The Way You Used To Do

Он стоял на коленях, уставившись на собственные руки с широкими, неподвижными глазами. Они отчаянно метались в поисках чего-то, чего здесь не было. В ушах до сих пор звенело от выпущенного им взрыва. Это чувство не было незнакомым — когда он заходит слишком далеко и многократно повторяет гаубичные атаки, должно пройти определённое время, чтобы слух вернулся в нормальное состояние. Он думал, у него тиннитус, но никому не говорил. Иногда в ушах звенит постоянно или чересчур громко. Однако он предпочтёт потерять слух, чем перестать использовать причуду. Большая рука схватила его за плечо, отчего он испугался, ведь не слышал и не чувствовал движений позади, пребывая в шоковом состоянии. Его незамедлительной реакцией было выпустить очередной взрыв, но безрезультатно, — Всемогущему, вопреки своей беспричудности, хватает сил справиться со слабой атакой Кацуки. Он истратил весь свой пот. Любой взрыв в таком состоянии не смог бы ранить даже ребёнка. Его руки болят, плечи ноют, спину ломит. В груди и рёбрах колит, хотя он не получал ударов в это место. Он не мог дышать. Всемогущий смотрел на него с озадаченными глазами, ищущими глазами, глазами, молящимися о каком-либо ответе или утверждении. Но всё, что мог сделать Кацуки, это проглотить свои рыдания, которые угрожали проявиться на лице в ужасной гримасе. Он боролся со слезами, уже наполнившие малиновые, гневные глаза. Он ненавидел плакать и делал это крайне редко. И когда бы это ни случалось, то было из-за сильных, непонятных эмоций. Из-за поражения, когда Деку выиграл его на тренировке. Из-за вины, когда он стал причиной падения Всемогущего, которым так восхищался и которого безмерно любил. Прямо сейчас он чувствует и то, и то одновременно. Поражение и вину. Они пульсировали в груди, как напоминание о провале и потере. Всемогущий вытянул руки, и рыдания переросли в крепкие объятия. Кацуки понял, что тот тоже плачет, но ничего, абсолютно ничего не мог сказать.

***

Они пришли в класс раньше других, как всегда, что только усугубляло ситуацию. Когда Кацуки сел и открыл тетрадь, Изуку устроился позади. Кацуки поведал ему весь план, который детально составлял всю ночь, стараясь не обращать внимания на слишком тихое поведение Изуку. Его глаза отяжелели от усталости, но он решил, что хорошо поспит после уроков и перед тем, как придётся выступать. Первым, кто пришёл, оказался Тодороки, выглядевший стоически и безынтересно, в прочем, как и всегда. Кацуки окинул его быстрым взглядом, когда дверь открылась, но отвёл глаза от ублюдка, поняв, кто это. Времени слишком мало, чтобы уделять ему внимание. Он почувствовал, что Изуку смотрит на зашедшего, но промолчал. После нескольких минут в тишине Изуку наконец заговорил, впервые с выхода из комнаты Кацуки. — Думаешь, нужно…? — он тут же оборвал себя, осознав. Кацуки закатил глаза и откинулся на стуле назад, чтобы его голова была ближе к Деку. Хоть он и ненавидел разговаривать с тем, кто невидим, напротив Тодороки — он решил наплевать. По крайней мере можно напомнить Половинчатому, что может видеть Изуку, а тот нет; что может трогать Изуку, а тот нет; что может говорить с Изуку, когда тот не может. — Что? — спросил он остро, с очевидным нетерпением в голосе. Изуку нерешительно вздохнул. — Ничего. Мы всё равно не сможем сделать это. Кацуки вновь закатил глаза. — Не строй из себя недотрогу и скажи уже. Пауза. Кацуки чувствовал, как Тодороки пристально смотрит на него сзади. — Я хотел попрощаться, — Изуку объяснился низким голосом, — С…ладно. Тодороки-кун, Урарака-сан, Иида-кун — мои друзья…Просто, на всякий случай, понимаешь? Но знаю, мы не можем. Кацуки некоторое время молчал. Если бы он подошёл к его друзьям и сказал, что Деку их любит и другую херню, то это точно бы вызвало немало поднятых бровей, да и подозрений тоже. Плохо, что Ушастая всё знает про его план, — не нужно, чтобы кто-либо ещё вмешивался. Или хуже того — сказал учителю. — Мы не можем, — произнёс Кацуки, хотя Деку уже сам понял. — Ага, — меланхолично ответил мальчик. Тишина. Когда Кацуки понял, что Изуку ничего больше не скажет, он вернулся к пересмотру плана. Тодороки продолжал на него смотреть, но Кацуки слишком устал, чтобы придавать этому значение. Всё больше студентов начало приходить. Иида и Урарака явились вслед за Тодороки. Кацуки не наградил их вниманием, хотя большинство на некоторое время уставилось на него. Есть вещи поважнее. Ушастая смотрела на него дольше всех. Кацуки притворялся, что не замечает её и продолжил проходиться по плану. Киришима был первым, кто заговорил с ним. За ним следовали Каминари и Серо, первый выглядел, как смерть, последний — всего лишь немного уставшим. Кацуки уставился на троих друзей, ставших перед его партой, не сказав ничего и вернувшись к тетради. — Эй, мужик, — Киришима поприветствовал, когда тот не признал его присутствия, — Как себя чувствуешь? Кацуки стиснул зубы. В лучшие дни он едва ли терпел бессмысленную болтовню Киришимы — а сейчас, стоя на пороге апокалипсиса, это последнее, что было нужно. — Нормально, — сказал он хмуро, вкладывая в голос всевозможное пренебрежение. Киришима не понял намёка. — Хорошо спал? — А как ты, блять, думаешь? — Кацуки зарычал, не поднимая головы. — Думаю, нет, чувак, — он замечался вслед за Серо, — Ты выглядишь хуже Денки, а он выпил в пять раз больше. — Ложь, — запротестовал Каминари, но его голос был хриплым, а тон — низким. — Я в порядке, — повторил Кацуки раздражённо, — Просто занят. — Хм, — Киришима попытался взглянуть, чем тот был занят. Это оказалась всего лишь тетрадь. Киришима продолжил смотреть на лучшего друга, ожидая какого-либо продолжения разговора, но этого не произошло. Когда Кацуки ничего в итоге не сказал, Киришима почесал затылок, думая, как бы сказать о том, что его с самого начало беспокоило. — Э-э…А почему ты галстук надел, мужик? Кацуки так заскрипел зубами, что казалось, челюсть скоро выскочит. Он не может сделать ничего без того, чтобы другие совали свой нос в его грёбаную жизнь? Ему нужно оставаться статичным всю жизнь? Это то, чего хотел Киришима? Что, блять, такого в том, что он надел галстук? — Мне тоже было интересно, — тихо пробормотал Изуку. Кацуки задымился. Он не придавал никакого значения, когда надевал его утром. Ладно, ок, он редко его надевал, но то, что он сделал это, не должно быть большим делом. Это, блять, не должно. Поэтому он и не поступал по-разному. Ведь, когда такое случалось, другие должны были кинуть ему это в лицо. Его настроение и так было ужасным с самого начала — с открытия прошлой ночью, с весом предстоящей. Унылое настроение Деку тоже не меняло положения. У него не было терпения на вмешательства Киришимы, но он понимал, что такие действия могут интерпретировать, как чрезмерную реакцию теми, кто ничего не знал про дерьмошоу, происходящее в его жизни. Он злобно снял галстук и кинул в озадаченное лицо Киришимы, глядя на него взглядом, который тот так хорошо знал. Взгляд, говорящий не подходить к нему в таком состоянии. — Счастлив теперь? — яростно прорычал Кацуки. Киришима тупо моргнул, держа в одной руке галстук, а в другой — пластиковую коробку, которую Кацуки только сейчас заметил. Он уставился на Кацуки пару секунд, будто бы пытаясь понять, что же привело его в такое состояние. — Ну, раз уж у тебя такое кислое настроение, — сказал он, засовывая галстук в под мышки и доставая содержимое из коробки, — Я прихватил тебе кое-что. Так как ты рано ушёл. Кацуки фыркнул через нос, глядя на него. — Я ушёл не рано. — Я оставил тебе кусочек, — Киришима проигнорировал его и продолжил, предлагая торт. Кацуки просто уставился, не говоря ни слова и не беря десерт с его рук. — Это торт, чувак, — Киришима объяснил, будто Кацуки не брал только потому, что не знал, что это, — Ты ушёл до того, как мы спели «С днём рождения». Думал, ты захочешь торт. Сато не знал, когда готовил, но это твой любимый вкус. Кацуки продолжил смотреть. Киришима выглядел задетым этим, но продолжал смотреть и держать в руках пластиковую тару. Кацуки закатил глаза и, наконец, агрессивно взял её. Тот нежно улыбнулся, что лучший друг не отверг его. — Кто-то сегодня хмурый, — прокомментировал Сато тихим голосом с ухмылкой и поднятой бровью. Очевидно, он не хотел, чтобы Кацуки услышал его, но провалился. — Будь я на твоём месте, лучше бы стёр с лица эту улыбку до того, как кое-кто выбьет зубы, — Кацуки прищурился на него. Серо тут же выставил руки перед грудью в знак мира. — Ладно, — Киришима схватил его плечо. Слишком много физического контакта. — Спасибо, что остался вчера, хоть и ушёл рановато. — Я, блять, не рано ушёл, — повторил Кацуки, ведь Киришима должен быть рад, что тот хоть сколько-то там пробыл. — Но ты пропустил Минета-пиньяту, которую мы устроили, когда Иида отвернулся, — произнёс Серо, — Это была типа важнейшая часть вечеринки. Если ты ушёл до этого, значит, ушёл рано. — Мне не нужна вечеринка, как оправдание, чтобы сделать из этого придурка пиньяту, — от этого Киришима и Серо засмеялись. Каминари напротив, закрыл уши от шума. — Я пойду на своё место, — анонсировал он громко. Под его глазами были тяжелые мешки. — Вы слишком громкие. — Ещё, мужик, — произнёс Киришима, когда Каминари ушёл. Кацуки плечом отбросил его руку, тот, не колеблясь, отстранился, — Тебе действительно не нужно было заходить так далеко ради подарка. — Думал, тебе понравится это дерьмо. Ты постоянно говоришь об этом Алом Бунтаре, — на это Киришима резко покачал головой. — Нет, нет, нет, чувак, я не об этом! Мне очень понравилось, было потрясающе! — Тогда, что ты ноешь? — Кацуки усмехнулся. — Я не ною, просто…он наверняка был дорогим, да? — он кинул ему почти неловкий взгляд, — Это же официальный мерч, я знаю, сколько он стоит. — И что? — Кацуки был невозмутимым. — И то, ты не должен был! Я не знаю, как отплатить тебе. — Ты, блять, не должен, это же был твой тупой день рождения, — Кацуки закатил глаза, возвращаясь к тетради, — Если не понравилось, выбрось в мусор. — Бакуго, мне очень понравилось! — Киришима воскликнул радостно. — Ему действительно понравилось, — подтвердил Серо, — Когда мы открывали подарки, только твой заставил его плакать. — Это были мужские слёзы, понятно? — запротестовал Киришима. — Ага, точно, мужик, — Серо хихикнул. — Если он плакал, значит, это потому, что другие подарки были хуёвыми, — Кацуки взглянул на Серо с дерьмоедной ухмылкой, — Что Хероголовый и Безмозглый подарили тебе? Киришима колебался. — Серо подарил мне крутую футболку с Алым Бунтарём, а Каминари — рюкзак с Алым Бунтарём. — Так вы просто сплагиатили мою идею и пошли в магазин Алого Бунтаря? — Эй! Не моя вина, что он фанат Алого Бунтаря! — Это так, — кивнул Киришима, — И мне очень понравилось. Все понравились, ок? — Если понравились, тогда не подходи и не ной мне, — фыркнул Кацуки. — Я не… — Это просто способ Кири сказать спасибо, Бакубро, — Серо сделал шаг вперёд и взял его за плечи. Киришима улыбнулся. — Ага. Спасибо, мужик, мне…мне реально понравилось, — Кацуки смотрел на странно счастливое лицо некоторое время, кивнул и вернулся к своим делам. Киришима был милым. Чересчур сентиментальным для одобрения Кацуки (хотя никто не переплюнет Деку в этом), но всё же милым. Он хороший друг. И был единственным, кто знал, как справляться с Кацуки, не выводя его из себя. Но он так и не понял, что же Киришима хотел сказать. Подарок не такое большое дело. Прийти на вечеринку — тоже. Они же, блять, друзья. Хоть Кацуки и ненавидит всю эту фигню с днём рождения, они всё ещё друзья. Он же должен был пойти, да? Неужели Киришима думал, что Кацуки не покажется на его вечеринке? Он решил, что тишина будет лучшим ответом. (Ещё, больше ничего не казалось серьёзным после того, что он узнал прошлой ночью). — Но, — продолжил Киришима, — Пообедаем позже? Я всё ещё хочу, чтобы ты мне сказал… До того, как он смог продолжить (и спасибо, блять, что его прервали) Айзава сенсей зашёл в класс с тёмными мешками под уставшими глазами и со своим вечно скучающим лицом. Весь класс тут же затих. Учителю даже не нужно было говорить что-то тем, кто стоял, — они разбежались по своим местам. Киришима в последний раз глянул на Кацуки и пошёл к своему столу. Айзава сенсей начал утренний урок без церемоний, и его (большинство) похмельные, уставшие ученики пытались всеми силами держаться. Может учитель и заметил, что они не спали допоздна и праздновали, он не показал вида. Кацуки делал записи и отвечал на вопросы Айзавы сенсея, смотря глубоко в глаза, пытаясь отыскать что-то в них или дать увидеть в своих. (Если бы он отвёл взгляд, учитель догадался бы, что он что-то затеял. Но он надеялся, что учитель всё поймёт, смотря в его злые, справедливые глаза). Кацуки чувствовал, что его предали. Больше всего, злость — и даже связь с Деку не помогла выйти ей. Гнев, тёкший в нём, берущий над ним вверх, требующий справедливости. Айзава сенсей знает, что Деку умирает, он знает, что он умирает через пять дней, но всё ещё здесь. Ведёт урок, будто бы ничего не происходит. Говорит о теории причуд, когда один из его тупых студентов на волоске от смерти. Какие, нахер, из них герои? Какой смысл часами сидеть на лекциях, когда кто-то умирает, и они держат это в секрете? Кацуки всегда мечтал быть героем. Сейчас он может признать, что идея, каким должен быть герой, навсегда утеряна. Но после того, как он вступил в ЮА; после того, как он узнал всех этих ублюдков; после того, как его спас дерьмовый Деку; после того, как тупой Деку поставил свою жизнь под угрозу ради него…Теперь он знает. Знает, каким героем хотел стать. Знает, каким героем станет. Лекции ничему не могли его научить. Тренировки тоже. Это что-то, чему он учился годами, впитывал годами, понимал годами, вопреки его желанию, гневу, самодовольству. Он станет героем, который будет спасать людей. Он много лет издевался над Деку, абьюзил его, унижал. Дошёл до того, что сказал ему убить себя. Но, даже так, Деку пришёл за ним, беспричудный и беззащитный, когда Слизняк захватил его. Даже так Деку подставился, взял на себя удар, предназначавшийся Кацуки. В глубине частичка разума ненавидела его за то, что он даже слегка восхищается Деку. Но теперь Кацуки знает лучше. Деку раздражительный, громкий, сентиментальный, слабый, и так сильно его бесит даже в лучшие дни. Как бы это ни ранило, Кацуки не может отрицать, что ублюдок неотступен. Он блядски смел. Безрассудный и тупой, но всё ещё смелый. И хуже всего, Деку самоотверженный. Нездорово, но да, самоотверженный. Может ему взять лучшую частичку Деку и впитать в себя. Он может взять немного самоотверженности. Это же и значит быть героем, да? И это то, что он собирается сделать. Наконец отплатить его заднице за спасение. Поступить самоотверженно, хотя бы раз. Быть героем. Правильным героем — героем, которым Деку может причинно восхищаться и равняться. Жизнь с приклеенным Деку научила его героизму больше, чем целый тупой год в школе. Кацуки ненавидит, но это правда. Если он действительно хотел улучшить себя, то нужно смотреть правде в глаза, а не увиливать. Если следовать этой идее, было много чего, с чем придётся столкнуться лицом к лицу. Но сначала нужно научиться ходить, а потом бежать. Когда урок закончился, Кацуки встал и бесцеремонно вышел, не дожидаясь друзей, не слушая, как Киришима зовёт его. Он чувствовал, как пристально Айзава сенсей смотрит на него, но проигнорировал. Изуку не промолвил ни словечка с утра, ни на лекциях, ни во время разговора с друзьями, кроме того комментария насчёт галстука. Кацуки почти бы забыл, что тот с ним, если бы не думал постоянно о нём. Он покидал столовую, когда Всемогущий появился напротив него. — Юный Бакуго. Кацуки прошёл мимо со склонённой головой, засунув руки в карманы, не глядя на сенсея и не признавая его присутствия. Он почувствовал кол в груди и знал, что это от Деку, но не остановился. Он не хотел с ним разговаривать, Всемогущий знает, что Деку осталось пять дней, и ничего не говорит. Плюс, небольшая вероятность, если Всемогущий скажет про состоянии Деку, то его план разрушится. Так как он скажет Кацуки оставаться в ЮА и не вмешиваться в миссию захвата. А если Всемогущий скажет, и он всё равно пойдет в Хосу, то получается, он ослушался приказа директора. И его отчислят. С другой стороны, если Кацуки пойдёт в Хосу, и учителя будут думать, что он не знал о миссии, будет намного менее рискованно. Даже если они и найдут улики его присутствия, то не смогут доказать наверняка. Поэтому, не узнав о состоянии Деку и миссии, не будет причин не идти в Хосу. Так что, да. Не говорить со Всемогущим. Он не мог рисковать узнать о Деку. В таком случае, если он и сделает что-то, то заранее подпишет заявление об увольнении с геройского бизнеса. — Юный Бакуго, — повторил Всемогущий. Он не остановится. — Каччан, — впервые заговорил Изуку. Это выбесило Кацуки. Через несколько часов решится их судьба, он провёл всё утро в напряжении, еле держался, чтобы не сорваться. А всё, что сделал дерьмовый Деку, так молчаливо следовал за ним с бледным лицом. Теперь он хочет заговорить? Убедить ответить Всемогущему и разрушить ебучий план? — Теперь-то ты хочешь поговорить? — Кацуки не мог не ответить агрессивно. — Что? — спросил Изуку в чистом непонимании. — Всё утро ты молчал, а сейчас решил заговорить? — усмехнулся он. Изуку уставился на него. — Каччан, — произнёс он, и голос звучал так устало, Кацуки никогда не слышал его таким, — Мы можем не делать этого? Кацуки смотрел вперед, уходя от Всемогущего. — Не сегодня, — добавил Изуку тяжёлым голосом, — Пожалуйста. Ответом последовала длительная тишина. Всемогущий, конечно, не спустил ему это с рук. До того, как Кацуки успел повернуть и выйти с здания, большая рука тронула его за плечо, заставляя остановиться. Он даже не взглянул на него, стоя спиной к герою номер один. — Юный Бакуго, — повторил Всемогущий в третий раз. Он звучал…Кацуки не мог найти слов. Он звучал неправильно. (Не звучал, как сильный, бесстрашный герой, которым Кацуки восхищался всю жизнь). — Мы можем поговорить? Кацуки усмехнулся. Серьезно? Был целый месяц, чтобы поговорить, но он выбрал подождать, пока останется пять дней, чтобы сказать о том, что Деку умирает? Из-за него? — О чём? — Кацуки был мрачным. Все, кто знал его, мог сказать, что он хмурый, но Всемогущий знал лучше. Он знал, почему Кацуки злой. Всемогущий убрал руку с его плеча, но не отступил. — Об…Юном Мидории, — ответил он после сухого глотания. Кацуки усмехнулся и презрительно покачал головой. — Не о чем говорить, — выкинул Кацуки, отворачиваясь. Но не смог далеко уйти, так как Всемогущий мягко ухватился за его запястье, Кацуки тут же отмахнулся от прикосновения. — Каччан… — снова попытался Изуку, не зная, как попросить перестать и выслушать. Кацуки посмотрел на него с предупреждающим взглядом. — Я думаю, есть кое-что…о чём вы с Юным Мидорией должны знать, — Кацуки впервые взглянул на него, позволяя гневу и предательству выявиться во взгляде. Они смотрели друг на друга. — Вы сказали его маме? Всемогущий и Изуку уставились на него. — Извини? — Его маме. Что бы это ни было, вы сказали ей? — потребовал он. Кацуки не помнит, чтобы когда-либо смотрел так. Потому что Всемогущий знал. Всё время знал и ничего не сказал. Позволил Инко не спать, потерять аппетит, вместо того, чтобы просто сказать о происходящем. И да, Кацуки мог бы понять, если бы хорошо постарался, что Всемогущий, Айзава сенсей, Исцеляющая девочка и кто-либо ещё из этих ублюдков, вероятно, держали всё в секрете из-за указания директора Незу, но, блять, всё же. Они про-герои, взрослые герои. Они должны были знать лучше. Всемогущий выглядел ошарашенным вопросом Кацуки, но всё-таки кивнул. — Я сказал ей утром. И думаю, нужно и вам сказать. Кацуки смотрел на него и думал, скажет ли он всю правду или же опять найдёт дерьмовое оправдание просто, чтобы избавиться от чувства вины. Вины держания в секрете, пока не стало слишком поздно. Вины скрывания настолько важной информации так долго. Не похоже, чтобы он догадался, что Кацуки слышал вчерашний разговор. И если Всемогущий не знал, у него не было причин всё рассказывать Кацуки. Он снова мог придумать полуправду и скормить ею, надеясь, что ученики не догадаются. Грустно, что Кацуки больше не доверял своей школе. — Я не хочу знать, — его взгляд как бы не давал места для противоречий. Всемогущий выглядел удивлённо. — Ты…не хочешь? — Нет, — его руки сжаты в кулак, — Если вы смогли всё это время молчать, то и дальше сможете. Мы же не спешим, так? Всемогущий уставился на него. Кацуки уставился на Всемогущего. Взгляд Изуку метался между двумя людьми, которыми он больше всех восхищался. — Это ведь вы сказали, что может произойти утечка и Деку станет хуже. Приказ директора. Правильно? Всё, что он помнит, это Двумордый, ворвавшийся в его комнату и сказавший о своём плане. Они знают о твоём взрывном характере. Так что происходящее с Мидорией должно быть серьёзным, если они не хотят, чтобы ты знал. Они никому не говорят, чтобы те не проболтались мне. Сомнение настигло его. Если Всемогущий хотел сказать ему сейчас, зная об его характере, зная о проблемах с гневом…Тогда, возможно, он хотел сказать что-то другое. Что-то, что не разозлит, что не заставит его вовлечься. Всемогущий не скажет, что Деку умирает, зная, что Кацуки не позволит этому произойти, так? Или… Или он думал, что Кацуки позволит этому произойти. Блять. Кацуки не мог перестать думать, должен ли он выслушать Всемогущего, если есть риск потери карьеры, в случае визита Хосу. Или же оставить всё как есть и пустить сомнениям грызть совесть. Он повернулся к Деку. Тот выглядел грустно, но был живым. Да. У него не было как такого выбора. Кацуки не мог рискнуть и позволить задроту умереть. Кончина Деку будет на его совести. Его виной. И ему уж точно это не нужно. Всемогущий продолжал глядеть на него. Казалось, он не ожидал такого негативного ответа от Кацуки. Казалось, он не понимал, почему Кацуки отказывается от правды, которую так долго желал. Что, Всемогущий реально думал, Кацуки будет отчаянно молить об информации, словно собака, проведя месяц в неведении? Да если бы. Кацуки ничего не сказал. Ничего. Он думал. Взгляд Всемогущий изменился, и его лицо поникло в осознании. Не просто так у него гениальный интеллект. До того, как Всемогущий смог что-либо сказать; до того, как он попытался засунуть правду в Кацуки, даже до того, как он успел спросить, как же он узнал обо всём, тот развернулся и направился к выходу из здания. Даже, если Всемогущий понял, что Кацуки знает про обратный отсчёт, он не смог бы что-то сделать. Он не смог бы проинформировать учителей и директора, не выдав свою попытку рассказать информацию студенту. С другой стороны, если он не узнает, тогда… Ладно. Кацуки не нужно об этом переживать. У него есть дела поважнее. Когда он развернулся, Всемогущий не стал идти за ним или звать его. Это и стало ответом на всё.

***

(7) пропущенный от: Мама Деку

(3) новых голосовых сообщений.

От: Мама Деку

Кацуки-кун, пожалуйста, перезвони мне.

От: Мама Деку

Кацуки-кун, мне немедленно нужно с тобой поговорить…Пожалуйста, перезвони мне.

От: Мама Деку

Извини, что отвлекаю…Знаю, у тебя уроки…Но, пожалуйста, перезвони, как сможешь.

От: Мама Деку

Я оставила тебе голосовые сообщения…Пожалуйста, перезвони, как прослушаешь.

От: Мама Деку

Всемогущий позвонил мне утром и рассказала кое-что очень тревожное. Пожалуйста, перезвони, когда сможешь…

От: Енотоглазая

Где ты?

От: Дерьмоволосый

Э-эй, где ты, мужик?

От: Дерьмоволосый

Мы обедаем, приходи

От: Туполицый

Ты опаздываешь, взрывной

От: Енотоглазая

Не притворяйся, что ты ешь с кем-то другим, мы все знаем, что только мы можем терпеть нашего взрывного короля

От: Енотоглазая

(Не злись, я шучу)

От: Енотоглазая

Серьёзно, где ты? Кири не затыкается о тебе, а я не могу так есть

От: Дерьмоволосый

Мой мужик…….Я беспокоюсь

От: Дерьмоволосый

Я не хотел ничего говорить, но ты выглядел немного странно утром.

От: Дерьмоволосый

Только не странный Бакуго

От: Дерьмоволосый

Странный странный

От: Дерьмоволосый

Знаю, иногда ты такой, и это нормально, если ты не хочешь говорить об этом

От: Дерьмоволосый

Прости, если перегнул с этим с-словом

От: Дерьмоволосый

Если надо поговорить, чтобы это ни было…Ты можешь поговорить со мной, ок?

От: Дерьмоволосый

Ты же знаешь, что можешь, да?

От: Дерьмоволосый

Даже, если не хочешь говорить, а просто обняться, приходи

От: Дерьмоволосый

Скажи, всё ли в порядке, хорошо, мужик?

От: Дерьмоволосый

А ещё, у меня твой галстук

От: Соевая Морда

Мина не отстанет от меня, пока я не не напишу тебе, так что, эй, мужик, где ты и так далее

От: Соевая Морда

Ок. Просто шучу. Серьёзно, где ты?

Входящий вызов: Мама Деку

Отклонено

От: Бакубро Я в порядке, хватит, блять, переживать

От: Дерьмоволосый

О БОЖЕ, ТЫ ЖИВ

От: Дерьмоволосый

Заставил меня на секунду за переживать, мужик

От: Дерьмоволосый

Ты никогда не пропускаешь ланч

От: Бакубро Я не пропустил ланч, я просто ушёл до вас, придурки От: Бакубро Слушай, Киришима. Я занят сегодня, ок От: Бакубро Перестань беситься, каждый раз, когда я на две секунды пропадаю От: Бакубро Ты что, тупой щенок или что

От: Дерьмоволосый

Это были не просто две секунды??

Входящий звонок: Мама Деку

Отклонено

От: Бакубро Плевать. Просто перестань От: Бакубро Я выключаю свой телефон. Я доверюсь, что ты не расплачешься, пока меня нет От: Бакубро И если ты будешь царапать мне дверь, я взорву твою задницу

От: Дерьмоволосый

Грубо :с

От: Дерьмоволосый

Но я имею в виду то, что сказал ранее, ок? Если нужно поговорить или обняться, приходи

От: Дерьмоволосый

Или напиши

От: Дерьмволосый

Ок? Я переживаю

От: Бакубро Перестань, блять. Я в порядке. От: Бакубро Пока

Входящий вызов: Мама Деку

Отклонено

Выключить телефон? Выключение… — О чём ты думаешь? — Хм? — Ты смотрел в грёбаное окно полчаса. Даже, если бы там был парад Всемогущего, ты не смотрел бы так долго. Изуку повернулся к нему с пустым взглядом. Он выглядел потерянным и озадаченным. — Не знаю, просто думал. — Что удивительно для всех нас, но ты до сих пор не сказал о чём. Изуку вздохнул. — О жизни. О…обо всём. Кацуки уставился на него. — День сегодня действительно хороший. Кацуки закатил глаза и тяжело свалился на кровать. Что за сентиментальная херня. — Серьёзно? — Мне нравится, когда он такой. — Какой такой? — Солнечно, но не слишком жарко. Ветер холодный, облака на небе…Всё спокойно и тихо. И всё, что можно услышать, — это листья, когда ветер бьёт по ним. Кацуки усмехнулся, расположив руки под голову, поддерживая её. Он прикрыл глаза, но на лице было хмурое выражение. — Да, я могу использовать это спокойствие и тишину. Тихий смех. — Согласен. Пауза. Кацуки немного нахмурился, а потом открыл глаза и повернулся к Изуку. — И что это, нахер, должно значить? Изуку слегка улыбнулся, и эта улыбка была полна грусти. Он выглядел рассеяно. — Всё для тебя было ужасным с тех пор, как злодей нас атаковал. — Тц. Да, поговори тут. — Думаю…Ты будешь счастлив наконец немного отдохнуть. Кацуки палящими глазами смотрел на него некоторое время. Изуку вернулся к рассматриванию окна, абсолютно не подозревая о том, как его слова подействовали на Кацуки. Он поднялся с кровати. — Что, нахуй, с тобой не так? В глазах Изуку появилось непонимание. — А…? — Я спросил, что, нахуй, с тобой не так? — повторил Кацуки, ближе подходя к Изуку и смотря на него с яростью тысяч пылающих солнц, — Тебя, блять, мама в детстве роняла или что? Изуку нахмурился. — Я…я не понимаю, Каччан. Кацуки усмехнулся, принимая оборонительную позицию. Он обещал себе, что не станет больше драться с Деку после той разрухи, но он был готов снести задрота, если понадобится. Будто бы Деку умолял Кацуки врезать ему, говоря эту хрень. — Думаешь, я несу свою задницу в Хосу, потому что хочу спокойствия и тишины? Ты думаешь, это то, что я получу, если ты умрёшь? Изуку тихо смотрел. — Ага, я ведь такой, блять, монстр и, конечно, я буду счастлив, если ты сдохнешь от того, что получил удар, вместо меня. Так скажи же мне, тебя мама в детстве роняла? Или ты родился с больной башкой? Потому что это единственные оправдания, которые я могу найти для тебя. После всего дерьма, что я для тебя сделал? Изуку продолжил смотреть. — Я уже несколько раз говорил тебе, что вёл себя как мудак и что я знаю, что был конченым мудаком. И знаешь что? Я всё ещё мудак, но не такой, как раньше. И это довольно оскорбительно, что я иду через все эти проблемы, чтобы спасти твою дерьмовую жизнь, а ты до сих пор думаешь, я буду счастлив, если ты уйдешь? Изуку выглядел удивлённо, но Кацуки уже было не остановить. Всё давление с прошлой ночи, весь стресс, гнев и разочарование выходили сейчас. Ему нужно было выпустить это, иначе он попросту взорвётся — буквально и метафорично. — Я не знаю, есть ли у тебя жажда смерти или же комплекс Бога. Ты хочешь сдохнуть, как тупой великомученик? Удачи. Но я не позволю тебе сделать из меня козла отпущения. Я не просил тебя быть мне щитом и не позволю умереть от этого. Я пойду за про, я размажу того злодея и верну твою дерьмовую душу в тело. И если у тебя с этим проблемы, то держи их при себе. Тишина. Он тяжело дышал. Он был зол. В горле стоял ком. Ему хотелось одновременно кричать и продырявить лицо Деку. Ему хотелось остановить время и взять перерыв. Он хотел взять ебучий перерыв. Он провёл целый месяц, ничего не делая, не зная, что вёлся обратный отсчёт жизни Деку. Он тратил время на ебучие уроки, походы в торговый центр, на драки, визиты к маме Деку, на вечеринки, когда должен был хоть что-нибудь делать. Он был расслаблен, и что, вёл себя так, будто они с Деку друзья? Вёл себя так, будто застрять с неудачником, это возможность, а не проблема? Вёл себя так, будто бы мог проводить с Деку время, будто бы это было нормально? Как смешно. То была его ошибка, не только за расслабленность, но и то, что он разрешил Деку отдать свою жизнь за его. Идиот умирает из-за него, а теперь осталось слишком мало времени. И, блять, лучше бы он что-то сделал. Худший сценарий? Он провалится, и Деку умрёт через четыре дня. Лучший сценарий? Он сможет и до конца жизни будет тереть лицо Деку своей победой. (Не говоря уже о том, что его долг перед Деку за все те разы, когда этот ботан спасал его задницу, будет погашен, и, что самое важное, Деку будет жив, но эти мотивы он всё ещё не решался признать вслух). Деку потерял дар речи. — Я собираюсь спасти твою тупую задницу, хочешь ты этого или нет, — заключил он, гневаясь на Деку, на себя и всю планету, — И это тот тип героя, которым ты должен восхищаться. Он повернулся к кровати и упал на неё, чувствуя, будто пробежал марафон. Он зарыл свои глаза в изгибе руки и решил игнорировать весь мир. Но у Деку были другие планы. — Я не восхищался тобой из-за жестокости. Отлично, блять. Он почти забыл, что задрот был мастером не бросать тему. — Я имею в виду…ты и был жестоким. Ты был очень жестоким. Я, блять, знаю. Ты думаешь, я не знаю? — Но это никогда не было причиной моего восхищения. Я восхищался, потому что…Ладно. Пауза. — Ты невероятный, Каччан. Я знаю, что уже много раз говорил это, и знаю, что ты знаешь. Но для такого, как я, восхищаться, таким как ты, это требует…чего-то. Ты должен быть действительно невероятным для меня, чтобы я закрыл глаза на то, что ты делал. Кацуки не знал, что думать насчёт этого заявления. — Да, ты бил меня, оскорблял, унижал…ты…ты поступал так, что даже сейчас я не могу забыть. То, что ты говорил мне, эти слова…оставили след. Я не могу их игнорировать. Но я…я не мазохист. Всё это ранит. Но как ты и сказал…нет смысла ворошить прошлое. Колебание. — Я уже простил тебя за всё. Я…я хочу, чтобы ты знал это. Я не просил твоего прощения. Я, блять, не просил, дерьмовый Деку, перестань. Мне это не нужно. Я не уверен, что заслужил его. — Я восхищался тобой за твои умения. У тебя замечательная причуда, сильная причуда. У тебя есть всё, о чём я мечтал, но я никогда не завидовал тебе…потому что я знаю, если кто и заслуживает быть великим, так это ты. То, как ты умело управляешься со своей причудой в столь раннем возрасте, то, как усердно ты тренировался и получил место в ЮА…то, как ты преуспеваешь во всём. То, как ты делаешь всё, чтобы быть лучшим. И то, что ты знаешь, что заслужил своё место…Это причины, по которым я тобой восхищаюсь. Глаза Кацуки всё ещё были в изгибе руки. Он не хотел встречаться лицом с Изуку. — Я восхищался тобой, потому что ты никогда не сдавался. Всегда усиленно трудился. Всегда вкладывался на полную. В моих глазах ты и есть определение истинного значения Плюс Ультра. Но больше всего я восхищался…неважно, как сложно было. Ты никогда, никогда не сдавался. Ты никогда не сдавался, Каччан. Когда бы перед тобой не появлялась преграда, ты лишь смеялся. Кацуки хочет вернуться к тому времени, когда он чувствовал только гнев, — было легче. Он бы просто сорвался, всё взорвал и дискомфорта как и не было. А теперь он не знает, что делать с тем, что чувствует. Крики не помогут, а оскорбление Деку скорее навредит, чем поможет. Как бы он ни ненавидел этот факт, жить с Деку почти месяц, делиться с ним чувствами, всё это изменило его. Его былой способ справляться с вещами — орать, ругаться, угрожать, драться — больше не работает так хорошо. Ничего больше не работает. Всё было легче, когда он чувствовал к Деку лишь ненависть. — Ты для меня олицетворение победы. Поэтому я знаю, что не умру. И тут Кацуки, наконец, вытянул голову и повернулся, чтобы посмотрел на Изуку. Лицо задрота сморщилось в отвратительной гримасе, будто бы он прямо сейчас разрыдается. — И вопреки всему тому, что ты сделал, — продолжил Изуку. Его голос переполнен эмоциями, но Кацуки никогда ранее не видел настолько очевидного доверия в чьих-либо глазах — доверия, направленное к нему, только к нему, — …я всё ещё люблю тебя, Каччан. И всегда любил. Кацуки уставился на него. — И я доверяю тебе. Знаю, что мы найдём способ, чтобы выбраться из этого. Конечно же, Деку, блять, любил его. Почему же ещё он бы так поступал после всего, что Кацуки делал? Почему же ещё он хвалил его, когда Кацуки ужасно к нему относился. Почему же ещё он так им восхищался, когда тот лишь унижал. Почему же ещё дерьмовый Деку остался в его жизни, когда он так усердно выталкивал его. Мысль, что он так долго принимал восхищение Деку за высокомерие. Мысль, что он верил, что Деку смотрит свысока и презирает его. Сейчас он понял; ясно, как день. Если не боль в слезливом зелёном, тогда боль в словах, произнесённых дрожащими губами. Он видит восхищение и любовь, которые на деле всегда присутствовали, с самого первого дня, и которые он неправильно понял. Он видит, как мысли о высокомерии и самодовольстве Деку были всего лишь отражением собственных чувств. Он понял. Наконец-то понял. Понял, но не всё. И Деку зарыдал, закрывая руками глаза, чтобы скрыть. Его плечи дрожали с каждым последующим рыданием. И впервые Кацуки не чувствовал раздражение от того, что он плачет. Казалось, они наконец-то прошли через барьер длиною в десять лет. Казалось, они наконец-то идут куда-то рядом друг с другом, а не друг от друга. Казалось, они наконец-то…Не совсем друзья и больше не враги. И не соперники. Что-то более значимое. Годы ненависти говорят ему, что он не должен радоваться тому, что они разобрались со всем и теперь мирятся. Противная, мелкая, высокомерная, неуверенная частица говорила ненавидеть Деку, презирать и унижать, несмотря ни на что. Чувствовать что-то другое — что-то позитивное — к задроту — лишь знак жалости и отвратительной слабости. Но впервые он не дал этому чувству взять вверх. Это было неправильно, или нечестно — точно не в их ситуации. Напротив него стоит человек, который чуть ли не умер из-за него — ради него. Он не чувствовал отвращения и гнева, но и благодарности тоже, просто чувствовал что-то другое. Что-то ещё не названное, не понятое. Что-то, что не является гневом, чему он ещё не мог дать названия или чего не мог постичь. Поэтому он встал с кровати, подошёл к рыдающему Деку и заключил дрожащего мальчика в объятия, которые сказали больше, чем слова. Они были агрессивные и грубыми, и лоб Деку больно стукнулся с его ключицей. Казалось, Кацуки пытается сжать его до смерти, а не успокоить, но ведь это лишь потому, что он не умел правильно этого делать. Даже если он был супер замечательным во всём, ему предстоит пройти большой путь, чтобы научиться правильно утешать людей. Изуку незамедлительно обнял его в ответ, будто бы считал секунды до этого. Близкий контакт принёс Кацуки дискомфорт, но не такой, чтобы разорвать прикосновения. Такой, что потряс его. Он неожиданно хорошо был осведомлён обо всём: запах Деку; то, как он сжимает и мнёт его футболку сзади; то, как с каждым новым плачем его плечи дрожат; то, как его волосы падают на кожу. Это было волнующе. Он не привык к такому, даже после объятий с задротом. Дни, проведённые без прикосновений, наверняка способствовали его беспокойству, которое он сейчас испытывал (но это только его вина). Он хотел отстраниться и притянуть Деку ближе; он хотел наорать на него и утешить одновременно. Это было странно, какой-то оксюморон. Он одновременно ненавидел и желал. Но Деку нужно это. Его нужда не значила, что Кацуки тут же должен ему дать это. Но не сделать этого казалось неправильным. И да, конечно, он в этом нуждался. Он же, блять, умирает. — Мне страшно, Каччан, — Изуку вцепился в него так, будто бы Кацуки спасательный круг. Это было естественно — всю жизнь, Кацуки был единственной константой в жизни Изуку — он был в его домашней жизни, был другом, был в школьной жизни, его коллегой и обидчиком, был его вдохновением, олицетворением победы и сопротивления. Это было естественно, что Кацуки здесь в момент его смерти, так же, как и всю жизнь. — В другом случае ты бы был придурком, — сказал Кацуки, ближе притянув его к себе. — Я доверяю тебе, — продолжил Изуку, — И я верю в тебя. Но я…я… — Тебе не нужно объяснять это дерьмо, — прервал его Кацуки с хмурым выражением лица, — Я понял. Изуку слегка отстранился от объятий, чтобы глянуть в лицо Кацуки. — Понял? Кацуки нахмурился на него. — Конечно. Если бы я был на грани смерти, мне бы тоже было страшно. Изуку улыбнулся, и эта улыбка контрастировала со слезами. — Серьёзно? — Конечно, задрот, — Кацуки закатил глаза, — Я просто не дал бы никому увидеть это. Каким героем я бы, блять, был если лажал в штаны при любой опасности. Изуку засмеялся, разрывая объятия, но подходя ближе. Ближе, чем до этого. Изуку пытался стереть слёзы тыльной стороной ладони, но его голос всё ещё был переполнен эмоциями. — Всемогущий сказал мне что-то похоже. — О том, чтобы лажать в штаны? — спросил Кацуки невозмутимо и поднял бровь на Изуку, который фыркнул от смеха. — Нет. О том, чтобы не пускать другим видеть, что ты напуган. Поэтому он всегда улыбается. — Хм. Кто бы мог подумать. Он повернулся, чтобы вернуться к кровати, но его остановил Изуку. — Каччан, — Кацуки глянул на него из-за плеча. — Что? Изуку мешкался, кусая нижнюю губу. — Я говорю правду, — заключил он после короткой тишины. На его лицо было серьезное выражение, его слёзы заставили щёки сверкать под солнечным светом. Кацуки обнаружил, что ему нравится, как красные полоски света выделяют веснушки Изуку, его зелёные глаза, зелёные волосы сияли в красном. В теории цвета, зелёный и красный дополняют друг друга. Своего рода контраст. Идеальные антиподы. Идеальные противоположности. — Всё, что я сказал, — продолжил Изуку, не зная о мыслях Кацуки, — Я так и думаю. Если кто и сможет его победить и спасти меня…то это ты. Изуку шатко улыбнулся. Улыбка, полная доверия. — Ты для меня олицетворение героя. Не из-за твоих изъянов, а вопреки им. Кацуки не знал, что ответить. Честно, никто никогда не говорил ему такого. Он чаще всего слышал, как другие говорят, что он больше походит на злодея, или что он слишком злой, чтобы быть героем. Когда Лига Злодеев похитила его то, с чем он пытался разобраться с самого детства лишь подкрепилось. Никто, кроме Деку, не признавал в нём правильного героя или видел в нём героя. Никто не восхищался им за то, кем он был, несмотря на всю херню, которую он делал. Все восхищались причудой, а не им. Они с Деку были, как дополняющие друг друга цвета. Их обоих судили за причуды — Кацуки за невероятную, Изуку за её отсутствие. Но в итоге никто не мог взглянуть сквозь способности и увидеть их, какими они были. Кацуки провёл всю жизнь, сводя существование Деку к причуде. Он просто был слеп, недальновиден и не мог осознать, что все делают одно и то же, просто по разным причинам. Это плата за жизнь в зависимом от причуд обществе. Никто никогда не верил в него, не доверял ему так, как Деку. Он не знал, что делать в этой ситуации. Каждый новый вариант казался чересчур сложным. Слишком много разрушенных стандартов, много осознания. Многое о будущем. — Я собираюсь вздремнуть, — произнёс Кацуки. Ему не нравилось уклоняться, но что он мог сделать? Не мог же он говорить с Деку о том, что чувствует; Он и сам не знал, что чувствует. — Нам нужно отдохнуть, если мы хотим выиграть. Изуку кратко кивнул, будто бы не ожидал другого ответа (это взбесило Кацуки, но он не мог сказать почему) и подошёл к кровати. Он молчаливо глядел на него с нечитаемым взглядом. Кацуки глядел в ответ. Изуку взобрался на кровать и лёг рядом с Кацуки. Они лежали бок о бок, смотря на потолок. Оранжевые, красные, розовые полосы света украшали поверхность. — Я попытаюсь отдохнуть. Кацуки фыркнул. — Сомневаюсь. — Я сказал, что попытаюсь. — Изуку улыбнулся. Кацуки усмехнулся и вновь зарыл глаза в изгиб руки. — Ага, хорошо. Тишина. Кацуки провёл в стрессе всю ночь, придумывая решения, поэтому сейчас он быстро задремал, и никакие проблемы тому не помешали. Он поставил будильник — не тот, который на телефоне, а тот, который на тумбочке — за час до комендантского часа. Время для Всемогущего не важно, но Кацуки полагает, про-герои не захотели бы, чтобы ученики шастали вокруг. Таким образом, у них есть час, чтобы безопасно дойти до Хосу. Так как Всемогущий, вероятно, знает об осведомлённости Кацуки, они должны быть крайне аккуратны. Не было бы странным то, что охрана ЮА будет строже обычного. Его почти поглотила темнота сна, когда Изуку снова заговорил, вытаскивая его наружу. — Эй, Каччан? Он раздражённо вздохнул. — Что? Пауза. — Спасибо. Он закатил глаза, хоть Изуку не смог бы этого увидеть. — За что, задрот? — За то, что идёшь в Хосу. Я…я знаю, это рискованно. Кацуки усмехнулся. — Тц. — И…даже так, я знаю, что я не единственная причина, по которой ты делаешь это. Я… Пауза. — Спасибо. Кацуки уставился в потолок. Деку действительно рассматривал теорию, что Кацуки умрёт вместе с ним? И теперь было поздно говорить, что это точно была не единственная причина. Он делал, потому что это правильно. Потому что да, есть шанс умереть вместе с Деку, но он даже не думал об этом, пока Ушастая не вмешалась. С другой стороны, жить с осознанием того, что Деку умер, спасая его, что тупой Деку сделал это ради него после всего, после их взаимного обещания превзойти друг друга. Было бы…плохо. Было бы, блять, очень плохо. Он не хотел быть должником Деку. Он не хотел, чтобы Деку выиграл и был лучшим героем. Не хотел, чтобы Деку его превзошёл. Но больше всего, он не хотел, чтобы Деку умер. Мысль об этом была куда более тревожная, чем ему бы того хотелось. Он снова усмехнулся, знакомое желание вести себя по-мудакски с Деку было трудно осилить. Старые привычки умирают с трудом, но он пытался убить их побыстрее. — Оставь пока благодарности при себе, пока я не спасу твою дерьмовую жизнь. Не благодари человека за дело, которое он ещё не закончил. Деку лишь коротко посмеялся. Когда Кацуки уснул, приготовившись ко всему предстоящему, он даже не подумал сказать Деку, что тоже его любит.

***

— Мы не сможем увидеть мою маму до этого всего? Кацуки смотрел на него несколько напряжённых секунд. — Посмотри на моё лицо и скажи, как ты думаешь. Изуку вздохнул и опустил голову. — Стоило попробовать. Я просто хотел попрощаться. — Ну да, у нас же времени бесконечно. Хочешь взять кофе и посмотреть фильм, пока мы, блять, будем в Хосу? Пойти в парке прогуляться? Пауза, сердца обоих дрогнули. Кацуки закатил глаза, прекрасно понимая, что скажет задрот. — Ты ведёшь себя, как… — Я, блять, знаю. Ещё одна пауза. — Ты напряжён. — А ты нет? — Ты ещё более язвительный, когда напряжён. — Будто бы ты что-то обо мне знаешь. — Я сказал тебе, что доверяю. — Уже несколько раз. — И я тоже напряжён. Я просто…хотел бы увидеть маму. В последний раз. Кацуки долго изучал его лицо. — Она знает. Изуку посмотрел в ответ, его большие, выразительные зелёные глаза сфокусировались на лице парня с такой меланхолией, от которой сердце могло бы разбиться, если бы Кацуки был более сентиментальным. — Всемогущий прошлой ночью сказал, что передаст ей. «Первым же делом» или что-то такое. Она мне звонила, как угорелая. Многозначительная пауза. Меланхолия взгляде Изуку тут же сменилась на возмущение. — И ты не ответил? — Тц. Догадайся. Изуку, словно рыба, начал открывать и закрывать рот. — Каччан, что… — Если бы я ответил, она бы рассказала мне всё, что я и так знаю. А если бы она или Всемогущий сказали мне про отсчёт, я бы не смог пойти в Хосу, ведь это уже ослушание приказу. А так, я не рискую потерять лицензию. Меньше риска. Изуку изучал его. Кацуки глядел в ответ. — Как бы я ни хотел спасти твою задницу от загробной жизни, я ещё и не хочу, чтобы меня вышвырнули со школы. Вот почему. Изуку покусывал нижнюю губу, находясь глубоко в мыслях. Через какое-то время он поднял голову и с трезвостью и с решимостью, которых давно не было на его лицо, сказал: — Я…я хочу сказать ей кое-что. Если что-то пойдёт не так, — Изуку сказал тоном, не оставляющим места для дискуссий. Изначальной реакцией Кацуки было не говори мне, что делать, тупой задрот. Но вместо этого он просто просто промолчал. Мальчик сделал глубокий вздох, некоторое время смотрел в сторону, а затем снова вернулся к Кацуки. — Я…я хочу сказать ей, что мне жаль. За боль, за всё, через что ей пришлось пройти из-за меня. Сказать ей, что не хотел ранить, и…и то, что она лучшая мама, о которой я мог мечтать. Сказать, что без её поддержки, я бы не смог всего этого достичь…и то, что она ни в чём не виновата. Всё, что она делала, это поддерживала своего сына. И это лучшее, что может сделать родитель. Скажи, что я горжусь ею, люблю и я…Мне жаль, жаль. Кацуки видел, как у него глаза наполняются слезами. — Я ничего ей не скажу. Изуку нахмурился, неожиданное сморщивание позволило слезам скатиться по щекам. Он был предан и оскорблён одновременно. — Потому что ничего не пойдёт не так. И куда же делось всё доверие, а? Изуку смотрела на него с пустым лицом, пока не появилась лёгкая улыбка у уголков дрожащих губ. — Я серьёзно, Каччан, — сказал он, хмыкая носом. На лице была улыбка, а во взгляде меланхолия. — Плевать, задрот. Ты не умираешь, поэтому оставь всё это. Лучше прибереги эту энергию на то, с чем мы столкнёмся. Изуку опустил голову. — Но если твоему дерьмовому сердце станет легче, я скажу ей эту херню. Мягкая улыбка появилась на губах Изуку. — Хочу ещё кое о чём попросить, — добавил он. Кацуки закинул голову назад от раздражения. — Деку… — Хочу ещё кое о чём попросить, — твёрдо повторил Изуку. Тишина. — Если я умру, позаботься о ней. — Изуку сухо глотнул. Кацуки усмехнулся, не зная, был ли Деку серьёзен. — Она будет винить себя. И она не знает, как следить за собой, чувствуя вину. — он вздохнул, — Я знаю, что прошу слишком много, но…Я просто хочу, чтобы рядом с ней был кто-нибудь. У неё…у неё больше никого нет. Кацуки прищурился. — И почему это должен быть я? Почему не Всемогущий? Изуку мягко прикрыл глаза. — Я, конечно, прекрасен во всём, но ненавижу утешать людей. Ты пытаешься меня унизить или что? Изуку вздохнул и одарил Кацуки серьёзным взглядом. — Я не пытаюсь тебя унизить, Каччан. Я не могу попросить Всемогущего, потому что он тоже будет себя винить. И знаю, что лучше не просить тебя присмотреть за ним. Кацуки задымился. — Ты меня недооцениваешь, тупой задрот?! — Ты ведь сам сказал, что тебе такое не нравится! — Да, но я же всё равно справляюсь с другой хернёй, которая мне не нравится! — Именно. Так почему я должен накладывать на тебя ещё больше?! — Я, нахуй, буду поддерживать их, если твоя задница отбросит коньки, но так как этого не произойдёт, не надо об этом беспокоиться! По какой-то странной причине Изуку от этого засмеялся. Каччану всегда нужно конкурировать, да? — Хорошо, Каччан, — Изуку улыбался и смотрел на разъярённое лицо парня, который в итоге победно ухмыльнулся, — Просто, чтобы ты знал. Я знаю, что тебе нравится моя мама. Поэтому и прошу. Улыбка на лице Кацуки тут же сменилась на угрюмость. — И что это, блять, значит? — Мы делимся чувствами, Каччан. Я знаю, что тебе понравились её объятия. — Закрой, нахуй, рот. — Я не виню тебя. У неё лучшие объятия. — Если не перестанешь нести эту противную херню, я выбью твои зубы. — Я хотел бы обнять её в последний раз. Кацуки стал более угрюмым. — Боже, какой же ты драматичный кусок дерьма. Ты хуже того француза с ремнём. Смех. — Ты говоришь про Аояму? — Плевать, кто. Улыбка испарилась с лица Изуку, он замолчал. Меланхолия в его взгляде увеличилась десятикратно. — Я…я бы хотел оставить всем письма. — Я же сказал, у нас нет на это времени. Изуку смотрел с серьёзным лицом. — Каччан. — Что? — Я могу умереть. — Да, через четыре дня. Если сегодня что-то пойдёт не так, это ещё не конец. Если миссия провалится, и мы не поймаем ублюдков, то я напишу твоё дерьмовое завещание завтра. Не переживай, я равномерно раздам твои одежду со Всемогущим Круголицей и Двумордому, — он демонически ухмыльнулся и наслаждался тем, как Изуку краснеет. Это точно его заткнёт. — Это…! Это не…я даже не… — Ой, заткнись. — Кацуки отвернулся от краснеющего. Изуку последовал за Кацуки. — Я…не знаю, что ты имел в виду, но я серьёзен, Каччан…Я… — Да знаю, ты был чертовски серьёзен. И я уже сказал, если что-то пойдёт не так, чего не случится, я разошлю твои дерьмовые сообщения. Изуку уставился. — Что? — Просто… — Скажи уже, Деку. Мы говорили про ёбаное заикание. Изуку покусывал губу, а затем опустил голову. — Ничего. Ты прав. Даже если что-то пойдёт не так…то у меня ещё есть четыре дня. — Да. — Ага. — Ладно. Мы можем, блять, уже пойти? Колебание. — Уже время? — Что за вопрос? Ты думаешь мы магическим способом попадём в Хосу за пять минут? Вздох. — Ты реально не можешь сдерживаться, Каччан? — Блять, я попробую, но ты не облегчаешь ситуацию. — Ты сам сказал, что не любишь лёгкие пути. — Завались, дерьмовый Деку. — Как всегда. — Отъебись. Пауза и грустная улыбка. — Думаю, я буду скучать по этому. Кацуки усмехнулся. — По чему? Быть грёбаным призраком? — Нет. Быть рядом с тобой. Кацуки хмуро смотрел на него. Он не знал, почему его слова так странно подействовали на него. Что-то не такое. Что-то новое. Изуку не смотрел на него. — С хера ли? Нерешительный вздох. — Не знаю. Мы провели больше времени за прошлый месяц, чем за одиннадцать лет. Кацуки усмехнулся. — Да, потому что твоя душа прилипла к моей. Изуку одарил его полураненным, полунетерпеливым взглядом. Кацуки закатил глаза. — Просто…несмотря на всё, мне даже понравилось. — Ты чудак, Деку. — Перестань говорить это. — Перестану, когда ты не будешь таким ебучим чудаком. Теперь черёд Изуку закатывать глаза. — Просто хочу сказать, — он остановился. Кацуки ждал ответа, — Надеюсь, мы не вернёмся к… — К чему? Изуку посмотрел на него. — К тому, что у нас было. — То есть ни к чему? Изуку засмеялся. — Было хуже, чем ничего. Было… Кацуки продолжал смотреть на него, а тот отвёл взгляд. — Было неприятно. Становилось, конечно, лучше, но..было неприятно. Кацуки фыркнул. — А то, что сейчас… — Изуку пожал плечами, — Мне больше нравится. Когда он посмотрел на Кацуки, тот отвернулся, не зная, что ответить. Его отношения с Деку прошли через точку невозврата в тот день, когда они своевольно обнялись. День, когда они прижались друг к другу — это день, когда Кацуки признался себе в том, что физический контакт с Деку не так уж и плох. Может близость с ним не омерзительна. Может воспринимать Деку не претенциозным ублюдком, а кем-то другим, не так уж и странно. Таков был горизонт событий их отношений. Неправильно было бы вернуться к прошлым взаимоотношениям, когда Деку вернётся в тело. Неправильно было бы вновь его ненавидеть. К большому удивлению, Кацуки понял, что не сможет больше его ненавидеть. Ладно, блять. Хотя он не знал, что чувствует к Деку. Уж точно не ненависть — однако что-то такое же сильное. Будто бы беспорядочный микс отвержения, стыда, признания, симпатии и…чего-то палящего. Чего-то обжигающего изнутри, в груди, что вызывало огонь в глазах, при виде задрота. Не гнев — скорее прямая противоположность, какое-то контрастное чувство, такое же сильное, как и гнев, на деле им не являясь. — Знаю, что и тебе больше нравится, даже если ты того не признаешь, — Изуку оторвался от мыслей. Кацуки смотрел оборонительно. — Ни хера ты обо мне не знаешь. Изуку улыбнулся. — На самом деле думаю, что уже начал тебя понимать. — А ты не торопился. — Ну, ты не облегчал ситуацию, Каччан. — шутя, сказал Изуку, перефразируя сказанное Кацуки. — И с хуя ли я должен был облегчать? Изуку нежно улыбнулся. — Ты прав. Но знаешь, это того стоило. — Чего? — Узнать тебя ближе. Даже если вот так. В груди Кацуки потеплело. Он не знал, как отреагировать, поэтому врубил свой обычный режим защиты. — Ты проебался. Изуку ответил лёгкой улыбкой. Его доверие к Кацуки не оставляло места для страха.

***

Шаги отдавались эхом. Он знал, он просто знал, что Деку не сможет замолчать и будет задавать миллиард вопросов. К счастью, Деку понимал, что этого не стоит делать. Будучи тупым ублюдком, Деку должен был понять план Кацуки, когда они оказались в канализации. Всё же задрот был напряжён и беспокоен, когда они шли рядом. Кацуки думал, это всё из-за мыслей о смерти. Даже, если они и знали, что он одержит победу, на кону больше, чем просто жизнь Деку. (Хотя это самая важная часть. Для обоих). Что бы кто ни думал, Кацуки не глуп. Он знал, что Всемогущий в курсе — факт того, что он хотел с ним поговорить; факт того, что он просто дал Кацуки уйти. Это доказывает его подозрения. А подозрения обычно выявляются наблюдением — Кацуки не сомневался, зная, как умён Всемогущий, он точно сделал всё возможное, чтобы охрана ЮА никого не выпускала (в особенности, Кацуки). Это стало причиной небольших поправок в плане и выбором в пользу более скрытного маршрута. И, к сожалению, менее гигиеничного. Деку открывал и закрывал рот, как рыба, не зная, что сказать. Но под взглядом Кацуки коротко кивнул, признавая поражение. Когда они спускались по лестнице в канализацию, Кацуки предупредил его, что нужно оставаться тихими, несмотря на безопасный путь. Так они и продолжили идти, бок о бок, тишина между ними нарастала напряжённее. На лице Кацуки был сердитый взгляд, он сжал руки в кулаки. Хотя он и был уверен, что победит злодея, напавшего на них миллионы лет назад, подсознательно он не мог перестать чувствовать тревогу. Ведь на кону не только его карьера. Чья-то ещё. Карьера Деку. Это то, как чувствуют себя герои? Кацуки был зол, что опустился на столько, чтобы ставить приоритеты Деку наравне со своими. Будто бы у него была встроенная подстраховка — будто бы она всеми силами хочет заставить его вновь возненавидеть Деку. Он же провёл всю жизнь, ненавидя его, не так ли? Не ненавидеть его — неестественно. Симпатия к нему, забота о нём, объятия с ним, риск собственной карьеры, что и было важней частью его жизни. И всё ради Деку…Это было чуждо. Неправильно. И Кацуки это не нравилось. Но он не мог перестать чувствовать это. Он знал, что не сможет развернуться и уйти. Он знал, что не сможет вернуться в комнату и лечь спать, зная, что где-то там битва за жизнь Деку. Он не может не быть частью происходящего. Пренебрежение не в его манере. Тем более пренебрежение славой не в его манере. Это ведь то, что он получит за спасение дерьмового Деку, когда профи раз за разом терпели неудачу? Славу. Он понимает, что должен чувствовать себя уродом за подобные мысли, но что можно поделать? Годы, когда ему говорили, что он невероятный, лучший из лучших, сказались на эго Кацуки. Когда родители осознали, что он стал слишком самоуверенным, они пытались сбавить обороты (хотя методы мамы были сомнительными). Но было слишком поздно. Всё, что важно для Кацуки, неоспоримо быть первым. Поэтому он чувствует себя противоречиво. С одной стороны он не хотел смерти Деку. Прошлый он возненавидел бы его за такое, но это правда. Если есть способ спасти Деку от смерти, то он так и сделает. И у него он есть. С другой стороны его высокомерная частичка, которую он не может угомонить, хотела спасти Деку, чтобы быть лучше профи. И это поможет ему получить признание. Смесь двух чувств — желания спасти Деку и желание доказать, что он лучший в ЮА. Это убедило его рискнуть лицензией и карьерой ради… Это же убедило его, что идти по канализации, — хороший план. Их канализационная система была очень даже чистой, по сравнению с любым другим уголком мира. Если бы у него было больше времени, или чувствительности, он бы повосхищался высокими колоннами, доходящими до чёрного потолка. Или же архитектура галереи, которая, казалось, была так хорошо продумана. Если бы не запах, Кацуки бы не догадался, что это место для отходов. Всё в мире поменялось, когда родился первый человек с причудой. Люди эволюционировали как вид, но в какой-то степени это не так. Технологический прогресс, достигнутый человеческой расой после получения причуд был направлен на контроль этих же причуд, а не каких-либо других аспектов, к которым так усилено стремились. Поэтому не случилось никакого покорения других планет, вместо этого строились опасные камеры для причуд из тех же материалов, что и космические корабли. Таким образом, причуды стали основой общества. Технодостижения вертятся вокруг них, карьерный выбор вертится вокруг них, все долбанный жизни вертятся вокруг причуд. Поэтому отсутствие причуды означает, что ты ничто, — или хуже, чем ничто. Быть беспричудным эквивалентно жуку, застрявшему на собственной спине. Такой же жалкий, мелкий и беспомощный. Некоторые могут сжалиться над жуком и помочь, поскольку ему всегда нужна чья-то помощь. Другие же рассмотрят слабость жука как что-то отвратительное и будут бездействовать. Третьи раздавят жука просто потому, что могут, просто потому, что сильнее. Жестокие детишки любят такое. Кацуки был жестоким ребёнком. Он был грёбаным жестоким ребёнком, хотя знал, что частично виноват процесс социализации, полный прославления причуд. Другая часть была лишь его ответственностью. Это же он унижал Деку, травил его, уродское отношение было лишь его виной. Ему не нужно было заходить так далеко. Практически все дети в школе просто игнорировали Деку, мирясь с его слабостью, раздражительностью и беспомощным существованием. Но не Кацуки. Кацуки делал всё, чтобы Деку чувствовал себя ужасно, чтобы Деку ненавидел себя за неудачу родиться таким, когда самому Кацуки очень даже повезло. Да, он был уродом. Сейчас он это понимает. Деку пришлось множество раз крикнуть ему это в лицо, чтобы тот это случилось. Но он видит это сейчас. И ему вроде бы хочется кинуть всё на свою натуру. Он ведь со всеми так себя ведёт, и Деку не исключение, верно? Не нужно так, блять, огорчаться. Кацуки вечно оскорбляет своих друзей. Киришима, нахер, его лучший друг, но он всё же называет его «Дерьмоволосым». Но в глубине душе он знает, что с Деку всё обстоит по-другому. Кацуки знает, что у всех причуда проявляется в раннем детстве, а Деку лишь недавно получил свою. Какие бы комментарии он ни кидал Деку, от этого факта хуже в десять раз. Так что, да. Его отвратительный характер, который выдерживают его друзья, влияет на Деку не так. Конечно, блять, не так. Не только потому, что задрот чересчур чувствительный, а ещё потому…ладно. Потому что Деку другой. И всегда был другим. Кацуки провёл все одиннадцать лет, думая, что эта непохожесть была чем-то плохим, или, думая, что это отличие опускает Деку ниже его. Но сейчас правда видна. Деку, блять, всегда был героем. С причудой или без неё. И это до сих пор приводит Кацуки в бешенство. — Каччан? Он стиснул зубы, не ответив. — А…Всё в порядке? Кацуки повернул голову к нему. — Просто ты сжимаешь кулаки… — Что я говорил тебе о том, чтобы быть тихим? Изуку уставился на него. — Знаю, но твои руки будто бы скоро задымятся. Вена на виске Кацуки запульсировала. Дерьмовому Деку нужно вечно умничать? Блять, прям всегда. Это главная причина, по которой Кацуки его ненавидел. Мальчик без причуды, не в силах даже о себе позаботиться, однако думает, что выше других, раз может следить за всеми. За теми, кто сильнее и лучше его. Он любил эту «я-не-могу-перестать-геройствовать» игру, отчего Кацуки злился больше всего. Тебе ещё много предстоит пройти, юный Бакуго. Если ты действительно думаешь, что его альтруизм — игра. Кому, как не тебе знать, что Изуку не может не быть самоотверженным. Ох, блять. Ну, нахер. Как же он ненавидит это дерьмо. Ненавидит понимание правоты Всемогущего. Ненавидит, что прошёл практически все этапы ненависти и теперь пытается понять Изуку. Он почти ладит с задротом, так? Он почти признал, что задрот восхищается им, а не смотрит свысока. Почти понял, что задрот уважает его, а не презирает. Тогда почему же он пытается убедить себя в том, что ненавидит Деку? Почему он не может пойти дальше? Он наверняка задолжал Изуку извинения. За всё. Он знал, что задолжал. Но…слишком горделив. Последнее, чего бы он хотел, так это подпитывать самодовольство задрота, хотя знал, что его нет. — Просто заткнись, нахуй, — как всегда оборонительно. И они вернулись к тишине. По канализации отдавалось только эхо их шагов. Подождите-ка секунду. Шаги Деку отдаются эхом. Он же, блять, призрак, это невозможно. Этому есть только два объяснения. Или же Деку вновь становится телесным, что было очень маловероятно, или… Кацуки обернулся, чтобы оглянуть Деку. Тот взглянул в ответ с озадаченным взглядом. Кацуки кивнул на ноги, а затем вновь посмотрел на него. Кацуки постучал по своим ушам. На секунду Деку нахмурился, а потом его глаза расширились в осознании. Он понял посыл. Кто-то следует за ними. Кацуки уже предположил, кто это, но решил не делать поспешных выводов. Это может быть и злодей. Тот злодей, что атаковал их и втянул в это. Инстинкты Кацуки говорили немедленно атаковать, но стратегическое мышление знало, что лучше не рисковать. Если это тот человек, о котором думал Кацуки, то лучше не говорить громко. Значит он не может сказать Деку о своём плане. Значит придётся довериться медленным мозгам Деку понять его намерения. Кацуки поднял руку, призывая Деку остановиться. Сам он продолжил идти. Шаги позади послышались вновь. И это не Деку. Кацуки указал продолжить идти, а когда Деку дошёл до него, тихо прошептал в ухо: — Деку, думаю, нас преследуют. Остановись. Изуку озадаченно нахмурился, но сделал так, как сказали. Кацуки пошёл вперёд. Шаги остановились. Кацуки ухмыльнулся, довольный собой. Он обернулся и глянул в темноту позади них. Только один человек смог бы услышать его настолько тихий тон. — Разворачивайся и проваливай, Ушастая. Я сказал, что иду один. Меньше чем за минуту Джиро вышла из темноты. На её лице был стремительный взгляд. — Ты не можешь остановить меня, я иду с тобой, — просто сказала она. Кацуки нахмурился. — Э? — Я серьёзно. Ты не сможешь меня остановить. Что ты сделаешь, Бакуго, взрывами вернёшь в ЮА? — она слегка почесала подбородок. Кацуки усмехнулся. — На слабо берёшь, — он сжал ладони в кулаки. — Сделай это и я пойду к Директору Незу, — пригрозила девушка, — Скажу Всемогущему, Айзава сенсею и всем, кому интересно, что ты сбежал со школы после комендантского часа и участвовал в важной миссии без одобрения профи. Кацуки чувствовал, как гнев разрастается внутри. — Ты мне угрожаешь? — он зарычал сквозь стиснутые зубы, делая пару шагов к ней. У этой девочки дохера нервишек. — Да, — непоколебимо ответила Джиро, — Так же, как и ты, я тренируюсь, чтобы стать героем. И я не отступлю, бездействуя, лишь потому, что ты решил мною командовать. Кацуки задымился, руки угрожающе близко к взрывам. Изуку пытался оградить его, приставив руку к груди, но тот грубо отшвырнул её. — Ты, блять, тупая? Я и твою задницу спасаю, — выплюнул Кацуки. Джиро продолжила смотреть на него гневно и оборонительно. — Спасибо, но мне не нужно, чтобы ты меня спасал. Это у тебя будут проблемы, если пойдешь один. — Ты меня недооцениваешь, отребье? — Кацуки шагнул ближе. — Нет, я констатирую факты. Ты идёшь на важную миссию в одиночку. Даже если ты хорош, ты не профи. И не сможешь победить банду злодеев… — Посмотрим… — И я не рискну жизнью Мидории из-за твоего упрямства! — в итоге она повысила голос в ответ на гортанный Кацуки. Он уставился на неё. — У тебя нет выбора. Я иду с тобой, и на этом всё. Ты по-любому не сможешь меня остановить, — заключила она, проходя мимо. Она не смогла уйти далеко, Кацуки схватил её за запястье. Джиро пыталась высвободиться с его хватки, но не смогла и в итоге раздражённо посмотрела на него. — Думаешь, я не смогу остановить тебя? Думаешь, ты лучше, чем я? — Каччан, я думаю… — Думаю, ты не хочешь тратить время на споры в канализации и пропустить битву в Хосу. С каждой секундой у тебя всё меньше времени, чтобы добраться туда. Кацуки посмотрел на неё с таким напряжением, что если взгляды могли убивать, то она уже была бы стёрта. Джиро глядела холодно и серьёзно. Взгляд Изуку метался между ними, будто бы не понимая, что делать. — К-Кьёка-чан права. Отпусти её. Все головы повернулись к источнику звука. Урарака вышла из темноты туннеля вместе с Иидой и… Конченный Двумордый. Кацуки убьёт Ушастую. Убьёт. — Р-ребята? Что вы здесь делаете? — спросила Джиро, вместе с этим Деку прошептал: — Каччан, это нехорошо. Тодороки шагнул вперёд. Как всегда со своим стоическим выражением лица, глядя на Кацуки, который уже отпустил Джиро и повернулся прямо к нему. — Когда я увидел, как Бакуго ушёл с вечеринки, то понял, что он что-то задумал, — объяснил Тодороки. Какой смелый. — И если бы он что-то узнал, то не рассказал бы мне. — Я видела, как Кьёка-чан выходит из общежития, — вступилась Урарака встревоженно, — Когда Тодороки-кун рассказал о произошедшем на вечеринке, я подумала, что важно сказать об увиденном. Я…я поняла, что это связано с Деку-куном. Кацуки был настолько злым, почти свирепым. Это не входило в его планы. Это может всё испортить. Чем больше людей пойдёт, тем выше шанс того, что их поймают. Ему не нужна их помощь и уж тем более брать за это ответственность. Он обнаружил Ииду, стоящего позади Двумордого и Круглолицей, со своим обычным торжественным лицом. — А что насчёт тебя, Четырехглазый? С хера ли ты тут делаешь с этими клоунами? — Эй! — Мне не очень нравится нарушать правила, — объяснился Иида, жестикулируя и звуча, как робот, — Я думаю, будет лучше довериться учителям и администрации ЮА! Однако… — он оглянул лица своих друзей, — Мидория-кун — ценный друг. Он рискнул ради меня в Хосу. Будет правильно отплатить ему тем же. — Иида-кун… — Изуку покачал головой, делая шаг вперёд к друзьям с беспокойным лицом. Его мольба не нашла отклика, — Не делай этого, слишком опасно. Ты мне ничего не должен. Вернитесь назад с Ураракой-сан и Тодороки-куном. Плохо даже то, что Джиро-кун… — Я не скажу ничего из этого дерьма, — оборвал его Кацуки с раздражением, в то же время Джиро сказала: — Как вы узнали, что мы идём в Хосу? Иида нахмурился на них. — Я не знал. — Мы идём в Хосу? — ошеломлённо спросила Урарака. — Думаю, время сказать, что происходит, Бакуго, — Тодороки посмел не только обратиться к нему, но ещё и командовать. Кацуки направился к Половинчатому. Он был так сконцентрировал на Тодороки и ярости, что не заметил, как Деку смотрел куда-то вдаль с озадаченным взглядом, будто бы он что-то услышал. — Каччан… — А я думаю, что тебе пора заткнуться и заняться своими ебучими делами! — Кацуки закричал на него. Изуку в последний раз посмотрел на него, а затем направился вглубь туннеля, туда, куда они изначально направлялись. Никто не заметил. — Мы говорим о безопасности Мидории, поэтому это моё дело. — С хуя ли ты так печёшься о задроте, а? Ты что, его парень или как? — Ээ?!?! — О господи… — Бакуго-кун! Это не подобает… — Нет, — просто ответил Тодороки, совершенно не затронутый словами Кацуки. Хотя что-то было в его гетерохромных глазах. Что-то почти злое, но не такое, как у Кацуки. Гнев Тодороки холодный. — Но в отличие от тебя, я его друг. И я считаю, нужно сказать, что любой здесь заботится больше о Мидории, чем ты за всю свою жизнь, учитывая то, что ты знаешь его больше десяти лет, а мы — едва ли год. Ага, на этом всё. Кацуки набросился на Тодороки со взрывами. — Бакуго, нет! — Вот и привлёк внимание, а! — Бакуго-кун, остановись немедленно! — Лучше бы тебе выпустить всё сейчас, Двумордый! — закричал он, когда Тодороки изящно отклонился от атаки. Он использовал правую сторону и заморозил ноги Кацуки вплоть до талии, но тот просто взорвал лёд. Урарака и Джиро прыгнули на него и попытались сдержать, в то время, как Иида встал перед Тодороки и пытался защитить. — Каччан! — Какое оправдание используешь сейчас, а? — сказал Кацуки, пытаясь высвободиться из хватки девочек. — Хочешь, чтобы Четырехглазый удерживал тебя? Давай нападай, тупой кусок дерьма! Я убью тебя! — Бакуго, стоп! — Каччан! — Я просто пытаюсь помочь Мидории, что тебя видимо не очень интересует, раз уж ты тратишь на драку со мной время, — ответил Тодорок, толкая Ииду. — Я могу надрать тебе задницу и спасти Деку одновременно. Я ебать как уверен, что мне твоя помощь не нужна. — Тогда пошли, — холодно произнёс Тодороки, — Драка с тобой мне не интересна. — Каччан! Послушай же меня! Там… — Почему? Потому что знаешь, что проиграешь? — он отпихнул Джиро, а Урарака держалась крепко, будто бы её жизнь была на волоске. — Потому что у меня есть дела поважнее. Кацуки тут же отшвырнул Урараку, та упала в сторону, а затем он набросился на Тодороки снова. — Каччан, они наступают! Громкий взрыв вырвал всех из драки. Звук отдавался эхом и отражался сквозь туннель. Маленькие обломки сыпались с потолка, воздух заполнился пылью. Кто бы ни стоял за взрывов уже приземлился на пол. Включая Кацуки, который навалился на Тодороки, все смотрели на него с неодобрением. — Каччан! Злодеи в канализации! — Изуку наконец-то дошёл до Кацуки и схватил его руку, пытаясь привлечь его внимание и пытаясь помочь встать на ноги. Кацуки отбросил его руку и встал самостоятельно, немного покашливая от пыли и пытаясь понять, что произошло. — Ты надо мной издеваешься, Бакуго? Что с тобой не так? — закричала Джиро, сжимая уши и помогая Урарака встать. — Если они не заметили нашего отсутствия тогда, то сейчас уж точно заметят! — Это был не я, — Кацуки произнёс сквозь кашель. — Бакуго-кун! Это неприемлемое поведение для ученика ЮА! Ты должен понимать, что нельзя терять контроль над причудой… — Ты наверняка всё общежитие разбудил… — Я тебе, блять, говорю, что это был не я, Ушастая! — он закричал на пределе лёгких, а потом снова закашлял. Все уставились на него, но только Изуку был тревожен. Он расположил свою руку на его плече, успокаивая. — Он прав, детишки, — неизвестный голос отозвался с темноты до того, как Изуку смог что-то сказать, — Это был не он. Все повернулся направление голоса. Женщина с короткими фиолетовыми волосами и с угрозой в глазах смотрела на них с беспощадной ухмылкой. — Это была я, — она улыбнулась. А затем она выпустила очередной взрыв в Джиро и Урараку. Тодороки встал на ноги и воздвигнул ледяную стену, в то же время Кацуки устремился в их сторону, чтобы убрать с пути. Энергетический луч ударил стену и взорвал её на тысячи мелким частиц, которые бы могли навредить Кацуки, если бы он не выпустил два взрыва, сплавившие их. Ещё до того, как дым сел, Кацуки уже направился на полной скорости к женщине, используя взрывы. Как только его яростная фигура вылетела из дымовой завесы, женщина возобновила заряды. — Каччан! — вопил Изуку отчаянно, когда Кацуки вовремя использовал взрыв, чтобы уклониться от луча, и тот взорвал стену сзади него. — Кто-нибудь из вас, ублюдков, найдите способ сказать Всемогущему, что Хосу — обман, — это первое, что пришло на ум Кацуки. Раз злодеи тут, то всё дерьмо с Хосу было нужно для отвлечения. Он был очень внимателен и не хотел оказаться перед или около колонн канализации — последнее, что ему было нужно, — это испортить конструкцию здания и допустить обрушение потолка в случае, если взрыв уничтожит одну из колонн. — Здесь нет сигнала! — Урарака выкрикнула с телефоном в руках. — Тогда, блять, вернись обратно и сделай это, Круглолицая! — сзади Кацуки уже был Тодороки, в миллиметрах от злодея. — Не очень-то умно кричать о своих планах напротив врага, детишки! — она ухмыльнулась и направила луч в Урараку. Тодороки воздвиг новую стену, но делать две вещи одновременно было сложно. Если бы Урарака инстинктивно не отпрыгнула, то часть луча попала бы в неё. Телефон свалился на пол и сломался. — Нет! — Урарака прижимала руку к груди, вероятно, она повредила её, упав всем весом. — Сверху! — Джиро примчалась к ней, закрывая от удара обломков ледяной стены, — Иида, подбрось меня! Мы должны рассказать всё Всемогущему! — Хай!— Иида поднял Джиро и со всей мочи направился к выходу. Он предпочёл бы остаться и помочь друзьям в драке со злодеем, но не было времени на колебания. В приоритете было известить Всемогущего и про-героев. Злодей попытался остановить его лучом, но Тодороки заблокировал атаку с помощью льда. Неудачная атака на Ииду дала Кацуки возможность наконец добраться до женщины и сбить ее на пол метким взрывом в грудь, от которого она отлетела назад и столкнулась со стеной. Подбежав к её упавшему телу и устроившись на неё сверху, прежде чем она успела попытаться встать, Кацуки положил руку ей на лицо и прижал голову к полу. Она подняла руки вверх, вполне возможно, пытаясь зарядить свою причуду, которая, казалось, исходила из её рук, как и у Кацуки. Однако прежде чем она успела что-либо сделать, он позволил руке, державшей лицо, нагреться в качестве предупреждения. — Попробуй сделать что-нибудь, я взорву к чертям твои мозги, — произнёс он с ужасающей ухмылкой. Тодороки, Урарака и Деку появились рядом, тяжело дыша. Женщина жалостливо опустила руки, но при этом улыбалась. — Они были правы, когда сказали, что нам не стоит идти через канализацию, — её слова звучали, как бубнёж из-за руки Кацуки, давящей на грудь. — Они должны были сказать тебе вообще не приходить. — Кому «нам»? — спросил Тодороки. — Когда они сказали, что в ЮА есть мальчик, ведущий себя, как злодей, я не выкупила, — женщина проигнорировала Тодороки так же, как и Кацуки, — Я не из тех, кто смотрит новости и верит сплетням. Но сейчас, смотря на тебя… Кацуки ладонью чувствовал, как её мышцы растягивают лицо в улыбке. — Понимаю, почему, так говорили. Ладно. Удар ниже пояса, но с этим он уже сталкивался. Температура его рук повысилась и он наклонился к ней. — На твоём месте я бы закрыл свой рот, — прошипел он. — Как бы ещё ты пришёл к точно такому же плану, что и злодеи, дитё? Через канализацию? Как-то не по-геройски. Посмотри правде в глаза, тебе лучше… — она презрительно ухмыльнулась, но Кацуки сунул её лицо глубже в грязь. Она застонала из-за дискомфорта. — Каччан. Думаю, злодеев больше. Я их не вижу, но слышал, как она с кем-то говорила. Нужно…нужно проверить, чтобы… — Круглолицая. Двумордый, — Кацуки прервал его, не отрывая взгляда от врага, — Идите в туннель. Проверьте, привела ли она с собой компашку. — Но мой телефон сломан, и там нет света! — Урарака импульсивно ответила. — А с хера ли Двумордому левая сторона? — Кацуки посмотрел на Тодороки, — Так сильно любишь Деку? Используй её. Тодороки долгое время смотрел на него. А затем кивнул. Он с Ураркой прошли мимо Кацуки вглубь канализации. — Рассказывай, — проинструктировал он, когда те ушли. Деку сел, изучая её лицо. — Как я уже сказала, твои таланты утрачивают свою ценность в геройской карьере, ты… — Да мне вообще посрать, что ты думаешь. Если не хочешь, чтобы на твоём лице остался отпечаток моей руки, то выдавай план. Где тот душеразделитель? Она не могла повернуть голову, поэтому смотрела на него боковым зрением с отвратительной улыбкой. Как же Кацуки хотелось стереть её. — С чего бы мне что-либо рассказывать? — Потому что я почти уверен, ты хочешь дожить до завтрашнего дня. — Это то, что ты собираешься сделать, герой? Убить меня? Кацуки сжал зубы, температура ладоней на её лице резко увеличилась. Изуку расположил свою руку на его плече, но Кацуки не смотрел на него, даже не признал присутствия. С тех пор, как эта женщина явилась, он абсолютно игнорировал Деку. Ему все равно, что он ранит чувства ублюдка. Слишком многое на кону. Ведь Кацуки знал, что злодеям известно про Деку. Но они не знали, что тот застрял с ним. И Кацуки не собирался сообщать им этого. Не тогда, когда могут быть последствия. — Каччан, она просто тянет время, нужно пойти за Тодороки-куном и Ураракой-сан. Там наверняка больше злодеев, им нужна подстраховка. — Ты выглядишь милым, когда сконцентрирован. Тебе придётся это изменить, чтобы стать злодеем. — Тц. — Но знаешь. Да, ты умный и всё такое, — она пожала плечами, несмотря на сложность движений, когда вес другого человека полностью на твоём теле, — Ты всё ещё школьник. Так что тебе многому придётся научиться. Она подняла кулак, открывая его, чтобы показать Кацуки, что внутри. Похоже электронный маяк. — Например, тому, что всегда нужно смотреть на руки. Кацуки тут же инстинктивно сдул эту штуку с ее руки своей свободной, прежде чем она успела что-либо с ней сделать, заслужив болезненное шипение женщины. Сгоревшее устройство упало на пол с сухим щелканьем, сломанное без возможности восстановления. Женщина зарычала на Кацуки, вместо того чтобы улыбнуться ему, как она делала до сих пор. — Тупой придурок. Думаешь, я уже не нажала на кнопку? Душегуб появится с минуты на минуту, а затем покажет тебе, куда бы уместить свои руки… — Заткнись, нахуй. — он убрал руку с её лица, чтобы расположить сзади. А затем он выпустил взрыв. Было недостаточно мощно, чтобы убить ее — несмотря на то, что все думали, он не был злодеем — но достаточно, чтобы оставить её без сознания. Деку был прав — вряд ли она пришла в канализацию одна, а пара идиотов, которые были друзьями Деку, не смогли бы справиться с толпой злодеев самостоятельно. Им понадобится Кацуки. Плюс, если она действительно активировала эту штуку, чем бы это ни было, означало, что у них скоро будет компания, если её уже нет. Ему нужно было действовать быстро. Кацуки слез с женщины и оставил там, где она была, осознавая, что его собственного взрыва было более чем достаточно, чтобы гарантировать по крайней мере несколько часов бессознательного состояния. Затем он поднялся на ноги, отряхнул пыль с одежды и пошел в том же направлении, что Двумордый и Круглолицая. — Каччан, — крикнул ему вслед Изуку, пытаясь догнать его. Тот не остановился. — Каччан, постой! Всё шло не так, и ему нужно исправить это, быстро. — Каччан! Стой, Каччан! — Что? — спросил Кацуки, гораздо агрессивнее. Изуку не знал, что сказать от такого ответа. — Это…это было частью твоего плана? — Изуку искренне не знал, как эти слова будут звучать для Кацуки. — А, блять, похоже на то, что это часть моего плана? Изуку сухо глотнул с устремлёнными глазами. — А каков сейчас план? — Заткнуться, пойти за идиотами, найти злодеев и победить. — Хорошо. Но это рискованнее, чем предыдущий план, да? Раньше мы должны были драться только с Душегубом… — Не называй его так. Это странно. — Ладно. Кто бы то ни был…просто победить его. А затем убежать. Чтобы никто не увидел. И никто не поймал. — И? — А сейчас ты планируешь пойти за несколькими злодеями! И ты отправил Джиро-сан и Ииду-куна за про-героями! Так они поймают тебя, и тебя отчислят! Кацуки уставился на него. — Ты похоже, блять, дальше своего носа не видишь, да, тупой задрот! — Что? — Они направлялись в ЮА. Они планировали вторжение. Изуку побледнел. — Не могу же я вернуться в свою спальню и расслабиться, потому что Всемогущий может поймать меня. Мы говорим о вторжении злодеев. Мы обречены с тех пор, как Ушастая вышла, чтобы позвонить. — Каччан… — Мы не можем упустить злодеев. Изуку замолчал. Были слышны шаги только одного человека. — Прости меня. Кацуки вздохнул. — За что? — Я не хочу, чтобы тебя отчислили! — Я тоже, бля, не хочу. — Но, если ты сделаешь это… Кацуки остановился. — В ином случае я не буду героем. Будет лучше забить и найти другую карьеру. Изуку уставился на него. — Герой — это больше, чем причуда, Деку. Глаза Изуку слегка расширились. — В чём её смысл, — он поднял руки, — Если я спрячусь от неудачников? Если я вернусь в свою комнату и позволю ублюдкам проникнуть в ЮА. И всё из-за лицензии? Взгляд Изуку наполнился чувствами. — Я трачу своё время, но до меня наконец-то дошло, — сказал Кацуки и развернулся. У Изуку ушло некоторое время, чтобы последовать за Кацуки, в его голосе звучала мольба. — Каччан, я… — Злодеи! — крик Урараки оборвал Изуку. Обменявшись короткими взглядами, Кацуки и Изуку рванули вперёд, к источнику голоса. В тот момент, когда они вступили в бой, Кацуки пришлось броситься на пол, чтобы увернуться от огромного куска мусора, который полетел в его сторону, промахнувшись на сантиметр. Он едва успел оценить ситуацию, как кто-то бросился на него, огромные ящероподобные руки попытались схватить его, но тот потерпел неудачу только потому, что Деку бросился на него и оттолкнул Кацуки с дороги. Они посмотрели друг на друга на долю секунды, прежде чем Кацуки вступил в бой. Эта часть канализационной галереи превратилась в настоящее столпотворение. Кацуки был занят сражением с двумя злодеями одновременно, но его ум был достаточно острым, чтобы понять, быстро оценив, что их легко превзойти численностью. Урарака в настоящее время сражалась с парнем в три раза больше её, который, казалось, обладал суперсилой, в то время как Тодороки попеременно замораживал всех злодеев, которых мог, и сжигал остальных. Было по крайней мере восемь злодеев против трёх студентов, но в то же время казалось, что злодеев было недостаточно. Потому что Всемогущий не глуп, не так ли? Тот, кто дал ему информацию о том, что злодей, ворующий души, будет в Хосу ночью, должен быть человеком, которому он доверял свою жизнь. И если отправка профессионалов в Хосу была просто отвлекающим маневром, это должно было быть убедительное отвлечение. Если профессионалы прибудут в Хосу и не найдут там злодея, они заподозрят что-то. Более того — они поймут, что что-то не так. Нет. Все это было тщательно спланировано. Так что половина злодеев, вероятно, осталась в Хосу, чтобы отвлечь профессионалов, а другая половина направилась в ЮА для нападения на школу, пока её охрана слаба. Это был умный план, если признаться. Ему на самом деле повезло выбрать канализацию в качестве маршрута к Хосу, иначе он бы выставил себя дураком и пошёл за профессионалами просто так, оставив школу беззащитной и уязвимой. Оставив тело Деку беззащитным и уязвимым. Что не сходилось, так это то, как профессионалов так легко обманули, заставив отправиться на фальшивую миссию. Это могло означать только две вещи: либо Всемогущий был ужасен в том, чтобы точно определять, кому он может доверять, а кому нет, что было маловероятно, либо... Кто-то контролировал источник Всемогущего. Что заронило в голову Кацуки идею, которая ему не понравилась. Ни капельки. Но это был баланс вероятностей, на самом деле. Урарака наконец сумела подчинить своего противника, заперев его в тех самых обломках, которые он в неё бросал, что означало, что один из злодеев Кацуки переключил своё внимание на тяжело дышащую девушку. В итоге он оказался лицом к лицу только с одним злодеем, которым был парень, похожий на ящерицу, пока из ниоткуда не появились второй и третий, вероятно, сумевшие избежать льда Тодороки. Кацуки злобно ухмыльнулся. Они могли бы послать на него целую армию, и он все равно бы выиграл. Деку явно чувствовал себя беспомощным в этой битве, так как не мог толкнуть ни одного из злодеев и, следовательно, не мог отбиться от них. Единственный способ, который он нашел, — это оттолкнуть Кацуки, единственного человека, для которого он был осязаем, от потенциальной опасности или к возможной победе. Кацуки хотел сказать Деку прекрати, нахуй, меня толкать, мне не нужна твоя гребаная помощь, но не было времени. В такой битве, где он был в меньшинстве и без какой-либо поддержки, каждый потраченный им впустую вздох был опасен и мог привести к поражению. Точно так же, как злодей с мечом вместо руки собирался обезглавить Кацуки — или попытаться — Изуку пнул своего друга по коленям, заставив его упасть на пол. Кацуки пришел в ярость, но воспользовался возможностью, чтобы отправить злодея в ад и одновременно увернуться от атаки второго злодея. — Перестань сбивать меня! — в итоге он всё же закричал. — Я просто хочу помочь! — запротестовал Деку. — Да ты сам упал, герой! — ответил злодей, думая, что Кацуки обращается к нему. — Заткнись, нахуй! — он крикнул, одновременно бросаясь к мужчине, его слова были и для злодея, и для Деку, — и УМРИ!!! Тодороки пришёл на помощь Урараке, как только закончил замораживать задницы своим противникам. Он использовал свою левую сторону, чтобы сжечь злодея, который сумел схватить девушку в удушающий захват. Урарака тяжело дышала, когда упала на пол, держась за шею, но когда Тодороки предложил ей свою поддержку, она отказалась, встала на ноги и бросилась на одного из трёх злодеев, которые были на Кацуки. Тодороки понял намёк и взял другого парня, сражающегося с Кацуки, что означало, что остался только один, чью задницу ему нужно было взорвать. Он злобно ухмыльнулся оставшемуся, держа руки по бокам и заставляя их лопаться от взрывов. Это был последний человек. Он уже победил их всех. Может быть, был шанс, что им действительно удастся найти ублюдка, ворующего души, и вернуться в ЮА до того, как профессионалы доберутся туда и поймают их с поличным, может быть, был шанс, что их на самом деле не накажут… Прежде чем Кацуки смог прикончить парня одним взрывом и криком «УМРИ!!!», мощная волна отбросила злодея назад, подальше от взрыва Кацуки, и он столкнулся с далекой колонной. Мужчина упал лицом вниз, неподвижный и без сознания. Кацуки повернул голову в сторону, откуда пришла волна. Это была Ушастая, с Четырехглазым прямо за ней. Кацуки нахмурился, что стёрло торжествующую улыбку с губ Дзиро. — Что? — девушка нахмурилась, почти оскорблённо. — Ты, бля, надо мной издеваешься?! — Серьёзно, Бакуго? — Он был на мне! — Тебя вообще ничего не устраивает, да? — она запротестовала, и Иида тут же вступил в битву, направившись к Урараке и Тодороки. У них были небольшие проблемы со злодеями, которые, кажется, сильнее предыдущих. — Я был бы доволен, если бы убил того идиота! — Ты не можешь никого убивать, Бакуго-кун! — крикнул Иида, в то же время он нанёс круговые удары по противнику Урараки, используя Ножной Взрыв. Не нужно даже говорить, что злодей был тут же побеждён, Иида поправил свои очки, — Это противоречит геройскому кодексу ЮА… — Ага, ага, избавь меня от этого, — Кацуки повернулся к Двумордому, в полной готовности побеждать злодеев за него просто, чтобы забрать его победу. А затем всё случилось в один миг. Глубокая жгучая боль пронзила спину Кацуки, будто бы кто-то ударил его топором. На секунду он действительно поверил в это, не было другого объяснения. Боль была такой ужасной, что он тут же пал на пол, глаза расширены и беззвучный вздох вышел с губ. Боль настолько сильна, что он не может говорить, думать, делать что-то кроме, как терпеть, терпеть, терпеть… — Бакуго! Что случилось! — Бакуго-кун! Всё в порядке? — Бакуго. — Бакуго! — Бакуго, ты слышишь меня? Что случилось? — Каччан! — Бакуго! — Бакуго! — Каччан! Кацуки глотнул и открыл глаза, прищурившиеся от новой волны боли. Лица друзей были размыты, они смотрели на него тревожно с мольбой в голосе. Но всё, что Кацуки мог видеть; всё, на чём он мог сконцентрироваться, был Деку. Деку, лежащий на полу. Деку, смотревший испуганно. Деку, выглядевший так, будто бы ему было так же больно, как и Кацуки. Деку, которого тащила за собой невидимая верёвка. Кацуки пытался не чувствовать боль, которая была ужасной, и встал на шаткие ноги. Но долго он не продержался и вновь упал на колени. Казалось, его заклеймили, будто бы раскалённый метал касался его спины и заставлял плоть кричать. Но он терпел. Он должен. — Деку, — он прохрипел сквозь боль, голос похож на шёпот. Он не мог встать, но это не значит, что ему нужно бездействовать. — Бакуго, стой! — Что ты вытворяешь?! — Деку, — он вкладывал как можно больше энергии в свой голос. Но невидимая верёвка продолжала тащить его. — Бакуго, куда ты идёшь? — Что происходит?! Все злодея побеждены. Все пали. Что же это? Кацуки видел его. Он был прислонен к стене на большом расстоянии, и его лицо выглядело в десять раз более скелетоподобным и нездоровым, чем Кацуки помнил, но это был он. Он не сомневался, что это был он. Это был блядский похититель душ. — Он сопротивляется, вот этот, не так ли? — презрительно пробормотал мужчина сквозь потрескавшиеся губы, голос звучал слабо, и казалось, что он вот-вот упадет замертво. Он протянул одну руку к Деку, которая будто и тащила мальчика по полу. Деку рыдал, захлебывался собственной слюной, и именно в этот момент Кацуки понял, что боль, которую он чувствовал, была не результатом травмы, а отражением боли Деку. Блять. — Свали от него, — всё, что Кацуки мог сказать сквозь такую боль. Боль, такая боль. Что он делал с Деку? Разум Кацуки был затуманен и нечеток от сильнейшей боли, которую он чувствовал, поэтому ему потребовалось так много времени, чтобы понять, что источник его боли находился примерно в том же месте, что и шрам на спине Деку. — Я проделал такой долгий путь, чтобы найти его, — мужчина маниакально хихикнул, как будто он не мог остановить себя. Кацуки ускорил шаг, несмотря на боль, и бросился животом на пол, сумев схватить Деку за лодыжку, прежде чем тот успел отойти слишком далеко. Деку взвизгнул от боли. — Я сказал, отпусти, нахуй, его! — Кацуки пустил все силы на крик. Он схватил лодыжку Деку и притянул его к себе. Злодей сделал рывок рукой, и Деку с болезненным криком выдернуло из хватки Кацуки. Кацуки не стал терять времени — он тут же встал на четвереньки и погнался за Деку так быстро, как только мог, несмотря на боль. Он слышал, как его друзья говорили что-то позади него, звали его по имени, замечая присутствие злодея, которого они раньше не видели, но Кацуки не мог обратить на них никакого внимания. Из-за невыносимой боли, и из-за криков Деку, и из-за того, что Деку, блять, вырывали из его рук, он не мог этого допустить. — Он такой боец, — прокомментировал злодей с чем-то, что звучало как восхищение в голосе, продолжая медленно тащить Деку по полу к себе. Кацуки снова удалось схватить мальчика за лодыжку, но боль ослабляла его, и Деку снова соскользнул с пальцев. — Блять! — закричал Кацуки, волоча себя по полу, пытаясь добраться до Деку, который кричал, извивался и пинал ногами, пытаясь освободиться от невидимой связи, которая мучительно тянула его. Стой, Деку! — Я никогда не видел, чтобы кто-то так сильно сопротивлялся моей причуде, — продолжал злодей, небрежно и слабо. — Но, опять же, ничего подобного со мной никогда не случалось. Подумать только, мне пришлось проделать весь этот путь, чтобы вернуть душу... — снова хихикнул он. Кацуки стиснул зубы, все еще борясь с болью. Он был вспотевшим, дрожащим и безрасудным, но он должен был добраться до Деку, он должен был, он не хотел, чтобы его победил полумёртвый парень, — Но сопротивляться бесполезно. Теперь ты мой, мальчик. Кацуки кипел от злости. — Ты ублюдок! Я убью тебя! — закричал он во все легкие, изо всех сил пытаясь броситься на него. Его бесполезные друзья наконец-то вышли на сцену и бросились к злодею со скоростью, которую Кацуки никогда бы не смог достичь в нынешнем состоянии, не с болью, не со слабостью. Он чувствовал, как будто его собственная душа высасывается из его тела, как будто боль, которую он чувствовал, была результатом этого разделения. Его руки так дрожали от этого ужасного, болезненного ощущения, что он в итоге упал лицом вниз на пол, что только разозлило больше, потому что его никогда, никогда так не победят. Кто-то попытался помочь ему подняться, но он оттолкнул руку и поддержал свой собственный вес локтями. — Это нормально чувствовать эту боль, Бакуго-кун, — насмешливо сказал ему злодей, в то же время Иида и Тодороки схватили его и подняли слабое тело на ноги. Это, казалось, не помешало ему разглагольствовать — на самом деле, это, казалось, вообще его не беспокоило. — Ты же не родился с моей причудой, в конце концов. У тебя не должно быть приклеенной души. Тодороки засунул руки злодея за спину и заморозил их вместе. Иида продолжал поддерживать вес мужчины, так как он выглядел так, будто вот-вот рухнет, если его ничего не поддержит. — Но не волнуйся, — ухмыльнулся мужчина. — Я избавлю тебя от этого бремени, сейчас. Глаза Кацуки расширились от осознания. — Блять…остановите его…вырубите его… Пронзительный крик Изуку навсегда запечатлелся в памяти Кацуки. — Боже, чёрт побери, Деку!! Кацуки почти бросился к упавшему мальчику, который корчился от боли на полу и тяжело дышал. Он использовал остатки своих сил, чтобы схватить его, притянув его ближе к своей груди и подальше от злодея, которого держали Иида и Тодороки. Друзья смотрели на Кацуки широко открытыми, растерянными глазами. Боль в спине Кацуки была слишком невыносимой, и он снова рухнул на пол, Деку тяжело упал на его грудь, хрипло дыша, дрожа. Кацуки прижал его к себе и взглянул на злодея, который выглядел здоровее с каждой секундой. Будто бы использовал жизненные силы Деку, чтобы восстановиться. — Осторожнее…! — Кацуки пытался предупредить. Злодей прорвал лёд Тодороки двумя мощными лучами, освободив руки и растянув плечи. Иида и Тодороки отлетели от удара, безвольно ударившись об пол. Кацуки продолжал прижимать Деку к своей груди, защищая, пока злодей восстанавливал свои позиции и силу с каждым вдохом. Джиро попыталась направить волну сердцебиения в злодея, но прежде чем она успела что-либо сделать, мужчина сбил её и Урараку с ног метким ударом. Это означало, что Кацуки был последним человеком, кто выстоял. Злодей — Душегуб — не спеша подошел к месту, где упал Кацуки, прижимая Изуку к груди. Он остановился перед двумя мальчиками и с интересом наклонил голову. — Знаете что, — небрежно пожал он плечами. — Это все было так хлопотно. Я не думаю, что мне действительно нужны их души, вдобавок ко всему, через что я прошёл, — он махнул рукой, и в то же время Иида, Тодороки, Урарака и Джиро громко ахнули. Они не пришли в сознание. — Ученики ЮА — это сущий кошмар. Он присел, пытаясь провести пальцем по щеке Изуку. Кацуки прижал мальчика к себе, пытаясь как можно сильнее защитить его от злодея, несмотря на боль и слабость, которые он чувствовал. Он был в такой агонии, что начал трястись, холодный пот выступил на его лбу — Но этот, — злодей злобно ухмыльнулся, глядя на Деку и не обращая внимания на попытки Кацуки укачивать мальчика. — Этот — дело чести. Я чуть не умер из-за него. — К-Каччан, — всхлипнул Изуку, его пальцы вцепились в рубашку Кацуки, как будто тот был спасательным кругом. Он звучал так, будто ему было ужасно больно — боль даже сильнее, чем у Кацуки. — К-Каччан, пожалуйста... Н-не... — Успокойся, Деку, — приказал Кацуки сквозь стиснутые зубы, игнорируя собственную мучительную боль и в итоге прозвучав гораздо агрессивнее, чем того хотел. Изуку продолжал дергать его за рубашку, словно пытаясь привлечь внимание. Кацуки повернул голову, чтобы посмотреть на Деку. Его глаза были широко раскрыты, полны слёз и страха. — Н-не отпускай, — умолял Изуку. — П-пожалуйста, не отпускай. Я был совершенно один. Думаю, я нервничал из-за этого. Я имею в виду, ты единственный, кто может со мной говорить, и если ты перестаешь делать это…Кем я стану? Всего лишь призраком, застрявшим в пустоте, кричащим, которого в итоге никто не услышит; существующим, которого не увидят. Думаю, я боюсь провести всю жизнь вот так…и думаю, боюсь остаться один. Вдали от тела, вдали от всех, кого люблю…В-вдали от тебя. Кацуки кусал нижнюю губу и смотрел на Деку, стараясь влить взглядом в него как можно больше уверенности. — Я не отпущу тебя. — Давай же, пообещай ему, герой, — злодей усмехнулся, наслаждаясь страданиями мальчиков, — Пообещай своему другу, что не отпустишь его. Кацуки посмотрел на него с яростью тысяч солнц, поднимая угрожающую руку. — Не указывай мне, что делать, ублюдок. Злодей усмехнулся. Затем, прежде чем Кацуки успел что-либо сделать, прежде чем он успел устроить взрыв, злодей поднял одну руку и щелкнул пальцами. Боль в спине Кацуки мгновенно прошла. Он ахнул от удивления от внезапного исчезновения боли, падая на бок. Это было облегчение, да, но в глубине души Кацуки знал, что это может означать только одно. Одно, что совсем не было облегчением. — Думаю, мы еще увидимся, — сказал злодей, поднимаясь на ноги и уходя в туннель, полностью оправившись от своей предыдущей слабости. — Но я бы предпочел этого не делать, правда. Злодей шел медленно, как будто он больше не торопился. Как будто у него было всё время в мире. Как будто он знал, что Кацуки не придёт за ним. Изуку жалобно зарыдал у него на груди, прежде чем Кацуки успел что-либо сказать или сделать. — Каччан... К-Каччан... Ты единственный, кто может со мной говорить, и если ты перестаешь делать это…Кем я стану? — Я здесь. Всего лишь призраком — Каччан, прошу, не…не отпускай. Застрявшим в пустоте — Что я, блять, тебе сказал? Я не отпущу тебя, Деку. Я держу тебя. Хорошо? Я держу тебя, просто…просто успокойся. Кричащим, которого в итоге никто не услышит — П-пожалуйста… Существующим, которого не увидят — Я не отпущу тебя. Я здесь. Я держу тебя. Боюсь остаться один — Каччан… — Ты что, мне не доверяешь, дерьмовый задрот? Я же сказал, что не отпущу? — П-пожалуйста…О боже, моя мама…моя мама, К-каччан… — С твоей мамой всё в порядке. Обещаю тебе, с ней всё хорошо, задрот. Вдали от тела, вдали от всех, кого люблю — П-пожалуйста…Мне…мне больно… — Я знаю, что больно. — Т-ты тоже чувствуешь? Кацуки поджал губы. Изуку уже был напуган и страдал от боли. Он не думал, что если сказать ботану, что он больше не чувствует боли, это сотворит чудеса с его нервами. Но Кацуки не был лжецом. Если он что-то и ценил, так это честность. Но он был напуган. Впервые за долгое время, и, возможно, в один из первых раз, он был напуган. А злодей всё дальше и дальше отдалялся. Как бы ему ни хотелось утешить Деку, он также хотел быть с ним честным. Он всегда был честен с дерьмовым Деку, всегда был. — Нет. Больше не чувствую. Стеклянные глаза Изуку сосредоточились на нем, несколько слезинок выбежали из уголков. Он выглядел потрясенным, напуганным и внезапно… Решительным. Он знал, что означает отсутствие боли. Изуку тут же поднял трясущуюся руку к своей копне волос, схватил прядь своих зеленых кудрей, дернул с головы и тут же засунул её в рот Кацуки. Или он засунул бы в рот Кацуки, если бы его душа не выбрала именно этот момент, чтобы снова стать неосязаемой. Деку прошёл сквозь руки Кацуки, его грудь и тело. Кацуки больше не мог его коснуться. — Нет, — всхлипнул Изуку, уставившись на свои руки. Он отчаянно пытался схватить Кацуки, удержать его, прижаться к нему, но это было бесполезно — он был как призрак. На этот раз настоящий призрак. — Нет, нет, нет, н-нет, пожалуйста, Каччан, нет. Вдали от тебя — Деку, — прошептал Кацуки, широко раскрыв глаза и приоткрыв губы в ужасе. Он стоял на коленях, неосязаемый Изуку лежал перед ним на полу. Кацуки попытался прижать руку к его плечу, но она прошла сквозь него. Если уж на то пошло, Кацуки уже видел пол под исчезающей формой Деку. Потому что именно это он и делал. Он, блять, исчезал. Злодей отделил душу Деку от Кацуки и забрал её себе. Худший сценарий. Сценарий, который он даже не рассматривал. Кацуки уставился на Изуку широко раскрытыми от ужаса глазами, стиснув зубы. Он ничего не мог сказать. — Каччан, — отчаянно рыдал Изуку, пытаясь удержать Кацуки, но безуспешно. Он был под воздействием боли от разлуки с душой Кацуки. Его пальцы просто двигались к нему, как будто он был голограммой. — Каччан, п-пожалуйста! Кацуки уставился на него. Теперь он едва мог видеть Изуку. Он не знал, что делать или говорить. Худший сценарий. — К-Каччан! Кацуки продолжал смотреть на него в шоке, широко раскрыв глаза. — К-К-Ка...ччан... Он, вероятно, должен был что-то сделать. Стой, Каччан! — Деку… Изуку исчез. Кацуки больше не мог до него прикоснуться, увидеть его, услышать его. Он ушёл. Он, блять, ушёл. Кацуки уставился на том место, где секунду назад был Изуку, и где теперь было пусто. Он уставился на свои руки, которые были пусты. Он уставился на туннель, в направлении, где исчез злодей. Его друзья начали просыпаться от атаки злодея, дезориентированные и сбитые с толку. Злодей не мог уйти далеко. Он все еще восстанавливался. Он не мог уйти далеко. Кацуки поднялся на ноги. Его ноги тряслись, и ему пришлось на мгновение опереться о стену. Он не был уверен, что отголосок боли, которую он чувствовал, был единственным фактором, который вызвал реакцию. — Б-Бакуго? Что случилось? — Кацуки прошел мимо Джиро, которая ещё лежала на полу, его глаза были сосредоточены на тёмном туннеле перед ним. Его лицо было бесстрастным. — Куда ты идешь? Что случилось? — он продолжал хромать. — Где этот парень? Он причинил тебе боль? — Он на нас напал? Я не помню. — Что происходит? — Бакуго? — Бакуго! — Бакуго. Кацуки повернулся к Двумордому. Он был единственным, кто успешно встал на ноги. Кацуки не знал, какие эмоции видны в его малиновых глазах. — Создай ледяную стену. Тодороки уставился на него. Если бы Кацуки не знал его, он бы поклялся, что в разноцветных глазах Половинчатого был страх. — Зачем? Кацуки развернулся и пошёл дальше. — Бакуго, подожди! Они пытались последовать за ним. Кацуки не останавливался. Наоборот, он ускорил шаг. — Бакуго, куда ты идешь? — Бакуго-кун, расскажи нам, что случилось! — Бакуго… Он увидел далекую тень злодея, медленно и неторопливо уходящую в туннель, словно он просто шёл домой после весёлой прогулки по торговому центру. Как будто Кацуки позволит ему это сделать. Как будто Кацуки, блять, будет стоять в стороне и бездействовать. Как будто бы Кацуки позволит ему украсть у него Деку и уйти. Его ноги тряслись. Его руки тряслись. Тень ужасной боли, которую он чувствовал, ещё резонировала в нём. Это заставило его вспотеть. Это заставило его вспотеть очень сильно. Кацуки был достаточно близко к злодею, который украл Деку. Злодей, который причинил боль Деку. Они находились в закрытом помещении, но канализационная галерея была высокой. На самом деле, она была очень высокой. Стены были толстыми, как и колонны. Им придется сопротивляться. Он не позволит ему уйти. Он собрал все силы, которые у него были. — Гаубичный… Серия вздохов. — О боже! — Тодороки! — Бакуго, нет! — …Удар!

***

Он стоял на коленях, уставившись на собственные руки с широкими, неподвижными глазами. Они отчаянно метались в поисках чего-то, чего здесь не было. В ушах до сих пор звенело от выпущенного им взрыва. Это чувство не было незнакомым — когда он заходит слишком далеко и многократно повторяет гаубичные атаки, должно пройти определённое время, чтобы слух вернулся в нормальное состояние. Он думал, у него тиннитус, но никому не говорил. Иногда в ушах звенит постоянно или чересчур громко. Однако он предпочтёт потерять слух, чем перестать использовать причуду. Сейчас, он ничего не слышал правым ухом. Дрожащими руками он дотронулся до уха, пальцы были в крови. Ладно. Он вернулся к разглядыванию рук, одна из которых теперь была в крови. Большая рука схватила его за плечо, отчего он испугался, ведь не слышал и не чувствовал движений позади, пребывая в шоковом состоянии. Его незамедлительной реакцией было выпустить очередной взрыв, но безрезультатно, — Всемогущему, вопреки своей беспричудности, хватает сил справиться со слабой атакой Кацуки. Он истратил весь свой пот. Любой взрыв в таком состоянии не смог бы ранить даже ребёнка. Его руки болят, плечи ноют, спину ломит. В груди и рёбрах колит, хотя он не получал ударов в это место. Он не мог дышать. Всемогущий смотрел на него с озадаченными глазами, ищущими глазами, глазами, молящимися о каком-либо ответе или утверждении. Но всё, что мог сделать Кацуки, это проглотить свои рыдания, которые угрожали проявиться на лице в ужасной гримасе. Он боролся со слезами, уже наполнившие малиновые, гневные глаза. Он ненавидел плакать и делал это крайне редко. И когда бы это ни случалось, то было из-за сильных, непонятных эмоций. Из-за поражения, когда Деку выиграл его на тренировке. Из-за вины, когда он стал причиной падения Всемогущего, которым так восхищался и которого безмерно любил. Прямо сейчас он чувствует и то, и то одновременно. Поражение и вину. Они пульсировали в груди, как напоминание о провале и потере. Всемогущий вытянул руки, и рыдания переросли в крепкие объятия. Кацуки понял, что тот тоже плачет, но ничего, абсолютно ничего не мог сказать.