Frei im freien Fall

Следующее утро обрадовало всех школьников сильнейшей, непрекращающейся метелью. Занятия в школе сразу отменили, и подростки смогли остаться дома, наслаждаясь отдыхом. Работающим людям повезло меньше. Все дороги занесло снегом, из-за чего образовались ужасные пробки. Синоптики беспрерывно писали и говорили о том, что погода аномальна для Берлина. Температура стремительно падала, а больницы наполнялись людьми с переохлаждением. Все это напоминало Мари одну из серии «Анатоми страсти», хотя мама, работающая в больнице, могла рассказать побольше, чем в новостях. Но все-таки Мари была рада этой ужасной погоде. В её школе, конечно же, тоже отменили уроки, а значит, у неё появилась возможность оттянуть встречу с Германом. Она и не помнила, как закончилась встреча и с индийцами, но и не слишком хотела это помнить. Том все время мило общался с какой-то девушкой, поэтому Мари, которая помимо страха испытывала ещё и злость, решила игнорировать его. Проблема была в том, что он и не торопился ей написать. Обычно каждый день начинался с его сообщения «доброе утро» или вопроса, как она спала. Мари привыкла к этому и уже не обращала внимания, автоматически отвечая на каждое сообщение, но, когда они исчезли, она уже не могла не заметить. Она не могла напрямую спросить или написать, что случилось? Потому что по факту ничего не случилось. Если бы она смогла сказать это в живую, после школы, например, это было бы гораздо легче. Но снег не переставал идти, и она застряла дома. Проводить дни с братьями было терпимо. Они, по большей части, занимались своими делами. Ханс проходил очередную игру на приставке, а Уве смотрел какой-то популярный мультсериал, уходя в папин кабинет. Всего у них дома было два телевизора, и все они оказались заняты братьями, поэтому Мари оставалось только читать книги. Она не жаловалось. Если бы не странное поведение Тома, жизнь была бы идеальна. Когда на улице завывал ветер, кружа снег, ей очень хорошо спалось. Недавний инцидент с Германом выпал из мыслей, потому что они были заняты Томом. — Мари? Как ты там? Ещё не сошла с ума взаперти? — спрашивала её Ирма, когда они созвонились днем в пятницу. К огромному сожалению Ирмы, любившей лето и тепло, их ледовое заключение продолжалась. — Все в порядке, пока дома тепло, — ответила Мари, пряча ладонь в рукаве свитера. — Ты с Георгом? — из телефона слышала приглушенный голос парня, и Мари легко услышала его. — Ага. Вдвоём все равно теплее. И веселее. Как там Том? — Без понятия, — она нахмурилась. Каулиц написал ей несколько сообщений, но выглядели они ужасно ненатурально. — Всмысле? Я думала, что теперь, когда у тебя наконец появилось свободное время, ты будешь проводить его с Томом. — А он так не думает, — огрызнулась Мари. — Георг! — послышался разозленный голос Ирмы, она уже хотела начать собственный допрос, но Грау опередила её. — Подожди. Дай ему телефон. Георг, ты ведь знаешь, где он. Парень вздохнул: — Они с Биллом немного заняты записью альбома. А ещё у него встреча сегодня. — Просто встреча? — ей показалось, что с плеч упал тяжёлый груз, — с продюсером или менеджером, да? — Эм, ну, вообще, нет. С какой-то девушкой из Индии. Но ты знаешь, наверное. Ты ведь тоже там была во вторник. — С какой ещё девушкой! — это крикнула Ирма, и Мари услышала её недовольство. Сама она не могла заставить себя отреагировать как-то однозначно, потому что в голове это совершенно не укладывалось. — Ирма, подожди, — постарался остановить её Георг, но это уже было невозможно. — Он, что, действительно идиот? Как можно до такого додуматься?! — продолжала бушевать Ирма. — Ладно, Георг, попращайся с Ирмой за меня, ладно? Она окончила разговор перед тем, как успела услышать возражения Георга. Ей не хотелось слушать кого-то, внутри уже закипала ярость. Мари бы с радостью поехала к Тому и поругалась с ним, но у неё не было права делать это. Каулиц — свободный человек Она не могла знать точно, но, эти индийские гости не улетели из-за снега. Их рейс, наверняка, отменили, и теперь Том ходил на встречи с какой-то девушкой. Хотя Мари не уделяла много внимания на то, с кем он общался во вторник, будучи больше занятой проблемами с Германом, но помнила, насколько красива та девушка. А ещё богата. Мари и самой началось казаться, что она заперта дома. У неё не было возможности встретиться с Томом, а писать ему было слишком… слишком неподобающее. Она ведь сильная и самостоятельная, ей не нужно какое-то эфемерное подтверждение, что у них все ещё хорошо. Но мысли о том, что все может закончится так быстро, пугали. Она просто хотела вернуть себе контроль над ситуацией, уверенность в себе, но это зависило лишь от Тома. Последний раз, когда она так близко к кому-то привязывалась, закончилось очень плохо для неё. Мари пыталась убедить себя, что Том другой, но теперь это было сделать труднее. За окном начинало темнеть, но вальс снежинок, который больше походил на ожесточенную борьбу, не останавливался ни на секунду. Ветер был настолько сильным, что его было слышно за закрытыми окнами. Братья, теперь придя к компромиссу, сидели в обнимку на диване, пересматривая их любимый фильм — «Форсаж Токио». В комнате было темно и спокойно, только иногда слышались звуки фильма, но в этом спокойствии Мари было сложно. Внутри неё кружилась буря похуже той, что на улице. Беспрерывные мысли путались и противоречили, Тому снова удалось вывести её из внутреннего равновесия. Она не хотела плакать, потому что это была плохая причина, неубедительная. Она чувствовала, как слезы скапливались в уголках глаз, готовые вот вот вырваться наружу. Но плакать было нельзя. В последнее время она постоянно плачет, от этого было уже противно. Почему она вновь стала такой слабой? Почему вся ее сила внезапно исчезла, стоило только вернуться Герману и появиться Тому. Может быть вся проблема в мужчина, и тогда стоит просто уйти в монастырь? Мари готова была рассмотреть любой, даже самый абсурдный вариант, только бы остановить свои мысли, загоняющие её все глубже. — Мари! Мари! Это были братья, зачем-то звали спуститься вниз. У Мари не было желания слушать их непрекращающиеся крики, поэтому, едва сдержав злость от того, что её побеспокили, побрела в гостиную. — В чем дело? — стараясь сохранять спокойствие, спросила она. В такие моменты, когда внутреннее напряжение становилось невыносимым, её могло вывести из себя любое неправильное действие. Даже собственное. И Мари пыталась не сорвать все злость на себя, страх из-за Германа и ревность, вызванную Томом, и на ни в чем не повинных братьях. — Мы есть хотим. И время для ужина, — ответил Ханс. Он, благодаря своему возрасту, начал замечать, что у сестры часто, а вернее почти всегда, ужасное настроение, меняющееся с невероятной скоростью. И, хотя она очень любила их, могла накричать. Ханс старался вычислять эти моменты с плохим настроением и сдерживать себя. Он не знал в чем дело, наверное, не знали даже родители, но Мари сейчас особенно была похожа на призрака. Бледная, с тёмными синяками под глазами и ужасно хмурым выражением лица. На её лбу уже пролегла морщина, которая начала появляться слишком часто. — Ладно, — она говорила сквозь зубы. Её раздражало то, что братья не могут встать и сделать чертов ужин самостоятельно. Мари сжала кулак настолько, что ногти впились в ладонь. Эта боль могла немного отвлечь от плескающейся внутри ярости. — А что на ужин? — вклинился Уве. — Не знаю, — она сжала пальцами переносицу, — то, что мама приготовила вчера. Наверно. Мари пошла к холодильнику, надеясь, что там будет оставшийся вчерашний ужин, и все, что ей придётся сделать, это разогреть еду. Но, конечно же, её надежды не оправдались. В большой миске остался вчерашний салат, вместо которого братья предпочли съесть больше наггетсов. — Так, ладно, — сказала она больше себе, чем братьям, — в морозилке должны лежать рыбные палочки. Они ведь подойдут, да? — Конечно, — Ханс внимательно следил за движениями сестры. Резкие настолько, что она задевала края столешницы. — Вот и чудесно. Тогда пожарю их и дорежу салат, хорошо? Мальчики одновременно кивнули. Теперь можно было снимать с паузы кино. Мари взялась за готовку, и это было полезно, потому что перевод внимания на какое-то действие отвлекал от мыслей. Она уже почти потерялась в планах, чётко разделяя каждый день так, чтобы сократить трату времени. Ей было легко не обращать внимания на звуки, доносящиеся из телевизора. Эмоции постепенно уходили, но каждый такой внезапный или не очень всплеск оставлял за собой головную боль. Мари знала, что ей точно стоит меньше думать, меньше волноваться по пустякам, но, ведь если подумать со стороны более распространённого мнения — волноваться за то, что парень ходит на встречу с другой, вполне естественно. Звонок в дверь разбудил всех троих. Уве, уже готовый понестись к двери, вскочил с дивана, но Мари остановила его. — Это не родители, — она строго посмотрела на брата, — так рано они не вернуться. Сидите здесь, я открою. Ханс, присмотри за ужином. На заснеженном крыльце стоял Том, и это было так предсказуемо, что Мари удивилась, как не смогла угадать это раньше. Он натянул на голову шапку, но из-за дред она сползла на самую макушку. Выглядел он забавно, почти смешно, но ей точно было не до смеха. — Наконец освободился? — не смогла сдержаться от колкости Мари. — А, ну да, — Том постарался выдавить улыбку. — Мы давно не виделись, и я подумал… — Ага, значит, теперь ты не занят встречами. — Мари, это была просто дружеская встреча. Могу я зайти? Тут холодно, да и ты можешь заболеть. Вышла в одном свитера. Мари вздохнула и, приоткрыв дверь, посмотрела на братьев. Они, казалось, были заняты и лучше бы так и оставалось. Им не стоит видеть Тома, тем более, что он пришёл ненадолго. По крайней мере, так думала сама Мари. Она захлопнула тяжёлую дверь за Томом, но не дала ему пройти далеко по коридору и быстро впихнула его в папин кабинет, распологавшийся недалеко от входной двери. — Новое местечко, — заметил он, стряхивая оставшийся на дредах снег. — Папин кабинет. Но мы тут ненадолго, — серьёзно заметила Мари. — А что, потом пойдём в твою комнату? — игровое настроение парня быстро изменилось, потому что он заметил выражение лица Мари. Быстро вспомнились ему слова Ирмы, даже не старавшейся донести смысл в более мягкой форме. Она, скорее, напротив пыталась быть как можно более твёрдой. — Мари, это правда была просто дружеская встреча. — Знаю, — она поджала губы и обхватила одной рукой другую, сжимая посильнее. — Я ничего тебе не сказала. — Вот именно. А лучше бы тебе все высказать. Ну же, вперёд, — он улыбнулся, — даже не представляешь, сколько я слышал истерик и обвинений от девушек, а твои послушаю с удовольствием. Мари, не отвечая, продолжила кругами ходить вокруг стола, повторяя слова, как мантру: — Ты можешь сам распоряжаться тем, как и с кем проводить свое время, я не имею права вмешиваться. — От того, что ты сейчас скажешь, мои права не поменяются. Ну же, я снова хочу услышать, как ты меня ругаешь. — Ты что, мазохист? — Может быть, — он ухмыльнулся, — но это направление в сексе я ещё не пробовал. Губы Мари скривились в попытке остановить улыбку, но Том заметил, и это было то, чего он добивался. — Ага. Ты ведь должна была слышать хотя бы несколько слухов о том, какой я развратник, а? — Перестань, — она засмеялась, — что, если мальчики услышат?

See you again — Tyler, the creator (feat. Kuli Uchis)

— Не услышат, обещаю, — Том улыбнулся, вставая с кресла. Он медленно двигался ближе к Мари, заставляя её отступать назад, но там был стол. И, когда спиной она уткнулась в него, Каулиц подошёл достаточно близко, чтобы его дыхание осталось на её щеке, — эти холодные дни были ещё холоднее без тебя. — Не моя вина, что ты был занят, — усмехаясь, она приподняла бровь. — Я, правда, был очень занят, — продолжил Том, опуская руки на её плечи и медленно спуская их вниз, проводя кончиками пальцев по позвончнику. — Встречи с продюсером, менеджерами. Это все очень утомительно. — Поверить тебе на слово? — Ну конечно, — опустив голову ниже, он провел носом от её уха по щеке, наклоняясь к губам, — я скучал. — Я тоже, — прошептала Мари, нарушая это бездействие, первой целуя его. Но Том быстро ответил, запуская руки под её кофту. Его пальцы все ещё холодные вызвали множество мурашек, это заставило Тома усмехнуться прямо в поцелуй. Мари пряталась от всего мира в его объятих, потому что в них все становилось недостаточно важным по сравнению с его губами. Металл пирсинга вызывал ещё больше мурашек, которые сейчас, наверное, покрыли все её кожу. Она закрыла глаза, растворяясь в чувствах, полностью доверяя себя его движениями. Пальцы Тома порхали по коже так, словно он играл очередную песню, и на секунду ей захотелось, чтобы он что-то сыграл. Только ей. Только для неё. Рядом, на столе был папин радиоприемник, который Том случайно включил. От внезапно звука они оба чуть не подпрыгнули. — А теперь по запросам наших слушателей — нестареющая классика! — радостно провозгласил ведущий, и из динамиков полилась знакомая всем песня — Careless Whispers. — Ну и старье, — заметил Том, не выпуская Мари из своих объятий. — Это, вообще-то, моя любимая песня. И нестареющая классика, — серьёзно заметила она, покачивая головой в такт саксафонам. — Этой песне больше 20 лет. — Песням Queen и Майкла Джексона тоже больше 20 лет, но они не перестают быть легендарными. Том улыбнулся этим слова и незаметно подбавил громкости, а после опустил руки ниже, на её талию. — Что ты делаешь? — Мари резко распахнула глаза, переставая кусать потрескавшуюся губу и возвращаясь в реальностью. — Ты говорила, — он мягко направил её к центру комнаты, — что твой первый танец был со мной. Но и второй тоже будет моим. — Как и все следующие, — она положила руки на его плечи, и они вместе медленно закружились по комнате. Место было мало, но им вполне хватало. Находясь так близко друг к другу, им не нужно было лишнее пространство. Мари покачивала головой в такт музыке, проговоривая слова одними только губами. — So I'm never gonna dance again, — пропели они одновременно и неожиданно. Том, не отрываясь, смотрел в её глаза так же, как это делала Мари. И им обоим было понятно, что они поют эти слова друг для друга. — The way I danced with you. Когда песня подошла к самому популярному и чувственному моменту, Том не смог сдержаться от того, чтобы не прижать Мари ближе к себе. Он начал пропевать слова для неё, шепча их, отчего название песни ещё сильнее подходило для этого момента. Момента, который был только их. Их первый личный танец, тот, которым наслаждались только они, и, который никто не мог видеть. — We'd hurt each other with the things we'd want to say, — продолжила за него Мари. Их голоса сливались в один, образуя приятное созвучия. Том мог поклястся, что это был самый романтичный момент в его жизни. Да и в жизни Мари тоже. — Я тебя люблю, — прошетал он, когда песня закончилась, и наклонился так, что их лбы соединились. — И я тебя. Они в обнимку покачивались в такт следующим песням ещё, наверное, полчаса. Мари положила голову на его плечо, кладя руки на плечи, а он продолжал держать её за талию. Кажется, потом заиграл Фрэнк Синатра с песней Sometin' stupid, а потом It's been a long long time, Dream a little dream of me, а потом ABBA. Волшебство любви закончилось тогда, когда тот же ведущий провозгласил конец романтической вечерней программы, переключая на Carol — The rolling stones. Под звуки рок-н-ролла им пришлось рассоединиться. — Ну что, теперь я прощен? — с улыбкой на лице спросил Том. — Думаю, да, — Мари качала плечами в такт быстрой мелодии. — Я бы остался здесь с тобой на вечность. — Боюсь, не получится. Скоро приедут родители, да и надо проверить, не сожгли ли мальчики кухню. — Мне кажется, мы бы это заметили. — Ну не знаю.

***

— И решила же ты поехать на каток именно сегодня, — ворчала Мари, пытаясь удержаться в метро при очередной остановке поезда. В воскресенье, первый день лёгкого потепления, люди с радостью покинули свои дома и отправились на прогулки по заснеженным парком. А каток стал одним из самых популярных мест. Ирма все утро наряжалась, что, конечно, удивило Мари. Она знала про план поехать на каток, но туда не наряжалась так же, как и в большинство мест. Ирма с утра перерыла весь свой гардероб, чтобы найти равно красивый и тёплый свитер, наверное, единственный. Несмотря на то, что она старалась придерживаться моды, девушка никогда не игнорировала прогноз погоды и природные условия. Но у неё был удивительный талант сочетать это. Сегодня она надела светло-голубые джинсы на низкой посадки, по всем законам моды, и белый свитер, а сверху, как завершение образа длинный светлый шарф и меховые наушники. «Чудесно выглядишь.» Заметила Мари, когда они выходили из дома. Она особого внимания собственному образу не уделила, отдавая предпочтение удобству. — Хватит хмуриться, сегодня прекрасная погода. А ещё у меня есть неплохая идейка. Вы ведь помирились с Томом? — Помирились? — Мари мгновенно покраснела, — мы и не ссорились… — Ладно, думай, как хочешь. Ирма ухмыльналась, наблюдая за выражением лица подруги. Ей пришлось немного ускорить мыслительный процесс Тома, чтобы он приехал к Мари незамедлительно. И, судя по всему, её тактика сработала идеально. Идея с катком тоже была частью её общего плана, но пока что никто не догадывался об этом. После метро им пришлось ещё немного простоять в очереди, и после всех испытаний девушки смогли выйти на каток. Он находился в одном из самых популярных парков, но главной особенностью этого места стало то, что лёд был на территории почти всего парка, а значит, посетителям не приходилось кататься просто покругу. Обе девушки катались хорошо и быстро привыкли к льду. Из динамиков лилась музыка, и Мари погрузилась в свои мысли, следя только за тем, чтобы ни в кого не врезаться. — Ирма? — она решила все-таки спросить у подруги совета. Они давно не говорили по душам, занятые собственными делами. Ирма и Мари были очень разными и часто понять друг друга было сложно. Ирма, даже хорошо зная подругу, не понимала её поведения, постоянного избегания Том. У неё, конечно, были некоторые сомнения насчёт Каулица, он все-таки имел репутацию не самого примерного парня, но он старался для Мари. — Что? — она обернулась и чуть притормозила, чтобы сравняться с Мари. — Я хотела кое-что спросить, — Мари оглянулась ещё раз. Музыка играла достаточно громко и заглушала её слова, а люди рядом вряд-ли станут прислушиваться к разговору незнакомок. — Как ты думаешь, все поняли, что мы с Томом встречаемся? — С чего они должны были понять? — Ирма нахмурилась. — Просто на той вечеринке Том подрался с кем-то… потому что этот кто-то оскорблял меня. — Как романтично. — Это не, ладно, это романтично, — наконец согласилась Мари, потому что на самом деле ей это понравилось. Приятно было знать, что Тому не все равно на чужие разговоры, когда они касаются её. — Но там была вся школа, и они, наверняка, все слышали, а значит, поняли. — Ну ты же не одна Мари в школе. Хотя это зависит о того, с кем он подрался. — Он не говорит. Вернее, он был настолько пьян, что вряд-ли вспомнит. Но ничего, ты права. Ведь ни я одна Мари в мире, да никому в голову не придёт думать, что это я, правда? — Мари действительно была рада, наконец этот камень упал с её плеч. Ирма этой радости не разделяла. — Я не понимаю, почему ты не можешь перестать скрывать это. Конечно, я не имею ввиду, что тебе стоит пойти в газету и сделать заявление об отношениях, но в школе ничего не случится. Конечно, такие как Вибек будут в бешенстве, но Том не даст им что-то сделать. — Мне не нужно ещё больше проблем. Не тогда, когда вернулся он, — Мари сделала ударение на последнем слове, выделяя его. — Незачем искать себе дополнительные трудности, мне и так нелегко. — Ладно, — Ирма пожала плечами и поехала дальше. Она, по крайней мере, попыталась, но разубедить Мари почти невозможно. В своих решениях она слишком упряма. Они продолжили кататься, но сохраняя тишину. Несмотря на то, что сейчас было только 6 часов вечера, уже стемнело. Ирма поворчала немного насчёт того, что терпеть не может зиму и ждёт весну, но это, как и всегда, длилось недолго. — В чем дело? — спросила Ирма, когда Мари резко остановилась и, облакатившись на бортик, открыла телефон. — Кто-то написал. Надо проверить, кто это, вдруг мама, — она просмотрела все контакты, — нет, это Том. — И что спрашивает? — оживилась девушка, подъезжая чуть ближе. — Что я делаю, — оставила Мари, не отрывая взгляда. — Ответь ему, только не говори, где. — Правильно мыслишь, не хватало ещё, чтобы он сюда приедет. Тут такое столпотворение начнётся, — согласилась она, но Ирма только закатила глаза. Её идея заключался в другом, но и так сойдёт. — Все, — она убрала телефон в карман куртки, — поехали. Но поехать не получилось, потому что телефон зазвонил. — В чем дело? — звонил, конечно же, Том. — Мари, серьёзно? Не скажешь, где ты? Я, вообще-то, соскучился. — Ты ведь понимаешь, что будет, если ты тут появишься. — Ну пожалуйста, одну подсказку, что это за каток. Я сам тебя найду. — Ладно, попробуй, — решила согласиться Мари, увереная в том, что у него не получится. — Этот каток в центре Берлина, все. Пока.

***

— Серьёзно, Том? Как ты собираешься это сделать? — у Билла возникли совершенно логичные вопросы, когда он выслушал план брата. До этого они все вместе усиленно работали над альбомом. — Ну, объедем каждый каток. — Каждый?! — Густав уже хотел не садится в машину, но с другой стороны его подтолкнул Георг. — Эй. — Их не так уж много. Она сказала центр. Какие у нас там парки? Мауэрпарк. — Фолькспарк, — добавил Билл. — Темпельхофер, Большой Тиргартен, — продолжил Георг. — Ага, а ещё Парк Виктория, Парк Ам Гласдраейк и Кёрнерпарк. И в каждом из них по катку. То есть у нас получается семь парков, — возмутился Густав. — И это как минимум! — Не в каждом каток, — повернулся к нему Билл. — Вот и чудесно, больше времени тратим, — заявил Том и тронулся с места. — Ирма ведь тоже там, почему мы не можем просто спросить у неё? — Она не скажет, — ответил Георг. — Ну что за наказание. Зачем вы оба вообще влюбились, но ничего, хорошо, что мы с Биллом ещё держимся, да? — Густав похлопал по спинке сидения Билла. — Ага, — кивнул тот. — И вообще Том, ты тратишь моё драгоценное время, — все не унимался Густав. — Я тебе выпишу чек под конец этого вечера, ясно? — Ага, конечно. Только посчитай сначала, — согласился Том. — Не буду я считать, пусть лучше Георг считает, он же в математическом. И Георг, то ли от скуки, то ли потому что ему самому стало интересно, занялся вычислением.

***

— Подожди, а как ты собрался понять, здесь ли Мари, а? — поинтересовался Билл, когда они приехали к первому парку. — Точно, это я ещё не придумал. — Всмысле ты это не придумал?! — снова возмутился Густав. — Ну я проеду кружок и тогда пойму, есть она там или нет. — Как ты в такой толпе будешь искать Мари? — спросил Георг. — Ну, — он задумался, — у неё яркий шарф, так и пойму. — Ты собрался везде покупать билет и кататься? — Да, а что? По другому ведь никак.

***

— Георг пишет, что Том решил объехать каждый каток в центре, — рассказала ей Ирма, когда они присели на лавочку, чтобы перекусить хот-догами. — Что? — она чуть не поперхнулась, — но это же очень дорого. — Ты о его деньгах заботишься? — бровь Ирмы поднялась в удивлении. — Конечно. — Ты же помнишь, что у него их полно? — И что? Денег много не бывает. Я должна дать ему ещё подсказку.

***

Спустя почти сорок минут, что впрочем было не так много по сравнению с тем, чего ожидал Том, они смогли найти нужный каток. Он заметил Мари в толпе людей из далека и попытался незаметно подъехать, что, на самом деле, было сделать трудно. Том, конечно, умел кататься на коньках, но делал это не очень хорошо. Поэтому получилось, что он почти упал на ничего неподозревающую Мари. И, к счастью, это было именно она. — Том! — она резко обернулась и схватила его за руки, чтобы удержать. Том надел шапку и шарф, и вместе это неплохо закрывало лицо. По крайней мере, в темноте, хотя на катке и было множество сверкающих лампочек и фонарей, его никто не узнал бы. — Я же говорил, что найду тебя, — пусть его улыбка и была скрыта под шарфом, Мари все равно увидела её по глазам. — Прозвучало страшно, — она засмеялась. Недалеко от них Билл пытался помочь Густаву не грохнуться на лёд в первые же секунды, а Георг и Ирма уже уехали подальше от остальных. — Мне кажется, я заслужил поцелуй, — заметит Том. — Прямо тут? А если кто-нибудь узнает? — Ой, давай не будем о плохом, — он разогнулся и хотел поехать вперёд, но шлепнулся на лёд. — Том! — Мари поспешила поднять его обратно. — Просто я ослеплен твоей красотой. — Ага, как бы твои колени не отвалились после этого вечера. Давай руку, будем вместе ездить.

Everybody loves somebody — Dean Martin

Время на катке летело быстро. Мари старалась следить за Томом, чтобы он не падал на каждом повороте, но это ему не особо помогало. Однако сам он, казалось, был не против упасть. Иногда, когда они останавливались у бортиков, Том обнимал её, пытаясь соблазнить на поцелуй, который так и не получил. У Мари была хорошая сила воли. — Теперь ты понимаешь, каково мне было, когда мы катались на лыжах, — сказала она после очередного падения Тома. — Мне кажется, что падать на снег все-так не так больно. Даже несмотря на падения, Тому нравилось на катке, по большей части, только из-за Мари. Ему нравилось наблюдать за тем, как маленькая улыбка появляется на ее губах, как и так красные щёки краснеют ещё сильнее, когда он что-то говорит. Нравилось, чувствовать её руку на своей руке даже через перчатку. Она каталась очень хорошо и делала это с невероятной грацией и элегантностью. Те мысли, пришедшие ещё на школьном балу о том, что она аристократка, наверняка были правдой. Когда Том задерживал свой взгляд на ней слишком надолго, он падал, и Мари приходилось помогать. — Смотри, — он улыбался. Шарф размотался, шапка сползла на макушку, а щёки раскраснелись, и он был похож на довольного ребёнка. Единственное, что отличало его — рост, — я научился тормозить. Кажется. Том постарался свести ноги так, как показывала Мари. Они тренировались в одном из немноголюдных местах катка, а он действительно становился все свободнее. Вместо нужного торможения Том начал падать, Мари успела схватить его за руку, но это не очень помогло, и они оба, смеясь, упали на лёд. — Все в порядке? — спросила она, стараясь сдержать смех. — Ага, а у тебя? — Том пытался встать, но вместо этого падал обратно, как олененок из мультика «Бэмби». — Тоже. Помочь? — Было бы неплохо. Мари не пришлось прилагать много сил для того, чтобы снова поднять его. Каулиц справился почти сам. Когда её миссия была выполнена, и он стоял на льду, она облакотилась на бортик, чтобы отдышаться от смеха. Тому показалось, что все происходило в замедленной съёмке. Мари поправила прядь волос, выбившуюся из-под шапки, облизнула красные, обветренные губы. Её глаза сверкали в теплом свете фонаря, и он уже не мог просто стоять. Том подъехал чуть ближе и быстро наклонился, накрыв её губы своими. Из-за их разницы в росте Мари со стороны даже не было видно. Том обнимал её, прижимая ближе к себе. Все её чувства обострилась от осознания того, что они на катке, где вокруг полно людей. Это ощущение лёгкой опасности заставляло её продолжать поцелуй. Она уже устала от нескольких часов активных действий на катке, но для Тома у неё находились силы. Находились, чтобы запускать руки под растегнутую куртку, притягивать его к себе за шарф, но им пришлось все-таки закончить это. — Потом можем и повторить, — он подмигнул. — Ты сначала до выхода с катка доедь, — засмеялась Мари.

***

— Я могу тебе попросить? — спросила она, когда они ждали на улице остальных, которые все еще переобувались. Мари взяла его за руки, с надеждой глядя в глаза. — Можешь подвезти меня завтра в школу? Когда они вышли с катка, она вспомнила, что завтра идти в школу, а значит, там будет Герман. Мари вспомнились слова Ирмы о том, что Каулиц не позволит кому-либо издеваться над ней. Пусть она и не хотела от какого-то зависить, но страх сейчас определённо перевешивал.Она уже старалась справиться одна, но теперь пришлось прийти к этому решению. Оно жалкое и слабое, ненадежное, но единственное. — То есть, ты предлагаешь поехать вместе? — Да, да, если тебе несложно… — Конечно, Мари. Наконец, ты не против поехать со мной, — Том улыбнулся и наклонился, чтобы заключить её в объятия. Его руки позволяли намного расслабиться, отпустить всю это ситуацию хотя бы на несколько секунд. С ним безопасно, Мари хотелось верить в это. — Все хорошо? — он, конечно, заметил внезапную перемену в её настроении. — Конечно. ***

Angel — Massive attack

Герман не знал точно, но, наверное, это было его наказанием. Как в библии. За каждый проступок — свое наказание. И Господь все видит. Но лучше бы его просто отправили в ад, чем заставили терпеть это. Он не мог нормально спать, потому что в каждом сне была она. После того, как он зажал её в туалете, стало легче дышать. Наблюдая за ней со стороны, парень постепенно терял терпение, замечая все больше отличий в проведении, но теперь он убедился — власть по-прежнему у него. Конечно, Мари изменилась. Теперь все эти богатенькие детишки несли к ней свои деньги за пятёрку по сложному предмету. Все они остались такими же мелочными и тупыми, какими их помнил он сам. Идиоты. Но Мари неплохо сообразила и зарабатывает, наверняка, хорошо. Герману нравилось следить за этим издалека. Все-таки пропустив целый год, а если быть точнее полтора, он должен был изучить все снова. У него даже был план, к осуществлению которого он медленно двигался, но кто же мог знать, что это маленькая, запуганная заучка нашла себя парня. А этим парнем оказался чертов Том Каулиц. Сначала Германа вся это ситуация позабавила. Непонятно было, что они нашли друг в друге, но потом все резко поменялось. Германа выводило из себя одно только появление Тома в школьной столовой. Мысли о том, что он может быть так близко к Мари, касаться её. А ведь он касался стольких девушек… Мари все ещё оставалась той дрожащей пятнадцатилеткой, прячущейся в туалете от насмешек. Такой её помнил Герман, Каулиц этого не видел, и, наверное, даже не знал. Мари прилагала все усилия, чтобы правда не всплыла. А ещё бегала от Германа по всей школе. Он не мог не наслаждаться этим страхом, который вызывал. Только вот все чаще начало хотеться дать проклятому Каулицу в челюсть, особенно, когда после уроков он подходил к Мари. Герман убеждал, что он просто ревнует. Ведь только ему можно издеваться над Мари, а если этот Том поиграется с ней и бросит, то победа уйдёт ему. Герман не мог позволить этому случится, но и открыто нападать было нельзя. Он прилагал все свои умственные способности, чтобы придумать, как отвести Каулица в сторону. Но сложно сосредоточиться, когда все сны забиты ей. И Мари больше не плакала, она смеялась ему в лицо, убегая вдаль. И он никогда не мог догнать. Однако, Герман стал просто одержим ей. Её волосы, голубые глаза, хитрая улыбка — все это постоянно было перед глазами. Её радость, пусть даже и во сне, выводила из себя. Хотелось заставить её снова плакать, прятаться и бояться, ведь Мари может только так. Этот чёртов Каулиц испортил все, он дал ей чувство надёжности или надежды, но это ведь ненадолго. По крайней мере, Герман очень на это надеялся. Про Тома ходило много слухов, и все они были про девушек. Каулиц любил секс и девушек, и они не отказывали ему, так что долго ждать разрыва отношений не придётся. И Герман терпеливо ждал, когда же наконец Мари окажется в уязвимом состоянии, снова совсем одна. А потом Каулиц вывел его из себя окончательно, и Герман ударил. Они дрались, наверное, целую вечность. Почему-то он не ожидал от Тома таких сильных ударов, но они были ужасно сильными. А Мари все также продолжала появляться во снах-кошмарах. И это постепенно сводило его с ума. Он снова был заперт дома, но теперь из-за этой проклятой снежной бури. Он не мог увидеть Мари в живую, и это ещё сильнее действовало на мозги. Какой-то из психиатров, не тех подкупных, что были на суде, сказал, что он одержим Мари, но Герман не верил. Он всегда старался найти логическое объяснение к своим поступкам, но с Мари это было невозможно.

***

— Можешь остановить тут? — до её слов в машине было тихо. По радио спокойный голос ведущего рассказывал последние новости, а Том следил за дорогой. Она указала на парковку недалеко от школы, находившуюся на достаточном удалении от здания школы, чтобы никто не заметил с кем она приехала. На её удивление Том легко согласился, он открыл ей дверь, выпуская на холодный воздух. — Удачи, — он облакотился на машину. — Ты не идёшь сегодня? — Мари старалась не выдать своего страха, мгновенно накрывшего её. — Нам поставили сегодня фотосессию, так что… — Том пожал плечами, — не волнуйся. Если буду успевать, то заберу тебя после школы, хорошо? Она неуверенно кивнула и направилась к школе. Впервые за последние несколько лет ей хотелось прогулять уроки, но Мари заставила себя зайти в здание. Там, конечно, все была как обычно. Шумные подростки собирались компаниями, чтобы обсудить очередного учителя, девушки наспех красились в туалетах, но Мари чувствовала себя ужасно. Ей все время казалось, словно кто-то наблюдает, хотя это было вполне возможно. Школьные коридоры воскрешали в памяти воспоминания, о которых она определённо не хотела бы думать, по крайней мере, сейчас.

***

Colette — Земфира

Она смотрела на подругу из далека, понимая, что теперь между ними стена, которую ей не перепрыгнуть. Ирма беззаботно смеялась в компании своих одноклассниц, и Мари не нашла в себе сил, чтобы поздороваться. Все в жизни изменилось только из-за него. Раньше у неё тоже были проблемы, но сейчас все было гораздо хуже. Она тонула в жалости к себе, ревела каждый день, и это совсем не помогало, а делала только хуже. Посильнее сжав кулак, так, чтобы ногти впились в кожу ладони, она уже хотела пройти к кабинету, надеясь, что сегодня это удастся сделать, но Герман появился из-за поворота. — О, Мари, куда ты собралась? — наигранно слащавым голосом говорил Герман, преграждая ей дорогу. Мари поспешно отвела взгляд, чтобы не увидеть эти дьявольски голубые глаза. Он мог бы стать актёром, в этом она была уверена. Герман лучше всех в этой школе лицемеров умел играть, да и внешность у него была самая модельная, но вот репутация, которая пока что была наичистейшая. Однако, Мари продолжала верить, что однажды все это раскроется. — Я, эм, в класс, — голос дрожал, а мысли сбивались. Ей было тяжело дышать в его присутствии. — Подожди, подожди. Нам задали одно задание, — он оглядел свою компанию, — очень большое. Но ты ведь, конечно же, сделаешь его? У Мари не было выбора. Если она откажется, можно будет попрощаться со спокойной жизнью, но у неё никогда не будет достаточно смелости, чтобы сказать ему нет. Мари наблюдала за тем, как он собирал у своей компании тетрадки, их нельзя было назвать друзьями Германа. У него не было друзей. — Вот, — он протянул ей стопку, и в улыбке проскользнуло что-то опасное, такое же, как и он сам. — Завтра ты их вернёшь. Сделанными. — Но, — Мари с трудом выдавливала из себя слова, — ведь поймут, что везде один почерк. — А ты постарайся, чтобы не поняли. Она отшатнулась назад, боясь, что он схватит её за руку, а каждый раз, когда он это делал, на запястье оставались синяки. Мари что-то пробубнила, покорно забирая стопку тетрадей. Герман уходил в противоположную сторону, и каждая девушка задерживала на нем внимание. Мари ненавидела себя за то, что по-прежнему надеялась, что она ему нравится, потому что он по-прежнему ей нравился. И это было хуже всего. Герман истоптал не только её сердце и доверие, он делал это и с ней самой. Когда он выходил из себя, легко мог ударить, но Мари продолжала верить, что когда-нибудь он придёт с глупым оправданием, и она ему поверит. В её памяти слишком свежими оставались воспоминания о его лживой доброте. Но не только её глупое сердце было слепо к поведению Германа, к его истинному поведению. Нет, вся школа не замечала его поступков. Учителя продолжали радоваться тому, насколько умным и интеллигентным он был, а девушки засматривались на парня, обладающего не только красивой внешностью, но и умом. Такое сочетание встретишь не часто, и они старались хоть как-то привлечь его внимание, но тщетно. И сначала, когда вся правда ещё не раскрылась, Мари была счастлива, что именно на неё он обратил внимание, думала, что наконец ей повезло, и солнце повернулось к ней. Сейчас это больше походило на проклятье. Все ещё пытаясь успокоить дрожь, она медленно пошла вперёд. До конца перемены оставалось не так много времени, а опаздывать ей было нельзя. Хоть в чем-то нужно было оставаться лучшей. Глаза застилали слезы, но Мари не позволяли им выйти наружу. Её слезы были бы слишком заметными, и это, конечно же, не пропустили мимо любительницы посмеяться над ней. Она случайно задела плечом Пенелопу. Ужасно популярная в школе дочь какого-то политика. Для большинства она была образцом элегантности, во многом благодаря занятиям балета. Ей пророчили блестящую карьеру, и так же, как у Германа, учителя не видела её настоящую. А вот Мари, которая по неудачному стечению обстоятельств видела настоящую сторону почти всех «идеальных» в этой школе, приходилось терпеть нелестные слова сейчас. — Ты, что, слепая?! — почти рявкнул на нее образец элегантности. — Ну и видок у тебя. Мари и сама прекрасно знала, что выглядит хуже мертвеца. Кожа бледная и сухая, а синяки под глазами были единственным, что выделялось на белом лице. От слез и недосыпа глаза были красными, да и одевалась она так себе. Но внешность — это последнее, о чем Мари волновалась. — Отстань, — Грау поспешила пройти мимо, потому что от Пенелопы ужасно чем-то воняло. Чем-то, похожим на кошачий лоток, и этот запах не перебивали ни дорогие духи, ни дезодоранты.

***

Сейчас Мари нахмурилась, когда в памяти всплыл образ Пенелопы, на самом деле, она было одной из немногих, кого Грау не только простила, но и жалела. Тогда Пенелопа была близка с Германом, даже очень, и Мари думала, что они встречаются. Но они не встречались, у Германа не было и не могло быть девушки, он никого не любил и, наверное, даже себя. Герман сдал Пенелопу на суде первой. И тогда всем стало известно, что талантливая балерина — наркоманка. Сам Герман продажей наркотиков не занимался, но давал ей контакты друзей, знающих про это, а вот они уже и выводили девушку на дилеров. Сама Пенелопа действительно любила Германа и тянулась к нему, как мотылёк к свету, но обожглась. И эта её привязанность окончательно сгубила девушку. Зависимость появилась у неё ещё до знакомства с Германом, и, скорее всего, виной всему был балет с огромной нагрузкой и давлением. Но ещё сильнее ухудшило положение безответная любовь, и Пенелопа топила все чувства в алкоголе и наркотиках. К своим семнадцати годам она уже была тяжело зависимой. Сейчас, судя по заголовкам газет, она опять была в частной больнице для наркобольных. Её родители могли уже не надеяться на то, что их дочь вернеться. Вероятность этого была слишком мала. Теперь Пенелопа — это только зависимости, и, если она не умрёт от передозировки наркотиками, то это случится от алкоголя. Мари помнила, какой она была до того, как плотно подсела на наркотика. Пенелопа действительно была очень красивой. Длинные светлые волосы, такой оттенок очень редко, когда бывает натуральным, большие ярко-голубые глаза, миловидные черты лица и изящество во всем. Но сейчас её жизнь была загублена, и Мари винила во всем Германа. Он испортил жизнь многим.

***

В классе было ужасно некомфортно и одиноко. За больше чем полгода Мари слишком привыкла к Тому, и сейчас скучала по нему. Не было даже Билла, который мог бы ободряюще улыбнуться. Вибек как обычно злобно скалилась на неё, но к этому Мари привыкла. — Мари, подожди, — остановила её Ханна, когда урок закончился. — Мм? В чем дело? — она обернулась, останавливаясь рядом с дверью. — А почему сегодня Тома нет? И Билла тоже? Мари удивленно посмотрела на одноклассницу. Ханне с самого начала было все равно на новых одноклассников, а теперь она спрашивает насчёт Каулицов. — У них сегодня фотосессия, поэтому и не пришли. — А давно ты их менеджером стала? — огрызнулась Вибек. — Отвали, — Ханна успела грубо ответить ей быстрее, чем Мари. — Эй, у меня вообще-то дело к Мари. — А у меня к тебе дел нет. Отвянь, — продолжила попытка отвязаться от Вибек Грау. — Нам задали сложное и тяжёлое задание! Ты должна мне его сделать. — Ни черта я тебе не должна, — нахмурилась Мари, — катись к черту со своими просьбами. — Но, кто?.. — она практически задыхалась от злости. — Да плевать мне, ищи кого-то другого, кто будет за тебя задания делать, — Грау отвернулась и вышла из класса, Ханна вышла вместе с ней. — Так что с Каулицами? — вскоре вспомнила Мари. — Да ничего, — отмахнулась Ханна. — Ладно, я пойду.

***

— Том! Хватит валяться, — Билл распахнул дверь в комнату отдыха, где сидел Том, вернее лежал на диванчике. Он отправлял сообщения Мари, но она, что было подозрительно, не отвечала и даже не читала. — Что такое? — У нас фотосессия, если ты не забыл. Так что вставай и пойдём. И вообще, хватит переписываться с Мари. — А, то есть Георгу, который постоянно с переписывается с Ирмой, можно, а мне нет? — возмутился Том. — Ты ведь знаешь, что если я ей не отвечу, — вмешался в разговор Георг, — она повесит меня на фонарь, как в той песне. А Билл не хочет терять лучшего гитариста. — Вообще-то, я лучший гитарист. — Ага, мечтай, — усмехнулся Листинг, и парни, идя к фотозоне, беспрерывно толкали друг друга. — Идиоты, — заметил Густав, закатив глаза. — Ладно, тут я согласен. Том любил фотосессии, а Билл любил говорить, что у него слишком большое это. Но Том знал, что красивый, и знал, какое влияние имеет над девушками. Он ждал выхода их альбома, уже успев соскучиться по ощущению сцены, именно большого стадиона, а не того, что было в декабре. Хотя он никогда бы не стал жаловаться на тот концерт, тогда ему впервые удалось поцеловать Мари, так что тот день был особенным. Но Каулиц все же ждал, когда начнётся тур и концерты. Многих артистов утомляли бесконечные концерты и туры, утомлял бешенный график, и, конечно, Том тоже уставал, но это все-таки было тем, к чему они с братом так стремились. Их группа прошла путь от никому неизвестной до всемирно популярной, и иногда Тому нравилось напоминать себя, чего он успел добиться к своим семнадцати. Многие сверстники, оскорблявшие их в школе, сейчас, наверняка, смотрят на это с завистью, и Том хотел бы увидеть их зависть в живую. — Билл? — позвал он во время фотосессии. Все четверо успели привыкнуть к фотосъемке и почти не обращали внимания на вспышки фотоаппаратов, параллельно слушая указания фотографа. — Что? — Дэвид не говорил, когда именно выйдет альбом? — Они планировали это, вроде, на начало весны, насколько я помню. А что? — Том, просто, соскучился по вниманию фанатов, — ухмыльнулся Густав. — А что, завидуешь, что у меня больше фанаток? — Нет. Хочу напомнить, что у тебя теперь есть девушка, и ты больше не можем заниматься тем, что так любил. — Ты ведь имеешь виду трахаться с каждой второй? — добавил Георг. — Эй, я люблю Мари и никогда бы не стал ей изменять! — серьёзно заявил Том. — Ага, иначе Ирма тебя точно пробьёт. Нет, серьёзно, — добавил Густав, — иногда мне кажется, что она волнуется за их отношения больше, чем сама Мари. — Может, — попытался сдержать улыбку Билл, — просто Мари менее эмоциональная. — Ага, а вот Ирма… если честно, она напоминает мне чихуахуа, — продолжил болтать Шефер, не замечая на себя испепеляющего взгляда Георга. — Она так любил покричать, прямо, как чихуахуа. — Густав, советую тебе бежать побыстрее, если не хочешь умереть сейчас, — посоветовал ему Том. — Что? — он обернулся и, заметив взгляд Георга, попятился назад. — Билл, не хочешь что-то сделать, а? Ты ведь не хочешь лишиться лучшего барабанщика? — Не волнуйся, — пугающе спокойно ответил ему Георг, — найдёт другого. — Эй, ребят, помогите! Я не хочу умирать, — заверещал Густав, начиная свой забег вокруг фотозоны. — Бедняга, — усмехнулся Билл, отходя чуть в сторону. — Но ты ведь не собираешься это останавливать, верно? Нам нужно шоу, — попросил Том. После того, как им удалось остановить шуточную схватку, фотосессия продолжилась. Время от времени Том проверял свой телефон, надеясь увидеть сообщения от Мари, и они были, только очень краткие и сухие. На самом деле, можно было не ожидать другого, когда она находилась в школе, но что-то не давало Тому покоя. Какое-то тревожное чувство поселилось внутри и относилось оно, определённо, к Мари. — Билл, нам ещё долго осталось? — спросил он, переводя взгляд то на брата, то на часы. — Что-то случилось? — Нет, просто, есть дело. Важное. Билл задержал взгляд на фотографе и менеджере, а потом продолжил: — Ладно, можешь ехать. Мы закончим без тебя. — Отлично, спасибо.

***

Мари шла по территории школы к выходу. Уроки прошли без происшествий, и она мечтала поскорее оказаться в безопасности, вдали от школы, от Германа. Серые тучи беспрерывной полосой плыли по небу, не оставляя ни одного просвета, через который могли бы пробиться солнечные лучи. Но она уже привыкла к такой погоде, поэтому не обращала внимания. Почему-то именно сегодня Мари покинула здание школы через второй выход, от него было дольше идти, чем от главного, но зато около него всегда меньше народа. Она шла, чувствуя, что все уже позади и, по крайней мере, один тяжёлый день прожит. Но позади послышались шаги. Мари заставила себя думать, что это кто-то другой, но слишком хорошо знала этот звук. Она постепенно ускорялась, надеясь успеть дойти до остальных учеников быстрее, чем он дойдёт до неё. — Мари, — этот голос. От него стало тяжелее дышать, и она продолжила идти, делая вид, что не слышит. Сердце бешено колотилось от страха. — Ну куда же ты бежишь? — он был уже совсем близко. Мари уже готова была побежать, и неважно, как это выглядело бы, но он схватил её за руку. Схватил так же, как делал это раньше, и она знала, что на запястье останутся синяки. Герман развернул её на себя. Он знал, что сходит с ума, потому что желание прикоснуться к ней было слишком сильным, опасным. Сейчас он наслаждался этим в полной мере. Мари, испуганная, как раньше, дрожала в его руках, и он имел полную власть. — Я же сказал, остановись, — Герман внимательно разглядывал её, запоминая каждую черту лица, успевшую забыться. — У меня есть к тебе дело. — Не надо, пожалуйста… — она уже просила, умоляла. Её подбородок дрожал. Мари сжималась, словно пытаясь уменьшиться до микроскопичекских размеров. — Пожалуйста… Она отступала назад ровно настолько, насколько позволял ей это сделать Герман. Она пятилась назад, дрожа и чуть не плача. Жалко и слабо, прямо как она. Мари трясла головой, как бы отрицая, что происходящее происходит. Глаза с невероятной скоростью осматривали все вокруг, пытаясь найти кого-то, кто мог бы помочь, но было совсем пусто. Идя, она споткнулась об камень, и с силой упала на землю. Наверное, это было больно, но Мари не чувствовала ничего, кроме страха. — Пожалуйста, не надо, — она о подзаработать от него по землю. Унизительно. — я все сделаю, но не трогай меня… — Что за хрень здесь происходит?! — Том быстрыми шагами приближался к ним, — что за черт?!