Полутень

"Её раскрытие души оказалось столь же мало интересно,

как было бы вскрытие её тела"

Владимир Набоков

      В этом году цикады запели опять слишком рано. Их стрекотание фоновым шумом доносилось отовсюду, а душный воздух был наполнен ароматом недавно скошенной и подсыхающей травы.       Большая карта, обтянутая блестящим шелком, занимала практически весь садовый стол, и графин с лимонадом пришлось поставить на табурет. Микаса отрешенно смотрела на очерченные границы своих земель, вокруг которых постепенно сгущались враги в виде деревянных фигурок лошадей, и медленно покачивала в руке стакан. Лёд звонко постукивал по стенкам. — Ну? — сидящая напротив Хистория нетерпеливо барабанила пальцами по столешнице. — Твой ход, Микаса. Придётся обороняться. — А, — Аккерман вскинула голову и поправила чуть не свалившуюся с головы соломенную шляпку. — Извините, я задумалась, — она оторвалась от разглядывания резных миниатюрных лошадей. — Я на вас напала! — громко провозгласила Имир, указывая пальцем на взятую в кольцо фигурками зону на карте. — Отбивайтесь. — Но у меня численное преимущество и высокие показатели гарнизона, — Микаса нахмурилась, не понимая логику её хода. — Я могу разбить твою армию. — Я решила рискнуть. Даже если вы выиграете, вы потеряете много сильных бойцов, — Имир обвела пальцем фигурки на карте. — А если проиграете — на этом будет конец, и я выиграю! — Идёшь ва-банк, — задумчиво проговорила Хистория, накручивая на палец белокурую прядь, выбившуюся из-под кружевной повязки. — Ты опасный политик. Имир широко улыбнулась. — Я правильно понимаю, что больше двух — и я отбилась? — уточнила Микаса, беря со стола кости.       Имир и Хистория синхронно кивнули.       Аккерман, спрятав два игральных кубика между ладонями, несколько раз встряхнула их и разжала руки над столом. Кости застучали по карте, перекатываясь, и замерли. Микаса наигранно раздосадовано вздохнула. — Один — один! — Хистория всплеснула руками. — Как ты только умудрилась! — Конец игры! — Имир вскочила из-за стола и хлопнула в ладоши. — Я победила! — Не спешите с выводами, юная леди, — хитро улыбнулась королева и подняла зажатую между указательным и средним пальцем карту. — Моя фракция обладает способностью видеть будущее. И по правилам, если я в начале игры верно сделаю предсказание о том, кто победит в партии, я выиграю. — Она повернула карточку другой стороной. На ней витиеватым почерком значилось: Имир Райс. — Игра действительно окончена. Я победила. Имир выхватила карточку из рук матери и сосредоточенно принялась перечитывать условия победы. — Вот же, ты и правда победила, мам, — удручённо заключила она и бросила карточку в коробку. — Истинный политик, ничего не поделаешь, — пожала плечами Микаса. — Разгромила меня чужими руками и прибрала всю славу себе. — О, да брось, партия против вас в "Рассвет Империи" — это детский сад, без обид, — рассмеялась Хистория. — Милая, прибери, пожалуйста, игру и отнеси её в дом, — попросила она дочь. — Мы с Микасой ещё хотим обсудить кое-какие вещи.       Имир кивнула, бережно складывая широкое поле, фигурки и карточки назад в коробку. Лёгкий ветерок колыхал её летнее светло-голубое платье, и гладью вышитые кролики словно оживали, перебирая лапками по подолу. Тонкие позолоченные нити, вплетённые в любовно вышитые цветы, поблескивали на солнце. Взяв коробку поудобнее, девочка кивнула Микасе на прощание и убежала в дом. — Микаса, Микаса, — королева насмешливо покачала головой. — Засунуть всю свою армию в одну ячейку? — Я поддалась. Хотела порадовать Имир. — Ага, как скажешь. Может, ты хочешь сангрию? Я могу принести. Кристоф вчера приготовил — вышло просто замечательно. Микаса отрицательно покачала головой.
— Нет, я поставила себе цель не пить ничего алкогольного три месяца, и они истекают только через неделю. Хистория приподняла брови:
— Не знала, что у тебя проблемы с алкоголем. — У меня нет проблем с алкоголем, — отмахнулась Аккерман. — Просто заметила, что последнее время начала открывать бутылку вина просто от скуки. Так не пойдёт. Да и к тому же, — она заглянула в стакан, в котором медленно таяли остатки льда, — мне просто нужна дисциплина. Надо ставить себе какие-то цели. — Цели вроде не пить три месяца? — А чем не цель? — Мелковато как-то, — досадно вздохнула Хистория. — А что будет после этих трёх месяцев? — Хороший вопрос, — Микаса приподняла голову, подставляя лицо солнечным лучам. К её большому сожалению, загар на неё не ложился, разве что алыми солнечными ожогами. Тут же вспомнились его чуть смуглые летом руки и быстро выгорающие каштановые пряди, которые начинали отливать золотистым, как патока. — Наверное, когда кончатся эти три месяца, поставлю себе какую-нибудь цель ещё на три. А потом придумаю что-нибудь новое. А потом ещё. — Можно поставить цель сразу на девять, — хитро улыбнулась Хистория.       Микаса как-то необычно жалобно скривила рот:
 — Я знаю, к чему ты клонишь. Нет. — Аккерман поморщила нос. — Я тебе говорю, что со своей жизнью слабо справляюсь, а ты опять за своё. — Так, может, потому и слабо справляешься, что не ставишь глобальных целей, — Хистория отломила сочную ягоду винограда из тарелки с фруктами и сунула её в рот. — Зафем это глуфое распифание, — пробубнила она, придерживая ягоду языком. — Затем, что мне так проще. Когда есть чёткий распорядок, график и чётко поставленные задачи, — Микаса потянулась за апельсином, разрывая его пальцами, и липкий сок брызнул на руки, — я бы даже не против вернуться на службу в армию. Но, конечно, не при текущем правительстве, — она положила дольку на язык и слегка поморщилась от кислости. — Никогда не думала, что скажу это, но я бы с удовольствием вернулась на службу под началом злобного коротышки. Хистория прыснула:
 — Ты про Леви? Аккерман кивнула, отрывая от апельсина очередную дольку. — Неудивительно. Он был крут. — Аккерман вновь кивнула, соглашаясь. — Но я не понимаю, зачем вообще возвращаться в армию, даже под командование Леви?       Тонкие стенки легко отделялись от мякоти под пальцами Микасы.
— Затем, что у меня это хорошо получается. — Что получается? Служить? — Убивать, — бесцветно поправила её Микаса и протянула дольку подруге. — Будешь?       Хистория отрицательно помотала головой, и Аккерман отправила очередной кусочек в рот. — Знаешь, надо посвящать жизнь не тому, что у тебя хорошо получается, а тому, что ты любишь, — поучительным тоном заметила Хистория, словно объясняя это ребёнку. — Я вроде пробовала. Кончилось плохо. — Я не об этом, — отмахнулась от колкости Хистория. — Ну вот у тебя невероятно красиво получается шить и вышивать и ты явно это любишь. Посмотри, какие красивые вещи ты даришь Имир. Это же просто загляденье! — И что ты мне предлагаешь? Карьеру вышивальщицы зайцев? — улыбнулась Аккерман, подливая себе в стакан ещё лимонада. — Ну не влезать же обратно в форму с УПМ! — всплеснула руками Хистория. — Прошлое должно остаться в прошлом. — О, кто бы говорил. Я напомню: твою дочь зовут Имир, — Микаса победоносно сделала глоток и откинулась на спинку стула. Хистория улыбнулась уголком рта, а её глаза опасно сузились: — Это в честь прародительницы. — Это официальная версия? — не унималась Аккерман, сохраняя ровное выражение лица. — Ну, так написано в учебнике истории. Стали бы там врать, — добавила Хистория и рассмеялась. — К слову, об этом. Ты, надеюсь, ещё не передумала ехать со мной на встречу с гостем в Стохесс? — Я стараюсь держаться подальше от политики, но ты убедительно просила, — Микаса обняла себя руками и слабо улыбнулась. — Плюс, там будут ребята. Но ты так и не сказала, кто этот гость?       Королева отмахнулась: — Долго объяснять, он сам представится. Но он отдельно просил пригласить госпожу Аккерман, — Хистория усмехнулась. — Всё-то мужчины за тобой хвостом ходят, — она мечтательно улыбнулась, чуть склонив голову. — Могу их понять.       Пальцы Хистории скользнули по ладони Микасы, и та резко выдернула руку, покраснев до кончиков ушей: — Э-это ч-что только что было?       Хистория тихо смеялась, с интересом следя за её реакцией: — Боже, Микаса, я просто пошутила, уже и подразнить нельзя?       Спина Аккерман чуть заметно расслабилась. Она поднесла стакан к губам и сделала глоток, чтобы скрыть смущение, всё ещё недоверчиво глядя на подругу из-за края. — Но если что, — продолжила Хистория, — если я вдруг разведусь или овдовею, обещаю, тебе понравятся простыни в королевских покоях из хизуруанского шёлка. Микаса поперхнулась лимонадом. Она надсадно закашлялась, яростно краснея, то ли от смущения, то ли от нехватки кислорода. Аккерман, как рыба, несколько раз беззвучно открыла и закрыла рот, пытаясь придумать остроумный ответ, но полностью терялась под насмешливым взглядом Хистории. — Я всё ещё просто шучу, — подруга перегнулась через стол и легонько толкнула её кулаком в плечо. — Не смешно, — буркнула Микаса, отдышавшись. — А мне смешно, — Хистория задумчиво намотала на палец светлый локон. — Ты забавно смущаешься. Я понимаю, почему Жан постоянно пытается с тобой флиртовать — это весело. Он, кстати, там будет. На встрече в Стохессе, — непринуждённо напомнила она. — Я догадалась, — мрачно ответила Аккерман. — А чего за тон? Ты ему не рада? Разве между вами ничего нет? — А что между нами должно быть? — озадаченно и холодно уточнила Микаса. Хистория пожала плечами: — Ну, насколько мне известно, они недавно снова разошлись с Пик, и я была уверена, что не в последнюю очередь из-за тебя. Микаса устало вздохнула и прикрыла глаза. Цикады стрекотали особенно громко. — Жан хороший человек. Он заслужил кого-то получше, чем я. — Может, это ему решать, кого он там заслужил, а кого нет? — возразила подруга. — Нет, я так не могу, это… — Микаса замолчала, силясь подобрать слова, но потерпела поражение, так и не найдя подходящих. — Всё очень сложно и запутано. Хистория понимающе кивнула: — Знаешь, когда я не могу разобраться в себе, я иду в храм Путей. Там такая атмосфера, словно и правда можно связаться с Богом. Иногда помогает, когда нужно, чтобы кто-то выслушал и не перебивал. — С Богом? — Микаса сморщила нос. — Я, наверное, воздержусь. Он довольно редко и при жизни меня слушал и не перебивал. А с тобой такое часто случалось? — она искривила губы. — А то я снова начну ревновать. Хистория закатила глаза: — Ты когда шутишь, хоть лицо не такое постное строй, а то кажется, что ты всерьез. А про Бога я имела в виду Имир, балбеска. — О, а с ней у нас тоже отношения закончились не самой позитивной нотой. У меня к ней есть пара претензий, — глаза Микасы были серьезны. — Но Имир исчезла, — королева нахмурила светлые брови. — Какие претензии у тебя могут быть к мёртвой богине? — Тем более. А какие тогда задушевные разговоры с мёртвыми богами? — парировала Аккерман. — Ох, чёрт, — Хистория всплеснула руками и устало вздохнула. — Ты невыносима! Я про атмосферу, понимаешь? Как медитация. Как разговор с самой собой.       Аккерман задумчиво смотрела, как ветви сирени покачиваются на лёгком ветру, под тяжестью гроздьев цветов. Трава колыхалась, поблёскивая разными оттенками зелени. Пушистый толстый шмель удобно устроился на столешнице возле сладкой лужицы пролитого лимонада. В такие мгновения мир вокруг казался почти совершенным. Почти достойным любви. — К себе самой у меня тоже куча претензий, — медленно проговорила Микаса. — Но я обещаю подумать.

***

      Чтобы, как выразилась Хистория, выглядеть представительно, она нарядила Микасу в костюм-двойку из тёмно-синего кабардина, а волосы собрала в мягкий пучок, прихватив его острой серебряной шпилькой с фамильным гербом Райсов. Как поняла Микаса, когда-то он принадлежал Фриде. Узкая юбка из плотной ткани, доходящая почти до щиколоток, непривычно стесняла движения. Дело усугубляли и туфли, в которые Микаса едва влезла и которые мучительно сдавливали пальцы при каждом шаге, а отвратительная перемычка впивалась в кожу. — Это Мэри Джейн с каблуком, — радостно объявила ей Хистория, вынимая туфли из коробки. — Есть у каждой модницы на материке! Они плыли ко мне несколько месяцев, и, к сожалению, оказались большеваты.       К большому сожалению самой Микасы, как осознавала Аккерман, с трудом поднимаясь по лестнице старого особняка Райсов в Стохесе. Ей казалось, что если такие туфли есть у каждой модницы материка, то все они, видимо, как-то обходятся без пальцев на ногах. Хистория же, одетая в светлое платье и тёмный камзол, в туфлях на ещё более высоких каблуках, легкой птицей вспорхнула по лестнице, явно уже привыкшая к подобной пыточной обуви.       Когда они толкнули двери гостиной, вся боль растворилась где-то на периферии её внимания, стоило только увидеть знакомые лица Армина, Жана и Конни. — Микаса! — Арлерт буквально соскочил с кресла, заключая её в объятия и слегка приподнимая от земли. — Я скучал.       Аккерман уткнулась носом ему в макушку, чувствуя, как все внутренние дамбы заливает нежность. — Я тоже очень скучала, — пробормотала она едва слышно. — Ты отлично выглядишь, — отступил назад, разглядывая её. — Так, эээм, по-деловому. — Знал бы ты, сколько мне пришлось её уговаривать, — тяжело вздохнула Хистория, хлопая его по плечу и здороваясь с остальными.       Микаса вновь порывисто обняла его, прижавшись губами к его уху: — Спаси меня, я не знаю, что я здесь делаю, — яростно прошептала она.       Армин тихо рассмеялся: — Не бойся, я тоже не знаю, — шепнул он в ответ.       Стушевавшись на миг, Микаса коротко обняла Конни, тепло ему улыбнувшись. Жану она попыталась протянуть руку, но он либо не заметил её жеста, либо решил проигнорировать его, и тоже заключил её в удушающие объятия. Жан был выше её, что было среди знакомых ей мужчин редкостью, его руки легко обвивали её талию, закрывая от мира. На мгновение эти объятия показались Микасе знакомыми до рези в глазах — разве что от Кирштейна пахло мужским одеколоном и кремом для бритья. Совсем не так.       Пока остальные рассаживались по диванам и креслам вокруг приземистого дубового столика, Конни, подойдя к бару, выудил оттуда несколько бутылок и стаканы. — Господа, джин, виски или бренди? — перечислял он, прокручивая бутылки в руках. — Смотря какой бренди, — отозвался Армин. — Кальвадос, — Конни демонстративно поднял бутылку повыше. — Яблочный, — одобрительно кивнул Арлерт. — Я буду. Фрукты — это полезно. Ребята рассмеялись.       Микаса, присев на диван рядом с ним, только в тот момент осознала, как сильно болят её ноги. Осторожно стянув с себя туфли, она заметила, как под чёрным копроном чулка по коже расползаются красные натёртые пятна. Она болезненно вздохнула, убрав обувь подальше и пытаясь размять ступни. — Ау, приём, штаб вызывает Кирштейна. Вас не слышно! Жан, который всё это время завороженно следил за стройными ногами в тёмных чулках, встрепенулся: — А? Чего? — Ты что будешь пить, спрашиваю? — раздражённо переспросил Конни уже в третий раз. — Когда слюни подотрёшь. — О, — Жан смущённо почесал затылок. — Мне джин. Спрингер кивнул. — Микаса? — Мне то же, что и Армину, — не задумываясь ответила она. — Эй! — возмутилась Хистория. — Так ты всё же пьёшь? А что не так было с сангрией? — Тут случай более важный, — безапелляционно ответила Микаса. Хистория обиженно фыркнула.       Выпив за встречу, ребята устроились поудобнее на мягких диванах и креслах, и беседа потекла непринужденно, как вода в реке. Микаса почувствовала, как алкоголь, после долгого перерыва, приятной тёплой волной разливается по её телу, окутывая её и расслабляя мысли. Парни рассказывали о своих поездках, жизни на материке, работе и людях, которых они встречали. Всё это звучало как сказки о параллельной жизни, скрытой за стеной, которую Микаса сама и воздвигла. — А у вас что нового, дамы? — поинтересовался Спрингер, делая ещё один глоток виски.
Хистория отмахнулась: — Ай, всё по-старому. Самые серьёзные решения вы и так знаете. А из менее значимых — я подписала пару бумажек по обновлению канализации, одобрила бюджеты на телефонизацию. Скукота, — она устало вздохнула, — вот у Имир, кстати, зубы меняются. У меня уже целая шкатулка молочных собралась! — Фу, — Конни скорчил нос, — зачем они тебе? — На память, — обиженно буркнула Хистория. — Вам не понять. — А ты как, Микаса? — Жан тепло улыбнулся.       Аккерман чуть поежилась под его пристальным взглядом, но вернула улыбку: — Тоже по-прежнему. Делаю заготовки, передаю их на продажу на рынок, иногда помогаю в порту с погрузками. — Тебе уже давно пора перестать заниматься такой тяжёлой работой, — в голосе Жана проскользнула обеспокоенность.       Микаса почувствовала лёгкое раздражение. — Мне не тяжело, мне нравится иногда напрягать мышцы, — пожала плечами она. — Она ещё завела двух овец! — вклинилась Хистория. — Да, я ещё завела двух овец мериноса, — неохотно подтвердила Микаса. — О, на мясо? — воодушевился Конни. — Меринос, балда, — закатил глаза Жан, — они шерстяные. И как успехи? — Пока от них больше убытка, чем пользы, — сморщила нос Микаса. Армин, сидящий рядом, подбадривающе сжал её ладонь. — Всё равно: ты молодец, — сказал он. Микасе стало не по себе. Они смотрели на неё с жалостью и состраданием, словно она вот-вот рассыпется на куски. Ей было отвратительно это чувство отчаянного сочувствия, и она попыталась сменить тему: — Ещё у нас дети пропали, двое мальчишек из Шиганшины. Жан удивлённо приподнял брови, Конни хмыкнул, а рука Армина, держащая её ладонь, непроизвольно сжалась крепче. — Ты не говорила, — заметила Хистория. — А когда пропали? И как? — Я не знаю подробностей, — покачала головой Микаса. — Увидела в газете, потом слышала, как об этом болтали на рынке и в порту. Вроде как неделю назад, два парня, ученики старшей школы. — Ушли из дома? — уточнил Армин. — Непонятно. Я слышала, что они ложились спать, а утром их уже не оказалось. — Может, ушли ночью купаться, да и утонули, — предположил Конни. — Это же пацаны. У нас в деревне периодически такое происходило. Прыгнешь щучкой в воду, а там коряга — и всё, бултых. — А второй тоже по твоему щучкой прыгнул за другом? — недоверчиво уточнил Жан. — О, ну мало ли на свете придурков, — пожал плечами Конни. — Действительно, с одним из них я дружу уже 15 лет. — Полиция сначала выдвигала версию, что они сбежали, — продолжила Микаса. — Но потом я увидела новости, что главным подозреваемым считают какого-то убийцу из Яркеля, которого посадили за растление малолетних девочек. — Ужас какой! — Хистория прикрыла рот ладонью. — Яркель — это недалеко отсюда! — Кстати да, — задумчиво пробормотал Армин, — какой, к черту, маньяк из Яркеля? Где Яркель и где Шиганшина? — Ага, — Микаса кивнула, соглашаясь с его сомнениями. — И он уже сидел? Тогда как он мог это сделать? — продолжил Армин. Микаса вновь пожала плечами. — Так еще и малолетние девочки, — пробормотал Жан. — Я не знаток всяких мразей, но разве два здоровых парня, выпускники, могут быть в его вкусе? — Да всё тут ясно как день, — махнул рукой Конни, залпом допивая стакан. — С побегом родители не согласны, других версий у полиции для них нет. Вот и приплели чёрт знает что, лишь бы дело закрыть. Если они работают больше пяти минут в день, у них очко треснет. Баба быстрее выносит и родит новых, чем они найдут этих детей. — Кстати! — Армин хлопнул себя по лбу. — Чуть не забыл, мы с Энни... Его прервал негромкий стук в дверь. Хистория встрепенулась: — Потом расскажешь! Это он, — Хистория мгновенно подлетела к двери, впуская в зал рыжеватого мужчину в кобальтовом костюме. — Друзья, я хотела бы представить вам нашего гостя, — Хистория указала ладонью на него. — Это Арно Пикард, лидер партии ЭЛИС. — Мужчина коротко поклонился и улыбнулся присутствующим. — Очень приятно познакомиться с вами, господа. — Лидер Эльдийского Легиона Справедливости? — приподнял бровь Жан. — Легиона Идеалов Справедливости, — поправил его Арно, мягко улыбнувшись. — О, точно, конечно же, — кивнул Жан, однако улыбаться в ответ он не спешил. Мужчина присел за стол, опустив на край сложенные в замок руки. — Брэнди? — гостеприимно предложил Конни, протягивая ему стакан. — Не откажусь, благодарю, — кивнул Арно. — Господин Пикард настоятельно просил меня устроить встречу с вами четырьмя, — нарушила наконец неловкую тишину Хистория. — Я посчитала, что эта встреча может оказаться полезной. — И чем же обязаны? — в голосе Армина слышалась настороженность. — О, нет, вы ни в коем случае не обязаны, — сразу пошел на попятную Арно. — Скорее, я пришел с просьбой. Видите ли, как вы должны знать, в скором времени будет избираться новый состав парламента. Большинство мест, конечно же, займут Йегеристы, как самая многочисленная правящая партия, и, что греха таить, все еще достаточно поддерживаемая народом Парадиза. Однако ЭЛИС, как единственная оппозиция текущему политическому курсу острова, хотела бы хотя бы стать второй по численности мандатов. — Почему же единственная? — возразил Армин. — Я достаточно глубоко погружен в текущий контекст, чтобы знать, что на Парадизе есть еще как минимум две фракции. Мужчина недовольно скривился, словно надкусил дольку лимона, и сделал глоток из стакана. — Бинколи в Марли, видимо, не самые качественные, и жизнь на нашем острове, видимо, им плохо известна, — заметил он. Армин едва заметно насупился. — Те фракции, о которых вы говорите, господин Арлерт, — одно название. Первые — кучка универсалистов, которые без лишних бумажек и разрешений, не при дамах, будет сказано, не сядут даже по нужде, но готовы часами пространно разглагольствовать против всего плохого и за всё хорошее. А вторые — реконструкторы, обычные реакционеры, которых, чтобы отличить от йегеристов, придется препарировать под лупой. — Очевидно, никто из них вам не нравится? — подытожил Конни. — Они не могут нравиться ни одному вменяемому эльдийцу, господин Спрингер. Поэтому хоть меньшинство на Парадизе, набитое пропагандой до краев, еще готово идти за Йегеристами куда угодно, но большинство, глядя на весь этот цирк, предпочитает заниматься своей жизнью и не участвовать ни в чём. И тем самым подписывает приговор будущему Эльдии. — И вы хотите стать тем самым вариантом для большинства? — Жан откинулся на кресле, скрестив руки на груди. Арно кивнул: — Мы надеемся им стать и завоевать доверие эльдийцев Парадиза. — А мы тут каким боком? — продолжил Жан. Пикард вновь сделал глоток обжигающего брэнди: — Вы достаточно влиятельны в мире и все еще влиятельны на Парадизе. Ваше мнение и ваши голоса имеют огромный вес, даже здесь, после всего, — он медленно переводил изучающий взгляд от одного человека к другому. Микаса, и так чувствовавшая себя не в своей тарелке, вжалась в диван, с силой вдавив ступни в мягкий ковер, словно ища устойчивости. — Вы могли бы помочь нашему движению набрать очков, продвинуть нашу партию и повысить наши шансы на победу. И не только на Парадизе. — Не только на Парадизе? — Армин усмехнулся. — Вы сейчас рассуждаете о крайне призрачном шансе подвинуть Йегеристов в своей стране, а уже замахиваетесь на страны за пределами острова? — Армин покачал головой. — И это вы говорили о похожести реконструкторов и Йегеристов? Я уже между вами не смогу найти и пяти отличий. Арно поднял руки в оборонительном жесте: — Нет-нет, увольте. Я говорю не о нашей партии конкретно, а о наших взглядах. Вы слышали о Дне Согласия? Микаса напрягла память. Что-то очень знакомое мелькало в новостных сводках газет. — 13-е декабря? — уточнил Жан. — Революция в Портелизе? — Именно, — кивнул Пикард. — День, когда в одной из стран материка к власти пришли близкие нам по духу и идеям люди. Чему мы не можем не радоваться, и надеяться, что такой день настанет и для нашего многострадального Парадиза. — Портелиза была сильно разрушена после Гула, — заметил Армин. — Там практически сразу рухнуло правительство, на долгое время воцарилась анархия, можно сказать, laissez-faire. Эта власть пришла на выжженную землю, — пояснил он. — И это еще с учетом того, что прошло не так много времени. А соседние более мощные и уже оправившиеся после Гула страны поглядывают в сторону Портелизы. Это лишь вопрос времени, когда её попытаются присоединить или когда Конкордат Переживших вмешается в ситуацию. — И это также одна из причин, почему я сегодня здесь, — Арно немного выпрямился в кресле, словно пытаясь придать больший вес своим словам. — Я попрошу вас попытаться поддержать установившийся порядок в Портелизе и убедить Конкордат не вмешиваться. — Его голос немного дрогнул, но он продолжил сдержанно: — Хороший пример за океаном может поднять наши рейтинги на родине. Доказать нашим согражданам, что наши идеи не пустой звук. Жан выставил ладонь вперед: — Постойте, я думаю, вы нас переоцениваете. Мы не политики, — это во-первых. — Мы лишь дипломаты. Парламентёры, если хотите. Мы пытаемся налаживать общение в наше тяжёлое время, и не хотели бы вмешиваться во внутренние дела другого государства, — Конни поддерживающе кивнул, доливая себе виски. — А во-вторых: даже если бы мы и хотели, Конкордат — это содружество государств со своими идеями и видением. Мы не можем просто так повлиять на них. — Можете, господин Кирштейн, — возразил Пикард, — по той простой причине, что у них нет своих идей и идеалов. Есть чужие. Они центристы. Они как малый ребёнок, который сбежал в лес и нахватал себе на одежду репей. Все эти их идеи и видения просто прицепились по дороге, и будут болтаться, пока заботливая мать не снимет их. Конни хохотнул: — Краси́во говорите, вопросов нет. Но кроме чесания языком, как вы представляете, смогут повлиять на них два эльдийца, бывших офицера разведывательного корпуса? — он указал на себя и Жана. — О которых они слышали не самые лестные вещи. Бывший командующий и, по совместительству, бывший Колоссальный титан, — он указал на Армина. — И полуэльдийка, Аккерман, и бывшая... — он запнулся, всё ещё наставив указательный палец на Микасу. — Да и просто бывшая Йегера. Для многих это уже военное преступление. Без обид, Микаса. Аккерман лишь пожала плечами: — Какие уж тут обиды. Арно весело улыбнулся: — Ну, я не был бы так жесток с вами, но в чём-то вы правы. Однако ваши соратники могли бы нам помочь, — Конни удивлённо приподнял брови. — Господин Браун, госпожа Фингер и госпожа Арлерт, — Армин чуть вздрогнул при упоминании жены и насупился. — Они эльдийцы, выросшие на материке в гетто, побывавшие по обе стороны конфликта и познавшие жестокость как Марли, так и Узурпатора. К их словам за пределами Парадиза прислушаются. Армин тяжело вздохнул: — Вы просите невозможного, это... — Я не прошу давать мне ответ прямо сейчас, — перебил его Арно. — Я лишь даю вам почву для размышлений. — А над чем нам нужно поразмышлять? — Жан скрестил руки на груди. — Я понимаю, вы единственная оппозиция, и вам очень нужна поддержка. Но нужда не даёт право. Так что я повторюсь, с какого перепуга нам устраивать цирковые шоу ради вас? Четыре пары глаз выжидающе смотрели на него. Лишь Хистория опустила взгляд в пол. — Как я уже говорил, близится формирование нового парламента. И я думаю, вы понимаете, что йегеристы делают это не ради плюрализма мнений. — После создания нового кабинета йегеристы сократят мою функцию до абсолютного минимума, — голос, молчавшей до этого Хистории, прозвучал чуть сипло, и она откашлялась. — Кхм, я больше не буду иметь практически никаких полномочий и никакого права голоса, разве что в чрезвычайной ситуации. Я буду просто красивым анахронизмом. — Кто тебе доложил? — Армин изучающе посмотрел на Хисторию. — У меня в военной полиции ещё остались доброжелатели. Наша общая знакомая, — уточнила она, не желая прямо называть имя Хитч ради её безопасности. — Так мы должны защищать статус-кво Хистории? — возмутился Конни. Райс уже было открыла рот, но Армин её прервал, постепенно понимая сложившуюся ситуацию: — Не Хистории, — возразил он, задумчиво крутя в руках стакан. Приглушённый свет ламп играл на гранёном рисунке. — Нас. Двоим из нас точно, — его взгляд скользнул по Микасе, — грозит расстрел. Остальных как минимум можно привлечь за государственную измену, что, в общем-то, может закончиться тем же. Как и вашим родителям, без покровительства Хистории, может светить тюрьма, — добавил он, глядя на Конни и Жана. На их лицах мелькнул непривычный страх. — Или упекут в психушку в лучшем случае. — В лучшем? А что точно лучше? — тихо пробормотал Конни. — Дурка или тюрьма? — Смотря какая дурка, — грустно ответил Жан. — Да, ты прав. И смотря какая тюрьма, — добавил Конни. Повисла долгая пауза. Тишину нарушила Микаса: — Если вы ожидаете, что за ваши идеи за границами Парадиза будут выступать Пик, Райнер и Энни, то здесь вы ждете того же от нас. И ждете, что нас услышат. Но это довольно наивно с вашей стороны, — она указала рукой на Армина. — Как и было сказано, для этой страны мы изменники. — Вы изменники для громкого меньшинства. Для многих вы все еще герои, — поправил её Арно, — но больше всего у меня надежды на вас, мисс Аккерман. Микаса вопросительно вскинула брови. Её рука выскользнула из ладони Армина, и она начала нервно раздирать кожу на другой руке пальцами: — Жан утверждал, что мои друзья не политики, а дипломаты. Так вот, я даже не дипломат, — холодно заметила она. — Дипломатия здесь не так важна. Важен ваш образ. Вы — нечто вроде связующего звена между противоположными идеями. Вы на половину эльдийка, на половину азиатка, вы Аккерман, а значит, если я правильно понимаю, на половину титан. Вы остановили Гул Земли, однако были очень близким человеком Эрена Йегера. В вас есть то, что смогут полюбить представители любых взглядов. Микаса едва не рассмеялась в голос от этого заявления: — Однако пока все это лишь причина меня ненавидеть представителям любых взглядов, — пальцы правой руки нащупали заусенец на большом пальце левой, и с силой его оторвали. Кровь побежала вниз по фаланге, и она спрятала ранку в ладони. Боль помогала заземлиться, притупляя эмоции. — Я согласна с Конни. Вы красиво говорите, и это не удивительно. Только вот на деле половина острова желает мне смерти, потому что я, — она вдохнула побольше воздуха, как перед прыжком в воду, — якобы убила Эрена Йегера, вторая — потому что я, — окровавленный палец саднил и лип к ладони, — шлюха Узурпатора, — последние слова Микаса выплюнула, как горький яд. Ладони Жана сжались в кулаки. — И все здесь присутствующие знают, что оба этих утверждения — не правда, — спокойно ответил Арно. Микаса усмехнулась: — Знаете, как говорят, господин Пикард: сколько в мире людей, столько и правд. Арно поставил опустевший стакан на стол под тяжёлыми взглядами ребят. — И всё же подумайте над моими словами, госпожа Аккерман. Некоторые идеи Эрена Йегера признаются и сегодня, даже теми, кто его ненавидит. А вы... — он понизил голос. — Любили, — от этого прямого слова Микасу пробрало дрожью, и она подтянула ноги к себе, словно пытаясь вжаться в диван и раствориться. Шерстяной ковер неприятно царапал раздражённую кожу. — Ваша любовь могла бы достать из истории его жизни лучшее, облечь это в слова, объединить под этим знаменем людей. Вы могли бы позволить его идее жить. — Я любила человека, а не идею, — холодно процедила Микаса. — И этот человек давно мёртв. И хватит с меня. Армин встал, сделав шаг вперёд, словно заслоняя Микасу собой: — Мы вас услышали, но я думаю, вам действительно уже пора. Арно кивнул, так же поднимаясь: — Да, я и так злоупотребил вашим гостеприимством. Господин Спрингер, господин Кирштейн, господин Арлерт, госпожа Аккерман, — Микаса не поднимала на него глаза. — Королева, — Хистория коротко кивнула. — Я благодарю вас за уделённое мне время и надеюсь, что вы примете верное решение. — Он вновь слегка поклонился и вышел за дверь. — Я провожу его, — Хистория проследовала за ним, выскользнув за дверь. В гостиной повисла тишина, нарушаемая лишь далеким тиканьем часов. — Приоткройте кто-нибудь окно, от этого типа здесь стало слишком душно, — присвистнул Конни, разряжая обстановку, — у меня аж пот по спине в трусы залился. Жан облегчённо рассмеялся, чувствуя, как атмосфера оттаивает: — Да, это точно. Чтобы обработать всё, что было сказано, мне нужно топливо — вкусная еда и хорошая выпивка. Хистория, — обратился он к только что вернувшейся в зал женщине, — тут есть какой-нибудь паб, чтобы было поменьше йегеристов и побольше вкусного пива? — Хм, — она приложила палец к губам, — есть один недалеко от промышленной зоны. “Пена и сталь”. Я там не была, конечно, но Кристоф говорил, что там отличный лагер. — Лагер, боже мой, — Конни застонал, пряча лицо в ладони, — как же я скучал по старому доброму нормальному пиву. — Ты с нами? — обратился Армин к Микасе. Он попытался взять её за руку, но заметил, что она всё ещё прячет между ладонями окровавленный палец. — Всё хорошо? — Д-да, конечно, я с вами, — кивнула Микаса. Армин продолжал пристально смотреть на неё, пока не вытащил из кармана платок и протянул ей. — Спасибо, — коротко поблагодарила она, вытирая ладонь.

***

      Муж Хистории не соврал — пиво в пабе было действительно замечательным. Еда оставляла желать лучшего, а рукава подозрительно липли к столу, но при полном отсутствии йегеристов это были незначительные мелочи, на которые легко можно было закрыть глаза. Наевшись до отвала, напившись и поймав на себе лишь пару подозрительных взглядов (что, учитывая их неуместный внешний вид и громкие разговоры, было вполне ожидаемо), ребята крикливой пьяной гурьбой вывалились из паба в ночную прохладу.       Мальчишки шли чуть впереди, громко смеясь, шутя и перебивая друг друга. Микаса плелась позади, периодически спотыкаясь. Туфли совершенно точно нацелились её добить.       Она была рада видеть друзей — даже шумных, пьяных и немного чуждых. Одиночество оказалось хуже любых совместно проведённых моментов. Но даже сейчас, идя с ними по одной дорожке в уютном свете ночных фонарей, ей казалось, что они продолжают двигаться в разных мирах или в разных временных линиях. Она слушала их разговоры о шикарных квартирах с балконами, женщинах, новых и старых знакомых, других краях. Ей казалось, что они идут в ногу с утекающим временем, а она, ковыляя в окровавленных туфлях, уже не успевает за ними, завязнув где-то в далёком прошлом. И она отстала так сильно, что сбрасывать туфли и пытаться догнать было уже поздно. Просить вернуться за ней тоже поздно. Для всего было слишком поздно. — Ничего не имею против марлийского картофельного или хлебного пива, но, блин, какое же обычное пшеничное пиво вкусное. Пристрелите меня прямо тут, и я умру счастливым, — радостно причитал Конни, закинув руки за голову.
 — Это правда, — согласился Жан, довольный, как сытый кот, — пиво из настоящей пшеницы отменное. А овощи какие! Просто обалдеть. — Ну что тут скажешь, Парадиз теперь на передовой в технологиях, вооружении, сельском хозяйстве, пивоварении и количестве девок на душу населения, — проговорил Конни, едва сдерживая смех, — а в чём-то план был всё-таки не таким уж плохим, да? — КОННИ! — хором возмущённо воскликнули Армин и Жан. — Да всё, всё, шучу я. Я думал, уже можно шутить. — Всё ещё нельзя, — гаркнул Кирштейн. — Ну нельзя — так нельзя, — обиженно буркнул Спрингер. — Разбудите, когда можно будет. У меня там целая записная книжка гениальных добивок. — Молись, чтобы эту книгу Леви не нашёл, — предостерёг его Жан. — А то он тебя самого добьёт, прямо с инвалидного кресла. — Леви, кстати, передавал тебе привет, — Армин оглянулся на Микасу. — Приглашал тебя в гости. Габи и Фалько тоже. — Очень мило с их стороны, — Микаса улыбнулась через силу. Жёсткая туфля в очередной раз резанула по ране. — Я постараюсь. — Когда думаешь постараться? — спросил Жан, не скрывая живой заинтересованности. Его глаза пьяно сияли. — Я подумывала съездить в Хизуру, — вдруг сказала Микаса. — Правда, придётся на время сдать овец на ферму Хистории. — Ого, повидаешь всех родственничков за одну поездку! — рассмеялся Конни. — Сначала по маминой линии, а потом и по батиной. И я не знаю, какие родственнички у тебя лютее.
— Ха-ха, — Микаса несильно толкнула его в плечо, но этого хватило, чтобы захмелевший Спрингер чуть не свалился. — Думаю, поучиться кое-чему в Хизуре, — призналась она. — Не хочу пока рассказывать все, но у меня были кое-какие планы. — Планы! Это же здорово! — заулыбался Армин, снова говоря таким тоном, как будто она была терминальной больной, которая согласилась сделать два шага по палате, прежде чем вернуться обратно в постель.       Она знала, что Армин желал ей только добра, но от этой жалости Микасу снова передёрнуло, а алкоголь и мучительная боль в ногах только усиливали неприятные ощущения. — Здорово. Но теперь, скорее всего, меня повесят раньше, — голос Микасы звучал безэмоционально. Она остановилась, злобно глядя на свои ноги. — Блин, сраные туфли, — яростно стянула их. На пальцах и пятках расцвели кровавые раны, а чулки в этом месте расползлись. — Постой, давай я дам тебе свои ботинки, — Жан тут же опустился на колено, расшнуровывая их. — Не надо, — Микаса тронула его за плечо, проходя вперёд. — Спасибо за заботу. Я сама.       Она наконец испытала облегчение, ступая по мостовой и чувствуя, как между кожей и прохладой камней остался лишь тонкий слой капрона. — Знаешь, вообще-то, как уже говорил Армин, нашим семьям тоже угрожает опасность, — вдруг произнёс Конни. — Вы можете забрать их на материк, — пожала плечами Микаса. Огни фонарей растекались ореолами света. В голове всё плыло, хотелось то ли танцевать, то ли расплакаться. — Ты так говоришь, как будто это раз плюнуть, — возмутился Спрингер. — Потому что я так и думаю. — О, ну знаешь, с таким же успехом ты и сама могла бы переселиться в Марли и забыть этих йегеристов нахуй, — голос друга повысился. — Потише, Конни, — попытался осадить его Армин, опасливо оглянувшись. — Я не могу уехать, — холодно ответила Микаса. — Почему же? Моя мать и мама Жана могут легко, по-твоему, — наседал Конни. — Почему не можешь ты? — Конни, — Армин вновь попытался предупредить его. — Я не оставлю его здесь одного, — прошептала Микаса, чувствуя, как к глазам подступают стыдные пьяные слёзы.
На мгновение повисла тишина. — Знаешь, — снова начал Конни. Жан резко схватил его за плечо: — Давай-ка ты заткнёшься? — Ну уж нет, — выдернул плечо из хватки друга. — Кто должен это сказать. Если мне не изменяет память, Эрен хотел бы, чтобы ты жила долго и счастливо. И что-то я не вижу много счастья в том, чтобы закрываться от всех отшельницей, — Кирштейн почти шипел от злости, готовый в любой момент кинуться в драку. — Да успокойся ты, Жан. Я ей факты пытаюсь донести. А факт в том, что если уж ты его так охуительно любила, могла бы и постараться выполнить его последнюю просьбу. А то как-то неуважительно по отношению к нашему смертнику.       Микаса резко развернулась и швырнула в Конни туфли. Парень, благодаря своей сноровке, умудрился их поймать, не получив каблуками по голове. По лицу Микасы текли горячие слёзы, и Аккерман зло растёрла их по щекам вместе с тушью. — Я не могу, ясно тебе? Я должна была быть рядом с ним! И мне плевать, если меня повесят или расстреляют. Боже, да я не против была бы отправиться на какую-нибудь очередную войну и сдохнуть там. Мне здесь не место, — она обессиленно присела на корточки, пряча лицо в коленях. Мимо проходили пары и компании друзей, заинтересованно поглядывая на них. — Нельзя, — тихо произнёс Армин, испуганный её откровением. — Я не хочу потерять и тебя. Микаса только тихо всхлипнула в ответ. — Хочешь неприятную правду? Жизнь оказалась сукой не только по отношению к тебе, — Конни положил руку ей на плечо, — мне жаль. Смирись. Все мы в разведке видели, как это работает. Ты просто рождаешься, с тобой происходит череда дерьма, и ты ужасно умираешь. Вот и все. Микаса шмыгнула носом и посмотрела на него снизу вверх: — А что делать, если ты рождаешься, с тобой происходит череда дерьма, и ты продолжаешь жить? — она пошатнулась и уселась на землю, вытянув ноги. — Люди на нас смотрят, — заметил Армин, оглядываясь, — давай хотя бы уйдем отсюда. — Уйдем, — не унимался Конни, — Я просто хочу объяснить ей, что мы все потеряли близких людей. Командующий Леви потерял почти всех, с кем был знаком, и все равно продолжает пытаться жить. Так что давай вставай, — Спрингер протянул ей руку. — Он сильный человек. Я восхищаюсь им, — Микаса снова всхлипнула, как обиженный ребенок, старательно игнорируя вытянутую ладонь. — Ты тоже очень сильная, — попытался вмешаться Жан. Но Микаса только покачала головой: — Я не знаю, с чего вы это взяли. Вы сильно во мне ошиблись. Ребята переглянулись. Смотреть на поверженную Аккерман было странно и больно. — Он был важен для всех нас, — снова тихо начал Жан. — Он был нашим другом, товарищем, а для Армина вообще как брат. — А для меня он был… — она запнулась. В голове мелькнуло его лицо, его потерянные глаза, когда он смотрел на нее возле шатров в Либерио. С надеждой. Он умолял его спасти. Почему ей тогда не хватило смелости? — Для меня он был всем, — неживым голосом проговорила Микаса. Слез больше не было. — Вы не представляете, что это — когда умирает тот, кто был смыслом твоей жизни. Кто был для тебя всем. Причиной просыпаться по утрам, причиной жить, — она резко выдохнула, — и о, если бы он просто погиб! Я убила его сама, своими собственными руками, — она взглянула на свои ладони, на которых все еще оставались бурые кровавые разводы. Микасе казалось, что они никогда не отмоются. — Почему я не призналась ему тогда? Какая же я была дура, — её лицо исказила маска боли. Она запустила пальцы в выбившиеся черные локоны. — Пожалуйста, хватит. Я хочу домой. Армин мгновенно подхватил её, ставя на ноги: — Верно, на сегодня нам всем хватит. Я провожу тебя, — он снял с себя обувь и поставил перед Микасой. — Надевай. — Я сказала, что не хочу, — она капризно вздернула нос. — А я сказал — надевай, — присев на одно колено, он по очереди поднял её ноги, отряхнул от мелких камушков и сунул в свои ботинки. — Давай сюда, — он забрал у Конни черные лаковые туфли, которые тот продолжал прижимать к груди. Вся внутренняя кожаная отделка была пропитана кровью. — Увидимся утром в отеле, парни.       Микаса держала Армина за руку, неустойчиво ковыляя в его ботинках. Армин шел босиком. Но его жертвенность имела мало смысла, так как ущерб её ногам уже был нанесён. Об этом Микаса предпочитала молчать, чтобы не выглядеть грубой. — Ты могла бы остаться у меня в номере, но я понимаю, что ты больше хочешь к Хистории — там попросторнее. — Я не хочу там ночевать. Мне нужно просто забрать вещи, — голос Микасы все еще слегка дрожал. — Ты же сказала, что хочешь домой? — Да. Хочу к себе домой. Армин недоуменно моргнул, осознавая, и медленно вздохнул. — Хорошо, — словно сдаваясь, — я провожу тебя на поезд.       Когда они добрались до фермы, было уже сильно за полночь. Армин молча наблюдал, как Микаса быстро забрасывала вещи в дорожную сумку, бинтовала и заклеивала разодранные в кровь ноги, а потом, наспех кривым почерком, писала извиняющуюся записку для Хистории, оставляя её на подушке.       На перроне, перед посадкой в поезд, который шёл от самой столицы к прибрежным городам, Армин порывисто обнял её: — Я люблю тебя, — сказал он ей на ухо. — Не забывай об этом.       Микаса кивнула: — Прости, что наговорила всё это. Мне очень жаль. Я, должно быть, сильно тебя напугала.       Он отмахнулся: — Ерунда, утром мы об этом не вспомним. — Я боюсь, что утром мне будет ещё более стыдно. Они разомкнули объятия, и Микаса поднялась по ступенькам в вагон. — Мы с ребятами приедем через пару дней, — сказал Армин, — повидаться с тобой. И с ним.       Аккерман благодарно улыбнулась: — Спасибо, я думаю, он будет очень рад.       В поезде ей так и не удалось уснуть. Всю дорогу она наблюдала, как в окне одни пейзажи сменяли другие: как мимо проносились ночные леса, огни и железнодорожные столбы, как начинало светать и как розовой полосой рассветное солнце падало на алые сиденья. В Шиганшину поезд прибыл только днём.       Оказавшись дома, Микаса сбросила дорожную сумку в угол и, не раздеваясь, упала на кровать. Голова гудела, ноги болели, несмотря на все попытки их защитить, а смертельная усталость накрыла её своей сокрушительной волной.