The Way You Used To Do

Первое, что он заметил, когда проснулся, это то, что он совершенно не помнит, как заснул. Второе, что он заметил — как рядом с ним его мама что-то говорила, но он не слышал ее голоса. Ее разъяренное лицо то прояснялось, то исчезало из фокуса, рот открывался и закрывался, складываясь в слова. Но все, что Кацуки мог слышать — это дебильный, непрекращающийся звон, сводящий его с ума. Поэтому в конце концов он лишь пробурчал: — Ха-а? И его глаза расширились, когда он не услышал звука собственного голоса. — Что за хрень?! — воскликнул он, пытаясь поднести руку к уху и терпя неудачу. Наклонив голову вниз, чтобы посмотреть, что мешает ему двигаться, Кацуки был потрясен еще больше, когда понял, что его правая рука прижата к груди гипсом. Его мама металась рядом с ним, продолжая что-то говорить и злилась на то, что Кацуки ей не отвечает. Он поднял на нее глаза. Ее губы не шевелились, и она размахивала руками, словно собираясь ударить его от ярости. Но на деле, она просто что-то кричала. А Кацуки все еще не мог ее услышать. — Что? —  спросил он, потому что в том, что он ее не слышал, наверняка была виновата именно его дерьмовая мамаша. Она должна была говорить громче. Она остановилась и уставилась на него со странным выражением на лице. Кацуки ненавидел такой взгляд. — Ты можешь говорить громче, блять? Я тебя не слышу. Она уставилась на него, нахмурившись. —                                                                              ...? — Что? —                                                         .... Сердце Кацуки забилось быстрее. Что, черт возьми, происходит? —                                             ....!                                                             — Я не... Я не слышу тебя, — в ужасе произнес он. Глаза его мамы расширились. — Какого хера. Какого черта. Что за... что за хуйня, — вздохнул он, извиваясь на кровати и пытаясь освободить левую руку. Ему удалось вытащить ее из-под одеяла и поднести к уху, дотронувшись до него, несмотря на торчащую капельницу, но его пальцы оказались чистыми. Он поднял глаза на маму, которая все еще что-то говорила, пыталась с ним заговорить, но ничего, кроме звона, не доходило до ушей парня. Да, Кацуки был не из тех, кого легко напугать. Он смеялся трудностям в лицо. Но это? Он не знал, как справиться с подобным. Более того, он понимал, что он даже не в состоянии, справиться. Его голова гудела, словно пытаясь вспомнить что-то, что-то срочное... Что-то тревожное. Что-то, чего он не мог вспомнить и что, казалось, он не хотел вспоминать. Но он никак не мог понять, что это было. Он что, оглох? Неужели он потерял свой гребаный слух? Он попытался привстать, но стоило ему пошевелиться, как мир вокруг него начал кружиться и вертеться. В этом моменте ничто уже не имело смысла.

***

Очнувшись во второй раз, он увидел над собой морщинистое лицо Исцеляющей Девочка. — Бакуго-кун, — сказала она. — Ты меня слышишь? Кацуки уставился на неё. — Да. Она кивнула и ушла из его поля зрения. — Эй, подожди, — позвал он ее, немного разозлившись. Какой нормальный доктор, вот так просто уходит от пациента, что только очнулся? — Я все еще здесь. Я собиралась взять твою медкарту. — Что? Она снова появилась в поле его зрения, держа в руках планшет. — Я просто забирала твою медкарту, — пояснила она.  Кацуки нахмурился. — Что за хрень... — Уверена, у вас много вопросов, молодой человек. Сейчас мы их рассмотрим. Но сначала мне нужно осмотреть тебя. Кацуки уставился на нее. Почему она говорит таким низким тоном? Исцеляющая Девочка без предупреждения посветила ему в глаза, заставив вздрогнуть. Проанализировав состояние зрачков и, видимо, удовлетворившись результатом, она резко наклонила его голову в сторону и начала проверять левое ухо. Кацуки не мог видеть, что она делает, а та ничего не говорила. Через несколько мгновений она перешла к правому уху и, осмотрев и его, отступила назад. — У тебя что-нибудь болит? Кацуки нахмурился, пытаясь мысленно оценить состояние своего тела. Никакой непосредственной боли он не ощущал, только тупое пульсирование в правом плече и зарождающуюся головную боль. — Плечо пульсирует, — решил сообщить он. Исцеляющая Девочка негромко хмыкнула и кивнула, что-то записав в медкарту Кацуки, не глядя на него. — Посмотрим, что можно с этим сделать, — сообщила она, не обращая внимания на его слова, и, повернувшись, снова ушла. Кацуки остался один, безучастно оглядываясь по сторонам. Он не мог вспомнить, что именно натворил, чтобы оказаться в этом чертовом лазарете, но, судя по состоянию его плеча, это должно было быть что-то пиздецки плохое. Он надеялся, что это было что-то пиздецки плохое. Ему бы не хотелось застрять здесь с Исцеляющей Девочкой всего лишь из-за какой-нибудь нелепости. Например, потери сознания от истощения из-за ебучего Деку. Кстати говоря, ботаник был нехарактерно молчалив. Кацуки огляделся по сторонам, ища его, но нигде не обнаружил. Что, честно говоря, было странно. Дерьмовый Деку никогда не покидал его. Неужели, раз уж они оказались в лазарете, этот засранец снова вылез посмотреть на его тело? Или он уснул на полу, чтобы не мешать Кацуки, пока тот приходит в себя? Это было бы как раз в духе Деку. Спать на холодном, жестком, дерьмовом полу, как самоотверженный мудак, только для того, чтобы Кацуки мог как следует отдохнуть на кровати. Он сердито сдвинулся с места, пытаясь взглянуть на пол и надеясь найти там свернувшегося калачиком засранца. Деку там не было. Кацуки нахмурился. Он перевернулся на другой бок, на поврежденную правую сторону. Это было трудновато из-за руки, но он справился. Деку там тоже не было. Странно. Наверное, он проверял его тело, раз они были в лазарете. Возможно, он вернется с минуты на минуту. Кацуки расслабился и лег на кровать, решив, что воспользуется этим редким моментом без Деку, чтобы насладиться тишиной и покоем без этого зануды. Он даже не мог вспомнить, какого было, когда он был наедине. Исцеляющей Девочки не было, Деку ушел на прогулку, а он... Он был один в тишине лазаретной палаты.  У него не было причин жаловаться, только если на усиливающуюся боль в плече и руке. Но кроме этого? Никаких причин для жалоб. Вообще никаких. Ему бы точно не помешало побыть одному, уединиться, насладиться тишиной. Вернувшись в палату, Исцеляющая Девочка ввела что-то в капельницу, которую Кацуки даже не заметил, пока не увидел, как миниатюрная женщина ставит ее рядом с его кроватью. Он уставился на нее, потом на пластиковую трубку, ведущую к его левой руке, потом на фиолетовую, израненную кожу вокруг иглы. Он нахмурился. Если на его руке такой синяк... Как долго он здесь пролежал? — Это должно притупить боль в течении нескольких минут, — сказала ему Исцеляющая Девочка, взяв в руки медкарту и глядя на Кацуки. — Я уже исцелила тебя, как могла, не забирая всю твою выносливость, так что я больше ничего не могу для тебя сделать. Тебе нужно отдохнуть и дать себе время на выздоровление. Кацуки уставился на нее, ожидая дальнейших объяснений. Но их не последовало. — От чего исцелили? — спросил он раздраженно. От чего такого он должен был исцелиться, чтобы оставаться на этой ебучей больничной койке? Если в его положении нет ничего срочного, он бы предпочел вернуться в свою комнату, даже если бы это означало нарушить молчание и взять с собой дерьмового Деку. Он бы предпочел быть в своей комнате с Деку, чем оставаться одному в этом чертовом лазарете. Исцеляющая Девочка вздохнула. Кацуки заметил, что она выглядит опечаленной. — Хотя твое сотрясение уже почти прошло, я все равно хочу оставить тебя под наблюдением на еще одну ночь. Плечо должно полностью зажить к завтрашнему утру, но я не хочу, чтобы ты нагрузил его, в случае, если я позволю тебе бродить по територии. К тому же... — она замешкалась, не встречаясь с Кацуки взглядом. — До суда тебе нельзя заходить ни в какие другие здания ЮА, кроме лазарета, так что в любом случае нет смысла уходить отсюда. А поскольку завтра тебе окажут медицинскую помощь, нет и причин отправляться домой. Кацуки непонимающе уставился на нее. — Что за хуйню вы несете? Исцеляющая Девочка вздохнула. — Бакуго-кун, я понимаю твою ситуацию, но это не повод использовать такие нецензурные выражения в мой адрес... — Вы можете говорить громче, черт возьми? Я вас едва слышу, — перебил он, раздраженный ее тоном. Насколько Кацуки мог судить, в лазарете с ними больше никого не было. Ни пациентов, ни спящих, никого, так почему она говорила так тихо? Исцеляющая Девочка опустила голову и вздохнула, как будто уже сто раз слышала подобную фразу. Кацуки бросил на нее взгляд. — Мальчик мой... Что последнее из произошедшего ты помнишь? — спросила она, чем откровенно разозлила Кацуки, ведь он не знал ответа на этот вопрос, а он ненавидел чего-то не знать. Он ненавидел тот факт, что он застрял в этом чертовом лазарете, и что он не знает, что с ним случилось. И Деку, как обычно, решил стать бесполезным куском дерьма и, блять, прогуляться, вместо того чтобы остаться здесь и рассказать ему, из-за чего он вообще сюда попал. Наверняка это всё было связано с задротом.  Больше всего ему не нравилось то, что он желал, чтобы проклятый Деку был сейчас с ним, с самого его пробуждения, что противоречило всем убеждениям Кацуки. И это делало его лишь еще более сварливым, чем обычно. — Я не знаю, — раздраженно и искренне ответил Кацуки. — Я даже не знаю, зачем я вообще здесь. Исцеляющая Девочка долго, изучающе смотрела на него. Затем она присела на край его кровати, аккуратно положила его медкарту рядом с собой на матрас и скрестила руки на коленях.  — Кроме вывиха плеча и небольшого сотрясения мозга, ты получил еще одну травму, — начала она, выглядя очень серьезной. — Вчера вечером ты сбежал из школы через канализацию и встретил на своем пути нескольких злодеев. Один из них был тем злодеем, чья причуда отделила душу Юного Мидории от его тела. Кацуки внимательно слушал нее. — Ты использовал свой прием «Заряд Гаубицы» для атаки. В закрытом помещении. Что повлекло большое количество акустических ревербераций из-за архитектурного строения канализации. Кацуки уставился на нее. — Очевидно, структурные повреждения, которые ты нанес канализации, были не единственным последствием твоих действий. Насколько я могу судить, у тебя необратимая потеря слуха на правое ухо и временная на левое. Оно должно полностью восстановиться через пару дней, но, боюсь, тебе придется носить слуховой аппарат на правом ухе до конца жизни. Кацуки не отводил свой взгляд от Исцеляющей Девочки.   Та взглянула на него в ответ. — Совет ЮА проведет собрание, на котором мы определим, стоит ли исключать тебя за твои действия. Они ждут, пока ты пройдешь обследование, чтобы ты смог участвовать в суде и защищать себя, но до тех пор ты больше не имеешь права передвигаться по территории школы. Кацуки все еще смотрел на нее. Он просто... смотрел. — У тебя есть вопросы? Левая рука Кацуки сжалась в кулак. — И пожалуйста, не снимай больше капельницу. — А что с Деку? — Бакуго-кун... — И со злодеем, что сделал это дерьмо? Где он? Вы его поймали? — Да, он был схвачен. Мне едва удалось сохранить ему жизнь... — Тогда почему, черт возьми, именно я предстану перед судом? — сердито перебил Кацуки. — Я поймал этого придурка для вас, а меня за это наказывают? Какой в этом, черт возьми, смысл? — Бакуго-кун, тебе стоит успокоиться... — И где, блять, Деку? А? Вы должены пойти в палату этого ублюдка и сказать его ебанутой душе, чтобы она вернула свою задницу сюда, потому что он должен кое-что мне объяснить... — Юный Бакуго! — сердито перебила его Исцеляющая Девочка, повысив голос. — Перестань кричать в моем лазарете и успокойся, пока я снова не вырубила тебя! Кацуки с гневом уставился на нее, нахмурившись и раздувая ноздри. — Я не кричал... — Ты не можешь это утверждать, потому что у тебя плохой слух. Но твой голос громче, чем обычно, — приметила она. — Устраивать такие сцены, когда у тебя и так неприятности, не пойдет тебе на пользу, так что постарайся успокоиться и отдохнуть. Если к завтрашнему утру тебе станет лучше, мы посмотрим, что можно сделать с судом. Губы Кацуки сомкнулись в тонкую недовольную линию. Он бы почувствовал себя неловко, если бы был другим человеком. Ведь Кацуки в заправду не мог определить, был ли его голос слишком громким. Он просто остался на месте, глядя на Исцеляющую Девочку так, словно она лично его оскорбила. Женщина встала с кровати и взяла в руки медкарту, окинув Кацуки почти печальным взглядом. — Я понятия не имею, через что ты проходишь, Бакуго-кун, но впредь тебе нужно быть осторожнее, если ты планируешь продолжить свою карьеру героя, —  сказала она. — Я не самый лучший человек для подобного разговора, но будет лучше, если ты научишься лучше контролировать себя. — Какого хрена? —  запротестовал Кацуки, разозлившись. — Я прекрасно себя контролирую. Исцеляющая Девочка меланхолично смотрела на него. — Злодей был полумертвым, когда попал сюда. Исцелить твое правое ухо стало невозможным, потому что я потратила слишком много времени на то, чтобы не дать умереть тому злодею, вместо того чтобы сразу позаботиться о тебе. Сейчас он жив и находится в безопасном месте, но это легко могло обернуться еще большей трагедией. Кацуки взглянул на нее, а женщина вздохнула и взяла свою трость. — Мне нужно идти, сейчас же. Надеюсь, можно и не заикаться про то, что ты ни при каких обстоятельствах не должен покидать эту комнату. Если тебе что-то понадобится, нажми кнопку вызова, и я приду. Она повернулась и уже почти вышла из лазарета, когда Кацуки окликнул ее. — Эй. Исцеляющая Девочка оглянулась. — Если будете проходить мимо палаты Деку, можете сказать этому засранцу, чтобы он пришел сюда? Я знаю, что вы его не видите и все такое, но он вас прекрасно слышит. Я просто хочу спросить его о некоторых вещах. Исцеляющая Девочка молча уставилась на него, а потом что-то сказала. Она стояла слишком далеко, чтобы Кацуки мог расслышать ее ответ, и он не хотел выглядеть идиотом, прося ее повторить еще раз. Поэтому он просто кивнул в ответ на ее слова и посмотрел, как она уходит, оставляя его наедине со своими мыслями. Должно быть, она также ввела ему лекарство через капельницу, потому что вскоре после ее ухода он почувствовал головокружение и сонливость. Вероятно, это было сделано для того, чтобы он не пытался улизнуть из лазарета. На самом деле его разум настолько помутился, что он даже не мог попытаться вспомнить все, что ему только что рассказала Исцеляющая Девочка, или вообще вспомнить о злодеях и канализации. Его мозг представлял собой мешанину из воспоминаний, мыслей и вспышек, которые казались неупорядоченными. Он пытался заставить себя беспокоиться о суде и изгнании, но в тот момент это были лишь слова, лексемы, обрывки звуков и фонем, оторванные от какого-то высшего смысла... Слова, которые не несли в себе той тяжести, того бремени или абсолютного ужаса, что должны были. Просто слова, плавающие в его одурманенном разуме и смешивающиеся друг с другом... В итоге Кацуки уснул, в ожидании появления Деку.

***

— Ну и как ощущения? — Странные. — Но ты же меня слышишь? — К сожалению. — Не будь таким. — Тц. Пауза. — Твоя мама просила передать тебе, что сожалеет о том, что ее не пустили в лазарет. Кацуки взглянул на него. — Ей запретили? — Да... Я не думаю, что ты это вспомнишь. — Я тогда спал? — Нет. Долгая пауза. — Я не помню такого. — Это нормально, Кацуки. Ты был под большим количеством лекарств. — Вообще-то, блять, нет. — Следи за языком. — Отвали. — Кацуки. — Ладно. Вздох. — Это нормально, что ты не помнишь. У тебя было сотрясение мозга. И, кроме того, после такого травмирующего события... Кацуки нахмурился. — Почему оно должно быть травмирующим? Масару наклонил голову в сторону. — Кацуки. Ты потерял слух. — Да, на одно ухо. И именно для этого у меня есть этот гребаный аппарат. Я не травмирован или как там. — Но ты должен. — М? — Это ненормально. Пройти через все, что ты прошел, и выйти из ситуации непоколебимым. Ты можешь не торопиться с принятием. Кацуки хмыкнул. — Что принимать? Я уже сказал тебе, что получил ебучую медицинскую помощь. Я прекрасно тебя слышу. Я не собираюсь сидеть и хандрить из-за потери слуха, когда я, блять, могу слышать. Масару уставился на Кацуки с самым печальным выражением лица. — А... Что насчёт твоего друга? Кацуки нахмурился. — Какого друга? — Мидории. Изуку Мидории. Кацуки усмехнулся. — Он скоро вернется. Он, наверное, сейчас рыдает и размазывает сопли по всему своему дерьмовому телу там, в палате, как плакса. Масару посмотрел на него, не отрывая взгляда, казалось, целую вечность, и все слова, которые он хотел произнести, застряли в горле. — Что? — Кацуки... Ты не помнишь? — Что не помню? — Ты и Мидория, вы... — он заколебался. — Вы были разлучены. Злодей разлучил его с тобой в канализации. Не отпускай Каччан, пожалуйста —  По крайней мере, так нам сказал Всемогущий. Он был первым профессионалом, прибывшим на место происшествия. Стой, Каччан. — Так... Полагаю, это означает, что ты больше не можешь его видеть. Во всяком случае, так нам сказал Всемогущий. Кацуки уставился прямо перед собой, злобно впиваясь взглядом в одеяло. Если бы его взгляд мог поджигать вещи, то его одеяло было бы в огне. — А злодей? —  спросил он сквозь стиснутые зубы. — Прости, что? — Злодей. Исцеляющая Девочка сказала, что он в плохом состоянии. — Ох, ну... Я не знаю. Они никому ничего не говорят. И я не думаю, что у меня есть допуск, к этой информации. — Ха. Масару взглянул на своего сына. — Ты в порядке? Кацуки нахмурился. — А почему, блять, я должен быть не в порядке? Отец вздохнул, почти нетерпеливо опустив голову и покачав ею. — Кацуки... — Я в порядке. — Что? — Я сказал, что я в порядке. Пауза. — Нет, сынок. — Откуда тебе, блять, знать? — Перестань ругаться. И я знаю, потому что я твой отец. — Это ничего не значит. Еще одна пауза. Масару выглядел обиженным. Кацуки посмотрел на него. Его отец чрезмерно чувствительный, прямо как кое-кто, кого Кацуки знает. — Ты не знаешь, что я чувствую, только потому, что ты мой отец. Ты понятия не имеешь, что я чувствую, — объяснил он. Никто, кроме Деку, не имеет ни малейшего представления. Он был единственным, кто мог чувствовать то, что чувствую я. Он был тем, кто... Ну. Масару посмотрел на него самым печальным взглядом в мире. — Скажи мне... — Масару заколебался, снова вздохнул и опустил плечи. Он выглядел беспомощным, словно отчаянно хотел помочь своему сыну, но не знал, как это сделать. — Скажи, что я могу сделать. — Ничего. — Должно быть, что-то... — Я в порядке. Тебе не нужно ничего делать, потому что я в порядке. Масару уставился на него. Кацуки угрюмо отвернулся. — Ни за что на свете я не стану расстраиваться из-за дерьмового Деку. После этого его отец, кажется, сдался.    

***

 — Думаю, нет необходимости говорить тебе, взять себя в руки. Кацуки взглянул на учителя Айзаву, скрестив руки на груди. Исцеляющая Девочка сняла ему гипс ранее утром. — Ты ходишь по тонкому льду, Бакуго. Любое неподобающее поведение приведет к исключению. Он отвернулся и глядел прямо, не давая никакого ответа. Краем глаза он заметил, что учитель Айзава все еще смотрит на него, ожидая чего-то. — Не теряй самообладания, — добавил он, сделав последнее предупреждение, после чего развернулся и ушел, направившись к столу совета ЮА.

***

— Студент Кацуки Бакуго покинул школьное общежитие после комендантского часа, пытался покинуть территорию школы без допуска или прямого разрешения учителя, вторгся в канализацию без разрешения и вступил в прямой бой с группой злодеев без лицензии или специального допуска. Кацуки продолжал смотреть в одну точку. — Обычно, даже одного этого действия было бы достаточно, чтобы оправдать исключение из школы. — Директор... — попытался вмешаться Всемогущий. — Однако, — продолжал директор Незу, не обращая внимания на символ мира, — это не обычная ситуация. В данной ситуации вообще нет ничего обычного. В комнате воцарилась тишина. — Перед нами ученик, который в течение месяца переживал непреодолимые последствия злодейской причуды. Ответственность за его действия лежит не только на нем. Кацуки уставился на директора. — И все же, — продолжил Незу. — Мы не можем игнорировать тот факт, что юный Бакуго нарушил несколько правил и чуть не убил своего противника в несанкционированном бою. Это не героический поступок, и вы все должны с этим согласиться. Злодей, чья причуда затронула и юного Бакуго, и юного Мидорию, сейчас едва оправляется от ран, полученных в результате атаки юного Бакуго. Это нападение не имело в своей основе героических намерений и напрямую противоречило тому, чему мы учим и во что верим в нашей школе. — Директор, если позволите... — снова попытался вмешаться Всемогущий, но Незу поднял одну лапу, останавливая его. — И наконец, — заключил он. — Мы не можем отрицать, что какими бы неправильными и неуместными ни были действия юного Бакуго, если бы не он, мы бы не поймали злоумышленника, который мог унести не одну, а несколько жизней. Мы, как школа и как герои-профи, не смогли сделать то, что удалось 15-летнему парню, еще не закончившему обучение, пусть и незаконно.Из-за этого, а также из-за наших постоянных неудач, которые подтолкнули юного Бакуго к радикальным мерам, мы, как герои и как учителя, должны дать этому парню второй шанс доказать, что он может стать профессионалам... при должном руководстве. В комнате снова воцарилась тишина. — Мое предложение таково: юный Бакуго останется студентом ЮА, и ему не грозит исключение, при одном строгом и единственном условии, что он будет посещать плановые сеансы терапии по управлению гневом, предлагаемые этой школой бесплатно, пока не получит соответствующее медицинское разрешение от назначенного ему терапевта. Кацуки смотрел на него. И все смотрели на Кацуки. — Совет обсудит это решение и вернется, как только мы придем к соглашению. Все учителя и члены совета встали и направились к небольшой двери в углу комнаты. Единственный, кто замешкался, прежде чем войти, и оглянулся, был Всемогущий. Кацуки остался на месте. Он знал, что его отец сидит где-то позади него и наблюдает за ним. Он не знал, была ли там и его мама. У него не хватало духу повернуться и посмотреть на нее. Он просто сидел и ждал, когда вернутся те люди. Те люди, которые говорили о нем в той комнате. Те, кто сейчас решал его судьбу. Те люди, которые считали, что ему зачем-то нужна какая-то дерьмовая терапия по контролю гнева. Не теряй самообладания. Не теряй самообладания. Не теряйте самообладания. Учитель Айзава сказал, что за любой мой поступок меня могут отчислить, а я не хочу, чтобы меня отчисляли. Я хочу быть героем. Я хочу быть героем, поэтому я должен держать себя в руках. Я должен ходить на эту дерьмовую терапию, если это нужно, чтобы получить лицензию. Я просто хочу быть героем. Это все, что имеет значение. Быть ебучим героем, и получить ебучую лицензию, и стать ебучим профессионалом. Поэтому я должен сохранять хладнокровие. Я не могу потерять самообладание. Спустя долгое время совет вернулся с решением. Из этой ситуации не было выхода... Кацуки проиграет, какой бы вердикт ему ни выдали.

***

— Что с ним случилось? Всемогущий вздохнул и мрачно посмотрел на него. — Мы не знаем точно. Все еще ждем, когда злодей очнется. Губы Кацуки сжались в тонкую недовольную линию. — А если он не проснется? Всемогущий посмотрел на него. — А если он не проснется и срок выйдет? Всемогущий ничего не сказал, только сжал плечо Кацуки.

***

Он изо всех сил старался не думать о том, что произойдет, если злодей не очнется вовремя из-за его удара, из-за его атаки, из-за его причуды. На его руках будет столько же крови Деку, сколько и у того ублюдка.

***

— Бакуго?! Кацуки продолжил идти, игнорируя. — Эй. Эй, подожди, мужик! Как прошёл суд? Как ты? Никто нам ничего не говорит! — Да, подожди, мужик! Поговори с нами! Что случилось? Как Мидория? Что произошло на суде? — Эй, Бакуго! Что с тобой случилось? Эй! — Что это у него в ухе? — Чувак, я серьёзно, я волнуюсь за тебя, мне нужно, чтобы ты погово– ... Бакуго! Подожди, чёрт возьми, просто подожди! Нет, стой, не закрывай две– ! Он захлопнул дверь прямо перед лицом Киришимы. Кацуки снял обувь, штаны и плюхнулся на кровать, закинув руку на лицо и закрыв глаза тыльной стороной предплечья. Кацуки вдохнул. Выдохнул. Снова вдохнул. И снова выдохнул. Киришима постучал в дверь. — Эй, мужик. Я знаю, что тебе сейчас нужно пространство, но я действительно волнуюсь. Пожалуйста, просто скажи мне, что всё в порядке? Кацуки вздохнул. — Всё в порядке. Наступила тишина примерно на пять блаженных секунд. — Хорошо, э… Ты… Ты хочешь поговорить о том, что произошло? Кацуки молчал. — Понимаешь, ходит много слухов. Урарака, Иида и Тодороки ничего не говорят по поводу всего этого, а ты пропал на два дня, и никто не знал, что с тобой. Исцеляющая Девочка сказала, что мы не сможем тебя навестить, пока не закончится твой суд. Я просто запаниковал, мужик, я правда… Черт… Пауза. Она длилась дольше обычного. — Почему ты не позвонил мне, чувак? Киришима звучал расстроенным. Разочарованным, в какой-то степени. Кацуки снял свой слуховой аппарат будучи менее аккуратным, чем следовало бы, и перевернулся на бок, решив немного вздремнуть.

***

Он столкнулся с Ураракой на кухне. — Бакуго, — позвала она. На её лице и предплечье был бинт. Хм. Она перестала использовать приставку «кун». Кацуки ничего не ответил. — Бакуго, — настаивала она, звуча обеспокоенно. — Ты в порядке? Он открыл холодильник. Яблок не было, от чего парень вздохнул от разочарования. Кацуки забыл взять ебучие яблоки в свою комнату, и теперь их нигде не было. Он присел на корточки в поисках другого фрукта. — Никто не дал нам увидеть тебя, — продолжила она. — И никто не сказал, что произошло. Ты в порядке? Ты что-нибудь знаешь? Он нашёл манго и решил, что этого будет достаточно. Не его любимый фрукт, но всё же фрукт. Кацуки взял его, закрыл холодильник и развернулся, готовясь уйти. Но Урарака схватила его за запястье. Если бы взглядом можно было убить, девушка была бы просто уничтожена взглядом Кацуки. — Ты знаешь, что случилось с Деку-куном? Кацуки злобно уставился на неё. — Нет. Он вырвал своё запястье из её хватки и вернулся в свою комнату.

***

Он вышел рано, как обычно. Кацуки шёл один, наслаждаясь прохладным ветерком, обдувающим лицо, и направлся в класс. Парень вошёл, занял своё место, открыл тетрадь и стал игнорировать все попытки других заговорить с ним. Просидел уроки, вышел, пообедал, вернулся в класс. Пришёл в свою комнату. Лёг на кровать. Он старался не думать о том факте, что осталось всего два дня. Кацуки встал, схватил кучу подушек. Аккуратно расположил их посередине кровати, соорудив подушечный форт. — Если твоя жуткая призрачная задница всё ещё здесь, я не хочу, чтобы ты думал, что можешь трогать меня во сне только потому, что я не вижу тебя. Он снова лёг на кровать, отвернувшись от подушечного форта. — Глупый сукин сын. Он подумал о том, чтобы вернуться в медпункт, попытаться увидеть Деку. Кацуки не знал, как он. Он не знал, что случилось с задротом. Он не спрашивал и никто не удосужился сказать ему. Он продолжал жить так, будто ничего и не происходило изначально, и никто не пытался его переубедить. Ему хотелось туда пойти. Но что бы он сказал? Что бы он сделал? (Времени не хватит даже для того, чтобы пойти туда, потому что через час у него был грёбаный первый сеанс терапии, который едва оставлял время на дремоту…) Кацуки поймал того ублюдка, что покалечил Деку, но также из-за него был шанс, что Деку умрёт.  Потому что он покалечил злодея, потому что чуть не убил его. Деку мог умереть. И Кацуки даже не мог его навестить. Даже не мог побеспокоиться о нем. Это твоя вина. И тебе даже не жаль, да? Он оглянулся через плечо, заглянув за крепость из подушек. Никого не было. Он уснул.

***

— Здравствуй. Я доктор Мацуо. Тишина.  — Как ты сегодня, Бакуго-кун? Кацуки пристально смотрел на неё. — Нормально.  Она улыбнулась, скрестив ноги. — Рада это слышать,  — прокомментировала она, что-то записывая в свой блокнот. Желание Кацуки закричать на неё и потребовать сказать, что она пишет о нём, было очень сильным, но он знал, что лучше этого не делать. Ему было некомфортно сидеть здесь, в этом кабинете. А все что ему оставалось, это рассмотреть её офис. Тот выглядел хорошо. Минималистичный. Только самое необходимое: рабочий стол, диван для пациентов, кресло для неё. Маленький столик рядом с её креслом. Мини-холодильник. Картина прямо над креслом, изображающая мертвую природу. Цветок в вазе, стоящий у окна, вполне живой. Вид из окна был хорошим. Кацуки видел, что на улице сегодня солнечный день, но было не слишком жарко. Ветер холодный, а в небе плыли облака. Всё было спокойно и тихо. Он слышал лишь шум листьев, когда ветер обдувал их. — Ты можешь расслабиться, — сказала доктор Мацуо, положив ручку и вежливо ему улыбнувшись, — Это наша первая встреча, так что естественно чувствовать себя немного неуютно. Я не собираюсь начинать прямо сейчас — просто хочу немного узнать тебя перед тем, как мы начнем наши сессии. Почему бы тебе не рассказать немного о себе? Кацуки уставился на неё с ненавистью. Он ничего не сказал. Она снова ободряюще ему улыбнулась, снова взяв ручку и записав что-то. Она не выглядела беспокойной или удивлённой его реакцией. — Понятно. Итак, твоё полное имя — Кацуки Бакуго, верно? Могу я называть тебя Кацуки? — Нет. — Хорошо, — снова улыбнулась она. — Итак, Бакуго-кун. Я знаю обстоятельства, что привели тебя ко мне, но я думаю, что будет лучше, если ты расскажешь свою версию истории. Почему бы тебе не пояснить мне свою точку зрения? Кацуки молча смотрел на неё. Часы громко тикали. Она смотрела на него в ответ. Тишина затянулась в комнате. Кацуки ничего не сказал. — Хорошо. Как насчёт такого... О чём бы ты хотел поговорить? Он уставился в окно. — Ни о чём. — Почему? — Потому что я не хочу быть здесь.  — Почему не хочешь? — Потому что это пиздецки раздражает, и мне это не нужно. — Понятно. И ты здесь только потому, что если не придешь, тебя исключат из ЮА, верно? — Да. — И если тебя исключат, ты не сможешь стать профессиональным героем. Кацуки прищурился на нее, сердито. Он не ответил. — Почему бы тебе не рассказать, почему стать героем так важно для тебя? — Почему бы вам не отвалить? Она снова положила ручку, не выглядя обиженной. — Потому что я забочусь о тебе. Он фыркнул, на его губах появилась безрадостная усмешка. — Вы даже, блять, не знаете меня. — С того момента, как ты переступил этот порог, ты стал моим пациентом. А значит, я забочусь о тебе. — Потому что вам за это платят. — Да. Но также потому, что ты — проблемный молодой человек, который пережил страшные вещи и нуждаешься в помощи, которую я могу предоставить. Никто не делает что-то только по одной причине. Мы, как разумные существа, многогранные создания, у которых больше одной характеристики. — Вы что, репетируете эту хреновую речь перед зеркалом? — Каждое утро,  — улыбнулась она. Он снова фыркнул и вернулся к расматриванию пейзажев в окне. Его нога несколько раз дрогнула, прежде чем он заговорил. — Что ж? Вот что я думаю. Я зол. Я чертовски вспыльчивый. Мне не хватает терпения выслушивать чушь людей, и это заставляет их думать, что мне нужна какая-то, блять, терапия. И они по какой-то причине, они считают, что должны вмешиваться в мою жизнь вместо того, чтобы заняться своей. Доктор Мацуо внимательно слушала его, и не делала никаких заметок. Кацуки злобно смотрел на нее, но в какой-то степени был благодарен ей за это. Затем он продолжил. — Они хотят, чтобы я взял на себя вину за их ебучие проблемы, не мои. Я просто хочу стать профи, и для этого мне нужно приходить на эти гребаные сеансы и сидеть с вами. Потратьте время на проверку электронных писем, посмотрите там какое-нибудь хуёвое шоу или что-нибудь в этом роде, потому что я не собираюсь много говорить. Я пришёл сюда молча, сижу молча и уйду молча. — Понятно, — она снова взяла ручку в руки, что раздражало Кацуки, и записала что-то в свои заметки. — И сколько это времени продлится? — подняла она бровь. — Что? Она подняла голову, чтобы посмотреть на него. — Как долго ты планируешь приходить сюда молча, сидеть молча и уходить молча? — уточнила она. Кацуки злобно посмотрел на нее. Она вздохнула, и скрестив ноги в другой позиции, откинулась на кресло. — Я буду с тобой честна, Бакуго-кун. Пока я не дам тебе официальное разрешение, совет ЮА будет заставлять тебя продолжать посещать эти сеансы. И пока ты их посещаешь, тебе не разрешат сдать экзамен на получение лицензии, — объяснила она, выглядя сочувствующей. — Ты выглядишь, как умный парень. Уверена, ты согласишься с тем, что в твоей текущей ситуации самым выгодным решением будет позволить мне выполнить свою работу и помочь тебе. Он фыркнул. — Мне не нужна ваша помощь.  — Она и не должна быть нужной. Тишина. Он продолжал смотреть на нее с ненавистью. — Ладно. Я хотел стать героем-профи с тех пор, как был ребенком. И усердно тренировался еще с тех пор. Это все, что вам нужно знать обо мне. — Правда? — Да, правда. — Значит это тот, кем ты хочешь быть? Будущим героем-профи? — Это всё, что вам нужно знать. — Дело в том, Бакуго-кун, — она поменяла позу. — Я уже знала об этом еще до того, как ты вошел в эту комнату. Я смотрела спортивный фестиваль; я видела репортаж о том, что произошло в тренировочном лагере. Я уже знаю, что ты очень преданный и трудолюбивый молодой человек, и если бы ты не хотел быть отличным героем, ты бы не терпел эту терапию, на которой явно не хочешь находиться. Он злобно посмотрел на нее. — Но мы оба знаем, что ты больше, чем просто молодой герой с амбициями. И причина, по которой ты здесь, и по которой я здесь, — она вздохнула, отложив свой блокнот и ручку, сняв очки для чтения и положив все три предмета на стол рядом. — Это выяснить, почему ты так злишься. Кацуки закатил глаза. — Первый шаг к успешной терапии управления гневом — признать, что ты злишься, что этот гнев твой и что только ты можешь что-то с ним сделать, — сказала она так вежливо и сочувственно, что Кацуки почувствовал себя по-настоящему неуважительным ребенком перед ней. Она улыбнулась и сложила руки на коленях. — До того, как ты сможешь признать, что у тебя есть проблема, и до того, как ты поймешь, что проблема исходит от тебя, а не от окружающих, я не смогу тебе помочь. Она некоторое время смотрела на него, словно изучая. — Почему бы мне не дать тебе задание на нашу следующую сессию? — предложила она, снова поднимая свой блокнот. — Как насчет того, чтобы ты записал до следующей недели на листе бумаги всё, что вызывает у тебя гнев? Кацуки фыркнул, бросив безрадостную усмешку. — Я верну вам целую, блять, книгу. — Нет проблем, — улыбнулась она, не поддаваясь его издевке. — Чем больше ты напишешь, тем лучше. Таким образом мы сможем напрямую оценить, что вызывает это, и попытаться найти способ это решить. Хорошо? Он презрительно хмыкнул. Что он мог ответить? Не сказать же «нет». Сказать, что решать нечего, тоже казалось не самым хорошим ответом. У него не было выхода из этой ситуации.Он не мог поговорить с кем-то об этом. Он чувствовал себя одиноким. И ему это не нравилось. — Поскольку это твоя первая сессия, я думаю, достаточно на сегодня и можно закончить, — сказала она. Ему уже начинала надоедать ее постоянная улыбка. — Я верю, что тебе есть над чем подумать. Увидимся на следующей неделе? — спросила она, как будто у Кацуки была реальная возможность взять и отказаться от этого без последствий. — Тц, — вот что он ответил, вставая с дивана. Кацуки засунул руки в карманы и отвернулся, пока она поднималась на ноги и провожала его к двери. — Я надеюсь, что ты принесешь список вещей, которые вызывают у тебя гнев, хорошо? — повторила она. Кацуки захотелось взорвать ее офис. — Также вот мой номер, — она предложила ему карточку, которую Кацуки не взял. — На случай, если у тебя возникнет проблема и нужно будет перенести встречу. Если что-то случится, просто позвони мне или напиши сообщение, хорошо? Он уставился на нее, потом на карточку, потом снова на нее. И все же взял карточку. Она открыла дверь, все еще улыбаясь, и все еще ведя себя так, будто у нее есть причины для улыбки. — Увидимся, Бакуго-кун. Он не ответил ей и прошел мимо, уходя прочь.      

***

  Список вещей, которые вызывают у меня гнев: Ебучий сеанс терапии Этот Дерьмоволосый, пытающийся заговорить со мной каждый раз, как я прохожу мимо Все задают мне блядские вопросы То, как Круглолицая продолжает на меня смотреть То, как учитель Айзава продолжает на меня смотреть То, как все остальные продолжают на меня смотреть Тот факт, что все лезут не в свои дела Мой папа, что постоянно мне звонит Ебанный слуховой аппарат, что болит у меня в ухе Ебучие текстовые сообщения от людей Моя ебаная комната Тот факт, что нигде нет, сука, яблок (почему эти ублюдки не могут купить, блять, яблоки?? Это реально так сложно??) Мой ебучий телефон Ебучая занавеска, что никак не закроется, потому что даже если я закрываю полностью окно, какой-то мерзкий ветер все равно ее, блять, откроет Ебучий вид из окна Ебучая кровать Ебаный галстук, который Дерьмоволосый сунул мне под дверь (я не просил этот галстук обратно) Тупой Деку Кацуки задержал свой взгляд на списке. Тупой Деку.

***

Он проснулся через несколько часов и, взглянув на свои часы, увидел, что было всего лишь десять вечера.  Стоп, уже десять вечера? Хотя, если подумать, он не собирался придавать этому большое значение.  Кацуки не помнил, как заснул. Он даже не помнил, от чего его так повалило. Сейчас он нес с собой тяжесть лишь одной души. У него не было причин быть таким уставшим. Но он был голоден. Вот, что он уж точно чувствовал. Может, именно поэтому он ощущал себя таким слабым и сонным. Может, ему станет лучше, как только он что-то съест.  В конце концов, в какой-то момент ему должно стать лучше. Он же не может вечно оставаться в таком состоянии.  Киришима и Каминари были в общей комнате, когда он вошел — или скорее, вломился — на кухню. Ни для кого не было сюрпризом, что Киришима последовал за Кацуки. В последнее время это будто стало его привычкой.  Кацуки открыл холодильник и осмотрелся. Все еще нет яблок.  Они что, издеваются?  — Эй, чувак. Кацуки присел. Не может быть, чтобы в этом ебучем холодильнике не было ни одного яблока.  — Эм... Что ты ищешь? Кацуки прищурился, протянул руку, открыл ящики. Ничего.  Он встал и с силой захлопнул дверцу холодильника, гораздо сильнее, чем это было необходимо. Холодильник закачался, готовый упасть назад, но остался на месте. Хотя, вероятно, он только что поломал магнит на двери.  Кацуки выскочил из кухни и направился к лестнице. Ему нужно вернуться в чертову спальню. У него не было настроения идти в столовую только за тем, чтобы перекусить.  Он чувствовал взгляд Каминари на себе, проходя мимо дивана, и понимал, что Киришима идет за ним и уже очень близко.  Кацуки добрался до своей спальни. Открыл дверь, вошел внутрь и закрыл ее за собой.  Но дверь не захлопнулась с грохотом. Киришима придержал ее рукой, не позволяя той закрыться.  — Могу войти? Кацуки молча сел за свой рабочий стол и включил ноутбук, не кинув на Киришиму и мимолетного взгляда. Ему нужно учиться. Это единственное, что его сейчас волнует. Ему нужно быть на высоте, если он хочет получить диплом в этой ебучей школе, а не быть вышвырнутым, словно какая-то собака. — Я не войду, пока ты не дашь мне разрешение, бро,  — настаивал Киришима.  Это, наконец, вызвало у Кацуки смешок.  — Как будто это когда-либо тебя останавливало.  Лицемер.  — Могу войти? — только и сказал Киришима в ответ.  Кацуки вздохнул. Ввел свой пароль. Открыл браузер. Схватил блокнот. Сдержал порыв вытащить слуховой аппарат из уха вновь.  (Наверное, ему следует перестать это делать. Он не знал, насколько легко будет получить новый, в случае поломки).  — Как хочешь. Свет в коридоре погас, когда дверь в спальню Кацуки закрылась, но тот не мог точно знать, вошел Киришима в комнату или нет. Ровно до того момента, как парень встал рядом с ним, и сел на краю кровати Кацуки. Киришима смотрел на него таким пристальным взглядом, что Кацуки решил, что лучше его проигнорировать.  Кацуки этот взгляд не нравился.  На некоторое время в комнате стало тихо.  — Что ты делаешь? Кацуки хмыкнул.  — Учусь. — М. Тишина.  — Я не думал, что ты будешь учиться. Сегодня, я имею в виду. Он уставился на своего друга.  — И почему я не должен сегодня учиться? Тишина.  — Ну... Знаешь. Кацуки не смотрел на него, но его челюсть была так сжата, что вена на виске готова была лопнуть. — Нет, я не знаю. — Это... Это самое… То дело с Мидорией. Тишина.  — Завтра… Ну, последний день. — Да, блять, я знаю это. Паузa.  — Я думал— — Мне все равно. Паузa.  — Ч-Что? — Мне все равно, о чем ты там думал. — Ох. Даже так. — Ты закончил? Киришима уставился на него.  — Нет. Это еще не все, чувак.  Кацуки снова повернул голову, чтобы взглянуть на него с ненавистью в глазах.  — Ну и что еще тогда, блять? Киришима смотрел на него так, как будто у Кацуки выросла вторая голова. Нет, даже хуже — он смотрел на него так, как будто слова Кацуки его действительно ранили.  — Бакуго. — Что? Парень фыркнул с недоверием, выглядя почти обиженным.  — Серьезно, чувак? Ты не собираешься говорить со мной об этом?  — О чем? Я тебе, блять, не ясновидящий. — О том, что произошло, чувак. О том, как Мидория почти умирал, о том, как ты пошел в канализацию, не сказав мне ничего об этом, о том, как ты столкнулся с кучей злодеев, — он слегка покачал головой. — О том, как ты предстал перед судом, о том, как тебя чуть не отчислили, буквально о каждой мелочи, которая произошла за последние несколько дней. Кацуки отвел взгляд и уставился на экран своего компьютера. Киришима ждал ответа. — Серьезно? — он презрительно хмыкнул в ответ на молчание, чувствуя обиду. — Я думал, ты мой друг. Кацуки продолжал молчать. — Но друзья так не поступают. Друзья говорят друг другу, когда у них проблемы. Друзья говорят друг другу, когда им нужна помощь – — Мне не нужна помощь – — И друзья говорят друг другу, когда теряют чертов слух! Кацуки смерил Киришиму яростным взглядом. Он ужасно раздражал, а у Кацуки был не лучший день. Все, чего он хотел — это побыть одному. Он был зол, он испытывал давление, чувствовал вину, был голоден и не мог получить ту еду, которую хотел. Он был на грани срыва, потому что все тянули его в разных направлениях, и он знал, что в конце концов потеряет контроль, если не сможет немного отдохнуть. Вот что ему было нужно. Просто передышка, чтобы собрать свои мысли, чтобы доказать всем этим ублюдкам, что ему не нужна никакая блядская терапия. Он может справиться с этим. Ему никто не нужен; он может всё сделать сам. Киришима настаивал на своем. — Что? Ты не думал, что я узнаю? — спросил он. В комнате было темно, и в его глазах промелькнул блик, словно те были мокрыми. — Ты не думал, что я спрошу об этом у Исцеляющей девочки, или у учителя Айзавы, да у кого угодно, лишь бы они были готовы дать мне ответы, когда даже ты не можешь этого сделать? Кацуки уставился на него. — Ты просто любопытный сукин сын, — насмешливо сказал он. — Черт, чувак, серьезно? Ты это серьезно сейчас? — Я не знаю, что ты от меня хочешь услышать, Киришима. И сейчас не лучшее время для того, чтобы меня заставлять. Киришима смотрел на него, будто собирался заплакать. — Я просто хочу знать, почему ты не сказал мне об этом. Почему ты закрываешься от меня и от всех, кто о тебе заботится. Я просто хочу, чтобы ты сказал мне, как ты себя чувствуешь и что я могу сделать, чтобы помочь тебе. Почему-то последняя фраза расссердила Кацуки еще сильнее. Он чувствовал себя чайником, что вот-вот закипит. — Я не просил тебя об этом, потому что не хотел, чтобы твоя тупая задница тоже была отчислена, ублюдок. Можешь просто, блять, уйти? Киришима смотрел на него, а Кацуки смотрел в ответ. — Так ты знал, что тебя могут отчислить, и все равно пошел? — Кто бы говорил. Эти ебучие учителя все ровно проболтались тебе о том, что произошло, да? Киришима с насмешкой фыркнул, слегка покачав головой перед тем, как резко замереть, так, словно у него только что произошло озарение. — Это из-за п-слова? Кацуки почувствовал, как кровь отходит от его лица, и его руки инстинктивно сжались в кулаки. Он отвел взгляд, зубы и десны были обнажены холодному воздуху комнаты, когда он словно зарычал. Киришима обещал не говорить об этом дерьме в его комнате. — Потому что ты не сказал – — Не смей. Молчание. — Я не хочу об этом говорить. — Почему? — Потому что я не хочу. Киришима пристально смотрел на него. — Хорошо, но я думаю – — Если ты и дальше будешь настаивать, я выкину тебя отсюда к чертовой матери, — он ударил кулаком по своему столу так сильно, что ручка упала на пол. Молчание. Киришима наклонился, чтобы поднять ручку и положил ее обратно на открытую тетрадь Кацуки. — Хорошо. Кацуки вернулся к учебе. Киришима и дальше остался на месте. Кацуки было трудно сосредоточиться, зная, что его лучший друг сидит здесь. Зная, что он думает об… этом. Ему пришлось читать одно и то же предложение трижды прежде чем он понял, что не сможет учиться пока Киришима рядом, прячется в темноте рядом с ним как ёбаная любопытная гаргулья. В его голове было много всего. В его сердце. В его душе. Он чувствовал себя на грани взрыва, как вулкан, как природное бедствие. Все, что требовалось — это небольшой толчок в неправильном направлении. — Думаю, тебе стоит пойти туда, — нарушил молчание Киришима через мгновение после того, как Кацуки решил, что лучше выгнать того из комнаты, пока его друг не довел его до вспышки гнева. Кацуки сделал паузу. — Что? — В медицинский отсек. Все уже там. Кацуки фыркнул, пытаясь сделать глубокий вдох и не сорваться. — Это как раз, пиздец какая, веская причина, не идти туда. Киришима вздохнул. — Я не знаю, что тебе ещё сказать. Я думаю, что тебе все же стоит пойти. — Если ты, блять, не знаешь, что мне сказать, там и молчи. Киришима на короткое время так и сделал, а затем снова нарушил тишину. — Я честно... Я честно не знаю, что с тобой делать, Бакуго. Кацуки посмотрел на Киришиму. Он выглядел грустным. В каком-то пораженческом смысле. Тревожно. Как будто он был совершенно беспомощен. Кацуки это не нравилось и его это злило. Чувство вины. Он не привык чувствовать вину. Это было слабое, жалкое чувство, которое он никогда не испытывал, пока дерьмовый Деку не навязал ему свою жизнь. Сейчас он, наверное, смеялся, где бы ни находился. Видеть, как Кацуки терпит неудачу, как Кацуки слабеет. Видеть, как Кацуки чувствует вину за... Это... Это злило его. Злиться было легче. Злость была более привычным чувством. Она была знакома. Ощущать ее было похоже на возвращение домой. И в данный момент она его почти успокаивала. Она была тем, с чем он мог справиться, в отличие от всего остального, что происходило. — Я имею в виду... Ты не такой как обычно, мужик, - продолжил Киришима. Руки Кацуки снова сжались в кулаки. — О чем ты? Киришима открывал и закрывал рот, как будто не знал, что сказать. — Ты выглядишь... грустным? Молчание. Кацуки не знал, как справиться с грустью. Кацуки умел только злиться. — А я никогда не видел тебя таким. Ты всегда злишься. Кацуки насмешливо хмыкнул. К чему Киришима клонит? — Я могу справиться со злым тобой, и со стервозным тобой, и с грубым, но... Я не знаю, как я могу помочь тебе, когда ты в таком состоянии. Я не знаю, что именно произошло, похоже, никто не знает всех подробностей, а ты не хочешь мне их рассказывать, и я понимаю, что лучше не давить на тебя, но так я не знаю, как заставить тебя чувствовать себя лучше. Киришима бросил на него беспомощный взгляд. Кацуки поморщился. По какой-то причине заявление Киришимы раздражало его так, что в его голове срабатывали всевозможные сигналы тревоги. Это заставило его вернуться в свою зону комфорта. — О, ты хочешь, чтобы я был, блять, злым? Это то, что ты предпочитаешь, Дерьмоволосый? - прорычал он, вставая со стула. Киришима вздохнул, подняв руку в успокаивающем жесте. Было уже поздно - гнев захватывал Кацуки, как магма, как адское пламя, и как боль. Дикие животные нападают на раненых, даже если те пытаются помочь. Кацуки чувствовал себя почти диким. — Нет. Я бы предпочёл, чтобы ты рассказал мне, что с тобой происходит и как я могу тебе с этим помочь, —  попытался Киришима. — Со мной ничего не происходит. Я, блять, абсолютно в норме, и мне не нужно, чтобы твоя безмозглая дерьмовая башка пыталась найти на меня компромат и указывала, что мне, блять, делать, — в гневе он опрокинул компьютерный стул одной рукой, сделав шаг к Киришиме. Парень встал с кровати, подняв две руки в сторону своего друга. Кулаки Кацуки уже сжались. — Бакуго... — Ты думаешь, что всё знаешь? Думаешь, мне, блять, грустно? — прорычал Кацуки, обнажив зубы. Огонь потек по его венам. — Я не грущу, Киришима, я в ярости, — прорычал он. — Я, нахуй, оглох, мне, блять, приходится ходить на ебаное лечение, чтобы остаться здесь, мне, приходится иметь дело с ебучими людьми, обвиняющими меня в дерьме, которого я не хотел делать. Мне, блядь, приходится иметь дело с тем, что я чуть не убил злодея, и гребаного дерьмового, блять, тупого Деку вместе с ним. А теперь этого ублюдка нет, и я не знаю, выживет ли он. Он, блять, ушел, и теперь мне снова приходится справляться со всей своей чертовой злостью. Он ушел, Киришима, у меня на глазах, и я ничего не мог сделать, а знаешь, что сделал этот мудак? Знаешь, что он пытался сделать в последний раз? Он пытался, блять, передать мне свою причуду, он пытался, блять, навязать ее мне, хотя я его об этом не просил, и единственная причина, по которой он этого не сделал, заключалась в том, что он, блять, стал неосязаемым раньше, чем смог. Он просто исчез, прежде чем я успел — прежде чем я успел сказать ему хоть что-то, нахуй... Становилось трудно дышать. В груди стало тесно, в легкие не поступало достаточно воздуха. Гнев душил его. Киришима коснулся его плеча, явно пытаясь утешить, но тот не успел ничего предпринять, так как Кацуки агрессивно отбил его руку. Он стал избалованным, когда Деку разделял с ним его гнев. Целый месяц он чувствовал лишь половину своей ярости, а теперь все вернулось, все затопило его, все переполняло его, все до капли, и он не мог дышать, ни с этим огнем в сердце, ни с этим дымом в легких. Это было уже слишком. — И я готов поспорить, что этому ублюдку сейчас очень весело, — продолжал он, задыхаясь и задыхаясь, злясь, изо всех сил стараясь сохранить силы и рассудок, несмотря на удушающее ощущение в легких. — Готов поспорить, что он смеется с того света, потому что он видит меня, а я его нет, и это просто охренительно, не так ли? Он, блять, нес половину моего гнева целый чертов месяц, а теперь его нет, и мне приходится справляться со всеми этими дерьмовыми чувствами в одиночку, некому уравновесить их, и как ты думаешь, хах, я пойду на терапию? На чертову гребаную терапию по контролю гнева, потому что ты был слишком туп, чтобы не дать схватить себя, как идиота! Киришима нахмурился, будучи сбитым с толку. — Бакуго, о чем ты говоришь... — Ты позволил этому ублюдку так легко схватить тебя, не так ли, проклятый Деку? — задыхаясь, проговорил Кацуки, стиснув зубы и сжав руки в кулаки, с каждым тяжелым, гневным вдохом его плечи опускались и вздымались. Его голос был сиплым, а горло пересохло. — Ты, блять, должен был попасть в плен, как беспомощная девица, и оставить всю тяжелую работу мне, сука, опять, точно как ты делал всю свою чертову жизнь! — Эй, мужик, успокойся... — Что, блять, ты хочешь, чтобы я тебе сказал? А? Что я, блять, сожалею? Это то, что твоя дерьмовая задротская задница хочет услышать? — крикнул он, отталкивая Киришиму с большей силой, чем нужно, и сбивая им свой светильник. Я извинюсь, когда умру. Или когда– — Ладно, — полухрипел, полукричал Кацуки, чувствуя, что вот-вот сломается, что вот-вот разобьётся, словно яйцо, и выплеснет свои внутренности на пол. Магма, лава, огонь. Ему нужно было выпустить все это наружу, пока оно не разорвало его изнутри. — Мне чертовски жаль. Прости меня за все те времена, когда я был мудаком по отношению к тебе, прости за то, что опускал тебя, прости за то, что отпустил тебя. Прости за то, что, блять, отпустил тебя, хотя я обещал этого не делать. Это то, что ты хочешь услышать? Киришима уставился на него в ошеломленном молчании. — Так где ты, сука, находишься, а? —  спросил Кацуки, обращаясь к потолку. — Где ты, блять, находишься, сраный, дерьмовый, самодовольный ублюдок? Он схватил одну из подушек, составлявших крепость, и со всей силы швырнул ее в стену, его пылающие руки оставляли следы ожогов на белой ткани. Затем он схватил еще одну, и еще, и еще, пока все подушки, столкнувшись с жесткой поверхностью, не упали на верхнюю часть его кровати. — Где ты, блять, тупой кусок дерьма, чертов ублюдок, где ты, блять... я... Его прервал Киришима, схвативший его и заключивший в крепкие объятия, надежно зафиксировав руки Кацуки рядом со своим телом так, что бы он не мог пошевелиться. Только тогда Кацуки понял, что всхлипывает. Ох. Вот почему он не мог дышать. — Отпусти меня, Киришима, — сказал он, отрывисто всхлипывая и хватая ртом воздух — звук получился подобный хриплому крику. — Отпусти меня, мать твою, — он попытался оттолкнуть Киришиму, но его голос был приглушен плечом парня. — Нет, — не медля ответил Киришима, и лишь крепче обнял Кацуки. Его сдавливали,  физического контакта было слишком много, но он не мог вырваться, да и у него не было ни сил, ни желания пытаться. Задыхаясь, Кацуки уткнулся лицом в шею Киришимы, его руки безвольно повисли рядом с телом. Киришима молча держал его, не ослабляя хватки, словно боялся, что Кацуки рассыплется на части и не выдержит. — Его больше нет, —  проговорил Киришима. — Мне жаль, но его больше нет. Он больше не слышит тебя. Кацуки ничего не смог ответить на это, поэтому просто позволил Киришиме обнять себя.

***

Он ушел рано, как обычно. Прогуливаясь в одиночестве, вдыхая прохладный ветер, он добрался до класса.  Вошел, сел на свое место, открыл тетрадь и он бы проигнорировал все попытки заговорить с ним, если бы таковые были. Киришима продолжал посылать ему обеспокоенные взгляды, но он знал, что лучше не говорить с Кацуки на эту тему на публике. На правой руке Двумордого был гипс. Кацуки подумал, не сломал ли он ее, пытаясь построить ледяную стену, чтобы защитить себя и своих друзей от гаубицы. Он не стал спрашивать его об этом. У него были занятия, он вышел, пообедал, вернулся в класс. Пошел в свою комнату. Лег на кровать. Старался не думать о том, что дней не осталось. Этот был последним. Подушки все еще лежали на кровати, на том же месте, где их оставил Кацуки, швырнув об стену. По какой-то причине это зрелище разозлило его. Список вещей, которые вызывают у меня гнев Ебучие подушки Вместо того чтобы положить ручку на место, он швырнул ее через всю комнату. Кацуки сел, провел рукой по своим всклокоченным волосам. Он разделся, вошел в ванную и принял душ. Пробыл в нем дольше, чем следовало. Вышел, очистил запотевшее зеркало на стене. Уставился на свое отражение. И понял, что забыл взять с собой одежду. — Я опять забыл взять свою гребаную одежду, так что тебе лучше, блять... — начал он по привычке, выходя, и тут же понял, что там никого нет. — ... Отвернуться. Он стоял на месте. Его комната была пуста. Ох. Кацуки постоял так некоторое время. Затем оделся и взял телефон.

167 новых сообщений

13 пропущенных вызовов

6 новых голосовых сообщений

Он отложил гаджет, взял блокнот и сел на кровать. Ему нужно было учиться. Он не может отстать от других. Но я не понимаю, Каччан, если так вычислять, то как... Ты заткнешься и дашь мне объяснить или как? Он хмыкнул. Теория причуды. Ему нужно было сосредоточиться на теории причуды. Скоро экзамен. Я думал, для тебя причуда — это все. И что это должно, нахуй, значит? Ну, ты перестал быть моим другом после того, как узнал, что у меня нет причуды. Он закрыл блокнот и швырнул его через всю комнату. Отлично. Кацуки схватил книгу, которую учитель Айзава велел им прочитать. Это не было сейчас в приоритете, но лучше разобраться хотя бы с этим, раз уж он не может сосредоточиться на более важных делах. Шрифт был слишком мелким. Он достал из ящика стола очки для чтения. Ух ты, Каччан, эти очки тебе очень идут! Э? Кацуки закрыл глаза. Глубокий вздох. Я начинаю сильно волноваться, Катчуки. — Ну нахуй это всё, — встав с кровати, он отшвырнул книгу в стену, страницы которой уже начали сморщиваться от жара, исходящего от его рук. — Нахуй всё. К черту это, пошел ты нахуй, просто... нахуй. Он схватил еще одну книгу, лежавшую на его рабочем столе, и с громким стуком запустил и её в стену. Кацуки вдохнул и выдохнул. Он ненавидел весь мир, ненавидел Деку, ненавидел злодея, ненавидел себя. Затем он надел ботинки и вышел.

***

Когда он пришел, в медицинском отсеке никого не было, за исключением Всемогущего и Исцеляющей Девочки Они странно посмотрели на него, как будто не ожидали его появления. Кацуки молча остановился перед ними. В его глазах горела алая ярость. — Юный Бакуго... — Я хочу его увидеть. Всемогущий и Исцеляющая Девочка обменялись взглядами. — Я понимаю, но... — Я увижу его. — Нет, не увидишь, — серьезно посмотрела на него Исцеляющая Девочка, едва заметно переместившись, чтобы оказаться между дверью к палате Деку и Кацуки. — Я понимаю ситуацию, но тело Мидории еще слишком хрупкое. Он не может сейчас ни с кем контактировать, потому что его иммунная система... — Какая, блять, разница? Он все равно умрет, — перебил её Кацуки. — Я просто хочу сказать этому ублюдку парочку правдивых слов, прежде чем он на самом деле сдохнет, — добавил он, пытаясь пройти мимо маленькой женщины. Она остановила Кацуки, поставив перед ним свою трость, и в то же время Всемогущий слегка сжал своей рукой плечо Кацуки. Исцеляющая Девочка бросила на него неодобрительный взгляд, в то время как Всемогущий уставился на него с замешательством. Однако ни один из этих взглядов не задержался на их лицах надолго. На смену им пришло нечто другое, похожее на смесь надежды и вины, печали и счастья. Кацуки ненавидел это. — Дело в том, парень... — первым заговорил Всемогущий, положив руку на плечо Кацуки. — Есть... есть шанс, что Юный Мидория переживет эту ночь. Кацуки уставился на него, а на его лице не было никаких эмоций. — И другие ночи, — добавила Исцеляющая Девочка, звуча как всегда сурово. Она опустила трость, но осталась стоять перед Кацуки на случай, если он снова попытается пройти мимо нее. — Поэтому мы не можем допустить, чтобы ты ворвался сюда со всеми своими микробами и бактериями, заставив его умереть от простой инфекции после всего того, через что мы все прошли. Кацуки уставился на нее, и информация, которую ему сообщили, была настолько обескураживающей, настолько не от мира сего, что у него даже не хватило духу пожаловаться на то, что его косвенно назвали грязным и больным ребенком. Значит, Деку не умрет? Есть шанс, что он действительно выживет? Он снова переместил взгляд на Всемогущего. — Но как это возможно? — спросил он, ненавидя, абсолютно ненавидя тот факт, что в его голосе звучала надежда. — И почему, блять, вы никому об этом не рассказали?! — добавил он сердито, чтобы не выйти из привычного образа. — Потому что всё еще не закончилось, — снова вмешалась Исцеляющая Девочка, заставив Кацуки повернуть голову в ее сторону. — И мы не хотим давать никому ложную надежду. Но раз уж ты выглядишь так, будто собираешься силой пробраться в его палату, и раз уж всё почти сделано... Нет причин, тебе не рассказать. Кацуки снова уставился на Всемогущего. Он был подозрительно тихим. Слишком тихим. Кацуки прищурился. — Я оставлю вас наедине, чтобы вы поговорили, — со вздохом объявила Исцеляющая Девочка, взяв трость и уйдя прочь. Всемогущий подождал, пока она окажется вне пределов слышимости, чтобы заговорить. — Юный Бакуго... — Что уже почти сделано? Всемогущий рассеянно моргнул. — Прости, что? — Она сказала, что нет проблем с тем, чтобы сказать мне, так как все уже почти сделано. Что уже почти сделано? Всемогущий вздохнул. — Злодей проснулся. Руки Кацуки сжались в кулаки. — Чтобы привести его в сознание, потребовалось много энергии Исцеляющей Девочки. И это было непросто, так как он получил сильную травму головы от твоего удара, но это было важным фактором для плана, который мы задумали. В конце концов, причуда Юного Шинсо действует только на тех, кто охотно отвечает на его вопросы. Глаз Кацуки слегка дернулся. — Вы послали этого фиолетоволосого ублюдка промыть мозги проклятому злодею?! — Сомневаюсь, что злодей согласился бы вернуть душу Юного Мидории в его тело по доброте душевной, согласись, мальчик мой, — сказал ему Всемогущий, скрестив руки на груди. — К сожалению, в подобной ситуации жизнь невинного ученика важнее свободы преступника и злодея. В будущем, Юный Шинсо планировал использовать свою причуду, чтобы запудривать мозги злодеям и заставлять их сдаваться полиции. А сейчас он ее использует, чтобы заставить злодея вернуть душу Юного Мидории туда, где ей место. Кацуки смотрел на Всемогущего, не зная, что думать и как относиться к полученной информации. Деку будет жить. — Процесс, конечно, непростой, — продолжил Всемогущий. — Злодей слаб и все еще восстанавливается, а Юный Шинсо — еще ученик.  Многое может пойти не так, и последнее, что нужно школе в этот момент, чтобы еще один ученик пострадал от рук этого преступника. Сотриголова находится в комнате вместе с ними, наблюдая за ходом операции. Как только злодей придет в себя, мы попытаемся вернуть ему душу Юного Мидории. Кацуки пристально уставился на него. Деку будет жить. — Мы также выяснили кое-что о его причуде, — продолжил Всемогущий, совершенно не обращая внимания на то, что Кацуки было наплевать на причуду этого придурка и вообще на все, кроме того факта, что Деку будет жить. Деку будет жить, а значит, Кацуки больше не придется чувствовать себя виноватым. Деку будет жить, а это значит, что разлука с ним не будет длиться так долго. Деку будет жить, а это значит, что он зря потратил два дня, переживая из-за пустяка, как идиот. Деку будет жить, а это значит, что он не пропал навсегда. Деку будет жить. Деку будет жить, блять. — Злодей также может контролировать людей, чьи души он крадет,— продолжил Всемогущий. — Ему удалось захватить душу моего близкого друга, который работает в полиции, и тот преследовал по его поручению Юного Мидорию.  Мы не заметили, потому что, в отличие от тебя, душа моего друга оказалась в руках злодея. Он контролировал его и почти месяц давал нам и полиции ложную информацию, в результате чего мы сами пустились в погони и чуть не потеряли чью-то жизнь. Кацуки взглянул на Всемогущего с серьезным выражением лица. В этом всём было много смысла: вот почему ЮА, известная школа героев, провела целый месяц, не сумев поймать простого злодея. И вот почему один из их учеников чуть не погиб. С каждым днем ему становилось все хуже и хуже, а они ничего не могли предпринять. Вот почему они отгораживались от мамы и друзей Деку и скрывали важную информацию от всех, кому он был небезразличен. Вот почему они вели себя как чертовы идиоты. — Значит, с этим дерьмом покончено? — Юный Шинсо использует свою причуду, чтобы заставить злодея вернуть душу моего друга. — Нет. Я имею в виду все то лживое дерьмо, которым вы раньше скрывали от всех важную информацию, — уточнил Кацуки, глядя на Всемогущего с явным гневом и обидой. У Всемогущего хватило ума смутиться. — Да. Подобное больше не повторится. Кацуки бросил на него взгляд. Затем кивнул. — И вы рассказали его маме? Всемогущий слегка опустил голову, но не отрывал свой взгляд от Кацуки. — Пока нет. Мы подождем, пока все не закончится. — Какого хрена... — начал Кацуки, повышая голос, но Всемогущий прервал его, прежде чем Кацуки успел слишком сильно возмутиться. — Пусть у нас и больше надежд, чем в прошлом месяце, Юный Мидория должен справиться еще с кучей проблем, — сказал ему Всемогущий более низким тоном, взяв Кацуки за плечо и наклонившись к нему поближе. — Будет жестоко давать его матери надежду, а затем окончательно отнять ее. Особенно после всего того, через что ей пришлось пройти. Кацуки бросил взгляд на Всемогущего, но решил, что лучше об этом не спорить. Ведь тот был прав. Это будет катастрофой, если они скажут Инко Мидории, что ее сын будет жить, а Фиолетоволосый все испортит и в итоге убьет Деку. Кацуки даже не может представить, какой была бы ее реакция. Он не хотел. Кацуки не хотел даже читать ее проклятые сообщения и слушать ее проклятые голосовые сообщения. Он желал, чтобы она ненавидела его сильнее, чем сейчас. — Я ценю твою заботу о госпоже Мидории, — добавил Всемогущий после нескольких минут неловкого молчания. — Я не забочусь... — по привычке попытался возразить Кацуки. — Я уверен, что она тоже о тебе заботится. Кацуки недоверчиво взглянул на него. — Она навестила тебя в лазарете, когда тебя сюда привезли. От гнева у Кацуки незаметно стиснул зубы. — Я не помню этого. — Ничего страшного, мальчик мой. — Да неважно, — сердито пробормотал он сквозь стиснутые зубы, отводя взгляд. — Она на тебя не сердится. И я считаю, что тебе стоит навестить ее. Кацуки бросил взгляд на Всемогущего. — И какого хера я должен это делать? Всемогущий вздохнул, недовольный нецензурной бранью Кацуки, но зная, что лучше не делать ему замечания в такой напряженной обстановке. — Я верю, что она тебе тоже небезразлична. — Плевать я на нее хотел. Всемогущий подавил улыбку. — Если бы она была тебе безразлична, мальчик мой, ты бы не беспокоился о том, что она не знает информации о Юном Мидории. Кацуки усмехнулся и посмотрел на него. — Я беспокоюсь о том, что она ни черта не знает, потому что именно ко мне она приходит, когда вы, ублюдки, скрываете от нее что-то. Всемогущий бросил на него недоверчивый взгляд. — Что? Так и есть! — гневно запротестовал он. — В любом случае, — вздохнул герой. — Ты должен поговорить с ней. Она там, в приемной. — Мне казалось, вы сказали, что она не знает о том, что происходит. — Не знает, — подтвердил Всемогущий, кивнув. — Она просто хотела быть со своим сыном в... — он глубоко вздохнул, словно не мог заставить себя произнести эти слова. — В его последние... мгновения. Кацуки бросил на него взгляд. — Вам стоит серьезно поговорить с Деку, как только он очнется. Огорчение Всемогущего сменилось любопытством. — Почему? Кацуки посмотрел на него. Парень оглядел коридор, проверяя, нет ли кого-нибудь поблизости, и наклонился ближе к Всемогущему. Теперь, когда у него ухудшился слух, он не был уверен, говорит он слишком громко или нет. Чаще всего это не имело значения, так как Кацуки знал, что он достаточно громкий человек. Он всегда кричит и орет на людей, а значит громкий голос не был для него чем-то непривычным. Однако сейчас речь идет о секрете Всемогущего —  о причуде Деку — ему нужно быть осторожнее. Это напомнило ему о том, что нужно кое-что сделать, как только он закончит разговор с символом мира. — Он пытался передать мне «Один за всех» прежде чем исчезнуть, — негромко сказал он Всемогущему. Тот поднял на него свой пустой взгляд. — Он схватил свои волосы и попытался засунуть их мне в рот. Ему это не удалось только потому, что в тот момент он стал неосязаемым. Всемогущий продолжал смотреть на него странным взглядом. Кацуки не был уверен, но ему показалось, будто в глазах мужчины появились слезы. — Что ж... — после нескольких тихих мгновений он сжал плечо Кацуки, голос его был тверд, но звучал тише обычного от эмоций. — Я, например, могу гарантировать, что нет никого, кого Юный Мидория мог счесть бы более достойным своей силы, чем тебя. Настала очередь Кацуки озадаченно смотреть на Всемогущего. Ему не понравилось это заявление. Он вызывало лишь беспокойство. Думаю, он хотел, чтобы ты стал тем героем, которым, как он думал, ему никогда не стать, понимаешь? Кацуки стряхнул руку Всемогущего со своего плеча. Хватит на сегодня прикосновений. — Я был единственным, к кому он мог прикоснуться и кому мог передать свою причуду, — попытался оправдаться Кацуки, пусть его аргумент и звучал слабо. В ответ Всемогущий лишь грустно улыбнулся. — Ты сильно вырос за этот месяц, юный Бакуго, — сказал он с чем-то сродни гордости в голосе. — Но впереди у тебя еще долгий путь. Кацуки бросил взгляд на Всемогущего. — Если позволишь, мне нужно отойти в уборную, — сказал Всемогущий, похлопав Кацуки по спине. — Ты побудешь здесь, пока Юный Шинсо не закончит? Кацуки только усмехнулся, засунул руки в карманы и прислонился спиной к стене позади себя. Как будто у него хватит духу просто уйти и вернуться в общежитие, когда на кону стоит жизнь Деку. — Да. — Я так и подумал, — кивнул Всемогущий. — Я скоро вернусь и составлю тебе компанию. Только... — добавил он, резко остановившись перед тем как завернуть за угол. Кацуки прищурился, глядя ему вслед. — Исцеляющая девочка серьезно относится к иммунной системе Юного Мидории. Попасть в его палату без соответствующей одежды и снаряжения — значит подвергнуть его жизнь серьезной опасности. Кацуки бросил на него взгляд и коротко кивнул. Этот ублюдок действительно думал, что Кацуки ворвется в палату Деку, как только останется без присмотра, да? (Возможно, он так и сделал бы, если бы его задница не была уже на грани исключения и если бы это не угрожало здоровью Деку). — Да, знаю я. — Хорошо. Я сейчас вернусь. — Как скажете. Всемогущий кивнул ему напоследок, после чего ушел, скрывшись за углом. Кацуки вздохнул, оказавшись наедине в коридоре медицинского отсека. В ожидании чего-то, о чем он и мечтать не мог пару часов назад. В ожидании чего-то, что могло и не произойти. Он пришел сюда, чтобы сказать... Ну. Он не был уверен, что именно. В его планы входило помириться с Деку (пусть он и не думал, что это произойдет на самом деле), возможно, попрощаться с задротом или что-то в этом роде. Если честно, Кацуки и сам не знал, что он будет делать, как доберется до места. Он просто знал, что не может больше оставаться в стороне. А теперь, узнав, что есть шанс, что Деку выживет, что Деку не умрет. И вспоминая обещания Кацуки, и убеждения, что с ним все будет хорошо... Теперь он не знал, как к этому относиться. Но он знал, что пусть и немного, но это ослабило его гнев. Он достал из кармана телефон, проигнорировал все шестьдесят два сообщения Киришимы (которые он не читал последние четыре дня) и отправил ему новое. От: Бакубро Я знаю, что мы уже говорили об этом, и, надеюсь, ты понимаешь, что произойдет если ты расскажешь кому-нибудь хоть что-нибудь о том, что произошло вчера От: Бакубро Хоть ЧТО-НИБУДЬ.

От: Дерьмоволосый

Чувак. Ты можешь мне довериться

От: Дерьмоволосый

И ничего никому не расскажу

От: Дерьмоволосый

Расслабься, хорошо?

От: Бакубро Ладно

От: Дерьмоволосый

Кстати

От: Дерьмоволосый

Могу я у тебя кое-что спросить?

От: Дерьмоволосый

Все в порядке если ты откажешься

От: Бакубро Тогда нельзя

От: Дерьмоволосый

:c

От: Бакубро Да просто спроси уже, блять

От: Дерьмоволосый

Хорошо, так вот..

От: Дерьмоволосый

Знаешь, ты до этого сказал кое-что

От: Дерьмоволосый

Ты сказал, что Мидория хотел передать тебя свою причуду

От: Дерьмоволосый

До того как он, ну, ты знаешь

От: Дерьмоволосый

Но типа, как? Это вообще возможно? 

Бакуго поджал губы. Это была именно та тема, о которой он хотел поговорить с Киришимой, и убедиться, что парень никому не проболтается.   От: Бакубро Это личное

От: Дерьмоволосый

?

От: Бакубро Слушай, это просто одна херовая игра, в которую мы играли с Деку в детстве От: Бакубро Играя, мы притворялись, что можем передать друг другу причуду От: Бакубро И мы дали обещание, что если вдруг один из нас умрет будучи героем, то он передаст свою причуду второму От: Бакубро Это просто тупая игра, я и не вспомнил бы о ней, если бы Деку не попытался всерьёз это сделать От: Бакубро И это, блять, вывело меня из себя  Кацуки не отрывал глаз от экрана, ожидая ответа Киришимы. Оставалось надеяться, что парень купится на ложь и не станет больше задавать вопросов на эту щекотливую тему. Кацуки не должен был рассказывать Киришиме об этом, но он был не в себе и зол, а Киришима был единственным человеком в мире, которому он доверял своей жизнью. Это была ошибка, но не смертельная. К счастью для него, Киришима был не самым умным в их классе, и он знал, что лучше не настаивать на вопросах, которые Кацуки считал личными. Черт, да ему наверняка понравится эта выдуманная нежная детская история, и он купится на нее, как болван.

От: Дерьмоволосый

Бро

От: Дерьмоволосый

Это

От: Дерьмоволосый

Я даже не знаю как сказать

От: Дерьмоволосый

Это так мило

От: Дерьмоволосый

В мужественном плане

От: Дерьмоволосый

Прямо... вау

От: Дерьмоволосый

Как ты? Хочешь, я приду к тебе?

От: Бакубро Нет

От: Дерьмоволосый

Но я уже за твоей дверью :c

От: Дерьмоволосый

Я уже давно стучу, просто думал, что ты без слухового аппарата

От: Дерьмоволосый

Так что… откроешь?

От: Бакубро Жаль

От: Дерьмоволосый

Бакугоооооо

От: Дерьмоволосый

Ну давай :c

От: Дерьмоволосый

Ты не должен быть один в такой-то момент :c

От: Бакубро Я в порядке От: Бакубро А еще я занят

От: Дерьмоволосый

Хей

От: Дерьмоволосый

Подожди минутку

От: Дерьмоволосый

Ты не в своей комнате

От: Дерьмоволосый

Не так ли?

От: Дерьмоволосый

Где ты, мужик?

От: Дерьмоволосый

Ты ведь не попал опять в какую-нибудь передрягу?

От: Дерьмоволосый

Господи, Бакуго, что ты опять задумал

От: Дерьмоволосый

Где ты?

От: Дерьмоволосый

Я клянусь, у меня от тебя скоро появится седина

От: Дерьмоволосый

А серый с красным не сочетаются

От: Дерьмоволосый

Чувак, я серьёзно. Ты ходишь по тонкому льду. Тебе не стоит снова попадать в неприятности

От: Дерьмоволосый

Где ты? Я приду за тобой

От: Дерьмоволосый

Скажи мне где ты

От: Дерьмоволосый

Я беспокоюсь

От: Дерьмоволосый

Эй

От: Дерьмоволосый

Эй

От: Дерьмоволосый

Эй

От: Дерьмоволосый

Эй 

Кацуки выключил телефон и положил его обратно в карман, прежде чем Киришима успел позвонить ему, а также Кацуки не просмотел ни одного сообщения.    

***

 Первая мысль, которая пришла ему в голову, как только усталый, изможденный Шинсо прошел мимо него по коридору, не удостоив его ни единым взглядом, была о том, что со стороны ЮА было глупо размещать опасного, потенциально смертоносного злодея в том же чертовом корпусе, что и тело Деку. Вторая мысль, пришедшая ему в голову, заключалась в том, что учитель Айзава выглядел очень серьезным, но это ни о чем не говорило, поскольку этот человек всегда был серьезен. Третья мысль, пришедшая ему в голову, заключалась в том, что если ЮА поместил такого опасного злодея в тот же корпус, что и Деку, то это могло означать только то, что злодей был слишком слаб, чтобы сделать что-то угрожающее. Шинсо прошел мимо и исчез в коридоре, не сказав ни слова.  Учитель Айзава остановился, чтобы поговорить со Всемогущим, а Кацуки просто стоял, готовый выслушать все. Он ненавидел то, как тревожно колотилось его сердце в груди в ожидании того, что же они скажут — Итак? — нарушил молчание Всемогущий, явно волнуясь не меньше Кацуки, но показывая это гораздо явственнее. Учитель Айзава вздохнул. — Шинсо уверяет, что вернул души.  Исцеляющая девочка готовится к тому, чтобы самой пойти и проверить, — бесстрастно сказал он. На Кацуки он даже не смотрел, как будто того вообще не было. — И сколько времени это займет? - поинтересовался Олл Мейт. — Столько, сколько потребуется, — сухо ответил Айзава сенсей, — Шинсо ушел, потому что вся эта процедура его утомила, а у него рано утром тренировка, но он вернется, если возникнут проблемы. — А толку-то? — насмехался Кацуки. Оба учителя повернулись, чтобы посмотреть на него, и учитель Айзава впервые признал его присутствие. — Уже почти полночь. Мы никак не сможем вернуть его сюда и повторить все сначала, если старуха обнаружит, что душа Деку все еще у злодея, — пояснил он. Всемогущий вздохнул, проведя усталой рукой по лицу. — Юный Бакуго..   — Не пытайся освободить себя от ответственности за это, — строго сказал ему учитель Айзава, скорее отчитывающим, чем злым тоном. — Если бы ты чуть не убил злодея, у нас было бы больше времени, чтобы попытаться вернуть душу Мидории. Кацуки отвернулся, уставившись в стену. Ему отчаянно хотелось ответить грубостью на грубость, но он знал, что лучше этого не делать. Он был в центре внимания, и так будет еще некоторое время. Он не мог рисковать, грубя учителям и давая ЮА еще больше причин для его исключения, особенно когда учителем был именно Айзава, имевший репутацию человека, выгоняющего учеников. К тому же у Кацуки не было права так делать, ведь учитель Айзава его не обманывал. — Я не могу поздравить тебя с тем, что ты сделал, Бакуго, — продолжал Айзава, звуча как всегда сурово и устало. Глаза Всемогущего постоянно метались между ними, он не знал, стоит ли ему дать Айзаве поговорить с Кацуки или он должен вмешаться. — Твои действия были безрассудными и импульсивными. Что удивительно, ведь ты всегда думаешь, прежде чем действовать, каким бы вспыльчивым ты ни был. Кацуки наполовину недовольно, наполовину озадачено посмотрел на учителя и замолчал. Он не рискнул ответить. Айзава смотрел на него бесстрастным, почти анализирующим взглядом.  Но это и не было ошибкой. — Единственным объяснением такого поведения является сам Мидория, конечно, если та драка, что произошла между вами какое-то время назад что-то доказывает, — добавил он. Кацуки почувствовал, как кровь отхлынула от его лица. — Именно поэтому я не могу похвалить тебя, Бакуго, но и не могу сказать, что ты был не прав, — продолжил Айзава. — Если бы я считал, что ты не прав, я бы не стал выступать на твоей стороне на совете. Кацуки нахмурился. — Вы выступили? Учитель Айзава вздохнул, похоже, ему просто хотелось вернуться в спальный мешок и лечь в своей комнате. — Ты хороший ученик, Бакуго. Более того, у тебя есть потенциал. Если ты продолжишь работать над своими проблемами с гневом, я верю, что однажды мы сможем сделать из тебя прекрасного героя. Кацуки уставился на него. Он не знал, что на это ответить. Ему казалось, что он должен гордиться тем, что ему это сказали. — Я пойду сообщу директору о наших успехах, — сказал Айзава, повернувшись к Всемогущему, словно он только что не сказал что-то невероятно значимое для Кацуки. — Исцеляющая Девочка должна подойти с минуты на минуту. Позвоните мне, если что-то случится. — Спасибо, Шота, — кивнул ему Всемогущий, и учитель Айзава ушел. Кацуки уставился на Всемогущего, тот взглянул на него в ответ. Наступило неловкое молчание. — Это было... довольно мило, — прокомментировал Всемогущий. В ответ Кацуки лишь хмыкнул и отвел взгляд. — И я с ним согласен. Хотя твои действия были безрассудными... Мы вряд ли можем винить тебя. Эта фраза заставила Кацуки вновь взглянуть на него. — Мы подвели всех вас как школа, и мы должны были лучше предусмотреть всё. Кацуки снова хмыкнул, и засунув руки в карманы, прислонился к стене. — Да. — И даже если ты почти убил злодея, что не является героическим поступком... — опустил голову Всемогущий. — Ты все еще ученик, проходящий обучение. Вполне ожидаемо, что иногда ты будешь терять контроль над своей причудой. — Я и не терял. Пауза. — Я точно знал, что делаю. Он поднял глаза, чтобы посмотреть на Всемогущего и увидеть его реакцию. Тот удивленно уставился на него. Кацуки по какой-то причине почувствовал себя несколько незащищенным и уязвимым. Это был кумир его детства, человек, за падение которого Кацуки был в ответе. Всемогущий был честен с ним и доверил ему свою тайну; было бы справедливей, если бы Кацуки тоже был с ним честен. — Этот ублюдок схватил Деку и тащил его по полу, словно какую-то собаку, — продолжал он, стиснув зубы и глядя в глаза Всемогущему. — Он кричал от боли. А потом, когда я наконец добрался до него, этот ублюдок начал издеваться над нами. Как Деку исчез, он просто начал уходить, будто собирался пойти за покупками или еще за каким-нибудь дерьмом. Губы Всемогущего сжались в тонкую линию. — Я должен был что-то сделать. Я не мог позволить ему уйти. Некоторое время стояла тишина. — Не после этого. — Я понимаю. — Вы не понимаете, — усмехнувшись, ответил он. — Понимаю. Пауза. — Я знаю, каково это — испытывать гнев, когда злодей причиняет боль тому, кого ты любишь. Когда злодей... отнимает у тебя кого-то. Я был на твоем месте, мальчик мой. Кацуки молча изучал лицо своего наставника. — И, как и ты, я был безрассуден. Я позволил своим чувствам взять верх над собой и отомстил, а теперь... — он задумчиво посмотрел вдаль. — Что ж. Я больше не символ мира. Кацуки почувствовал укол вины в сердце при этих словах. Должно быть, Всемогущий заметил это, потому что через мгновение на его плечо легла утешающая рука. — Я серьезно говорил тебе, что ты не виноват в моей отставке, юный Бакуго, — сказал он. — То, что случилось, произошло из-за моих собственных действий, из-за моего безрассудства. Выбор, который я сделал, вывел меня на этот путь. Кацуки продолжил молча наблюдать за ним. — Мы должны быть благодарны, что твое безрассудство не привело тебя к таким же смертельным последствиям. Кацуки хмыкнул. — Этого мы еще не знаем. — Думаю, скоро узнаем, — кивнул Всемогущий. Прибыла Исцеляющая Девочка, полностью одетая в специальную медицинскую одежду, которая не позволяла ей заразить хрупкую иммунную систему Деку.   У нее не было с собой привычной трости, Кацуки полагал, что это было вызвано необходимостью. Она кивнула им, проходя мимо, и остановилась только для того, чтобы бросить странный, нечитаемый взгляд на Всемогущего. — Возьми парня с собой в приемную, — приказала она. — Подождите меня там. Я приду к вам через минуту. — Чиё, — произнес Всемогущий с тихой мольбой в голосе. — Мне нужно место для работы, Тошинори, — сурово ответила она. — Вы двое мне здесь не поможете. Всесогущий на мгновение задержал взгляд на ней, а затем почтительно кивнул. Вздохнув, он потрепал Кацуки по плечу и легонько подтолкнул его, чтобы тот шел за ним. Кацуки в кои-то веки повиновался без протестов, без жалоб и без язвительных ответов. Он прекрасно понимал, что на кону стоят более важные вещи, чем его гордость.

***

Зал ожидания был заполнен людьми до отказа. Кацуки сразу же захотелось уйти, но деваться было некуда. Весь класс 1-А был здесь. Даже тот странный французский ваннаби был там, почему-то держа в руках поднос с сыром. Виноградный и Рукастый тоже. Птицеголовый и Жаба сидели вместе на последнем ряду, Невидимка и Хвостатый шептались друг с другом в углу, были даже люди из класса 1-Б. Кацуки увидел, что Фиолетоволосый тоже там. «Слишком устал и нуждается в отдыхе», подумал он. На первом ряду, конечно же, сидели Круглолицая, Четырехглазый, Двумордый и, что удивительно, Киришима. Он был единственным, кто встал при появлении Кацуки, одарив парня наполовину встревоженным, наполовину гордым взглядом. Кацуки смотрел на каждое лицо в комнате, и каждое лицо, казалось, смотрело на него в ответ. Ему это не нравилось, ни капельки. Всемогущий наклонился к нему поближе, стараясь говорить в самое ухо. — Здесь есть еще одна комната. Она предназначена для семьи и особых персон, — сказал он. Кацуки посмотрел на Урараку и увидел страх в ее глазах. Затем и на Ииду, у него в глазах читалась усталость и беспокойство. Даже взгляд Двумордого был другим, в них сверкало что-то неразборчивое. Им место в комнате для особых персон. Но не Кацуки. Ведь в конце концов Кацуки был всего лишь хулиганом, в которого случайно вселилась душа Деку. Это не делало его особенным. Это не делало его достойным стоять в одной комнате со Всемогущим, или с Инко, или с настоящими друзьями Деку. (И он еще не был готов встретиться с мамой Деку). И самое ужасное, что он понимал, что это должно выводить его из себя — быть недостойным чего-то. Но он не был достоин. Он знал, что не достоин. Что угодно, но не это. Не после того, как он чуть не убил Деку навсегда. — Я останусь здесь, — сказал он Всемогущему, даже не взглянув на него. — Юный Бакуго, — попытался возразить Всемогущий. — Не надо, — просто сказал Кацуки, отходя от Всемогущего и направляясь к Киришиме. Ему было не место в этой комнате для особенных. Это было неправильно, когда все эти люди ждали тех же новостей, что и он. Урарака и Иида сидели здесь, и выглядели так, словно совсем не спали, словно их миры сейчас рухнут. Всемогущий не стал настаивать, он оставил Кацуки наедине с собой. Молча вошел в комнату, закрыл за собой дверь, и на этом все закончилось. Кацуки остался один в комнате, полной людей. — Эй, мужик, — поприветствовал его Киришима, ведя его к пустому ряду кресел, что стояли как можно дальше от всех остальных в комнате. Он говорил низким тоном, что, честно говоря, мешало Кацуки слышать, что тот говорит, но, по крайней мере, Киришима занял место со стороны его слышащего уха, что немного облегчало понимание. Кацуки не знал, намеренно Киришима занял это место или нет, но лучше было и не спрашивать. — Я очень рад, что ты пришел, — сказал Киришима. — Когда я пришел в твою спальню, то хотел попросить тебя пойти сюда со мной. Рад, что ты решил сделать это сам. Кацуки бросил на него свой взгляд. Даже после всего, что произошло, они ожидали, что ему будет плевать на Деку, да? Даже после того, как его чуть не исключили, когда он пытался спасти этого ублюдка. Наверное, они думали, что Кацуки сделал это, чтобы спасти себя, как предположила Джиро. Это разозлило его еще больше. Хотя казалось, куда еще больше. Киришима, вероятно, заметил это, учитывая то, что он сказал после. — Тебе, наверное, сейчас не до разговоров, да? Кацуки просто посмотрел на него. Это все, что он мог сделать. — Ладно, хорошо, — Киришима улыбнулся ему. — Тогда я просто составлю тебе компанию. Кацуки усмехнулся. — Что? Я не оставлю тебя одного в такой момент, чувак. Он вздохнул и скрестил руки на груди. Киришима просто молча сидел рядом с ним. Время шло. Внимание, которое, казалось, было привлечено к нему, когда он прибыл, рассеивалось с каждой минутой.   Все были слишком обеспокоены состоянием Деку, чтобы продолжать волноваться о Кацуки, и вскоре он стал лишь фоновым персонажем для нескольких людей, с тревогой сидящих в зале. Хах. Ему захотелось смеяться над этой иронией. Он лишь фоновый персонаж. Минуты скоро превратились в час, и чем ближе вчера подходило к полуночи, тем напряженнее становилось всем. Кацуки не знал, как все эти люди узнали об обратном отсчете, но он был уверен, что один из ублюдков, что последовал за ним в канализацию, наверняка рассказал и всем остальным. Теперь это уже не имело значения. Рядом с ним внезапно материализовалась Ушастая. Будь на месте Кацуки кто-нибудь другой, то он бы точно испугался от её внезапного появления. На её виске красовался синяк, а правая рука была перевязана бинтом, но в остальном она выглядела нормально. Она пристально смотрела Кацуки в глаза. — Что? — спросил он спустя несколько секунд, прозвучав при этом довольно грубо. Джиро продолжила смотреть на него. Она выглядела слегка рассерженной, но в то же время обеспокоенной. — Как ты? — спросила она. Кацуки нахмурился, закатил глаза и отвернулся от нее. — В смысле, я знаю, что произошло. И я... — она заколебалась. — Мне жаль, что ты теперь плохо слышишь. Кацуки продолжал избегать ее взгляда, глядя вперед, и скрестив руки на груди. — Если я могу чем-то помочь, просто скажи мне, хорошо? Он нахмурился. — И что ты, блять, можешь сделать? Ты же не разработчик снаряжения. — Бакуго, — устало вздохнул Киришима с другой стороны, в голосе его звучало неодобрение. — Я знаю, но моя причуда связана со слухом, — подметила она. — Может быть, мы могли бы вместе провести исследование и разработать для тебя более подходящий слуховой аппарат. Он бросил на нее взгляд. — Тебе ведь больно, я права? — спросила она, с сожалением глядя на него. Он ненавидел подобное, поэтому решил промолчать. Действительно, больно. Исцеляющая Девочка сказала ему, что потребуется некоторое время, чтобы адаптироваться и привыкнуть, что это нормально, если какое-то время ему будет немного не по себе. Кацуки был уверен, что частота, с которой он выдергивал эту штуку из уха, вместо того чтобы аккуратно снять ее, тоже не способствовала его адаптации. Но он никому об этом не говорил и уж точно не жаловался. Он мог вытерпеть небольшую боль. И ему нужен был этот чертов аппарат, чтобы нормально слышать, так что он не собирался дать им повод, забрать его. — Что ж... Дай мне знать, если передумаешь.  — Я готова помочь, — добавила она, когда он замолчал. Кацуки посмотрел на нее, не пытаясь убрать раздражение со своего лица, но молча кивнул в знак благодарности. Вместо того чтобы взять и уйти, Джиро осталась стоять на месте. Кацуки это немного напрягало, но поскольку она молчала, он был не против. Пока она снова не открыла рот. (Он вздохнул). — Прости меня, Бакуго, — сказала она. Кацуки не взглянул на неё и сделал вид, будто не услышал её слова. — За... всё. Мне кажется, я должна была сделать больше. — Ага, например, задержать этого проклятого злодея, до того, как он удрал с душой Деку, — хмыкнул Бакуго. — Ну и дела, — вздохнул Киришима. Джиро, однако, не выглядела обиженной.Лишь расстроенной. — Да. Это. Снова настала тишина, но она длилась недолго. — Мы ведь и понятия не имели, что происходит... Мы не видели Мидорию, поэтому не знали, что его забрали. Все только успели очнуться от удара того злодея, а он, похоже, просто пытался сбежать до приезда профессионалов. Но даже так... Мы должны были что-то предпринять. Я должна была что-то предпринять. — Да. Киришима снова вздохнул. — Это не твоя вина, Джиро, — парень слегка наклонился вперед, чтобы посмотреть на нее, из-за плеча Кацуки и слегка улыбнулся. — Бакуго просто не умеет успокаивать людей. Она улыбнулась в ответ, пусть её улыбка и не подходила выражению её глаз. — Все в порядке, я не... — Уже полночь. Это объявление прервало все возможные разговоры. Все уставились на того, кто это сказал. А конкретно, на Тодороки, что стоял, держа в руках телефон. Кацуки подметил, что гипс на его руке пропал. Кацуки бросил на него свой взгляд. А Тодороки также уставился на Кацуки в ответ. В комнате воцарилась тишина. Вот и все. Шинсо уже ничем не мог помочь. Если душа Деку не была возвращена к этому времени... Тогда он умрет. В последующие мгновения никто не осмеливался произнести ни слова. Кацуки включил телефон, чтобы проверить время.  00:00. 00:10.  00:19. 00:28. 00:31. 00:47. 00:55. 01:02. 01:07. 01:09. 01:10. 01:16. 01:20. 01:24… Наконец-то зашла Исцеляющая Девочка. Все присутствующие в комнате тут же синхронно встали, устремив взгляды на стоящую перед ними миниатюрную женщину. Широко раскрытые, обеспокоенные, встревоженные глаза. Урарака выглядела так, будто вот-вот разрыдается, руки Ииды, сжатые в кулак, слегка дрожали. Даже Тодороки, всегда леденяще спокойный, выглядел потрясенным, глаза его слегка расширились в предвкушении.  Кацуки не знал, какое выражение лица должно быть у него, но это было неважно. На него никто не смотрел. Все взгляды были прикованы к Исцеляющей Девочке. — Где Всемогущий? — спросила она. На ней была привычная одежда, а не специальное снаряжение, которое она использовала, чтобы войти в комнату Деку. Кацуки не знал, что это должно значить. — В комнате для особых гостей, — ответила Яомомо после нескольких напряженных секунд молчания, как всегда, рассудительная и покладистая, хотя, похоже, она нервничала не меньше остальных. – Хм, — только и сказала старуха, проходя дальше в зал ожидания и тяжело опираясь на трость. Она выглядела усталой. Направляясь в другую комнату, её шаги и постукивание трости эхом разносились по тихой комнате. — Ну что? — нарушил тишину Киришима, озвучивая мысль, что бродила сейчас в голове у каждого присутствующего. Исцеляющая Девочка повернулась и взглянула на него. — Сначала я должна поговорить со Всемогущим, — серьезно заявила она и продолжила идти. — Он жив? Все уставились на Кацуки, и Исцеляющаяв Девочка в том числе. — Деку. Он жив? Его душа вернулась? Она посмотрела на него и её маленькие глазки выражали что-то похожее на сочувствие. — Да, он будет жить. Комната разразилась вздохами, возгласами и прочими ликующими звуками облегчения и счастья.  Киришима обнимал Джиро, Урарака — Ииду, казалось, все обнимают друг друга и празднуют, потому что Деку будет жить, Деку жив, Деку не умер. Кацуки продолжал смотреть на Исцеляющую Девочку. Она, отвлекшись на столпотворение учеников, продолжила свой путь к соседней комнате и Всемогуществу. Никто не обращал на нее внимания, она сообщила, что Деку будет жить, и это было всё, что имело значение после стольких напряженных часов ожидания. Но что-то было не так. Кацуки чувствовал это. Он оглядел комнату и увидел счастливые лица своих друзей. В глазах многих из них стояли слезы. Но все они улыбались. Счастье, пропитало комнату, словно миазмы. Кацуки встретился взглядом с Тодороки. Он видел в голубо-серых глазах ту же настороженность, то же сомнение. Он знал, что Тодороки видит то же самое в его малиновых глазах. Они были единственными, кто молчал в комнате, полной ликующих людей, хотя, по идее, именно они должны были ликовать больше всех. Кацуки и подумать не мог, что первым, кто образует связь между им и Половинчатым окажется именно Деку.