За штурвалом корабля “Каданс”

       Воспоминания о минувшем два года назад плавании до сих пор не могли отпустить Александра. Хоть никаких штормов, нападений и других неприятностей не встретилось на этом коротком пути, он всё равно вспоминал каждый момент того приключения с теплотой в сердце, как и своего нового друга, с которым он не успел толком попрощаться, да и узнать о его жизни вне судна тоже. Но суровая реальность не давала надолго уйти в мир грёз. Рискуя навсегда отказаться от шанса выйти в море, он продолжал проживать эти дни, покорно дожидаясь свадьбы.       Учиться приходилось куда больше обычного. Возможно, именно изучение наук и языков помогало Александру отвлечься чуть больше. Злосчастное письмо всё таки дошло до Ефрема и Елизаветы, и содержание его их совсем не разочаровало. Свадьба обещала быть не скромной, но и далеко не такой пышной, как Александр ранее думал. Он вообще не был уверен, что ему стоит думать, есть ли смысл строить планы и предположения? Жизнь менялась с каждым днём, настолько быстро, что поймать эту нить и идти за ней было ну совсем невозможно.        Дни шли, их сменяли недели... В конце концов это время должно было настать. Александр уже смирился, просто ждал, чтобы поскорее столкнуться с тем, что так его тяготит, встретиться лицом к лицу. Это мучительно болезненное ожидание ни дня не давало ему спокойно побыть в одиночестве и в тишине, заставляя каждый час задумываться о страхе перед взрослой несчастливой жизнью.        Александра почти не волновало то, как же ему, неопытному юнцу, придётся в отношениях с дамой, которая, к большому облегчению, была также невинна. Его волновала лишь неизвестность, пустота, которая затмила собой всё, что он представлял себе на месте будущего, она буквально пожирала его, заставляла тело трястись, а руки потеть от волнения.        Еще большей абсурдности добавляла стоящая вокруг невероятная радость и широкая улыбка на лицах родителей, всплывающая всякий раз, когда речь шла о церемонии, до которой, кстати, оставались считаные дни. На носу была примерка костюма, выбор места и времени, причём Александра в это посвящали в самую последнюю очередь.        Со стороны Фридесвиды гостей было, так сказать... Намного больше, нежели со стороны Александра, скрывать нечего, раза в три, а то и в четыре: семьи тётушек, дядек, братьев, замужних подруг, женатых друзей, да даже толпа людей с престижного музыкального училища, которое девушка долго посещала — все эти люди умудрились приехать, чтобы поддержать невесту. Плохо это для неё или хорошо, Александр не знал, наверное, это зависело от настроя девушки, от её желания идти под венец.

***

       Его как обычно окружали коричневые стены личной комнаты, пока он, сидя за столом, чертил на листе бумаги причудливые фигуры, походившие на бесформенные многоугольники. Александр погружался в свои мысли, раздумывал о неких мелочах, когда издали вдруг послышался женский голос, настолько тихий, что обратить на него внимание оказалось крайне тяжело. Он звучал тепло, манил и притягивал, однако присутствовала одна важная деталь... Этот голос не принадлежал матери Александра, он был другим, более высоким, более радостным. Навострив уши, Саша попытался разобрать, кто умудрился оказаться в их доме без приглашения. Голос тем временем продолжал, сладко и мелодично растягивая: «Алекса-а-а-андр..» Он тихо встал, глубоко при этом вдохнув. Надеясь на то, что голос окажется лишь посторонним звуком с улицы, Александр шагнул в сторону двери, аккуратно толкнув её вперед. Тишина. Дома не оказалось никого, ни матери, ни отца, что точно исключало версию о незваной гостье. Неширокий проход между комнатами сейчас казался ему в несколько раз уже обычного, а потолок выглядел странно, будто не мог удержаться на одном месте, из-за чего переливался на пробивающемся из окна свету, слово самоцвет. На кухне было аналогично пусто и тихо. Посуда сохла на посеревших платках, а матушкин фартук как обычно висел около печки. Пол, как и стол были до блеска вымыты, а в центре стола стояла плетёная корзина с аппетитными краснобокими яблоками. Уборная, как и комната родителей, также не вызвали у Александра никаких подозрений, из-за чего он принял решение вернуться к себе, дожидаться мать и отца, сам уже не помня, откуда.        Вновь обратившись к листку бумаги и глянув на него, юноша вздрогнул, руки его вдруг задрожали, а ноги непроизвольно сделали несколько шагов назад. Покрытый мурашками он, не поверив своим глазам, посмотрел на стол во второй раз, убедившись, что его сознание не сыграло с ним злую шутку, а всё происходящее на самом деле — реальность. Вместо изрисованного листа он увидел залитый алой жидкостью клочок, а судя по яркому металлическому запаху, он оказался пропитан густой свежей кровью. Дыхание донельзя ускорилось, а в глазах стало двоиться, голова закружилась, кисти рук бросило в неконтролируемую дрожь. Кто бы мог подумать, что Александр до безумия боялся крови? Его тошнило от запаха, в глазах появлялась тьма от её вида, бросало в холод от одного лишь упоминания кровопролития и смерти, но к Сашиному счастью, об этом секрете никто не знал, иначе он был бы мгновенно высмеян всеми, кому не лень.        Попытавшись собраться с мыслями, Александр судорожно оглядел комнату. На его удивление, никаких следов вторжения не оказалось, либо же в состоянии шока их было чересчур тяжело заметить. Он попытался издать звук, который кое-как проходил сквозь гортань, и у него все таки получилось выдавить из себя тихое: «Кто здесь?..». Не услышав ответа, пытаясь успокоить дыхание, он, шёпотом, еле слышно начал: « Отче наш, сущий на небесах... Да святится имя твоё…». Но в горле встал непроходимый ком, заставив его согнуться в попытках перевести дух, жадно глотая при этом воздух.        Действовать нужно было прямо сейчас, иначе, как подумал Александр, будет уже поздно. Рванув на кухню, он, с трудом передвигая ноги, схватил кресало. Дрожащими руками он извлёк искру, даже не подумав, что влажная, пропитанная кровью бумага могла лишь противно истлеть у него в руках. Но даже попытке сжечь злосчастную рукопись не суждено было удасться.       Взглянув на свои руки, он увидел на ладонях россыпь из глубоких царапин, будто дикий зверь с огромным энтузиазмом набросился на них и не отпускал, пока не оставит ни единого живого места. На безымянном пальце правой руки до самой плоти въелось золотое кольцо, покрытое мелкими шипами. Обручальное... На пол с украшения капнула крупная капля крови, а сам палец был покрыт чем то черным, будто кожей мертвеца, которая с каждой секундой разрасталась все дальше и дальше, охватив костяшки, стремилась к запястью. Александр, понимая, что сознание постепенно начинает покидать его тело, что есть мочи ухватился за перстень, стянув его вместе с кожей. Металл громко ударился о деревянный пол, а руку зажгло, будто он опустил её в котел с кипящей водой. Над правым ухом раздалось быстрое дыхание, которое постепенно перерастало в скулеж. Глаза сами по себе закрылись, равновесие стало теряться, а на белоснежной коже лица Александр ощутил почти невесомые кисти чужих рук. Надавив с одной стороны на лоб, а с другой на подбородок, руки провернули голову... Раздался негромкий щелчок, а после... Тишина. Спокойствие и умиротворение наполняли его тело, пока сердце билось все медленней... Мышцы и руки вдруг наполнились невероятной легкостью, что и позволило Саше резко завести их назад, распахнув глаза...        Он лежал в своей кровати. Одеяло было сброшено, а подушка оказалась примерно в двух локтях от головы. Резко подорвавшись, он сел на край матраца и бегло оглядел комнату, а после чего и руки, что сильно ныли, будто после тяжелых физических нагрузок. Всё было чисто. Следов крови ни на полу, ни на столе, ни на руках не оказалось. С большой тяжестью в груди он выдохнул. Это был сон. Дурной сон, где ему свернула шею некая девица... В ночь перед свадьбой. Прикусив губу, Александр начал качаться то взад, то вперед, успокаивая себя. За окном только только рассвело, краснота ещё не сошла с неба, а роса покрывала оконную раму.        Умывшись ледяной водой, Александр постарался немного потянуть тело, чтобы расслабить напряженные конечности. Закрепив волосы в аккуратный пучок с помощью сплетённой в плотную ленту ткани, он, натянув домашнюю рубаху, вышел из комнаты, дабы поприветствовать родителей. Делать этого совсем не хотелось, скорее им управляло желание поскорее прожить этот день, да и осознание происходящего до него дошло не до конца. Он знал, что с самого раннего утра матушка, ни на минуту не присев, будет кружить над костюмами для сына и мужа, и, конечно же, над таким дорогим и долгожданным платьем. Ефрем, не желая тратить драгоценные сбережения, ограничился строгим синим камзолом и светло-бежевой рубашкой, заправленной в такие же тёмно-синие брюки. Елизавета же, как Александр уже успел услышать, порхала над пошивом платья вместе с группой швей несколько месяцев. Признать честно, платье было сшито так, словно подобранное полотно и рюши были созданы специально для неё. Ни на какой другой женщине оно не смотрелось бы столь роскошно и уместно. Блестящая на солнце ткань цвета благородного дерева, как описывали её при продаже, идеально подобранный под фигуру дамы корсет и воздушные рюши, пришитые вдоль воротника, рукавов и украшающие длину всего панье. Наряд Елизавете невероятно нравился, и судя по настрою, она уже могла себе представить, как её каштановые завитые волосы будут дополнять столь элегантный образ, а на фарфоровой коже, не успевшей покрыться морщинами, будет красоваться вишневый румянец. И хоть платье не было примерено Елизаветой непосредственно перед праздником, блеск в ее глазах, которые обычно были померкшими и печальными, и улыбка, украшающая её обычно невесёлый лик, говорили сами за себя. Несмотря на возраст тридцати пяти лет, Елизавета сейчас выглядела не хуже сверстниц своего сына, и она словно светилась, с невероятной легкостью делая шаги и непринуждённо занимаясь делами, что обычно её крайне утомляли.        К сожалению, Александр не мог себе позволить так же радостно и лучезарно предвкушать грядущую церемонию. Обстановка пугала его, душила и тяготила. Лишь спустя пару минут он решился подойти к матери, дабы поприветствовать её в свой, возможно, последний беззаботный день в жизни...       — Доброго утра вам, Матушка... — Постарался произнести Саша с таким воодушевлением, которое он только мог изобразить, дабы не разочаровывать Елизавету.       — Александр! Жених! — Она кинулась крепко обнимать его, расцеловав в обе прохладные щеки. — Как тебе спалось, мой хороший? Ты готов к сегодняшнему дню? — Она взяла его за руки, посмотрев в сонные карие глаза с непередаваемой нежностью.       — Спалось... Неплохо. — Соврал юноша, умолчав о кошмаре. — Честно скажу, мама, совсем не готов... — Александр опустил взгляд, то ли от стыда, то ли от нежелания разговаривать.       — Ну чего же ты, Сашенька, такой расстроенный? — Спросила она так, будто была в полнейшем неведении.       — Бросьте вы, я... В полном порядке. — Сильно сминая тонкую ткань рубахи, ответил он. Он понимал, насколько ранима была Елизавета, и видеть, как свет угасает в её глазах с каждым его словом, было невыносимо тяжко, но Саша знал, что долго выдержать он не сможет. — Мама, мне... — Прервал он себя, стиснув зубы до напряжения в щеках. — Очень нравится твоё платье... Оно невероятное. — Выдавил он с большим трудом. Звучали эти слова крайне... наигранно, но кажется, что Елизавета поверила: широко улыбнулась и немного отошла назад.       — Я так счастлива, ты себе и представить не можешь! Мой единственный, самый любимый, самый лучший сын... — Она глубоко вдохнула.      — Женится... Не верю! Извольте! Это же такое чудо! — Кладя руки на сердце, она прошлась по комнате.        Александр чувствовал огромное давление, вину, которая тянула его вниз. Ему хотелось спрятаться, позорно зарыть голову в песок, сделать всё, чтобы повернуть время вспять, сделать всё, чтобы этот день никогда не наступал... Но прятаться было уже поздно. Вот висит на вешалке его свадебный сюртук, черный, как смоль, расшитый серебряными нитями, под ним же прячется лёгкая струящаяся рубашка, ворот которой был оформлен объёмной композицией из той же ткани. Вскоре его придется надеть, встретить у алтаря свою будущую жену... Думать об этом не хотелось, но противные мысли сами собой лезли в голову, отказываясь выбираться обратно. Хотелось разрубить на кусочки противные свадебные одеяния, скрыться... Сбежать? Но куда же бежать, если ни семьи, ни знакомых за пределами города у Саши не было? Он долго об этом раздумывал, но всё же понимал, что в конце концов с большим позором, пристыженный вернётся домой, будучи не в силах прожить и месяца на улице.        Не заметив дома присутствия Ефрема, Александр впал в недоумение. Так или иначе это радовало, хотя бы немного, но интереса это не отнимало. Ожидалось, что именно он поднимет Александра с утра и с чуть большей нежностью, чем обычно, отправит того собираться, но кажется, у того появились более важные дела.       — А где же отец? — Спросил Саша с надеждой на его нескорое возвращение.       — Гостей встречать готовится... Разбирается с документами. — Неуверенно пробормотала мать. Вполне неудивительно для Ефрема было в такую рань разбираться с формальностями, все же профессия его этому научила. Без стопки важнейших соглашений брак не считался бы официально заключенным, одного согласия молодожёнов было, естественно, недостаточно, чтобы начать торжество.        Всё то, что касалось празднования и торжества, взяла на себя, естественно, Елизавета. Учитывая то, что среди её знакомых было множество музыкантов, уговорить их разнообразить ими церемонию оказалось совсем несложно. Дом был вымыт и блестел, как никогда ранее. Кухню украшали красивейшие и дражайшие скатерти и сервизы, вышитые салфетки и серебряные приборы, доставшиеся Ефрему в подарок ещё очень-очень давно. В целом, таких вещей в доме было немного, но их хватало, чтобы произвести впечатление на заморских гостей. Само жилище было достаточно приятным. Не хуже, чем у других дворянских жителей: стены были ровными, а комнаты просторными и светлыми, потолки высокими... В такой дом действительно хотелось кого-то приглашать.       — А что же о банкете? — Спросил Саша, только сейчас вспомнив о такой важной части торжества.       — Ох, и не спрашивай... С позавчера я от огня не отходила, утомилась до жути, а сегодня, пока дело до обеда не дошло, придёт ко мне соседка наша с подругами. Уж не тревожься, успеем. — Елизавета, несмотря на то, что последнюю неделю работала не покладая рук, совсем не выглядела уставшей, скорее наоборот, воодушевлённой и бодрой.        Для кого-то этот день был долгожданным, святым, для кого-то сегодня пахло выгодой и деньгами, а кто-то привык к солёному вкусу слёз, стекающих по щекам от одной лишь мысли о неизбежной данности. Кому-то и вовсе не хотелось посещать сие событие, то ли от неприязни к кому то из родственников противоположной стороны, то ли из-за веры или личных принципов.       — А как же, матушка, Фридесвида со мной будет обвенчана, если мы с вами православные? — Неподходящий вопрос, учитывая, что до венчания оставались считаные часы.       — Фридесвиду крестили в православную веру ещё неделю тому назад... — Александр удивился. Кто или что могло заставить молодую девушку отказаться от своей веры и принять другую ради свадьбы? Это было загадкой. Такой же загадкой, как вопрос о том, приложили ли отец с матерью руку к этому действу. — Ныне названа она Еленой Ерофеевной. Ты уж извини, что мы не сообщили тебе, но и на крестинах мы побывать сумели... Больно не хотелось мне, чтобы вы до свадьбы виделись. — Елизавета выглядела смущённой, будто пыталась что-то утаить.       — Неужто.. — От удивления юноша разинул рот. — А Фриде... Елена как изъясняется?       — На русском она разговаривает вполне славно... Хотя проще ей, конечно, на своём родном. — Она нежно улыбалась, вспоминая события прошлых дней. Саша уже хотел было расспросить дальше, но матушка его опередила. — Была она скромна, взгляд держала низко, но больно печальной она мне показалась. Но оно и понятно, будет ведь скучать по прежней жизни молодой девицы. — Легкая улыбка не слезала с её лица, не смотря на то, что прежняя весёлость испарилась. — А какова красота... Хрупка она, невысока, приветствует всех элегантно, прилично... — Вновь и вновь Елизавета рассыпалась в безуспешных попытках приободрить сына, видя его разочарование и страх, что лишь сильнее загоняло его в пучину злости, выбраться из которой ему не удавалось ещё с лета...        Саша из последних сил попытался представить, как же будет выглядеть его невеста вживую. В детстве Фридесвида была действительно симпатичной девчонкой: зелёные глаза, которые издали кажутся благородно серыми, округлые щёки, украшенные румянцем, и золотистые волосы были её главными украшениями. Нежный высокий голос, прекрасно звучащий на английском, с самого юношества завораживал всю Сашину родню. Оставалось надеяться лишь на то, что девушка с возрастом сохранила свои данные и осталась столь красива и благородна. Может быть, это и сгладило бы всю печаль, весь гнев, переполняющий его. Может, всё дело было в том, что Александр не мог или же не хотел его выплёскивать? А стоило ли сдерживаться? Безусловно, было уже поздно, точнее сказать, слишком поздно...       — Скажите мне, мама... — Задумавшись, начал Александр. — Для чего это всё? — Он сделал долгую паузу, дожидаясь ответа от смущённой матери. Он не знал, в чём дело, не знал, как держать себя в руках и сохранять спокойствие. К сожалению, никаких слов от Елизаветы не последовало, и Саша, поведя бровью, продолжил. — Ваша радость, ваши слёзы счастья... Они невероятно ценны для меня, но неужели вы не стали бы счастливы, не женившись я на Елене? — Вопрос мог остаться риторическим, но Александр хотел услышать ответ, и от нетерпения начинал закипать все сильнее.       — Понимаешь... Этого хочет твой отец. Так будет лучше для всех, особенно для тебя, милый... — Елизавета была немного ошарашена. Она и знать не могла, что подобные слова могут прозвучать из уст сына сегодня.       — Нет, мама, не понимаю! — Парировал он. — Бесспорно, менять уже нечего, со свадьбы мне не сбежать, но как же, простит меня Бог, боюсь я... — Он опустился на деревянный резной стул, ткнув локтями в поверхность стола. — Кто знает, что скрывает семейство Баркесвиль... — Тяга размышлять, сомневаться и подвергать всё глубокому анализу была у Саши с раннего юношества, и сейчас она не отпускала его, принуждала грубо ненавидеть и нелестно отзываться о главе английской семьи.       — Не забывай, что это была идея твоего отца. — Его размышления прервала Елизавета. — Именно он связался с господином Оливером, не смотря на сложность передачи писем в условиях войны. — Саша молчал. Кажется, он и в самом деле позабыл о такой важной детали. — Не будь ты столь опрометчивым, было бы тебе куда легче, Александр... — Она как всегда была ласкова, и Саше даже стало стыдно за то, что он невзначай расстроил или даже обидел мать своим бурным сомнением.       — Я хотел бы изменить своё мнение, мама, но вы же не глупы, чтобы увидеть, кому здесь на самом деле нужен этот брак. — Кажется, что границы, в которых Саша ранее сдерживал свои эмоции, начинали с треском ломаться. Около ресниц появлялась влажная кайма, а в груди противно жгло, хотелось согнуться и просто закрыть лицо от чужих глаз. Но несмотря на такой шквал из чувств, Александр, сжав зубы, прогнал прочь наворачивающиеся слёзы, ведь ему совсем не хотелось плакать перед растроганной матерью, это бы окончательно её разочаровало. — Простите меня... — Саша постыдно опустил голову. — Молю, матушка, простите... — Неким унижением это показалось юноше. Так откровенно он ещё не извинялся, заявляя о совершенном отсутствии желания жениться, в день то свадебной церемонии. Куда же делась его былая честь и стойкость? Почему же больше не кажется, что ему на самом деле всё по плечу? Саша дураков не любил, да и сам дураком не был. Он размышлял о свадьбе почти каждый день, будучи в полной уверенности в том, что готов к такому повороту жизни... Как же сильно он ошибался, пришлось ему узнать только сейчас... Того, что ему придется испытать уже этим днём, он предугадать точно не мог... А теперь мог только представить, как же сильно душа будет греметь и рваться на части, когда он, стоя у алтаря, будет давать клятву верности...        Елизавета же, на удивление, не воспротивилась его словам, лишь тихо подошла сзади и приобняла сына за потрясывающиеся плечи.       — Сын, я... — Замялась она, не зная, что сказать. — Тоже не хотела выходить замуж за твоего отца, но... — Видимо, Саша надавил на больное, открыл ветвь болезненных для матери воспоминаний, ведь впервые Елизавета не могла понять, что стоит ответить сыну. — Теперь я люблю его... Он — смысл моей жизни. Через год после нашей свадьбы я родила тебя, и ты не представляешь, как мы были счастливы, хотя увидя друг друга впервые, мы подумали, что всю оставшуюся жизнь будем обречены на боль и печали. — Её голос дрогнул, и она сильнее прижалась к плечам Александра. — И я очень хочу, чтобы ты был счастлив, Сашенька...       — А что будет, если у нас с... Еленой не срастётся? От слова совсем...        Елизавета долго думала, молча смотря в стену, но спустя полминуты она наконец робко начала.       — Ты всегда должен помнить, что на ней твоя жизнь не заканчивается... — Тихо промолвила она.       — Что вы... Имеете ввиду? — Да, именно о том, о чём нужно, подумал Александр, но стеснялся сказать вслух, ведь совсем неприлично говорить о таком в обществе, тем более со своей матерью.       — Я думаю, что ты меня понял, Саша... Пусть твоё счастье в этой жизни будет на первом месте. Все остальное — второй план... — Она нежно улыбнулась, что можно было понять по изменившемуся голосу. — Не будь в нашей с тобой жизни отца, я наверняка и не пошла бы на такое решение. Всё-таки я тоже думаю, что жениться по любви куда приятней...        Воцарилось молчание. От печи доносился вкусный запах мяса и хлеба... А столешницы украшали бутыли и бочки с разными видами алкоголя: хлебное вино, водка, иная сикера... — всё это вскоре будет выпито за трёхдневным пиром... Не говоря ни слова, как ни в чём не бывало, Елизавета направилась к огню, чтобы проверить, было ли готово блюдо, пока Александр находился в глубоком недоумении. Неужели мать могла на полном серьёзе сказать такое? Она была крайне мудрой женщиной, в любой ситуации поддерживала сына необходимым советом, подбадривала и искала лазейки там, где, казалось бы, их и быть не может... И если честно, то даже сейчас, после диалога, Саше сильно полегчало, а стоило ей лишь открыть для сына глаза на то, что в жизни у него окажется ещё множество путей, которые женитьба никак не заслоняет... А ведь и вправду, слюбиться им с невестой никто не мешает, да Бог с ней, с этой любовью, может, судьбы в конце концов разведут их по разным уголкам страны, или даже земли...       Хотелось мыслить позитивно, так же, как делает это Елизавета. Потихоньку у Александра это выходило, а где-то в сердце пробивалась жажда жизни, о которой он совсем и позабыл, сам себя запирая в темнице ненависти и безысходности. Час-другой, проведённый в нежном разговоре с матерью, всё-таки немного растопил его сердце. Нет, не подумайте, жениться ему резко, конечно же, не захотелось, но сама надежда на успех и на счастье появилась, совсем маленькая, но появилась...        Улица, как и дом, стали потихоньку оживать, а Александр, желая немного скоротать время, вызвался помочь загруженной делами матери. Та же, в свою очередь, с огромным удовольствием приняла подмогу от сына, и вместе им удалось немного быстрее закончить подготовку пировального зала. Это занятие, в отличии от иных, которыми Саша мог бы заняться ближайшие часы, не удручало. Наводить порядки, а тем более помогать в этом матери, было ему по душе, что все, кроме Ефрема, достаточно сильно ценили в юноше.       Впереди было ещё приготовление множества кушаний, напитков, чем Саша, в виду отсутствия умений, заниматься не стал. Он решил, что лучшим решением будет пройтись по улице утреннего города, дабы собраться с мыслями и немного развеять накатившую с ночи тревогу.        Еще со ступеней дома на глаза ему попалась соседка, Любовь Васильевна, с двумя озорными сыновьями, которые, хохоча, хватали обе руки матери, желая поскорее отправиться на прогулку и поиграть. Она тепло поприветствовала Сашку издалека, окликнув его, что за ней повторили и мальчики.       — Сашка! Здравствуй, мой хороший! — Юноша, сокращая расстояние между ними, улыбнулся женщине.       — И вас с добрым утром, Любовь Васильевна. — Саша помахал мальчишкам, которые, судя по их настроению, задерживаться на одном месте не хотели.       — Ой, ну и глазом я моргнуть не успела, как ты жениться собрался! Поздравляю я тебя! — Она крепко обняла его. — Помнится мне, как только мы впервые встретились, ты был ещё совсем мелким. Кто ж мог подумать, что таким высоким красавцем вымахаешь? — Тётушка всегда была к Александру очень добра, веселила и была рада приглашать юношу в гости, пообщаться с племянником схожего возраста.       — Да что уж там, красавцем, льстите вы мне! Да и не так уж я и высок. — Продолжать тему женитьбы ему не хотелось, поэтому отвечать на поздравление он не стал.       — Ох, да не спорь же ты! — Совсем не по злому ответила Любовь. — Поверь, не понаслышке знаю, что кому-то везёт куда меньше. — Она посмеялась. — А то знаешь! Бывает, что идёт бедная девица к алтарю, а там ух, и смотреть не хочется! Твоей невесте-то повезло, ты главное не растеряй красоты своей. — Она погладила его по плечу, пока один из сыновей активно подергал женщину за руку, негодуя и спрашивая, когда же они наконец сдвинутся с места, на что получил вполне понятное: «цыц!»       — Ну ладно, Сашка! Мне ещё ребятишек выгулять, твоей матери помочь, поэтому уж извини, что задержала тебя, больно я по тебе соскучилась! — Она бегло отправилась за бегущими вперед сыновьями, не успев толком попрощаться с Александром.        Он не спеша прогуливался по улицам, уже через четверть часа оказавшись среди светлых жилых домов с оранжевыми аккуратными крышами. Несмотря на хмурую и серую погоду, Александр ощущал спокойствие, знал, что душа его всегда будет в безопасности на этой земле, и никакая неприятность не настигнет его и не заставит отказаться от своей мечты, семьи и веры. От планов, касающихся своей предстоящей поездки в Англию, его воротило даже больше, чем от мыслей о свадьбе. Ничто не успокаивало его так, как влажный прохладный воздух и туман, восходящий над фарватером каждое утро. Он понимал, что на чужой земле у него, подобно вырванному и пересаженному дереву, не будет корней, не будет опоры, которую он здесь чувствует, не будет буквально ничего, кроме нежеланного брака и горстки денег. И ведь всё было так хорошо, он мог и дальше проводить свои дни в приятной тишине и в спокойствии, не вздоря с и без того строим отцом, в конце концов, не расстраивая такого драгоценного человека, как мать, но кажется, что судьба этому счастью грубо воспротивилась. Он долго думал, что же ему останется делать в этой жизни, если всё, что он когда либо умел, ограничивается военным искусством и неплохим знанием языков... Если вдруг ему придётся остаться в Детфорде, куда он пойдёт? Торговые суда ему не нравились от слова совсем, его тянуло к другому, к более закрытому и недоступному, к тому, куда попасть было сложно, почти невозможно, если ты, конечно, не сын офицерского чина... Но это не делало службу менее тяжёлой, скорее наоборот, те ожидания, которым придётся соответствовать, порой выходили за рамки дозволенного...        Чуть не доходя до проспекта, лежащего вдоль Невы-реки, юноша забрёл на базар, на котором матушка частенько работала до самого позднего часа. Иногда не против она была взять сына с собой, дабы не оставлять его дома в одиночестве. Ребёнок на пару с хрупкой женщиной неплохо работали для привлечения внимания прохожих, отчего распродать всё, что Елизавета имела, получалось в разы быстрее. А недалеко от него расстелилась еще незастроенная ничем площадь, где свои юные годы Саша мог разделить со знакомыми городскими ребятами. Сейчас здесь активно возводили здание для посещения Петровских коллегий, что Сашу в целом радовало, ведь город рос с каждым годом. Словно грибы после дождя, появлялись новые здания, дома культуры и творчества, и расставаться с этой красотой Александру не хотелось даже на день, не говоря уже о нескольких неделях, которые ему придётся провести вне дома.        Уже через каких-то полтора часа, обойдя пешком почти весь центр города, Саша приблизился к месту, где когда-то отплыл от родной земли, проведя одни из лучших своих дней. Никогда в жизни, как несколько лет назад, он не был так близок к своей заветной мечте. Он помнит, будто это произошло вчера, как он стоял под высокой мачтой, на флагштоке которой развивался флаг военно-морского флота...        Порт был почти целиком покрыт густым туманом, по крайней мере, так казалось издалека. Отсюда виднелись несколько суден, совсем небольших, хотя среди них было одно, что на их фоне заметно выделялось размерами. Сразу захотелось подойти поближе и повнимательней рассмотреть сооружение, что проблемой, собственно, и не было. Сашу здесь хорошо знали, ведь многие, кто работал в порту, нянчили его с самого детства.        Приближаясь к кораблю, у юноши что-то неприятно заныло в груди, какое-то странное предчувствие, предвкушение чего-то не покидало его. Чутьё его частенько подводило, но в этот раз оно было настолько сильным и непредсказуемым, что Сашу не оставляли мысли о скором приближении того, чего никто ожидать не мог. Конечно, последние дни ничего, кроме свадьбы, его особо не волновало, но в эту секунду было не так уж и сложно забыть о ней, лишь ускорив шаг в сторону судна. Вскоре перед ним открылся вполне знакомый вид: двухпалубный линейный корабль с тремя мачтами, восемьдесят футов в длину, пожелтевшие висящие паруса и пару десятков пушек — все это выделялось в новейших кораблях арсенала европейских флотов. Разглядывая борт чуть внимательней, Саша тепло вспоминал, как стоял на похожей блестящей, начищенной палубе под звёздным одеялом и разглядывал то величавые мачты, то, подходя к корме, глазел на волны и на резной орнамент, размещённый над надписью, дающей кораблю имя. Сейчас его было не разглядеть, как и само название, но Саша был уверен в том, что с украшением корабля все было в порядке. Он не слишком хорошо запоминал названия суден, да и различать их на вид было для него не так просто, поэтому, поймав приходящего мимо молодого парня в форме, тот украдкой подозвал его, обратившись.       — Доброго дня, господин! — Поздоровался Александр.       — Доброго-доброго, юноша. — С удивлением военный ответил Саше. — И что же вас сюда привело? — Он поправил очки, вглядываясь в лицо собеседника.       — Вы не пугайтесь, я сын офицера, Ефрема Керченского, о нём вы слышать должны были. — Попытался сказать Александр как можно быстрей. — Никаких плохих намерений не имею, лишь хотел взглянуть лишний раз на суда перед отъездом в заграницу. — Он улыбнулся.       — Сын Ефрема Николаевича, говоришь... — Мужчина нахмурился, засомневавшись. — Ладно, я как раз направлялся в сторону Ингерманланда... Узнаю о тебе у твоего отца... А ты, всё же, будь аккуратен. — Он уже собрался уходить, как вдруг Саша одёрнул его, ухватив за широкий рукав.       — Постойте! Корабль, о котором вы говорите...       — Эй, парень, ты голову то не теряй. — Вырвав предплечье из цепкой руки Александра, мужчина отошел чуть назад.       — Простите, простите, но скажите, ради Бога, это Ингерманланд стоит, повёрнутый левым бортом?       — Оно верно...       — Три года назад... Он выходил с боеприпасами в рижский порт? — Заставив солдата оторопеть, Саша чуть сбавил тон, выставив руки перед собой, доказывая отсутствие в них посторонних предметов.       — Я разве помню? А ты вообще... Почему спрашиваешь? — С осторожностью поинтересовался военный.       — Я был тогда среди команды, вот и подумал, как славно было бы вновь увидеть судно, на котором я когда-то оказался... — Откровенничал Саша.       — Ну ладно уж, хватит, знаю я, конечно... Думал уж, ты надо мной шутишь. — Мужчина усмехнулся, снимая фуражку.       — О чем вы? Не тяните лучше... — Саша был в недоумении от непонимания происходящего.       — Обижаешь меня, Александр.. — Теперь светловолосый солдат рассмеялся в полный голос. — Столькому тебя научил, а ты меня даже узнать не сумел, ха-ха, видимо, тебе и вправду ещё учиться и учиться.. — Вновь разглядев матроса от ботинок до коротких светлых волос, он вдруг немало ужаснулся, поняв, как сильно умудрился оплошать.       — Стой, ты...       — Матвей. — Протянул он руку Александру. — Говорю на всякий случай, вдруг ты меня ещё и спутать с кем-то решил... — Лицо моряка украшала улыбка, пока он принимал неловкое рукопожатие парня.       — Надо же... Я и не подумал бы, что не узнаю тебя. Ты уж прости, не серчай на меня, глупого. — Рассыпался он в извинениях.       — Да куда уж там! Главное что Господь тебя сберёг, на остальное ты внимания не обращай. — Матвей похлопал его по плечу, приобняв.       — Ты хоть расскажи, как поживаешь, как служба?       — Да также, как и всегда... Что ни день, то новые мозоли, ожоги на плечах, а по вечерам, как обычно, посиделки с друзьями, на которых мы выпиваем по бутылке рому и мечтаем о безграничной свободе в водах Атлантического океана. — Он усмехнулся, но, не смотря на это, его тон был вполне правдоподобным.       — А... — Не успел начать Саша.       — Шутка, шутка, выдохни. — Он громко хихикнул.       — Ты уж поосторожней с такими шутками в порту... Вдруг не поймёт кто, не хотелось бы мне услышать плохих новостей о тебе.       — Будь за меня спокоен, Саша, я всё держу под контролем. — Вновь похлопал он его по плечу, чуть сильнее сжав его в конце. — Раз уж у нас подвернулась такая встреча, то окажи мне услугу, будь со мной честным. — Он снял очки, почесав свой острый прямой нос. — Так что же тебя сюда привело, мой старый друг? — Некое неизвестное послание читалось во взгляде Матвея, но Саша решил не придавать странностям большое значение. Всё-таки моряки уж очень странные люди...       — Да я и сам не против поделиться... Только вот давай найдём более уединённое место, а то не хотелось бы мне попадаться с тобой на глаза знакомым отца...        Матвей на предложение юноши охотно согласился, подмечая удивительное совпадение — у него как раз был перерыв аж до самой ночи, ведь работал он, не покладая рук, еще со вчерашней.        Отправляясь в сторону недостроенной кунсткамеры, лежащей чуть более, чем в полутора часах ходьбы от порта, они принялись обсуждать то, что ранее, по многим причинам, обсудить не могли. Болтали о жизни, о морях и войнах, о недавних событиях, произошедших за эти года — в общем, обо всём, что прыгало на язык и приходило в голову. В конце концов тема зашла и о семье, и обоим явно было, что поведать...       — Знаешь, а я ведь так и не рассказал тебе, почему я здесь оказался... Почему покинул корабль сразу после того, как закончились те несколько непростых дней. — Подметил Саша.       — Ну и почему же? Я весь во внимании.       — Времена сейчас больно тяжёлые... Поэтому надеюсь я, что ты поймёшь всё верно, не обзовёшь предателем...       — Ты меня не пугай, что ж там за дела такие тёмные?!       — Да дело вот в чём... Через неделю, по случаю свадьбы, я уезжаю в Детфорд на неопределённый срок... — Александр заметно погрустнел, начав свой рассказ. — Отец обещал, что это всего лишь на пару-тройку недель, но чует моё сердце, что дело тут далеко не чисто. — Он нахмурился.        От удивления Матвей аж присвистнул, привлекая внимание нескольких недовольных прохожих.       — Сразу бы и сказал, что жениться собрался! Эх, дурная ты голова! — В шутку отвечал матрос. — Чего ж ты тогда такой грустный? — Как-то наигранно и фальшиво прозвучали эти поздравления, будто они чем-то расстроили Матвея.       — Великобритания... — Растягивал Саша. — Дурное место, сам знаешь. Никогда не догадаешься, чего ожидать от них. Война войной, а люди здесь не при чём, безусловно, но действительно ли стоит сейчас покидать страну ради очередной прихоти отца? — Матвею стало слегка неловко. Прихоть отца? Очевидно же, что здесь не радоваться надо, а, на худой конец, плакать.       — Поторопился я... Извини. То-то оно и видно, почему ты такой поникший. — Констатировал юноша. — И станет в мире одним мужчиной, кого заставили жениться, больше.       — Отец... Чересчур дорожит теми, кем дорожить не стоит. — Продолжал он. — Как он говорит, полтора века эта семья из Детфорда — наши лучшие друзья... Вот и надумал на наши головы. Говорит также, что он скорее помрёт, чем позволит мне стать моряком до женитьбы. Видите ли... Желает мне добра.       — Ну, слушай... Тебе не шестьдесят лет, чтобы думать о том, что жизнь закончена... Ты хоть знаешь эту девушку?       — Знаю, знаю.. Не рад я от этого, уж лучше, извольте, не знал бы.       — Пфф.. — Выразил он таким образом сочувствие. — Я не силен в делах семейных, но на твоем месте я бы просто бежал, не оглядываясь..       — Поздно уже бежать.. Меня через четыре часа ждет семья... Будем готовиться к торжеству. Я пришел в порт, чтобы попрощаться с тем, что я, возможно, больше никогда не увижу. — Он замолк, глядя высоко в небо. На глаза наворачивались слёзы. Каждый день он проворачивал эту историю в голове, с самого начала, вдоль и поперёк изучая воспоминания и события, но это не помогало ему справиться с чувством отвращения и беспомощности.       — Эй, эй... — Матвей подошёл ближе. — Ну не убивался бы так, ну... — Он легонько толкнул парня в бок. — Приедешь ты с этого проклятого Детфорда и дело с концом... Невесту в дом, а сам на корабль, и уплывёшь, куда глаза глядят, лишь бы подальше от назойливых родных. — Матрос повёл Александра в сторону, ближе к неоживлённому переулку, продолжая беседу. — Да и что же тебе до слов отца? Шанс ты упустил, но впредь его не слушай, всем, чем угодно угрожай... Уж не мог я подумать, что старик на такое способен... — Парень взялся за рукав набитого пальто Александра, немного дёрнув его. — Не кручинься, друг...        Александр сам не понял, как его нос оказался совсем близко к уху Матвея. За спиной он почувствовал чужие крепкие руки, охватившие его торс. Солдат прижал парня к себе, выдыхая ему в шею, не нарочно, это просто показалось Саше чем-то странным, поэтому он обратил на вздох такое внимание. Он впадал в ступор, не зная, куда деть руки, что сказать и как потребовать объясниться наглого друга, так бесцеремонно устроившего объятия прямо на улице. Он вообще не понимал, как ему в голову могло придти такое решение... По крайней мере, во всех привычных кругах Саши, объятия двух друзей считались чем то из ряда дурных и запредельно странных поступков. Его тело напряглось, буквально несколько секунд он стоял, совсем не дыша, но в конце концов сдался, сделав шумный выдох... Плечи немного расслабились, как и спина, мышцы которой ранее были каменными от небольшого шока. Совсем скоро, от пят он почувствовал еле уловимую волну, которая поднималась дальше, доходя до талии, груди и шеи. Может, почти полное отсутствие объятий в его жизни сыграло в этот момент, но такая простая и нежная вещь заставила его, закрыв глаза, насладиться теплом, которое, как оказалось, может давать такое простое творение, как человеческое тело. Робко он согнул руки в локтях, разместив их чуть выше талии матроса, а голову медленно уложил на его плечо. По щеке покатилась слеза, в которой наверняка смешались примерно все эмоции, которые способен испытать человек за такое короткое время. Сердце застучало сильнее, и Александр, чуть дыша, усилил хватку, сжимая в пальцах ткань тёмно-синей формы. Это мгновение, по ощущениям, длилось намного дольше, чем обычные несколько секунд... И понимая, что Матвей начинает разрывать объятия, Саша смущённо увёл взгляд вниз, пытаясь осознать, что его впервые за столько лет кто-то обнял, по человечески понял и утешил, чего, наверное, больше никогда и не повторится.        Пару секунд неловкого молчания... И матрос наконец решил прервать тишину.       — Ты выглядишь немного ошарашенным, я тебя напугал?       «Ну конечно же, ты меня напугал!» — подумал Саша. Но побоявшись показаться излишне впечатлительным, он ответил:       — Нет, я просто не привык делать... Такое... — Он неловко почесал затылок. — Не знаю, что только что произошло, но буду честен, мне было приятно, что ты меня понял и утешил, хоть и весьма... Своеобразно. — Это было наилучшим, что Александр мог из себя выдавить.       — Тебе кажется это странным, не так ли? — Спросил матрос.       — Да нет... Совсем нет. Хотя, ты прав, очень даже кажется.       — Ладно, просто забудь и не спеши думать обо мне плохо... — Матвей попытался разрядить обстановку. — У нас ещё много речей, которые нам стоит успеть сказать друг другу... Пойдём-ка дальше.        Еще немного неловких минут, которые сопровождались нервными попытками сгладить нарастающее напряжение, и разговор стал возвращаться в прежнее русло. Сердцебиение и дыхание вернулись в норму, оставляя за собой лишь след из легкой дрожи в пальцах. Они вновь непринуждённо болтали, негласно сходясь на мысли о том, что стоило бы сделать вид, что ничего только что не происходило.       — А знаешь, Александр... — они долго стояли, глядя на слияние двух рек, образующих одну большую, до того, как матрос не замолвил слово. — Порой я даже тебе завидую... — Взгляд Саши буквально говорил за него. — У тебя есть семья, которой на тебя не плевать, хотя иногда это доставляет целую россыпь проблем. — Саша не мог понять, к чему клонит его друг. — Говоря кратко, я бы лучше оказался на твоём месте, чем, скажем, на своём...       — Разве у тебя нет семьи? — С опаской спросил Александр.       — Можно и так сказать.. — По непонятным причинам он рассмеялся, грустно прикрывая глаза. — Но ты не подумай, я на жизнь не жалуюсь. Я каждый день ем мясо, раз в пару дней позволяю себе сдобрить досуг парой стаканов спиртного, а каждую ночь сплю в безопасности, достаточно высыпаясь после тяжелой работы, которая мне по душе. Так что жизнь моя не так худа и бедна, как бывает у других сирот... — Это звучало, как мнимое утешение, да и заметно было, что сам Матвей слабо верил в собственные слова.       — Почему ты остался один? — Деликатно спросил Саша. Матвей же ответил молчанием, собираясь с мыслями. Он опустил голову и почесал нос, поправив очки.       — Мать с отцом покинули дом и уехали в неизвестном направлении, когда мне было около пяти лет от роду, я лишь отдалённо помню их лица, голоса.. Я несколько дней пытался прожить в одиночку, но к большому счастью меня вскоре приютил одинокий старик, бывший капитан, служивший когда-то на корабле и живший недалече по соседству. Он был совсем в преклонном возрасте, но всё же авторитет его был высок, и уже к двенадцати годам он устроил меня юнгой на крошечный двухмачтовый корабль... — Матрос прервался, стараясь не предаваться воспоминаниям слишком сильно. — Сейчас то я понимаю, что сделал он это потому, чтобы я не остался совсем один в случае его внезапной кончины... Но тогда это казалось мне чем то весёлым и фантастическим.       — Звучит очень... Обнадеживающе...       — Ага... Ведь вскоре его опасения подтвердились... И когда мне исполнилось четырнадцать лет, он тихо скончался во сне, пока я был на судне... В открытом море... — Матвей постарался улыбнуться, изо всех сил не давал повода себя пожалеть. — Ну, что ж... С тех пор меня перевели служить на Ингерманланд, и я, можно сказать, живу там. Порой, когда нужно надолго сойти с корабля, остаюсь у знакомых солдат, там стараюсь обрить голову, сходить в баню, а потом, как только намечается новое отплытие — сразу прыгаю на борт. — Заканчивая, он вновь попытался наигранно показаться весёлым.       — Вот как... Ого... — В голове не умещалось, что такой юный с виду, да и не только с виду, человек может быть так жестоко потрёпан жизнью. — А ты узнал, что случилось с твоими родителями?       — Погибли. — Отрезан юноша. — Я частенько захаживал к почтовой верфи, просматривая письма, предназначенные для дедушки, я называл его так, и в один из дней я получил послание, в котором некая Екатерина Трофимовна принесла мне свои соболезнования.        Тяжело было даже представить, какого это, когда все, кого ты хоть на сколько то считал своей семьёй, просто напросто погибают один за другим... Представить тяжело было и Саше, который молча стоял и пялился в одну точку, устремив взгляд в спокойные воды Малой Невы.       — Я действительно этого не знал. — «Это же надо нажаловаться на свою семью человеку, у которого семьи и вовсе нет!» — ругал себя Александр. — Извини... Не хотел напоминать тебе о...       — Неужто ты додумался за это извиняться? Мою семью уже не вернуть, это истина, поэтому вечно жить в жалости нельзя, нужно продолжать существовать и радоваться тому, что у тебя есть. — И вновь на лице матроса заиграла улыбка.       — Возможно, мне бы стоило учесть этот совет..        Их встреча подходила к концу, а значит, приближалось и время начала первого дня празднеств. Около часа у парней оставалось, чтобы как следует распрощаться, возможно, к сожалению, навсегда. Глупо, по мнению солдата, было жать руки просто так, и дабы закрепить встречу, он выступил с весьма интригующим предложением.       — Послушай-ка, Александр. Знаком ли ты со здешними местами, скажем так, для некультурного отдыха?       — О чём ты?       — Кабак... Мы частенько захаживаем туда с товарищами, в основном ближе к ночи, но сегодня можно сделать и исключение, лишь бы не попасться на пьянстве перед старшими чинами. Мы ведь всё-таки не простые матросы. — Рассказывал он так, будто говорил о простом чаепитии с командой.       — Вздор ведь. Я алкоголя в жизни на язык не пробовал. — Парировал Саша. — Да и как ты можешь так бесстыдно пить, зная, что на тебе ответственность за безопасность родины? — Пристыдил он матроса.       — Да какая там вообще безопасность.. в море мне не скоро, да и до службы еще целый день. Не расстраивай меня, ну же.. Из моих боевых обязанностей, в крайнем случае, зарядить пушку и поразмахивать шпагой. А делал я это последний раз месяцев эдак девять назад.       — И все же я отказываюсь... Изволь. Кто же посмеет пить перед венчанием?! В церковь заходить нетрезвым... Не хочется, да и нельзя. — Сашу было не сломить. — Ты успеешь сделать это без меня.       — А вот с тобой, может, больше и не успею, подумай... Ну а не пить обычно приходит в голову тому, кто несказанно рад предстоящей свадьбе. — Хитро ответил Матвей. — Стоит ли упускать такой шанс? А я ведь всё оплачу...        Безысходность положения была на лицо. С одной стороны была скучная прогулка, приводящая рано или поздно к родительскому дому, а с другой — последний час, который можно провести в веселье и хоть как то забыться, из-за чего Александр начал сомневаться...       — Ладно, но, я подумаю, стоит ли мне хмелеть. Возьму чашку тёмного квасу...       — Ну, хоть так! Вот это уже куда лучше.        Всего каких то пятнадцать минут ходьбы и они остановились у мрачноватого входа в здание, без вывески и обозначений. Из-за деревянной двери почти не доносилось звуков, на Сашино удивление, ведь по книгам и рассказам такие места всегда отличались своей своеобразной громкостью.       — Ну, как ты понял, мы на месте.        За открытием скрипучей двери последовал, ударивший Саше в нос, запах хмеля и водки. Воздух внутри был очень влажным, да и в целом было душно и непривычно, будто в плохо затопленной бане. Жестом подзывая Александра к себе, Матвей остановился у длинного стола, за которым стоял шкаф со множеством стеклянных банок и бутылей. На полу стояли бочки, а недалеко от них была и коробка с деревянными кружками. Если бы в таком месте без опаски можно было бы установить керосиновые лампы, то хозяин наверняка сделал бы это... Но, по понятным причинам, света внутри почти не оказалось. Всё вокруг было тёмным и достаточно тесным, от приставленных к стенам лавочек, до площади самого места. Людей было немного, ведь мало кто хотел бы напиваться в самом начале рабочего дня. Лишь пару скучающих бедолаг не разжимали руку, в которой они держали чарку, и безжизненно глядели в липкий от пролитых напитков пол. Всё в этом кабаке также оказалось деревянным. Вся мебель, полы и стены почти не отличались друг от друга.        За стоящим в центре столом никого не оказалось, поэтому Матвей громко поколотил по нему, присвистнув, и принялся звать разливающего напитки мужчину.       — Э-э-эй! Вечно уставший друг, не отходящий от стойки, где же ты?! — В ответ на зов из удаленного от чужих глаз помещения, наверняка складского, послышался хриплый голос.       — И вновь ты пришёл? Сейчас подойду, парень, будь терпеливей. — Пол заскрипел, и на их глазах из коморки показался мужичок с длинной седой бородой. — А это ещё кто такой? Я этого юнца с вами не видел. — Указал бородач на Александра, скептически оценивая его внешний вид.       — Всего лишь новичок в наших рядах, расслабься, недавно поступил на службу, вот и приучаю его к настоящему отдыху! — Ловко соврал Матвей. В ответ мужик лишь хмыкнул, отвернувшись от парней. В руку ему легла увесистая бутылка мутной жидкости, которую он эффектно откупорил, налив содержимое в совсем небольшой стакан.       — Ну, раз такое дело, то пусть он свою службу отметит чашкой пшеничной водки, иначе у меня будет повод усомниться в том, что ты меня не обводишь вокруг пальца, Матвей.        Кажется, Саша был не первым, кого Матвей не лучшим образом умудрялся затянуть в это мёртвое местечко. Юноша не мог ничего сказать, лишь отрицательно помотал головой, робко начав:       — Знаете, господин, напиваться перед службой — дело не лучшее... — Он постарался улыбнуться, поймав на себе взгляд неодобрения. — Вы... А-ха-хах... Налейте-ка мне квасу хорошего, да и хватит с меня. — Ощутив неслабый пинок ногой по правой икре, Саша немного пошатнулся, встретившись глазами с раздражённым Матвеем. Взгляд буквально молил его не совершать глупостей.       — А хотя, знаете... Подавайте-ка и водки тоже... А то и вправду, неужели я какой то там юнец. — Матрос беспечно и облегчённо выдохнул.       — Тьфу на вас... — Мужчина небрежно поставил на стол два бокала. — И слушай, юнга, ты ко мне больше щенят не води, устал я видеть их посиневшие от двух стаканов лица... На этот раз прощаю. — Он поспешно удалился, оставив парней в окружении алкоголя, заядлых выпивал и пугающих голых стен.       — Пронесло, однако... Ты, Александр, порой, соображай чутка быстрей, а то выгнали бы нас, оставив ни с чем... — Похлопав Сашу по плечу, матрос протянул тому чарку.       — И что ты прикажешь мне с этим делать? — На лице уже было не скрыть возмущения.       — Ну, примерно то, что сейчас сделаю я. — Матвей ловко опрокинул стакан, не оставляя в нём ни капли напитка. Жмурясь, он звонко ударил им о стол, вытирая губы. — Ух! Давно мне не хватало этого глотка.       — Я хотел квасу... — Напомнил Саша.       — А я хотел, чтобы ты не капризничал, словно барышня! — Тот громко рассмеялся, заметив смущение Александра. — Ха-ха-ха, видел бы ты своё лицо. Ладно, признаю, виноват, все же ударило мне в голову немного.       — Немного, значит... — Саша тоже усмехнулся, взяв в руку напиток. Приблизив чашу к носу, он закашлялся, размахивая свободной рукой, будто отгоняя комаров. — Да это же кошмар... — Приговаривая, он прислонил самый край чашки к губам, сделав лишь небольшой глоток, впуская в рот практически каплю. Он густо зажмурился, потерся головой, в горле появилось до жути неприятное ощущение, будто что-то выжигало его изнутри.       — Да... Видно, что в этом ты не мастер...       — У меня в горле будто топоры куют... Кха-кха... — Ответил он.       — Если будешь пить её, будто прохладную водицу с утра, то так и будет. Попробуй, как следует, и сразу поймешь это чувство.        Выдохнув, перед этим мысленно проклиная всё, находящееся вокруг, он последовал указанию друга, опрокинув стакан. По щекам стекли пару капель, которые ему проглотить не удалось. В груди сразу же разгорелся сильный пожар, а дыхание перехватило.       — Не буду я... Х-ха... Больше тебя слушать. — Слова тяжело ложились на язык, а перед глазами будто находилась реалистично нарисованная картина, но никак не реальный мир, ощущать себя в котором Саша потихоньку переставал.       — Потом еще скажешь мне спасибо. — Он похлопал его по плечу, но более небрежно, чем раньше. Видимо, алкоголь действовал на него тоже, хоть и не так сильно, как на Сашу.       — Ха-ха-ха... Я над этим ещё подумаю... — Смех по неизвестным для него причинам лился из его уст. — Знаешь, я бы предпочёл провести остаток жизни, сидя за этим дряхлым столом, нежели в Детфорде...       — Примерно за этим сюда и приходят, но нам, к сожалению, уже пора.       — Вот черти... Время так быстро летит…        Звон монет раздался перед тем, как они покинули кабак. В лёгкие наконец попал чистый, влажный воздух, немного прояснивший разум. Ощущение конца настигло Александра, заставив его надолго замолкнуть, держа обратный путь. Стоя в порту, он пристально вглядывался в горизонт, разглядывая лежащий неподалеку Кронштадт. Чуть дальше лежал путь недавно отошедших от берега кораблей. Он вдоволь хотел насладиться таким родным и близким сердцу пейзажем, чтобы подольше запечатлеть его в своей памяти, на всякий случай...        Прощание оказалось не таким ярким, как ранее его представлял себе Саша... Они с Матвеем лишь по-дружески обняли друг-друга, совсем не так, как случилось ранее. Пожелав друг другу удач и попрося у Бога шанса на встречу в будущем, они молча разошлись, понимая, как им обоим тяжело проживать этот период жизни, хоть у каждого на это и была своя причина...

***

       По возвращении Александра домой, его, как и ожидалось, встретила обеспокоенная мать и крайне настороженный отец. Елизавета сразу принялась обнимать Сашу, заливаясь искренними рассказами о переживаниях. Дома всё было совсем не как обычно. Было крайне светло и чисто, а на обозрение были выставлены самые дорогие и изысканные вещи, имевшиеся когда-либо на веку их семьи. Старинные вазы и часы украшали тумбы и стены, вытертые до блеска, а на столе красовалась расшитая шёлком и блестящими нитями белоснежная скатерть. Показушничество читалось на лицо... Но таковыми были «традиции», сложившиеся среди двух семей. Особо нелепо смотрелось это, когда Александр вспоминал, как тяжело и совсем не богато им с матерью приходилось жить в трудные времена... Но в любом деле есть и плюсы... Может быть, матушка перестанет надрывать спину лишь ради того, чтобы прокормить себя и взрослого сына.        На кухне только-только заканчивались финальные процессы подготовки всех блюд, а многие из них уже стояли, прикрытые кружевными салфетками. Во дворе же, близ входной двери, Ефрем принимал гостей в виде бывших коллег Елизаветы. Музыканты же радостно приняли приглашение сопроводить свадьбу сына старой знакомой во второй день, пообещав лишний раз не мутнить рассудок, пробуя праздничные напитки.

***

       Плавно перенесёмся на несколько часов вперед...        Впервые в жизни Александру довелось держать путь до церкви в самой настоящей карете. Она была облегчена, предназначена лишь для троих, сами сидения закрывались лишь бортами и небольшой укрывающей конструкцией. Но несмотря на её простоту, выглядела она очень утончённо и, даже сказать, по-богатому: чёрно-жёлтая расцветка и большие колеса, по цвету напоминающие красное блестящее дерево. Видимо, гости на славу постарались, дабы произвести впечатление. По широким улочкам они передвигались весьма спокойно, изредка привлекая взгляды случайных прохожих, хотя обратить на это внимание было весьма тяжёлой задачей для Александра, ведь всё вокруг ощущалось, будто в дымке сна. Он не ощущал течения времени, лишь иногда ему удавалось «очнуться», дабы оценить окружающую его обстановку.       Церквушка неподалёку была относительно скромной, без лишних изысков, но смотрелась она неплохо: кирпичные стены снаружи выделялись на фоне серого неба и желтеющей травы, а форма, состоящая из нескольких ярусов, утончалась по мере её возвышения. В самом верху располагался небольшой сияющий купол, а еще пониже — четыре таких же. Александр старался как можно дольше наслаждаться этим зрелищем, ведь чутьё шептало ему... Не скоро, как ему казалось, он сможет вдоволь насладиться видом русских церквей.        Наконец, все гости прибыли... Довелось юноше наконец увидеть свою невесту воочию, и хоть дело было хуже некуда, её внешний вид и манеры его не огорчали. Она была похожа на изящного и до жути грациозного лебедя, спускаясь по трём ступенькам кареты. Она скромно улыбалась, глядя низко, и почти не поднимала головы. Мягкие черты лица и пухлые щёки лишь подчеркивали очаровательность её улыбки. Заметно было, кто по-настоящему был рад этой свадьбе…        Одета она была, словно с иголочки: бежевое платье из плотной ткани не мешало её лёгкости, пока она, приветствуя в изящном поклоне всех гостей, проходилась по дорожке, ведущей к храму. Одеяния её были закрытыми, лишь корсет и вырез, идущий до ключиц, позволял разглядеть тонкости фигуры девушки, в остальном же платье скрывало её тело. На рукавах и подоле красовались фестоны, а в остальном наряд соответствовал всем требованиям скромности, которую приветствовала православная церковь.        Александр, заострив внимание на прибывающей Елене, даже не заметил, как по левую руку от него появился отец невесты, деликатно постаравшись обратить на себя внимание юноши.       — Мистер... Александр, я очень рад наконец увидеть вас вновь, и меня очень радует то, что именно вы оказались женихом моей любимой дочери. — Акцент сильно выдавал то, что Оливер не был силен в общении с русскими людьми, но грамотность его была на высшем уровне.       — Ох.. Я прошу прощения, господин Оливер. — Встрепенулся Александр — Я был так... Встревожен, что не заметил вас. — Юноша протянул руку, надеясь на то, что шлейф от сегодняшней выпивки уже окончательно выветрился.       — Ну что вы, мой уважаемый зять, вам не стоит так говорить, мы ведь с вами теперь одна семья. — Он крепко пожал руку, тепло улыбаясь, а вскоре удалился, оставляя юношу наедине со своими мыслями.        Мурашки пробежали по его телу от слов мужчины. А ведь действительно... теперь они — одна огромная семья, что одновременно пугало и звучало очень неправдоподобно. Но, скорее всего, Саша просто не мог в это поверить.        Близилось начало обручения, и пока гости готовы были разделиться на мужскую и женскую половину, как и полагалось традициям, священник пригласил молодожёнов наконец войти в зал..        Это означало, что отступать было некуда, короткий взгляд Елены на себе поймал Александр, пока они преодолевали порог. Она быстро отвела его, еще радостней заулыбавшись, и пока все следовали за виновниками торжества, тихо начала:       — Доброго дня тебе, Александр... — И вновь посмотрела в глаза юноше.       — Доброго дня... Вам, Елена, если вы не возражаете. — Сердце забилось гораздо сильнее. Это были первые слова, сказанные ими друг-другу. Он не знал, как реагировать, и что чувствовать, лишь повёл бровями, ненадолго отворачиваясь.       — Нет, я не возражаю, теперь это моё имя, такое же, как и твоё. — Тяжело было понять, что она имела ввиду, в силу языкового барьера, но суть Саша уловил.        И наконец священник объявил о начале... Обращаясь к молодожёнам, он пригласил их на исповедь, дабы перед вступлением в новую семью очистить душу от вины и нечистых мыслей. Первой настала очередь Александра, как будущему главе семьи, ему предстояло начать церемонию. Выйдя вперед, он начал...       — Душа моя чиста, святой отец, обращаюсь я к Богу и каюсь я лишь в том, что подвергал сомнению просьбы и решения отца и матери, прошу глубокого прощения и клянусь, что впредь буду дарить им лишь любовь и ласку. — Ложь... Очевидная ложь. Александр замешкался, дрожащим голосом, как можно тише, произнося признание. Наверняка многие его даже не услышали, что его скорее радовало. — Помолюсь я за тебя и за твоих родных Богу, отпускаю я твои грехи...        Настала очередь Елены... Но Александр не слушал... Он мог лишь отчётливо слышать, как гудит его сердце и голова, взывая к своим чувствам. Ему было страшно, и даже в таком светлом месте он не мог ощущать себя в безопасности.        После того, как литургия была завершена, священник, вручив молодым людям венчальные свечи, провел их внутрь храма... Слушая, как читается устами святого отца молитва, Саша невольно прикрыл глаза, попытавшись расслабиться под чарующие звуки... Также поступила и Елена, стараясь не улыбаться, дабы лишний раз не показаться потешной, показывая своё искреннее уважение.        Знамение было совершено священнослужителем над головой Александра, и после того, как крест вырисовался над его ликом, действия повторились над головой Елены. Палец обхватило золотое крепкое кольцо, пока священник надевал его, оно оказалось чуть больше, чем то, что могло бы подходить Александру, но сейчас это было далеко не самое главное. Ему ненароком вспомнился ночной кошмар.        Вновь зазвучала молитва, величественно отражаясь эхом от стен храма. На лицах гостей наворачивались как улыбки, так и слёзы счастья, а кто-то вообще выражал полнейшее безразличие. Многие с нетерпением ждали начала венчания, которое следовало за окончанием обручения.        Проходя к аналою, Саша почувствовал лёгкое прикосновение к руке, пока невеста делала вид, что даже не обращает внимания на юношу. Наконец встав на рушник, молодожёны были готовы произнести клятвы верности, а батюшка был готов их выслушать...        Дыхание начало перехватывать, а сердце в груди било тревогу, пока где то на фоне звучали вопросы священника... Все звуки смешались в кучу: и шёпот гостей, и звон в ушах, и треск пламени, исходящий от восковых свечей. Из речи, на которую ему предстояло держать ответ, он услышал лишь последние слова:       — … Согласен ли ты, Александр?        Он робко открыл рот, понимая, что одно единственное слово разделяет его жизнь на «до» и «после», что буквально одна секунда определяет, жить ли ему в ненависти отца и изгнании, или в почтении семейств, богатстве и уважении. И ведь Александр знает, как ему хочется ответить, знает, какое именно слово он готов прокричать во всю глотку, встретив неодобрительные возгласы в свою сторону, но другого выхода нет, деваться уже некуда, поэтому, выждав долгую паузу, чем очень смутил всех присутствующих, он робко выдал:       — Да... Я согласен.        Напряжение публики немного спало и со всех сторон послышались одобрительные речи на двух разных языках, а Александр же, не осознавая произошедшего, глухо выдохнул и устремил взгляд в самый пол, дабы выражение его лица сейчас никого не напугало. Ему хотелось обернуться, взглянуть в счастливые глаза матери, стоящей в первом ряду, наконец обнять её и понять, что самое страшное уже позади, но нет, к огромному сожалению, самое страшное ещё даже не началось. Его будто штыком приковало к одному месту, без возможности развернуться и даже пошевелить руками. Он стоял, будто солдатик, сложив руки по швам, только голову держал не гордо, а наоборот, позорно.        Сашино внимание вновь обратил на себя батюшка.       — Пришло время и вам воспросить у Бога того, чего вы хотите для вашей семьи...        А что же стоило попросить? Он даже не знал, с кем имеет дело, с кем ему придётся жить и с чем мириться...       — Я... — Не знал он, с чего начать. — Да благословит нас Господь счастливой и беззаботной жизнью, в полном здравии и верности... — Вокруг было молчание, кажется, от Александра ждали куда более развернутого ответа. — И пусть любые невзгоды будут нам лишь давать силы... — Он пытался отдышаться, но получалось довольно скудно. — И пусть наша семья будет процветать и радовать... — Наконец священник одобрительно кивнул, а гости перебросились парой восторженных комментариев.       — Пусть в нашем доме всегда будет свет и порядок. — Начала Елена, не дожидаясь пригласительных слов. — Хочу, чтобы мы друг другу помогали и любили так, как только можем... — Девушке же позволили сказать намного меньше, по неизвестным причинам.        Церемония близилась к завершению. Святой отец продолжил свою речь, не в силах сдержать улыбку.       — Да будут услышаны ваши молитвы Богом... Примите же эти венцы, как символ мученичества, которое вам предстоит преодолеть в борьбе за светлую любовь...        «Венок мученика мне как раз кстати..» — подумал Александр, пока он ложился на его волосы... Он был не в силах описать происходящее, всё вокруг было словно одной большой иллюзией, по окончании которой жизнь вернётся в прежнее русло. По правый бок от него стоит его будущая жена, она аж светится от того, как предвкушает долгожданную свадьбу. А он... Он не может даже сказать кому-то правду, лишь притворяется в угоду родным, отчего чувствует себя совсем жалким.        Они наконец испили сладкого вина, пришло время для самой последней части ритуала... Обратив свой взор на улыбчивую даму, Александр протянул ей руку, которую она охотно взяла, нежно погладив костяшки крошечными женскими пальцами. Это был словно импульс, обжигающий и болезненный, из-за чего его рука дрогнула, обратив внимание невесты.       — Не бойся. — Нежно прошептала она.        Но Саша боялся. Он не боялся смерти, не боялся моря и огня, не боялся брать в руки оружие... Но до жути он боялся этой свадьбы, до сбитых вздохов и до желания уничтожать все стоящее вокруг, он не хотел её, он лишь смирился, понимая, что так будет лучше для всех, может быть, и для него, но пока что он точно не был такого мнения.        Священник взял в руки крест и обошёл молодоженов трижды, разрешив им снять венцы и преклонить свои головы...       — Теперь вы можете поцеловаться...        Как гром среди ясного неба прозвучал призыв к поцелую... Не то, чтобы неловкость и почти полное отсутствие опыта напрягали Сашу, его, мягко сказать, напрягала ситуация... Но медлить было нельзя, чем больше он будет ждать, тем дольше придётся выжидать время в этом интимном моменте... Перехватив вторую руку девушки, замечая на её лице разыгравшийся румянец, он осторожно приблизился к её пухлым губам, ожидая ответного действия.        Елена тихо хихикнула, сократив расстояние между губами и крайне изящно добилась их соприкосновения. Саша немного не ожидал того, что всё произойдет настолько быстро, из-за чего резко вдохнув носом, издал тихое мычание. Внутри всё будто начало сжиматься, в животе даже читалось что-то, походящее на боль, но признаться честно, мягкость чужих губ и лёгкое присутствие слюны ему понравилось, но исключительно по физическим ощущениям. В голове же всё сходилось к тому, насколько это неправильно и глупо...        Ничего большего быть и не могло... Поцелуй длился всего пару секунд. Невеста вновь хихикнула по-девчачьи, и отвернулась в сторону батюшки, смущённо опустив взор..

***

      Завершающая молитва «отпуст» призвала всех к окончанию церемонии... Наконец Александр освободился от большей части навязчивых, греющих спину взглядов, выйдя на улицу под руку с новоиспечённой женой.        Их осыпали пшеном и сахаром, крича о пожеланиях сладкой и сытой жизни, также на двух языках.        Когда настало время отбывать на пиршество, Александру всё же довелось, спустя час с лишним ритуала, повидаться с родителями. Он нашёл их среди суетливой толпы, нагнав у самого дальнего закуточка улицы. Елизавета, как и ожидалось, пребывала в счастливых материнских слезах радости, жмясь к широким плечам мужа, который, кажется, тоже готов был пустить слезу...       — Отец, матушка! — Подбегая, крикнул он. — Как вы?        Сведя брови к переносице, Елизавета кинулась на сына с теплыми объятиями, чуть не сбивая его с ног.       — Ты лучше расскажи, как ты, дорогой наш! — Он никогда ещё не видел матушку такой счастливой. — Ты извини меня, голову дурную, не хотелось слезами своими мне всех распугать..       — Что вы, я не сержусь...       — Ты расскажи нам, как тебе Елена? Она выглядит такой счастливой... Не так ли? — В потоке эмоций Александр захотел поделиться переживаниями с матерью... Но заметив на себе тяжелый взгляд отца, успел себя приостановить.       — Она красива... Галантна, но я её совсем не знаю, отчего и сказать пока ничего не могу... Но в целом, плохого мне о ней тоже сказать нечего.       — Это самое главное... — Вмешался внезапно отец. — Я всё переживал, что вы друг другу не приглянетесь. Кхм... Я очень рад. — Последние месяцы их отношения были крайне натянутыми, по понятным причинам, но даже Ефрем сегодня смог взять себя в руки и искренне порадоваться за сына.       — Вам удалось пообщаться с родителями невесты?       — Конечно... Мы общались с ними с тех пор, как они прибыли в столицу. — Ответила Елизавета.       — Значит... Как и планировалось, через неделю я отправляюсь в Детфорд? — Без энтузиазма уточнял юноша.       — Через восемь дней, если быть точнее... Корабль отплывает рано утром. — Напомнила Елизавета. — Я уверена, что тебе понравится в этом чудесном городе... Как жаль, что я уже вряд ли побываю там…        Время близилось к обеду, пора было выдвигаться к дому семьи Керченских, дабы начать традиционный трёхдневный пир. Все вновь расселись по своим чудесным каретам, отправившись в путь за весельем, выпивкой и кушаньями.