Бордель

— Ждёшь кого-то?  Мужчина подходит к молодому парню, стоящему в углу бара. Не самый дорогой, но и не самый бедный. Чистый проходной средняк, куда сбегались беспризорники всей округи. Там разливали дешёвый алкоголь, а в туалетах валялись шприцы.  — Нет, — улыбается ему юноша, — Угостите?  Таких, как он, было видно сразу. Они настороженно оглядывались по сторонам, держались одни, одежда их была из синтетики, а около губ виднелись маленькие язвы, свидетельствующие о самом очевидном - наркотики. Таких был целый набор, если зайти в нужное время в нужное место - выбирай кого хочешь! Девушки, парни разного телосложения, цвета кожи, волос. И все готовы на мерзость - отдаться за пару грамм. Беспризорник метал огненный взгляд, оценивающе проходился им по стоящему перед ним. Такой юный, а уже выше на голову своих сверстников и многих взрослых. Ему лет семнадцать, хотя с виду можно было дать и больше. Он незаинтересованно наматывал слабую кудряшку на палец, а после резко спрыгнул с высокого барного стула и в последний раз глянул на незнакомца.  Молодой и определенно горячий - такой вывод сделал парень о том, кто сейчас навязчиво предлагал ему поехать к неизвестность.  Зандик согласился и уехал. Только подозрения всплыли в нём лишь в квартире незнакомца, когда вместо лёгких экстази ему пытались всучить красный лёд, а чужие руки бежали куда агрессивнее, чем было положено. Зандик сбежал, чего многие не успевали сделать.

***

— Ждёшь кого-нибудь?  Дотторе приспускает очки, встречаясь с пронзительным взглядом такого же, каким был он сам. Юноша оценивает присутствующего ровно минуту, после цокает и протягивает руку, улыбаясь. Его грязная берлога, крепкие объятия. Он не заплатил ему ничего, а тот отдавался так, будто ему за это пообещали лучшую жизнь. Сам лез обниматься, сам просился ближе, а мужчина равнодушно смерял его взглядом Возможно, если бы у таких людей было бы больше человеческого отношения в жизни - они бы не пытались заглушить боль синтетикой. Возможно, если бы их считали людьми - они бы не пытались залезть в петлю. 

***

Неправильная ночь и пустой день, полный приготовлений. — Что надо взять? — Дотторе серьёзен и смел, но скрывает за этим дрожь в руках. — Свое оружие, патроны, сменную одежду точно бери. И кто из нас специалист? Возьми бинты, не лезь на рожон, босс тебя терять не хочет, да и я, — мерзкий смешок, — Просто отсветись, что был там, — вторит ему голос, попутно причитая, какой же хуевый специалист у них.  — Сколько людей будет?  — Наших четверо, считая тебя. Их около двоих-троих. После переполоха ночуй в отеле, я уже позаботился об этом. Попадешь под обстрел - пиши. Чё ты там ворчишь? А как мне ещё к вам бригаду отправлять? Кстати, ты там самый опытный, поэтому за старшего. За мелочью следи, чтобы не ссыканули. Попробуют спасовать - стреляй в своих же.  Он всё выполнит. 

***

Удобная одежда, футболка и теплая куртка сверху. В рабочей машине недавно приобретенный пистолет нового образца. Бесшумный и смертоносный, ещё ни разу не использованный на человеке. К нему запас патронов в кармане штанов, на бедре - нож. Он закидывается абсорбентом вместо еды и знакомится с теми, кем ему предстоит руководить. Зелёные, такие же желающие получить повышение, но готовые сбежать в любой момент - такое впечатление сделали они о себе. Это не убийцы. Таких можно было различить по пустому взгляду, по поджатым губам, равнодушию в голосе. Эти были простые работяги, надеявшиеся оплатить долги или прокормить семью благодаря группировке. Другой город, они встретились на заброшке. Пришло четверо таких же, как они. Наверняка ещё десяток сидели по углам. Панталоне наебал, не стоило ожидать иного. Он всегда наёбывал, что уж говорить о деле, от которого зависят чужие жизни. Хотя вряд ли он мог знать так много, чтобы умышленно умолчать о том, что придется идти стенка на стенку. Слово за слово, как обычно бывает. Без угроз, спокойным голосом. Говорили только двое. Один от первых, Дотторе от вторых.  — Вы не собираетесь сдавать позиции, как я понимаю. — Да, — отвечает ему уверенный голос. Хлопка не последовало. Дотторе стреляет первым в голову, не чувствуя отдачи и не слыша звуков, пользуясь секундной заминкой прикрывается упавшим на него телом, кидает куда-то в сторону, дабы выстрелить ещё раз.  Он ничего не чувствует, совершенно. Страх отошёл куда-то, заменившись желанием выжить. Он закрывался своими союзниками, отходил и пытался выиграть время. Крыса, что готова встать за живой щит, а своим маленьким воспитанникам доказывать, как же важна человеческая жизнь.  За столбом из бетона свистели пули, раздавались хлопки и чьи-то крики. Интересно, их отправили на смерть специально? Специально на убой? Может таков был план, просто под предлогом повышения избавиться от неугодных? «Бригада» - лишь успевает отправить он, как телефон выбивают из рук. Вместе с нападающим Дотторе падает на пол, пытаясь скинуть тушу с себя. Не выходило. Снова и снова. Ему впиваются в шею, а он достает нож, втыкая тот наугад и после обнаруживая себя лежащим под трупом с синяками на шее.  Все смешалось в кашу, люди и кони, враги и свои. Он стрелял, перезаряжался и прикрывался мертвыми телами. Лишь одна картинка осталась в памяти перед потерей сознания - как он видел направленное на себя дуло, как раздался хлопок и его уронило отдачей.  Как тепло по руке начала стекать кровь. Интересно, таков финал? Проходит наверное, меньше минуты, а может и вся жизнь. Тело пробивает током, мужчина хватается за пустоту, шумно вздыхая, словно только вынырнул из болота. — Блять, ты аккуратно! Сука, дай ему ещё выпить!  По комнате мотеля раздавались крики и ругань. Выжившие, грязные и окровавленные - суетились вокруг раненных. Дотторе подносят к губам какое-то пойло, дабы приглушить боль. А он без разбора выпивает, срываясь на редкое шипение. Он не различает лиц за смазанной картинкой. Сердце бешенно стучит в груди. Он всё ещё жив? Почему? Зачем, ну зачем, когда он в последнюю секунду успел смириться со смертью - его забрали обратно. Кто-то копошился к плече, вызывая адские боли по всему телу. Кто-то сувал мужчине в рот ремень, дабы тот не откусил себе язык.  — Да блять, дай мне! — отталкивает недо-медика парень помоложе, ловкими и аккуратными движениями цепляя пинцетом пулю, — Терпи нахуй, щас больно будет так, что обоссышься.  И плавными движениями сталь покидает тело. От боли в глазах мерцали звёзды, держать его приходилось сильнее. Уже неизвестно, кто оставлял новые раны - свои или чужие. Он вновь проваливается в темноту, сливаясь со своим сознанием воедино. Тесное и душное пространство давит на лёгкие, а перед глазами мелькают разные образы. 

***

— Мама! — маленький мальчик хватается за женщину, стоящую на хлипком стуле.  Молодая девушка, красавица, с полными слез глазами смотрит на сына. Пусто, совсем пусто. Дрожащими руками она снимает веревку, едва ли не падая перед мальчиком.  — Прости, прости меня дуру, прости пожалуйста, — мямлит она, прижимая мальчика как можно ближе к себе, — Я совсем забыла о тебе, прости. 

***

Пустой дом. Прекрасно, когда он пустой. Когда интересующийся всем мальчик может спокойно залезть в сеть или сделать уроки. Ему двенадцать сегодня, но он и не ждёт, что кто-нибудь отпразднуем его день рождения.  Жуёт чёрствый хлеб и молча смотрит в телефон.  Матери не было уже около суток...может двух? Зандик привык. Привык, что она исчезает, привык, что никогда не мог её понять. В одну секунду он был любимым сыном, в другую - тварью, которая ничего не достойна. В один день мама покупала много еды, устраивала сыну праздник, гуляла с ним и была такой чудесной, но в другие мальчик убегал от побоев на улицу.  Зандик любил маму, её голубые глаза, мягкие волосы. Она была самой красивой на свете.  Была, пока те же голубые безжизненные глаза, растрёпанные волосы, не представали перед ним поздно ночью. —Прости, — несвязно мычит женщина на пороге в каких-то тряпках. Ребёнку ничего не остаётся, как помочь ей дойти до ванной, раздеть и помыть. Он - единственная её радость, как говорит женщина, истекающая кровью. 

***

Картинка проясняется. Он, шатаясь, поднимается, мысленно считая людей в комнате. Раз, два, три... Пять человек. Единственная радость - жив. Мужчина находит свой телефон среди украденных с места вещей и видит одно лишь сообщение, что каким-то образом передаёт всю тревогу написавшего. Или это просто пьяный рассудок давит Дотторе на сердце? — Жив? — плывут буквы перед глазами. — Да, — он отвечает и закрывает глаза, убирая телефон. К горлу подходит тошнота и остаток ночи он проводит в ванной, пытаясь выблевать местную анестезию. Он жив, остальное не так важно. Сколько ещё ему будет так везти? Неделя больничного, приличная сумма и повышение. Кажется, жизнь удалась? У него есть работа, квартира и, кажется, даже будет своя машина. Наркотики давно не беспокоят, а регулярный секс и алкоголь лучше всего помогают не вспомнить об этом вовсе.  Кажется, жизнь удалась. Да, вот только кроме глупых вещей в своей пустой квартире он ничего и не имел. Некогда подаренные человеком из прошлого, дорогие часы напоминали лишь о том времени, которое Зандик тратил впустую. Взрослый мужчина украдкой смотрит сквозь старую оконную раму, как аккуратная светлая фигура уводит маленькую девочку прочь из школы. Он провожает их взглядом, хмурится, задвигая жалюзи обратно.