Хирет (Hiraeth)

Сон не давался Артуру легко. После долгой ночи на страже и трудного пути обратно в Камелот он должен был погрузиться в изнурительный сон. Но, хотя его глаза горели, а тело болело, забвение оставалось недосягаемым. Было бы легко сказать, что он не чувствовал себя в безопасности, что присутствие Мерлина в заставляло его быть настороже и беспокоиться на случай нападения, но на самом деле такая мысль не приходила ему в голову. Его разум мог быть осторожным, но сердце было исполнено веры. Это было опасное сочетание, и он поймал себя на том, что смотрит на балдахин своей кровати, пытаясь распутать клубок внутреннего конфликта. Всё было в смятении, его эмоции были настолько запутанными и противоречивыми, что на поверхность всплыл лишь неистовый гнев. Он чувствовал себя раненым зверем, истекающим кровью и рычащим, так же страстно желающим укусить руку, предложившую помощь, как и все остальное. Этот новый Мерлин был легкой добычей: воплощение всего того, на что Артур едва мог смотреть. Видеть его здесь, сегодня вечером, в покоях Артура, было настоящей пыткой, потому что, если бы не одежда и затравленное выражение этих голубых глаз, это мог быть тот самый человек, которого он потерял. Артур поймал себя на том, что забыл, что его собственная история о том, что Мерлин был в долгом путешествии и теперь вернулся, была не чем иным, как ложью. Он чувствовал себя предателем, забыв, пусть и ненадолго, что его Мерлин мертв, и чувство вины было жестоким точильным камнем для его горькой, разрывающей сердце ярости. С трудом сглотнув, Артур прикрыл глаза рукой, заслоняясь от слабого лунного света и неясных очертаний своей комнаты. По правде говоря, большая часть его гнева была направлена на самого себя, как и в тот день, когда умер Мерлин. Старые взаимные обвинения неизбежно вылились в новую молитву. Он продолжал думать обо всем, что ему следовало бы сделать по-другому, перебирая каждую ошибку. Возможно, одно небольшое изменение в его поведении означало бы, что он никогда не оказался бы здесь, искалеченный горем и пытающийся удержать королевство, которое поддавалось ярости магии. Если бы только он не отвлекся в самый ответственный момент, возможно, его Мерлин всё еще был бы с ним, помогая ему нести бремя этих темных и опасных времен. Порывистый вздох вырвался у него, когда он перевернулся на другой бок, ударив кулаком по подушке. Он подтянул колени к груди, обхватив ложбинку под ребрами. Думать в таком ключе было бесполезно. Прошлого не вернуть, по крайней мере, так он думал. И все же, очевидно, здесь действовала какая–то более могущественная сила — что-то, что оторвало Мерлина от его другой судьбы и отбросило его назад, через годы и миры, чтобы он очнулся здесь. Артур не знал, радоваться ли ему, что кто-то где-то вмешался, чтобы спасти его Камелот, или ужасаться тому, что для их единственного шанса на победу потребовалось событие настолько явно магическое, что его отца хватил бы удар, если бы он узнал. Более того, Артур услышал невысказанную правду, которая свидетельствовала о появлении нового Мерлина. Судьба, или что там еще, ясно дала это понять. Так или иначе, он был им нужен. Что-то пошло не так в тот день, когда Нимуэ оборвала жизнь Мерлина. Артур часто думал, что это был поворотный момент, после которого мир начал рушиться. Без Мерлина все казалось мрачнее и сложнее. Теперь он понял, что был прав. До этого Нимуэ, Моргауза и Сиган были утомительными, но терпимыми помехами. После этого как будто какой-то фундаментальный баланс сместился в их пользу, и с тех пор Артур изо всех сил пытался восстановить его. Но что же было у этого Мерлина такого, чего не было у его собственного? Почему один Мерлин умер, в то время как другой жил, снова и снова, на протяжении долгих веков? Слабый шум коснулся слуха Артура, успокаивая вихрь его мыслей, превращая их в спокойное русло, в то время как все чувства обострились до предела. Леон настоял на том, чтобы выставить охрану у его двери: мера предосторожности, соответствующая тем опасным временам, в которые они жили. Он не сказал этого вслух, но Артур подозревал, что Леон предпочел бы, чтобы в его покоях был кто-то, кто мог бы убедиться, что Мерлин не попытается причинить ему вред. По правде говоря, это было заманчиво, но доверие должно же с чего-то начинаться. Кроме того, как постоянно повторял сам Мерлин, если бы он хотел причинить им зло, никто из них мало что смог бы сделать, чтобы остановить его. Шум раздался снова, и Артур прикусил губу, оглядываясь на дверь в прихожую. Звук доносился из комнаты Мерлина, и он сунул руку под подушку, чтобы вытащить рукоять кинжала, который был прикреплен к раме кровати. Тяжесть оружия успокаивала, и, держа его наготове, он выскользнул из-под одеял и прошлепал по каменным плитам. Свечи были погашены, и в камине почти не тлели красноватые угольки, освещавшие путь, но Артур знал свои покои как свои пять пальцев. Он с легкостью обходил мебель, всегда готовый уловить вспышку или шепот магии. Но никто не отозвался, и, приблизившись к старой дубовой панели на двери, он понял, что слышит вовсе не приглушенные звуки заклинания. Ничто столь отчетливое не окрашивало воздух. Прерывистые рыдания, слишком глубокие и жалкие, чтобы их можно было заглушить, оглашали ночь, звуча как чистая боль, облеченная в слова. Артур слишком хорошо знал эту внутреннюю агонию. Она была его постоянным спутником в первые несколько месяцев после смерти Мерлина. Теперь он слышал, как это отражалось в другом: беспомощность и страдание, сожаление и бесполезный гнев — все это переплелось воедино до такой степени, что подавить их стало невозможно. Он протянул руку, растопырив пальцы на дереве. Мышцы его руки напряглись, чтобы оттолкнуть дверь в сторону, прежде чем вмешался здравый смысл. Человек за порогом не обрадовался бы его утешению, а Артур был не в том состоянии, чтобы дать его. Было чистым высокомерием думать, что он может что-то сделать, чтобы облегчить боль этого нового Мерлина, особенно когда это звучало вот так: как будто вскрывают рану, чтобы очистить ее от скверны после того, как она слишком долго гноилась. Это заставило его вспомнить тихое напоминание Ланселота. Если история этого Мерлина была правдой, то он страдал больше, чем все остальные. Они горевали по нему, в то время как этот Мерлин пережил их всех. Его появление, должно быть, заставило их осознать это, и такова была цена. Отступив назад, Артур покачал головой, не обращая внимания на жгучие слёзы в уголках глаз. Он плакал из-за Мерлина, из-за себя и из-за своего королевства. Он проливал реки слёз в одиночестве своих покоев, но теперь он был не один. Если он мог слышать Мерлина, то не было никаких сомнений, что Мерлин услышит его, а Артур не мог позволить себе проявить такую слабость. Кроме того, плач не решал его проблем, а катарсис, который он мог принести, был слабым утешением в эти дни. Нет, лучшее, что он мог сделать, — это создать для Мерлина иллюзию уединения, и поэтому он побрёл обратно в постель, как побитая собака, стараясь не чувствовать себя трусом. Прошло очень много времени, прежде чем Мерлин снова замолчал, без сомнения, погрузившись в изнурительный сон. Закрыв свои горящие глаза, Артур лишь надеялся, что рассвет принесёт им хотя бы частичку покоя, в котором они оба так отчаянно нуждались. На самом деле утро принесло с собой Джорджа: пунктуального и чопорного. Он суетился по комнате, разжигая камин и раскладывая одежду Артура на день. Долгое время после смерти Мерлина Артур отказывался от мысли о том, чтобы завести ещё одного слугу. Он охранял свою личную жизнь, как разъярённый пёс, и прогонял любого, кто пытался вмешаться. Именно Гвен указала ему на то, что голодный, взъерошенный, неорганизованный принц-регент не внушает доверия ни своему народу, ни советникам. Он до сих пор помнил, как дрожал её тихий голос, когда она объясняла, что никто не пытается занять место Мерлина. Они просто хотели помочь ему. Был бы другой Мерлин таким же, как он, неприятно веселым и очаровательно неумелым? Говорил бы он с Артуром, как будто тот был личностью, а не номинальным главой? Он, безусловно, казался таким же безразличным к рангу и этикету, хотя он не мог быть уверен, насколько это было в его натуре, а насколько это было за столетия от жизни в Камелоте. — Простите меня, Ваше Высочество, но советники просят о встрече в течение часа, — сказал Джордж, остановившись у кровати и говоря мягким, спокойным тоном. Артур поморщился и покачал головой. — Я встречусь с ними в полдень, не раньше. Вчера я уже выслушал их опасения, и мне нужно многое сделать. — Его взгляд остановился на двери в приёмную, задержавшись на пустой деревянной панели, прежде чем он со вздохом выбрался из-под одеяла. Его тело казалось свинцовым, отягощённым усталостью, но он не мог позволить себе роскошь лежать в постели. Больше не мог. — Мне разбудить Мерлина, Ваше Высочество? Артур нырнул за ширму, зная, что не должен удивляться. Несомненно, новость о возвращении Мерлина разнеслась по замку в течение часа после их прибытия. Он плеснул водой в лицо, обдумывая свой ответ и вспоминая звуки прошлой ночи. — Оставь его пока, Джордж. — Он вернётся к своим обязанностям, Ваше Высочество? Он должен был отдать Джорджу должное. В его голосе не было и намёка на обвинение. Большинство других слуг говорили бы со страхом, помня о своём положении, но в тоне Джорджа не было ничего непрофессионального. Вместо этого он говорил как человек, готовый выполнить приказ своего хозяина. Он был таким, каким и должен быть слуга, и совсем не таким, каким хотел его видеть Артур. Когда он отдавал Мерлину прихожую, он думал только о том, чтобы держать его под наблюдением и ограничить его свободу во всем замке. Теперь, при ясном свете дня и с точки зрения стороннего наблюдателя, Артур понял, что нет подходящего объяснения для того, кто оставался в неведении об истине. Прихожая предназначалась для слуги Артура, и то, что Мерлин поселился там, говорило о многом. Ему повезло, что Джордж никогда не претендовал на неё, и всё это время она пустовала. Раньше Мерлин всегда спал в комнате в башне. Теперь Артур понял, что эта внезапная перемена вызовет ещё больше сплетен, и подавил тихий стон, пытаясь собраться с мыслями. — Ваша служба была безупречной, — наконец выдавил он, оглядывая экран и пытаясь изобразить на лице что-то вроде извинения. — Я знаю, что многие придворные жаждут вашей помощи, Джордж, и теперь, когда Мерлин вернулся… Джордж склонил голову, и Артуру не показалось, что он уловил лёгкую улыбку, тронувшую его губы. — Благодарю вас за добрые слова, Ваше Высочество. Я ожидал, что этот день настанет. — Ты… ожидал? — Я сомневался, что отсутствие Мерлина в Камелоте будет постоянным. Похоже, он приехал в спешке, с лошадью, но без сумок. Мне позаботиться о том, чтобы он был подобающе одет? Артур поднял бровь, не упустив невысказанных вопросов, лежащих в основе слов Джорджа. Слуги были остроглазыми, умными людьми, и они разговаривали друг с другом. Без сомнения, каждое маленькое любопытство по поводу прибытия Мерлина было подхвачено их нетерпеливыми умами. Ему следовало бы знать, что появление Мерлина снова вызовет пересуды, и он на мгновение посочувствовал новому Мерлину, которого, вероятно, будут донимать вопросами о его местонахождении. Возможно, лучше было бы прояснить ситуацию, и чем скорее, тем лучше. — Да. Спасибо тебе, Джордж. — Я также распоряжусь, чтобы вам обоим принесли завтрак. — Быстро поклонившись, Джордж развернулся и ушёл, оставив Артура начинать свой день. Он почистил зубы порошком и посмотрел на щетину на подбородке, решив, что она может подождать. Он всегда брился сам, осторожно орудуя медным лезвием, но не был так привередлив в этом вопросе, как некоторые мужчины. В основном потому, что это была утомительная, отнимающая много времени задача, и у него редко возникало желание превратить её в ритуал. Кроме того, хоть борода и была нечёсаной, это было лучше, чем принц-регент, который в спешке порезал себе лицо. Взяв свою одежду, он надел её, расправил воротник и завязал шнурки. Даже его обычная одежда казалась скорее доспехами, чем чем-то ещё. Он не смотрел на своё отражение, когда расчёсывал волосы. Наконец, он взял свой пояс, затянул его на талии и положил Экскалибур на бедро. Знакомый вес немного успокаивал, и он рассеянно похлопал по рукояти. Теоретически это было не оружие для придворных, но дни мирной жизни в замке, казалось, остались далеко позади. По правде говоря, он не осмеливался выбросить его, как велела ему руническая надпись на одной стороне клинка. В глубине души он беспокоился, что меч исчезнет, как и остальная магия, которой одарил его Мерлин. Слабый шум из прихожей подсказал Артуру, что Мерлин снова пробуждается, и он повернулся к своему столу, опустился на стул и придвинул к себе один из отчётов рыцаря. Нехорошо было бы, если бы его застали за ожиданием Мерлина, как какую-нибудь нетерпеливую девицу. Кроме того, за время его отсутствия накопилась куча бумаг. К тому времени, как Мерлин, спотыкаясь, вышел из прихожей, Артур прочитал шесть разных документов, отмечая новые нападения бандитов на карте, лежащей рядом с ним. Джордж принес завтрак, и раннее утреннее солнце превратило его в нечто респектабельное. Однако при ярком свете дня Мерлин выглядел ещё более измождённым, чем обычно. Его одежда была мятой, глаза покраснели от слёз, а кожа была такой бледной, что Артур сочувственно поморщился. Мерлин неуклюже проковылял через комнату, рухнул на стул и уставился на завтрак, словно забыл, что это такое. — Ешь, — сказал Артур, отрываясь от работы и подходя к столу, чтобы наполнить свою тарелку. Не было смысла обсуждать какие-либо дальнейшие действия или стратегию, когда Мерлин был в таком состоянии. У него был вид рыцаря, вернувшегося из долгого похода, пытающегося снова вернуться к нормальной жизни. Он предполагал, что во многих отношениях именно это и произошло. Все, что связано с Камелотом, должно быть, для него как далекое воспоминание, которое теперь снова стало поразительным. Если бы его перенесли на тысячу лет в будущее, Артур сомневался, что ему жилось бы лучше. Мерлин медленно выполнил то, что ему было сказано, не произнеся ни слова, когда наполнил свою тарелку и начал есть. Он не набрасывался на еду, как будто был голоден. Вместо этого он отложил это в сторону с практичной эффективностью человека, который подозревал, что ему понадобится все, что он сможет достать. Это намекало на то, что в его долгой жизни было больше трудностей, чем изобилия, и Артур наблюдал за ним краем глаза, пока тот ел. Мерлин определенно не выглядел худым. Вчера, когда он нес его на руках, он обратил внимание на его телосложение: силу поджарых мышц и ширину плеч. Они предположили, что он не испытывал потребности в еде, по крайней мере, десять или больше лет. Ширина его плеч подчеркивала странную майку, которую он носил, и некоторая резкость Мерлина, которого он знал, исчезла. Артур с грустью осознал, что именно так мог бы выглядеть его Мерлин, если бы у него было чуть больше времени. Он никогда не был похож на рыцаря, но в его теле была сила, которую видел даже Артур, и эта сила имела мало общего с магией. — Ты пялишься. Хриплый голос Мерлина заставил Артура вздрогнуть, и он, покраснев, отвёл взгляд. Он и не заметил, что его пристальный взгляд стал менее незаметным, пока он погружался в свои мысли. — Сколько тебе лет? — Вопрос вырвался у него сам собой, и Артур вздохнул, когда Мерлин прищурился, глядя на него. — Я не имею в виду время прожитых лет. Я имею в виду физически. Сомневаюсь, что тело, которому больше тысячи лет, может выглядеть таким молодым. — В любом случае, это тело не такое уж старое. Оно… — Мерлин прищурился. — Ну, это зависит от того, что случилось, когда меня сюда перенесло. Не думаю, что это тело новое; на нём всё ещё есть шрамы. Мерлин вздохнул, откусив кусочек сосиски, прежде чем продолжить объяснение. — Я могу выглядеть так, как захочу, но технически я не старею. Только болезнь или ранение могут меня убить, и я снова просыпаюсь в тот момент, когда магия либо исцеляет меня, либо создаёт совершенно новое тело, если повреждений слишком много, чтобы их исправить. Последнее случилось около тридцати пяти лет назад. Артур с отвращением посмотрел на свой завтрак, его скудный аппетит пропал, когда он подумал о смертях, которые мог пережить Мерлин, и о том, что вряд ли многие из них были мирными. — Что случилось? Тишина с другой стороны стола стала напряжённой и тревожной. — Это не важно. Какая разница, сколько мне лет? Артур сдержал вздох, понимая, что не имеет права требовать от Мерлина ответа о том, что с ним случилось. Несмотря на то, что он был на удивление откровенен о своей магии и о том, что привело его к ним, казалось, что своей долгой историей он не собирался делиться. Не то чтобы Артур винил его. В конце концов, доверие должно быть взаимным, а он не слишком старался расположить к себе Мерлина с момента своего прибытия. — Моему Мерлину не было и двадцати одного, когда он умер. Ты не выглядишь на тридцать пять, или на тысячу, или на сколько-то там лет, но и на двадцать с небольшим тоже не похож. — Но ещё до того, как Артур это сказал, он понял, что это неправда. Тело, которое носил Мерлин, выглядело как слегка обветренное тело двадцатидвухлетнего или, может быть, тридцатилетнего юноши. Но взгляд выдавал правду: мудрость и горечь, которых не было в его возрасте. Его Мерлин был готов улыбаться и смеяться, поддразнивать и проявлять нежность. Трудно было представить, что этот человек перед ним — тот самый Мерлин. Намеки на это были ещё на озере, до того, как он осознал весь ужас происходящего, но теперь он казался мрачным и измождённым, как человек, готовящийся к войне. — Никто не заметит. — Я заметил, — Артур отставил тарелку в сторону, не упустив из виду, что взгляд Мерлина задержался на остатках еды, а на лбу появилась лёгкая морщинка. — И другие заметят. Джордж обратил внимание на отсутствие сумок, которые должны сопровождать твоё прибытие. Несомненно, на первом этаже уже ходят слухи. Мерлина здесь любили, и люди будут обсуждать. Они увидят, насколько ты другой, и будут беспокоиться. Мерлин вздохнул, закрыв глаза, словно от боли. — Я ничего не могу с этим поделать. Дело не в том, как я выгляжу. Дело в том, через что я прошёл. — Он слегка пожал плечами. — Гаюс и Ланселот предложили распространить историю о том, что я получил удар по голове, пока меня не было. Это могло бы объяснить любую путаницу или отсутствие воспоминаний. Это лучшее, что мы можем сделать, если ты хочешь продолжать притворяться, что я просто… уехал. — А какая есть альтернатива? — резко ответил Артур. Гнев нарастал, сдавливая горло, и Артур не мог его подавить. Какая-то иррациональная часть его вопила, что этот Мерлин не заслужил права сомневаться в его решениях, как бы тонко он это ни делал, и, как ни старался, Артур не мог взять себя в руки. -Должен ли я сказать им правду? Думаешь, королевство, которое пострадало от магических атак, благосклонно отнесётся к прибытию человека из будущего с лицом мертвеца? На скулах Мерлина проступил румянец, голубые глаза вспыхнули гневом, а линия челюсти стала жёсткой, как железо. На мгновение Артуру показалось, что он, возможно, прорвался сквозь высокие холодные стены, которые Мерлин, казалось, возвёл вокруг своего сердца. Однако по отрывистым словам, которые он услышал, Артур понял, что стены только возводились выше по мере их разговора. — Я ни в чём не виноват! Как бы ты ни был растерян, сбит с толку и обижен, я в такой же растерянности. По крайней мере, ты всё ещё в своём Камелоте. Своём доме. Здесь нет ничего, что я мог бы назвать своим! Даже, видимо, моё собственное лицо. Он встал из-за стола, и его стул, скрежеща по каменным плитам, издал обвиняющий скрип. Над оловянными столовыми приборами вспыхивали искры магии, и воздух в покоях Артура казался напряжённым и опасным, словно в нём была какая-то огромная сила, едва сдерживаемая. — И это не моя вина, — прохрипел Артур в ответ, пытаясь сдержать слова, которые рвались наружу, ядовитые и мерзкие. — Думаешь, я этого хотел? Чтобы мой хороший друг умер у меня на руках, а моё королевство развалилось на части. Я не звал тебя сюда, Мерлин! Я не хотел, чтобы ты был здесь! — Нет. Ты хотел его. — Мерлин поник, и вся его хрупкость, казалось, рассыпалась на части. На мгновение Артур увидел вспышку такой сильной боли, что его собственное сердце сжалось от сочувствия, но через секунду она исчезла, спрятавшись за маской. В горле у него встал ком, и он хотел извиниться, но прежде чем он успел произнести хоть слово, Мерлин продолжил: — Послушай, в видениях Морганы говорилось, что я могу тебе помочь, и, судя по тому, что сказал Гаюс, я тебе нужен. Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы влиться в коллектив и поддерживать легенду о том, что я просто отсутствовал, по крайней мере, пока мы со всем не разберёмся, но после этого… — Он оглядел стены покоев Артура, и его рот сжался в тонкую линию. — После этого я уйду. — Вернёшься в своё время? — Артур тяжело сглотнул, пытаясь скрыть своё выражение лица. Смех Мерлина был невесёлым и ужасным. — У меня такое чувство, что это путешествие в один конец. Нет, я имел в виду, что покину Камелот. Я не могу здесь оставаться. Следующий вздох Артура сбился, но он подавил корявое отчаяние, которое скрутило его грудь, гулкое и раненое. Он пытался придумать ответ, но слова не приходили на ум, разрываясь между болезненным приказом Мерлину немедленно покинуть королевство и отчаянной мольбой к нему никогда больше не покидать Артура. Он не смог произнести ни того, ни другого, и его смена темы была в лучшем случае некрасивой. — Джордж сказал, что ищет для тебя более подходящую одежду. Он должен быть в кладовой. Полагаю, ты помнишь, где это? — Мерлин отрывисто кивнул, и он продолжил, торопясь произнести слова в отчаянной попытке увести Мерлина с глаз долой, пока тот не увидел, как рушится самообладание Артура. — Кто-то должен постоянно находиться рядом с тобой. Один из рыцарей или стражников, в первую очередь для твоей же безопасности. Весь Камелот говорит о возвращении, и новости скоро выйдут за пределы наших стен. — Я могу защитить себя. — Мерлин! — Артур поднял дрожащую руку и ущипнул себя за переносицу. Он думал, что будет достаточно силён, чтобы справиться с этим, но, похоже, ошибался. Из-за нахлынувших эмоций он срывался на слова, которые не хотел произносить и не мог взять обратно. — Пожалуйста, не спорь. Просто уходи. Вокруг них воцарилась тишина, плотная и непроницаемая. Он чувствовал на себе тяжесть взгляда Мерлина, но не осмеливался встретиться с ним взглядом. Вместо этого он подождал, вздохнув с облегчением, когда дверь за Мерлином захлопнулась. Этот тихий, полный упрека звук, казалось, пронзил сердце Артура, и он закрыл лицо руками. Ему следовало сохранять отстраненность и спокойствие, а не позволять ужасной боли выплескиваться наружу. Что ему было нужно — что им обоим было нужно — так это время, чтобы смириться со всем этим, а это была роскошь, которую они не могли себе позволить. Казалось, слова Мерлина эхом разносились по его покоям, и Артур заставил себя взглянуть правде в глаза. Когда всё это закончится, он уйдёт. Он отвернётся и от замка, и от королевства и в последний раз попрощается с Артуром. Часть его протестовала, говоря, что это не тот Мерлин, которого он знал, так что же это значит? И всё же, его мятежное сердце продолжало бешено колотиться, как будто что-то драгоценное ускользало из его рук. — Так будет лучше, — сказал он себе, поднимаясь на ноги и поворачиваясь к столу. На что он надеялся? Что этот новый Мерлин останется? Что он легко впишется в их жизнь? Этого ли хотел Артур? Чтобы его Мерлина так легко заменили? Он не отвечал на свои вопросы. Он не осмеливался. Вместо этого он сел и вернулся к работе, чувствуя себя виноватым. То, чего он хотел, больше не имело значения. Дело было не в нём и не в Мерлине. Камелоту нужна была помощь, и Артур не позволил бы ничему встать у него на пути. Даже боли в его собственном несчастном сердце.