Вырвать сердце

      Коннор сидит на переднем сидении машины, как прилежный ученик первого класса сидит за первой партой. Только руки у него сложены на коленях. Он смотрит на мелькающий впереди свет фонарных столбов, иногда бросая беглый взгляд на Хэнка, не сводящего своего с дороги.       Хэнк попросил его заткнуться хотя бы на пять минут, когда те выезжали к назначенному месту. Тогда Коннор учтиво кивнул и молчаливо отвернулся, предпочитая не действовать напарнику на нервы. Программа показывала точное время таймера. Оставалось ровно двадцать секунд до того, как Коннор мог испытать удачу вновь – начать диалог с Хэнком, у которого день с самого утра не задался. С утра, когда нужно было погулять с Сумо, а на улице начался ливень, не утихнувший ни днём, ни ночью.       Машина останавливается у невзрачного двухэтажного домика с полуразвалившимся окошком чердака. Не успел андроид и рта приоткрыть, как дверь показательно громко захлопывается за спиной Хэнка. Он даже не оборачивается. Приходится смириться и выйти из машины следом.       На заднем дворе дома слышатся разговоры, вдали, за решëткой забора виднеются сверкающие мигалки полицейских авто, посреди террасы лежит накрытый белой тканью труп... А Коннору интересен только Хэнк: он лениво обхваживает место преступления, отмахивается от надоедливых собеседников, наклоняется к трупу, бесцеремонно снимая с него намокшую ткань... – Чë за покрывало-то?       Андроиду захотелось улыбнуться. Он уже около двадцати минут не мог перестать наблюдать за Андерсоном. Казалось, что он знает каждую его привычку. Хотя одна из них была самой специфичной из всех имеющихся. От неё лейтенант избавляться не хотел, упорно пропуская мимо ушей все слова Коннора, что могли бы пойти ему на пользу. Конечно же – речь идёт про алкоголь.       Складывалось впечатление, будто и сейчас Хэнк, упрямый донельзя, старательно избегает столкновения взглядом с Коннором, будто он – сама Медуза Горгона. Но Коннор ведь не Горгона... Да и не медуза вовсе.       Именно поэтому он решил походить по двору – попробовать привлечь внимание, которого ему так не хватало в последнее время. Парень продефилировал от забора к стене дома, растянув путь, занимающий всего семь секунд, на целых сорок три. Как бы он не пытался заинтересовать Хэнка – на него посмотрели абсолютно все, кроме, мать его, самого Хэнка! В чëм Коннор так провинился, что на него даже посмотреть элементарно не могут?       И только снова сев в машину, уже в более непринуждённой позе, Коннор поворачивается к окну, в отражении которого обеспокоенно мигал жёлтый диод. – Лейтенант, я сделал что-то не так? – доносится в какой-то момент от него. И Хэнк устало вздыхает, понимая, что этот момент рано или поздно должен был настать. Времени прошло много, а сил на разговор так и не прибавилось. – Скажите мне, я исправлюсь. – Слушай, вот... – Андерсон и сам не знал, с какой стороны лучше начать диалог, дабы в оконцовке не загореться желанием вмазать жестянке справа по его физиономии. – Ты ведь знаешь, что такое «рабочие отношения»? – Да, лейтенант, – отвечает андроид, пристыженно повесив голову. Этот разговор уже происходил ранее, и он знает, что последует дальше. – А в чëм проблема, Коннор? – вскидывает брови Хэнк, не замечая откровенной грусти собеседника. – На работе мы с тобой никто, понимаешь? Ты просто делаешь то, что от тебя требуется, – делаешь молча, – и топаешь, звеня своими железками, к машине. Раньше меня.       Коннору только шмыгнуть не хватает для полноты картины. Однако, несмотря на это – ему действительно было грустно из-за сложившейся ситуации; может, чуточку обидно. Хэнк так яро скрывает свои чувства к андроиду от окружения, пренебрегая более конструктивным обсуждением с партнëром. – Неужели твоя компьютерная башка не может усвоить такие простые команды? – непонимающе качал головой тот, ужасаясь. – Скажи мне, ты помнишь, о чём был разговор в прошлый раз? – Спрашивает Хэнк, припарковав машину у дома. – Да, я всё записал. Простите, лейтенант, – Коннор вежливо извиняется, поëрзав на сидении. – Мне следовало придерживаться полученных приказов.       Дома их радушно встречает Сумо, бодая головой то Хэнка, то андроида. Последний же присел на коленки, принявшись тискать собаку. В ванной комнате недолго шумела вода, а позже с кухни раздался щелчок открытия бутылки – очевидно, наполненной горячительным напитком. Коннор отвлекается от Сумо, вставая позади Андерсона, усевшегося на диван. Он тянет руки к нему, обвив их вокруг шеи, прижимаясь виском к макушке. Коннор всегда обнимался аккуратно, словно боялся сделать неприятно или больно; целовал невесомо, бережно пряча непослушный локон серебристых волос за ухо.       Хэнк выдыхает, почувствовав облегчение, когда к нему прикоснулись его любимые руки, способные дарить неисчислимое количество любви. Он коснулся их в ответ.

***

      Коннор неподвижен уже на протяжении двух часов, разве что изредка размыкая веки; проверяя, чем занят Хэнк. Опустевших бутылок становилось всё больше. Они стояли на журнальном столе и на полу рядом с ним. В очередной раз, когда Андерсон поднимался с насиженного места и шёл за новой порцией, к нему бесшумно подкрался Коннор, взявшись за его запястье и забрав из руки бутылку с тëмным пивом. – Как насчёт сделки, лейтенант? – с ноткой веселья предлагает тот, откладывая бутылку и берясь за второе запястье Хэнка. – Ну чего тебе ещё, тостер ходячий? – Я не единожды напоминал, что алкоголь не пойдëт Вам на пользу, – снова напоминает Коннор, игнорируя недовольное ворчание собеседника. – Может, если я буду вести себя как машина на людях, то Вы перестанете... Пить? – Почему тебя вообще колышет вопрос моего здоровья? – Хэнк вырывает свои руки из чужой, слабой хватки, вскоре подтолкнув андроида к столешнице позади и прижав того к ней, расположив ладони по обе стороны от него. – И ты уже давно должен был вести себя как машина. – Мне трудно, лейтенант, – признаëтся Коннор, заглянув в тусклые глаза напротив.       В них плескалась необъяснимая злость. Казалось бы, Коннор предложил оторваться от саморазрушения, сделал это не в упрëк, с нежной заботой. Только вот сейчас нежности было мало. Хэнк находится близко, его дыхание врезается в искусственную кожу растерянного андроида, пальцы грубо, до скрипа стискивают поверхность столешницы.       Тогда он именно по глазам смог ясно понять, что что-то не так. Нет смысла спрашивать об этом открыто, но самостоятельно узнать тоже не так просто, как кажется изначально. Гнев в его глазах проникал глубоко в грудь, прогрызая путь до «сердца» и заседая там до жути неприятной болью. – Я девиант, я учусь быть человеком, а не ходить под прикрытием «машины», – объясняет Коннор, не находя себе места. Он зажат, стеснëн в плену тëплых рук; он не находит решения лучше, чем просто сдаться и упереться лбом в крепкое плечо. – Ваше здоровье беспокоит меня. Вы не безразличны мне, лейтенант. Поэтому не думайте, что все мои уговоры ничего не значат. – Господи... Как ребёнок, – раздражëнно пыхтит Андерсон. – Будь сдержаннее. Особенно в офисе. – Просит он напоследок, опустив руки на поясницу Коннора и притянув его к себе в объятия.

***

      Поздней ночью Коннор лежит в одной кровати с Хэнком, сопящем на боку, спиной к нему. Первое время хотелось перекочевать на самый краешек с его стороны, чтобы поразглядывать уже изученное от и до лицо, но у андроида появились совершенно другие планы.       Он тихонько поднимается с постели, поправляет помятое одеяло, получше накрывая им Хэнка, и идёт на кухню, переступая через спящего у тумбочки Сумо. Щëлкая переключателем, Коннор принимается хозяйничать на кухне, стараясь быть как можно тише.       Пускай наутро Хэнк проснëтся в зябком одиночестве, пускай от его алкоголя останутся лишь воспоминания, пускай он увидит приготовленный с ночи завтрак. Пускай.       ...Но Коннора рядом не будет – он натворил дел и пустил всё на самотëк, как часто это делают люди. На зеркале же появился новый стикер с весëлой мордашкой:        «Хорошего дня, лейтенант!»       И ничего больше.