, как-то печально помрачнело и снова скрылось, закрыв дверь. Но спустя секунду, поразмыслив над всем сказанным, щелкнуло цепочкой и открыло её шире.       — Переговорщик из меня, конечно… шикарный, — заулыбалась Джен, когда хозяин дома скрылся в его глубинах, оставив дверь открытой для гостей.       — А ты могла бы рассказать кому ты там хотела? Им же вроде как всё равно всё время было? — пробормотала Сэнди, по-прежнему нехотя приближаясь к порогу.       — Так я шантажировала его. Нам бы и не поверили скорее всего. Ну… мне. Тебя не стоило бы туда брать. Ему же не хочется проблем, даже если он и знает, как всем всё равно. Лучше ему не рисковать.