Эвакуация

      Ни прокуренный салон седана, ни слепящее солнце, ни удушливый пыльный зной не раздражали Киллиана так, как цепляющаяся за куфию щетина. Он привык бриться каждый день, даже в полевых условиях. Но погореть на мелочи вроде безупречно выбритого лица у обыкновенного наркокурьера было бы досадно.       Скудная зелень закончилась, стоило ему миновать пригород Кандагара. Теперь вокруг, сколько хватало взгляда, простиралась лишь блеклая равнина. За годы службы Лайтвуд неплохо узнал Ближний Восток, но понять, почему здешние народы так яростно проливают свою и чужую кровь за эти высушенные зноем и ветрами земли, так и не смог.       Несчастный, нищий Афганистан. Здесь нет ни пресловутой нефти, за которой охотится остальной мир, ни благодатных пашен, ни выхода к морям. Зажатые с одной стороны горами, с другой пустынями афганцы защищают, видимо, единственное, что помогает им тут выживать – веру в Аллаха. Поражала только кровожадность, с которой они это делают. Принять и оправдать ее было невозможно.       Правая рука, покоящаяся на рычаге коробки передач, вдруг заныла. Киллиан поморщился и подвигал предплечьем. Врачи предупреждали, что фантомные боли могут преследовать его до конца жизни, и так как они имеют исключительно психосоматическую природу, нужно стараться избегать напоминаний о травмирующих событиях.       Но Лайтвуд выработал собственную методику борьбы с болью. Он в мельчайших подробностях вспоминал тот день, когда лишился кисти. И особенно – полыхающие ужасом глаза ублюдка, когда тот понял, что за отнятую руку британского офицера поплатится жизнью.       Это произошло в Африке. Киллиан сопровождал советника британского консульства, который ехал из Камеруна в Нигер. Дорога проходила в опасной близости от границы с Нигерией, где уже вовсю хозяйничали исламисты, поэтому не оставалось ничего, как приставить к советнику специалиста по сопровождению и эвакуации и уповать на то, что они проскочат незамеченными.       Не получилось. Автомобиль консульства попал в засаду. Голые по пояс, размахивающие автоматами Калашникова и выкрикивающие что-то фанатично-агрессивное чернокожие исламисты быстро сообразили, что за «белого в костюме» можно будет потребовать выкуп, а сопровождающего его здоровяка с портупеей и висящим на ней пистолетом использовать для демонстрации серьезности намерений. Посадят перед камерой, заставят читать текс с требованиями о выкупе; если после нескольких попыток не получат желаемого, демонстративно отрежут палец. Стандартная процедура.       Ситуация, когда ты один против нескольких десятков врагов, для Киллиана была не внове. В этот раз ему противостояли всего-то человек двадцать. Отщепенцы, решившие похулиганить и поживиться без ведома своих командиров.       Идти напролом тут бесполезно. Чрезмерно строптивых пленников проще убить, чем возиться с ними. Надо было выждать. Киллиан принял вид обреченной покорности, позволил связать себя и бросить в какой-то соломенный сарай. Советника уволокли в другое место. Предстоял непростой этап: выжить на скудном рационе и не потерять при этом силы.       Но Лайтвуд смог его преодолеть. Прошло несколько дней, пока за ним не пришли, и за это время злоба и ярость накопились в капитане в достаточном количестве. План был прост: убить того, кто за ним явится, вместе со стерегущим сарай охранником, затем тихо пройтись по лагерю, вырезая всех, встречающихся на пути, и свалить вместе с советником на экспроприированном у бандитов пикапе.       Сперва все шло по плану. Двигаясь бесплотной тенью вдоль лачуг и заборов, капитан оставлял за собой след из трупов с вывернутыми шеями, проломленными черепами и перерезанными трахеями. К моменту, когда Киллиан добрался до хибары, в которой томился советник, все бандиты в поле зрения были уничтожены, только на другом конце лагеря несколько человек ходили дозором.       Советник был плох, едва ли понимал, где он и что происходит. Он был привязан к столбу самодельной цепью из скрепленных между собой пластиковых стяжек, порвать которые было нелегко. Киллиан сконцентрировался на освобождении пленника и не сразу услышал шаги возле хижины. Закончив со стяжками, он с трудом поднял грузного советника на ноги и хотел было взвалить его на себя, чтобы вынести наружу, но в это мгновение засек боковым зрением движение. Мозг еще не успел обработать информацию, а управление уже перехватили рефлексы.       Киллиан отчетливо запомнил блик света на занесенном бандитом мачете. В следующий миг лезвие должно было обрушиться на советника, но тот будто по волшебству отлетел в сторону, а правая кисть капитана вдруг упала на устланный соломой пол. Как в замедленной съемке Киллиан видел ударивший из руки фонтан крови и отчетливо ощутил, как расползаются огненные языки боли.       Не дав разуму до конца осознать произошедшее, Киллиан сконцентрировал утекающую через рану силу в ногах и пнул бандита в живот. Тот впечатался в стену, и шаткая конструкция хибары заходила ходуном, готовая обрушиться. На шум уже сбегались остальные бандиты, и нельзя было позволить им отрезать пути к отступлению.       К счастью, советник стал приходить в себя. Зрелище отрубленной кисти подействовало на него, как выплеснутая в лицо холодна вода. Остаточное легкое оцепенение Киллиан снял с него мощной пощечиной. Пригибаясь под автоматными очередями, они добрались до пикапа. Волей проведения ключи были в зажигании, но без помощи советника Киллиан не смог бы сдвинуть машину с места. Тот исполнял роль правой руки, переключая передачи.       Припаркован пикап был неудачно, пришлось разворачивать его. В тот миг, когда капитан уже был готов утопить в пол педаль газа и рвануть вперед, оставляя позади лагерь бандитов, из хижины выскочил тот самый, что отсек ему руку. На долю секунды он остановился перед бампером и встретился взглядами с Киллианом.       На угольно-черном лице мелькнул бессознательный ужас, и капитан вдруг понял, что перед ним практически мальчишка, у которого впереди целая жизнь, полная удивительных открытий и впечатлений. Могла бы быть, если бы он не выбрал автомат вместо книги. А теперь пусть принимает последствия своего выбора.       Пикап чуть тряхнуло, когда он проехался колесами по телу. Жуткий хруст заглушили крики и автоматная пальба. Снеся импровизированный шлагбаум, пикап понесся по гравийке.       На этом детальные воспоминания Киллиана обрывались. Он пришел в себя уже в госпитале. Первым, кого он увидел перед собой, был полковник Морган. Участливо глядя на капитана, рассказал, как тот потерял сознание прямо за рулем, как советник наложил ему жгут, как они добрались до госпиталя в Нджамене и как, размахивая дипломатическим паспортом, советник потребовал немедленно оказать помощь капитану. Он действовал с таким напором, что никто в больнице даже не рискнул проверить, имеет ли сам пациент отношение к дипмиссии, и сразу взяли на операционный стол.       Награду за спасенную жизнь дипломата Киллиану вручили прямо в больничной палате, а по возвращении домой сразу пригласили на подбор протеза. Департамент не поскупился и оплатил пострадавшему во время выполнения служебных обязанностей капитану самый инновационный и надежный из всех возможных.       Предложили также оплатить курс реабилитации у психотерапевта, но Киллиан отказался. С бандитом, ставшим причиной его потери, они уже рассчитались, и угрызений совести по этому поводу капитан ничуть не испытывал. Да, на первый взгляд обмен получился неравноценным – жизнь за кисть. Но если представить, сколько жизней уже было на счету у малолетнего убийцы или сколько он отобрал бы в будущем, выходило, что Киллиан едва ли не продешевил.       Самой большое потерей стало отстранение от службы. Но и эта ситуация, получается, безвыходной не была. Наработанные годами профессионализм и опыт позволили ему преодолеть даже инвалидность. Он был и остается ценным сотрудником. Его родина все еще в нем нуждается.       Вынырнув из омута воспоминаний, Киллиан бросил взгляд на расстеленную на пассажирском сидении карту. С навигатором ориентироваться было бы куда проще, но они здесь запрещены. Секретность – значит секретность. Так и есть, скоро будет съезд с шоссе, ведущий к Хасанзо Калай. Пора было сосредоточиться на предстоящей задаче.