Полутень

“I am a forest fire

and I am the forest

and I am the fire

and I am a witness watching it”

      Эрен сидел за столом, скрестив руки на груди в ожидании. День подходил к концу, солнце уже скрылось за горизонтом, и лагерь окутали синеватые сумерки. Повсюду постепенно загорались огни, а палатки начинали светиться уютным тёплым светом изнутри, словно десятки бледных костров с едва колышущимися языками пламени. С того места, где сидел Эрен, хорошо был виден открытый проём, в котором то и дело мелькали тёмные фигуры людей, а также слышались голоса, говорящие с разным тембром и, некоторые, на лишь с недавних пор известном ему языке.       Он осторожно приоткрыл и закрыл рот, двигая челюстью. Тонкая кожа, покрывшая свежие следы в местах, где он сливался со своим Титаном, болезненно натягивалась. Отметины всё ещё саднили, и каждое дуновение ветерка ощущалось, как ледяное лезвие. Жан, сидящий по правую руку от него, сосредоточенно водил углем по листку в какой-то книге. Эрен с любопытством заглянул ему через плечо: — Хорошо получается. Жан встрепенулся: — А, да? Считаешь? — он отнял руку от страницы и откинул голову, присматриваясь к рисунку. Угольно-чёрный крейсер качался на угольно-чёрных дымчатых волнах. — Мне кажется, перспективу похерил. — А по-моему красиво, — Эрен повернул альбом к себе. — Можно другие посмотреть? Жан кивнул, медленно пролистывая предыдущие рисунки. — Там ничего такого, так, ребята, пейзажи… ну, знаешь, — сказал он, будто оправдываясь, пока глаза Эрена перемещались от одной угольной зарисовки к другой.       Шипящее масло на сковородке Никколо стихло, зазвенели тарелки и приборы. Саша засуетилась, помогая накрывать на стол. Йегер переворачивал страницы, разглядывая их в теплом свете фонариков, натянутых под крышей тента. Угольные здания Троста и Митраса, чудовищно высокие сосны с маленькими едва различимыми фигурками людей на тонких черточках-нитях, четыре спины, сидящие рядом в угольной траве, улыбающиеся Саша и Конни. Здесь Эрен задержался на мгновение дольше, перевёл взгляд на Браус. Она как раз оказалась слева, раскладывая приборы для него. — Очень похоже, — он снова посмотрел между картинкой и живой Сашей. — Круто.       Она улыбнулась: — Ага, Жан талантище! Но я на его рисунках красивее, чем в жизни. — Да ну, — отмахнулся Эрен. — В жизни ты ещё лучше.       Саша засмущалась и хлопнула его по плечу: — Ой, брось ты! — Она глупо хихикнула, и Эрен заметил, как её взгляд скользнул по фигуре парня в белом кителе. — Я уже занята, — кокетливо хлопнула она глазами и попыталась элегантно ретироваться, но чуть не потеряла равновесие, споткнувшись о скамью.       Йегер усмехнулся и перевёл взгляд обратно на альбом: — Я и не знал, что ты такой клёвый художник, — сказал он, листнув страницу. — Да какой там художник, так, любитель. Дальше можешь не смотреть, там не особо интересно, кривые попытки зарисовать волны и… — глаза Жана вдруг округлились от ужаса, и он резко схватил край альбома прямо из рук Эрена, потянув на себя. — Эй, ты чего? — Йегер растерянно вцепился в свою половину альбома. — Отдай! — буркнул Жан, ещё сильнее перетягивая книгу. — Что ты там прячешь? — в глазах Йегера заплескались озорные огоньки. — Хуячешь! Не твое сраное дело, Йегер, — Жан ещё яростнее потянул альбом на себя. — Отпусти!       Эрен предпринял последнюю попытку противостоять, удерживая книгу как можно ближе: — Отпустить? Как скажешь, дружище, — и он разжал пальцы. Альбом по инерции вырвался из рук Эрена, прилетел корешком прямо в лоб Жану. Парень охнул, пошатнулся и чуть не перевернул бокалы. Книга с глухим стуком упала на стол, раскрываясь. Эрен рассмеялся, наблюдая, как Кирштейн растерянно потирает краснеющий ушиб на лбу, но как только его взгляд скользнул по развороту, его смех стих.       Обе страницы были сплошь изрисованы портретами одной и той же девушки. Угольно-чёрные волосы, раскосые глаза, словно потянутые дымкой. Она то слабо улыбалась, то задумчиво смотрела, подперев подбородок рукой, то заправляла волосы за ухо, то что-то сосредоточенно изучала. На всех изображениях её взгляд был невообразимо печален. Альбом громко захлопнулся, и Жан притянул его к себе, убирая подальше. Отстёгивая ремни на сумке, он отсчитывал секунды пока Эрен поймет, что он видел, взбесится и полезет в драку. Жан зажмурился, ожидая удара в ухо, но этого не случилось. Взглянув на Йегера, Кирштейн обнаружил лишь немного прогрустневший растерянный взгляд и ссутуленные плечи. "Да. Осталось чуть больше пяти лет," — мелькнуло в голове Жана. "Какое катастрофически маленькое число."       Сквозь фиолетовый проём сумерек в тент шагнула та самая “угольная” девушка из альбома. Её отросшие волосы были собраны в низкий хвостик, хлопковая блузка была растегнута на несколько пуговиц, обнажая края выступающих ключиц, не скрытых алым шарфом, а подвернутые рукава открывали руки, на которых ещё оставались следы от слишком туго затянутых ремней. Из общего образа выбивались только чёрные военные берцы, контрастирующие с мягкой юбкой, едва доходящей до колена. За ней в палатку уверенным шагом, засунув руки в карманы, проследовал Конни. — Извините, что опоздала, — проговорила Микаса, садясь напротив Эрена. — Заходила к командующим. Ещё и оказалось, что я вымазалась в мазуте, — смущённо добавила она, — пришлось переодеваться. Никколо поставил на стол запечённое мясо и коротко кивнул ей, принимая извинение. — А я просто на толчке застрял, — тяжело вздохнул Конни и плюхнулся на скамью рядом с Микасой, - срал. — Боже, Конни, — всплеснула руками Саша, садясь неподалёку, — ты посмотри, сколько Никко всего наготовил! Не порти аппетит! — Так а я что? Я ценю! — запротестовал друг. — Вон, полчаса место освобождал для его блюд. Микаса перевела взгляд на Эрена и смущённо ему улыбнулась. "Привет" — одними губами беззвучно произнесла она. "Привет" — он почувствовал, как его щеки заливает румянец. Отметины на лице начинали гореть. "Армин?" — вновь одними губами спросил он. Микаса покачала головой. "Работает."       Эрен понимающе кивнул. Она забросила за спину концы шарфа и положила правую руку на стол, чуть ближе придвинув её к его руке. Мизинец Микасы едва заметно коснулся его указательного пальца и слегка погладил его. Так невесомо, что со стороны можно было подумать, что это просто показалось. Но Эрен знал наверняка, ему не показалось. На его лице расползалась глупая довольная улыбка.       Наконец, все блюда оказались на столе. — Кхм, — Никколо откашлялся, привлекая к себе внимание. В отличие от остальных, Саша и так сидела, развернувшись к нему, и смотрела на него так внимательно, словно он сейчас объявит нечто грандиозное. — Сегодня у вас на столе: сердечки индейки в сливках с грибами и луком, овощи на гриле в солёном маринаде, — он поочерёдно указывал на блюда пальцем, — запечённый картофель с копчёной паприкой и жареная курица в сладко-солёном соусе с томлёным корнем лотоса, — гордо закончил он и выжидающе покосился на девушку.       Саша не заставила себя долго ждать и разразилась одинокими, но восторженными аплодисментами: — Невероятно! Ты просто гений, у меня от одного вида уже слюнки текут! — простонала она, вытягиваясь, чтобы положить себе порцию в тарелку.       Никколо удовлетворённо хмыкнул. — Спасибо вам большое. Всё выглядит очень вкусно, — подчеркнуто вежливо поблагодарила Микаса. В такие моменты Эрену казалось, что сквозь неё проступают те самые черты аристократки из далёкого края. — О, это довольно обычный выбор блюд для ресторана на моей родине, — немного заносчиво добавил шеф, пытаясь скрыть, как польстили ему комплименты девушек. — Да, чуть не забыл, — он вынул из деревянного ящика в углу бутылку вина и покрутил её в руках, демонстрируя. — Винтажное красное полусухое, прямо с виноградников Портелизы. Семь лет выдержки, невыраженная танинность, ноты вишни и кедрового ореха. Я долго ждал эту партию с континента, так что надеюсь, вам понравится, — говоря всё это, он продолжал смотреть на Сашу, которая уже практически сровнялась по цвету с жидкостью в бутылке. — Мне уже всё очень нравится, — прошептала она, а Конни рядом взвыл от её бархатного тона. — Полегче вы двое! Саша сейчас всю скамейку зальёт, а я не люблю сидеть на мокром, — фыркнул он.       Теперь покраснели даже кончики ушей Никколо под светлыми кудрями, и он, водрузив бутылку на стол, поспешно ретировался обратно к кухне. Конни тут же получил от Саши по уху. — Прекращай меня позорить! — Так ты сама себя позоришь, — прошипел он, потирая ухо. — Выглядишь как влюблённая дура. — Да? — Саша осеклась, продолжая краснеть. — Так не пойдёт, — пробормотала она и добавила, скорее себе: — Надо выглядеть непринуждённо. — Блять, ну попытайся, — заржал Спрингер.       В углу тента Никколо крутанул ручку эхорадио. Сквозь шипение поплыл нежный голос, поющий под аккомпанемент струнных на неизвестном языке. — А нам точно можно слушать марлийское радио? — Конни подозрительно покосился на приёмник. — Мы же мало что знаем про их технологии. Вдруг у них есть какие-нибудь вводящие в гипноз дудки? — Что за чушь? — фыркнула Саша. — Нету у них никаких вводящих в гипноз дудок. — Она задумалась на секунду. — Ну, я почти уверена, что нету. Наверное, — она растерянно перевела взгляд на Конни, потом на Эрена, а затем на Никколо. — У вас же нет гипнотических дудок? — Нету, — уверенно ответил он. — Ну вот, пожалуйста. Мы в безопасности. Жан закивал в такт музыке: — Мда. Всё никак не выброшу из головы, что вырос в отсталом веке, — пробормотал он. Микаса растерянно поглядывала на бутылку с неизвестными символами на этикетке. — Здесь написано "Кровь дракона", — Эрен указал на крупные буквы с блестящим тиснением. — А вот тут ниже год. И ещё тут написано, эм... — он прищурился, — Широз? — Шираз, — поправил его Никколо. — Верно, это сорт винограда. Эрен растерянно почесал затылок: — Ну, видимо, мой отец редко пил дорогие вина в гетто. Не знал. Микаса заворожённо смотрела на него сияющими глазами: — Это удивительно, — прошептала она. — Просто удивительно. Эрен подумал, что готов перевести для неё все марлийские библиотеки, если она будет смотреть на него так же. Кирштейн фыркнул: — Ага, наш Йегер — просто кладезь скрытых талантов, — он потянулся через стол. — Конни, будь другом, дай мне эти... ммм... сердечки, пожалуйста. Спрингер подхватил тарелку: — Конечно, Жан, — он хитро улыбнулся. — Но сердечко у меня только одно. И бьётся оно уже исключительно для тебя. Жан чертыхнулся и закатил глаза. Микаса тихонько прыснула в кулак: — Мне тоже, пожалуйста, сердечко, — она вытянулась, намереваясь передать тарелку Конни. Эрен осторожно коснулся её ладони: — Саша мне слишком много положила. Я могу отдать тебе часть своего, — указал он вилкой на свою порцию. Аккерман перевела взгляд на его тарелку: — О, отдаёшь своё сердечко мне? — её губы не улыбались, и она казалась серьёзной, но глаза щурились в лёгкой насмешке. Чёрные пряди, обрамляющие красивое лицо с высокими скулами, блестели под светом тёплых огоньков. Уже привычный зверёк внутри Эрена потянулся и заскрёб острыми лапами за рёбрами. — Забирай. Оно твоё, — он, не сдержавшись, подмигнул, заметив, как очаровательно краснеют её щеки. — О боже, — Конни закатил глаза. — И вы туда же. Ради всего святого, если бы я хотел пожрать в компании гормональных дурачков, я бы остался жевать крекеры с кадетами.       Микаса смутилась, но Эрену было совершенно плевать на комментарии друга. Эти моменты — это то немногое, что у него вообще было. То, из чего строились их отношения в последнее время. Едва уловимые касания рук, робкие переглядывания, соприкосновения коленей и бёдер, когда они, словно ненароком, садились слишком близко друг к другу. Двусмысленные фразы и взгляды. Её руки, будто по-дружески собирающие его волосы наверх в неряшливый пучок, и словно случайно оглаживающие затылок, кончики ушей. Слишком долгие объятия, когда удавалось уткнуться носом в макушку, или мазнуть губами по шее, или по щеке, воруя недо-поцелуй. Вся нежность строилась на несказанном, все воспоминания цеплялись за несделанное.       Этого всего было непозволительно много для такого, как он. Эрен знал, что в этом жестоком мире такой, как он, не заслужил столько любви разом.       Но этого одновременно было до боли мучительно мало в сравнении с тем, чего требовало задыхающееся от влюблённости эгоистичное нутро.       Ему казалось, что он с боем выдирает у времени каждый момент, проведённый с близкими людьми, и каждый миг с ней. Времени, как линейного измерения, для него больше не существовало. Оно стало похоже на вечно повторяющуюся спираль, замкнутую саму на себя. И с каждого её витка можно было различить другие, уже прошедшие или только предстоящие события, увидеть их сквозь кровавый калейдоскоп.       Рассмотрев время со всех сторон, он должен был как никто близко подойти к его полному пониманию. Но всё, что стало очевидным, — это то, как неумолимо оно отрывало его ото всех близких ему людей. Как засохшую корку с раны оно с мясом отрывало его и Микасу друг от друга, оставляя их обоих ни с чем.       Когда они уничтожили добрую половину еды под нежное пение из приёмника и довольные всхлипы со стороны Саши, Конни потянулся за вином, разливая его всем и делая глоток сам. Он одобрительно хмыкнул: — А неплохо! Точно не хуже, чем та бормотуха, что делала моя матушка. — Не хотелось бы обидеть твою маму, но я думаю, что у неё не получалось подобное, — заметил Жан, покачивая в стакане бордовую жидкость. Алые винные слёзы медленно стекали по стенкам. — Очень даже недурно получалось! — возмутился друг, недоверчиво скривившись. — Там всего-то делов в этом вашем вине. Тупо виноград, сахар, можно вишен добавить, и оставляешь всё это бродить. Через месяцок можно пить, но лучше водой разбавить, а то лицо скрутит от кислятины, ну и в голову ёбнет слишком быстро. — Это портелизское вино из единственного, очень удачного урожая винограда без примесей иных сортов, выдержанное в дубовых бочках в тёмных влажных погребах, где каждый год мастера своего дела пополняли их, чтобы не дать вину прекратить созревание, — поучительным тоном произнёс Никколо. — Это очень кропотливый процесс, и я сомневаюсь, что подобного результата можно добиться в домашних условиях. — Ага, — поддакнула Саша, довольно щурясь. — Это тебе не плодовое пойло. — Ай, — махнул рукой Конни. — Ну, может, не совсем такое, но блевать всё равно будешь точно так же.       Эрен, набрав еды в тарелку, встал из-за стола. — Пойду отнесу Армину, — ответил он на вопросительный взгляд Микасы и, словно ожидая разрешения, только после её кивка вышел на улицу.       Тент командования стоял неподалёку и его брезент сиял тёплым светом. Эрен просунул голову сквозь завесу на входе. За широким столом, заваленным раскрытыми книгами, сидел Армин. Он, склонившись над талмудом, сосредоточенно вчитывался в текст, периодически выписывая что-то на лист в схему, состоящую из одному ему понятных квадратов и кругов. Левой пятернёй он зарывался в свои всклокоченные волосы и время от времени ерошил их ещё сильнее. — Тук-тук, к вам можно, замкомандира разведкорпуса? — спросил Эрен, не скрывая насмешливого тона. Армин резко поднял голову, и на его лице заиграла усталая улыбка: — А! Эрен, да, конечно. — Я тебе принёс перекусить. Микаса сказала, ты всё ещё работаешь. — Ага, — Армин сгреб книги в сторону. Из-под них показалась карта, которую он уже не знал, куда убрать. — Поставь куда-нибудь сюда, пожалуйста. Йегер шлёпнул тарелку прямо на Марли: — Так вам, суки, — полушутя сказал он, но осёкся, посмотрел на Армина. Друг, однако, понимающе хмыкнул. — Чем занят? — Продолжаю пытаться нагнать почти 800 лет истории и найти хоть какую-то лазейку или рычаг для переговоров, — тяжело вздохнул Армин. — Пока получается не очень. — Тебе помочь чем-то? — как-то глупо спросил Йегер и тут же прикусил щёку.       Вопрос вырвался у него против воли. Он сам лучше других знал, что помочь Армину нечем. И в особенности он точно не помощник в попытке наладить переговоры. Да и переговоры, кажется, тоже уже никому не помогут. — Да нет, конечно, — отмахнулся Армин. — Я тут пытаюсь как-то всё это систематизировать. Потом, на днях, соберём всех, я расскажу, что нашёл, и займёмся мозговым штурмом. Должен же быть какой-то выход, правда?       Эрен чувствовал, как жалобно кривится его лицо, и изо всех сил пытался это скрыть.       Должен же быть какой-то выход?       Сколько раз он задавал себе этот вопрос? Десятки? Сотни? Миллионы?       Сколько часов он уже не спал, повторяя в голове одно и то же.       Должен же быть какой-то выход?        Какой-то выход?        Какой-то иной выход?       А что, если он всё-таки есть?       Что, если он просто кретин? Идиот, который не видит всей картины? Может быть, его видения — это лишь один из десятков возможных путей? Из сотен? Из миллиона? Лишь один из, а не предрешённый исход? Пусть пока всё складывается так, как он этого и ожидает, но, быть может, это лишь иллюзия?       Пожалуйста, — подумал Эрен. — Пусть это будет иллюзия.       Пожалуйста, — умолял он про себя. — Пусть кто-то придумает ещё какой-нибудь выход.       Пожалуйста, — мог бы заплакать он. — Пусть кто-то придёт на помощь.       Но с каждым днём становилось всё яснее, что, кажется, никто не придёт.        Эрен понял, что молчит уже слишком долго. — Конечно, — голос дрогнул, и он прокашлялся, чтобы скрыть эту слабость. — Мы что-то придумаем. Ты так точно, — добавил он, натянуто улыбаясь. — Спасибо, что веришь в меня, — улыбнулся в ответ Арлерт. — Но пока всё выглядит не очень хорошо. Какие-то беспросветные годы постоянного взаимного истребления. И никакого понимания, с чего всё это вообще началось. — Он тяжело вздохнул. — Мда. Ходячее оружие массового уничтожения пытается придумать, как всех помирить. Иронично. — Это ты про себя? — с надеждой уточнил Йегер. — Ну да, — Армин задумался. — Да про всех нас. Кстати, об этом... — Он провёл пальцем по своей щеке. — У тебя до сих пор следы. Видел?       Эрен машинально провёл ладонью по лицу. Тонкая кожа саднила чуть меньше, но борозды всё ещё явно ощущались под пальцами: — Слишком много времени сегодня провёл в форме титана, разбирая марлийский крейсер. Чем дольше находишься внутри, тем сильнее срастаешься с телом, и потом сложнее отрывать себя, — пояснил он. — Ну да, — Армин взял в руки тарелку и попробовал содержимое. — Офень фкуфно, — добавил он с набитым ртом, прожевал и продолжил: — Как нам повезло взять этого повара в плен! — Армин осёкся. — Боже, извини, прозвучало ужасно. — Да похеру, — пожал плечами Эрен. — Передо мной точно извиняться не нужно. Так вот, — он повторил, но на этот раз чуть медленнее, — я сегодня разбирал марлийский крейсер. — Ага, ты уже говорил. — С Микасой. — Ага, — задумчиво кивнул Армин, накалывая на вилку мясо и отправляя в рот. — Я фидел, какая она чумафая прифла. Леви дафе руки ей не подал, — пробормотал он, прежде чем прожевать. — Кто додумался приставить её ко мне в помощники? — нахмурился Йегер. — А что не так? — Армин проглотил наконец кусок. — Она, конечно, не ты в своей боевой форме, но Микаса может утащить на себе… э-э, сколько вообще? Пару тонн? Пару десятков тонн? Ты помнишь, как она рельсы таскала? Она же буквально миниатюрный титан. — То, что у неё что-то хорошо получается, не значит, что надо на неё всё спихивать, — недовольно отчитал Эрен. Армин отправил очередную порцию овощей в рот: — Аааа, так ты профто фолнуефся, - он на мгновение замолчал, - это мило. Я уж подумал, у тебя снова подростковая фаза нытья, что она тебя гиперопекает. А вы просто местами поменялись. — Не ныл я никогда! И ничерта мы не менялись. Просто у неё и так сейчас странный период: все эти потрясения, Хизуру, мы с тобой, тренировки, рейды. Она ещё на стройке постоянно помогает, а теперь вы её ещё и пихнули таскать обшивку корабля, — Йегер скрестил руки на груди, возмущённо надув губы. — Я и сам бы справился! У меня, блин, рост метров 15! — Успокойся, — Армин приподнял руку, останавливая поток возмущений. — Никто её никуда не отправлял. Она сама вызвалась. Да, на неё сейчас многое свалилось, особенно история про нас с тобой ее явно подкосила. Вот она и пытается получить от жизни всё хорошее, пока есть время.       Он указал вилкой на таблицу, расчерченную на широком листе бумаги. — Можешь сам посмотреть. Здесь все наши мелкие задачи на две недели вперёд. И, помимо основных обязанностей, она вписалась к тебе в напарники почти повсюду. Даже с Леви они из-за этого поругались. — С Леви? — удивился Эрен. — Ну да, не в первый раз, кстати. Они слишком похожи характерами.       Йегер подошёл ближе и взглянул на расписание. Рядом с его фамилией во всех патрулях, вылазках и сменах на стройке значилось витиеватое "М. Аккерман". — Так она сама вызвалась? — Именно это я и сказал. — Зачем? — Эрен вскинул брови.       Армин поперхнулся последним куском овощей: — Ты прикидываешься? Ты вообще меня слушаешь? Я через ночь вынужден засыпать под то, как вы на нижней койке мило воркуете… — Мы не воркуем, — буркнул Йегер. — И целуетесь. Щеки Эрена моментально покраснели. — Мы ни разу не целовались! — яростно запротестовал он. — Оно и видно, — хмыкнул Армин, невозмутимо выдерживая гнев друга. — Довольно глупо сначала засыпать с девушкой в одной кровати, а потом удивляться, что она ищет твоего внимания. Эрен вздохнул и закрыл лицо руками: — Блять, как же это всё сложно. — Ничего сложного, если не быть упрямым бараном. Она хочет проводить с тобой больше времени — так просто позволь ей эту мелочь, — пожал плечами Арлерт. — Тем более, если я правильно понимаю, у вас все взаимно. Эрен удивлённо посмотрел на друга. — Да, я знаю, знаю, — замахал руками Армин. — В это трудно поверить, но моя наблюдательность достойна гения. Это было супер неочевидно, но твой лучший друг, увы, самый острый ум Парадиза, и мне пришлось напрячь извилины, наблюдая, как ты туповато и голодно пялишься на неё во время тренировок. — Какой пиздец, — простонал Йегер, пряча лицо в ладонях. — Ладно, прости, я перегнул палку. Может, не туповато, но голодно. — Армин задумался. — Хотя нет, местами всё-таки туповато. — Блять, о чём я вообще думаю? Мне осталось жить от силы лет пять, — прошептал Эрен.       Между друзьями повисло молчание. В отдалении тихо играла музыка из эхорадио. С улицы доносился стрёкот цикад. Белоснежный мотылёк бился крыльями о лампу, отбрасывая мелькающую тень на стенки тента. — Может, не «от силы пять лет», а целых пять лет? — тихо проговорил Армин. — У многих в разведке не было и этого. И пять лет можно использовать с умом. — Этого слишком… слишком мало, — голос Эрена дрогнул. Он звучал как обиженный ребёнок, готовый заплакать. Армин не понимал всего. Не понимал, что и пять лет у него скорее всего уже нет. — Эрен, — Армин посмотрел на друга с горечью. — Я совру, если скажу, что не думаю о том, сколько мне осталось провести времени с тобой. Ведь ты мой лучший друг. Но если времени мало, почему бы не подарить его близкому человеку?       Йегер задумчиво перевёл взгляд на тарелку, стоящую на карте посреди безбрежного океана.       Арлерт изучающе смотрел на друга, словно ожидая ответа на незаданный вопрос, но вскоре снова вернулся к своим книгам. Может, выход всё-таки есть? — мысль не унималась и птицей билась в голове Эрена. Назойливая, дерзкая надежда, которая отказывалась исчезнуть. Может, кроме злобы и жестокости, что-то ещё осталось? — Армин? — Ммм? — отозвался тот, не поднимая глаз от страниц. — Если мы с Микасой исчезнем на пару часов, а нас вдруг почему-то начнут искать, прикроешь? Арлерт вскинул голову, весело глянув на друга: — Ну, допустим… — он подозрительно прищурился. — Никаких «допустим»! Я ведь никому не распиздел, куда ты ездишь с "камнем" по душам поговорить, хотя, честно говоря, я твой выбор не одобряю. — Потише! — Армин испуганно оглянулся на вход в тент. — Ладно, прикрою. Делайте что хотите, но к утру вернитесь. Микаса — это 40 процентов боевой силы разведкорпуса. — Хочешь сказать, мы с тобой тянем только на 60 процентов? — оскорбился Эрен. — Нет, остальные 50 — это Леви, — спокойно поправил его друг. — Мы тянем максимум процентов на 10. — Очень смешно, Армин. К утру ваши 40 процентов будут спать в казарме, замкомандующего Арлерт, — Йегер шутливо прижал кулак к сердцу. — Разрешите покинуть вас? — Разрешаю, офицер Йегер. Когда Эрен уже собирался выйти, Армин окликнул его: — И, Эрен… Микаса мне дорога. Не натвори, пожалуйста, глупостей. Думай головой. Йегер остановился и удивлённо взглянул на друга, приподняв бровь: — Когда это я не думал головой? — Эм, никогда? — не раздумывая ответил Армин. — Серьёзно, если ты её обидишь, я набью тебе морду. На мгновение Эрен застыл. В голове непрошеными кадрами промелькнули события — чуждые, будто из другого времени. Котрые кажется уже происходили, но еще не с ним. Или еще произойдут, но уже не с ним. — Не сомневаюсь, что именно так ты и поступишь, — пробормотал он и кинул взгляд на походные плащи, оставленные на скамье у выхода. — Я могу их взять? Армин махнул рукой: — Забирай. Хорошо вам прогуляться.       Перекинув через руку два плаща, Эрен вернулся в палатку к ребятам. Саша суетилась вокруг, убирая посуду и вполголоса переговариваясь с Никколо. Конни, Микаса и Жан всё так же сидели за столом, но теперь место Эрена занимал незнакомый парень. Он был широкоплечим, смуглым, с тёмными взъерошенными волосами, и оживлённо что-то рассказывал, активно жестикулируя.       Конни, сидящий напротив, скучающе слушал его, подперев щёку рукой. Жан, напротив, следил за парнем с явным интересом, то и дело поглядывая в сторону Микасы. Его рука лежала опасно близко к её ладони и периодически, будто случайно, касалась её пальцев.       В какой-то момент незнакомец сказал что-то явно очень смешное: Кирштейн залился смехом, и, воспользовавшись ситуацией, нагло накрыл ладонь Аккерман своей. Микаса вспыхнула, но ловко выскользнула из его хватки, спрятав руку под стол.       Дождавшись, когда серые глаза Аккерман скользнут по нему, Эрен быстро кивнул в сторону выхода, зовя за собой. Встав из-за стола, она коротко попрощалась с ребятами и, пройдя мимо него, выскользнула из тента. Эрен вышел вслед за ней. — Привет, — он снова улыбнулся. — Привет, — уголки её губ слегка приподнялись. — Тебя долго не было. — Разговорился с Армином. Микаса понимающе кивнула. Её серые глаза пробежались по нему, внимательно изучая: — Что это? — её палец указал на плащи в его руке. — Я подумал, может быть, ты захочешь прогуляться? — Эрен развернул накидки и протянул одну ей. Микаса взяла, но надевать не спешила. — Прогуляться? — уточнила она, словно плохо его расслышала. — Ага. — Думаю, можно, — помедлив, неуверенно ответила она. — А куда? — К океану, — отрезал Эрен. Брови Микасы поползли вверх: — К океану? — снова переспросила она. — Ты с ума сошёл? — А что такого? Ты бывала там ночью? Я вот нет. Мне интересно. Парень решительно набросил на себя плащ и поднял капюшон. — Это же далеко. А если нас хватятся, а нас нет? — Аккерман говорила так, словно объясняла простые истины непослушному ребёнку. — Ты хочешь, чтобы злобный коротышка опять где-нибудь в подвале нас запер за самовольный уход? — Я думал, ты не боишься злобного коротышки, — лукаво усмехнулся Эрен. Микаса оскорблённо надула губы: — Не боюсь, — она зло сдула упавшую на лоб чёрную прядь волос. — И я не боюсь, своё уже отбоялся. Да и потом, я уверен, он нам всё простит. Где-то в глубине души, — Эрен ткнул себя пальцем в грудь, — мне кажется, он нас даже любит. Аккерман цокнула языком: — Ну да, где-то очень глубоко, — пробурчала она, но всё-таки набросила плащ на плечи. — И всё же это, вообще-то, нарушение устава. — Армин обещал нас прикрыть, — парировал Эрен, протягивая руку. — Давай. Я знаю, что у тебя кончились рациональные аргументы. Аккерман хмурилась, всё ещё с сомнением глядя на протянутую ладонь: — У меня ещё полно их. К берегу на лошадях добираться часа два. К тому же конюшни уже заперты, будет сложно незаметно вывести лошадей. — Замечу, ты сказала: «будет сложно незаметно вывести лошадей», — подловил её Йегер. — Ты не сказала: «Эрен, ты поехавший, я не собираюсь лезть в конюшню». Он сиял победной улыбкой.       Микаса смущённо попыталась натянуть шарф повыше, скрывая заливающееся краской лицо. Эрен ликовал. Она не отрицала возможности совершить для него такое безрассудство. Она, в принципе, была готова для него практически на всё. Одно это понимание на мгновение сделало его почти счастливым. — Чисто для протокола: это не я предложил. Но лошади нам не понадобятся. Надо только дойти до леса Высоких Деревьев. Пешком. — Ладно, — пробормотала она в шарф, сдаваясь, — А дальше? — Дальше увидишь. Просто доверься мне.       Аккерман нервно переступила с ноги на ногу и, наконец, укуталась в плащ: — Значит, согласна, Микаса?       Разве могла она отказать, когда Эрен так по-детски радостно улыбался и так тепло произнёс её имя? — Хорошо, — Аккерман накинула капюшон на голову и протянула ему руку. — Веди, Эрен.       Её небольшая ладонь легла в его, как и множество раз до этого, прячась в обхвате его пальцев. И, как всегда, она сидела как влитая, словно была создана только для этого.       Даже дойдя до опушки леса, они остановились только тогда, когда углубились достаточно далеко. Оглядевшись по сторонам, Эрен удовлетворённо отпустил её руку и начал осторожно отходить в сторону, увеличивая расстояние между ними. — Эрен, что ты задумал? — глаза Аккерман сузились.       В темноте леса, где деревья возвышались как гигантские исполины, она с трудом различала свои собственные руки, а Эрен и вовсе спустя несколько шагов растворился в мраке. — Эй, я тебя не вижу!       Внезапно ночь прорезала яркая жёлтая вспышка. От земли стремительно поднялся удушающе горячий пар, и в следующее мгновение над Микасой навис Атакующий Титан. — Ты рехнулся? Что ты творишь?! — закричала она.       Огромные зелёные глаза, смотревшие на неё, сузились, будто смеясь над ней. — Тебя могли увидеть!       Титан многозначительно постучал гигантской рукой по стволу дерева. — И что, что они высокие, Эрен! Думаешь, никто не заметил молнию безоблачной ночью? — Микаса была возмущена до крайней степени.       Огромный титан шумно выдохнул облако пара через ноздри и как-то подозрительно по-человечески повёл глазами. — Ты только что фыркнул? — ошеломлённо воскликнула Аккерман. — Ты фыркнул на меня и ещё глаза закатил, что ли?       Орать так, чтобы он ее слышал, она уже устала. Поэтому в негодовании она подошла ближе и просто яростно пнула его ногой. — Эрен, ты просто невыносим.       Атакующий медленно присел на корточки рядом с ней, и Микаса невольно сделала шаг назад. Его огромные глаза оказались всего в метре от неё, внимательно разглядывая. Горячее дыхание словно могло согреть не только её, но и весь лес. Тяжело вздохнув, Аккерман сменила гнев на милость и медленно провела ладонью по его переносице: — Это очень неосмотрительно, — сокрушённо покачала она головой, желая всё же оставить последнее слово за собой.       Титан вновь резко выдохнул, но на этот раз это больше напоминало странный смешок. Микаса подумала, что, должно быть, она и правда выглядела нелепо. Сейчас она была в десяток раз меньше его, но горделиво продолжала попытки отчитать огромного монстра за ребячество.       Вдруг огромные пальцы сомкнулись на ней, как на миниатюрной кукле, но не до конца — остановились, словно прося разрешения. Микаса кивнула, и Эрен сжал руку полностью, осторожно поднимая её в воздух. В ушах засвистел ветер, капюшон сорвало с головы, а шарф трепетал своими алыми концами, так и норовя сорваться. Микаса придерживала его, боясь упустить. Бережно усадив её на своё плечо, он так не убрал ладонь полность, слегка придерживая. Оберегая.       Микаса бросила беглый взгляд вниз, в чёрную пропасть, которая начиналась там, где заканчивалась относительная безопасность плеча Атакующего Титана. До земли, по её прикидкам, должно было быть добрых пятнадцать метров. Если упасть, мягкого приземления точно ждать не стоило.       Но Микаса чувствовала разве что лёгкое волнение. Она ощущала невероятно горячую кожу Эрена сквозь слои ткани. Чувствовала, как ветер на высоте яростно треплет края её юбки, а голые ноги обжигающе касаются его тела. Щёки начинали розоветь от странности всей ситуации. — Так ты... — она смущённо кашлянула, стараясь собраться с мыслями. — Понесёшь меня к океану? Это и был твой план? — спросила она, глядя на его лохматую голову. Огромные глаза посмотрели на неё, и Атакующий коротко кивнул.       Микаса перехватила одну из длинных прядей его волос и покрепче вцепилась в неё. Под ногами она ощутила, как напряглись мощные мышцы его плеча и спины. Эрен готовился бежать.       Всё казалось сюрреалистичным сном. Крошечной феей она восседала на плече огромного исполина — сокрушительной машины для убийств. И ощущала только тепло, абсолютную безопасность и, что иронично, странную власть над ним.       Она оглянулась. Вдалеке мерцали огни палаточного лагеря, но никаких признаков того, что кто-то выехал на их поиски, не было видно.       Продолжая держаться за прядь его волос, Микаса привстала на цыпочки, приблизившись к его уху. — Тогда чего ты ждёшь? — раздался шепот его миниатюрной повелительницы. И издав тихий рык, как повинующийся зверь, Атакующий Титан помчался вперед.       Чёрная океанская бездна, сначала лишь смутно показавшаяся вдали, стремительно приближалась. Через некоторое время, оказавшись ближе к берегу, титан замедлился, а ещё через несколько минут и вовсе остановился.       Атакующий присел на колени и упёрся ладонью в землю. Из его шеи повалил пар, и Эрен вынырнул из огромной туши, резко отрывая от себя алые мышцы титана, связывавшие их воедино. — Приехали.       Микаса встала, стараясь выглядеть непринуждённо и не выдавать восторга. Она отряхнула юбку от невидимой пыли, словно всё это время ехала в обычной телеге и дремала, и, как ни в чём не бывало, ловко сбежала вниз по огромной конечности. Вокруг уже начал подниматься пар, и к тому моменту, как Эрен вслед за ней спустился на землю, туша титана уже больше напоминала скелет с кое-где ещё дымящимися ошмётками мяса и кожи.       Луна отражалась в мелких песчинках пляжа и мерцала рябью на волнах. Океан шумел прибоем, разбиваясь о берег, но в темноте невозможно было разглядеть толщу воды и то, что скрыто в ней. Лишь чёрное ничто, неистово движущееся под натянутой тёмной гладью. Казалось, что за границей берега начинается чистая пустота, её самый источник. Шумящая в глубине бурей чёрная пропасть.       Микаса, заметив, что Эрен снял с себя плащ и расстелил его на песке, последовала его примеру. Они сели рядом и какое-то время, не говоря ни слова, наблюдали за набегающим и убывающим волнами. — Здесь очень спокойно, — наконец нарушила молчание Микаса. Эрен кивнул: — Да, даже голоса в моей голове стали потише, — он повернул голову к Аккерман и поймал её взволнованный взгляд. — Прости, это должно было прозвучать смешно. — Вышло не очень. — Я не виноват. Это голоса предложили так пошутить, — он легонько стукнул себя несколько раз по лбу. — Ну, вы довольны? Теперь она думает, что мы сумасшедшие! Микаса устало закатила глаза и толкнула его плечом: — Не смешно, Эрен. — Ладно, ладно. Признаю, на самом деле они изначально меня отговаривали от этой шутки. Аккерман, не выдержав, влепила ему слабый подзатыльник. — Ай! У меня там и так полный пиздец, ты только хуже сделаешь! Микаса схватила его за ухо и потянула на себя: — Ладно, ладно, больно! Всё, отпусти! Аккерман разжала пальцы. — Ты садистка, Микаса, — Эрен раздосадованно потирал пострадавшее ухо. — И несмотря на это, да, мне здесь правда хорошо.       Микаса, удовлетворённая его ответом, отвернулась, пряча лёгкую улыбку за шарфом: — Я понимаю, что это всё только затишье перед бурей, — медленно проговорила она. — Но я, если честно, рада тому, что сейчас всё кажется почти нормальным. — Что ты имеешь в виду? — озадаченно спросил Эрен, всё ещё на всякий случай придерживая ухо, словно ожидая нового нападения. — Ну знаешь, — Микаса задумчиво толкнула мысок ботинка поглубже в песок. — Все титаны за стенами или уничтожены, или больше не представляют опасности. Мы всё больше занимаемся простыми тренировками или работаем на стройке, вечерами вкусно ужинаем, как сегодня. Армин сидит над книгами, Саша не замолкает про Никколо. Мы проводим время все вместе, просто как друзья, а не только по долгу службы. И иногда я ловлю себя на мысли, что это очень похоже на жизнь, о которой я мечтала, — она откинулась назад, опираясь на локти. — Потом, правда, быстро приходит осознание, — она едва слышно вздохнула. — что по-настоящему нормальности не случится.       Эрен зарылся пальцами в песок, и его ладонь царапнул острый край сломанной ракушки. Выудив и отряхнув от песчинок, он покрутил её в руке. — А что для тебя «нормальность»? Аккерман задумалась, повернув к нему голову и разглядывая осколок. Его перламутровые края слегка поблескивали под светом луны. Океан продолжал шуметь прибоем, накатываясь волнами на берег в равные промежутки времени, словно метроном, отсчитывая мгновения. — Это то, как жили мои родители до всего. Возможно, как жили твои родители когда-то. Просто тихая, мирная жизнь, где ты днём занимаешься повседневными заботами, а вечером встречаешься с родными за столом, и вы ужинаете, — Микаса закрыла глаза.       В голове мелькнули смешавшиеся воедино образы мамы и Карлы, отца и Гриши. Обеденный стол, одинаково похожий в обоих домах, так что уже не различить, где какой. Вещи из её родной хижины — её тряпичные куклы, вышивки и ленты — смешались с игрушками, которые она целый год делила с Эреном. Её родная кровать из домика в горах слилась с воспоминанием о маленькой кровати, стоявшей у противоположной стены от кровати Эрена. Из её первой жизни оставались лишь рваные образы: мама тихо напевает колыбельные, отец весело смеётся. Размытые и нечёткие, словно из счастливого, позабытого сна. — Я думаю, — продолжила она, выныривая из потока своих мыслей, — просто здорово, когда есть кому вечером сказать «Привет», и тебе отвечают: «Привет». А потом ты спрашиваешь: «Как прошёл твой день?» А тебе отвечают: «Хорошо. А как прошёл твой?» И ты тоже говоришь: «Хорошо». Даже если он был не очень. Всё равно вроде как теперь хорошо.       С силой замахнувшись, Эрен запустил ракушку подальше в воду: — У тебя всё это ещё будет, я уверен.       Микаса обняла колени, натягивая шарф повыше на нос. В груди что-то болезненно сжалось. — Без тебя мне всё это будет уже не нужно.       Эрен почувствовал, как глаза начинают неприятно щипать. Ему очень захотелось крепко обнять Аккерман, прижать к себе, но он сдержался, падая навзничь на песок. Горячие слёзы всё же украдкой сбежали по щекам, исчезая в ткани плаща. Над головой раскинулось высокое небо в ярких звёздах, такое же глубокое и чёрное, как мазут марлийских эсминцев и как брезент, которым они накрывают ящики с оружием и вакцинами. — В Марли звёзды видно хуже, — проговорил он. Микаса тоже легла на спину, положив руки за голову: — Почему? — У них больше фонарей, электричества, разных освещений. Небо становится засвеченным, и звёзды видно хуже. Микаса вглядывалась в узор на небе, мысленно соединяя точки: — Никогда бы не подумала, что такое бывает. Чтобы из-за фонариков звёзды было хуже видно. — Да, я тоже бы не подумал. Но это первое хорошее воспоминание моего отца о Парадизе. То, какие здесь красивые звёзды. — А второе хорошее — твоя мама? — Микаса искоса посмотрела на него, чуть улыбнувшись. — О, боже, не знаю, — Эрен смущённо прикрыл лицо рукой. — Наверное. И я не хочу знать, я стараюсь не задумываться об этой части. Это же, блять, мои родители.       Микаса тихонько усмехнулась, но тут же притихла, и её голос прозвучал обеспокоенно серьёзно: — А как это вообще ощущается? — Воспоминания Атакующего титана? — уточнил он. — Да. — Оу, — Эрен прикрыл глаза, пытаясь облечь в слова то, что с ним происходит. Хотелось быть откровенным, но не сболтнуть лишнего. — Это как если бы я вдруг вспомнил, что проживал множество жизней. Я помню события, словно они произошли со мной. Не в подробностях, и не всё, к счастью. Как, например, я не помню, что ел на завтрак месяц назад, так и не помню каких-то мелочей из жизни моего отца. Но как никогда не забуду то, как Райнер пробил стену, так и потрясения отца я помню в отчётливых деталях, — он вновь положил руку на песок, который приятно холодил кожу. — Иногда, кроме шуток, кажется, будто внутри меня и правда звучат голоса других людей. А иногда я словно понимаю что-то раньше, чем успеваю осознать. Он повернулся к Микасе: — Помнишь, как я создал скелет, когда нас собирались расстрелять? Тогда, в Тросте, когда ты вытащила меня из титана в первый раз? Микаса кивнула. — Я тогда руку прокусил, чтобы пошла кровь. Я много думал об этом. Я ведь мог сделать что-то другое, верно? Укусить палец или губу. Но я прокусил руку. Потому что так делали до меня. Потому что я помнил, как это делается. Даже ещё не до конца осознавая. — Я знаю, о чём ты, — тихо произнесла Аккерман. — Я испытывала нечто подобное. Тогда, в хижине, когда ты заставил меня сражаться. И потом, множество раз. Я словно знала наперёд движения, удары. Моё тело двигалось инстинктивно, словно уже делало это раньше, — она протянула руку вперёд, пристально глядя на неё, словно видела впервые. — Леви говорит, это, скорее всего, как-то связано с тем, что мы — результат экспериментов с титанами. И, наверное, в каком-то смысле, как ты и описал, мы получаем знания о сражениях от всех предыдущих Аккерманов, — она несколько раз сжала и разжала ладонь, наблюдая, как напрягаются мышцы и сухожилия. — Безумная мысль, правда? Я никогда не была талантливым солдатом. Я всегда была лишь идеально выведенным оружием, с поколениями накопленного боевого опыта. Только подумай: Аккерман — это не моя фамилия. Аккерман — это моё название. Она сложила пальцы в виде пистолета и прищурила один глаз: — Люгер. Кольт. Маузер. Томпсон. Браунинг. Аккерман, — она тихо шепнула «пуф» и резко вскинула два пальца, словно выстрелив. — Это просто спецификация боевого оружия. — Не неси чушь, — нахмурился Йегер. — Для меня ты в первую очередь Микаса. А твои аккерманские способности — просто полезный бонус. — Пожалуй, что полезный, — согласилась она, опуская «пистолет» и пряча ладонь в складках юбки. — Без этих сил я не смогла бы защищать тебя. Или Армина. Эрен почувствовал очередной укол вины: — Это я должен быть на твоём месте и тебя защищать, — в его голосе прозвучало лёгкое раздражение. — Возможно, ты и прав, — вдруг согласилась Микаса, и Эрен ошарашенно посмотрел на неё, — Я бы точно с удовольствием поменялась с тобой местами. — Оу... — его глаза вмиг погрустнели, когда он понял, о чём она говорит, — По крайней мере, от этого я точно смогу тебя защитить.       Микаса отвернулась, пряча лицо за завесой чёрных волос. Она быстро заморгала, борясь со слезами, и прикусила щёку изнутри. Эрен, заметив это, поспешил её отвлечь: — А что вам затирал тот парень в палатке? — А? — Микаса удивлённо посмотрела на него. Йегеру показалось, что на её щеках всё же блеснули мокрые дорожки, — Ты о ком? — Ну парень, что занял моё место, пока я относил еду Армину. Ещё и что-то оживлённо тебе рассказывал, — Эрен попытался скрыть нотки ревности в голосе за напускным весёлым тоном. — Ой, этот. Да так, ерунда, — она отмахнулась, думая, что этого ответа будет достаточно, но поймала на себе выжидающий взгляд. — Он из бывших пленных, марлийский ренегат. Зашёл к Никколо, но подсел к нам, и мы разговорились. Точнее, больше говорил он. Рассказывал, что его мать из Портелизы. И по радио играла песня на их языке. Он перевёл нам, о чём там пелось. — И о чём? — Песня на удивление довольно жестокая, — Микаса закинула одну ногу на колено и вновь устремила глаза в ночное небо. — Там пелось о неком человеке, который в мирное время развлекал людей представлениями, дразня быков на сцене алым плащом и сражаясь с ними. Он был весёлым, темпераментным, душой компании. И у него была любимая девушка. Она носила алую ленту в волосах. А потом этот человек ушёл на войну, и с неё он вернулся уже совсем другим. Война его сломила, сделала злым. Но любимая его дождалась и осталась с ним, хоть он и сильно изменился. И несмотря на её любовь, он скучал по полю битвы и хотел вернуться обратно на войну. А девушка была против и пыталась его удержать. Пыталась даже запереть. И он пришёл в ярость. Он снял ленту с её волос и задушил её этой самой лентой. Тело сбросил в океан, а сам всё же ушёл обратно на войну, как и хотел. И больше никогда с неё не вернулся.       Вкрадчивый голос Микасы потонул в шуме очередного прилива. — Матадор, — тихо проговорил Йегер. — Так называют тех, кто устраивает представления с быками. — А, ну да. Возможно. — История и правда жестокая, — согласился он. — Мужик мудозвон. — Да, мне тоже так показалось, — поддержала Микаса. — Но тот марлиец видел это немного иначе. — И как же? — Он сказал, что любимая этого, как ты сказал, матадора была тоже виновата. Ведь она полюбила свободного человека, а потом попыталась его удержать, ограничить свободу его воли. Она не имела на это права, она вела себя эгоистично. Выходит, что она так и не поняла, что такое по-настоящему любить матадора. — И что такое по-настоящему любить матадора?       Микаса прикрыла глаза. Холодные брызги от волн долетали до щиколоток, а от выброшенных на берег водорослей пахло гнилью. — Видимо, по-настоящему любить матадора — это быть готовой однажды оказаться на дне океана.       Микаса заметила, что Эрен вдруг развернулся на бок, лицом к ней. Она последовала его примеру, положив одну руку под голову, а вторую на песок между ними. Эрен всегда был красивым мальчишкой, по крайней мере, так казалось ей, но сейчас, освещаемый полной луной, с сияющими зелёными глазами, с растрёпанными тёмными локонами волос и даже с алыми следами-ранами на лице, он был самым красивым человеком на земле. И весь жестокий, неприветливый мир вокруг словно преображался в его присутствии, становясь значительно терпимее, сноснее. И Микаса думала, что она многое может этому миру простить, пока Эрен всё ещё обитает в нём. — Привет, — тихо сказал он, словно только что заметил её, и мягко улыбнулся. — Привет, — почти беззвучно ответила Микаса. Его ладонь легла на её и чуть сжала пальцы. Сердце пропустило удар, но тут же продолжило свой ритм. Девушка большим пальцем осторожно провела по его руке в ответ. — Как прошёл твой день, Микаса? Аккерман приоткрыла рот, её глаза округлились. На мгновение растерявшись, она всё же искренне улыбнулась: — Хорошо. Мой день прошёл хорошо. А твой как, Эрен? — Ммм, — он сделал вид, что задумался, слегка покосившись в сторону. — Да, думаю, мой тоже прошёл хорошо.       Эрен приблизился, значительно сократив и без того крошечное расстояние между ними. Его колени касались её, её щиколотка задевала его штанину, а его дыхание грело кончик её носа. А потом он придвинулся ещё ближе. Опасно близко. Пересекая какую-то невидимую черту. — Что ты делаешь? — удивилась Микаса, её голос прозвучал испуганно-тихо.       Эрен замер на мгновение, озадаченно сведя брови, и посмотрел на неё: — Что за тупой вопрос, Микаса? — буркнул он по-мальчишески, — А на что это похоже?       Придумать ответ она не успела. Эрен быстрым, невесомым движением едва коснулся её губ. Тут же отпрянул, словно его обожгло. Этого короткого прикосновения оказалось достаточно, чтобы в её голове словно случилось короткое замыкание. Мурашки пробежали по спине, а глаза сами собой зажмурились. Может быть, показалось?       Микаса распахнула глаза. Лицо Эрена всё ещё было в опасной близости, в какой-то паре сантиметров. Его взгляд, испуганный и выжидающий, словно у провинившегося, нелепо сочетался с отметинами титана, похожими на боевой раскрас. Его пальцы судорожно сжимали её руку. Его колено, всё ещё прижатое к её ноге, излучало пугающее тепло. — Прости. Я просто... — Эрен замялся, подбирая слова, — я просто подумал, что это хороший момент, чтобы отдать долг. — Оу... — мозг Микасы всё ещё отказывался выдавать что-то более членораздельное, обдумывая случившееся. — Ну, за тот раз, когда я струсил, — смущённо добавил он.       Так это был он, поняла Микаса — тот самый поцелуй. Тот самый не случившийся поцелуй, который все это время, пятнадцатилетний, неуклюжий и стыдящийся себя, прятался где-то в чёрных углах памяти, не желая даже напоминать о своём существовании. По-хорошему, она думала, что он потерян навсегда. Что он так и умер в этих тёмных недрах, как оказалось, старого доброго прошлого.       И вот он настиг её, вынырнул из небытия. Ожил. — А, — осознание постепенно начинало накатывать, вместе с тем, как начинался жар, как при высокой температуре. — Не стоило мне этого делать, — наконец сказал Эрен, сделав неверный вывод.       Микаса с ужасом подумала, что если она не сделает что-то прямо сейчас, этот момент кончится. И цже этот неуклюжий поцелуй растворится, так и останется всего лишь очередным неловким моментом. И пятнадцатилетняя она так и останется неотомщённой. — Нет, нет, — наконец её мозг смог выдать нечто членораздельное. — Но я не уверена, что мы в расчёте, — добавила она, чувствуя, как начинают гореть уши, шея и, может быть, даже корни волос. — О, правда? — его голос снова расслабился и теперь в нём скользнула заинтересованность. — Правда, — Микаса собралась с духом, чтобы вложить всю свою храбрость и дерзость в следующее предложение. — В тот раз я думала задержаться чуть подольше.       Эрен усмехнулся, и она, окончательно осмелев, проскользнула своими пальцами между его, сцепив их в замок.       Теперь была её очередь прижаться к нему губами. Волна мурашек скользнула по спине, и стало вновь нестерпимо приятно и тепло. Но уже через пару мгновений Микаса осознала, что не имеет ни малейшего представления, что делать дальше. Его нос неловко мешал, он тяжело дышал, а рука, на которую она опиралась, начала неприятно затекать. Ей хотелось сделать нечто большее, ярче выразить свои чувства. Чтобы на этот раз до него точно дошло без слов.       Кончик её языка скользнул по его губам, облизывая, и Микаса резко отстранилась, потрясённая собственным поведением.       Учитывая, как широко были раскрыты его изумрудные глаза, он тоже был не на шутку удивлён произошедшим.       Аккерман решила, что явно сделала что-то не так.       Эрен вдруг отстранился и даже отпустил её ладонь, размыкая их пальцы. Руке Микасы в ледяном песке стало мгновенно одиноко, и она неловко прижала её к груди, впиваясь пальцами в шарф.       Аккерман подумала, что она абсолютно точно сделала что-то не так.       Но одна его рука оказалась у её лица, упираясь в ткань плаща, а вторая скользнула по шее, на затылок и зарылась в волосы. Эрен прикрыл глаза и, силой притянув её к себе, снова поцеловал. Но не осторожно, как в первый раз, а почти грубо, настойчиво.       До Аккерман наконец наконец дошло, что она всё сделала правильно.       Микаса склонила голову чуть набок, чтобы больше не сталкиваться носами, и чтобы ещё теснее прижаться друг к другу. Принять форму друг друга.       Она ощутила, как он всё сильнее прижимает её к себе, до боли вдавливая её сомкнутые губы в свои: — Эрен, — чуть слышно всхлипнула она, и этого оказалось достаточно, чтобы он успел прикусить её нижнюю губу.

Микаса подумала, что они словно скручивают вентиль, который всё это время удерживал бушующий поток.

      Их языки соприкоснулись, а его рука легла на её грудь, и между ней и его ладонью лишь хлопок рубашки.

Вентиль срывает, и толщия воды сносит всё чистое и невинное, что ещё оставалось между ними.

      Настойчивые поцелуи покрывают всё её лицо. Щёки, скулы, нос, лоб, закрытые веки. Когда кончик его языка скользнул по шраму под глазом, Микаса охнула и непроизвольно выгнула шею, тут же ощущая, как руки Эрена начали разматывать алый шарф, нетерпеливо стягивая его, а влажный след укусами спустился к ключице.       Микаса чувствовала, словно её сознание проваливается в примордиальную бездну, состояние до того, как люди научились логически мыслить и рационализировать поступки. Задыхаясь, её пальцы в панике ловили ускользающую красную ткань, надеясь, что хоть это как-то заземлит. Голова кружилась, сердце колотилось о рёбра, не быстро, но яростно и громко. Она могла поклясться, что Эрен его слышит. — Какая же ты красивая, — прошептал он, тяжело дыша, словно пробежал километр, и дыхание обожгло шею. Его голос был словно отовсюду, словно проник прямо в голову.       От невозможности происходящего Микасу пробила мелкая дрожь. Она подумала, что если это сон, то лучше ей проснуться прямо сейчас, и прикусила губу до крови. Но вместо того, чтобы пробудить её, боль просто растворилась на фоне того, как рука Эрена скользнула под край рубашки по голой коже. — Пожалуйста, — задыхаясь, прошептал он, — я могу тебя потрогать?

Взявшись за руки, они смотрят, как яростный поток смывает в канализацию их детские мечты.

      «Да» вырвалось из Микасы чужим голосом, прежде чем она успела обдумать его вопрос. Словно ни её тело, ни её речь больше ей не принадлежали. «Может ли он её потрогать?»       Разве он уже не трогал её? Разве не его руки были сейчас на её талии, груди, шее, не забирались ей в волосы?       Разве он уже не оставил на ней шрам?       Разве он уже не прикоснулся к её сердцу?       Как ещё он хочет её потрогать?       Что ещё она может ему предложить?       Он ведь всё забрал.       Знакомые руки, которые делили с ней еду, перевязывали её раны, поддерживали её и отталкивали, сейчас накрыли бархатный трепещущий живот и пробежались по рёбрам. Микаса, судорожно выдохнув, натянула шарф прямо на глаза, сгорая от стыда и удовольствия. — Ты здесь на ощупь другая, — сбивчиво прошептал Эрен. Его голос был едва различим за шумом крови в ушах.       Кожа его ладоней была нежной и мягкой, слабо сочетаясь с ним самим. Но ведь сорванная кожа с подушечек его пальцев мгновенно зарастала новой, не оставляя мозолей. Порезы затягивались в тот же миг, не оставляя шрамов. Аккерман почувствовала себя уязвимой, осознавая на его фоне искалеченность и несовершенство собственной оболочки. — Это шрам, — прошептала она, пока его пальцы продолжали изучающе оглаживать неровные края, — ожог. — Ожог? — эхом повторил Эрен. Сквозь надсадное дыхание мелькнул вопросительный тон. — Громовое копьё, — руки скользнули выше по рёбрам, и она издала звук, который до этого, кроме неё, слышали разве что стены пустой женской душевой. Микаса судорожно сглотнула. — Учения. Тебя там не было, — она тяжело дышала. Слова давались с трудом, предложения формировались ещё хуже. — Но сейчас я здесь, — голос Эрена был таким же сбивчивым, как и её. Скользнув ещё выше, его рука замерла там, где кожа оплавилась глубже всего, покрывшись плотной паутиной, и резко отстранилась.       Микаса не думала, что можно было почувствовать себя ещё более неуверенной, уродливой.       — Прости, - горло предательски сжал всхлип, - я не слишком красивая под одеждой, - прошептала она, с силой вжимая шарф руками в лицо. Казалось, если он сейчас отстраниться и уйдет, то можно было бы даже удавиться этим шарфом прямо здесь.       Он действительно приподнялся над ней, но не ушел. Пальцы Эрена перехватили запястье Микасы, отрывая ее руку от лица, и потянули вниз. Ее ладонь, ведомая его рукой, скользнула по тонкой ткани рубашки, зацепила бляшку ремня, и наконец легла на горячее и твердое, скрытое под тканью его форменных брюк. Эрен бытсро выдохнул. Ее прикосновение было похоже на то, как трос УПМ срывается от крепления, и ты на мгновение оказываешься в свободном полете, пока не зацепишься снова, и резкое натяжение не заставит желудок ухнуть вниз.       Эрен вжал ее руку крепче, издав тихий стон, и Микаса эхом ответила тем же. — Чувствуешь? - его голос дрожал, — Вот на сколько ты красива. — Просто ты, — Аккерман сглотнула, - ты убрал руку. — Я не знаю, могу ли я, - он запнулся.       Микаса опустила вторую руку, и принялась спешно расстегивать пуговицы на своей рубашке. Ей все еще страшно было убрать алую ткань с лица и взглянуть на Эрена. Но расстегнув последнюю и сдвинув края рубашки в стороны, она услышала, как он кажется поперхнулся воздухом. Более очевидной подсказки не потребовалось, обе его руки скользнули вверх по обнажённой коже, а губы вновь прижались к ее губам.       Аккерман всхлипнула и выгнулась в спине. Внизу живота скрутилось узлом и сладко потянуло. В попытке снять напряжение, она резко сомкнула бедра, и столкнулась с его коленом, вжимающимся точно между ее ног. Инстинкт сработал быстрее, чем ее затуманенный разум, и она подалась бедрами вперед, скользнув по нему. Ее рука крепче сдавила под пряжкой его ремня.       Девушке показалось, что над их головами разорвалась шумовая граната, и не оставила после себя в мире звуков, кроме шума прибоя и их стонов-всхлипов, эхом отражающихся друг от друга.       Одна рука Эрена оторвалась от ее груди, оставив кожу покрываться мурашками от холода и одиночества. Резким движением он стянул с ее лица шарф и его пальцы неласково схватили ее за подбородок: — Взгляни на меня, Микаса, - она послушно подчинилась. Его зеленые полные обожания глаза, его взлохмаченные волосы, мелкая испарина, выступившая на лбу, его почти затянувшиеся алые борозды на раскрасневшихся щеках. Микаса подумала вдруг, что прекрати ее сердце биться прямо сейчас, она умрет самым счастливым человеком на свете. — Ты смотришь на меня как тогда, - прошептал Эрен, и его ладонь погладила ее щеку, - прямо как тогда. Ты ведь моя, Микаса? - на этот раз это она притянула его к себе, целуя, зарываясь пальцами в волосы и сливаясь в единый организм. — Твоя, - пусть бы он забрал весь воздух из ее легких, он ей больше без надобности.       Его рука скользнула под подол юбки, поднялась по бедру, и подушечки пальцев очертили гладкий выступающий рубец. — Этот шрам тоже мой.       Холодный прибрежный воздух кусался за разгоряченную кожу, прикосновения заставляли все тело биться мелкой дрожью, выкручивать мышцы лихорадкой, в бреду метаться бедрами в поисках ласки. Микаса держалась за его шею так крепко, словно если отпустит, то рухнет на землю и разобьется в дребезги. И в ту секунду, когда пальцы Эрена скользнули по влажной хлопковой ткани между ее бедер, ей действительно показалось, что она падает.       Микаса запрокинула голову, и громко простонала его имя. Раскрасневшаяся, полуобнаженная, с кожей, блестящей в свете луны, она была похожа на богиню из древних мифов, с нимбом из смоляных волос. — Боже, - сбивчиво пробормотал Эрен, уткнувшись носом ей в шею. Он тяжело и загнанно дышал, - я не знаю, что я делаю. Так правильно? — Д-да, - хрипло ответила она, - можно чуть выше.       Подчинившись приказу, его пальцы скользнули под промокшую насквозь ткань. В награду за его покладистость он получил новую череду участившихся тихих стонов, которые теперь будут преследовать его в воображении до конца его жалкой бесславной жизни.       Одной рукой он все еще придерживал Микасу за подбородок, заставляя смотреть ему в глаза. Эрен пожалел, что он недостаточно эгоистичен и его слишком сильно волнует продолжительность ее жизни. Он хотел бы чтобы ему хватило наглости дать Микасе себя сожрать и передать ей атакующего титана. И тогда он передал бы ей все свои воспоминания и эмоции, и он продолжил бы жить внутри нее.       О, какая легкая это была бы смерть. Просто растворится в ней, стать единым целым. Если это и есть любовь - то любовь очень грустная и больная штука.       Ощущая, как до скрежета в витках напрягается внутри невидимая пружина, Микаса в беспомощной лихорадке пытаясь сделать хоть что-то, потянулась вперед, крепче сжимая его брюках, вторя движениям Эрена и ускоряя темп: — Стой, Микаса, - произнес он прерывисто, срываясь на трогательные всхлипы, - я очень близко, не надо…       Но пружина внутри нее наконец сжалась до предела, и резко вытянулась, во всю длину своих колец, поднимая куда-то на мягкие волны абсолютного счастья. Бедра резко сжались, а спину вынуло дугой:       — Эрен, - громко выдохнула она, словно молясь о помощи, и ладошка в последний раз крепко сжала его, утаскивая за собой, сначала ввысь, чтобы вместе потом упасть на дно. Эрен надсадно застонал, и рухнул на нее всем своим весом.

Вот и все. Наивные мечты водоворотом стекают в канализацию. Им больше не стать исследователями. Не стать путешественниками. Всего этого больше нет.

      Еще какое-то время они лежали в обнимку, переводя дух и пытаясь осознать произошедшее. Первым пошевелился Эрен, перевернувшись на спину. Из-за утраченной близости его тела вдруг стало холодно и стыдно. Микаса начала спешно застегивать пуговицы на рубашке и оправлять юбку. Хотелось полностью укрыться в какое-нибудь одеяло, не пропускающее ни света, ни звука. Сбежать, а лучше позволить песку поглотить себя или волнам унести в открытый океан.       Эрен закрыл лицо руками. На глаза наворачивались неконтролируемые слезы. Микаса ощущала, как из момента выветривается всё волшебство, оставляя место только стылой тоске и сожалению. — Мне было с тобой удивительно, — предприняла попытку быть честной Микаса.       Эрен резко сел, со свистом втянув воздух сквозь зубы. Словно её слова причинили ему физическую боль. Он, всё ещё прижимая руки к лицу, спрятал голову между согнутыми коленями. Эрен так ничего ей и не ответил, но она услышала, как он шмыгнул носом. Что-то тёплое и живое сейчас в муках погибало внутри неё. Ей хотелось признаться: — Эрен, я… — Молчи, пожалуйста, — резко перебил он её, — Не надо.       Аккерман сжалась, притянув колени поближе. Трясущимися руками она пыталась намотать шарф на шею, на которой алыми пионами расцвели следы одной большой ошибки. — Уже поздно.       Микасе хотелось язвительно уточнить, что именно поздно. Куда они уже опоздали? Но она понимала, что в её положении вопросов не задают. — Нам пора возвращаться, Микаса. Вставай.       Его голос, печальный и лишённый тепла, страшнее любого оружия. Микаса подумала о смерти в который раз за этот вечер. Она решила, что лучше бы в неё выпустили пару пуль прямо в упор. Она превратилась бы в решето и мирно истекла бы кровью прямо на этом пляже, валясь у Эрена в ногах.

***

      Всё время, что он нёс её обратно, она прижималась щекой к его плечу, свернувшись в клубок под куполом его огромной ладони. Ей хотелось, чтобы на лице красным пятном остался ожог. Беззвучные слёзы испарялись под жаром его кожи.       У женской казармы он обнял её крепко, избегая смотреть в глаза. Поправил размотавшийся шарф и, так и не сказав ни слова на прощание, ушёл.       Когда Микаса вошла в спальню, ей показалось, что Саша уже спит. Но стоило ей зашуршать одеждой, раздеваясь, как Браус заворочалась. — Микаса, это ты? — прошептал полусонный голос в темноте. — Да, — сдавленно ответила Аккерман. Все события вечера начинали с запозданием догонять её, вцепляясь зубами. — Вы с Эреном пропали так внезапно. У вас что, типа свидание было? — Да. Наверное, что-то типа того, — уклончиво ответила Микаса. — Ну наконец-то! Я думала, он так и будет тупить, — весело прошептала Саша, — Это же здорово, да? — Да, — голос Микасы был тихим. Забравшись в кровать, она натянула одеяло повыше. — А меня Никколо обещал сводить в самый лучший ресторан в Марли, — Саша звучала мечтательно, — он говорит, там лобстеры размером с кабана, ты представляешь? — Звучит отлично. — Ай, я думаю, он врет, чтобы мне понравиться. Точно не бывает лобстеров размером с кабана, — раздосадованно вздохнула Саша, — Ты знаешь, Микаса, я думаю, это он. Ну вот точно. У меня от него бабочки в животе, а от его еды аж голова кругом. Я когда смотрю на него, я прямо вижу, как у нас будут дети, и охотничья собака, такая большая, знаешь, и я буду подстреливать дичь, а мы потом вместе её очень вкусно готовить.       С соседней кровати раздался плач: — М-микаса, — Саша резко села, потирая глаза, стараясь привыкнуть к темноте. Со стороны Аккерман продолжались тяжёлые всхлипы. — Эй, милая, ну ты чего?       Саша вскочила, быстро подбежав к подруге и присела рядом с ней. Укутанная в одеяло почти по самую макушку, Микаса, не сумев сдержаться, заходилась горькими рыданиями. — Прости меня, — Саша погладила её по плечу, — я не подумала, что говорю. Дурья моя бесчувственная башка.       Аккерман мотала головой, продолжая задыхаться слезами. — Ты ведь из-за Эрена, да? — Браус продолжала сочувственно гладить её, — Эй, мы придумаем что-нибудь! Я обещаю, мы не отдадим нашего Эрена никакой Имир, или как её. Даю тебе слово, — Микаса замерла и всё же обернулась, глядя на подругу припухшими от слёз глазами, — Эрен не умрёт раньше меня, а я планирую жить ещё очень и очень долго. Ну потому что собака, жареная оленина на костре, муж, ну ты слышала. Мы что-нибудь придумаем. Микаса медленно кивнула, и Саша легонько толкнула её кулаком в плечо: — Повтори! Аккерман с усилием вытерла слёзы: — Да, мы что-нибудь придумаем. Саша удовлетворённо улыбнулась, заправив чёрную прядку ей за ухо. — Вот так. Хорошо? — Хорошо, — прошептала Микаса.       Тишину спальни нарушил пронзительный звонок.       Микаса нехотя открыла глаза. Шея затекла после сна в неудобной позе, а голова раскалывалась, напоминая о выпитом вчера и о бессонной ночи. Постепенно вернулись и воспоминания о сказанном, и от стыда она зажмурилась, чувствуя, как к горлу подступает тошнота.       Вновь раздался протяжный звонок.       Жмурясь от боли, Микаса поднялась с кровати в попытке найти источник звука. Глаза, ещё не полностью пробудившись от сна, бегали по слабо освещённому вечерним солнцем дому от предмета к предмету.       Очередной звонок.       Телефон! С трудом дошло до Микасы, которая ещё не привыкла к этому аппарату. Она подошла к нему, с подозрением покосившись на его чёрный корпус. Единственный, кто ей мог звонить, это Армин. Но он на Парадизе. Тогда это Энни?       Микаса недоверчиво положила руку на трубку телефона. Зачем Энни ей звонить? Только если что-то серьёзное приключилось. Вновь раздалась раздражающая трель, и, не дожидаясь, пока она прекратится сама, Микаса сняла трубку: — Алло?       В трубке заскрепело и зашипело искажённой волной. Микаса знала, что когда Армин звонил ей, связь частенько была отвратительной. Сквозь помехи, кажется, был едва различим голос, искажённый и неразборчивый. — Извините, я вас не слышу, — Микаса крепче прижала трубку к уху и несколько раз зачем-то дунула в неё, надеясь, что это улучшит ситуацию. — Энни, это ты?       Шум в трубке стал чуть тише, и сквозь помехи смог наконец пробиться тихий искажённый голос. — Привет. — Эм, привет, — эхом повторила Микаса. Голос точно не Энни. И вообще непонятно чей. Вновь скрежет и помехи. Сквозь белый шум искажённый расстоянием голос ответил ей: — Как прошёл твой день?       Микаса резко убрала трубку от головы и в ужасе уставилась на неё. Пальцы дрожали. Она вновь боязливо приблизила трубку к уху, но не прижимая, словно боясь, что голос сможет навредить ей прямо через аппарат. Аккерман попыталась что-то ответить, но губы разлепились в немом звуке, так и не выпустив наружу ни слова. После долгой паузы искажённый, сломанный голос, кажется устав ждать ее ответа, произнёс: — Мой, вот, хорошо прошёл.       Микаса тут же бросила трубку на рычаги, обрывая звонок, и, пошатываясь, села на кровать, не сводя глаз с телефона.       Она надеялась, что голос сейчас перезвонит, и тогда она наберётся мужества спросить, кто это.       Но телефон так и продолжил молчать.