Мир нового короля королей

      — Там за кафе живет собака — какая-то помесь с корги, думаю, не похожа на обычных мелких дворовых. Хозяин ее подкармливает объедками, а на ночь впускает поспать рядом с каморкой, где хранит швабры и тряпки. У меня в детстве была собака, я рассказывал? Отец завел ее для охраны. Она мне так нравилась… Она однажды убежала и не вернулась.       Голос стал тише, плечи опустились. От печальных воспоминаний глаза у него становились похожи на идеально прозрачное влажное стекло — Дьяволо всегда приходило в голову именно такое сравнение. Стекло, через которое мир кажется чистым, но подрагивающим и чуть расплывающимся. Тоскливым, но светлым. Никто на свете больше не мог испытывать настолько чистую, невинную печаль.       Он на самом деле очень любил эту собаку. Вот только убежала она не с концами — вернулась через три недели. Дьяволо заставил его забыть правду. Он и сам бы хотел забыть тот день.       — Мне не слишком нравятся собаки, — пробормотал он в ответ.       — Они хорошие. Умные.       Улыбка. Кажется, мечтательная. Дьяволо знал, какую просьбу услышит вскоре.       — И та тоже. У нее глаза прямо человеческие, цветом как у меня, но больше с оттенком янтаря. Я рассказывал ей, что мне нужно выполнить важное поручение моего босса, ваше поручение, босс, и она слушала, просто сидела и слушала, будто все понимала.       — Ты не говорил ей, куда именно собираешься?       — О, босс. — Доппио мягко вздохнул и мелодично хихикнул — не злобно, не насмешливо, не презрительно, просто небольшой смешок. Доппио ему не верил почти никогда, почти ни в одно его предостережение и утверждал, что подозрительность только мешает ему жить. — Она никому не раскроет ваши тайны, клянусь! Тот случай был исключением, такое не может повториться дважды, не бойтесь. Вообще-то, собаки очень преданные. Если научить, будут драться за вас до последнего издыхания. Совсем как я, — добавил он после паузы, и Дьяволо стало холодно. Он плотнее обнял руками колени.       — Но ты ничего не рассказывал ей? — прошипел, почти вспоминая давнюю ярость. — Ты же помнишь Флоренцию!       — Нет, босс, я уверен. — Доппио яро замотал головой.       — Дьяволо, — снова напомнил он.       — Дьяволо, — произнес Доппио, имя слетело с его губ легко, обласканное нежным теплом, и Дьяволо почти ощутил объятия сильных рук, которые никогда его не обнимали и не могли обнять. Он даже не знал, правильно ли представляет себе объятия. Что-то надежное и защищающее, как мощный, достойный короля стенд, что-то, что прогоняет все плохое, как уверение от его второй руки и друга в том, что они справятся со всем.       — Я проверил ее ошейник. — Доппио хмыкнул, и его простодушное лицо стало чуть взрослее, чуть хитрее, а голос слегка понизился, потому что таким он был: неуклюжим и часто во многом наивным и все же носящим маску, которая обманывала многих. — Никаких жучков, я проверил ошейник шесть раз и шерсть всю прощупал. Кстати… как я справился с поручением? — И снова мальчишеский тонкий голос. — Вы ничего не сказали.       — Прости, я… я слишком устал. — Дьяволо перекатился на бок, натягивая одеяло до подбородка. — Я наблюдал за твоей работой. Ты отлично справился.       Нужно прекратить. То, как Доппио произносил его имя… Дьяволо все бы отдал, чтобы услышать это на самом деле. Нужно прекратить, это просто ложь, нелепое вранье, а еще это больно, как может причинять столько боли то, чего он желал больше всего на свете?       — Я знаю, вижу, что вы устали. Вам нужен отпуск, босс. Сколько вы спите? Дьяволо…       Он волновался о нем. Волновался о своем обладавшем немыслимой силой боссе, который мог бы любого поставить на колени, уничтожить или заставить молить о пощаде. Дьяволо уткнулся в руки, размазывая по коже слезы.       — Не знаю. — Он постарался говорить тверже, голос так дрожал, он не хотел, чтобы Доппио увидел, как он слаб и беспомощен, ведь тогда он перестанет ощущать себя в безопасности под защитой своего босса. — Здесь нет часов и дневного света, чтобы определить.       Он не знал, когда нормально спал в последний раз. Либо его заживо жрали кошмары, либо он никак не мог уснуть, либо постоянно просыпался.       — Мне кажется, прошел месяц, Доппио. — Дьяволо сел и откинул голову на диван. — Но я понимаю, что окончательно потерял чувство времени.       — Босс, когда вы ели в последний раз?       — Не помню.       — Вы голодны. Прошу, поешьте, приготовьте что-нибудь, пожалуйста, вам станет лучше.       Дьяволо замотал головой, но он знал, что Доппио прав. Слабость сковывала тело не только из-за недосыпа, но и из-за голода.       — Вставайте, вставайте! — продолжал твердить Доппио, пока Дьяволо поднимался с пола. — Теперь выпейте воды, стакан или два, давайте, потом все остальное.       — Мясо с овощами. — Доппио мурлыкал будто в паре метров от него. — Помните, мы часто так ужинали. Курица или говядина, морковка, фасоль, брокколи. И свежий хлеб.       Дьяволо помнил. Он запихнул в себя немного овощей и жесткой свинины, которую потушил. Доппио напомнил, что ему нужен белок. Когда он отставил тарелку и сгорбился на стуле, Доппио вдруг сказал:       — Он вернется. Вы это знаете.       Дьяволо показалось, что сейчас его вырвет всем, что он съел, и он прижал руки ко рту, зажмуриваясь. Он пустил этот голос слишком близко, он так хотел услышать Доппио, не мог остановиться, продолжал слушать и воображать. Не надо было пускать его сюда!       — Нет! — выкрикнул он. — Ты не знаешь, кто он такой, ты не можешь знать!       Доппио молчал. Он знал, потому что Дьяволо знал. Дьяволо ударил кулаком по столешнице, и та задребезжала вместе с тарелкой и столовыми приборами. Проклятье! Он испортил даже эту плоскую копию Доппио в своем воображении. Образ, пришедший ради утешения, треснул и покрылся гнилью от соприкосновения с желанием Дьяволо о возвращении его пленителя.       — Босс… Дьяволо, Дьяволо…       До чего хотелось слушать и слушать, как его имя слетает с этих губ, оно рвалось само, как и все слова Доппио, но нет, сегодня он все испортил.       — Убирайся! — Дьяволо вскочил, крича, и смахнул тарелку со стола — та разбилась с пронзительным звоном. — Ты убогий кусок моего воображения, пошел прочь!       Голос смолк. Дьяволо закрыл глаза и помассировал виски, стараясь не дать вернуться даже шепоту. Прочь, прочь.       От тяжести съеденного блюда тело налилось приятной усталостью. Дьяволо вернулся в гостиную и лег на диван, тут же подтягивая к груди колени. Спал он теперь только здесь, потому что ни одна из спален не находилась так же близко к входной двери. Тут он сразу услышит, как та откроется.       Засыпать было страшно, сердце колотилось, и мысли бились друг о друга в ожидании кошмара, и все же Дьяволо желал хотя бы ненадолго провалиться в небытие. Зарывшись в одеяло, он крепко схватил себя за плечо и, вжавшись спиной в спинку дивана, закрыл глаза. Мысли ринулись плотным потоком, тут же ставшим мутным, смешавшись со взбитой со дна грязью, образы мялись, слипались друг с другом и теряли смысл, превращаясь в разноцветный кривой ком.       — Босс, — вынырнул из вихря сонного абсурда голос. — Спите. Все хорошо, я справлюсь. Дьяволо. Дьяволо. Я бы хотел собаку. Умная и преданная, и никаких жучков на ошейнике. Давайте возьмем ее себе? У меня есть время о ней заботиться, правда. Вам бывает одиноко? Босс, Дьяволо, Дьяволо, Дьяволо…       Дьяволо бежал по слабоосвещенной улице, расталкивая редких прохожих — черных теней, чьих черт он не увидел бы, даже если замедлил ход. Сердце бешено гремело в ушах, в боку кололо. Бег длился уже долго, но Дьяволо не ощущал близости спасения. Где же скрывался выход? Дьяволо всегда находил его. Он снова попытался использовать эпитафию, но от попытки вызвать стенд ничего внутри не дрогнуло, привычно отзываясь. Паника в который раз на мгновение захлестнула мысли, лишив возможности дышать, но тут же отступила. И снова Дьяволо сказал себе, сжимая зубы, что со стендом разберется позже, главное сейчас — сбежать, найти безопасное место, спрятаться там и зализать раны.       Он умирал уже восемьдесят шесть раз. В него стреляли, он падал с мостов и высотных зданий, он попадал под машины уже раз десять и в четырех случаях из этих десяти он умирал медленно, лежа на асфальте и глядя на собственные вывалившиеся кишки, похожие на блестящие гофрированные трубки. Боль последней смерти растворилась в его теле давно, Дьяволо мчался вперед, ощущая, что скоро выбьется из сил. Силы и выносливости его телу всегда было не занимать, так сколько уже длится побег, если дыхание прерывается, а мышцы ног горят от напряжения?       Глаза даже не уловили того, что пронзило грудь. Дьяволо опустил взгляд и увидел огромную дыру на месте сердца. Он умер в течение пяти секунд.       Бег так и не помог ни разу. Дьяволо шел медленно, смотря по сторонам, но забыл посмотреть под ноги. Жалкий камешек заставил его споткнуться, и Дьяволо полетел прямо в невесть откуда взявшуюся яму с металлическими штырями, которые пронзили его тело.       Он открыл глаза и умер снова.       Он открыл глаза, он бежал, пока не выдохся, а затем рука из золота пробила его грудь       Он открыл глаза, задыхаясь.       Он ждал, пока погаснет боль.       Он умер.       Из огромной дыры в груди хлестала кровь, зрение затуманивалось. Дьяволо почти ничего не ощутил, но боль догнала его, когда он вновь открыл глаза и сделал новыми легкими вдох.       Он умер.       И еще раз.       Твердая, холодная рука неживого существа разрубила его тело почти пополам.       Штыри, пронзающие грудь и живот.       Дыра в груди.       Двадцать шесть… Пятьдесят девять… Семьдесят восемь… Сто четырнадцать раз.       — Я помню! — заорал он в пустоту, сотрясаясь на полу в рыданиях. — Я убил их, мне жаль, мне жаль, я не должен был убивать их! Умоляю, пощади меня!       Он знал, что не дождется ответа, но ответ прозвучал. Голос — искаженный, похожий на звучание сломанных механизмов, рычащих в своей кошмарной неисправности, — чуть не разорвал голову на части:       — Ложь. Ты не сожалеешь и не будешь сожалеть никогда. Такой, как ты, не способен на раскаяние.       Он не видел эволюционировавший стенд своего противника с тех пор, как очутился здесь, но уже успел понять, что тот всегда где-то рядом, взгляд лиловых глаз не оставлял Дьяволо ни на мгновение. Но едва стенд закончил говорить, как Дьяволо показалось, что тот впервые ушел, ненадолго забрав с собой и смерть. Он остался лежать на сыром тротуаре в переулке, где бегали крысы, и никто не смотрел на него и не трогал. Он лежал и лежал, видя, как проходят мимо чужие ноги. В голове гремело безумным хриплым криком осознание: он проиграл, это будет длиться вечно.       Дьяволо проснулся, крича. Пол врезался в колени. Нет, он не в цикле, не в цикле, не в цикле! Бежать не нужно, он больше не в той ловушке, теперь он здесь.       Он здесь.       В особняке снова никого, кроме него.       Он уже давно не пытался считать дни. Дьяволо спал урывками либо спал слишком много и слишком часто. Время между падениями в черноту то растягивалось, то сжималось. Дьяволо и так путался во времени, сидя взаперти в той комнате без окон, но сейчас время просто сломалось. Он чувствовал, будто бы вообще все сломалось, что планета влетела в черную дыру, и пространство, часы, минуты, секунды размазались вместе с самой Землей, и только этот особняк — а может, его иллюзия в голове Дьяволо — остался цел, запертый где-то за гранями всех реальностей.       Он, кажется, бредил или сходил с ума.       Несколько раз он задумывался, не может ли быть уже мертв. Голос Доппио то отгонял эту мысль, то притягивал обратно. Дьяволо не хотел его слышать, он пытался, но… не выходило, он просто не мог прекратить! Каждая буква, каждый слог, каждый звук и изменение тона — все в голосе, что он знал наизусть, выкручивало его наизнанку, вырывало изо рта стон и плач. Слышать его, даже в воображении, было невыносимо больно, но Дьяволо уже несколько раз попадал в расставленную самому себе ловушку и звал его.       Он знал, что попадет в нее еще много раз.       Его сердце стучало, кровь гоняла кислород, но Дьяволо казалось, что время остановилось. Пару раз это ощущение перерастало в еще одну бредовую идею — время стоит на месте, а потому, даже если Джорно ушел всего на пару дней, для Дьяволо они будут длиться вечность.       Самой яркой частью существования стали кошмары.       Между тем, чтобы видеть их, и тем, чтобы растворяться в тишине особняка, Дьяволо выбирал первое.       Раны на руке от ножа слегка жгло от каждого движения кистью, свежие нежные шрамы на спине зудели, Дьяволо расчесывал ногтем кожу вокруг них, стараясь не повредить сам шрам, но поврежденная плоть все равно пульсировала болью после облегчения.       «Джорно, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста», — повторял он про себя десятки раз в моменты, когда отчаяние сдавливало особенно сильно, а одиночество превращалось во взбешенного тигра, который раздирал когтями грудь и разум.       Его убивали тигры. Он помнил. Дьяволо помнил, как однажды его убил медведь. Компания людей вокруг, сумки, консервы, костры. Они все куда-то шли, и Дьяволо вновь знал их всех по именам. Он умирал, а они оставались неизменными. Он срывался в овраг, травился мясом, его пырял в бок ножом идущий рядом человек, который затем вновь улыбался ему и делился пайком. Дьяволо умирал и открывал глаза снова опять и опять, и, если бы не боль, каждая смерть казалась бы лишь кошмаром. В конце концов он набрел на медведя. Тот разорвал его бедро, заставив истекать кровью, а затем еще живого попытался закопать в лесной земле, чтобы сохранить добычу.       Сегодня во сне Дьяволо снова видел цикл, но сон впервые за эти дни не перерос в кошмар. Дьяволо находился в гигантском офисном здании. Из окна виднелись улицы и дома неизвестного города, простирающегося до самого горизонта.       Острый край бумаги разрезал кожу между пальцев, и Дьяволо смотрел, как медленно надувается маленькая красная капля на краях едва заметной царапинки. Как странно: это кровь, и ему даже больно, но боль не вела к смерти. Разве это не отличие мира цикла от реального? Так цикл ли это все еще или же воспоминание?       В здании он видел мужчину с белыми волосами и красными глазами. Его звали Ризотто Неро — так гласил его бейдж, так сказал он сам. При виде него Дьяволо рефлекторно отшатнулся, врезавшись спиной в стену. Этот человек уже убивал его — не раз и не два. Воспоминания о прорывающемся из его тела металле — ножницах, бритвах, иглах — хлынули в разум. Но в тот раз этот человек его не убил. Отзвук прошлых витков цикла, картонка со знакомым лицом, ничего больше. В тот раз Дьяволо умер иначе — вновь странно, так и не поняв, когда и откуда пришла смерть. Взрыв, газ, обрушение здания — что?       Ризотто Неро. После пробуждения он мысленно вернулся к одному из своих многократных убийц.       Ризотто. Неро.       И остальные. Гьяччо. Мелоне. Прошутто. Дьяволо помнил лицо каждого, он помнил La Squadra Esecuzioni — команду жадных предателей, вставших у него на пути, ринувшихся в погоню за Триш, чтобы использовать ее против него.       Иллюзо. Пеше. Формаджо.       Он лишь сейчас понял, что никто из них не существовал.       Дьяволо замер, а затем пошатнулся и не упал лишь потому, что вцепился в край стола с такой силой, что пальцам стало больно.       Он ни разу не думал об этом раньше. Не… так. Он не осознавал отчего-то целиком того, что вдруг пришло к нему сейчас, спустя недели сводящего с ума одиночества, чтобы разрушить его еще сильнее. Иногда память подсовывала ему их лица по отдельности, и он каждый раз повторял себе, что не поддался на обман G.E.R., не поверил, что тот человек, убивавший его столько раз, на самом деле существовал.       Дьяволо не мог найти в воспоминаниях ни единого подтверждения того, что хоть один из них шел по его следу в реальном прошлом.       — Я не мог… — забормотал он, упираясь взглядом в столешницу. — Я не мог потерять так много!       Как нелепо. Он знал прекрасно, что потерял все — власть, силу, контроль над своим собственным телом, свободу, даже умение читать, которое возвращалось с таким трудом, и многие воспоминания, он знал, что потерял и их. Наверное, он просто не помнил, что именно было затерто до дыр циклом.       А теперь вспомнил.       Когда-то он знал о команде будущих предателей больше, чем о ком-либо из Passione, держал эту опасную свору как можно ближе, следя за каждым их действием — как в реальности, так и в интернете.       Звякнула микроволновка, разогревавшая для него макароны. Внутри Дьяволо что-то дернулось и потянулось наружу с силой урагана, распахивающего и срывающего с петель тонкую дверь.       Он.       Нет, нет, это просто ловушка, ему так хотелось увидеть, что от него еще осталось что-то, поверить, что хоть в чем-то он сохранил себя прежнего… Стенд ворочался внутри, царапаясь и рыча.       Дьяволо хотел было оттолкнуть и его, сбросить вниз в те глубины, где тот прятался, искалеченный и усталый, но вдруг остановил себя.       Неважно каким, King Crimson был частью него. Константой.       Дьяволо потянулся внутрь себя, почти желая зажмуриться, чтобы не видеть то, что достанет, и схватился за King Crimson. Тот забурлил под кожей и выскользнул наружу как всплеск лавы, обжигая кожу и внутренности.       Мгновение спустя он возвышался посреди кухни — сгорбленный, рычащий, глаза — глаза ободранного зверя, вырвавшегося из капкана без одной лапы. Руины вместо замка. Разбитое лицо, кости, виднеющиеся сквозь истончившуюся плоть. Воздух почти вибрировал от исходящего из груди стенда рычания.       Дьяволо вперился в него взглядом, затаивая дыхание.       В глубине души он знал, что увидит и что ощутит. Никакой эпитафии, никакой перемотки времени. Только боль и злоба.       Дьяволо соскользнул на пол и откинулся на дверцу шкафа, ослабевшие руки упали на холодный пол. Поводок выпал из пальцев, и искалеченное чудовище взревело, обрушивая кулак на кухонную стойку.       Было ли это больно — потерять столько частей себя? Мог ли стенд рычать или злиться от боли?       Еще один удар разбил на осколки светло-зеленый кафель, а затем стенд завыл и исчез.       Тяжесть охватила тело, расползаясь от затылка и висков до пальцев рук и ног. Дьяволо знал, что замерзнет, сидя на кафельном полу, но не смог заставить себя подняться. Лишь едва не задремав, он встал, проглотил теплые макароны, а затем доплелся до гостиной, где упал на диван, тут же крепко закутываясь в одеяло. К нему почти сразу пришел обрывистый, неглубокий, утомительный сон, и в какой-то момент ему почудились далекие легкие шаги, но темнота затянула глубже, позволив ненадолго на самом деле уснуть.       Он проснулся от прикосновения и пару мгновений думал, что лица просто касается одеяло, пока вяло не осознал, что это не ткань скользит по щеке и скуле, а что-то более гладкое, но при этом твердое. Веки распахнулись, Дьяволо сжался, мгновенно похолодев, и дернул голову вбок, уловив взглядом пальцы, что секунду назад касались лица.       Слева от Дьяволо, на краю дивана, расслабленно закинув ногу на ногу, сидел Джорно.