Frei im freien Fall

— Мари, Мари… — он все повторял и повторял её имя, покрывая лицо девушки поцелуями. Он держал её плечи, прижимал ближе к себе, пытаясь сделать что-то, но все попытки были тщетными. По лицу Тома лились слезы, и он чувствовал, как она становиться все холоднее. Её прекрасные глаза, которые он так любил, в которые всегда смотрел, стоило её увидеть. Тело остывала, и вместе с тёплом уходила и она. — Нет, Мари, пожалуйста. Он шептал, молил, умолял, но она стала куклой, лишь оболочкой, которую он не мог отпустить. Том трёс её, как будто это могло хоть немного помочь, но, даже осознавая, что все кончено, не мог заставить себя оставить Мари. — Пожалуйста, Мари. Но она осталась такой же холодной, пустой, и это пугало Тома. — Мари, — он распахнул глаза и уставился в потолок, но спокойствие от того, что это был лишь сон, длилось недолго. Том заворочался на кровати, пытаясь найти её и обнять, чтобы получше подтвердить, что никакой смерти не было. Но Мари здесь не было. Он несколько раз оглядел комнату. Голова болела после вчерашний вечеринки так же, как и тело. Сначала Каулицу пришлось немного повспоминать, с чего он решил, что Мари где-то здесь, но потом вся линия событий выстраилась в голове. Ещё одним напоминанием о присутствии девушки служил её телефон, лежащий на ближайшем стуле. Конечно, Том предпочёл бы сходить в душ или продолжить спать, но тревога, не проходящая после кошмарнага сна, буквально выталкивала его из кровати, и он повиновался этому чувству. В доме было тихо, все спали. Из окна в гостиную попадали лучи солнца, делая все вещи приятного тёплого оттенка. Наконец, он заметил Мари на террасе, и это вызвало много вопросов. У Тома не было никаких предположений, что она делает на улице так рано утром, поэтому опросто открыл дверь и вышел из дома.

***

— Том? — она обернулась, слишком поздно понимая, что сигарета все так же в её руке. Он смотрел с непониманием, все ещё сонный, пытался соединить все детали в один пазл, но Мари не нужны были слова, чтобы понять. Его глаза, его взгляд говорили сами. Дым от сигареты медленно поднимался выше, а порывы ветра подхватывали его. Сразу за ярко-красным, почти кровавым рассветом по небу потянулись тучи. Совсем скоро снова потемнеет, начнётся гроза. Мари пыталась заставить себя думать, но все мысли спутались в один клубок и не желали разъединяться. Все отговорки, даже обычные слова, не приходили. Она застыла, не смея шевельнуться, больше всего на свете желая просто исчезнуть. Стыд постепенно накрывал её волной, а вина душила. Она не должна была чувствовать себя так за свой выбор. Она не должна была так волноваться просто потому, что Том знает все, но она волновалась. Мари не хотела признавать, что мнение Тома, как и сам он, стало для неё таким важным. — Ты куришь? — глупый вопрос, но ему было сложно сейчас сказать что-то ещё. Шок, смешанный со сном и похмельем, не давал мыслить ясно. Они оба стояли, не зная, что нужно сказать. Как вести себя в такой ситуации. Плечи Мари затряслись от холода, она хотела сбежать, уйти подальше отсюда, чтобы избежать разговора. Убегать от проблем было решением самым явным и лёгким, но сейчас оно никак не подходило. Конечно, она могла бы не думать о чувствах Тома, забыть про свои, и просто уйти. Схватить куртку и дойти до ближайшей автобусной станции, но взгляд Тома удерживал ее на месте. Тишина затянулась, Мари дрожала, но не могла остановить это, и от этого становилось только хуже. Она все и всегда контролировала, по крайней мере, старалась, но Каулиц менял все её обычные правила жизни. Он нарушил весь тот мнимый покой, но поддержку которого у Мари уходили все силы. Он заставлял её злиться и плакать, дрожать от радости и страха, он заставлял её терять контроль, и это то, что она так ненавидела, ненавидела даже в нем. — Мари, это… — наконец, понемногу, слова начинали сходиться в предложения. — Это опасно. Ты даже не понимаешь насколько… — Учить меня решил? — она подняла глаза, смотря прямо на него с каким-то раздражением. Все эмоции, которые сидели внутри, соединились с гневом и сейчас стремились выйти наружу. — Ты меня учить? Сам куришь, черт знает сколько. Так что даже не думай… — Это разные вещи, как ты не понимаешь? — Том перебил её. Вся эта ситуация становилось более и более абсурдной. Каулиц действительно объяснял ей проблему курения. Ей, правильной и идеальной Мари, всегда серьёзной и строгой, но сейчас она, сгорбившись, стояла на холодном воздухе, дрожа не то от ветра, не то от всего, что навалилось в последнее время. — Я начал курить потому что это было круто, потом привык, втянулся, но у тебя все по-другому. Ты куришь, потому что это единственное, что позволяет тебе расслабиться. Прошло несколько недель, но ты уже не можешь без сигареты. Так ты никогда не бросишь. Решением всех твоих проблем стали сигареты, и лучше уж бросить сейчас, чем страдать потом. — Может я и сейчас страдаю! — вырвалось у неё. Мари не хотела говорить, не хотела даже намекать на какие-то проблемы, но это получилось само собой. Взгляд Тома медленно смягчился, и в нем промелькнули искры сочувствия, но это то, что так боялась увидеть Мари. Ей не нужно было никакое сочувствие. Она прошла вперёд, ближе к двери и к нему тоже. — Хватит. Я наговорилась на сегодня. Иди спать. — Ты не закончишь этот разговор так, — он задержал её, взяв за руку, не давая открыть дверь в дом. — Мари, это важно. — Кому? — она резко обернулась. — Я могу сама решать, что мне делать. — Но я не хочу на это смотреть. Не хочу видеть, как ты своими же руками разрушаешь себя. И ведь я даже не знаю почему, ты не говоришь ничего, а вместо этого начинаешь курить, думая, что поможет. Но это не так, Мари. — Говоришь так, как будто ты старше меня и лучше знаешь. — Я не старше, — он подошёл ближе, аккуратно забирая догорающий окурок у неё из рук, — но я вижу, что ты делаешь. Не думай, что я настолько глупый, что не замечаю этого. — Я не… — она задохнулась от недовольства и лёгкой тревоги. Если он говорит такие слова, значит, что у него точно есть какие-то доказательства. Том, заметив, как она напряглась, обнял её. — Я хочу, чтобы ты все мне рассказала, потому что я тебя люблю и правда хочу помочь, хоть как-то. Но я не буду давить, — его руки сомкнулись вокруг неё, и, если обычно объятия приносили Мари только неприятное чувство паники из-за замкнутости, то с Томом все было иначе. В его объятиях всегда был выход. Она почувствовала, как в уголках глаз скапливаются слезы, но позволить им выйти не могла. Слишком много уже сделала, чтобы дать ему увидеть больше слабости. Эти чёртовы сигареты уже стали её главным проклятием. Они заставляли её врать родителям, впервые по делу, не касающемся школы, и всегда выводили Тома на слишком откровенные разговоры. Разговоры, которые заставляли Мари балансировать на лезвии ножа между тем, чтобы открыть Тому все правду и продолжать терпеть молча. Сейчас она не просто злилась, а ненавидела себя за то, что так глупо раскрыла свою вредную привычку. И Мари понимала, что он прав, но не могла самовольно отказаться от единственного, что хотя-бы ненадолго заглушал страх и боль. — Ладно, — он похлопал её по плечу, — я пойду в душ, а то выгляжу не очень, правда? Эти слова заставили её снова взглянуть на него. Конечно, после алкоголя лицо было отекшим, а несколько синяков потемнело, но он продолжал быть самым красивым для Мари. — Нет. Но в душ все же сходи. Хотя не думаю, что это очень поменяет ситуацию. — Ещё как поменяет, — подмигнул Том и открыл дверь в дом. — Может тебе поспать? — Нет, лучше приготовлю завтрак. Мысли о сне в тёплой и удобной кровати все больше соблазняли девушку, но она знала, что не могла пойти отдыхать. Все скоро проснуться, конечно же голодные, а некоторые с похмелья. Завтрак то, что нужно сделать обязательно, а вот потом, возможно, она сможет немного отдохнуть. На кухне оказались все ингредиенты для вафель, включая электрическую вафельницу, поэтому Мари приступила к готовке, иногда закрывая глаза слишком надолго. Том, судя по её расчётам, проводил в ванной уже сорок минут, и она, чтобы хоть немного отвлечься от мыслей об отдыхе, переключилась на Каулица, гадая, что можно так долго делать в ванной. Наконец он появился, мгновенно развеяв все вопросы. Синяки никуда не пропали, но выглядели получше. Но все это были не так важно как то, что Том спустился в одних пижамных штанах, из-за низкой посадки которых можно было увидеть тазовые кости. Он внимательно проследил за взглядом Мари, наслаждаясь произведённым эффектом. Вместе с похмельем он смыл все сложные размышления, возвращаясь к обычному для себя состоянию. — О, вафли, — он подошёл ближе к столу, надеясь получить свою порцию раньше, но Мари резко отодвинула тарелку. Теперь, помимо борьбы с сонливостью, которая внезапно исчезла, ей приходилось все время отводить взгляд от торса Тома, потому что глаза постоянно возвращались к нему. — Поешь, когда я накрою столу, — серьёзно добавила она. — Ладно, тогда пойду поплаваю, — напомнил о существовании бассейна Том. Грау действительно забыла про него, хотя её воображение быстро подбросило картинку с плавающим Томом. Особенно заостряя внимание на его плечах и мускулах, но Мари зажмурилась, прогоняя видение. По комнате медленно начал разноситься запах подпаленного теста.

***

Спустя полчаса Мари, взяв с собой миску вафель, посыпанных сахарной пудрой, направилась к бассейну. Том плескался там уже достаточно много времени. Из окон уже не светило солнце, тучи окончательно закрыли его, поэтому в комнате была полутьма, но Тому это совсем не мешало. Он плавал туда и обратно кролем, даже не заметив зашедшую Мари. И у неё появился шанс понаблюдать за ним, просто посмотреть как он плавает, не ожидая его привычных шуточек. Она удобно расположилась на краю бассейна, борясь с желанием опустить ноги в воду. — Мари? — наконец он заметил ее и подплыл ближе. — Завтрак уже готов? — Ага. — Кто-то проснулся? — на его лице поскользнула тень озорства, оставшаяся незаметной для Мари. — Георг и Ирма, они на кухне сейчас. Но сонные. — Понятно, — он улыбнулся самому себе, а потом сделал то, чего совсем не ожидала Мари. Потянул её на себя, и она, конечно же, грохнулась в воду с характерным звуком. — Это еще что такое?! — грозно крикнула она, выныривая. Волосы налипли на лицо, закрывая глаза, и она поспешила убрать их, чтобы увидеть Тома. Однако, он ни о чем не жалел. — Том, это моя единственная одежда. Но он не слушал её, занятый другим. Футболка и пижамные штаны, намокшие, облепили её тело, и, пока Мари возмущалась, размахивая руками, Том внимательно смотрел на нее, ниже лица. — Том?! Ты вообще слушаешь? Том не ответил снова, резко подплывая ближе. — Нет. И что я теперь делать буду, а?.. Закончить Мари уже не смогла, потому что Том был быстрее. Он поцеловал её, заставляя замолчать и обвил руками талию, так, что теперь точно не получится выбраться. Но она и не стремилась к этому. Потому что с каждым прикосновением Тома злость, которая была по большей части напускной, уходила. Она отдавала больше внимания прикосновениям Тома, и тому, как скользят её пальцы по его спине. Он ничего не говорил, спускаясь поцелуями ниже, и останавливаясь уже на шее. — Что ты делаешь? — прошептала Мари, не находя в себе сил заговорит громче. Она чувствовала его горячее дыхание на своей шее, и от этого по коже разбежались мурашки. — А на что похоже? — хитро улыбнулся он, но времени на ответ не дал, потому уже через секунду Мари почувствовала, как он прикусил кожу, но лёгкая боль быстро ушла. Глаза девушки округлились от осознания, он оставил ей засос на шее. И Мари уже хотела сказать что-то, но все мысли уходили из головы с каждым его прикосновением. А их было много. Руки Тома поднимались вверх вниз, от бёдер до плеч. Пальцы оставляли невесомые касания на спине, перечитывая позвонки. И сквозь мокрую ткань футболки все чувствовалось слишком хорошо, близко. Она изо всех сил сдерживала вздохи, рвущиеся наружу, потому что-то они казались чем-то ужасно неприличным. Неподобающим. Но останавливать Тома тоже не хотелось. Мари обняла его, наконец получив возможность потрогать его пресс. А это было то желание, в котором она не признавалась даже себе. — Ай, — он шикнул прямо в поцелуй, и Мари отшатнулась назад. — Все нормально, просто здесь синяк остался. Но все не было нормальным. Она ещё раз посмотрела на гематомы на его торсе, чтобы снова удостовериться со своим предположением, внезапно вспыхнувшим в мыслях. Расположение всех синяков были слишком точным и совпадало с тем, что она видела раньше. От осознания того, что наизусть помнит такие детали, становилось тошно. Но ошибки быть не могло, Мари помнила наизусть все удары Германа, все его уловки. — Мари, все в порядке? — Том, — её голос стал серьёзней и едва не дрожал, — ответь мне сейчас честно. Не думай обо всей этой вашей мужской гордости и остальном, просто ответь честно, пожалуйста. — Конечно, в чем дело? — Том заметил её взгляд, застывший на гематомах, и он решил, что дело в них. — Не волнуйся насчёт этого, все не так страшно, — он тепло улыбнулся. — Я хотела спросить про другое. Кто победил в той драке? Только честно. — Я, конечно, — шутливо ответил парень, но, заметив волнение Мари, добавил серьёзнее, — нет, правда, я победил. Все нормально? Она кивнула, чувствуя невероятное облегчение. Никто и никогда не выигрывал в драках с Германом, хотя не то, чтобы было очень много желаюших. Но он словно обладал особой силой, которая была сперва незаметна в изящном и аристократически элегантом теле. Но кулаки Германа были сильнее удара металлом, Мари готова была поклясться. Но ведь Герман не стал бы открыто выводить кого-то на конфликт, особенно словами о ней.

***

Том быстро привык к шуму от колонок, где на всю громкость кричали новые хиты. Все его проблемы постепенно растворялись в громкой музыке, и плевать, что в тексте нет особой глубины. Ему хотелось просто перестать думать обо всем. Арнольд вовремя появился рядом с банкой пива, которую отдал Каулицу. На свой день рождения одноклассник не планировал хоть как-то ограничиваться. Вокруг было полно алкоголя, выбирай какой хочешь. Не хотя оставлять Тома в покое, Арнольд начал разговор о том, что отец не разрешил ему снять домик за городом и что-то ещё. Каулиц слушал его не слишком внимательно, чаще переключаясь на текст очередной песни Рианны. Сегодня играл один её хит за другим и почему-то к Тому снизошло озарение. Ханна обожала Рианну и танцевала под неё на другом конце зала. На секунду Том задумался, что было бы, если Мари тоже пришла сюда, смогла отпустить себя и просто качалась в такт, но она не такая и никогда такой не будет. Мари не любила вечеринки и боялась приходить на них, но всем говорила, что это пустая трата времени. Она на самом деле часто прикрывала то, чего боялась, беспользностью. Но Мари боялась многого, и Том резко понял это. Она не была чопорной или строгой, нет, она просто боялась почти всего, что окружало её. — Ага, классно, — в очередной раз выдавил из себя Том. — Ладно, — Арнольд скривился, наконец понимая, что весь его невероятно важный монолог остался незамеченным, но все же смог выдавить улыбку, — пойду, пожалуй, и остальных проведую. В ответ Том только кивнул все его мысли были далеко отсюда, рядом с Мари. Почему все умные приходят только тогда, когда он пьян? Ответа Том не знал, но решил взять ещё какой-нибудь напиток. Он сел на какой-то диванчик, танцевать резко перехотелось. — О, Том, — ему улыбнулась Ханна, садясь рядом, — не против? Она выглядела потрясающе, но Каулиц не обращал внимания и просто кивнул ей. Девушка присела рядом и какое-то время пыталась найти стоящий предлог, чтобы заговорить о том, что действительно её интересовало. Её взгляд цеплялся то за Арнольда, громко смеющегося с друзьями, то переходил на высокого блондина. — Ладно, — наконец нарушила она паузу, — я начну сразу. Или нет, — добавила Ханна чуть тише, заметив, что блондин, за которым она так пристально наблюдала, медленно двинулся по направлению к ним. — Как у Мари дела? — Почему сама не спросишь? — возник у Тома логичный вопрос. — Ладно, — она ещё раз вздохнула, теперь жалея, что решила отказаться от алкоголя на этой вечеринке, хотя после разговора точно найдёт стакан и для себя. — Вы с Мари встречаетесь? Наконец он повернулся к ней, уделяя достаточно внимания. — Зачем тебе это знать? — гордый ответ «да» чуть не вырвался у него, но Том успел сдедаржаться. В мыслях возникла Мари с её паническим страхом обнаружения отношений. — Я никому не расскажу, правда. Мы с Мари неплохо общаемся, и у меня нет никаких причин распускать сплетни о ней. — Все так говорят, — заметил Том, уже жалея о том, что сел именно на этот диванчик. — Но Мари никогда в жизни не расскажет мне об этом, ты же и сам знаешь. — Значит тебе знать необязательно. Ханна хотела добавить что-то ещё, но застыла с открытым ртом. — Мари? — блондин подошёл ближе, — я слышал, что вы говорите о ней. — Это не имеет значения, — Ханна напряглась, только заметив его. Хотя Тома это сейчас мало волновало, он был уже достаточно пьян, чтобы не обращать внимания на детали. — Возможно ты права, — насмешливая улыбка проскочила на его лице, но совсем скоро сменилась отвращением, — хотя, что можно сказать об этом мелькой нищей твари. — Как ты её назвал, — сквозь зубы прошипел Том, до этого времени игнорировавший подошедшего. Сейчас он внимательно всматривался в парня, который казался смутно знакомым, они точно виделись несколько раз в школе, и, наверное, его зовут Герман. — Повтори немедленно. — Неужели она наконец нашла себе парня, — Герман продолжал насмехаться. Над Томом, и над Мари. — Так и какого? Не просто богатый, а самый популярный подросток Германии. Не многовато ли для главной заучки? — Тебя это явно не касается, — Каулиц поднялся, подходя вплотную к Герману, с трудом сдерживая злость. — Не смей и слова говорить о ней. — Этой заучке всегда нравилось плохие парни, — он упивался властью, которую получил над Томом одними только словами. — Но такой бабник, как ты. Как же низко пала Грау. — Перестань! — не выдержала Ханна рядом. Её почти трясло от злости. — А что? Забыла, как развлекалась? Эти слова были как пощёчина для девушки, она отшатнулась чуть назад. Губы, дрожа, сжались в одну линию. Она трясла головой, одновременно и отрицая, и подтверждая слова Германа. Но Том не замечал этого, не замечал и того, что все затихли и замерли, наблюдая за ними, не замечал Арнольда, который бежал к ним, надеясь остановить начавшуюся ссору. — Какие-то вы слишком серьёзные, праздник же, — продолжил проверять выдержку Тома Герман. — Хотя упоминания об этой шлюхе… Закончить он уже не смог, Каулиц одним сильным движением ударил его в скулу, да настолько сильно, что он отшатнулся назад. Но долго ждать ответа не пришлось, Герман накинулся на него с новой силой, и два парня сцепились, как дикие звери. Люди вокруг пытались разнять их, но это сделать было невозможно. До Тома донеслись слова Билла, но он не придал этому значения. Главным сейчас было заткнуть ублюдка, смевшего сказать что-то про Мари. В пьяной голове Тома не появилось ни одного предположения, что это может дать намёк об их отношениях всей школе. Ярость Каулица, подкрепленная алкоголем, не давала остановиться. Но Герман тоже не был слабаком, скорее наоборот. Его удары — чёткие и сильные — заставляли Тома ненадолго перестать дышать, но не перестать драться. Теперь Каулиц понимал всех поэтов и остальных аристократов, которые вступали на дуэль ради девушки. Это не было чем-то необходимым, но не сделать это значило показатьсч слабым, но главное это не защитить свою любовь. А Том не мог себе позволить этого. Защищая Билла с самого детства, сейчас он считал своей главной задачей защищать Мари ото всех, а такие действительно были. Наконец их разняли. Тома оттащили Георг и Густав, но сам Каулиц знал, что победа его. Герман валялся на полу, и, хоть и не просил остановиться, для этого он был слишком гордым, все равно уже не мог отвечать так же энергично. — Что на тебя нашло? — кричал над ухом Билл похуже мамы, но Том только отмахнулся от него, пытаясь встать на ноги. Сделать это было тяжело, от ударов Германа болело все тело, кажется он попал ему по печени несколько раз, а голова раскалывалась от алкоголя и криков, но Том ни о чем не жалел. Он сделал то, что должен, нет, обязан был сделать. — Мы едем домой! — решительно заявил Билл и направился к выходу. Георг и Густав за ним, все ещё поддерживая Тома. — Паршиво выглядишь, — заметил Георг, — он тебя так сильно бил. — Этот парень видно боксёр, — добавил Густав, — Том всегда дрался лучше всех нас. — Удар у него сильный, — прохрипел Том. На улице шёл снег, и холодный воздух приятно дул на все раны, которых было предостаточно. — Садитесь в машину, — снова нахмурился Билл, ещё раз взглянув на брата. Он волновался за него, хотя и прятал это сейчас за строгостью. — Нет, — резко встал Том, из-за чего чуть не упал на асфальт, но друзья быстро подхватили его. — Это ещё почему? — Я поеду только к Мари. — Том, перестань нести пьяный бред. Она спит сейчас и видит десятый сон, поехали домой, ты выглядишь хуже бомжа из подворотни, — пытался образумить брата Билл, пока Густав, все ещё державший его, тихо матерился. Шефера уже клонила в сон и единственное, что он хотел, это оказаться в любом доме. Нет даже значения, в каком именно. — Вот и замечательно, а я буду рядом с ней спать. — И как по-твоему должны будут на это фееричное появление отреагировать её родители, а? — Она с Ирмой сейчас, — заметил Георг, — Ирма писали, что у них ночёвка сегодня. — Вот и чудесно. Адрес Ирмы ты точно помнишь, — Том повернулся к Листингу. — Черт с тобой, — выругался Билл и открыл дверь машины. — Почему мы не можем оставить его тут? Он потом сам найдет дорогу туда, куда ему надо, — отчаянно попытался Густав изменить маршрут, но получилось плохо. — Ничего, Густав, потерпишь, — заметил Билл, садясь за руль. Тома коллективными усилиями запихнули на последний ряд, но и это не заставило его молчать. — Представляю реакцию Мари, когда наша компания заявится к ним домой, — сказал Густав на переднем сидении, но Том услышал это. — Она только кажется строгой, на самом деле она очень милая и добрая, и нежная, — начал Том. — Плохо вериться. — Ты просто плохо её знаешь. А вот когда мы с ней вместе… ладно, я не буду говорить, она разозлится. — Да, пожалуйста. — Пьяный идиот, — сказал Георг, заметив, что Том наконец уснул. — Влюблённый, — поправил его Билл. — Ну как по мне, то просто идиот, — закончил разговор Густав.

***

Мари делала все возможное, чтобы спрятать синяк на шее. Пыталась замазать его консилером, единственным за несколько лет, но это проклятое пятно не желало уходить просто так. А самое главное Том совершенно не раскаивался в содеянном, и ей уже представилась завтрашняя ухмылка Каулица. Поэтому утром в понедельник Мари хмурилась сильнее, чем обычно. Ей пришлось надеть водолазку, единственное, что было с высоким воротником. А сверху ещё и пиджак. Образ, конечно, был не слишком модным, но это последнее, что волновало ее. Идя по школьным коридорам, она чувствовала, как все смотрят на неё, пялятся. Но ведь они не могли видеть засос сквозь ткань кофты, а значит, Мари просто волнуется без повода, как обычно. И если со взглядами, преследующими ее, она смогла справиться, то после первого урока, как снег, на неё свалилось внезапное осознание. — Я забыла… — медленно сказала она уже в коридоре. Вся их компания направлялась в столовую, и Ирма удивленно повернулась к подруге, услышав эти слова. — Ты забыла? — Да. Я забыла, что уже завтра приезжает индийская делегация! — Мари не знала, как успеть сделать все до завтра, а именно доучить привественную речь и снова перечитать информацию о всех семьях приезжающих, а ведь ещё индийский этикет. — Мари, — Ирма помахала перед её лицом рукой. — Ты чуть в стенку не вошла. — Точно. Если я забыла про это, значит Том даже и не вспоминал. — А причём тут он? — Они оба. Их тоже вписали на эту встречу, пойду-ка напомню им, — Мари немного ускорила шаг, чтобы нагнать близнецов, уже заходящих в столовую. — Вы ведь помните? — подошла она сзади. — Помню о чем? — переспросил Том. — Погоди, мы оба? — Да, именно. Вы оба. — Можно подсказку? — улыбнулся Том, надеясь на снисхождение. Билл удивленно приподнял брови, осматривая стены вокруг себя, словно это могло ему помочь. — Вы, что, серьёзно не помните? Завтра приезжает индийская делегация. Это очень важное мероприятие, как вы могли забыть, — начав отчитывать их, Мари смогла отвести все намёки на собственную забывчивость. Внезапно строгой тон Грау развесилил Ирму особенно потому, что она видела ситуацию с другой стороны. После завтрака, на котором Мари не переставала повторять про важность завтрашнего мероприятия, чередуя это с внезапной информацией о известных семьях Индии. Возвращаясь обратно в кабинет, Том задержал взгляд на образе девушки. — Не жарко? — Нет, — нахмурилась она. — Это, вообще-то, все из-за тебя. — Правда? Но вообще я не сожалею… — Ага, вижу, — перебила его Мари, зная, что он скажет. Но в этот раз она все-таки ошиблась. — Потому что, — продолжил Том, — ты впервые за долго время надела что-то обтягивающее. Мне нравится. Особенно твоя грудь. От шока она даже не смогла выдавить из себя хотя бы немного возмущения. Закрывая и открывая рот, как выброшенная на берег рыба, Мари вложила в свой взгляд все недовольство. Но Том продолжал смотреть на неё, ещё и ухмыляясь. Ему откровенно нравилось видеть, насколько сильно его слова вводили Мари в ступор. И он открыто наслаждался этой реакцией. За последнее время он вообще стал слишком правильным, почти как пуританин, но теперь не мог позволить вести себя настолько консервативно. Тем более, что Мари его девушка, а значит, он имел большое право на все эти слова. — Том! — наконец вырвалось у неё, и Мари постаралась посильнее запахнуть пиджак, но это было невозможно. — Что? Кстати, ты так мило краснеешь. Никогда ещё такого не видел, — продолжал дразнить её Каулиц. — Все, хватит… — постаралась остановить это Мари, переходя на другую тему, — завтра, чтобы знал все, что я напишу. После уроков отдам. И Биллу напомни. — Как ты успеешь? — Уж я, поверь, успею.

***

Услышав знакомую мелодию, гремящую почти над ухом, Мари отвлеклась от повторения. Вся столовая замёрзла, наблюдая за группой восьмиклассников, гордо шедших из коридора под звуки Ça Ira. Большая часть учеников не понимала, что вообще происходит, но Мари знала, что эта песня является одним из гимнов французской революции, а это была её любимая тема. — Забавно, что они поют эти слова, — заметила она. — А что это? — повернулся к ней Билл. — Там поётся «Ah Ça ira! Les aristocrates à la lanterne. Ah! Ça ira! Les aristocrates, on les pendra!» — попав в такт песни пропела Мари, — что буквально переводится как «Пойдёт дело, аристакратов на фонарь. Пойдёт дело, аристократов повесят.» — Позитивный текст, — Отозвался Густав, — самое то для тринадцатилеток. — Не думаю, что они понимают перевод. — Это ведь Эдит Пиаф поёт? — ненадолго задумался Билл. — Голос похож. — Да, это она, — подтвердила Грау, и, ощутив на себе пристальный взгляд, отвернулась от марширующих. — Что такое? — Ты знаешь французский? — ошарашено спросил Том. — Нет, просто раньше учила его. Немного. Сама. — Ладно, — кивнул он, но из мыслей не выходили те строки песни, которые Мари произнесла. Он не разбирал там отдельных слов, но мелодия заела на весь оставшийся день вместе с голосом девушки. — Кстати, насчёт Франции. Во времена правления Людовика 14, короля Солнца, была достигнута абсолютная монархия. Том, что такое абсолютное монархия? — Мы, что, на экзамене? — со страдающим лицом повернулся он, и так пытаясь доучить все, написанное Мари. — Это абсолют монархии. — Молодец, переделал словосочетание. Ну же, Том, мы проходили это не так давно. — Знаешь, что я делал все прошлые года? — Нет, не хочу. Ладно, — она бросила попытки вытащить из Каулица историческую информацию, — это, когда вся власть находится в руках монарха. — Замечательно, — наигранно улыбнулся Том, — будет у нас концерт, обязательно скажу это. — Хорошо, только не забудь. После уроков Георг и Густав помахали им рукой, как неудачникам, оставшимся в школе на неопределённое время. В последнее время у них вообще не было времени, близился выход альбома, а за ним и тур. Том старался не думать о том, насколько придётся уехать и сколько времени придётся провести не рядом с Мари. Хотя, это ведь будет летом, а значит, возможно, она сможет поехать с ним. Хотя бы один город. У Мари было на удивление хорошее настроение, и Каулиц старался не портить его. Вообще он до сих пор не научился различать, что могло серьёзно повлиять на настроение Мари. Но, видимо, сегодня оно поднялось благодаря гимны французской революции. Потому что весь день она тихонько напевала этот мотив. — Ah ça ira! Ça ira, — и сейчас Мари продолжала повторять эти слова, идя в актовый зал. Правда, шли они вдвоём. Билл пошёл другим путем, чтобы заскочить в столовую за водой. — Les aristocrates à la lanterne. — Тебе действительно нравится эта песня, — заметил Том. — Ага, французская революция — это одна из моих самых любимых тем, — улыбнулась она. — Какой кошмар. Ты любишь историю. — Ну да, — девушка пожала плечами и замолчала ненадолго, больше не пропевая слова. — Кстати, — медленно начала она, — ты говорил на той вечеринке была половина школы, так? — Ну да, — Каулиц не успел понять, как они перешли от истории к вечеринке так быстро, но лицо Мари уже стало серьёзнее. — И все они видели, как ты дрался, — пазл медленно складывался в её голове. — Мари, я немного не понимаю, к чему ты клонишь. — И они все слышали причину вашей драки? — Я не уверен… — Они все поняли… — медленно начала Мари, но с каждой секундой её голос становился более напряжённым. От улыбки не осталось и следа. — Они все знают. Все поняли. Поэтому на меня все пялились… — Мари, тебе показалось. Правда. Давай поговорим? Но перед ними уже показалась дверь в актовый зал, и выражение лица Мари менялось быстро. На нем смешивалась паника, злость и строгость, которую она всегда пыталась добавить себе. — Мари? — Пора, — даже голос поменялся.

Exit music — Radiohead

Она открыла дверь и шагнула вперёд, не дожидаясь Тома, а ему оставалось только пойти за ней. Внутри уже собирались люди. Несколько учителей, пару завучей. Из лингвистических параллей также были выбраны небольшие группы учеников, и сейчас все рассаживались по местам. В центре зала, рядом со сценой, но не на ней уже стояли несколько стульев для индийской делегации. Мари быстро нашла нужные места и заняла свое с оканемевшим лицом. Мысли закручивались в самый настоящий ураган, а дышать становилось тяжелее. Как же могла она так просчитаться, как могла? Но самое страшное то, что ничего уже не вернуть. Конечно, она могла бы врать всем, но Том... Стоило подумать и о нем тоже. Каково это, когда твоя девушка говорит всем о том, что ваши отношения неправда, что их не существует. Хоть она и любит Тома, но он сам не понимает, чем все это грозит. Она старалась для него, старалась, чтобы все было идеально, но все оставалось так же плохо. Билл сел рядом, что-то говоря про индийскую делегацию, про кари, но Мари не слушала. Она не слышала никого и сейчас хотела бы закрыться в какой-нибудь комнате. Но совсем скоро придётся выйти вперёд, произнести торжественную речь, которую доверили ей. И вот снова вернулся страх публичных выступлений. Её, наверное, уже трясло мелькой дрожью, и Том это заметил, поэтому аккуратно коснулся кончиками своих пальцев её. Это лёгкое, невесомое прикосновение и помогло, и сделало хуже, потому что теперь Мари смотрела в его глаза, пытаясь найти там ответ на все вопросы, которых было слишком много. «Всё хорошо» произнес он только губами, и это маленькое напоминание действительно помогло. Хоть оно и было ложным. Вскоре в зал зашли те самые долгожданные гости, как их называла одна из завучей. Мари не могла рассмотреть их лица, потому что перед глазами стоял текст. Настал момент, когда ей надо было встать и начать свою речь. И она встала на дрожащих ногах, придавая голосу как можно больше силы, начала говорить. Где-то на середине всего текста, когда она уже видела заинтересованность на лицах, и Мари почувствовала себя более уверенно, сзади хлопнула дверь. Она повернулась всего на секунду, но и этой секунды было достаточно для того, чтобы увидеть его. Тело пробила крупная дрожь, и голос резко ослаб. Дверь захлопнулась снова, и ей пришлось вернуться к своей речи, потому что нельзя было расколоться на виду у всех, нельзя даже подать виду, что что-то не так. Наконец эту пытка закончилась, и она смогла сесть. Плечи все ещё дрожали, но осознание того, что его хотя бы нет в помещение, облегчало состояние. — Все в порядке? — зашептал Том, как только она села. — Да. Просто немного переволновалась, — отмахнулась она. Помещение заполнили чужие голоса. Английский с разными акцетами: индийский и немецкий, но это помогало Мари отвлечься. Шум от нескольких голосов заполнил голову, вытесняя мысли, и она перевела взгляд на заграничных друзей. Их одежда была яркой и красочной, множество деталей, которые можно было рассмотреть, и она занялась этим. Все девушки, а их было четверо, были одеты в традиционные сари, но выглядело это просто восхитительно. Мари проследила за взглядом Билла, он внимательно разглядывал пирсинг одной из девушек, которая была в сиренево-золотом сари. — Это Сарасвати Басу, — прошептала Мари, — а рядом её сестра-близнец — Радха. — Близнец? — Ага, их семья самая могущественная в Индии. И раньше тоже была, правда, ходят слух, и весьма популярный, об сумасшествии некоторых членов семьи. Билл понимающе кивнул и продолжил наблюдать, одним ухом слушая учителей. Мари не знала, сколько длились все эти длинные речи, но потом их отправили разговарить друг с другом, налаживать контакт. Том ушёл не так далеко от нее, но Мари сначала не обратила внимания и села туда, куда было нужно. Ей улыбнулась девушка примерно её возраста. Длинные красивые тёмные волосы и бледно-голубые глаза, которые выделялись на тёмной коже. У неё была привычная для аристократов улыбка, сдержанная и лишенная эмоций. Мари быстро вспомнила её имя. — Здравствуй, — Мари старалась держать в голове все правила этикета, — меня зовут Мари Грау. — Дивия Шарма, — девушка снова улыбнулась. Её акцент был заметен для Грау. — Приятно познакомиться. Как была дорога? Надеюсь, все прошло хорошо, — она начала обычную светскую беседу ни о чем, но в голове мысли разбегались, потому что Дивия Шарма была настоящей аристократкой. Мари училась в одной школе с самыми богатыми и знаменитыми детьми Германии, дети послов и судей, чиновников и депутатов, певиц и актрис, но среди них было ничтожно мало тех, чьё состояние сохранилось с прошлого века. Те, чья семья когда-то считалась аристократией. Все эти богатые дети могли считать, что мир подвластен им и их родителям, и это была правда. Деньги решали, но эти деньги не внушали страха Мари. А вот Дивия Шарма это совсем другое. Её семья владела множеством шахт по добычи драгоценных камней, и в 19 веке только Шарма могли продавать эти камни. Они владели несметным богатством, которое, по слухам, осталось и сейчас. В каждом жесте этой девушки было изящество, власть, и Мари чувствовала себя странно некомфортно. Особенно потому, что в голове снова и снова звучным и сильным голосом Эдит Пиаф повторялись строчки «Les aristocrates à la lanterne! Les aristocrates, on les pendra!» — Рассказала бы про родителей, но они погибли, — продолжила Дивия, — что насчёт твоих? Надеюсь, они живы. — Да, да, с ними все в порядке. Папа финансист, он директор отдела продаж, а мама заведующая психиатрическим отделением. — Психиатрическим? Интересно. После этих слов в разговоре повисла пауза. Мари повернулась, чтобы взглядом найти Тома. Он мило общался с какой-то девушкой. Красивой девушкой. У нее были правильные и миловидные черты лица, пухлые губы, а ещё очаровательная мягкая улыбка, которую она постоянно показывала. А её серёжки… они, наверное, стоили, как одна из машин родителей Мари. — Это Амрита. Амрита Рай, — сказала Дивия, проследив за взглядом Мари. — Вон там стоит её старший брат — Камал Рай — вызвался быть сопровождающим. Никуда её одну не отпускает. Мари кивнула на эти слова. У этой Амриты ещё и был приятный голос, приторно-приятный. И разговаривала с Томом она вежливо и мягко, совсем не как Мари, лучше чем она. И все это заставило Грау сжать кулаки от злости. По большей части злости на себя. Со своего места она не могла видеть выражения лица Каулица, но слышала его голос, его смех, и это раздражало ещё сильнее. Амрита показалась Грау идеальной. Той самой девушкой из мечты, с идеальной фигурой и характером. Но Мари не могла позволить себе показать все эмоции сейчас, поэтому поджала губы, и они сложились в узкую ленточку. Однако, была вещь на которую получилось отвлечься. Взгляд самой Дивии на этом Камале. Он выглядел на тридцать лет, как минимум. Усы, борода, а тёмный волосы убраны в пучок на затылке. Но, отрицать это было нельзя, мужчина очень даже красивый, хотя, конечно, староват для Дивии. Но её взгляд, наполненный тайными и запретными чувствами, Мари узнала.

Отменяй — REDCHINAWAVE

За время обучения в школе она поняла, что у того, чтобы быть невидимой для большинства, тоже есть плюсы. Большая часть учеников игнорировала ее и не замечала из-за личной неприязни, кто-то делал это по инерции, но суть оставалась одна. Мари могла наблюдать за всеми, а информация — это один из самых полезных и дорогих ресурсов. Конечно, когда Герман был в школе, она была занята другим и посвящала все свое время на прятки от компашки Германа. Но вот когда он ушёл, у Мари появился невероятный шанс отомстить всем тем, кто знал про издевательства, но молчал или иногда даже присоединился. Грау продолжали не замечать, но она научилась пользоваться этим. И получила множество информации о учениках школы, которым была очень важна репутация. Конечно, ей мало кто поверит, но к Ирме, которая имела свой авторитет, прислушивались. А скажешь одному, это перейдёт и другим. Так, рано или поздно, слух доходил и до учителей, а, если это было что-то скандальное, как, например, секс в туалете, уже заходила речь и об исключении. Мари не распускала слухи просто так, делая это наказанием для ненавистных ей людей, и сейчас поняла, насколько отдалилась от этого с приходом Тома. Но определённо стоит вернуться к своему старому месту, понаблюдать за Вибек, ведь в последнее время она что-то совсем разошлась. Пора вернуть ей строптивость. А с Вибек действительно был один случай. Её родители — очень строгие и консервативные, конечно же не знали об отношениях дочери, но Мари знала все. И слышала, как это противная парочка целуется в дальнем туалете, а потом слышала и как этот самый парень делает то же самое с другой ученицей. Слух быстро разлетелся по школе, а Вибек со своим неуравновешанным характером терпеть не могла, когда о ней шептались, когда ей что-то недоговаривали. Разъяренная этими слухами, которые постепенно доводили её до кипения, она устроила сцену своему парня прямо в школьном коридоре. Разрушив и свои отношения с парнем, и с родителями. Вибек не знала, кто сделал это, кто обнаружил её парня с другой, а потом распустил это по всей школе, наверное, она догадывалась, но прямых доказательств против Мари у неё не было. Так же, как и у всех остальных. Так же, как и у самой Мари когда-то. Но она не чувствовала вины, все они были виноваты в делах похуже, и не понесли никакого наказания. Они разрушили жизнь Малеку, так значит, теперь очередь Мари разрушить их. — Извини, я могу отойти в уборную? — спросила Мари, поворачиваясь к Дивии. Они обе замерли, наблюдая за теми, кого любили, не замечая паузы в разговоре. — Да, конечно, — слова Грау вывели Дивию из ступора, и она наконец опомнилась. Мари быстро вышла из зала, направляясь к ближайшему туалету. Она не знала, почему именно сейчас возникли те мысли, но это точно был знак к действию. Хватит ей бояться и прятаться, она выросла, стала сильнее, она больше не та слабая и потерянная девушка. В школе было тихо, и по коридору звучно-мерно раздавались её шаги. Пустые коридоры и пустые кабинеты навевали лёгкую тревогу, но Мари отмахнулась от неё. Уже привыкла. В мыслях появилась Дивия, и Грау заволновалась о том, что станет с ней, если её чувства станут известны. Это может разрушит её репутацию, а что, если этот Камал ещё и женат. Дивия казалась доброй и воспитанной девушкой, поэтому Мари не хотелось, чтобы с ней случилось что-то плохое. Девушка наклонилась над раковиной, спаласкивая руки холодной водой. В зеркале её лицо было обычно уставшим и бледным, а глаза покраснели, но зато сейчас у Мари постепенно выстраивался ход действий. Ей надо узнать что-то про Вибек, поставить на место, заткнуть наконец. И почему-то у Мари не появилось ни одной мысли о том, как на это отреагирует Том, если, конечно, узнает. Ведь Каулиц терпеть не мог слухи и приходил в ярость, видя очередную лживую статью о себе или ком-то из группы. Мари уже хотела повернуться к выходу, но дверь хлопнула. Кто-то зашёл. Она подняла глаза, ожидая встретить кого-то из актового зала, больше в школе не должно было быть людей. Но это был он. Заметив Мари, Герман улыбнулся противный и пугающей улыбкой. Инстинктивно она попятилась назад. — Какая встреча, — он развёл руки, приближаясь. Мари не могла найти в себе силы на ответ или хоть что-то. Она молча наблюдала за ним со страхом. Она снова та маленькая, никому ненужная пятнадцатилетка. — Что ты тут делаешь? — тихо, дрожащим голосом спросила она. — Учусь, конечно же. Не могла же ты, моя главная фанатка, пропустить новость о моем возвращении? Он совсем не изменился. Те же светлые волосы и изгиб губ, издевающийся над всеми, кто хоть немного слабее. И голубые глаза. Эти проклятые голубые глаза, в которые она когда-то любила смотреть, любила искать их в толпе. Но сейчас ненавидела так же, как ненавидела собственные, потому что в них всегда видела Германа. — Ты не можешь тут находиться. Я пойду и расскажу все учителям, — она спотыкалась на каждом слове. — Уверена? — тут и случился наконец переход от наигранности и насмешливости к ему настоящему. — Или хочешь получить раньше? — Нет, нет, — Мари завертела головой, дрожа только от этой мысли. — Вот и хорошо. Можешь идти, но не забывай, мы следим. Долго просить её не пришлось, она буквально вылетела в коридор. Руки тряслись всю дорогу до актового зала, и только перед дверями она поняла. На скуле Германа был синяк, а губа разбита.