Хирет (Hiraeth)

Ты найдешь того, кто тебе нужен, на озере Авалон. К этому времени он привык к туманным словам Морганы — посланиям, доставленным прямо из глубин ее пророческих снов. Когда она давала свои таинственные советы, её глаза были пустыми и беспомощными, но он никогда не представлял ничего подобного. У Артура перехватило дыхание. Меч в его руке дрогнул, но он не опустил клинок. В конце концов, его уже обманывали раньше. Это был не первый раз, когда к нему приходили существа с лицом его мертвого друга. Вот только никто из них никогда не выглядел так, как сейчас, с глазами размером с блюдца, полными отчаянной тоски, от которой у Артура сжалось сердце. Золотистый отблеск походного костра не слишком-то скрашивал бледность кожи Мерлина, хотя и проливал свет на легкую дрожь, которая пробегала по его телу: то ли от холода, то ли от смешанных эмоций. Артур осознал, что он был одет не по погоде, и его оцепеневший разум зацепился за мелкие детали, которые привлекли его внимание. На его теле не было доспехов, что не было чем-то необычным, но на шее Мерлина не было привычного шейного платка. И никакой куртки на нем не было, только странная майка с короткими рукавами. Одежда оставляла обнаженными его предплечья, и Артур заметил, с какой гибкостью и силой напряглись его сухожилия и мышцы. Ткань облегала торс Мерлина, и взгляд устремлялся вниз, к грубым бриджам, которые он носил, заправив их в сапоги. Это была, пожалуй, самая привычная одежда, хотя даже она показалась Артуру неправильной: кружева были скорее круглыми, чем плоскими, и более обильными, чем он привык. А еще в центре нижней губы Мерлина поблескивала серебряная полоска — кольцо, которое, как заметил Артур, проходило сквозь кожу. Некоторые друиды украшали себя подобным образом, хотя их украшения редко отличались такой изысканностью. Мерлин, его Мерлин, никогда не носил ничего подобного. Он осторожно переместил свой вес, восстанавливая равновесие, и сделал едва заметный жест у бедра двумя пальцами левой руки. Его рыцари, должно быть, ждали этого, и он позволил своему взгляду скользнуть, всего один раз, к лесу за спиной не-Мерлина, отмечая движущиеся тени и блеск мечей, которые тот держал наготове. Облизнув губы, он придал своему лицу выражение холодного безразличия и опустил клинок на ключицу незваного гостя. — Кто ты такой? Существо напряглось, расставив руки пошире, чтобы подчеркнуть свою капитуляцию, хотя его лицо сморщилось, а брови опустились в замешательстве. Оно склонило голову набок, и Артур проглотил острый привкус желчи. Боги, он презирал это, потому что в этом маленьком жесте был весь Мерлин. Пройдут годы, но Артур не забудет его манер, таких как тайная полуулыбка, которую он иногда выдавал, или то, как он дергал себя за левое ухо, когда лгал. Казалось, что они были написаны у него на костях, запечатлены там дружбой, которая процветала — хотя порой и неохотно — почти с первого дня их встречи. — Что ты имеешь в виду? — Он говорил неуверенно, словно не привык к форме слов, произносимых его ртом. Он произнес имя Артура достаточно чётко, слоги сами слетали с его языка, но все остальное звучало надтреснуто и бессвязно. Однажды он был на Немете и провел несколько часов в шумных доках, слушая моряков. У некоторых из них был похожий голос, их иностранные голоса были неуклюжими из-за незнакомой манеры говорить. — Артур, что ты помнишь? — Я помню смерть человека, чье лицо ты носишь. — Он бросил это с непримиримым вызовом, обнажив зубы в оскале. Существо моргнуло, не веря своим глазам. Казалось, оно не поняло, что сказал Артур, или, возможно, не поверило в то, что услышало. Мгновение спустя его голос — такой знакомый, что у Артура защемило сердце, когда он почувствовал, как его охватывает новая волна горя — прошипел в ответ. — Что? Он отпрянул, как будто его ударили, его позвоночник выгнулся дугой, когда он почти напоролся на клинок Леона. Эти глаза, казавшиеся почти черными в скудном свете костра, скользнули по сторонам, оглядывая рыцарей, которые выстроились вокруг него, паря на краю ореола костра. Их мечи были подняты на уровень плеч и наготове, в то время как лица скрывала бесстрастная маска. Артур должен был отдать им должное. Они выглядели более спокойными, чем он сам. Намеки на их истинные эмоции проявлялись лишь в едва заметных чертах их лиц. Темные глаза Ланселота сверкали, в них читалась явная боль, а на скулах Гвейна подергивался мускул. Даже Леон, самый дисциплинированный из них, казалось, боролся с собой, его светлые глаза были затуманены неуверенностью. На первый взгляд, посторонний человек не увидел бы ничего, кроме устрашающих доспехов и смертоносного оружия. Он бы увидел рыцарей королевства и понял свою ошибку. Вместо этого этот не-Мерлин дернулся на месте, его рука вздрогнула в неуверенной попытке, его совершенно не беспокоило, что его держат под остриём меча. Но не в той дерзкой, высокомерной манере, которая наводила на мысль, что он верит, что сможет одолеть их. В этом было что-то расслабленное, как будто он думал, что люди, владеющие оружием, никогда не используют его. Как будто он доверял им. Артур наблюдал, как не-Мерлин переводил взгляд с одного из них на другого, приоткрыв губы и слегка нахмурив лоб. Его взгляд метнулся обратно к лагерю, который они покинули, скрывшись в тени, когда безошибочно узнаваемое сияние магии пробилось сквозь деревья на берегу озера. Он снова прищурился, глядя на лошадей, а затем, по необъяснимой причине, запрокинул голову и уставился в небо, как будто небеса нанесли ему личное оскорбление. Голые ветви кроны деревьев почти не заслоняли звезд, и Артуру потребовалась вся его сосредоточенность, чтобы не поднять взгляд. Он не мог отвести глаз от угрозы, только не в этот раз. Он достаточно хорошо усвоил этот урок, когда настоящий Мерлин умер у него на руках из-за его собственной глупой рассеянности. Наконец, не-Мерлин опустил голову, переместил вес тела и уперся руками в бока. Он хмуро уставился в землю, высунув розовый кончик языка, чтобы облизать губы, отчего серебряное кольцо заискрилось в свете костра. В его глазах застыл ужас, темнота, которую Артур не мог понять. Он мог только чувствовать, что это была не угроза, а какое-то личное откровение, затуманенное ужасом. Когда он заговорил, его голос скрипел у него в горле, и он тщательно подбирал каждое слово. — Какой сейчас год? — Что? — Артур прищурился, крепче сжимая рукоять меча. Он не должен думать об этом, что бы это ни было. Он должен довести дело до конца. Смерть покажет свое истинное лицо, как уже дважды делала до этого. Первое, менее чем через три недели после того, как он зажег пламя погребального костра Мерлина, было одним из трюков Нимуэ: существо, сделанное из глины и превращенное в человека. Второй, появившийся более четырех месяцев назад, был иллюзией, не более чем призраком, посланным, чтобы свести его с ума от горя. Первый вернулся на землю, а второй — в туман. Учитывая, что это новое видение пришло с Авалона, он подозревал, что оно рухнет в воду, когда он снесет его голову с плеч. И все же что-то удержало его руку. Слова Морганы не давали ему покоя. Ее магия была могущественной, но ее величайшая сила заключалась в ее вещих снах. Иногда они преследовали ее, пока она не начинала действовать. На этот раз она не предупредила его об опасности. Ее кожа и глаза были такими же бледными, как у всех, кого он когда-либо знал… Она выглядела как женщина, которая не смеет надеяться — как будто боится, что не принесет ему ничего, кроме боли, своими пророчествами, но все равно вынуждена их произнести. Она сказала, что он найдет того, кто ему нужен, на озере Авалон, и он обнаружил этого Мерлина, который выглядел совсем не так, как тот Мерлин, которого он знал. Он не был похож на человека, пытающегося вжиться в роль, но все в нем, от того, как он стоял, до того, как наклонял голову в ожидании ответа Артура, казалось, было создано для того, чтобы пронзить его сердце своей фамильярностью. Ни одному из них это не удалось. Призрачная надежда и жгучее горе заставили его с первого раза поверить в это. Он не обращал внимания на все мелочи, в которых Нимуэ ошибалась, потому что все, чего он хотел — это чтобы Мерлин снова был рядом. Во второй раз он не был таким глупцом. Он не должен позволять одурачить себя, как бы сильно все его существо ни вопило о том, чтобы это было правдой — чтобы этот не-Мерлин, в конце концов, был его Мерлином. Нелепо было надеяться на невозможное, и все же, несмотря на отчаянные вопли своего логического ума, Артур не мог заставить себя уничтожить молодого человека, стоявшего перед ним. Не тогда, когда что-то, спрятанное глубоко в окровавленных тенях его сердца, радостно возликовало. — Сейчас 904 год. — Голос Ланселота прозвучал громко на тихой поляне, и Артур бросил взгляд на человека, которого считал одним из своих лучших рыцарей. Он встретился взглядом с Артуром, не извиняясь, и увидел на лице Ланселота отблеск той же безумной потребности. Смерть Мерлина задела их за живое, превратив в созданий, полных боли и разбитого сердца. Даже сейчас они смеялись меньше, мучаясь из-за отсутствия Мерлина. Снова столкнуться с этим… Из горла не-Мерлина вырвался сдавленный звук, его бледное лицо приобрело цвет выбеленной кости. Он дернулся, как олень, готовый броситься в бегство. В его глазах вспыхнуло золото, вспышка силы, которая подняла ветер и заставила сухие листья зашуршать. Артур напрягся, ожидая, что кто-то бросится на них. Деревья заскрипели и задрожали, но больше ничего не произошло. Вместо этого казалось, что сама земля содрогнулась от того же потрясения, которое отразилось на лице не-Мерлина. Он оглянулся через плечо на озеро, словно собираясь броситься в его глубины. Прежде чем Артур успел подумать дважды, он опустил свой меч, преграждая ему путь к отступлению. — Начинай говорить, — скомандовал он, придав своему голосу тот же тон, который он использовал на тренировочной площадке: повелительный и высокомерный — тот, который требовал ответов. — Кто ты? Почему ты здесь и почему так выглядишь? — Боже мой, — пробормотал не-Мерлин, закатывая глаза, — ты все еще такой придурок. Из горла Гвейна вырвался тонкий, нервный смешок, который он поспешно спрятал за кашлем, и Артур бросил в его сторону свирепый взгляд. Им не нужно было колебаться в своей решимости, ни сейчас, ни до того, как они получили хоть что-то похожее на прямой ответ. — Я Мерлин. Только не твой Мерлин, которого ты почему-то считаешь мертвым. — Не-Мерлин усмехнулся, как будто эту мысль было невозможно постичь. Артур с трудом сглотнул, призрачный запах крови ударил ему в нос, когда он яростно отогнал воспоминания, которые пытались задушить его разум, как дым. Этого было так много: мокрый малиновый и белоснежно-бледный. Он вспомнил цвет глаз Мерлина, невероятно синих, когда тот уходил из этого мира, держа его на руках у Артура. — Его убила Верховная жрица по имени Нимуэ, — пояснил Леон, говоря то, чего не мог сказать сам Артур. — Что? Как? — Не-Мерлин провел руками по волосам, отчего они торчали в разные стороны. Он переступил с ноги на ногу, словно хотел пройтись. Только звон клинков, казалось, заставил его призадуматься, и он покачал головой, отчаянно размахивая рукой, как будто пытался отбросить все в сторону. — Неважно. Это… это не главное. Если сейчас 904 год, то почему здесь Ланселот и Гвейн? Они стали твоими рыцарями не раньше, чем через год, но они носят цвета Камелота. Артур склонил голову набок, бросив быстрый косой взгляд на рыцарей, о которых шла речь. — Они были посвящены уже много лет. С тех пор, как мы нашли способ обойти идею моего отца о первом кодексе. — Вы не посвящали их в рыцари, пока не вторглись в Камелот! — Не-Мерлин выглядел затравленным, его затошнило при воспоминании об этом. — Бессмертная армия? Скелеты с мечами? Тебе это ни о чем не говорит? — Что за бессмертная армия? — Спросил Леон мягким голосом, словно разговаривал с диким животным. Как и Ланселот, он опустил кончик меча и придвинулся ближе, увидев, в каком отчаянном положении находится это существо. Артур стиснул зубы. Если это существо пыталось заставить их ослабить бдительность, то оно отлично с этим справилось. Они с Гвейном были единственными, кто все еще был готов довести дело до конца, и даже Гвейн, казалось, колебался, его глаза потемнели в свете костра. — Что вы имеете в виду, говоря «что за бессмертная армия»? Когда-то они были солдатами, которых Моргауза и Моргана подняли из мертвых, чтобы вторгнуться в Камелот. — Моргана? — Артур отшатнулся, почувствовав себя так, словно получил пощечину. — Она никогда бы не причинила вреда Камелоту! Безрадостный, издевательский смех, вырвавшийся из горла Мерлина, был одним из худших звуков, которые Артур когда-либо слышал. Впервые в его голосе не было ничего от друга, которого он потерял: он звучал жестко и горько-сердито. — Ты шутишь? — Его губы приоткрылись, как будто он собирался сказать что-то еще, но он оборвал себя, покачав головой. — Я не понимаю. Это не… это не мой мир. Он встретился взглядом с Артуром, и в бездне горя, читавшейся в его взгляде, можно было утонуть, оно было ледяным и смертоносным. Он никогда не видел Мерлина таким: как будто он терял все, снова и снова. Возможно, так оно и было, потому что его следующие слова были не более чем шепотом, пронизанным бездонной сердечной болью. — Ты не мой Артур.