The Way You Used To Do

Их шаги эхом отдавались в пустых коридорах, пока они быстро, почти синхронно, пересекали их. Голова Изуку подпрыгивала в такт каждому тяжёлому шагу Кацуки. — Какой радиус действия твоей причуды? — негромко спросил он, как только они начали спускаться по лестнице. При всём этом он постарался замедлить шаг, чтобы голова Деку сильно не ушиблась. Джиро, стоявшая в нескольких шагах позади Кацуки, уставилась на него, и её лицо внезапно нахмурилось. Стало ясно, что она ожидала услышать от Кацуки совсем не этот вопрос. — Зачем тебе это знать? — недоверчиво ответила она, словно только сейчас начала догадываться об истинной причине, по которой Кацуки вытащил её с вечеринки. Он раздраженно хмыкнул, вместо того чтобы дать нормальный ответ, и это, похоже, не обрадовало внезапно насторожившуюся Джиро: она остановилась на середине лестницы и застыла, глядя ему вслед. Кацуки не сразу осознал, что Джиро не следует за ним, так что остановился, повернувшись к ней. Он окинул её недовольным взглядом, однако она не выглядела встревоженной. Лишь ещё более настороженной. — Почему ты хочешь знать радиус действия моей причуды? — настойчиво спросила она, всё ещё хмурясь. А потом добавила: — И куда мы идём? Кацуки подавил желание ответить ей сотней всевозможных ругательств и огрызнулся. — Я же сказал, что по дороге всё объясню, — проворчал Кацуки, раздосадованный внезапной остановкой. Он не хотел тянуть с выполнением задуманного и задерживаться надолго. Может быть, ему и хотелось бы показать своё превосходство над Половинчатым, но он не сможет этого сделать, если его застанут за нарушением комендантского часа. — Что ж, мы уже, — заметила Джиро, скрестив руки на груди и с любопытством наклонив голову набок. — Я думала, тебе просто нужна моя помощь, чтобы включить музыку для вечеринки, но это не так, верно? — прищурила она свои ленивые глаза. Кацуки отвернулся от неё и вдохнул воздух с раздражением, после чего снова посмотрел на девушку. На его лице отражалась смесь злости и недовольства, но в то же время он выглядел так, словно изо всех сил старался не взорвать её и половину здания общежития. — И какого хрена мы должны врубать музыку на вечеринке, если сейчас долбанный школьный вечер, и мы не хотим, чтобы нас застали в стельку пьяными? — проворчал он в ответ, прижимая к себе Деку, который начал сползать с его плеча. Джиро покраснела и на мгновение отвела взгляд в сторону, кажется, смущённая разумным замечанием Кацуки. Она крепче обхватила себя руками. Через несколько секунд она снова встретилась с ним взглядом, и в её глазах отразилась решимость, пусть и робкая. — Я хочу знать, куда и зачем мы идём, — твёрдо сказала она, хотя её щёки всё ещё слегка розовели. — Иначе я не пойду с тобой. Кацуки насмешливо посмотрел на неё, снова поправляя Изуку на плече. Кацуки было нелегко нести его, и он ткнул парня в рёбра, пытаясь заставить его угомониться, словно тот был мятежным щенком. — Какая тебе вообще разница, куда мы идём? — раздраженно сказал Кацуки. Неужели ей было так трудно просто взять и довериться ему? — Ты только что вытащил меня с вечеринки своего лучшего друга, не объяснив, зачем и почему. А теперь, как я понимаю, ведёшь меня из общежития посреди ночи, ещё и после комендантского часа, — сказала она так, будто это было очевидно. — Ты сказал, что объяснишь всё по дороге, но я всё ещё жду этого. Я не собираюсь ввязываться в неприятности или… Или бродить в темноте с парнем, который едва ли удосужился вспомнить моё имя, — добавила она. При этих словах её румянец, казалось, только усилился, но она стояла на своём, твердо решив добиться от Кацуки объяснений. Кацуки сердито прищурился. Он понимал, что она права, требуя объяснений, тем более что они почти не разговаривали друг с другом и вряд ли могли считаться кем-то еще, кроме одноклассников, но все было бы чертовски проще, если бы она просто шла рядом, не задавая никаких вопросов и не выдвигая никаких требований. Но с каких это пор Кацуки нравится, когда всё так просто? — Ладно, — сказал он, снова поправляя сползающего и спящего Изуку на плече. Чёрт, задрот был тяжелым и непоседливым. Может, Кацуки стоит просто опустить его на пол и доверить их душевной связи работу по перетаскиванию его за собой? — Мы идем в комнату Всемогущего, — добавил он без всяких предисловий, после чего повернулся и продолжил спускаться по лестнице, как будто эта информация — всё, что ей нужно знать. Джиро потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что ей только что сказали, и, когда до нее наконец дошел смысл слов «мы идем в комнату Всемогущего», она с удивлением посмотрела на движущегося Кацуки и тут же подбежала к нему. — Что ты сказал? В комнату Всемогущего? — спросила она, догнав Кацуки и глядя на его невозмутимое лицо, в то время как он продолжал идти вперед, игнорируя ее. — Что ты собираешься делать в комнате Всемогущего посреди ночи? — Мы не будем заходить прямо в его комнату, — равнодушно ответил Кацуки, продолжая идти. — Поэтому я хочу знать, каков радиус действия твоей проклятой причуды. Джиро снова остановилась на месте, но, когда Кацуки продолжил идти без нее, она прибавила шагу и застыла прямо перед ним, заставив его остановиться. Её лицо приобрело мрачное выражение. — Это из-за Мидории, да? — серьёзно спросила она, и её глаза дали Кацуки понять, что она уже знает ответ на свой вопрос. Однако у него не было времени играть с ней в какие-либо игры. — Я не знаю, Ушастая, о ком ещё это, блять, может быть? — раздражённо огрызнулся Кацуки. Он попытался пройти мимо неё, но она снова преградила ему путь, упершись рукой в его грудь и слегка оттолкнув его назад. — Дикобраз... — пробормотал Изуку во сне, пытаясь ухватиться за шипастые волосы Кацуки, но не смог, так как его конечности были слишком тяжелыми. Кацуки закатил глаза и отбросил руку парня (но не так сильно, как мог бы). — Тодороки попросил меня о том же, — сказала она Кацуки, и его малиновые глаза резко вспыхнули при этих словах. Значит, у Двумордого была точно такая же грёбаная идея, как и у него, верно? Хах. Этот ублюдок, наверное, думал, что был на шаг впереди его. Скорее всего он поменял свой дерьмовый план, после того, как понял, что Кацуки не позволит призраку Деку быть его частью. И да, конечно, Кацуки должен был признать, что всё было бы гораздо проще, если бы он мог использовать Деку для шпионажа за Всемогущим, как и хотел сделать Половинчатый, но сейчас этот ботаник был в стельку и повис на его плече мёртвым грузом. А Кацуки не хотел ждать дольше. Двумордый любил вести себя так, будто он лучше его, будто он выше его, постоянно имея это невозмутимое дерьмовое выражение на своём лице и заносчивый тон. Он даже думал, что смог бы победить Кацуки, не используя всю свою мощь. Но Кацуки ему ещё покажет. И он бы уделал его перед всеми. Но для этого ему нужна была Джиро. Он не собирался нарываться, пытаясь подслушать Всемогущего в одиночку. Это лишь унизит его еще больше. И всё это дерьмо будет пустой тратой времени, если он не выяснит, каков радиус действия этой чертовой слуховой причуды. — Я сказала ему, что не буду помогать, — добавила Джиро, вырвав Кацуки из размышлений, он напрягся. Что? — Что, блять? — выругнулся он. Джиро, казалось, ничуть не обеспокоило это проявление негодования. — И я так же не стану помогать тебе. Это слишком опасно, —  продолжила она, слегка покачивая головой. — Ты не глуп, поэтому должен понять, что я права. Не дожидаясь его реакции или какого-либо ответа, Джиро оставила Кацуки и пошла прочь, направляясь к лестнице, возвращаясь на вечеринку. Кацуки посмотрел ей вслед. — Эй, — крикнул он. Джиро не обернулась. — Эй, — снова позвал он, догоняя её и хватая за запястье. Другой рукой он пытался удержать спящего Деку на плече. — Не смей уходить вот так, мать твою! Джиро вырвала свою руку из хватки Кацуки и посмотрела на него, нахмурившись. — Послушай, — продолжил он терпеливо, насколько это было возможно (а это было не так уж и легко, он даже стиснул зубы, а на его виске вздулась вена). Кацуки понимал, что должен сдерживать свой гнев, если у него есть хоть какой-то шанс убедить ее. Ему ведь уже удавалось лучше контролировать свой гнев, верно? Он тренировался делать это на протяжении нескольких дней. А сейчас это было его первое настоящее испытание. Тем более Деку сейчас был слишком бессознателен, чтобы уравновесить чувства Кацуки гнева, если вдруг он сорвётся. Сейчас всё зависело только от него.  — Не знаю, что тебе наговорил этот Половинчатый ублюдок, но мой план другой. Нас не поймают. — Ты не можешь этого знать наверняка, — перебила его Джиро, явно насторожившись. — Прости, Бакуго, но я не собираюсь рисковать. Не хочу чтобы меня исключили из-за тебя. Она снова двинулась наверх по лестнице, не оглядываясь назад. Кацуки несколько мгновений смотрел ей вслед, а потом со злостью отвел взгляд. Будь он проклят, если опустится до такой низости, чтобы умолять её о помощи. Он скорее умрёт, чем будет умолять кого-то о чем-то. Он был Кацуки, мать его, Бакуго. Он сам найдет способ справиться с этим дерьмом, при этом не нуждаясь в посторонней помощи. — Ну и ладно, блять, — прорычал он и оскалился. — Обойдусь без твоей грёбанной помощи.  Джиро не остановилась и исчезла из виду, свернув за угол. Кацуки снова злобно зашипел, в сотый раз поправляя Изуку на плече. — Сразу видно, какой ты охуенный герой, — пробормотал он себе под нос и, развернувшись, направился к двери. Хочешь что-то сделать хорошо, сделай это сам. С его стороны было глупо вообще полагаться на помощь другого человека. Вероятно, дерьмовое влияние Деку оставило свой отпечаток в его голове. Ему лучше быть одному — так было всегда и так будет всегда. Рассчитывать на других людей и нуждаться в чужой помощи, в любом случае приносило больше вреда, чем пользы. Был только один человек, на которого всегда можно рассчитывать — он сам. — Что ты сказал? — спросила Джиро издалека, как раз когда Кацуки собирался выйти из здания общежития. В её голосе звучала смесь обиды и возмущения.Он бросил на неё взгляд через плечо, одной рукой всё ещё держа дверь открытой. — Я сказал, что ты просто охуенный герой, — ответил Кацуки, ничуть не сомневаясь, потому что он мог быть кем угодно, но только не трусом. Если он сказал что-то о ней под нос, то мог сказать ей это и в лицо. Джиро стояла на вершине лестницы, глядя на него снизу вверх, и вид у неё был обиженный и оскорблённый. Кацуки понимал, что должен чувствовать себя неловко из-за того, что у неё сейчас такое выражение лица из-за его слов. Ведь Джиро была одной из немногих в его классе, кого он действительно мог терпеть, и кто не казался ему таким же чертовски тупым и шумным, как остальные его друзья. От этих мыслей Кацуки почти слышал неодобрительное «Каччан!» Деку в его адрес! Но если быть честным с самим собой, то в данный момент, в данном контексте, ему было всё равно. Он не сказал ей ни слова лжи, а Деку ещё не проснулся, чтобы упрекнуть его в грубости или как там он мог это воспринять. — Что ты пытаешься сказать? —  настаивала Джиро, словно искренне не понимая, с какого перепугу Кацуки говорит ей такие вещи. А если честно? Он не собирался приукрашивать ситуацию для неё. У него были проблемы поважнее, а времени на их решение было мало. — Я говорю о том, что у тебя есть отличная возможность выяснить, почему сраный Деку одним шагом в могиле, но ты отказываешься от неё, из-за страха, что тебя поймают, — обвинил Кацуки. — А это значит, что я сделаю всё сам, мне не нужна ни твоя дерьмовая помощь, ни трусиха, плетущаяся где-то сзади. Он вышел из общежития и, закрыв за собой дверь, направился по улице к общежитию преподавателей. Поскольку помощи от Ушастой не будет, придется прибегнуть к плану Б, который заключался в том, чтобы разбудить Деку и запустить его, как снаряд, в эту грёбаную спальню. Это был не идеальный и не лучший сценарий, но это было единственное, с чем он мог работать в данный момент. — Погоди, — услышал он голос Джиро, но не остановился, а лишь замедлил шаг, чтобы она могла его догнать. Он не посмотрел на нее, когда она подошла к нему. — Я действительно не понимаю, о чем ты, Бакуго. Тодороки сказал мне, что хочет, чтобы я подслушала заседание совета директоров ЮА. Я знала, что это связано с Мидорией, но он не вдавался в подробности. Когда я ему отказала, он даже не стал настаивать. Что значит «одним шагом в могиле»? — пояснила она. Кацуки посмотрел на нее краем глаза, заметив искреннее беспокойство на её лице. Она всё ещё шла рядом с ним, и хотя ему больше не нужна была её дерьмовая помощь, он знал, что с ней все будет проще. Её причуда идеально подходила для его плана, а Деку, похоже, и близко не собирался просыпаться или быть достаточно трезвым, чтобы переварить полученную информацию. Джиро остановилась рядом с ним. Он повернулся и посмотрел на неё, в его глазах читалось нетерпение и раздражение, но вместо того, чтобы огрызнуться, он снова вздохнул, и на его лице появилось недовольное выражение. — Они больше не разрешают людям посещать Деку, — начал он, возобновляя свой шаг. — Я слышала, — рассудительно кивнула Джиро. — Я пыталась навестить его вместе с Момо и Тодороки, но Исцеляющая Девочка сказала, что мы не можем войти. — Это потому, что его тело сильно повреждено, — объяснил Кацуки. Глаза Джиро слегка расширились. — Он умирает. Его иммунная система в полном дерьме, и люди не могут находиться рядом с ним, иначе ему может стать ещё хуже. Я этого не видел, а вот Деку видел. Он зашёл в комнату, поскольку может проходить сквозь стены и всё такое. Он сказал, что всё выглядит плохо, и хрен его знает, что будет, если он и вправду сдохнет. Джиро подняла на него глаза, и беспокойство в них возросло в десятки раз. Кацуки продолжил. — Никто нам ни черта не говорит, и я считаю, что это не правильно. Я обязан знать, что, черт возьми, происходит, потому что я единственный, кто застрял с этим ботаником. Они даже не говорят ничего его маме, — хмыкнул он. — Это... — нахмурилась Джиро, и на её обеспокоенном лице отразилось неодобрение. Кацуки восполнил пробел. — Пиздец. — Да, — кивнула она, сжав губы в тонкую серьёзную линию. — Всемогущий проводит большую часть времени в поисках злодея, который это сделал, и явно знает больше, чем говорит, — добавил Кацуки. — Он рассказал мне, почему к Деку не пускают посетителей, но он не сказал мне, почему телу Деку так быстро становится херовей. А это то, что я хочу знать, — он устремил свой взгляд на неё. — Если с этим можно что-то сделать, то я, блять, займусь этим. Но я не могу решить гребаную проблему, если не знаю, в чем она заключается. Джиро несколько мгновений изучала его лицо, словно пытаясь принять решение. — Я сделаю это, — добавил Кацуки после долгого молчания, пожав плечами, и ему пришлось снова поправить Деку. Он отвел взгляд от её лица, устремил его вперед и продолжил идти. — С твоей помощью или без нее. Джиро глубоко вздохнула и отвела взгляд. Не прошло и нескольких секунд, как она вновь устремила свой взгляд на Кацуки, полный решимости. Она кивнула ему. — Я пойду с тобой. Кацуки подавил ухмылку и ответил ей насмешкой. — Если это для того, чтобы помочь Мидории, то я... — она в нерешительности прикусила нижнюю губу. — Я помогу. Я не знала, что все так плохо, —  добавила она, пытаясь оправдаться. — Хорошо, — сказал Кацуки с серьёзным выражением лица, продолжая смотреть прямо перед собой. Джиро нахмурилась. — Будем надеяться, что все не так плохо.

***

— Ты точно уверен, что Мидория не может просто пробраться в спальню? Кацуки ткнул парня в голову, пытаясь разбудить, но тот лишь безвольно откинулся набок. — Эй, дерьмовый ботаник. Проснись, мать твою, — прошипел он и снова ткнул его. Парень продолжал спать, из уголка его рта текла тонкая полоска слюны. Кацуки бросил на парня последний взгляд и вздохнул. — Он в отключке. Джиро покачала головой. — Не надо было давать ему пить. — Он и не пил. Я пил. И даже не так много. Джиро подняла бровь, но ничего не сказал. — Что? Она продолжала молчать. — Скажи что хотела, Ушастая.  — Я просто не думала, что ты из тех кто любит выпить, вот и всё. — Я, блять, и не люблю, — сказал он, немного слишком оправдывающимся тоном. — Если бы у тебя за спиной постоянно тащился гребаный призрак, который истощает всю твою энергию и неделями бубнит тебе в уши, ты бы тоже захотела выпить. Она уставилась на него, но ничего не сказала. Кацуки насмешливо посмотрел на неё и отвернулся, возвращаясь к оценке текущей ситуации. — Ну ладно. Я могу растянуть свой разъем на шесть метров. Радиус улавливаемого звука составляет двенадцать метров, но поскольку мы находимся в очень тихом месте, думаю, я смогу увеличить его до четырнадцати-пятнадцати метров. Это значит, что мы должны находиться на расстоянии не менее двадцати одного метра от комнаты Всемогущего, чтобы я могла хоть что-то услышать. Кацуки молча кивнул ей, и они оба спрятались за кустом. Учительское общежитие находилось в нескольких метрах от них, а комната Всемогущего всё ещё была освещена, что означало, что тот, к счастью, находится там и не спит. Кацуки понимал, что есть вероятность того, что они придут в учительскую, а Всемогущего там не окажется (в конце концов, с тех пор как Изуку был атакован злодейской причудой, он почти не появлялся, постоянно выискивая улики). Но если бы это было так, то им пришлось бы шпионить за кем-то другим. Учителем Айзавой или, возможно, даже пройти весь путь до лазарета, чтобы подслушать Исцеляющую Девочку. На самом деле, стоя на коленях, сгорбившись за кустом, посреди ночи, с Ушастой, и едва проработанным планом, Кацуки понял, что, возможно, ему следовало продумать всё немного тщательнее. Его вряд ли можно было назвать импульсивным человеком, но он чувствовал головокружение, а в его голове уже несколько дней сидело нехорошее предчувствие. Несколько дней назад Деку почувствовал холод. Должны ли призраки вообще чувствовать холод? В тот день, когда это случилось, он не особо задумывался об этом. Его потряс и взбудоражил кошмар и всё такое. Но после нескольких дней, в течение которых он не прикасался к Деку и не признавал случившегося, у него появилось много времени, чтобы вспомнить, как они обнимались и что именно это значило. А вспомнить об объятиях означало вспомнить о факторе, который привёл к ним в первую очередь, а именно — о холодном Деку. Деку не чувствовал ветра. Деку вообще ничего не чувствовал, если только Кацуки не прикасался к нему напрямую. Так как же, блять, он почувствовал холод? До такой степени, что Кацуки тоже почувствовал его? Он понятия не имел, что это значит, но знал, что ничего хорошего. И, скорее всего, это было связано с тем, что Деку буквально умирал в лазарете, а они ходили на занятия, разговаривали и напивались, как будто ничего страшного не происходило всего в нескольких кварталах от них. Как будто сам Деку не разлагался в нескольких кварталах от них. Правда заключалась в том, что Кацуки слишком привык. Ежедневно видя Деку двадцать четыре на семь, он забыл, что проблема существует. Они все еще имеют дело с серьёзной ситуацией. Душа человека буквально отделена от его тела. Это было неестественно, и Деку никак не мог избавиться от опасности только потому, что он все ещё был рядом с Кацуки, иногда выводя его из себя. По какой-то причине ему стало интересно, что произойдет, если Деку действительно умрёт. Его душа навсегда останется с Кацуки или просто исчезнет, распавшись на глазах? Он покачал головой, отгоняя эту мысль. Деку не собирался умирать. Кацуки проложит себе дорогу в ад и вытащит его поганую душу за волосы, если, блять, придётся. Кацуки не знал, почему он так себя чувствует, но это было в какой-то степени иронично. Он большую часть своей жизни провел, ненавидя гребаного Деку, но он не хотел, чтобы этот дерьмовый задрот умер. А это, в свою очередь, совсем не значило, что Кацуки перестал его недолюбливать. Но теперь, когда Кацуки больше не ненавидел его, когда Кацуки даже смог признать (пусть и лишь в мыслях), что испытывает к парню некое чувство на букву «п», смерть Деку была невозможна. Он не собирался позволить этому случиться. Но что бы ни случилось, ему нужно было выяснить, что именно происходит с ботаником и почему его тело так быстро истощается. Вглядываясь в листву, скрывающую их от посторонних глаз, Кацуки заметил еще один куст, все еще далеко от здания, но уже ближе к комнате Всемогущего. Он подтолкнул Джиро и кивнул в сторону своей цели. — Думаешь, ты сможешь услышать его оттуда? — спросил он голосом, едва превышающим шепот. Девушка некоторое время изучала кустарник и расстояние до здания, пытаясь сделать правильные расчеты.  В конце концов она кивнула, повернувшись к нему. — Думаю, да. Единственной проблемой будет добраться туда незамеченным, — ответила она ровным тоном, её губы сжались в тонкую линию. — Надо было взять с собой эту ёбаную Невидимку, — выругался про себя Кацуки, глядя на листья перед собой и на спящего Деку, который разлегся на земле и тихонько похрапывал. — Не понимаю, чем это нам поможет. Ей удастся добраться туда незамеченной, но она не может сделать невидимыми других. А наушники есть только у меня, — она помахала ими перед ним, чтобы подчеркнуть свои слова. — Она могла бы пробраться поближе или даже может в спальню, — хмыкнул Кацуки, досадуя на себя за то, что сделал импульсивные выводы вместо того, чтобы сначала обдумать план. Именно поэтому он всегда все обдумывал — так он не рисковал попасть в затруднительное положение, как сейчас. В глубине души он хотел обвинить Деку в том, что тот наводнил его своей импульсивностью и тупостью, но Кацуки знал, что ботаник здесь ни при чем. Это была его собственная вина, его собственная ошибка. Не то чтобы он когда-либо признает это вслух. — Думаю, это было бы рискованнее, чем если бы я услышала всё, что нужно, издалека, — прокомментировала Джиро, глядя на их предполагаемое убежище и пытаясь придумать способ добраться туда, не привлекая внимания. — Ты явно не знаешь Хагакуре, если думаешь, что она может пробраться туда незамеченной только потому, что она невидима. — Тогда в чем смысл её причуды? — нахмурился Кацуки. — Она работает над ней, — рассеянно ответила Джиро, снова повернувшись к нему. — Думаю, если мы отойдем немного назад и проползем вон за теми кустами, то сможем подобраться ближе к комнате Всемогущего, — сказала она, указывая на ряд кустов позади них. Кацуки на мгновение задумался над предложением и кивнул в знак согласия. Они молча проползли к кустам позади, а затем направились к тем, что были ближе к комнате Всемогущего. Тащить Изуку на себе было бы слишком хлопотно, поэтому Кацуки позволил тому лечь на пол и доверил их душевной связи нести ботаника вместо него. Это часто утомляло Кацуки больше, чем ношение Деку на руках, но, по крайней мере, так он не рисковал быть пойманным. Они спрятались за своим укрытием, что было достаточно близко к комнате Всемогущего, и Джиро кивнула Кацуки перед тем, как вытянуть наушники на максимальную шестиметровую длину. Тонкий шнур был почти незаметен в ночной темноте, даже если он торчал из укрытия или лежал посреди дороги. Она прижала одну руку к уху и сосредоточилась, пытаясь расслышать, что происходит в комнате Всемогущего. На протяжение нескольких минут Джиро не слышала ничего, кроме звука печатания, стука ног по полу и скрипа половиц, который раздавался всякий раз, когда Всемогущий вставал и ходил по комнате. Он был один, и поэтому у него не было причин говорить что-то вслух. — Ну что? Слышишь что-нибудь? — шепотом спросил Кацуки через некоторое время. Джиро посмотрела на него, наклонив голову и поднеся одну руку к уху. — Нет, — покачала она головой, произнося слова. — Он один. Что-то печатает. Кацуки поджал губы и сердито посмотрел в сторону. Вот почему план Двумордого был лучше, пусть он и не хотел этого признавать: подслушивание заседания совета директоров ЮА должно было дать им информацию, пусть и небольшую, поскольку у членов совета была там единственная цель — обсудить все вслух. Подслушать спальню Всемогущего было совсем другим делом. Тот был один, и у него не было причин просто так начинать рассказывать о состоянии Изуку самому себе в пустой комнате. Им должно было чертовски повезти, чтобы они вышли отсюда хоть с какой-либо информацией. С другой стороны, план Половинчатого был хуже в том, что, если бы их, учеников первого курса, поймали за подслушиванием конфиденциального заседания совета, им бы грозило исключение, в то время как быть поймаными Всемогущим, скорее всего, привело бы к более мягкому наказанию. Тем более, что Всемогущий, как и они, хотел лишь помочь Изуку. Они простояли так, притаившись за кустом, около десяти минут. Кацуки начал проявлять нетерпение, которое никогда не было благоприятным в условиях, когда ему нужно было вести себя тихо, а у Джиро от долгого пребывания в одной позе начала сводить руку судорога. Прошедшие десять минут показались ему часом, и они оба уже начали испытывать нетерпение из-за молчания Всемогущего и своего неудобного положения на холодной жесткой земле. — Не думаю, что у нас что-то получится, — пробормотала Джиро, обращаясь к Кацуки. Все, что ей удалось уловить до сих пор: звуки печатания и дыхания. Ни единого слова от Всемогущего и ни одного ответа на их вопросы. — Продолжай слушать, — сказал Кацуки слегка приказным тоном, глядя на окно Всемогущего. Он не собирался сдаваться спустя десять минут. Ведь они проделали весь этот путь не за этим. — Может, попробуем послушать спальню учителя Айзавы? — предложила Джиро, устроившись на земле чуть удобнее. Ноги у неё болели, а руки уже сводило судорогой. Она дрожала от ночного холода, ведь одевалась для вечеринки в общежитии, а не для слежки на природе. Кацуки закатил глаза и снял куртку, набросив её ей на плечи. Ему нужно было, чтобы она выжила всё возможное, чтобы эта ночь не оказалась пустой тратой времени. Джиро слегка покраснела и отвернулась от него, прижимая к себе куртку, согревающую её. — Если Всемогущий нас поймает, он не станет на нас доносить, — негромко пояснил Кацуки, по-прежнему глядя на окно учительской. — Скорее всего, нас просто отругают. А если нас поймает учитель Айзава... — покачал головой Кацуки. — Мы будем в полной заднице. Джиро поджала губы, обдумывая его слова. Он, конечно, был прав, поэтому она осталась на месте, прижавшись к земле и внимательно прислушиваясь ко всему, что только можно. — Каччан...? — спросил Изуку, лежа на животе посреди тропинки, прямо на виду. Когда Кацуки дополз до куста перед спальней Всесогущего, душевная связь, которую он разделял с Изуку, потащила спящего ботаника за собой, как он и ожидал. Однако, как они прекрасно знали, существует максимальное расстояние, на которое они могут удалиться друг от друга, не тащась. Когда Кацуки добрался до куста, Изуку остался лежать в нескольких метрах от них, посреди тропинки. К счастью, Кацуки был единственным, кто мог его видеть и слышать, поэтому он оставил ботаника там. Вернувшись и схватив его, он рисковал выдать свое присутствие, да и вряд ли кто-то смог бы его увидеть. Когда они получат нужную информацию и уйдут, связь снова потащит Изуку за ним, а когда они окажутся на безопасном расстоянии, Кацуки сможет вернуться и поднять задрота. — Каччан? — снова спросил Изуку, поднимая голову от земли и оглядываясь вокруг прищуренными, остекленевшими глазами. Кацуки вздохнул и нахмурился. Он не мог окликнуть Изуку или помахать ему рукой, ведь это могло выдать их положение, стоит только какому-нибудь учителю выглянуть в окно или пройти мимо. Поэтому Кацуки остался стоять на месте и молча смотрел на пьяного Изуку издалека, ожидая, когда глаза ботаника обратятся в его сторону. Он не собирался рисковать, выдавая себя только из-за пьяного призрака. Изуку застонал и перевернулся так, что оказался лежащим на спине, а не на животе. Он пролежал в таком положении так долго, и Кацуки решил, что он снова заснул, пока ботаник не принял сидячее положение и не завалился набок, потеряв равновесие. Кацуки снова закатил глаза. — Что-нибудь? — пробормотал Кацуки, обращаясь к Джиро. Она посмотрела на него и отрицательно покачала головой. Кацуки с суровым выражением на лице вернулся к разглядыванию извивающегося Деку. Тот с трудом поднимался на ноги, несколько раз его заносило в сторону, а затем он терял равновесие.  Каждый раз, когда он ударялся об пол, Кацуки чувствовал это. И, по правде говоря, его это немного раздражало. — Все было бы гораздо проще, если бы ты просто согласился с планом Тодороки, — прошептала Джиро, и снова переместилась на земле в поисках удобной позы. Кацуки бросил на нее взгляд. — Я могу сказать тебе то же самое. А я-то думал, что Двумордый не вдавался в подробности, — раздраженно заметил он. Джиро смотрела в сторону от него, сосредоточившись на своей миссии. — Не вдавался, — пояснила она тихим голосом. — Он только сказал, что просил тебя о помощи, а ты отказался. Я лишь связываю точки воедино. Кацуки продолжал пристально смотреть на нее, и она ответила ему тем же. — Что? Он явно хотел, чтобы ты протащил Мидорию на заседание совета директоров, — пожала она плечами. — Это был бы самый безопасный вариант, поскольку никто, кроме тебя, не может его видеть. Когда ты отказался, он пришел ко мне. Не знаю какое у тебя представление обо мне, но я не глупая. — Очевидно, что нет, — хмыкнул Кацуки, тоже меняя положение. Изуку сумел подняться на ноги, но, спотыкаясь, как зомби, и оглядываясь по сторонам в поисках Кацуки. — И что поменялось? — продолжила спрашивать Джиро. Кацуки раздраженно вздохнул. — В смысле? Она посмотрела на него. — Ну, Тодороки предложил тебе безопасный план, но ты отказался. А теперь ты сидишь под окном нашего учителя и пытаешься подслушать его. Твой план кажется более опасным, но ты все равно готов его выполнить. Должно быть, что-то поменялось за это время, раз ты отказался от безопасного плана и теперь готов пойти на безрассудный. Это твоя вина, и тебе даже не жаль? Он отвернулся и поджал губы. — Я не хотел работать с Двумордым, — сказал он, не придумав ничего более убедительного в качестве оправдания. Прежде чем Джиро успела усомниться в такой причине, он добавил: — А теперь сиди, блять, тихо, пока нас никто не услышал. Джиро задержала свой взгляд на нем ещё на некоторое время. — Я просто пытаюсь сказать, что план Тодороки был не таким рискованным. Она замолчала. Кацуки последовал ее примеру. Какого хрена его всегда сравнивают с Половинчатым? И почему эта недо-эмо считает, что так важно указывать на это каждую вторую секунду? — Скажи мне, каким таким образом,  попасться на глаза гребаному совету ЮА и директору Незу менее рискованно, чем попасться одному лишь Всемогущему, — раздраженно прорычал он.  Джиро вздохнула. — Ты не можешь знать, поймают тебя или нет. И я думала, сейчас мы должны вести себя тихо. — Ты, блять, сама это начала. — Я просто сделала замечание. — Да, когда я, нахер, тебя об этом не просил. Если тебе так нравится целовать задницу Двумордого, оставь это при себе. Джиро повернулась и посмотрела на него. — Почему ты всегда такой? — Какой, блять, такой? — Ведешь себя как засранец. Я просто пытаюсь помочь Мидории, как и ты, и я вполне обоснованно опасаюсь, что нас поймают, если мы задержимся здесь слишком долго. Ты не должен быть таким грубым и самоуверенным. — Не будь такой лицемеркой. Ты пытаешься помочь лишь себе. Джиро возмущенно прищурила глаза. — Прости, что? — Что? Ты, не соглашалась идти со мной, пока я не сказал, что ты не герой. Ты здесь только для того, чтобы доказать себе обратное. Так что не притворяйся, что хочешь держаться с Деку за ручки и танцевать с ним в саду, полном цветов, когда он, блять, выздоровеет. Джиро повернулась, чтобы лучше видеть Кацуки, и обида была изображена на всем ее лице. — Ты действительно так думаешь? — Да, блять, так и думаю. Она замолчала на мгновение, покачав головой. — Я не согласилась пойти до этого, потому что не знала, что состояние Мидории настолько плохое. Я здесь только потому, что хочу помочь ему. Уверена, он сделал бы то же самое для меня, будь я на его месте. Кацуки насмешливо ухмыльнулся и отвернулся, не обращая на нее внимания. — Я хочу помочь ему, потому что он мой друг, — продолжала она, злясь. — Это ты здесь только для того, чтобы спасти свою задницу Настала очередь Кацуки возмущенно смотреть на нее. — Что ты сказала? — Ты сам это сказал. Ты не знаешь, что случится, если Мидория умрет. Что если он умрет, а его душа все еще будет привязана к твоей и... — она осеклась, сжав губы в тонкую линию. Ладно, хорошо, Кацуки действительно думал о таком варианте развития событий, но всегда завершал мысль словами: «Нет причин думать об этом, потому что Деку не умрет». Но теперь, когда Джиро произнесла эти чертовы слова, Кацуки задумался.  Был реальный шанс того, что Деку может умереть, и, если это случится, Кацуки не знал, что произойдет. До сих пор он прикидывал, что может случиться: либо он застрянет с Деку на всю оставшуюся жизнь, либо будет наблюдать, как Деку исчезает у него на глазах. Он даже не задумывался о том, что есть шанс... Что... Что если Деку умрет, будучи привязанным к нему душой, то и он тоже умрет. Ведь именно это имела в виду Джиро, когда говорила, что он пытается спасти свою задницу, верно? Что есть шанс, что он тоже погибнет, если погибнет Деку? И да, было вполне логично, что она видела ситуацию именно так. Он никогда не был другом Деку. Он лишь публично издевался над ним, унижал и изводил. Вполне логично, что Джиро попыталась найти причину, по которой Кацуки, постоянно задирающий Деку, вдруг так заинтересовался в помощи, и она пришла к выводу, что он пытается помочь таким образом лишь себе. Отношения Кацуки с Деку сложились только после того, как парень стал призраком, и даже в этом случае он не так много времени проводил с Джиро, чтобы девушка увидела эту внезапную перемену в его поведении Он уставился на нее, не зная, что ответить. Что он мог сказать в свое оправдание? «Я знаю, что это прозвучит странно, но я больше не ненавижу Деку, и мне не все равно, что он может умереть?» или «Я беспокоюсь об его состоянии, ему было холодно на днях, и я хочу помочь ему, пока не стало слишком поздно?», «Мне приснился кошмар, в котором он винил меня в своей смерти, и я хочу предотвратить это, даже если это был всего лишь ебучий сон?» или «Я обещал его маме, что буду беречь его?», «Я вроде как почти беспокоюсь и забочусь о нем?» — Это не твое ебучее дело, — выплюнул он вместо этого своим обычным ворчливым и злым тоном. — Просто продолжай прослушивать комнату Всемогущего и не лезь в мои дела. Он старался быть лучше, но иногда это того не стоило. И уж точно не стоило того, чтобы Ушастая считала его ебаным эмоциональным неудачником. Люди всегда говорили ему, что он ведет себя скорее как злодей, чем как герой. Эта гребаная Лига похитила его именно из-за этого предположения. Люди всегда думали о Кацуки только самое плохое, так что Джиро считала, что он хочет помочь Деку только для того, чтобы спастись самому. Пусть лучше она так думает, чем считает, что он хочет помочь Деку, потому что тот ему нравится. И пусть сейчас Деку ему вроде как даже почти нравился, он не хотел, чтобы люди знали об этом. Или дразнили его за это. Или делали неуместные замечания по поводу его внезапной перемены в поведении. Джиро отвернулась от него и продолжила молча прослушивать спальню Всемогущего Они долго молчали, Джиро прислушивалась ко всему, что ей удавалось уловить, а Кацуки хандрил рядом с ней. Он нахмурился, глядя на споткнувшегося и чуть не упавшего на лицо Деку, который все еще искал Кацуки. В любой момент этот задрот мог очнуться... По крайней мере, никто, кроме Кацуки, не мог слышать или видеть, все то дерьмо, что он устроил. В конце концов он заметил Кацуки, прячущегося за кустом вместе с Джиро, и Кацуки пришлось притвориться, что лицо Деку, озарившееся счастьем, когда он наконец увидел его, не вызвало у него странных ощущений в груди. Он мог только благодарить себя за то, что Деку был слишком пьян, чтобы понять, что это чувство принадлежит Кацуки. Пьяный парень, спотыкаясь, направился к Кацуки с радостным криком «Каччан!», а затем, споткнувшись в последний раз, с хихиканьем упал прямо на колени Кацуки. Кацуки, не удержавшись, вскочил, пытаясь снять с себя тяжелого Деку, чем напугал Джиро. — Что происходит? — спросила она шепотом, наблюдая за тем, как Кацуки борется с невидимым весом Деку. Деку, в свою очередь, извивался и цеплялся за Кацуки, словно за спасательный круг, сидя на коленях и обхватив его ногами за талию и руками за шею. Глаза Кацуки расширились от смущения и ярости, и он попытался оттолкнуть Изуку, но это было бесполезно: парень уткнулся лицом в шею Кацуки и держался за него изо всех сил. Если бы Кацуки продолжал двигаться, он бы наделал слишком много шума (он и так уже достаточно его наделал), так что все, что он мог сделать, это сидеть спокойно и держать Деку, пока мелкий засранец не найдет способ свалиться с его хватки и удариться головой. — Бакуго? — настойчиво спрашивала Джиро, так как тот долго не давал ответа, хмурясь от беспокойства. Он уставился на нее, радуясь, что она хотя бы не видит Деку и, следовательно, не знает, что он сидит на коленях у Кацуки, крепко сцепив ноги на его талии. Потому что это было бы чертовски сложно объяснить. — Деку проснулся, — просто сказал он ей, не вдаваясь в подробности. Джиро непонимающе уставилась на него. — Может, стоит отправить его туда? — предложила она. — Так он сможет хотя бы взглянуть на то, что так долго печатал Всемогущий. Кацуки наклонил голову, чтобы как следует рассмотреть Деку. Тот тихо всхлипывал, уткнувшись лицом в его шею, слезы текли по плечу Кацуки. — Он слишком пьян, чтобы идти куда-либо, — добавил Кацуки, не встречаясь с ней взглядом. Краем глаза он заметил, что она все еще смотрит на него, но не стал проверять. — Ты... — Да, я пиздец как уверен в этом. Просто продолжай слушать. Если ему станет лучше, я скажу ему пойти в комнату Всемогущего. Джиро бросила на него последний подозрительный взгляд, после чего отвернулась и вернулась к подслушиванию. Изуку продолжал плакать у Кацуки на плече. — Какого хрена ты теперь плачешь? — Кацуки как можно тише спросил Изуку, не желая, чтобы Джиро услышала их разговор. Он не чувствовал никакой печали, исходящей от ботаника, поэтому эти слезы и всхлипывания не имели никакого значения. Изуку сильнее прижался лицом к шее Кацуки, и от кудрей его кожу покалывало. — Я думал ты меня бросил, — сказал Изуку, его голос звучал приглушенно из-за плеча Кацуки. Парень нахмурился. — Что? — Я думал... Я думал т-ты меня бросил, — объяснил Изуку, прижимаясь к нему еще сильнее. — Каким образом, я могу тебя бросить, ебаный задрот? Наши души, блять, связаны друг с другом. Неужели так трудно хоть иногда пользоваться своими мозгами? — прошептал он. — Я не мог тебя найти, — задыхаясь, продолжал Изуку. Похоже, он успокаивался, хотя его щеки все еще были влажными. — Я... я не мог... Я думал, что остался один. Что меня никто не видит...  Кацуки вздохнул, крепче прижимая его к себе и вглядываясь в даль. Он не мог отрицать, что внезапный физический контакт после нескольких дней отсутствия прикосновений был слишком сильным для его все более трезвого состояния. Но он был слишком насторожен, так что беспокоился уже не от выпивки, а от адреналина. Их могли поймать в любой момент. И Кацуки не мог стряхнуть с себя на удивление сильно пьяного Деку, не устроив при этом громкую сцену, так что ему оставалось только смириться с этим. — Я тебя прекрасно вижу, придурок, — сказал он в очень похожей на Кацуки манере, которая включала в себя ругань и обзывательства. — А теперь заткнись, мать твою. Мы в центре слежки. Изуку поднял голову и уставился на Кацуки взволнованными и все еще стеклянными глазами. — За кем мы следим? — пробормотал он. — За Всемогущим, — просто ответил Кацуки. — Я намерен докопаться до сути всего этого дерьма — Всемогущий? Где он? — весело спросил Изуку, пытаясь заглянуть Кацуки за плечо и, как следствие, толкая его на куст, листья которого шумно затрещали от движения. Джиро бросила на него неодобрительный взгляд, и Кацуки был вынужден крепче прижать Изуку к себе. — Что я тебе только что сказал? Веди себя тихо, придурок, — отругал он пьяного парня, который, усевшись обратно на колени Кацуки, стал припадочно хихикать. В данный момент Кацуки меньше всего волновало их неловкое положение. Его главной задачей было заставить пьяного задрота успокоиться и перестать быть таким непредсказуемым. — Хочу посмотреть на Всемогущего, — пьяно запротестовал Изуку, позволяя Кацуки взять себя на руки. — Я им очень восхищаюсь. — Ага, блять, расскажи мне об этом. — А? — Просто помолчи, Деку — Но я хочу посмотреть... Ты сказал, что мы сожжём Всемогущего... — Я такого, блять, не говорил. — Я не хочу, чтобы он умер, Каччан! — Я знаю нахуй. Хватит нести чушь. — Зачем ты хочешь его сжечь... — Деку, клянусь богом, блять. — Хмммф, — он снова зарылся лицом в шею Кацуки, который повернулся, чтобы взглянуть на Джиро.  Она смотрела на него со странным выражением лица. — Что? — резко спросил он. Она долго смотрела на него, прежде чем ответить. — Все ещё ничего, — просто ответила она, снова погружаясь в раздумья. — Почему все так вертится...? — спросил Изуку через некоторое время. — Потому что ты пиздец как пьян. Изуку начал хихикать. — Я устал быть пьяным. Давай, заведи меня. Кацуки ошарашенно моргнул. — Что. — Заведи и выруби меня, — сказал Изуку. — Так ты делаешь со своим компьютером, когда он плохо работает, — он снова захихикал. Кацуки скрипнул зубами. — Все наоборот, придурок... — Что? — Сначала нужно вырубить, а потом завести. — Как будто ты можешь меня вырубить, Каччан, — хихикнул он, вцепившись в рубашку Кацуки спереди. Тот почувствовал, как горит его лицо, но решил, что это от злости. Изуку ни черта не понимал, и это его бесило. — Что это должно значить, блять? — спросил он, чувствуя подступающую злость, и не понимая, почему. — А? — спросил Изуку, явно не понимая, о чем говорит Кацуки.  Попытки поговорить с ним в таком состоянии были обречены на провал. И стало очевидно, что надежда на то, что он пошлет Деку шпионить за Всемогущим, тоже была обречена. — Ничего. Иди вздремни, — в конце концов сказал он, пытаясь заставить пьяного задрота замолчать. — Не хочу. — Мне плевать. Засыпай или я тебя, блять, заставлю. — Хннгххх, это подло, — вздохнул Изуку, прижавшись щекой к плечу Кацуки и замолчав.  Через пару минут его тело расслабилось, и руки на шее Кацуки также ослабли. Изуку привалился к нему, прижимающего его к себе. Он снова посмотрел на Джиро. Та смотрела на него странным взглядом. — Думаю, он сейчас уснет, — сказала она после нескольких минут молчания, покачав головой в знак поражения. Кацуки пришлось пару секунд подождать, прежде чем он понял, что она говорит о Всемогущем, а не об Изуку. Его гнев возрос в десятки раз. — Да вы что, блять, издеваетесь надо мной? — в ярости прошептал Кацуки. Столько усилий впустую? — Нет. Пару минут назад он был в ванной, а теперь его матрас зашумел. Я слышу, как он натягивает одеяло, — сосредоточилась она. Затем она снова посмотрела на Кацуки. — Не думаю, что сегодня мы чего-нибудь от него добьемся. — Блять, — Кацуки в гневе покачал головой, глядя в пол. Его руки сжались в кулаки. — Блять. Джиро посмотрел на него взглядом, который был чем-то между извиняющимся и сочувствующим. — Слушай, я... — и тут же она резко замолчала, расфокусировав взгляд. Кацуки нахмурился, ожидая, что она закончит фразу. Но она это не сделала. — Эй, — позвал Кацуки, усаживаясь поудобнее. Он уже готов был вспылить и громко выдать: «Что происходит?» — Стой, — почти приказала она, а ее глаза по-прежнему смотрели куда-то в сторону. Она подняла один палец в знак того, что Кацуки стоит помолчать, а ее другая рука снова оказалась возле ее уха. Обычно он злился, если кто-то вот так обрывал его, но сейчас у него были дела поважнее.  — Его телефон вибрирует, — ответила Джиро через несколько напряженных секунд, сосредоточившись и не глядя на Кацуки. Кацуки молча наблюдал за тем, как Джиро снова переместилась на землю, изо всех сил стараясь услышать, что происходит. Всемогущий поднял трубку телефона. Джиро могла слышать только его сторону разговора. С такого расстояния радиус ее причуды уже достиг предела, и на то, чтобы слышать хотя бы Всемогущего, уходила вся ее концентрация. — Да? —  Всемогущий ответили на вызов.  Собеседник заговорил, на что он ответил: — О. Привет. У тебя есть какие-нибудь новости? Джиро моргнула, сосредоточившись. —...Понятно. А местоположение? Хм...Да, да, конечно, я понимаю. Она прищурила глаза. Может быть, если бы она немного постаралась, то смогла бы услышать другую сторону… — Но вы ведь понимаете, что время поджимает? Она резко остановилась. — Две наши последние миссии прошли неудачно, и теперь у Юного Мидории есть только пять дней до того, как причуда... — долгая пауза, вздох. — Что ж, если мы собираемся действовать, то должны сделать это сейчас. Мы не можем позволить себе ждать, как в прошлый раз. Джиро моргнула. Что? — Конечно, я понимаю. А вы уверены, что они будут там завтра? Она затаила дыхание. — Понятно. Спасибо за помощь. Я сообщу об этом Айзаве и остальным. Сразу после заката, говорите?  Она не дышала  —...Хорошо. Спасибо, друг мой. Я очень ценю твою помощь. И еще… Джиро моргнула в предвкушении. — Ты уверен, что срок действия причуды истечет? Ее лицо побледнело. —...Конечно. Я понимаю. Ты не можешь винить меня за мою надежду. Она никак не могла отдышаться. — Да, да. Только... — огорченно вздохнул Всемогущий, — Юный Мидория очень дорог мне, как ты знаешь. И осознавать, что ему осталось всего пять дней, это... это действительно... — он вздохнул, по его голосу можно было понять, какие сильные эмоции он сейчас испытывает. — Я надеялся, что между жертвами может быть промежуток во времени, но, судя по тому, что вы сказали...Да, конечно. Я всех проинформирую. Еще раз спасибо. Гудок. Тяжелый вздох. Сердце Всемогущего тяжело стучало в груди. Гудок...гудок...гудок — Айзава. Да, у меня есть новости. Хосу, завтра после захода солнца. Да, он заверил меня, что они будут там. Тогда мы сможем захватить их. Нет, конечно. Но если мы потерпим неудачу, боюсь... Джиро в шоке поднесла руку к губам. Багровые глаза Кацуки прожигали в ней дыры, но сейчас она не обращала на это внимания. Ей нужно продолжать слушать... ей нужно услышать... — Да. Я доверяю тебе все рассказать. Мне нужно поспать, я не спал почти двое суток... Нам всем нужно быть в лучшей форме, если мы планируем это сделать. Пауза. — Да. Я согласен. Я свяжусь с госпожой Мидорией как только наступит утро. Спасибо. Гудок. Джиро услышала, как снова зашелестели одеяла, как Всемогущий открыл бутылку, как глотнул воды и поставил стакан на твердую поверхность. Лишь когда его дыхание выровнялось, что свидетельствовало о том, что он заснул, она поднялась с земли и отступила от кустов, выглядя очень напуганной и судорожно вздрагивающей. Мидория умирал. Её одноклассник Мидория умрет через пять дней. — И что? Что ты услышала? — спросил Кацуки, глядя на бледное, испуганное лицо с тянущей тревогой и ужасом в животе. Джиро чувствовала на себе пристальный взгляд Кацуки на протяжении всего времени, пока она слушала Всемогущего, и ей было ясно, как сильно он хочет узнать то, что узнала она. Девушка подняла на него глаза, не в силах скрыть свой шок, даже ради него. Если она расскажет ему о Мидории прямо здесь и сейчас, он наверняка выйдет из себя. У Бакуго и в лучшие времена был вспыльчивый характер, а уж как он отреагирует на то, что Мидория умрет меньше чем через неделю, можно только представить. А если он устроит какой-нибудь взрыв или будет кричать прямо перед общежитием учителей посреди ночи, то их ждет суровое наказание. Ей нужно было сохранять спокойствие. Ей нужно было все обдумать, рационально и холодно. Она должна была вести себя как герой, а герои всегда поступают так, как лучше для ситуации и для вовлеченных в нее людей. Руки дрожали, сердце колотилось в груди, ведь Мидория умрет через пять дней, но ей нужно было сохранять спокойствие. Если не ради нее самой, то ради Бакуго. Сейчас нужен кто-то с холодной головой, чтобы хотя бы попытаться помешать Кацуки взорвать половину территории ЮА. Отлично. Она сможет это сделать. Это будет трудно, но она справится. Вдох, выдох, вдох, выдох. В самом худшем случае она всегда сможет вырубить его с помощью своих разъёмов и оттащить его оглушенное тело обратно в студенческое общежитие, прежде чем он начнет буйствовать. — Бакуго, — прошептала она. Её голос дрожал, но тон был твердым. — Мне нужно знать, что ты сохранишь спокойствие. — Да просто скажи мне, — резко ответил он, не дав ей возможность закончить мысль. Она видела, как он нервничает, что было вполне разумно, ведь он понятия не имел, что сказал Всемогущий, и видел только, как бледнеет лицо Джиро и ее глаза расширяются с каждым услышанным словом. Джиро огляделась по сторонам, сухо сглотнув, и выглядела так, словно на её плечах лежала вся тяжесть мира. Она покачала головой, принимая решение. — Нам нужно уйти отсюда. Мы не можем говорить об этом здесь, — сказала она, собираясь встать. Кацуки схватил ее за запястье, удерживая на месте, прежде чем она смогла пойти дальше. — Просто, блять, скажи мне. Что сказал Всемогущий? — нетерпеливо потребовал он сквозь стиснутые зубы. Он крепко сжал ее запястье, но не от злости, а от беспокойства. Ее реакция была не очень хорошей и ничего благоприятного в этом не было. Изуку по-прежнему крепко спал у него на коленях. — Давай вернемся к общежитию, — сказала Джиро. В её тоне прозвучала нервная мольба, что сильно контрастировало с ее язвительным поведением несколько минут назад. Заметив, как сильно дрожат ее руки и как бледно выглядит ее лицо, Кацуки сердито вздохнул и согласился, несмотря на свою срочность. Вряд ли он что-то от нее добьется. Он прижал Изуку к себе, держа свои руки под мышками. Кацуки прижал его, словно ребенка, плюя с высокой колокольни на то, как нелепо это выглядело. Кацуки встал, а Изуку снова обнял его за шею, и его ноги обхватили талию Кацуки. По крайней мере, это было быстрее и проще, чем тащить этого дерьмового ботаника по полу их душевной связью. Быстро и тихо, как только они могли, Кацуки и Джиро выбежали из территории общежития учителей на главную улицу и направились к общежитию студентов. — Так, теперь говори что ты там, блять, услышала, — приказным тоном сказал Кацуки, как только они оказались далеко от учительских глаз и на расстоянии вытянутой руки. Он прижал Изуку к себе, пока Джиро пыталась отдышаться и судорожно оглядывалась по сторонам, сильно волнуясь. Ее трясло, а лицо было все еще бледным, что лишь заставляло Кацуки сильнее нервничать.  Он схватил ее за предплечье одной рукой, а другой прижал к себе Деку, пытаясь помочь ей сосредоточиться, и с не меньшим беспокойством заглянул ей в глаза. Он никогда не видел Джиро такой потрясенной, и это только усиливало чувство ужаса, скопившееся в глубине его тела. Что бы она ни услышала, что бы ни сказал Всемогущий — ничего хорошего это не сулило. — Что ты слышала, Ушастая? — твердо спросил он. Ему нужно было знать. Она уставилась на него, несколько раз нерешительно открывая и закрывая рот, словно не зная, с чего ей начать. — Мне... мне нужно, чтобы ты пообещал мне, что не выйдешь из себя, — пролепетала она, на нетерпение Кацуки. — Не выйду, —  решительно заявил он. — Или не сделаешь что-то глупое и импульсивное... — Не сделаю, блять, — перебил он, с каждой секундой становясь все злее. Его глаза были прикованы к её глазам, пунцово блестевшим в лунном свете. Они были такими трезвыми, какими она их никогда не видела. И злыми, но не в обычной манере Кацуки. В них было что-то другое — что-то новое, сияло в них. — Просто скажи мне что там, —  добавил он после паузы. Она глубоко вздохнула и кивнула. Она все еще выглядела нервной, но трезвость Кацуки напомнила ей о том, что нужно делать. У него была душа Мидории. Ему нужно было знать. Ему нужно было знать, вдруг у них будет хоть какой-то шанс спасти Мидорию от... от... — Мидория... Он... Я не смогла понять всё, только кусочки, но из того, что я смогла услышать... Из того, что сказал Всемогущий, то он... — она замолчала, покачав головой и бросив на Кацуки самый серьезный извиняющийся взгляд, который он когда-либо видел в своей жизни. — Причуда, которая поразила его. Она работает через какое-то установленное время. Кацуки уставился на нее, не отрывая взгляда от ее руки. — По словам Всемогущего, у Мидории... У него осталось всего пять дней до того, как он... — она снова сглотнула. Кацуки сжал ее руку. Нет, черт возьми, нет! — До того как он? Джиро выпустила дрожащий вздох. — До того как он умрет, Бакуго. У него осталось всего пять дней до его смерти. Кацуки смотрел на нее, его рука все еще сжимала ее руку. Он никогда в жизни не чувствовал себя таким трезвым. Внезапно все мысли о Двумордом, классе 1-A и Всемогущем исчезли из его головы, как будто их и не было, как будто они были ничем, абсолютно ничем, по сравнению с тем, что только что сказала ему Джиро. Он словно оцепенел. Он чувствовал только вес Деку, прижимающегося к нему. Медленное биение сердца Деку. Покачивание его кудрей у подбородка. Его теплое дыхание на шее. Его. Только его. Он чувствовал только Деку.

***

— Ты... Ты в порядке, Бакуго? — Ты не... Ты ничего не говоришь, меня это пугает. — Ты слышал, что я сказала? Ты здесь? — Бакуго. — Бакуго! — Боже. Я не знаю, что происходит, просто скажи что-нибудь. Она вздохнула. – Слушай, он... Всемогущий сказал что-то о завтрашней миссией по захвату... Кацуки посмотрел на нее. — Значит, есть шанс, что его схватят до того, как с Мидорией что-то случится, ясно? И прежде чем с тобой что-то случится. Давай постараемся не волноваться так сильно. Я знаю, как трудно сейчас доверять ЮА, но мы же говорим о Всемогущем. И о учителе Айзаве. Они поймают этого парня. Они должны. – Где?  Пауза. Джиро моргнула. — Что? — Где будет происходить захват? Он упоминал об этом? Джиро снова сухо сглотнула и посмотрела на него. Она ничего не ответила, в ее глазах мелькнуло сомнение.  Кацуки нахмурился, сделав шаг ближе к ней. — Что? Ты не собираешься мне, блять, рассказывать? Это было первое проявление его эмоций после того, как она рассказала ему о сроке и смерти Изуку. Он не кричал и не взрывался, как она ожидала, и его холодное молчание было намного страшнее, чем его пылающий гнев. — Что ты будешь делать, если я расскажу тебе? — осторожно спросила Джиро, ведь она не была близкой подругой Кацуки, но все же знала его достаточно хорошо, чтобы понять, что он планирует. Это будет опасно. Это будет незаконно. Это будет самоубийством. Если Бакуго попытается пойти вслед за профессионалами в их миссии, его наверняка исключат из школы. Возможно, ему вообще не дадут возможность получить лицензию героя. Её ответ, казалось, разозлил его. В какой-то мере это принесло ей облегчение. Пустой, потерянный и совершенно нехарактерный взгляд, который на мгновение появился в глазах Кацуки, когда она сказала ему, что Мидория умрет через пять дней, был хуже любой ярости, которую он мог на неё взвалить. Она никогда не видела его таким. Она вообще не думала, что он может так себя вести. (Она даже не принимала во внимание тот факт, что он выглядел так, словно нес на руках невидимого Мидорию). Возможно, она ошибалась. Может, он беспокоился не только о себе... ... Что только усугубляло ситуацию. — Какое тебе дело до того, что я буду делать, Ушастая? — раздраженно спросил он. — Просто скажи мне, где проходит их миссия. Джиру заколебалась. — Мы должны вернуться в общежитие, — спокойно сказала она, подняв руку в его сторону, и помахала на себя, подзывая, словно дикое животное. Ее лицо было серьезным и взволнованным. — Здесь нас все равно может поймать учитель. Мы можем поговорить об этом там и... — И что? Все эти ебучие засранцы знали обо всем этом дерьме, которое ты мне только что рассказала. Они пока ничего не сделали, так что ничто уже не усугубит ситуацию, — прорычал он. Она уставилась на него. Что ей делать? — Я расскажу тебе все, что услышала от Всемогущего, — пообещала она. — Но не здесь. Мы можем вернуться в мою комнату или в твою, как тебе будет удобнее. Если нас поймают сейчас, мы ничего не сможем сделать. Кацуки смотрел на нее несколько секунд, которые показались ему часами. Этот взгляд был бы ещё более пугающим, если бы он не держал в руках невидимого Изуку. Вместо того чтобы кивнуть, согласиться или дать понять Джиро, что он ее услышал, он просто прошел мимо девушки и направился в общежитие. Наверное, он был слишком горд, чтобы произнести слова «ты права, давай вернемся в общежитие», подумала Джиро. Она закатила глаза и вздохнула, следуя за парнем. Они шли торопливыми шагами, и на их плечах лежала словно вся тяжесть мира. Добравшись до здания общежития, они поспешили вверх по лестнице и сразу же попали на этаж Кацуки. Когда они проходили мимо общей комнаты, они даже не взглянули в ее сторону, чтобы не привлекать внимания. Никто не заметил их торопливые фигуры, все были слишком увлеченные празднованием дня рождения Киришимы. Он понимал, что это глупое чувство, но ему было противно от того, что все продолжают праздновать, веселиться и хохотать во все горло, в то время как Деку лежит, умирая, в одиночестве, в лазарете. Эти ублюдки, и он сам в том числе, веселились от души, пока Деку уходил из жизни с каждым вздохом, с каждым днем, с каждой гребаной секундой, потраченной на что-то другое, кроме поисков чертова злодея, напавшего на него. Кацуки отпер свою дверь и кивнул Джиро, чтобы та зашла внутрь, закрыв дверь. Он осторожно положил Изуку, который все еще крепко спал и теперь храпел, на свою сторону кровати и повернулся лицом к Джиро. Она стояла посреди комнаты Кацуки и выглядела неловко, словно не знала, что с собой делать. Джиро не осматривала комнату и даже не радовалась, что ей разрешили войти в место, где побывало так мало их друзей, а смотрела на Кацуки с тревогой и страхом в глазах. За последние минуты их приоритеты сильно изменились. То, что раньше озадачивало Джиро и раздражало Кацуки, теперь осело легким осадком на фоне чего-то гораздо большего, чем посещение какой-то недоступной из себя комнаты Кацуки. Кацуки глубоко вздохнул и подошел к ней. — Итак? — спросил он, когда девушка замолчала. — Он... Он ответил на звонок. Я не знаю, от кого он был, кажется, от кого-то, помогающего в расследовании. У них была информация о местонахождении злодея. Всемогущий спросил их о «сроке действия причуды». Он... Он попросил подтвердить, что у Мидории действительно осталось всего пять дней. Кацуки не двигался и никак не реагировал. Его глаза были подобны адскому пламени в темноте. — Он поблагодарил его, а затем позвонил учителю Айзаве, чтобы сообщить ему об этом. Сказал что-то о том, что на этот раз захват не провалится. И попросил учителя Айзаву передать информацию другим. Кацуки продолжал смотреть на нее. — И матери Мидории. Он глубоко вздохнул, сжал руки в кулаки и отвернулся от нее с страшным и злобным оскалом на лице. — Блять. Он отвернулся от нее и закинул руки за голову, чтобы размять спину. Даже в темноте комнаты было видно, как напряжены его плечи. Единственным источником света была луна за полуоткрытым окном. Кацуки обернулся к ней, его лицо было настолько спокойным, что Джиро не могла понять, что происходит у него в голове в этот момент. Злится ли он? Волнуется? Грустит? Нервничает ли? Она не могла понять. Она видела лишь намек на его привычную и вечную угрюмость, но все, что было под этим, оставалось загадкой. — И куда, по его словам, они собирались? Джиро колебалась. Она знала, что ничего хорошего не случится, если она ему расскажет. И все же... Если Мидория действительно умрет всего через пять дней, сможет ли она просто стоять в стороне и ничего не делать, когда у нее есть возможность помочь?  Может ли она отказаться от ответственности, возложенной на нее в тот момент, когда она услышала слова Всемогущего? Сможет ли она утаить эту информацию от единственного человека, которого смерть Мидории могла затронуть напрямую, физически? Каким героем она была бы? У нее хорошая причуда. Она студентка ЮА, готовится стать профессионалом. Если она, обладая такой возможностью, позволит случиться чему-то плохому...  Тогда это равносильно тому, что плохое случилось именно из-за нее. У нее есть долг — ответственность. Смерть Мидории уже была их ультиматумом.  Перед лицом подобного мало что имело значение. — Х-хосу, — сказала она, и ее сердце забилось в груди. — Но Бакуго... — Что бы ты ни собиралась сказать, оставь это при себе, — прервал он ее. Он даже не смотрел на нее, одна из его рук поддерживала подбородок, придавая ему задумчивый вид, а глаза были расфокусированы и метались в темноте комнаты. Было ясно, что, получив от Джиро то, что хотел, он больше не обращал на нее внимания. Вероятно, он обдумывал собранную ею информацию и пытался разработать план. Именно этого она и опасалась, и именно этим она сейчас и занималась. — Я хочу помочь, — сказала она в конце концов. Он по-прежнему не смотрел на нее. — Мидория — мой друг. Если я могу чем-то помочь... — Нет, — просто, резко и без каких-либо эмоций ответил Кацуки. Она пристально посмотрела на него. — Ты уже помогла, — пренебрежительно добавил он, и Джиро ничего не могла поделать, кроме как смотреть на него. Зная Бакуго, она прекрасно понимала, что это был самый похожий на «спасибо» случай, когда он как-либо проявил благодарность по отношению к ней. Это было так странно. Узнать, что Мидория умирает, оказаться в комнате Бакуго, шпионить за Всемогущим, услышать от Бакуго слова благодарности... Как будто мир перевернулся с ног на голову с тех пор, как Мидория пережил нападение. — Я знаю, что ты собираешься сделать, — добавила Джиро после долгого молчания. — И ты не обязан делать это один. — Я должен сделать это один, — ответил Кацуки, даже не взглянув на нее. Он нетерпеливо расхаживал по комнате, выглядя как всегда серьезным и сосредоточенным. Видя его таким, Джиро ни за что не догадалась бы, что парень перед ней выпил несколько бутылок пива и принял участие в игре «Правда или действие» всего час назад. — Ты не... — Я же сказал тебе, оставить это, не так ли, Ушастая? — огрызнулся он, глядя на нее со смесью злости и раздражения. — Просто вернись на эту ебучую вечеринку и забудь все, что ты сегодня слышала. Джиро прищурила глаза, нахмурившись в замешательстве и негодовании. — Что значит «забудь все»? Бакуго, я не могу просто притвориться, что не слышала того, что слышала! — запротестовала она. — Тогда очень постарайся, — ехидно сказал он ей. Она в замешательстве покачала головой. — Я забочусь о Мидории. Я не собираюсь стоять в стороне и ничего не делать, когда я могу что-то сделать. И тем более я не собираюсь бездействовать только потому, что ты думаешь, что можешь указывать мне, что делать. — И что же ты можешь сделать, а? — огрызнулся Кацуки, и да, это определенно был Бакуго, которого она всегда знала. Злобный, высокомерный Бакуго, который опускал других людей, чтобы заткнуть им рот. С таким Бакуго она была знакома, и это ее не пугало. — Ты мне скажи, ведь это я следила за Всемогущим вместе с тобой всего пятнадцать минут назад, — скрестила она руки на груди. Кауцки уставился на нее. — Ты собираешься преследовать профессионалов, — заявила она. — И тебе не стоит делать это в одиночку. Кацуки насмешливо хмыкнул. — Мне не нужна твоя гребаная помощь. Настала очередь Джиро насмехаться. — Серьезно? — Да, блять, серьезно. — А мне кажется, что нужна. — Что, теперь ты собираешься тыкать мне в лицо тем фактом, что ты протянула мне руку помощи? Неудивительно, почему тебе так нравится Деку. Она покачала головой. — Тебя исключат, если ты сделаешь все это один. — Нет, не исключат. — А я думаю, что так и будет. — А мне плевать, что ты думаешь. — Почему ты всегда такой грубый? Я пытаюсь помочь тебе и Мидории! — А ты тупая, потому что не можешь вбить в свою толстую черепушку, что чем больше людей я беру с собой, тем больше шансов, что нас поймают, придурочная, — прокричал он ей прямо в лицо. Она вздрогнула от неожиданности, но не струсила под его резким тоном. — И вообще, я лучше работаю один, так что не лезь в это дело. — И что же ты собираешься сделать? Последовать за Всемогущим и взорвать злодея? — раскинула руками она. — Именно, — повернулся он к ней спиной. — А ты, со своей толстой черепушкой, — язвительно продолжила она, — не думал о том, что, убив злодея, можно убить и Мидорию? — Это же, блядь, очевидно, — прошипел он, не сбавляя шага. — Я не собираюсь его убивать, просто въебу ему. Джиро покачала головой. — Тебе не кажется, что все было бы намного проще, если бы у тебя был кто-то, кто мог бы слышать приближающиеся атаки? — Мои уши и сами по себе прекрасно работают. — Очевидно, нет, раз ты меня не слушаешь, — она сделала шаг к нему. — Это ты притащил меня в общежитие учителей. Я уже в этом участвую, нравится тебе это или нет. Может, моя помощь тебе и не нужна, но ты мог бы ею воспользоваться. Кацуки посмотрел на нее. — Я не могу отговорить тебя от твоего плана и возможного исключения, — серьезно продолжила она. — Но я могу помочь. Кацуки долго смотрел на нее, словно обдумывая ее предложение. Джиро смотрела в ответ, не отступая от своей решимости. Затем Кацуки нахмурился. — Ты действительно так сильно хочешь доказать свою правоту, а? Он снова отвернулся. Джиро сухо сглотнула и опустила голову, злясь и расстраиваясь. — Ты мудак, Бакуго. Он услышал ее шаги и звук захлопывания двери своей спальни. Оглянувшись, он обнаружил, что Джиро уже нет.

***

Кацуки был трезв. Его разум мчался со скоростью тысяча миль в час, он метался и метался по спальне, настолько погрузившись в глубокие раздумья, что мебель и вещи стали для него невидимыми. Все, что он мог видеть и о чем думать — это план, гребаный план, который не приведёт к исключению, но и не приведёт к ебучей смерти Деку. Он должен был всё предвидеть. Он должен был, блядь, вмешаться раньше, а теперь у него есть только пять дней. Пять дней. Если раньше Кацуки путался в своих чувствах, то теперь он не мог описать, что чувствует. Это было похоже на то, как если бы ты качался на стуле, но откинулся назад слишком сильно и неожиданно стул начал опрокидываеться назад, а твое сердце тут же замирло в страхе перед столкновением. Все, что ты чувствуешь — это всплеск адреналина и все приближающееся столкновение с полом, поскольку гравитация берет свое. Именно это он чувствовал в этот самый момент. Адреналин, заставляющий сердце учащенно биться в груди. В страхе перед столкновением. Вот только страха он никогда не испытывал. Это свидетельствовало лишь о том, что ему было хорошо известно: его эмоции зашкаливали. Причина, по которой Кацуки был так хорош во всем, что он делал, заключалась в том, что он умел планировать. Он был хорошим наблюдателем, быстрым мыслителем и мастером стратегии. Он не испытывал страха, потому что знал, что чертовски хорош, а чертовски хорош он был потому, что мог делать все эти вещи, не сомневаясь в себе. Не тратя время на размышления о маловероятных «а вдруг». Ему не нужно было сомневаться в себе. Если и был кто-то, кто мог спасти глупого Деку от верной смерти, то это был он. Никаких «а вдруг». Никакого страха столкновения. Никакого гребаного столкновения не будет, потому что он спасет Деку. Часть себя хотела убедить его, что причина, по которой он так сильно хотел спасти Деку, заключалась в том, чтобы показать задроту, насколько он слаб и беспомощен, и насколько Кацуки превосходит его в сравнении. Но в глубине души, несмотря на все запутанные чувства, несмотря на все смешанные эмоции, несмотря на всё то, что он до сих пор не смог толком расшифровать, он знал настоящую причину, по которой он хотел спасти Деку. Он уже знает, что не хочет, чтобы Деку умер. Ему было трудно признать, что задрот ему небезразличен, несмотря на явное сопротивление Кацуки этому факту, Деку начинал ему нравиться. И, так или иначе, Деку был рядом с ним с самого первого дня. В его самых ранних воспоминаниях был этот ебучий дерьмовый Деку, черт бы его побрал. Кацуки любил рутину. Если Деку исчезнет из его жизни, это нарушит привычный порядок вещей. Как бы он ни раздражал, он привык к постоянному присутствию задрота. Настолько постоянному, что оно было с самого начала его жизни. Если Деку умрет и перестанет быть рядом, это будет крайне неприятно. Да, чертовски неприятно. Поэтому Кацуки должен был предотвратить его смерть. Это, конечно, не имело никакого отношения к тому, что Деку спас ему жизнь, или к тому, что Деку отдал свою жизнь за его, или к тому, что Деку не был таким уж чертовски бесполезным, каким Кацуки всегда его считал. Это не имело ничего общего с тем фактом, что Деку не был самодовольным засранцем, каким Кацуки считал его всю жизнь, или к тому, что объятия Деку на самом деле успокаивали его, или к тому, что Деку очень помогал ему (хотя Кацуки никогда не признает это вслух). Это не имело никакого отношения к тому, что теперь он дважды обязан Деку жизнью, да и вообще к Деку, это имело отношение только к нему самому, так пытался думать Кацуки. Это касалось только того, что он чувствовал, о чем думал и что хотел сделать, или нахуй, Деку. Он был лучшим, поэтому он мог это сделать. Он был единственным человеком, который мог спасти беспомощного, беззащитного Деку из пасти смерти. Не было причин бояться. Им ничего не грозило. Кацуки не проиграет, особенно какому-то случайному нпс. Кацуки въебал бы этому парню, привел бы его сюда и заставил бы его запихнуть маленькую надоедливую душу Деку обратно в его тело. Он бы хоть раз положил конец всему этому дерьму. К тому же, по словам Инко, в самом ЮА ей сказали, что, по их мнению, этот ебучий злодей может разлагаться с той же скоростью, что и тело Деку, так что расправиться с ним будет чертовски просто.  Все, что требовалось от Кацуки — это спланировать все таким образом, чтобы не допустить поражения. Ему нужно было отвлечься от суматохи, в которую превратились его эмоции, и мыслить рационально, холодно, стратегически. Ему нужно было спасти Деку. В глубине сознания он напомнил себе, что должен спасти Деку, потому что есть шанс погибнуть вместе с ботаником, если он не справится, как предлагала Джиро. И будь Кацуки проклят, если позволит себе упасть замертво только потому, что дерьмовая, цепкая душа Деку потащила его за собой в загробный мир. (Но он также знал, что это не единственная причина). Он не спал. Он вообще не мог спать, к черту ежедневные тренировки. Он не мог планировать ни черта, пока спал, а ему нужно было планировать.  Он не мог броситься в Хосу и рассчитывать на судьбу и удачу, ему нужно было хорошо подумать, прежде чем предпринимать какие-либо действия. Несмотря на то, что о нем думают другие, Кацуки не был импульсивным ублюдком, который позволяет гневу брать верх над ним и торопить его с действиями. Причина, по которой он был так хорош, причина, по которой его так хвалили, почему им так восхищались, почему он был на вершине, заключалась в том, что он думал, прежде чем действовать. Единственные случаи, когда он торопился с выводами, не планируя заранее, были... Ну... Все они были связаны с Деку. Но сейчас это будет не так, потому что он будет осторожен. Если что, он просто понаблюдает за действиями профи издалека и вмешается, только если увидит, что они обречены на провал. Это был самый надежный и спокойный план, и Кацуки будет придерживаться его, если сможет. Ему не нужны были ни Ушастая, ни Дерьмоволосый, ни кто-либо другой, кто мог бы предложить ему поддержку. Он никогда не нуждался в чьей-либо помощи и не будет нуждаться. Он мог сделать это один. Он мог спасти Деку один. Он также не хотел, чтобы кто-то плакал и ныл у его порога, что его исключили из-за него. Если уж он это делает, то не собирается тащить под автобус кого-то еще. Кацуки решил, что ему лучше не думать об исключении, так как он быстро пришел к выводу, что «спасение Деку от верной смерти» и «исключение» — две переменные, которые были слишком близки друг к другу. Но он же не мог просто позволить этому чертову задроту умереть или позволить утащить себя за ним на верную гибель, и ничего с этим не сделать, верно? Если он будет осторожен и перейдёт черту, если он захватит злодея в одиночку, не оставив никаких улик или доказательств своего вмешательства, — то ЮА не сможет его изгнать. Все, что от него требовалось — это быть осторожным и не оставлять улик. Он должен был рассказать Деку. Не только потому, что он имеет право знать, что через пять дней может наступить для него конец света, но и потому, что будет гораздо проще незаметно схватить злодея, если ЮА не справится. А так же спасти жизнь Деку и вернуться в общежитие без встревоженного, любопытного как черт задрота, тявкающего ему на ухо и спрашивающего «Куда мы идем? Что мы здесь делаем? Мы не должны быть здесь, Каччан! И так далее» Рассказать Деку будет нелегко, но это нужно было сделать, если он хотел спасти задницу ботаника и при этом не быть выгнанным из школы. Кацуки уже понял, что не смог бы заснуть, даже если бы захотел. Одной мысли о том, что придется смотреть в глаза Деку и говорить ему, что он умрет, было достаточно, чтобы не спать всю ночь. (Он решил, что лучше не думать о кошмарах, которые, вероятно, будут сниться ему, если он все-таки заснет). Кацуки сел за свой учебный стол, взял тетрадь, открыл ее на чистой странице, взял ручку и начал перечислять, каким будет лучший вариант действий, для помощи в поимке злодея. Он также включил свой блокнот и стал искать в Гугл карте город Хосу. Ему предстояла долгая ночь. После нескольких минут подготовки ему пришлось остановиться из-за количества сообщений, заставлявших его телефон вибрировать.

От: Дерьмоволосый

Хей, мужик, где ты?

От: Дерьмоволосый

Всё в порядке? 

От: Енотоглазая

Ты уже ушёл? :c 

От: Соевой рожи

Бакуго, тащи свой зад сюда, мы собираемся использовать Минету как пиньяту, ты не можешь такое пропустить

От: Соевой рожи

Шучу, мы не будем это делать, я просто хотел, что бы ты спустился

От: Соевой рожи

Если что, Мина, я хотел это сделать, но Иида меня остановил 

От: Дерьмоволосый

Эхьб, я бы хотел чтоьы ты сказал, сто ухдишь, я зотел попрощаться 

От: Дерьмоволосый

Спасиьо за все, муижк

От: Дерьмоволосый

Мужик*

От: Дерьмоволосый

Я знаю, что тебе непо вкусу такие вещи, но я хочу, что ьы ты знал, сто я рад, что ты пришел

От: Дерьмоволосый

И приготовил хот-доги

От: Дерьмоволосый

И сыграл в правду и действие….. чпасибо

От: Дерьмоволосый

Тебе

От: Дерьмоволосый

А еще я хочу знать что там про п-слово и все такое, так что Бакуго, ПОЗВОНИ МНЕ

От: Дерьмоволосый

Не хотел говорить жто перед всеми, тк знал, что ты разозлишбся на емня

От: Дерьмоволосый

Меня*

От: Дерьмоволосый

В любом случае пока спокойной ночи рад что ты пришел позвони мне 

Кацуки вздохнул, просматривая сообщения. Не ответив ни на одно из них, он выключил телефон, отложил гаджет в сторону и сосредоточился на том, что ему нужно было сделать.    

***

Изуку открыл глаза, вяло моргая, в то время, пока его сознание возвращалось к нему. Первое, что он понял — это то, что угол потолка выглядит странно. Второе — что он спит на стороне Каччана. Третье — это то, что Каччан не лежит с ним на кровати, что не было необычным. Хоть Изуку и любил просыпаться рано и смотреть в окно, Каччан часто вставал раньше него, чтобы позаниматься и принять душ. Но необычным было то, что он лежал на стороне Каччана, между ними не было подушки, и это ощущалось странно. Пытаясь вспомнить события предыдущей ночи, Изуку с досадой обнаружил, что почти ничего не помнит. Последнее, что он полностью вспомнил — это участие в игре «Правда или действие» с их друзьями, а все остальное было каким-то запутанным пятном с большим количеством пробелов. В основном он помнил Киришиму-куна и Каччана, но не мог вспомнить даже как он вернулся в спальню Каччана. Однако он был приятно удивлен, когда понял, что не испытывает никаких обычных симптомов похмелья. Ни головной боли, ни тошноты, ни дискомфорта, только легкое чувство беспокойства. Как будто он вообще ничего не пил предыдущей ночью. Изуку не знал, стоит ли ему благодарить его небольшие преимущества временного прибывания призраком, или же это чудо произошло благодаря невероятной устойчивости Каччана к алкоголю, даже если он выпил не так уж много. Протирая глаза от сна, Изуку повернулся на бок, пытаясь понять, продолжает ли Каччан заниматься утренней тренировкой или уже пошел в душ. К его удивлению, Каччан не делал ни того, ни другого: он сидел за своим учебным столом и глядел прямо на Изуку. Тот понятия не имел, как долго Каччан смотрел на него, но Изуку должен был признать, что выражение его взгляда было тревожным. Это было что-то среднее между гневом, беспокойством и безразличием, что не имело никакого смысла, но и не давало Изуку покоя. Он сразу понял, что что-то случилось. — О-ох, привет, доброе утро, Каччан, — нервно поприветствовал его Изуку, садясь на кровати и нервно улыбаясь парню, одной рукой убирая кудри с глаз. Кацуки ничего не ответил, он просто продолжал смотреть на Изуку странным, встревоженным взглядом. Изуку поднял на него глаза, ожидая ответа. Но его не последовало. — Что-ж... Ты хорошо спал? — спросил Изуку. Не помня ничего из прошедшей ночи, он начал беспокоиться, не сделал ли он что-то неподобающее? Не сказал ли он что-то глупое? Может, поэтому Каччан смотрел на него так... вот так? Он изо всех сил пытался вспомнить, но ничего не получалось. А то, что Каччан по-прежнему молчал и смотрел на Изуку, только усиливало его тревогу. Что, если он что-то сделал?! Вместо ответа Кацуки просто повернулся обратно к своему столу и тяжело вздохнул, сосредоточившись на экране компьютера перед собой. Его пальцы начали неритмично постукивать, а сам он, казалось, старался смотреть куда угодно, только не на Изуку. Изуку понял, что он выглядит обеспокоенным чем-то, как будто пытается что-то решить. Это было непривычно, и действительно пугало Изуку. Что происходит? Если бы он что-то натворил, то предпочел бы, чтобы Каччан просто накричал на него за это. Но молчание было настолько непохоже на вспыльчевого парня, что в голове Изуку заработали все красные сигналы. — Все... в порядке? —  нервно попытался спросить Изуку. Он наклонился вперед на кровати, пытаясь получше разглядеть лицо Каччана, но оно не изменилось. Всё такое же противоречивое, все такое же сердитое, все такое же... обеспокоенное? Изуку понял, что он выглядит усталым. Под глазами темные мешки, волосы в полном беспорядке... Плечи ссутулены. Изуку нахмурился. — Ты вообще спал? — спросил он, когда его осенило внезапное осознание. Но, как он и предполагал, ответа он не получил. Кацуки продолжал постукивать рукой по столу. Этот ритм, или его отсутствие, сводил Изуку с ума. Каччан никогда раньше не игнорировал его. Обычно он просил его заткнуться, когда у Кацуки не было настроения разговаривать, или обзывался, когда Изуку его злил. Но он никогда не отвечал ему молчанием. Никогда. Если бы Изуку действительно разозлил Каччана, он бы уже кричал, верно? Изуку почувствовал прилив легкой грусти в сердце, когда понял, что начинает хотеть, чтобы Каччан на него накричал. Это было для него лучше, чем если бы Кацуки просто молчал. Изуку попытался установить связь между ними и почувствовать, что чувствует Каччан в этот момент, но это было трудно. Обычно вообще трудно было понять, что чувствует Каччан, если только эмоция не была сильной. А если она и была сильной, то чаще всего то был гнев. Обычно эмоции парня настолько смешивались и запутывались друг с другом, что Изуку требовалось много времени и концентрации, чтобы их расшифровать. Но сейчас все было еще хуже, словно Каччан чувствовал столько всего сразу, что решил все разом заглушить, абстрагироваться от всего этого. И по мнению Изуку, это было совсем нездорóво. Это могло только усилить его беспокойство. — Каччан, — настаивал он, прекрасно понимая, какую опасность это для него представляет. — Что случилось? Ответа не последовало. — Я что-то сделал? Я что-то натворил прошлой ночью? Молчание. — Я не помню, так что... Если это так, то мне очень жаль Кацуки даже не смотрел на него, не говоря уже о том, чтобы что-то ответить. — Было бы неплохо, если бы ты сказал мне, что я сделал. Если это всё действительно из-за того, что я что-то сделал. Можешь сказать мне, чтобы больше это никогда не повторилось? Молчание. Сердце Изуку начало учащаться, потому что молчание Каччана пугало куда больше, чем его гнев. Он начинал впадать в отчаяние. — Каччан, я беспокоюсь, — наклонился он еще ближе. — Что происходит? Ты в порядке? Тишина. Изуку сжал губы в тонкую линию и вздохнул. — У тебя похмелье? Никакого ответа. Что, если он что-то сделал, что, если он что-то сказал, что, если Качан возненавидит его несмотря на всё, через что они прошли, и всё, чего они достигли? Он начинал отчаиваться и не знал, к чему еще можно прибегнуть, чтобы заставить Кацуки заговорить. — Может быть, я попытаюсь произнести твое имя? Я, наверное, пожалею об этом, потому что ты точно будешь вечно насмехаться надо мной, но ты странно молчишь и не кричишь на меня, что меня раздражает, поэтому я сейчас очень волнуюсь, Катчуки... — Ты умираешь. Неловкая пауза. — Э-э... Ч-что? Кацуки наконец повернул голову и посмотрел на Изуку, встретившись с ним взглядом. Он глядел на него, но впервые в жизни Изуку не думал, что этот взгляд направлен на него. — Ты умираешь, — повторил он бесстрастно, как будто эта информация ничего не значила. Его лицо выглядело таким суровым, каким Изуку еще никогда его не видел, а багровые глаза превратились в гневные угольки. Еще одна пауза. — Да... Я... Я знаю это. — Нет, нахуй, не знаешь. Молчание. — Ни хрена ты не знаешь, гребаный Деку. Ты вчера нажрался в хлам. Изуку слегка покраснел. — Д-да... Это я помню. — Я попросил Ушастую помочь мне подслушать Всемогущего. Пауза. — Ты... попросил что? — Ему позвонили в момент, когда мы подслушивали. Он сказал какую-то хрень про захват злодея сегодня в Хосу. Он также сказал, что причуда, поразившая тебя, имеет обратный отсчет, и что ты умрешь через пять дней, если они не поймают злодея. Изуку молча глядел на него. И Кацуки смотрел на него в ответ. Теперь он выглядел злым, но это, хотя бы не так пугало. Сейчас его ярость почти успокаивала. Молчание затянулось. — Я подумал, что ты должен знать, — добавил Кацуки после того, как прошла словно вечность, вероятно, из-за нехватки слов. Сразу после он поднялся со своего места и скрылся в ванной. Изуку остался сидеть в одиночестве, безучастно глядя на пустой стул Кацуки. Хм. Этого он никак не ожидал. Он знал, что умирает, но... Он не... Он не ожидал, что это произойдёт... Он опустил голову. Его глаза казались неестественно сухими. Изуку понял, что его не очень-то огорчила эта новость. Он знал, что умирает. Он должен был паниковать, верно? Он должен был плакать, рыдать, кричать и злиться на Вселенную за то, что она заставила его пройти через все, что с ним случилось. Злиться за то, что она заставила его так долго и упорно бороться, чтобы получить причуду и признание после долгих лет одиночества, только для того, чтобы отнять ее у него на глазах, только для того, чтобы отнять у него жизнь. Но он ничего этого не чувствовал. Все, о чем он мог думать... Все, о чем он мог думать — его мама. О, Боже, его мама. Его мама будет полностью разбита новостью о его смерти. Он был всем, что у нее было. Он не мог вот так просто бросить ее. Что, если она будет винить себя? Что, если она не позаботится о себе? Что, если она обвинит в этом Всемогущего и ЮА? О боже, Всемогущий... Всемогущий, несомненно, будет винить себя. За то, что дал свою причуду Изуку и впустил его в эту геройскую жизнь, за то, что был беспомощен и бессилен предотвратить случившееся, за то, что вовремя не поймал злодея... И, что еще хуже, Изуку понял, что он сам не передал «Один за всех». Древняя причуда, которую ему доверили, угаснет вместе с ним самим, без нового преемника. Люди похоронят наследие Всемогущиго вместе с телом Изуку... Но Каччан говорил что-то про... Да, точно! Он сказал, что сегодня будет проходить миссия по захвату злодея. Значит, надежда еще есть, верно? Оставался шанс, что он не умрет? Оставался шанс на спасение? Его охватило чувство решимости. Да, если профессионалы все еще рассматривают возможность захвата, значит, надежда еще есть. А если надежда еще есть, то Изуку будет цепляться за нее изо всех сил, в конце концов, именно этим он занимался всю свою жизнь.  Он ни в чем не преуспел, если только в том, чтобы цепляться за надежду. Он надеялся стать героем, надеялся получить причуду, надеялся встретить Всемогущего, надеялся подружиться с Каччаном. Он добился всего этого после долгих лет страданий и борьбы, и он не сомневался в том, что сможет произойти еще одно маленькое чудо. Каччан вышел из ванной, его волосы были мокрыми, а форма наполовину надета. Рубашка была расстегнута, галстук болтался на шее, и только брюки были на своем месте. Как только Изуку заметил его, он вскочил на ноги, бросив на Кацуки обеспокоеннаый взгляд. Парень, в свою очередь, уставился на него с чем-то сродни незаинтересованному удивлению. — Значит, ты не собираешься рыдать или еще что-нибудь в этом роде? — спросил он, застегивая рубашку перед зеркалом. Изуку сжал губы в тонкую, решительную линию и слегка приподнял подбородок. — Нет, потому что я не собираюсь умирать, — заявил он. Кацуки насмешливо фыркнул через нос, ухмыльнулся, но не перестал со скучающим видом застегивать рубашку. Похоже, Изуку все-таки придется его убеждать. — Ага. — Я серьезно, —  настаивал Изуку. — Я знаю. Ты не такой. Изуку замолчал, откровенно говоря, немного удивленный отсутствием несогласия или издевок со стороны парня. Он уставился на Кацуки через зеркало с недоумением на лице. Кацуки ответил. — Что? Думаешь, я буду просто сидеть здесь и смотреть, как твоя дерьмовая душа разваливается на части? Или еще хуже, думаешь, я рискну остаться с твоим гребаным призрачным присутствием на всю оставшуюся жизнь? Изуку нахмурился, внезапно насторожившись. К чему это Каччан клонит? — Что? О чем ты? — неуверенно спросил он. Кацуки застегнул рубашку и повернулся, чтобы посмотреть на Изуку, одновременно завязывая галстук на шее. Его лицо было таким же ворчливым, как и всегда, но в глазах Каччана читалось чувство решимости, которое было почти идеальным отражением его собственных. — О том, что я собираюсь принять хоть какие-то гребаные меры, что давно уже должны были сделать эти чертовы профессионалы. Изуку нахмурился и сделал шаг навстречу Кацуки. — Каччан, — сказал он с серьезным предупреждением в голосе. — Ты же не хочешь сказать что... — Я сказал то, что хотел, — перебил он, снова отвернувшись от Изуку. Обычно это свидетельствовало о том, что разговор окончен, но Изуку это не устраивало. Если Каччан имел в виду то, о чем подумал Изуку, если тот собирался вмешаться в миссию по захвату, рисковать собой, навсегда потерять лицензию героя, то Изуку не мог этого допустить. — И всё же, о чем ты? — забеспокоился Изуку. — Что ты имеешь в виду, под тем, что примешь меры? Что ты хочешь делать? Через отражение в зеркале он увидел, как Кацуки закатывает глаза. — А ты, блять, как думаешь? — Не знаю, — серьезно ответил Изуку, не разрывая зрительного контакта. — И не думаю, что мне понравится ответ. — Ну, к счастью для тебя, мне плевать, что тебе нравится, а что нет. — Каччан, — Изуку сделал еще один шаг к нему и его тон стал серьезнее. Кацуки повернулся, чтобы снова встретиться с ним взглядом, и в его сердитых малиновых глазах промелькнула смесь эмоций. Изуку потерялся в них, отчаянно пытаясь найти смысл в этом взгляде, но не встретил ничего, кроме жгучей, испепеляющей решимости. — Я последую за этими ебучими профессионалами, — сказал он так, словно в этом не было ничего необычного. Их взгляды не отрывались друг от друга. — Зачем? — нахмурился Изуку, слегка покачав головой. Он до конца не мог понять, в чем дело. Каччан отказался от плана Тодороки, посчитав, что не стоит рисковать ради Изуку, а теперь он не только подслушал Всемогущего, но и готов был рискнуть ради Изуку своей лицензией? Что могло послужить причиной такого резкого изменения мнения и поведения? Кацуки, казалось, был оскорблен и сбит с толку этим вопросом, а ярость в его глазах только усилилась. Правда, даже Кацуки не знал, зачем. Ему было не все равно на задрота, и ему не нравилась мысль о том, что он умрет. И что с того? Этого все равно было недостаточно, чтобы рисковать своей лицензией и карьерой. Этого, блять, было недостаточно и это того не стоило. Тогда почему он не мог смириться с мыслью, что будет сидеть сложа руки и ничего не делать, пока жизнь Изуку будет становиться все короче и короче с каждым тиканьем его часов? — Затем, что эта кучка придурков не проявила ничего, кроме некомпетентности в этом ебучем деле, — сказал Кацуки, проходя мимо Изуку, чтобы взять свои ботинки. Он сел на край кровати и начал надевать носки, больше не глядя на парня. — Если бы они знали, что делают, то они бы уже давно поймали этого ублюдка. — И ты думаешь, что сможешь им помочь? — недоверчиво спросил Изуку. Кацуки тут же вскинул голову и одарил его яростным взглядом. — Ты недооцениваешь меня, задрот? — спросил он угрожающе низким тоном. Изуку поднял руки, словно пытаясь успокоить дикого зверя. — Нет, — попытался сказать он. — Я не это имел в виду... — Тогда что ты, блять, имел в виду? А? — Кацуки поднялся с кровати и направился к Изуку, гневно раздувая ноздри. Зрелище было бы еще более пугающим, если бы Кацуки успел надеть носки, прежде чем встать. — Потому что, мне кажется, что ты думаешь, что я не способен завалить этого ублюдка. — Я так не думаю, и ты это знаешь, — защищался Изуку, умудряясь стоять непоколебимо даже под таким угрожающим взглядом. — Я просто говорю, что тебе не стоит на это идти. — И кем ты себя возомнил, чтобы указывать мне, что делать? — спросил он низким голосом, опасно приблизившись к Изуку. — Каччан, — резонно заметил Изуку, — ты можешь лишиться права на лицензию. — Только если меня поймают. Пауза. Изуку прищурился. — И как же ты собираешься поймать злодея так, чтобы герои не догадались о твоем присутствии? Кацуки победно фыркнул, словно Изуку только что предоставил ему пространство для уймы аргументов. — Судя по тому, что сказал Всемогущий, и по тому, что там будет присутствовать Сотриголова, можно предположить, что эта миссия будет скрытной. А значит, это засада, придурок. — И что? — пожал плечами Изуку. — Значит, мне остается только дождаться, пока мудак, приклеивший тебя ко мне, останется один, надрать его ебаный зад и оставить там, где его смогут найти герои, — он сел обратно, чтобы надеть второй носок. — А что, если он будет не один? А? — подметил Изуку. — Что, если у него будет подкрепление? Например, в виде других злодеев, которые могут навредить тебе? Кацуки снова зло нахмурился. Изуку решил продолжить, прежде чем парень успеет пожаловаться на то, что Изуку в него не верит. — Я не говорю, что они лучше тебя, я... — вздохнул он. — Это слишком рискованно. — Мне нравится рисковать. — Тебе стоит оставить это профессионалам. — А тебе стоит заткнуться нахуй, но ты всё никак не можешь. — Я серьезно, Каччан. Я не хочу, чтобы ты рисковал своей будущей лицензией... — Да не рискую я, блять. — ... а потом винил в этом меня! Тебе лучше остаться здесь и позволить профессионалам разобраться с этим. — О, да, они ведь так хорошо разбираются во всём этом дерьме, скрывая правду от людей, вовлеченных во всё это, скрывая правду от твоей мамы, отправляясь на задания по поимке того ублюдка, которые все провалились, нахуй. И оставляя твое ебучее тело умирать в одиночестве, не сказав никому об этом. Изуку несколько мгновений прстально смотрел на него, пока Кацуки застегивал ботинки. — Откуда всё это? Кацуки поднял голову и посмотрел на него с озадаченным выражением лица. Изуку молча продолжил. — Я просто не понимаю, Каччан. В один день ты меня ненавидишь. В другой день мы проводим время вместе, и кажется, что у нас что-то получается. Выстраивается что-то лучшее, чем было раньше. А потом случаются моменты, когда кажется, что ты снова начинаешь меня ненавидеть. В один день мы обнимаемся, а на следующий ты едва можешь смотреть на меня. Кацуки продолжал глядеть на него, и его гнев нарастал. — Я просто не понимаю, чего ты от меня хочешь. Я не понимаю, о чем ты думаешь, — признался Изуку, одолеваемый жаром дискуссии. Красные глаза Кацуки словно прожигали в нем дыры. — Я не понимаю, что ты хочешь, чтобы я делал, — добавил он более тихим голосом. Кацуки встал и подошел к Изуку, приняв угрожающую позу. В его глаза теперь читалась только ярость. — Я хочу, чтобы ты заткнулся и не думал обо мне, — прорычал он. Затем наклонился и схватил свой рюкзак, собираясь уйти на занятия. Изуку несколько мгновений молча смотрел на него, а потом покачал головой. На его глазах наворачивались слёзы. — Нет, — запротестовал он твердо, хотя голос его начал противно подрагивать, что Кацуки так ненавидел. — Я не позволю тебе это сделать. Кацуки улыбнулся невеселой улыбкой, словно улыбка была единственным, что он мог сделать в этот момент, чтобы сдержать себя от соблазна, повалить Деку на землю и не убить его на месте. Он глубоко вздохнул и повернулся к парню со злобным, сердитым выражением лица, перекинув рюкзак через плечо. — Ты можешь сделать мне одолжение и засунуть эту самоотверженную хуйню, которую ты так любишь нести, обратно в свой капризный зад. Изуку возмущенно фыркнул. — О, я капризный? — Да, блять, ты. — Это ты считаешь, что это отличная идея: следовать за героями-профи в поисках парня, который вполне может тебя убить! Каким это образом я тут капризный? Кацуки хмыкнул. — Как интересно слышать это от кого то, кто сделал то же самое, когда Лига схватила меня. Лицо Изуку побледнело. — Ты что, думаешь, я не знаю, что это был твой дерьмовый план? Как будто кто-то из этих ублюдков был бы настолько глуп, чтобы провернуть такое безрассудное дерьмо. Изуку решительно нахмурился. — То было другое. — Нет, блять, не было. Все было точно так же, только, в отличие от тебя, я не настолько глуп, чтобы вовлекать в это других людей. — Во-первых, я никого не втягивал — это сделал Киришима. Это он пришел за мной в больницу и всех собрал... — Потому что он чертовски глуп. — Может, хватит?! — Нет, блять. Если ты не можешь смириться с правдой, то это не моя проблема. Но какие бы отмазки ни придумывал твой крошечный мозг, я все равно сделаю это. — Я пытаюсь сказать тебе, что ситуация с Лигой была другой! Кацуки повернулся к нему со злым, нетерпеливым взглядом. — Ты рисковал своей лицензией, придя за мной, не так ли? Изуку молча смотрел на него. Кацуки насмешливо хмыкнул. — Ну вот. Теперь мы в расчете. — Мне это не нужно, Каччан, — покачал головой Изуку. — Я сделал это не ради какой-то награды. — Мне все равно, ради чего ты это сделал. — По крайней мере, возьми с собой подкрепление! Это гораздо безопаснее, чем идти одному! — Мне не нужно, чтобы кто-то меня поддерживал. Я сам, блять, могу во всем разобраться. — Я так не думаю... — Мне плевать, дерьмовый Деку! Я не собираюсь, проиграть гребаному нпс, так что заткнись и перестань меня отговаривать! Изуку снова покачал головой. — Он мог убить тебя в прошлый раз. — Я бы не умер, — фыркнул Кацуки. — Не умер, потому что я встал на пути! И в этот раз я не могу этого сделать! — Мне, блять, не нужно, чтобы ты меня спасал, дерьма кусок, — прорычал он. — И тебе не нужно рисковать своей карьерой героя из-за меня тоже! — Да что с тобой, блять, такое, ты действительно хочешь сдохнуть? — оттолкнул он Изуку. — Ты хочешь, чтобы я позволил этим ублюдкам убить тебя? Потому что, поверь мне, дерьмовый Деку, ты очень близок к тому, чтобы убедить меня в том, что я должен просто позволить тебе сдохнуть. — Ну, мне было бы легче понять такой поступок, чем это! Кацуки остановился. Изуку уставился на него в ответ, задыхаясь. Неужели это то, о чем подумал Деку? Ему легче понять, что он желает ему смерти, чем то, что Кацуки пытается спасти ему жизнь? Так думал о нем Деку? Это то, что ожидал от него Деку? Чего хотел от него Деку? Кацуки знал, что вел себя с Изуку как мудак, но он уже сказал ему, что, несмотря на то, какие гадости он говорил или делал в прошлом, он никогда не хотел, чтобы Деку умер. И несмотря на все свои старания стать лучше, несмотря на все, что он делал, чтобы контролировать свой гнев и стать лучшим человеком, Изуку все еще думал, что для Кацуки было бы более естественно желать ему смерти. Позволить ему умереть. Если это был тот образ героя, в которого верил Деку... Тогда Кацуки не знал, каким героем Деку восхищался. Он знал только, что по какой-то непонятной причине слова Деку задели его. Это был удар ниже пояса. Он, как идиот, пытался спасти жизнь этому придурку, рисковал карьерой ради него, а дерьмовый Деку все еще ожидал, что Кацуки окажется тем человеком, который позволит ему умереть. Это заставляло первобытный, животный инстинкт Кацуки желать причинить ему боль в отместку. — Ты действительно хочешь знать, какого хрена я хочу пойти за профессионалами и сделать так, чтобы они спасли твою тупую задницу? — прорычал он, злой, яростный, мстительный. Изуку молча смотрел на него. — Потому что мне плевать, желаешь ты умереть или у тебя кинк на внимание, я не собираюсь из-за этого тащить себя на дно вместе с тобой. Изуку моргнул, в его глазах промелькнула вспышка обиды и замешательства. Кацуки выдохнул. Это было не так приятно, как он ожидал. — Ч-что? — нервно спросил Изуку. Кацуки нахмурился. — Я не хочу рисковать тем, что моя душа уйдет вместе с твоей, если ты умрешь, — продолжил он, вспомнив предположение Джиро, вспомнив свой собственный страх перед этой теорией, о которой он, глупый осел, даже не подумал. Лицо Изуку побледнело. Судя по всему, он тоже не рассматривал такую возможность. — Нечего сказать на это, да? — поддразнил Кацуки, хотя его триумф был горьким на вкус. Изуку, казалось, не мог больше смотреть ему в глаза, они опустились словно от стыда. — Неужели я наконец-то заткнул твой чертов рот, задрот? Изуку промолчал. Его кудри скрывали глаза от взгляда Кацуки. Кацуки так и остался стоять посреди спальни с рюкзаком, не желая двигаться. Плечи Изуку начали тихонько подрагивать, как будто... О, пиздец как здорово. Неужели этот задрот теперь плачет? Кацуки хотел сделать ему больно за то, что тот сделал больно ему но, блять, откуда ему было знать, что этого хватит, чтобы заставить задрота плакать. Узнать, что он умрет через пять дней? А, это окей. Узнать, что в результате он может стать причиной смерти Кацуки? Арма-блять-геддон. Мама Деку была права. Этот мудак был безнадежен. — Хватит, блять, плакать, — сказал Кацуки, потому что не знал, что еще или как еще это сказать. От этого плечи Деку только сильнее затряслись, и вскоре он уже открыто рыдал. — Прости, Каччан, — извинился он, и Кацуки не знал, что делать. Он, честно говоря, не ожидал такого исхода, да и не хотел его. При виде плачущего Деку его гнев, казалось, немного рассеялся. И это была та еще ирония судьбы, потому что, если бы месяц назад он увидел Деку плачущим из-за того, что Кацуки сказал что-то грубое, Кацуки был бы чертовски раздражен. — Прости. Я не знал... Я не знал, я понятия не имел, прости. Я не хочу, чтобы ты умер, это... это как раз то, что я пытался остановить, мне жаль, — всхлипывал он, закрывая глаза руками. Кацуки вздохнул, опустив плечи и закатив глаза. Серьёзно? — Послушай, Деку. Мне, конечно, не очень нравится идея ехать в этот гребаный Хосу и рисковать своей геройской лицензией, но у нас не так много вариантов. Всемогущий упоминал о других миссиях по захвату, которые провалились. Если и эта провалится, ты, скорее всего, откинешь копыта. У них будет больше шансов поймать этого ублюдка, если я буду там. Изуку поднял на него глаза, блестящие и мокрые, по веснушчатым щекам бежали дорожки слез. Кацуки не обратил внимания на то, что от этого взгляда у него заколотилось сердце. — Это ты, блять, постоянно рассказываешь мне о том, какой я замечательный, — продолжил он. Это почему-то вызвало нервную улыбку у Изуку, который изо всех сил старался стереть слезы с лица. — П-потому что т-так и есть, — произнес он дрожащим от эмоций голосом. Кацуки снова закатил глаза. — Тогда не отговаривай меня от этого. Я не нырну во всё это дерьмо с головой, не продумав план и не подумав о последствиях. Я не ты, — добавил он. Изуку, похоже, это не задело. — Я знаю, что я делаю. Изуку смотрел на него долгие мгновения, показавшиеся ему вечностью, словно пытаясь принять решение. Но как будто он мог остановить решительного и упрямого Кацуки. — Я…я доверяю тебе, Каччан, — серьезно сказал Изуку. Его глаза все еще были мокрыми, но поток слез прекратился. — Я доверяю тебе свою жизнь. Кацуки просто посмотрел на него и кивнул. Значит, все решено. — Хорошо. А теперь пойдем, мать твою, пока мы не опоздали на занятия. Он повернулся и взялся за ручку двери, собираясь покинуть комнату. Ему предстоял долгий день, он не сомкнул глаз во время предыдущей ночи, и теперь ему придется высидеть несколько часов занятий и общения с людьми, прежде чем он сможет наконец улизнуть из школы и найти дорогу в Хосу. Несмотря на это, у него не было сомнений, он знал, что сможет победить злодея, и, скорее всего, найдет способ сделать это, не предоставив учителям никаких вещественных доказательств, которые могли бы оправдать исключение. Может быть, он даже попросит Киришиму сделать ему алиби, как только отойдет достаточно далеко, чтобы лучший друг не решил пойти за ним. Изуку молча последовал за ним, его голова по-прежнему смотрела вниз, а по щекам текли слезы. Кацуки решил, что ему лучше не смотреть на него и вообще не думать о нем, его планы всегда работали лучше без всякой эмоциональной привязанности…