Мир нового короля королей

      Когда Дьяволо проснулся, то не сразу вспомнил, где находится. Пусть глаза слепила белизна спальни, на несколько секунд затупленный сном разум захватила уверенность, что Джорно ему лишь приснился. Место на кровати рядом пустовало. Спустя еще мгновение из ванной донесся шум воды, и челюсти мелких, как тля, извивающихся холодных существ, что уже почти вгрызлись в ткани мозга и сердца, закрылись, а сами они уползли прочь за пределы дома. Дьяволо натянул одеяло до груди и расслабился, нежась в теплых и мягких прикосновениях остатков сна. В последний раз он так хорошо спал до того, как ушел Джорно. Сегодня он не просыпался ночью, его не мучили кошмары, он проспал, должно быть, с самого вечера и до утра.       Дверь в ванную открылась, Джорно выглянул оттуда, его взгляд тут же упал на Дьяволо.       — Доброе утро, — сказал он и повернулся к зеркалу.       Дверь он оставил открытой, и теперь Дьяволо мог видеть его и то, чем он занимался. Это было… хорошо — видеть его. Каждое мгновение знать, что он здесь. Дьяволо зарылся в одеяло. Джорно заплетал волосы. Четко и быстро он двигал пальцами, укладывал одну гладкую ленту волос на другую, создавая косу из, кажется, пяти прядей. Его присутствие казалось почти объемным. Дьяволо слушал себя — тело, разум — и со смирением обнаруживал незнакомые тепло и мягкость, будто окутывающие каждый орган и кость. Что-то вроде… безопасности. Почти то, что он чувствовал временами в одной из маленьких темных комнат отеля в окружении множества людей за стенами, никто из которых не подозревал, что Дьяволо среди них — дышит, строит планы, работает. Тихая, затерянная посреди домов Италии комната, где он мог пусть ненадолго, но спрятаться. В безопасности.       Закончив, Джорно вышел к нему. Велел вылезать из-под одеяла и ложиться на спину. Дальше — нежные прикосновения, немного подготовки — член быстро набух, тело быстро расслабилось. Словно прикосновения рук Джорно работали как команда. Дьяволо замечал это не в первый раз. Он начинал возбуждаться, как только Джорно начинал его трогать.       Это и в самом деле стало командой.       Его медленно приучили реагировать вот так день за днем. Вот что происходило. Понимание заставило другие мысли поблекнуть, разбежаться, и какое-то время у Дьяволо в голове словно ничего не двигалось, а затем мысль погрузилась под остальные, и ощущение реальности вернулось.       Нет смысла об этом думать.       Джорно вошел в него, член заскользил внутрь, прижимаясь к уже разогретой простате. Тело Дьяволо немного прогнулось в спине, он судорожно вздохнул, прикрывая на мгновение глаза, поддаваясь возбуждению, щекочущему, нежному удовольствию. Как приучил себя сам.       Молясь о возвращении Джорно, он не на секунду не задумывался о том, что его возвращение будет означать, что это все возобновится, но сейчас не испытывал ничего, кроме лёгкого выворачивающего отвращения, вызванного исключительно физическими ощущениями. К распирающему кишку члену он точно никогда не привыкнет.       Недели одиночества все еще казались слишком яркими — бесконечность пустого дома, тяжесть тишины, рваные мысли, ужас, сдавливающий грудь, желание умереть, которое сдерживало лишь знание о возвращении в цикл. Он будто тщетно пытался удержаться на поверхности, барахтаясь в океане, который покрывал всю планету. Две с половиной недели. Они его почти разрушили. Даже сейчас, несмотря на свет и тепло от присутствия Джорно, он ощущал каждой частичкой души ущерб.       Месяц, два, три — и он бы сошел с ума. Он все равно больше боялся боли, но знал, что одиночеству потребуется меньше времени, чтобы его разрушить.       Это знание не стало открытием, просто сейчас возможность потери себя будто бы держала его за плечи, гладила позвоночник, затылок, а не маячила где-то на горизонте. Дьяволо боялся. Он ни секунды с тех пор, как его вытянули в этот мир, так не боялся. Даже в цикле в нем почти всегда жила надежда, что пытка закончится и он получит передышку и пару сотен по крайней мере довольно быстрых смертей.       Он сосредоточился на руках Джорно и волнах удовольствия, которые будто заставляли что-то внутри тихо вибрировать. Он прочувствовал каждое мгновение оргазма.       Джорно сжимал его запястья до боли, твердо фиксируя на матрасе.       Останутся синяки.       Когда Джорно поднялся с кровати, Дьяволо принялся рассматривать его. Исподтишка, стремясь не встретиться взглядом и желая как можно быстрее вдоволь насытиться его присутствием. Новая прическа делала немного не похожим на себя, может, чуть более взрослым. Щек лишь едва коснулся румянец, как и всегда после секса.       Дьяволо ощущал себя аквариумной рыбкой — в замкнутом маленьком пространстве, в изоляции, не в силах прожить без хозяина и дня. Совершенно беспомощный. Он отвел от Джорно взгляд.       — Ты куда-то уходишь сегодня? — Дьяволо приложил все силы, чтобы не пустить в голос страх и надежду. Вопрос и без того звучал жалко, но, боясь за собственное здравомыслие, он не мог не спросить.       — Нет. — Джорно теперь рылся в гардеробе — отдельном небольшом помещении. — Буду работать из дома и хочу, чтобы ты провел весь день со мной. Как ты к этому относишься?       Он не получил ответа и, выйдя из шкафа с бумажной упаковкой в руках, встал перед Дьяволо, глаза у него казались холодными, но при этом мягко блестели.       — Ответь на вопрос.       — Хорошо, — выдал он правду.       Лиловая бумажная упаковка опустилась ему на колени, и он медленно распустил ленту. Внутри лежало шелковое кружевное белье. Черное, слегка отливающее фиолетовым. Ткань сияла слабым, похожим на металлический блеском. Переплетения кружев приковывали взгляд. Дьяволо надел белье, задаваясь вопросом, шьется ли оно на заказ по его меркам. Вероятно, да. Он сам никогда не заказывал ничего подобного, брал готовые размеры, и подходящие находились крайне редко. Подобное белье на мужские фигуры вообще почти никто тогда не шил. Дьяволо временами заказывал в ателье костюмы, но не белье, нет, никогда. Клиент-мужчина с размерами, как у него, заказывающий кружевное белье, привлек бы внимание, а Дьяволо не хотел привлекать к себе внимания, и не имело значения, что никто из швей его никогда бы не увидел и не узнал ни его имени, ни кто он.       — Пошли. — Джорно подошел к двери, а затем повернулся к нему с улыбкой. — Позавтракаешь, а потом пойдем ко мне в кабинет.       После того как Дьяволо съел панини и выпил сок и кофе, Джорно привел его к двери, ведущей в кабинет. Дьяволо не знал, как такое возможно, но дверь он эту ни разу не видел, а когда она открылась, он на первые несколько секунд засомневался, что они все еще в том же доме. Потолок был куда выше, чем в других помещениях. К стенам, так же как и в гостиной, прижималась пара полок с книгами, висели картины — все около полутора метров в ширину. Помещение из-за цветов и оттенков казалось слишком светлым, но не таким фантастически белоснежным, как спальня. Царил оттенок слоновой кости и темное золото, а стены и мебель не пестрили разными стилями, как в других частях дома. Здесь было просторно. Длинный диван из кремовой кожи, три таких же кресла. Небольшой стол стоял в нескольких метрах от противоположной стены.       А посреди кабинета возвышалось большое сооружение из стекла, что-то вроде гигантского аквариума. Внутри — множество зелени, трава и кажущийся бархатным мох. Небольшие деревца тянулись ветками к маленьким лампочкам, вокруг листьев и маленьких цветков кружили бабочки.       Что-то мелькнуло в воздухе, будто падающий лист цветной бумаги. Птица. Издав тонкий щебет, она пролетела над головой и уселась на столешницу. Дьяволо предположил, что тут у Джорно имелись специальные приспособления для автоматического полива и для кормежки птиц, раз он спокойно оставил растения и животных на две с половиной недели.       — Иди вперед. Ты увидишь это все еще сотню раз.       Джорно положил руку ему на плечо и направил к столу. Он велел Дьяволо лезть под него, и там присоединил к его ошейнику поводок, второй конец которого привязал к ручке стула. В кости жесткий пол не впился — его покрывал толстый ковер, так что ничего не помешало Дьяволо усесться поудобнее.       Джорно поставил на стол невесть откуда взятый ноутбук, достал с одной из полок стопку бумаги и, сев за стол, принялся работать. Чириканье вдруг раздалось совсем рядом. Дьяволо поднял взгляд. Желтая, даже золотистая, с синей грудкой в черную крапинку птица уселась на спинку стула. Кольцо на лапке поблескивало, будто сделанное из стекла, черные глаза-бусинки, казалось, глядели прямо на Дьяволо. По спине прожали мурашки. Он всегда ненавидел чужие взгляды, даже взгляды животных. Он прекрасно знал, что звери и птицы ничего не могли ему сделать, не могли проследить, не могли никому о нем рассказать, но покалывающее требование проверить и убедиться все равно возникало в груди и животе, когда он замечал внимательный взгляд живого существа.       Будто все они на самом деле могли шпионить за ним и собирать его тайны. Как та собака со скрытой камерой на ошейнике. Это после нее Дьяволо начал подозревать в шпионаже всех встречных животных.       До Дьяволо доносилось шуршание листов, чирканье ручки, мягкое нажатие клавиш клавиатуры. И пару раз Джорно разговаривал по телефону. Когда Джорно впервые ответил на звонок, у Дьяволо ушло время, чтобы сообразить, что тот делает. Осознав, что Джорно говорит с кем-то за пределами дома, с человеком, чей настоящий живой голос передается откуда-то прямо сюда, Дьяволо замер, весь превратившись в слух. Он не разбирал ничего из того, что говорил тот человек, слыша лишь интонации, но и они звучали для него как чудо. Он даже толком не услышал ни слова из тех, что говорил сам Джорно, слишком сосредоточенный на тихих, невнятных свидетельствах существования кого-то еще.       Его вышвырнуло в яростно освежающее и невероятное, как ливень в пустыне для единственного умирающего от жажды, четкое знание — он есть, мир за этими стенами, там есть люди, настоящие. Если бы он только мог слышать тот разговор целиком…       Дьяволо решил, что все стоит того, чтобы приходить сюда и слушать разговоры Джорно по телефону еще и еще — и поводок, и это место у его ног, да и что бы Джорно ни захотел, чтобы он сделал, сидя здесь совсем рядом с его пахом. Он хотел и дальше не забывать и в любую секунду быть способным поверить, что в этом мире есть не только Джорно и этот дом.       Дьяволо слушал второй звонок уже более внимательно, и третий тоже. Джорно говорил о миссиях, о долгах и немного о политике. Периодически он тянулся к Дьяволо одной рукой и гладил его по волосам. Через несколько часов он прервался на обед, и они отправились в столовую, где ели пасту с кроликом и овощами.       Потом в кабинете Джорно поработал еще немного и, в конце концов сложив документы обратно в одну стопку, отнес их на ту же полку. Каждый раз, стоило ему отойти, как птичка слетала со спинки кресла на стол и взвивалась ввысь или же, словно бы выжидающе, скакала по изогнутой деревянной верхушке туда-сюда. И стоило ему вернуться, возвращалась и она, вновь занимая место за его спиной, похоже полная обожанию к своему хозяину.       — Я хочу узнать кое-что о тебе.       Дьяволо не сразу понял, что Джорно говорит с ним, а не вновь по телефону.       — Разве ты не знаешь обо мне все?       Джорно рассмеялся, словно над хорошей шуткой.       — Только основное, я не рассматривал каждый день твоей жизни с самого рождения — это бы заняло слишком много времени, да и я к этому не стремился. Меня интересовало лишь самое важное. Но кое-что я отыскать не смог.       — Что?       — День твоего рождения. Не Доппио. Твой. Впрочем, скорее, не день, а причину.       — Причину? — хриплым эхом повторил Дьяволо, с отчаянием надеясь на чудо, которое прервет этот разговор. Он понял, чтó Джорно ищет.       — У Доппио было диссоциативное расстройство идентичности, и ты знаешь, по какой причине появляется вторая личность, не так ли? Не поверю, что ты не изучал этот вопрос.       — Я изучал, — ответил он после недолгой паузы, растягивая время.       — Его что-то настолько сильно травмировало, что возник ты. Что это было?       Дьяволо молчал.       — Дьяволо, не заставляй меня повторять вопрос.       Он молчал. Он не мог ничего сказать. Часть его вдруг почувствовала себя такой защищенной, как спрятанной за прочной стеной. Джорно не видел той комнаты и ребенка в ней. Дьяволо столько времени ощущал себя таким уязвимым перед ним и лишь сейчас понял, что этого Джорно не знал. Одно только отсутствие этого знания меняло все. Но стена вот-вот разрушится.       К горлу медленно подступал комок. Хотелось вцепиться в эту защитную стену, срастись с прочным камнем, но по нему уже ползли трещины.       И тут Джорно заговорил тем опасным голосом, который всегда вызывал в Дьяволо страх:       — Ты делаешь все, чего бы я ни потребовал. И сейчас это правило касается ответа на этот вопрос. Если ты не ответишь, мне придется заставить тебя пожалеть об этом.       Дьяволо помотал головой. Хотелось подняться и выбежать из кабинета. Но ведь ему некуда было бежать. Потому он лишь сильнее вжал ногти в собственные колени. Стена дрожала. Нечестно. Тот момент… он обнажит его еще больше. Раздерет старый рубец, чтобы Джорно мог в нем поковыряться.       — С самого начала, — выдавил из себя Дьяволо в конце концов. Может, этого ответа будет достаточно, чтобы удовлетворить любопытство Джорно, и тот не пойдет дальше, куда ему было нельзя. И никому было нельзя. Даже Дьяволо. Но воспоминания уже порхнули мимо разума, как маленький слабый мотылек, задевая крылом.       Но Джорно продолжил:       — Значит, с младенчества? Но почему Доппио потребовалась защита в виде тебя в настолько раннем возрасте?       Снова. Он снова назвал его имя. У Дьяволо на языке возникал неприятный привкус, который хотелось сплюнуть, каждый раз, когда Джорно произносил имя Доппио. Будто бы, произнеся эти слоги, он мог призвать часть Доппио сюда и заставить его увидеть то, что происходит.       — Я облегчу тебе задачу. — Джорно негромко вздохнул. — Какое твое первое воспоминание? Теперь отвечай и знай — я пойму, если ты начнешь врать.       — Потолок, — произнес он тихо после того, как все же заставил себя заговорить.       Трещины ползли все дальше и дальше, как змеи, бросившиеся к добыче. Серый потолок. Дьяволо тогда казалось, что это и есть весь мир — не меняющаяся серость и пустота. Он поверил, что останется там навсегда.       — Что за потолок?       — В детском доме.       — Что там происходило?       — Ничего, — с усилием вымолвил Дьяволо. — Ничего не происходило.       — Что ты имеешь ввиду? — Голос Джорно будто доносился издалека.       — …Никто… не приходил. Очень долго просто… ничего не было.       Никто не приходил, сколько бы он ни звал, и он был один, совершенно один.       — Они оставили меня там и не приходили. Очень долго, — глухо произнес он, стараясь взять себя в руки.       — Слишком долго, — продолжил Джорно, как щипцами вырывая куски воспоминаний. — Сенсорная депривация. Дети в детских домах часто испытывают ее на себе, в особенности младенцы. Такое плохо сказывается на психике.       А потом в детский дом пришел священник. Несмотря на жестокость после, с младенцем он был всегда добр — играл, носил на руках, находился рядом. И Дьяволо вместе с Доппио купался в том тепле. Но его уже появившуюся и развивающуюся личность оно не прогнало.       Сейчас сердце колотилось в груди, раздуваясь с такой мощью, что давило на ребра и горло.       Хватит, хватит, хватит! Заткнись, черт тебя дери! Ты не имеешь права это трогать, не имеешь! И ему хотелось сказать «пожалуйста, хватит», или «прекрати это», или «заткнись на хрен», но он молчал. Сегодня он умолять не будет.       Впрочем, что-то будто услышало его просьбы.       — Ну ладно, — бросил Джорно с такой легкостью, с какой, наверное, откладывал документы в сторону. — Я хочу, чтобы ты научился брать в горло. Садись ближе.       Дьяволо послушался, стараясь вслед за Джорно прыгнуть дальше от прозвучавших здесь слов, сосредотачиваясь, испытывая почти что облегчение от возможности хорошенько отвлечься на то, что Джорно запланировал. Тот расстегнул брюки и вынул член. Но вместо того чтобы сразу дать Дьяволо опуститься на него ртом, он достал из шкафчика флакон смазки и, плавно двигая рукой по стволу, заставляя плоть затвердеть, размазал по нему толстый слой блестящей субстанции.       По команде Дьяволо взял член в рот. Джорно велел расслабить горло, и вскоре ему это удалось. Прикрыв глаза, дыша через нос, Дьяволо медленно опускался все ниже и ниже. Несколько раз член проскользнул прямо в горло, но затем Дьяволо случайно сделал вдох ртом, не смог втянуть ни капли воздуха, закашлялся и запаниковал, хватаясь за колени Джорно. У него ушло еще несколько полуудачных, неприятных попыток, чтобы повторить успех, и разок член даже достал до задней стенки горла. В итоге ему было позволено закончить все, как вчера, — языком и губами. Дьяволо довел Джорно до оргазма и проглотил сперму. На этот раз он не удержался и зажмурил глаза, заставляя себя проглотить теплую слизь с непонятным вкусом. Сверху донесся смешок. Дьяволо вылизал член от остатков слюны и спермы, а потом, притянутый ближе за кольцо ошейника, был вынужден, положив голову Джорно на колено, прижаться к нему щекой. Как и вчера, он лежал, сглатывая слюну в попытке избавиться от чужого вкуса. И размышлял, потому что внезапно отсутствие смысла в происходящем породило в голове вопрос, который он едва не задал вслух.       Зачем Джорно все это делал?       Тратил время на его неопытность, уча доставлять себе удовольствие. Возился с ним, приходя по четыре раза каждый божий день, чтобы накормить. Вынужденный заботиться о пленнике, он не мог покинуть дом даже на пару дней. Зачем тратить столько сил просто ради секса с ним? Джорно был богат, молод, он явно умел общаться с людьми. Мужчины, женщины, он мог бы заполучить кого угодно — кого-то, кто хотел бы секса с ним, кого-то даже, быть может, настолько глупого, кто влюбился бы в него. Почему он выбрал Дьяволо?       Ну конечно.       Отыскать ответ вышло без труда. Дьяволо озвучил его еще вчера в разговоре Джорно о Passione. А вот Джорно ему солгал.       А может, лгал самому себе.       Дело во власти. Над Passione, над Реквиемом, над жизнью и смертью. И над человеком. Вот чего Джорно желал и в чем находил сладость — в том, чтобы брать кого-то, когда захочешь, низводя его волю и желания до ничего.       У Дьяволо в животе будто пошевелился червь, огромный бычий цепень, медленно убивающий его. Им владели. И у него не было ничего, кроме этого. Быть здесь. Принадлежать ему. В его постели, у его ног под его столом. Он ничего не хотел, кроме его возвращения все эти недели. Но этого не могло быть, не могло! Разве не существовало ничего больше? Мысли Дьяволо заметались лихорадочно, будто в попытке выискать хотя бы щель, через которую они могли бы просочиться из этого дома на волю. Должно существовать что-то, кроме Джорно, в его жизни. Если… если есть только он, то…       То Дьяволо самого больше нет.       Он, бывало, делал унизительные вещи ради выживания, потому что должен был двигаться вперед, к своей цели. Как когда он впивался зубами в склизкое тело лягушки, разрывая живот и выпивая кровь, чтобы восстановить железо. Как когда он стоял в том коридоре, прижимаясь к стене, стискивая в руке телефонную трубку, и, впервые говоря со священником, со слезами умолял забрать его из того места.       Но здесь, как и в цикле, он выживал бесцельно. Его больше ничего не ждало.       Он ринулся в отчаянии в темноту внутри себя. Ища. Дьяволо вжимал ногти в ладони с такой силой, что наверняка повредил кожу, но продолжал давить, выпытывая у себя же нужные слова.       Что угодно, кроме Джорно. Почти что угодно. Как бы сильно он ни желал выбраться отсюда, Дьяволо знал, что шансы смехотворно малы, а потому не собирался терзать себя пустыми надеждами. Ему нужно что-то, чего он может достичь.       Увидеть солнце. Желание, простое, но яростное, пришло в следующее же мгновение. Дьяволо хотел увидеть солнце. Даже если он никогда не сбежит от Джорно, он хотел его увидеть. Он не видел его больше двенадцати лет. Затем он вспомнил о книге: как сидел над ней, готовый перечитывать абзацы до потери сознания, желая вернуть себе разум.       Вот чего он хотел прежде всего — вернуть себе себя, сколько получится. Дьяволо внутреннее прижал стремление прямо к сердцу.