Хирет (Hiraeth)

Гаюс в гневе был страшен, и Мерлин давно научился его уважать. Как правило, пожилой целитель довольствовался возмущением, кратковременным и раздражительным, но безобидным. Редко он доходил до настоящего гнев. Мерлин нечасто был свидетелем этого, но в основе всегда лежала одна и та же причина: беспокойство за безопасность Мерлина. Однако на этот раз Мерлин подозревал, что дело было не столько в том, что он предложил заклинание Vinthinsor, сколько в том, что он изначально знал о его существовании. — Это отвратительно! — рукава Гаюса развевались, когда он жестикулировал, а шаги его были быстрыми и сердитыми, когда он расхаживал перед камином. Он настоял на том, чтобы присоединиться к ним в комнате, которую Мерлин мысленно назвал «комнатой с ковром»: туда его привели, когда он прибыл в Камелот. — Сир, вам нельзя этим пользоваться. — Это не сработает? — спросил Артур, скрестив руки на груди. Хороший ночной сон убрал тени под его глазами. Он выглядел лучше, увереннее, всё ещё более худой, чем привык видеть Мерлин, но более способным справляться с тем, что бросает ему мир. Теперь Мерлину оставалось только следить за тем, чтобы он оставался таким, а не погружался в свои заботы. — Это сработало бы… — Моргана сидела в кресле, решительно не глядя в сторону Мерлина. — Но, Артур, это… это жестоко. — И его использование запрещено Старой Религией. — Гаюс указал на тонкую книгу в чёрном переплёте с грубыми медными буквами на корешке. Она выглядела лучше, чем в последний раз, когда Мерлин её видел. В памяти промелькнуло что-то тёмное и холодное, и он поспешно отогнал это воспоминание. — Почему? — Ланселот сел на скамью за длинным столом, на котором всё ещё стояли почти пустые тарелки с остатками обеда. Он отодвинул свою тарелку и поставил локти на поцарапанную деревянную поверхность. — Почему это запрещено? Почему это жестоко? — Связанный человек должен подчиняться тому, к кому он привязан, независимо от его приказаний. — Гаюс опустился в кресло, его тело обмякло. — Ему могут приказать перестать дышать, и у него не будет другого выбора, кроме как подчиниться. Ему могут приказать использовать магию любым способом, независимо от его моральных принципов. Это крайность. Лишение всякой свободы воли. Это ставит человека полностью во власть другого, без всякой пощады. Но в то же время жертва заклинания осознаёт свои действия: она может свидетельствовать, но не может ослушаться. И это не прекращается до самой смерти. Молчание, последовавшее за его объяснением, было подобно петле, затягивающейся на горле Мерлина, пока в его душе поднималась давняя паника. Он ожидал обвинений. В конце концов, в этом был смысл. Он сам это предложил. Почему бы им не подумать, что он использовал его в прошлом? — Ты был связан этим, — голос Артура был мягче, чем должен был быть, и в нём слышались ужас и сожаление. Сочувствие в его взгляде было почти невыносимым, и Мерлин, скрестив руки на груди, склонил голову, чтобы не встречаться с ним взглядом. — Ты этого не знаешь наверняка. — Да, знаю, — Артур переступил с ноги на ногу, и его слова обрели силу, словно он напоминал всем в комнате о простых, честных фактах. — Мне всё равно, насколько сильно ты думаешь, что изменился; ты бы никогда не сделал ничего подобного. Ты бы не предложил этого, если бы видел это лишь мельком: я сомневаюсь, что ты вообще вспомнил бы об этом. Ты знаешь заклинание, и очень хорошо. Следовательно, был его жертвой. Мерлин провёл языком по зубам, не зная, стоит ли ему раздражаться или восхищаться заявлением Артура. Этот болван всегда был умён, хотя и старался этого не показывать. Теперь, похоже, те времена прошли. Он задавался вопросом, не означают ли различия в этой временной линии — Артур, встретивший его раньше, знавший о его магии, — что он знал Мерлина лучше, чем когда-либо прежде. Возможно, не все подробности его жизни, но основные черты его характера. — Это было давно, — отмахнулся он, быстро пожав плечами. — Все остальные заклинания, которые я знаю и которые могут гарантировать, что колдун сдержит обещание, не являются надёжными. Их можно разрушить или преодолеть, так что, если у кого-то есть другие идеи… Он заметил, как Моргана обменялась многозначительными взглядами с Гвен, в то время как Гаюс бросил недовольный взгляд на книгу. Ланселот заёрзал на стуле, схватившись руками за край стола. Персиваль сложил руки на груди и нахмурился, глядя в свою тарелку, а Элиан провёл ладонью по коротким волосам. Выражение лица Гвейна было грозовым, он не сводил глаз с Артура, а Леон зажал переносицу между большим и указательным пальцами, скрывая лицо. — Я бы лучше вообще не использовал это заклинание, чем использовал его. Некоторые люди поникли, сидя на своих местах, напряжение в комнате спало. Артур говорил за всех них, это было ясно, и Мерлин не знал, радоваться ему или ужасаться. — Вчера ты был наполовину уверен, что я похитил и заколдовал Артура, — он посмотрел на Элиана, вызывающе приподняв брови. — А накануне ты думал, что я какой-то чужак, посланный твоими врагами, чтобы обеспечить падение королевства! Он вздохнул, понимая, что не должен возражать. Не то чтобы он хотел снова стать пассажиром в собственном теле, куклой, выполняющей чьи-то приказы. Даже в руках того, кто, как он знал, не стал бы злоупотреблять этим, такая мысль вызывала отвращение. И всё же Камелот нуждался в его защите, а они и так слишком долго медлили. — Это были обоснованные опасения, учитывая то, что происходило, но у нас нет времени, чтобы ты снова научился мне доверять, Артур. — И я не позволю сделать из тебя какого-то раба! Резкость в словах Артура говорила о многом, и Мерлин подозревал, что это ещё не всё. Если Артур вскоре не потребует ответов, то это сделает кто-то из рыцарей. Ланселот и Гвейн бросали на него тревожные взгляды, а Персиваль сжимал кулаки так, словно хотел кого-нибудь ударить. — Возможно, есть альтернатива, — наконец сказал Гаюс, кряхтя, поднимаясь на ноги и подходя к Мерлину: его присутствие было одновременно утешением и извинением. — До Чистки, когда магия и корона были союзниками в защите Камелота, друиды создали несколько символов. Считалось, что они благословлены самой Тройственной Богиней в знак преданности. Их носили рыцари, придворные маги и король того времени. Это гарантировало, что те, кто сражался за Камелот, не отступят и не бросят своих товарищей на поле боя. Это также доказывало, что правитель будет верен интересам тех, кто дал ему клятву. — А какие-нибудь ещё существуют? — Если они и есть, то в хранилище. Если нам очень повезёт, то они будут храниться вместе с заклинанием, которое привязывает их к владельцу. В остальном, боюсь, Мерлин прав. Заклинания, которые я знаю, чтобы гарантировать выполнение обещания, должны быть наложены магом на двух немагических людей. Когда-то они использовались в дополнение к подписанию договоров между членами королевской семьи Пяти Королевств. Если бы я применил его к Мерлину, это не решило бы проблему доверия, так как он, без сомнения, мог бы с лёгкостью его сломать, если бы захотел. Мерлин вздохнул, проведя рукой по лбу. Беспокойство колом стояло у него в груди. Ему уже казалось, что они потратили слишком много времени впустую. Почему-то он сомневался, что Триада будет ждать, пока они подготовятся, прежде чем начать следующую атаку. Ему не терпелось начать защищать Камелот: чтобы никто не пострадал от Сигана и тех, кто с ним работал. — Мы могли бы искать в хранилище несколько дней и не раскрыть и половины его секретов, — пробормотал он. — Королевство не может позволить себе ждать так долго. Если мы ничего не найдём к закату, вам придётся использовать Vinthinsor. Артур покачал головой, положив руку на рукоять меча. — Ничто во всём Альбионе не заставит меня использовать это заклинание. — Даже если это единственное, что может спасти ваше королевство? — Но это не так, не так ли? Ты можешь защитить цитадель и её земли в любое время. Единственная причина, по которой ты до сих пор этого не сделал, заключается в том, что мы не можем заставить себя поверить, что ты не причинишь вреда. Взгляд Артура вспыхнул гневом, но, казалось, он был направлен скорее на самого себя, чем на кого-то другого, как будто он винил себя за то, что нуждался в простом утешении. Это заставило Мерлина вспомнить, каким был его Артур после череды предательств, омрачивших его правление: встревоженным, резким и настороженным. Эта неуверенность была другой, менее личной, но всё же граничила с паранойей — чертой семьи Пендрагон. — Если к закату мы не найдём ничего, что могло бы нам помочь, то придётся обойтись без этого. — Артур повернулся к двери, оглянувшись на Мерлина, словно бросая ему вызов, прежде чем его взгляд скользнул по остальным. — Леон, ты главный. Было бы неплохо обновить информацию о ремонте стены, пока советники не начали беспокоиться. Гаюс, Моргана: я бы хотел, чтобы вы пошли с нами в хранилище. — Разумеется, сир. — Я бы хотела посмотреть, как ты попытаешься оставить меня позади. — Улыбка Морганы поначалу была слабой, но к тому времени, как они добрались до запертых дверей хранилища, она была похожа на ребенка рождественским утром, едва не подпрыгивающего на носках. Её любопытство было заразительным. Даже в юности Мерлин редко заходил внутрь, а когда заходил, то обычно брал что-то одно и уходил. Риск быть пойманным был слишком велик. Теперь, когда Артур обрёл власть, не было причин для обмана. — Есть ли какой-нибудь каталог? — спросил Артур, вынимая факел из подставки и переступая порог, чтобы зажечь остальные. Они засветились бирюзовым и фиолетовым, когда пламя разгорелось, реагируя на окружающую магию в комнате. — Когда-то был, хотя я не думаю, что он использовался в последнее время, — Гаюс вздохнул, оглядывая паутину и пыль. — Боюсь, ваш отец вскоре дошёл до того, что стал класть сюда вещи и тут же забывать о них. — Пусть слуга попросит у сэра Джеффри все имеющиеся у нас записи, а другой принесёт перо и чернила, — приказал Артур. — Если мы не узнаем, что здесь внизу, то никогда не узнаем, чего не хватает, если вообще что-то пропало. — Думаешь, Триада может попытаться что-то здесь найти? — спросил Мерлин, оглядывая комнату. С одной стороны, она находилась в самом сердце Цитадели и была хорошо защищена. С другой стороны, сама комната была в плачевном состоянии. На стенах не было защитных чар. Кто-то мог бы телепортироваться сюда с расстояния в несколько миль. Единственным риском было бы активировать артефакты. — Или кто-то, кто на них работает, — согласился Артур. — Как выглядят эти символы, Гаюс? — Примерно такого же размера, как медальон у вас на шее, сир. Серебро, а не золото. В незачарованном виде они представляют собой диски с тремя кольцами, расположенными одно внутри другого. — Вы сказали, что они прикреплялись к мужчинам, которые их носили? — спросила Моргана. — Разве ими нельзя было воспользоваться только один раз? Что, если чистых не осталось? — Да, у каждого был свой уникальный дизайн. Однако, когда владелец умирает, изображение исчезает, и металл возвращается в неактивное состояние. Те, что остались, должны быть готовы к использованию, если мы сможем найти заклинание и диски. — Гаюс развёл руками, указывая на беспорядок. — Хотя это может оказаться задачей, которую мы не в силах решить. Мерлину пришлось согласиться с ним. Если когда-то и было какое-то предназначение у этого хранилища, то оно затерялось в тумане времени. Полки, наполовину съеденные древоточцами, пьяно прислонились к стене. Некоторые более крупные предметы стояли отдельно, накрытые простынями, а в тенях, которые не мог рассеять мерцающий свет факелов, виднелись башни из коробок и сундуков. Хранить так много артефактов в небрежном состоянии было не только неудобно, но и опасно. Большинство магических предметов были безобидными или могли быть активированы только словами или намерениями мага. Однако Мерлин знал о множестве вредоносных реликвий, которые реагировали на случайное прикосновение. — Подожди, — приказал он, коснувшись руки Морганы, прежде чем она успела начать рыться в ближайшей коробке. Бросив быстрый взгляд через плечо, он убедился, что охранники у двери смотрят в коридор, и повернулся обратно, наклонив голову и позволив своей магии течь. Здесь, в замке, всё было по-другому. Это было первое, что он заметил. В окрестностях Камелота всё было красиво, но грубо, дико и хрупко. Казалось, что в глубине лежат осколки камня. Здесь всё было чистым, смелым и ярким, именно таким, каким он помнил в своём мире. Он отложил эти мысли, пообещав себе, что позже спросит Моргану о её впечатлениях. А пока ему нужно было сосредоточиться. На его губах появилась улыбка, когда он понял, что многие вещи в комнате — по его подсчётам, больше половины — вовсе не были магическими. Диковинки и диковинные вещицы, они не обладали собственной врождённой силой. Должно быть, они попали под подозрение короля или были найдены среди вещей колдуна и изъяты. Другие отзывались на прикосновение его магии, мурлыча, как кошка, благодарная за внимание. Некоторые из них были старше остальных, и их возраст делал их более насыщенными и глубокими для его чувств, и Мерлин отметил, какие части комнаты казались ему самыми старыми. Среди всего этого он почувствовал вкрадчивую злобу. Она клубилась, словно дым, на периферии его сознания, и через мгновение он отчётливо понял, чего они ни при каких обстоятельствах не должны касаться. — Держитесь от этого подальше, — пробормотал он, указывая на угол, в котором не было ничего, кроме накрытого простынёй предмета. Судя по форме, это было зеркало. — Это какая-то ловушка. Гай удивлённо вздохнул. — Glasgin. Я слышал о его существовании. Я не знал, что он здесь. — Это старше, чем Чистка. На самом деле, старше, чем Утер. Оно здесь уже давно. — Мерлин склонил голову набок, следуя за туманными ощущениями «неправильности», которые витали по комнате. — Там кое-что есть. — Он указал на коробку. — В основном, проклятые вещи. Может, украшения? — в его ушах эхом отозвался женский смех, звонкий и радостный, давно забытый. — И что-то острое вон там, на полке. Только… не трогайте это. Оно порежет тебя, и рана будет кровоточить, пока тебе нечего будет терять. — Мило, — сказала Моргана. — Кто делает такие вещи? — Меч, который может убить что угодно? — Спросил Мерлин, его взгляд многозначительно переместился на Экскалибур, который покоился на бедре Артура. — Зеркало, которое может заманить в ловушку твоих врагов, какими бы могущественными они ни были? Ожерелье, гарантирующее, что любой мужчина, который прикоснется к тебе без твоего разрешения, превратится в шелуху? — Он пожал плечами. — У всего есть свое предназначение. Даже вещи, созданные с благими намерениями, могут стать «злом», если попадут не в те руки. — Артефакты, подобные тем, что описал Мерлин, нуждаются в заклинаниях, которые поддерживают их и сдерживают, — объяснил Гай. — Со временем, если не напоминать о заклинаниях, которые их создали, магия, за неимением лучшего слова, «забывает». Она помнит основные аспекты своего предназначения — заманивать в ловушку, убивать, проклинать — и забывает ограничения. — Ты имеешь в виду что-то вроде «Убей моих врагов, а не моих друзей»? — Артур поморщился. — Значит, из-за Чистки никто не может контролировать эти предметы? — Да. — Не было смысла ходить вокруг да около. Утер мог ненавидеть магию, но, уничтожив как можно больше её проявлений, он сделал Камелот уязвимым для магических атак. Быстрый взгляд Гаюса предупредил Мерлина, чтобы тот больше ничего не говорил, и он прикусил язык. Вчера, до того, как Моргана и Артур ворвались в целительские палаты, он спросил Гаюса о настоящей причине Чистки. Он хотел бы сказать, что был удивлён, обнаружив, что официальная версия сильно отличается от правды. Причина ненависти Утера к магии оставалась неизменной в обоих мирах. Он использовал её, чтобы посеять семя сына в чреве своей жены, чтобы создать жизнь там, где она не могла бы расцвести, и при этом не задумывался о цене. Когда Артур сделал свой первый вдох, а Игрейна — последний, презрение к магии и силе, которую она олицетворяла, вспыхнуло ярким огнём. Тот, который поддерживал огонь в кострах в течение нескольких лет. Маги не восставали против ужесточения законодательства об использовании магии. Это было лишь удобным предлогом для их уничтожения. Правду вычеркнули из официальных записей: её размыли до такой степени, что то, чему учили и о чём рассказывали людям, мало походило на реальность. Гаюс считал, что есть вещи, о которых лучше не говорить, но Мерлин сомневался. Разве Артур не заслуживал знать историю своего королевства и ту роль, которую он невольно в ней сыграл? Разве Моргана не имела права узнать, что она была не просто подопечной Утера, что — если этот мир копировал его собственный — она была Пендрагоном не только по имени, но и по крови? — Нам нужно осмотреться, — решил Артур, прервав размышления Мерлина, прежде чем тот успел ответить. — Мерлин прав. На то, чтобы разобраться в этом, могут уйти дни. Мерлин хотел бы использовать свою магию, чтобы найти то, что они искали, но он не осмеливался применять столько силы. Злобные реликвии буквально кричали на него, но всё остальное лишь гудело. Ему пришлось бы приложить немало усилий, а он не хотел ничего активировать. Вместо этого он исследовал ящики поблизости, протянул руку и взял два предмета, прежде чем вложить их в руки Морганы. — Чувствуешь ли ты разницу? Я имею в виду, волшебную разницу? Она мгновение смотрела на него, а затем нахмурилась, глядя на предметы в своей руке. Он наблюдал, как мерцают её глаза, то становясь изящно-янтарными, то зелёными. — Этот гудит. — Она протянула кристалл. — Этот ничего не делает. Мерлин улыбнулся, глядя на аммонит в её левой руке, и кивнул в знак согласия, прежде чем протянуть ей пустую коробку. — Клади сюда всё, что не гудит, когда к нему прикасаешься. — Что это значит? — Если оно резонирует, значит, в нём есть сила. Если нет, значит, он сам по себе не является магическим объектом. По сути, он безвреден. Вот это, например, — он указал на аммонит, — просто окаменелость. Интересная, но обыденная. — Окаменелость? — спросил Артур, оглядываясь через плечо. В его голосе современное английское слово прозвучало странно. — Что это? Мерлин объяснял, пока работал, мысленно извиняясь перед всеми палеонтологами будущего за свои любительские попытки. Почти всё, что он знал об окаменелостях, он почерпнул из документальных фильмов, которые смотрел, и его знания о том, как они образовались, были в лучшем случае базовыми. Он не мог с уверенностью сказать, поверили ему остальные или нет. Время от времени с губ Гаюса слетали то ли сомнения, то ли интриги, а Моргана и Артур выглядели так, будто подозревали, что он их разыгрывает. Это заставило его задуматься обо всём, что он мог бы понять в этом мире, чего не понимали они, просто потому, что не существовало науки, которая могла бы это объяснить. Он говорил тихо, чтобы стражники за дверью не услышали. В конце концов, это всё ещё был Камелот Утера, и слишком много знаний всегда граничило с колдовством. Он подумал о учёных, блестящих умах, которых в грядущие века будут называть еретиками. В любую эпоху не стоит выделяться. То же самое применимо и здесь, когда даже базовые уроки, которые преподают школьникам в наше время, могут вызвать подозрения. Не раз Моргана протягивала ему что-нибудь в надежде получить объяснение. С некоторыми предметами всё было просто: наконечники стрел и тому подобное, но другие были просто красивыми камнями, кусочками окаменелого дерева или морского стекла. Пройдя больше, чем через свечную метку, Артур тяжело вздохнул. — Половина этого барахла — просто… мусор. — В его голосе звучало разочарование, и улыбка тронула уголки губ Мерлина. Без сомнения, Артур ожидал увидеть ужасы, недоступные человеческому разумению, или, возможно, джинна с лампой. Вместо этого в комнате было полно вещей, которые выглядели так, словно им место в благотворительном магазине. — Это не опасно. Большая часть из этого даже не магическая! — Он с отвращением указал на коробки, которые Мерлин и Моргана заполнили. — Но кое-что есть, — Мерлин отодвинул в сторону уродливый стеклянный сосуд, который при его прикосновении наполнился чем-то, пахнущим вином. Полки в старом шкафу, который он обыскивал, уходили далеко вглубь, и его голос эхом разносился по комнате, когда он продолжил: — В этом-то и проблема, когда ты убиваешь всех волшебников: не остаётся никого, кто мог бы сказать тебе, что опасно, а что просто… ерунда. Его ищущие пальцы скользнули по углу коробки, спрятанной во мраке. По его руке пробежала дрожь узнавания, сжимая плечо, словно приветствие старого друга. Он втянул воздух, и дрожь пробежала по нему с головы до ног, вызванная силой, которую он ощущал, — похожей на его собственную, но более древней, намного более древней: первобытной и необъятной. — Нашёл их, — выдавил он, не понимая, откуда ему это известно, но всё равно уверенный в этом. Его кожа зазудела, когда он вытащил шкатулку на свет. Она была на удивление простой, сделанной из дерева, а не из камня, но на маленьких латунных петлях и защёлке не было ни пятнышка ржавчины. Бархатная подкладка внутри выглядела новой, тёмно-синей, сияющей под мерцающими серебряными дисками, которые теснились внутри. — Здесь их много. Десятки. Он передал её Гаюсу, который удовлетворенно хмыкнул. — И, похоже, удача благоволит нам. — Он потянул за сложенный лист пергамента, который был вложен в углубление крышки, прежде чем передать шкатулку Моргане и осторожно развернуть её. — Вот заклинание для активации привязки. — Он прищурился на чернила, повернув их к свету. — Эффективное, но… — Но? — Артур оторвал взгляд от того, что рассматривал через плечо Морганы. — Заклинание простое; само по себе оно не требует много сил, но после столь долгого бездействия оно предупреждает, что символы нужно пробудить. — Лицо Гаюса помрачнело. — При всём уважении к леди Моргане, я не уверен, что у неё хватит сил. Мерлин фыркнул, вспомнив Верховную жрицу, которая не раз чуть не уничтожила их всех. Эта Моргана была такой же: у неё была эта сила, просто её ещё не научили ею пользоваться. Это заставило его вспомнить о своём мире. Обычно Верховная жрица тренировалась годами. Сила Морганы расцвела и значительно выросла за несколько месяцев, чему, как он подозревал, способствовали некоторые подозрительные действия Моргаузы. Может, поэтому она в конце концов сошла с ума: была так сосредоточена на своей цели, что не видела ничего вокруг? Он лишь мельком видел магию этой Морганы, но этого было достаточно. Он видел в ней отголоски себя: схемы, которым, должно быть, научил его двойник. Однажды они работали вместе, она и другой Мерлин. Теперь он задавался вопросом, смогут ли они сделать это снова. В самом начале он почти ничего не знал о себе и о том, что он может делать. Теперь у него было много теоретических знаний. Только угасание магии мешало ему найти возможность попрактиковаться. Он понял, что мог бы обучать её и себя одновременно, если бы они могли доверять друг другу настолько, чтобы сделать это. — У неё есть сила. Она просто не знает, как её использовать. — Он наклонил голову, обдумывая возможности. — Я определённо мог бы это сделать, но я также мог бы испортить заклинание и изменить привязку, так что, возможно, будет лучше, если я этого не сделаю: для всеобщего спокойствия. — И что? — Артур тяжело вздохнул. — Мы должны подождать, пока Моргана всё поймет? Сколько времени это займет? — Месяцы. — Мерлин не обратил внимания на Артура, который вскинул руки вверх, и вместо этого посмотрел на Моргану. — Но я могу дать тебе толчок. Поддержку. Ровно столько, чтобы ты пробудила символы. Ты сама сформируешь намерение. Я не буду иметь на него никакого влияния. — Но ты мог бы. — Она пристально посмотрела на него. Он развёл руками. — Я могу лишь пообещать, что не буду этого делать. Тебе придётся немного поверить. Сможешь? Она сдвинула брови, обдумывая варианты. В этот момент она была похожа на Артура, и Мерлин удивился, что никогда не замечал их фамильного сходства. Она взглянула в сторону Артура, приподняв бровь, и её голос приобрёл мрачно-насмешливый тон. — Если он что-нибудь предпримет, я надеюсь, ты за меня отомстишь. — Конечно, — Артур устало улыбнулся ей, прежде чем посмотреть на Мерлина. — Что нам нужно сделать? — Вам? Ничего. Извините, миледи, но будет проще, если я встану у вас за спиной. Просто сосредоточьтесь на символах. Они сделают остальное. — Он осторожно переместился за спину Морганы, протягивая руки, пока не положил на её плечи. Это была деликатная точка соприкосновения, восемь кончиков пальцев и два больших пальца прижаты чуть сзади, чтобы поддержать её, если она споткнется. Теоретически это было просто. На практике Мерлин почувствовал, как по спине у него пробежал холодок. Не за себя, а за женщину, стоявшую перед ним. Было бы так просто обрушить на неё свою магию и оставить после себя лишь жалкие обломки человека. Её щиты были опущены по необходимости, и хотя он чувствовал исходящую от них угрозу на периферии своего сознания, она сдерживала их, позволяя ему войти. Он не завидовал ей в этом, и, хотя какая-то пугливая часть его шептала, что она его враг, он должен был оценить мужество, с которым она предложила ему этот проблеск веры. В конце концов, она и раньше ощущала силу его магии. Она должна была знать, что он может с ней сделать, если захочет. — Готова? — спросил он, чувствуя, как у неё перехватило дыхание, когда она нерешительно кивнула и сосредоточилась на шкатулке в своих руках. Он почувствовал, как символы начали реагировать, потянувшись к Моргане. Он ощутил их жажду энергии, необходимой им для достижения своей цели. Силы Морганы было недостаточно. Они бы истощили её, оставив прикованной к постели на несколько дней, если бы она попыталась сделать это в одиночку, и всё было бы напрасно. Так быстро и осторожно, как только мог, он высвободил часть своей магии из того места, где она текла сквозь него, представляя, как она мягко, но уверенно течёт к ней. Он не хотел переусердствовать: это было бы всё равно что подать слишком много электричества в цепь, а он не хотел перегрузить Моргану. Вместо этого он дышал медленно и ровно, позволяя магии омывать её. Они оба почувствовали, как магия впились в неё. Ощущение граничило с болью, оно было острым и голодным, но Моргана была храбрее любого рыцаря. Она замешкалась, прежде чем он почувствовал её намерение: восходящее солнце и прорастающие семена; огонь, разгорающийся, чтобы пламя могло разгореться. Она приняла сырую магию, которую предложил Мерлин, превратив её в идею пробуждения, и символы откликнулись. Каждый металлический диск сиял ярко-белым светом, чистым и ясным, как звёздное сияние, и свет этот распространялся во все стороны. Мерлин запоздало подумал о стражниках в коридоре и послал им поток своей силы, чтобы успокоить их разум. Это было не заклинание: он не столько изменил их волю, сколько на мгновение отвлек их внимание, чтобы они не заметили ничего необычного. Он почувствовал, как Моргана вздрогнула, но если она и поняла, что он сделал, то ничего не сказала. Вместо этого она заговорила дрожащим голосом, когда Гаюс протянул ей пергамент, чтобы она прочла. Слова шёпотом летали вокруг них, пока магия вилась и захватывала их. Из любопытства Мерлин рискнул взглянуть на Артура, не зная, что именно он ожидает увидеть. Возможно, неуверенность или даже намёк на страх, но ничего подобного не было. Он наблюдал за тем, как разворачивается заклинание, словно это было что-то прекрасное, его голубые глаза отражали его свет, а губы были приоткрыты. Его рука лежала на рукояти меча, расслабленная. В его позе не было ничего воинственного. Этот человек привык видеть магию и наслаждался ею. Сердце Мерлина сжалось при мысли, что его Артур мог бы быть таким же, если бы у него хватило смелости рассказать ему об этом раньше. Внезапно чары рассеялись, и свет погас, оставив лишь сверкающие серебряные символы: они больше не были спокойными, но каким-то образом осознавали происходящее. Моргана откинулась назад, когда Мерлин ослабил свою силу, подпитывавшую её, и ухмыльнулся, почувствовав, как её магия цепляется за его, словно не желая отпускать его силу. — Всё в порядке? — спросил он, и его голос слился с таким же вопросом, сорвавшимся с губ Артура. Он чувствовал, как она неуверенно стоит на ногах: дрожит и трясётся, как будто только что сошла с американских горок и не знает, радоваться ей или пугаться. Моргана кивнула. — Да, я. я в порядке. Она отстранилась от прикосновения Мерлина, её улыбка была застенчивой, но искренней, прежде чем она повернулась к Артуру. — Я тоже хочу взять одну. Одну из них. — Она махнула шкатулкой, говоря быстро, прежде чем Артур успел возразить. — Я думаю, это помогло бы. Мы не единственные, кто борется с доверием. — Она оглянулась на Мерлина. — В другом мире я была его врагом и твоим врагом. Я хочу доказать, что этого больше не повторится. — Их много, и они не помешают. По моим подсчётам, их больше двух десятков, — вмешался Гаюс. — Каждый из них активируется и соединяется со всеми остальными. Думайте о них не как о поводьях, удерживающих упряжку лошадей, сир, а как о паутине, соединяющей вас со всеми, кто хочет присягнуть вам на верность. — А что, если его подберёт враг? — спросил Артур, всё ещё глядя на содержимое маленького сундучка. — Если кто-то собирается причинить вам вред, когда возьмёт медальон, связь не установится. — А что произойдёт, если человек, который был верен, потеряет эту веру? — Тогда все, с кем они связаны, почувствуют это. Ты и все остальные, связанные этими печатями, узнаете о предательстве в сердце этого человека задолго до того, как оно свершится. А их нелегко обмануть. — В голосе Гаюса прозвучала предупреждающая нотка, и Мерлин почувствовал на себе тяжесть его слезящегося взгляда: не угроза, но намёк на предостережение. — Будьте уверены. Все вы. Мерлин наклонил голову, позволяя своей магии пролететь над ними, проверяя на наличие уловок и проклятий, но ничего не обнаружив. Вместо этого они зазвучали в его сознании. Он протянул руку и сделал выбор.