Хирет (Hiraeth)

— Артур! Мерлин напрягся при звуке голоса Морганы, судорожно втянул воздух, выбрался из седла и встал на ноющие, усталые ноги. Его магия покрылась мурашками, словно мороз по коже — внутренний и оборонительный инстинкт пробудился к жизни. Он слишком долго защищал Артура от ее козней. Его воспоминания о ней были узловатым клубком страданий, скорби и предательства — с обеих сторон. Его тело всё ещё помнило, каково это — вонзить экскалибур ей между ребер, едва заметное сопротивление сменилось ровным скольжением: слишком поздно спасать Артура. Он чувствовал себя так, словно погрузился в лихорадочный сон. Часть его думала, что он вернулся в Лондон, в 21-й век, запертый в коме или что-то в этом роде. В этом было больше смысла, чем в этом, и все же в этой ситуации не было глянца «слишком хорошо, чтобы быть правдой». Если бы это была фантазия, то Артур встретил бы его с распростертыми объятиями и теплыми улыбками. Не было бы ни подозрений, ни боли. Вместо этого мир казался хрупким: он бросал ему вызов сотней различных способов, и желание сбежать камнем лежало у него в животе. Стиснув зубы, он отступил от Аиды, заставив себя встать рядом с Артуром и встретиться взглядом с женщиной, застывшей на ступеньках. Во многих отношениях она была той Морганой, которую он помнил, когда впервые прибыл в Камелот, — прекрасно одетой, со сверкающими драгоценностями в волосах. Но даже тогда она была холодновата, скрывая свои страхи и секреты под алебастровой кожей. Напротив, эта Моргана, несмотря на весь свой шок при виде него, выглядела свободной и уверенной в себе. Это было странное сочетание, и от осознания этого у Мерлина защемило в груди. Именно такой она могла бы стать в его мире, если бы ей позволили хоть как-то проявить свою магию до того, как она попала в лапы Моргаузы. Из горла Морганы вырвался сдавленный стон, который почти заглушил вздох женщины, стоявшей рядом с ней. Теплая кожа Гвен приобрела желтоватый оттенок, ее губы приоткрылись от удивления, а глаза округлились. Позади них, положив руки на рукояти мечей, стояли Персиваль и Элиан. За своей спиной он чувствовал присутствие Ланселота, Леона и Гвейна. Он подозревал, что они были в равной степени напряжены, как будто ожидали, что он набросится на них, оказавшись в стенах Камелота. По правде говоря, все, чего он хотел — это убежать. — Внутрь, — скомандовал Артур, без сомнения, думая о толпе солдат, охранявших главный вход. Может, они и смотрят прямо перед собой, но у них есть уши. Какие бы слова ни прозвучали здесь, они скоро станут пищей для слухов. Уже сейчас можно было бы отметить этот не слишком теплый приём, но было ясно, что ни у кого не хватит духу выступить убедительно. Пальцы Артура стальным кольцом обхватили его руку, и Мерлин поморщился. Он оставлял синяки, и только ткань плаща Ланселота защищала его кожу от грубой кожи перчаток Артура. Тем не менее, попытка освободиться вызвала бы еще больше недоумений, поэтому Мерлин позволил поднять себя по ступеням. Моргана и Гвен расступились, пропуская их, хотя их обутые в сапоги ноги глухо стучали по камню. Никто не произнес ни слова, хотя атмосфера неловкости была ощутимой, и к тому времени, когда Артур вошёл в маленькую комнату неподалеку от тронного зала, Мерлин почти задыхался от напряжения. — Может, нам позвать Гаюса? — Спросил Персиваль, бросив тревожный взгляд на Мерлина. — Он знает его лучше всех. Если это всё какой-то трюк… — Это разобьет ему сердце. — Гвен вздернула подбородок, и вьющиеся волосы вокруг ее лица заколыхались, когда она покачала головой. — Я не хочу подвергать его такому испытанию. Только не снова. Только не сейчас, когда мы все знаем, что происходит. Резкий тон ее голоса подсказывал, что кому-то лучше начать говорить. Это заставило Мерлина подавить улыбку, потому что он хорошо это знал. Гвен была мила и добра ко всем, за исключением тех, кто мог угрожать ее друзьям. Затем она становилась острой и свирепой, как клинок. Конечно, он никогда раньше не оказывался в такой ситуации. — Ты знала, что именно его мы найдём на озере Авалон? — Артур удивленно поднял брови, глядя на Моргану, которая покачала головой, не отводя при этом взгляда от Мерлина. — Я почувствовала что-то мощное, и в этом было что-то знакомое, но не более того. Больше всего на свете я чувствовала отчаяние. Ощущение, что все, с чем ты столкнешься, может стать нашей последней надеждой. Я не ожидала… — Она подняла руку, и ее слова оборвались, когда она указала на Мерлина. Мгновение спустя она, казалось, справилась со своим шоком, ее подбородок приподнялся, а глаза заблестели. — Кто ты? — Его безумная история не имеет значения, по крайней мере, в данный момент. Моргана, нам нужно знать, правдивы ли его мотивы. — Артур переменил позу. — Ты и раньше проверяла людей: выявляла их вину. Сможешь ли ты сделать это снова? Моргана посмотрела в сторону двери. Мерлин проследил за ее взглядом и заметил, что кто-то задвинул засов на место. Никто не собирался им мешать. И он понял, что не сможет выбраться. В комнате не было окон. В камине пылал огонь, и свечи разгоняли полумрак, отбрасывая золотистый свет и мерцающие тени на длинный стол и богатые, удобные ковры на полу. — Я могу попробовать. Она шагнула к нему, протянув руку, и Мерлин отшатнулся, слишком хорошо помня мучительную боль от магии Морганы и шипы ее безумия. Он продолжал думать о Фоморроа, змее, которую она спрятала под его кожей, что таила свою злобу в его мыслях. Он вспомнил, как был пленником в ее лачуге, как веревки до крови натирали его запястья, когда он изо всех сил пытался избежать порабощения ею и ее созданиями. Должно быть, страх и отвращение ясно читались на его лице, потому что она запнулась, нахмурившись. — Конечно, он мог бы просто сказать правду и избавить меня от лишних хлопот. — Ты мне не поверишь, — парировал Мерлин, чувствуя, как его магия начинает беспокойно трепетать. Больше всего на свете он хотел только одного — быть как можно дальше от неё. Он сделал еще шаг назад, поморщившись, когда ударился о стол. — Если бы я хотел причинить кому-то вред, я бы уже причинил его. У меня было достаточно возможностей! Разве этого недостаточно? — Нет. Ее сила окутывала его, удушая, словно он запутался в толстых бархатных шторах. Холодные пальцы обхватили его запястье, и он стиснул зубы, на лбу выступил пот, пока он пытался сдержать жестокое возмездие своей собственной магии. Она почувствовала нарастающую волну его страха и отреагировала, набросившись на него. Логически он понимал, что это была не та колдунья, которая не раз ставила Камелот на колени. Он понимал, что не она была виновницей всего этого печального происшествия, из-за которого он остался стоять на берегу озера Авалон, наблюдая, как воды уносят Артура прочь, а его сердце разбивается вдребезги. И все же у нее было то же лицо. Все та же хитрость была в ее глазах, хотя в них не было жестокости, и, как он ни старался, он не мог отделить гнилую маслянистую пленку магии старой Морганы от странного, свежего, чистого влияния, которое захлестнуло его. Это омывало его разум, проникая не в мысли, а в чувства. Артур говорил что-то о чтении намерений, и Мерлин мог себе представить, как это сработает. Невиновный человек, которого обвиняют, был бы напуган, но полон надежд, его совесть была бы чиста. С другой стороны, чувства вины было бы достаточно, чтобы оправдать осуждение. Честно говоря, он желал Моргане удачи. Он не мог определить и дать название своим собственным эмоциям. Они колебались между горькой печалью и острым гневом. Затаенная радость выплыла на поверхность, поддерживаемая лихорадочной надеждой, но в основном вся эта ситуация просто причиняла боль — пронизывала его до костей, пока он не удивился, что с него не капала кровь при каждом шаге. Он смутно осознавал, что люди разговаривают, но не мог сосредоточиться. Он был слишком занят тем, что держал себя в руках, прищурившись, чтобы не видеть Моргану перед собой. Он чувствовал, как ее заклинание рассеивается и не может закрепиться, прежде чем превратиться во что-то более острое и проникновенное. Он понятия не имел о природе способностей этой Морганы и молился, чтобы она не начала копаться в его воспоминаниях. Там было много такого, что не имело для нее никакого смысла, и если бы ей удалось проникнуть в глубины и раскопать воспоминания о его Камелоте…? Что ж, он сомневался, что это пойдет кому-то на пользу. — Он блокирует меня. — В ее тонком голосе слышался гнев. Она казалась напряженной от своих усилий, и когда ее рука соскользнула с запястья Мерлина, он открыл глаза. Ее волосы прилипли к каплям пота, выступившим на лбу, а хмурое выражение лица прорезало морщины на лице. Плечи девушки вздымались, словно она бежала по замку, а губы были плотно сжаты в знак неодобрения из-за того, что ей помешали. Она опустилась на стул, который Гвен придвинула к ней, и судорожно вздохнула. — Прости меня, Артур. Он сильнее меня и не хочет сотрудничать. После ее слов воцарилась тишина, и Мерлин всем телом навалился на стол. Он устал, проведя целый день в седле, и проголодался из-за того, что наскоро съел всего несколько кусочков, сидя верхом на лошади. Паника и страдание, словно сговорившись, заглушили его голос. За эти годы у него накопился большой опыт в управлении своими эмоциями. Он знал, как отбросить все в сторону и справиться с насущной проблемой, но то, что он снова оказался здесь, в этом месте, грозило сокрушить его. Напряжение сковало его мышцы и напрягло позвоночник, но он сомневался, что Артур или рыцари выпустят его из виду. Не без некоторой уверенности в его мотивах. Плечи Артура поникли, и от Мерлина не ускользнула тень боли, промелькнувшая на его лице, как будто все его надежды рухнули к его ногам. Пальцы Мерлина дернулись, прежде чем сжаться в кулак. Его утешения были бы нежелательны, поэтому он оставил их при себе. Вздохнув, он расстегнул застежку плаща и стянул его с себя. Ему уже казалось, что он задыхается, и тугой воротник никак не мог развеять эту иллюзию. Головная боль пульсировала в висках, и он ущипнул себя за переносицу, пытаясь избавиться от нее. — Я слишком многого прошу, чтобы ты поверил мне? — спросил он, опуская руку и бросая умоляющий взгляд в сторону Артура. — Моргана была той, кто отправил тебя на озеро Авалон, и я — тот, кто ждал тебя там. — Как удобно, — усмехнулся Артур. — Мы нашли человека, внешность которого нам всем была бы знакома, которому мы были бы склонны доверять! — Он подошел к Мерлину вплотную и наклонился, чтобы занять его место. — Это не секрет, — Артур указал на фигуру Мерлина, — ни для наших врагов! Ни для тех, кто видел, как он был убит! Мерлин сделал глубокий вдох, и его желудок резко сжался, когда в нос ударил запах Артура: седельного мыла и масла из конской сбруи, а также едва уловимый аромат трав после ванны и чистого пота. Это было похоже на удар в солнечное сплетение, такой знакомый, что ему пришлось прикусить губу, чтобы сдержать рыдание, которое хотело вырваться из его горла. — И как они узнали, что нужно оставить меня там, чтобы ты мог найти, если только ты не думаешь, что они каким-то образом скомпрометировали Моргану? Возможно, вмешивался в ее сны или просто подсказывал ей, что говорить? — Что?! — голос Морганы превратился в шипение, она побледнела, только на щеках выступили два красных пятна. — Как ты смеешь!.. — Я ни в чем тебя не обвиняю, — огрызнулся Мерлин, хмуро глядя на нее. Хотя ему и не хотелось этого признавать, ее сила была искренней. Он мог доверять ей, даже если не мог поверить в саму женщину. — Я указываю на очевидное. Ваши враги должны были бы знать слишком много о том, куда вы направляетесь и зачем, чтобы организовать нашу встречу на озере. Если у них в замке есть шпионы, я полагаю, это возможно, подслушанные разговоры и тому подобное, но это немного натянуто. — Он заколебался, скривившись, когда наиболее вероятный предатель всплыл на поверхность его сознания, как пузырь сквозь смолу. — Агравейна здесь нет, не так ли? — Мой дядя? — Недоумение немного затмило гнев Артура. — Нет, мой отец его ненавидит. — Хм. — Мерлин скрестил руки на груди. По крайней мере, одним поводом для беспокойства стало меньше. — В кои-то веки я согласен с Утером. Агравейн — змея. — Как? — Элиан склонил голову набок, растерянно моргая, и впервые заговорил. — Откуда ты можешь это знать? Когда ты с ним встречался? — Ты сказал, что мы не поверим твоим словам, — добавила Гвен, выходя вперед и останавливаясь у Морганы за плечом. — Артур и остальные уже что-то знают, какую-то «дикую историю». — Она приподняла бровь, чувствуя себя королевой до мозга костей, даже если в этом мире она никогда не носила корону. — Позвольте нам самим судить об этом. Мерлин провел языком по зубам и наклонил голову, прежде чем сообщить им сокращенную версию. — Я бессмертен. Из другого будущего. Для меня прошло больше тысячи лет с тех пор, как существовал Камелот. Что-то случилось, и меня вытащили сюда и бросили посреди озера Авалон. В моей истории Моргана убила Артура. Вроде того. Я имею в виду, технически, это Мордред нанес удар, но именно она все это спланировала. Он огляделся, заметил хмурый взгляд Гвен и губы Морганы, приоткрытые в молчаливом протесте. Персиваль и Элиан обменялись взглядами, и он устало вздохнул. — Я же говорил, что ты мне не поверишь. — Ты из будущего? — Персиваль шагнул вперёд, не прилагая, как обычно, усилий, чтобы не нависать над ним. Он был человеком-горой, но те дни, когда Мерлин пугался кого бы то ни было, давно прошли. Его серые глаза скользнули вниз, оценивая его внешность. — Ты поэтому так одет? — Эта одежда была на мне, когда я, — он неопределенно махнул рукой, чуть не сказав «попал под автобус», но потом понял, что этого никто из них не поймет, — умер и оказался здесь, а не там, в моем мире. В моём времени. — Ты умер и вернулся? — Дрожь в голосе Гвен пронзила сердце Мерлина, и он поморщился. Он сомневался, что ее боль вызвана сочувствием к нему, и мгновение спустя убедился в своей правоте, когда ее следующие слова озарила острая надежда. — Но если это случится с ним, то, может быть, с нашим Мерлином. — Тогда где же он, Гвен? — пробормотал Артур, качая головой. — Прошло уже несколько месяцев, почти год. Если бы он мог, он бы вернулся домой. Вместо этого мы заполучили его. — Он махнул рукой в сторону Мерлина, и по его тону было ясно, что он считает это неудачным обменом. Мерлин молча проглотил вспышку страдания, которая пронзила его. Не то чтобы он винил их за гнев. Он чувствовал себя таким же ограбленным, но размышления об этом никому не принесли бы пользы. — Я не знаю, что здесь произошло. Почему я — он — не вернулся. — Он покачал головой. — Мне жаль. Извинения ничего не изменили, но это было все, что он мог предложить. Все в комнате оплакивали человека, которого потеряли, и съежились от мощного напоминания о том, что он олицетворял. И тут появился он. По прошествии тысячи лет он вряд ли мог утверждать, что остался тем же мальчиком, каким был когда-то. Они были более правы, чем думали, когда говорили, что он не их Мерлин. Он сомневался, что даже его давно умершие друзья узнали бы того, кем он стал: жестким, отстраненным и замкнутым. Горечь пробирала его до самых костей. По его коже поползли мурашки, и он переместил свой вес поближе к огню в камине. Он и забыл, каким холодным может быть Камелот с его каменными стенами, сквозняками и высокими потолками. В некотором смысле, это было хорошо, позволяло ему освоиться как в своем теле, так и в окружающей среде. Было бы слишком легко потеряться в лабиринте своих мыслей, упасть в их колодец «Несправедливо» и погрузиться в темный океан своего чувства вины и горя. Таким образом, он мог сосредоточиться на том, как тепло разливается по его коже, а камень плотно прижимается к ногам. Он был так сосредоточен на том, чтобы заставить себя погрузиться в этот момент, что не почувствовал, как позади него взметнулось заклинание, пока не стало слишком поздно. Магия Морганы захлестнула его, и его собственная сила взорвалась в инстинктивной защите, наполнив комнату ярким светом, который с ревом вырвался наружу, злобный и смертоносный. На долю секунды его пронзило осознание того, что это убьет их всех. Он вложил всю свою волю в заклинание, обвиваясь вокруг магических щупалец и оттягивая их назад, заставляя поток изменить направление и вместо этого повернуться к нему. Это ударило по нему, как товарный поезд, обжигая руки и ноги до самых костей. Несмотря на все это, он чувствовал, как магия Морганы мечется, словно рыба, пойманная приливом. И все же по его приказу его сила растеклась по ней и вокруг нее, вместо того чтобы уничтожить ее за вторжение. Прилив энергии был ошеломляющим, и Мерлин стиснул зубы, зажмурившись от боли, пытаясь не дать ей разорвать его на части. Он уже забыл, каково это — чувствовать, что магия является такой же неотъемлемой частью его существа, как кровь в его венах. Ему не приходилось осуществлять такой контроль в течение столетий, и теперь это грозило ускользнуть из его рук. Последним, мощным усилием воли он погасил магию, посылая золотистый свет, скользящий под его веками, по дуге, пронизывающий его разум, вызывая воспоминание за воспоминанием, пока давление не стал слишком сильным, чтобы его можно было вынести. Сотни лет промелькнули перед ним в одно мгновение, и последовавшая за этим темнота была благословением. Мерлин потерял сознание, и с благодарностью погрузился в тень.