Мир нового короля королей

      Дьяволо брел по белому коридору, то и дело натыкаясь взглядом на желтые с черным предупреждающие знаки. Позади ревела сирена, но оповещать было больше некого. Может быть, кто-то и выбрался, может, кто-то выжил, если для других здесь существовала жизнь, но Дьяволо прекрасно знал, что сам он обречен. Все, что он мог сделать, — это идти вперед в поисках места, куда он ляжет, чтобы умереть.       Он ощущал пока лишь легкую слабость и тошноту, но знал, что внутри огонь поражает одну клетку за другой, плавя тело изнутри, будто свечу. По дороге Дьяволо видел помещения, пораженные реальным огнем, видел опаленные трупы. Он заглянул за одну из тяжелых дверей, и ему в лицо дыхнула смерть.       Дьяволо наконец нашел место, которое ему понравилось: в затененном углу, в самом дальнем помещении. Динамики здесь сломались, потому вопль сирены доносился лишь издалека. Дьяволо стряхнул на пол длинное пальто, похожее на солдатскую униформу неизвестной армии, и рухнул на него. Пальто он стянул с трупа.       Он знал, что тело скоро начнет гореть по-настоящему. Плоть покроется кровоточащими язвами. Уже сейчас внутри Дьяволо существовал только распад. На этот раз он не мог даже попытаться убежать. Его убийца — радиация — сидела в нем, цепко держась за каждую клеточку.       Дьяволо прикрыл веки.       Что-то не давало ему покоя. Что-то мелькало за закрытыми веками, возвращаясь из мутного тумана воспоминаний. Гладкая, холодная поверхность черного металла.       Он распахнул глаза и резко встал. Нет. Бессмыслица. Незачем идти обратно и проверять.       И все же он поплелся назад к телу в военной униформе, у которого забрал длинную шинель. Он опустился на колени рядом с бородатым мужчиной и перевернул его. Слева на боку на его поясе висела кобура с черным пистолетом. Оружие быстро оказалось на свободе, показывая всего себя в мигающем свете ламп. Пальцы сами сжались на рукояти. В Дьяволо много раз стреляли из такого. В хорошие времена — прямо в голову, в плохие — в живот.       Прямо в голову.       Пистолет тяжелый, но он, конечно, не заряжен.       Дьяволо вытащил магазин — все пули на месте.       Но если он попытается выстрелить в себя, оружие заклинит. Это всего лишь жестокая шутка.       Он приложил пистолет к виску.       Было бы… прекрасно, окажись все не шуткой. Дьяволо ощутил, как на душе становится тепло, едва представил, что пистолет и правда может выстрелить.       Палец лег на спусковой крючок.       G.E.R. не позволит ему. Дьяволо никогда не убивал себя сам, не получал шанса. Разумеется, смертей было так много, что он не помнил многие из них, но самоубийство он бы запомнил.       Металлическое дуло согрелось от прикосновения с разгоряченной кожей.       Через секунду пистолет лишь щелкнет, и так несколько раз подряд. Быть может, лучше даже не проверять.       Дьяволо нажал на спусковой крючок. Что-то внутри него сопротивлялось этому простому движению, пальцы будто наткнулись на оболочку из толстой резины, защищающую оружие, ему пришлось пробить ее, приложив всю свою волю.       Все исчезло.       Глаза открылись в полной темноте. Выстрел, которого он не слышал, грохотал в ушах. В животе растекалось кошмарное облегчение. Он спасся, он выстрелил, он смог все закончить. Почему, почему G.E.R. позволил ему? Это ведь не было милосердием, пусть Дьяволо молил о нем и благодарил за него.       Сон даже наполовину не покинул голову. Тело отказывалось слушаться, сигналы, идущие от мозга, будто доходили до него с трудом. Дьяволо смотрел в темноту, не в силах удержать в голове мысли. Они просачивались в темную комнату одна за другой, быстро-быстро и терялись. Он даже не успевал прочесть их. Дьяволо приподнял тяжелую-претяжелую голову, но она тут же рухнула обратно на подушку. Стало еще темнее, когда глаза закрылись.

***

      — Надень это. — Джорно пришел на следующее утро с подносом и небольшим свертком из черной с серебристыми узорами ткани.       Дьяволо потянулся к нему; тело двигалось медленно, скованно. Шевелиться не хотелось вообще — почти каждое движение отзывалось болью в заднем проходе, совсем легкой, но напоминающей о том, что Джорно делал с ним вчера.       Вчера Дьяволо лежал под теплыми струями душа, пока едва не провалился в сон. Затем он вымыл тело с гелем три раза, будто мог стереть с себя въевшиеся в кости следы рук Джорно. Добился лишь того, что кожу стянула сухость.       Он взял в руки сверток, ткань тут же распустилась, спадая в ладони нежной мягкой морской волной, что слабо набегает на берег, лаская ступни. Черный цвет еще больше выделил свежие синяки на запястьях Дьяволо. Вчера он тер бешено плечо, не желая обзаводиться на теле еще одним рисунком, который бы вновь заставил его видеть и чувствовать руки Джорно, а о запястьях совсем забыл. Стоило подержать и их под ледяной водой.       Ткань скрывала под собой упаковку из мягкой, но плотной бумаги, скрепленную лентой. Дьяволо распустил ее слегка потянув за кончик банта. Внутри лежало кружевное нижнее белье — из шелка, черное, с едва заметными вышитыми тонкими узорами. Оно походило на то, что Дьяволо раньше покупал себе сам.       Он наверняка никогда даже не представлял, что может испытать такое облегчение просто из-за того, что ему позволят надеть одежду. Ткань, в которую была обернута упаковка, оказалась тонким полупрозрачным халатом, доходящим Дьяволо до середины бедер. То, как он объял тело, Дьяволо про себя сравнил с прикосновением летнего вечернего солнца. Он не знал почему. Неужели ему так хотелось его увидеть?       Скорее всего, он больше не увидит его вовсе.       — Спасибо, — сказал он. Правила. Спустя столько времени, что он провел обнаженным, благодарность была искренней. Пусть подобная одежда не возвращала ему достоинство — Джорно нарядил его как соблазнительную куклу, — все же прикрывавшая тело и, главное, пах тонкая ткань ощущалась сейчас как броня.       Он съел завтрак, состоящий из несладкого йогурта, небольшого круассана и кофе. Несмотря на то что Дьяволо еще не пробовал после цикла есть что-то мучное, круассан вышло съесть без труда, — должно быть, из-за того, каким свежим и нежным он был. Взяв поднос, Джорно направился к двери. И, сверля взглядом его спину, Дьяволо все же решился задать мучивший его вопрос:       — Как ты узнал?       Джорно остановился. Повернулся к нему, слегка приподняв золотистую тонкую бровь.       — Мое прошлое. Я все уничтожил, — добавил Дьяволо.       Джованна улыбнулся.       — Я ждал, когда ты спросишь, думал, это займет у тебя меньше времени. Что ж, я удовлетворю твое любопытство. В Passione работал пользователь стенда, чьи способности превращали прошлое любого места в книгу с картинками. Я прибыл на Сардинию вместе с ним. Никогда не любил тайны.       — Пользователь стенда… — Дьяволо сглотнул, сердце забилось с такой силой, что на несколько мгновений оглушило.       Но Джорно говорил, что все принадлежит лишь ему, он… Сколько еще людей знает?       — Он мертв, — сказал Джорно. — Я убил его. Это ценные сведения, я не собирался доверять их кому-то еще.       Дьяволо выдохнул.       Хорошо. Сердце, дико колотящееся секунды назад, успокоилось. Тогда… все было в порядке. Если Джорно убил того, от кого добыл информацию, быть может, это значит, что он и правда не даст никому узнать? Джорно все знал, и Дьяволо не мог никак этого изменить. Но сейчас он решил позволить себе обрести уверенность в том, что больше не узнает никто, и она принесла успокоение.       — Что ты должен говорить, когда я что-то для тебя делаю?       Дьяволо выпал из своих мыслей. Джорно смотрел на него с холодным ожиданием.       — Спасибо, — быстро среагировал он.       Когда Джорно ушел, Дьяволо остался наедине с витающими в голове полусгоревшими, пахнущими дымом хлопьями — остатками своего сна. Ему снился цикл каждую ночь, даже если сначала снилось что-то другое, в конце концов Дьяволо оказывался там, где провел двенадцать лет. Обычно во сне он просто брел вперед в ожидании смерти — все более нетерпеливом с каждой секундой. Из ниоткуда и отовсюду за ним наблюдал лиловыми глазами G.E.R., скалящий акульи зубы.       Бесконечное ожидание.       Он повторял себе, что ждать больше не нужно, что все закончилось, но ожидание просто-напросто застряло в одном из участков мозга.       В том месте, где он должен был долго умирать от заражения радиацией, но вместо этого смог закончить все быстро, он впервые получил шанс избавить себя от страданий. Он, когда-то давно в самом начале еще боровшийся со смертью или убегавший от нее, впервые сам выбрал ее.       Не милосердие. Всего лишь еще одна победа Реквиема.

***

      Джорно пришел, чтобы еще раз трахнуть его спустя два дня. Он опять использовал наручники, только на этот раз заставил лечь на спину. Так Дьяволо чувствовал себя еще хуже. С выставленными напоказ гениталиями, с раздвинутыми ногами, неспособный привстать или прикрыться.       Потом повторилось все то же, что и пару дней назад. Дьяволо был уверен, что не сможет возбудиться и даже толком расслабиться, но он снова возбудился под руками Джорно, которые ласкали его, пока член не встал, истекая прозрачными каплями, а пах не загорелся изнутри.       Джорно опять помешал ему кончить, потом трахал еще, дольше, чем в первый раз, пока жар не стал невыносимым. Дьяволо кончил с жалкими всхлипами и стонами. А Джорно принялся гладить лилово-красную сверхчувствительную головку его члена. Касания были совсем легкими, но причиняли боль. Дьяволо отчаянно задергался в путах, а из горла вырвалось хриплое сдавленное «хватит». Джорно проигнорировал мольбу. Издав смешок, он помучил его еще, затем снял наручники и, одевшись, удалился. Дьяволо тут же поспешил скрыться в ванной. На следующий день на коже образовалось еще больше синяков. И после следующего раза их стало больше.       И после следующего.       Дьяволо понял, что следов с себя не ототрет, и перестал пытаться.       После четвертого раза его запястья стали сине-черными, и на пятый Джорно взял их в руки, коротко осмотрел и не стал приковывать его к кровати, зато оставил в два раза больше синяков.       Дьяволо выворачивало от отвращения, когда Джорно вставлял в него член, но он все равно получал оргазм каждый раз, каждый раз Джорно вынуждал его корчиться под своими прикосновениями. Дьяволо понял, что ошибался, думая, что забирать у него больше нечего. Его вопреки желанию дрожащее в оргазме и отмеченное миллионом касаний и россыпью синяков, послушное чужим рукам тело у Дьяволо больше не получалось воспринимать как полностью свое. Все же у него ещё оставалось что-то, что могло быть отнято.       Но ничего из того, что Джорно делал и сделает с ним в этой комнате, не будет хуже цикла. За что еще он бы отдал все что угодно, как не за избавление? Чего еще он мог желать из осуществимого?       Он пробовал размышлять, в каком бы месте желал оказаться, но ничего не выходило. Дьяволо не мог увидеть, где хочет быть. Мысли возвращались к Доппио каждый раз, когда он пытался решить, что ему нужно. Доппио и он. Безопасное темное место, он мог бы сидеть там вечность, спрятавшись за запертой дверью, ключом от которой владел лишь он, спрятавшись под плотным одеялом, спрятавшись в собственной голове.       — Сколько я здесь? — в один из дней спросил Дьяволо.       Он сидел на кровати обнаженным, набросив на покрытое красными следами рук тело покрывало. По крайней мере, заползать под него после секса Джорно еще ни разу не запретил. Сердце все еще колотилось после оргазма.       Он не различал времени суток, но мог отмерять дни, считая приходы Джорно с едой. Теперь из-за снотворного он спал всю ночь, и сон на самом деле отделял один день от другого. Несмотря на то что он мог считать их, он не знал, сколько всего времени прошло. Он даже не помнил, когда именно Джорно выпустил его из цикла. Помнил лишь что-то мутное, помнил руки Джорно и тяжесть в голове. Должно быть, Джорно чем-то накачал его тогда, и потому Дьяволо после нашел след от инъекции на шее. А до этого…       Белое и черное. Смерть. Настоящая. Джорно убивал его, но в разуме даже не осталось обрывков боли. Лишь ужас и что-то тошнотворно-размытое, осевшее тьмой в уголках мозга, как тяжелый гиперреалистичный кошмар.       — Двадцать три дня. — Джорно стоял перед кроватью уже одетый, нисколько не растрепавшийся, идеальный. Только щеки сияли легким румянцем.       Дьяволо смотрел на него, как и всегда избегая касаться взглядом его глаз. Он не ожидал услышать ответ. G.E.R. никогда не говорил ему правды. Он молчал, он запутывал, внушая Дьяволо, что петля не имела начала, что настоящий мир не существовал. Он игнорировал его мольбы, и длинные корни его лжи проникли так глубоко в мозг, что, казалось, остались внутри, засохнув и истончившись.       Джорно тоже мог лгать ему. Он наверняка лгал.       — Хочешь узнать, какой сейчас месяц?       Дьяволо вскинул на него взгляд, удивленный. Ему потребовалась минута, чтобы осознать смысл вопроса. На несколько мгновений для его разума стало настоящим открытием, что времена года не просто существуют, но и сменяют друг друга.       Он кивнул, переставая думать о том, что следующие слова могут не быть правдой.       — Сентябрь.       Дьяволо повторил про себя название месяца несколько раз после того, как Джорно ушел. Сентябрь. Он шел после… мая? Нет, май, июнь… После августа. Первый месяц осени.       Осень.       Он погрузился далеко-далеко в прошлое и очнулся, лишь когда начала открываться дверь. Джорно принес ему чистое белье. Дьяволо стремительно ускользнул в ванную.       Думая об осени, он увидел Доппио, шагающего по улицам, с улыбкой рассматривающего редкие опавшие золотые и красные листья.       Чувство потери стало невыносимо острым. Боль, почти заставившая согнуться пополам.       Дьяволо замер возле зеркала, вдруг привлеченный собственным отражением, которого долго избегал. В лице, в глазах что-то неуловимо изменилось. Что-то, кроме немного ввалившихся щек. Дьяволо не мог точно увидеть, что именно. Может быть, ему просто казалось. Удивительно, что без Доппио он не стал выглядеть как совершенно другой человек. Его тело появилось из тела Доппио, непохожее на него, но все же связанное с ним, как сиамский близнец, которого невозможно отделить без смерти обоих. Но Доппио умер, а вот Дьяволо…       Хорошо, что Доппио тут нет. Хорошо, что его не было в цикле. Это была единственная часть прошлого настоящего мира, которая никогда не переставала радовать Дьяволо.       Возможно ли вообще и дальше жить вот так? Скорее всего, возможно, ведь такая жизнь правильна — одна душа на одно тело, как и должно быть. Пусть Доппио родился первым, пусть его мозг создал намного более сильное альтер-эго, но именно Дьяволо провел в теле больше времени, он все помнил, он всем управлял. Он мог бы по праву назвать тело своим.       Но оно не принадлежало ему. Никогда. Все, что он сделал, — отобрал его, не так ли? Отобрал у того, кого больше нет, кому ничего не сказать, не…       Пустота на месте второго разума горела, как свежая рана.       Как замечательно, что Джорно только ушел, а значит, не вернется в ближайшее время. Дьяволо сел на пол возле стены и позволил себе разрыдаться.