За штурвалом корабля “Каданс”

       Бодрящий звон металла, больше походивший на гул, вперемешку с громкими голосами матросов, сменил собой тихие звуки улицы, какой она и могла быть в четыре часа утра. Александр вместе с отцом оказались под боком судна вовремя, но, не смотря на это, палуба уже кишела рядовыми моряками, которые, по всей видимости, находились здесь со вчерашнего вечера. Им предстояла недолгая и достаточно простая дорога в рижский порт, отчего на душе тревоги не было. Всего-то несколько дней дороги туда и столько же обратно, учитывая остановки. Немного иного ожидал Александр, но жаловаться было и так не на что, поэтому думать об этом он перестал достаточно быстро.        Все это казалось поистине завораживающим зрелищем для четырнадцатилетнего мальчонки, потирающего красный от утренней прохлады нос. Наклоняя голову, разглядывая левый борт, которым корабль был повернут к порту, Александр на глаз постарался измерить длину от кормы до носа, и получил около восьмидесяти футов. «Неплохо для первого выхода в море» — подумал Саша. Чувствовался запах сосны и солёной воды, а также пороха, ржавчины и спирта, что для юноши оказалось не в новинку, навеяло приятные воспоминания о своём первом визите к водам. Желтоватые паруса угрюмо висели в сложенном виде, из-за чего все три мачты казались со стороны совсем голыми. В порту было предостаточно суеты, все вокруг носились, сломя голову, из-за чего уши начали привыкать к скрипу деревянной пристани и множеству чужих громких и быстрых шагов. Небо было закрыто тонким слоем из облаков, который, будто плёнка, позволял увидеть частички солнечных лучей, которые тянулись покосившимся столбом от самого светила до воды, отражаясь в легкой ряби. В такие моменты пейзаж выглядел совершенно иначе, улыбки рабочих расцветали на их лицах, пока они щурились и таскали на плечах тяжёлые канаты, продовольствие и порох. Только что отстроенные стены города будто начинали светиться, а влажный воздух достаточно быстро прогревался.       «Первый солнечный день за несколько месяцев. Не иначе, как благословление божье,» — решил Александр, чуть оторвавшись от разглядывания окружающих его вещей.        К Ефрему кто-то громко обратился, пока тот вместе с сыном наблюдал за оживленной работой.       — Ефрем Николаич! Товарищ секретарь, какова встреча! — Слева послышался голос, а кричал высокий, тёмный и коренастый мужичок, которого Александр смог узнать по речевым особенностям. Голос его был громким, а говор весьма непривычным, что и понятно было и по имени мужчины, и по внешности — молдованин всё-таки.       — Ай, Раду! Давно мы с тобой не виделись, тебе бы почаще к нам заглядывать. — Раду много лет служил вместе с отцом Александра, на судне отправляясь комиссаром, а мужиком был весёлым, задорным. В гости его всегда ждали с большим удовольствием, а Сашку он порой развлекал, как родного сына.       — Да что уж там, месяц-другой пробежал, после перевозки надобно мне вас на ужин созвать. — Они крепко пожали друг другу руки. — Вижу, и Сашка с тобой. — В этот раз уже Александр потянулся за рукопожатием.       — Слушай, Николаич, а чего это форма матросская на нём?       — Контроль по выученным дисциплинам провожу. Заявился мне в будущие моряки, куда уж теперь деваться. С нами отправляется сегодня. — Потрепав сына по темной макушке, он, на пару с Раду, рассмеялся.       — Недурно! Тогда добро пожаловать, юнга!       — Спасибо, дядь Раду. — Пробормотал смущённый Сашка, сразу же получив ощутимый отцовский толчок в шею.       — С этого дня он для тебя никакой не дядька, а наш многоуважаемый комиссар, так что подбирай-ка ты выражения. — Со строгостью приказал отец.       — Да ладно тебе, Керченский, пусть меня как хочет кличет, не ругай парнишку.       Истратив запас любезностей, мужчины обсудили грядущий маршрут, а вскоре и вовсе разошлись.       — Так, Александр, ты почти всё и без моих разъяснений знаешь, поэтому отправлялся бы ты на борт. Квартирмейстер о тебе, как и о других зелёных, знать должен, ты пойди до кубрика, да поспрашивай тех, кто там есть, они тебя займут делом, понял?       — Да, отец, до встречи. — Держа подол формы, которая всё-таки оказалась для юного Сашки слишком велика, он бегом запрыгнул на лестницу, оказавшись наконец на палубе.       Самое настоящее чудо, при котором было шестьдесят четыре пушки, находилось под его ногами. Корма судна была украшена резным орнаментом, до боли знакомым для Саши, будто из какой-то книги. Причудливые деревянные звери наблюдали за суетой с кормового подзора. Подняв глаза в небо, его внимание вот уже в какой раз привлекла сложная система из тросов, узлов и канатов. «Чтобы в такой разобраться, нужно не простым человеком быть, это ж целая наука!» — вслух пробормотал Саша, — «Абсолютно совершенное парусное вооружение...» Пока он разглядывал причудливые технологии, имеющиеся на корабле «Ингерманланд», он резко почувствовал достаточно болезненный удар в затылок, который заставил его сделать несколько шагов в сторону грот-мачты.       — Что застыл да в небо смотришь, юнга? Работы мало? — К нему обратился низкий, примерно в рост Сашки, светловолосый парень с тёмно-зелёными глазами, который на вид был немногим старше. Он, видимо, не заметил Сашку во время беготни. Но несмотря на совсем не устрашающий вид, на плече своем он нёс громадный моток мокрой верёвки, а такие весят порой аж около половины веса самого человека.       — Да я ж прибыл только, первый раз здесь. К вам как обращаться? — Сашка замешкался, не зная, что делать, протянуть ли руку матросу, либо же, прислонив большой палец к виску, отдать тому честь.       — Да боже, рядовой я, на радушности не отвлекайся, времени нет! Ты меня у входа в кубрик жди, там твоя помощь мне пригодится. — Саша кивнул, проводив взглядом паренька, который отправлялся к носовой части корабля. Он послушался, быстро оказавшись у нужной двери       Отвести взгляд от конструкции судна у него не получалось. Саша стрелял взглядом в разные стороны, вглядываясь в лица занятых матросов, изучая каждый метр корабля. Трёхмачтовое линейное судно — великолепное творение, которое завораживало каждого, кто смотрит на него издалека, и поражало того, кто осмелится подойти поближе. Идеально ровные мачты, выточенные из стволов самых крепких сосен, величаво устремлялись в небеса, а флаг императорского флота, играя на ветру, служил этому судну неким талисманом.        Сумев одернуть себя от эстетического наслаждения, Саша вернулся к просьбе. Заглянув внутрь кубрика, он увидел пару десятков тонких гамаков, плотно висящих друг к другу. В общей каюте на удивление никого не было, следов личных вещей не наблюдалось. Присутствовал запах кожи и воздух сам по себе был достаточно спёртым, но в помещении было чисто. Видно было, что матросы очень стараются над поддержанием порядка, несмотря на плотный график.       Проходя дальше, Александр первым делом прикоснулся к одному из спальных мест, материал был приятным, но всё же жестковатым. Он никогда до этого не бывал в кубрике, и ему осталось понадеяться на то, что ночью удастся выспаться в условиях тесноты и постоянной тряски. Никаких излишеств в каюте не предусматривалось. Простое помещение, и от рассвета до отбоя оно было также рассчитано под какую либо работу. Для Саши и для многих других матросов это было самым правильным решением, ведь матрасы, подушки и перины в капитанских убранствах становятся самым настоящим пристанищем для клопов и иной живности, а все оттого, что воздух оставался влажным даже внутри каюты. Решить проблему было можно, лишь плотно обтянув кровать той же самой кожей, из которой и создавались невзрачные гамаки.        Среди непрекращающихся рабочих криков сзади раздался уже знакомый, зовущий.       — Слушай, новенький, я тебя о чем просил?! Еле разглядел тебя через дверь открытую. — Вслед за ним внутрь зашёл паренёк, с которым Саша несколько минут назад перекинулся словами. Он отдышался, и спокойным, в отличии от Александра, не был. — Ладно, я здесь никто, чтобы тебя отчитывать, поэтому просто слушай. Гамаки видишь?       — Вижу.       — И правда, чего это я спрашиваю. Не важно. Их потребно раздвинуть так, чтобы кубрик освободить, работа несложная, приступай, за десяток минут с тобой управимся. — Молча кивнув, Саша принялся выполнять просьбу. Работа оказалась простой, но руки у него были слегка слабоваты. Ранее поручения Саше давали более грязные.        Когда последний гамак оказался прижат к стене, Саша ухватился за колени, пытаясь справиться с отдышкой.       — Уже устал? — Обратился к нему матрос. Парень, в отличии от Саши, выглядел неплохо, и эта работа не заставила его потерять много сил.       — Видать, слабоват я ещё... — Он отёр пот со лба и выпрямился. — Александр меня звать, Керченский. — Решив проявить настойчивость, он первым протянул руку блондину.       — Сын секретаря? — Повёл тот бровью в ответ. — Надеюсь, что я не ошибся. — Последовал ответ, а за ним и рукопожатие.       — Разве обо мне известно было? Как ты понял? — Удивился Саша. Одинаковые фамилии — большая редкость, но совпадения всё же случаются. Почему же матрос оказался так уверен в своих словах, ему было непонятно.       — Никакого секрета. Слухи о тебе давно пошли, но ты не грузись, дела особо никому не было, да и больно похож ты на него лицом. — Матрос мельком глянул на Сашу, будто пытаясь лишний раз убедиться в своих словах.       — А у вас, видать, память на лица отличная. — Ухмыльнулся он.       — Что значит: «у вас»? У матросов, что ли?       — А разве нет?       — Да брось ты, ничего подобного, просто отца твоего много кто знает.       — Вот как. И что же о нём на корабле ведают? — Парнишка в ответ сухо засмеялся.       — Отплыть мы не успели, а ты уже сплетни развозить решил? — Спросил он.       — Мне больно интересно... — Неуверенно сказал Саша.       — Ну, раз так, то с радостью поведаю. Отец твой действительно человек строгий, со странностями, но благородный. В отличии от других чинов, к работягам относится со спокойствием, носу от них никогда не воротит, его за это все в лицо как раз и знают, уважают, помнят, что в первую очередь, среди старших по званию, идти потребно к нему.       — Приятно слышать. Я уж думал, что ты обо мне дурно думать будешь.       — Куда уж там... Будто мне надо о ком-то думать. Неужели ты ни разу от отца таких историй не слышал?       — Не слыхал я, он о своих делах просто так не рассказывает, а даже если и спрошу, то и слова из него не вытащишь.       — Оно и видно, ну ничего, ты о нём главное знай, что человек он порядочный. Да и мне он помог однажды. — Юноша принялся эмоционально рассказывать. — Я, будучи ещё профосом, получил просьбу выдраить гальюн, вот только ветер был просто жу-у-уткий, погода была грядущая к шторму… Но не смотря на все мои мольбы и отчеты о происходящем за бортом, приказ остался неизменным. Корабль всё качало и качало, и подбросило меня так, что я еле за верёвку у самого носа судна хватился. Кричал я, конечно, как девка, но, кажется, именно это привлекло внимание. А никто ведь не решался помочь, все смотрели на меня, ожидая моей кончины, предвидя, как меня пронесёт под днищем, покрытым ракушками и прочими тварями. А жизнью рисковать за такого, как я, не положено ведь! Уже читал я про себя молитву, и готов был канат отпускать, как плечо моё чья-то крепкая рука сжала. Хватило меньше, чем пол минуты, чтобы отец твой, изогнувшись, вытащил меня, да уложил на пол. — Парень раскрыл ладони, на которых виднелись шрамы, походившие на ожоги. — Вот и последствия, я руки умудрился до самого мяса стереть, уж думал, что без кистей останусь. — Он улыбался, говоря о таких леденящих кожу событиях.       — И как же всё закончилось? — Сашу заворожила эта история, ведь от отца он ничего подобного ранее не слышал.       — Вроде как отчитали его, лишили части жалования за то, что себя чуть не угробил, спасая меня, да и за то, что форму в нечистотах испачкал, но это я от лекаря узнал, всё это лишь слухи. Он, кстати, и настоял, чтобы мне кисти забинтовали и от работы на несколько дней отстранили. Если бы не он, то я, не дай Боже, заразился бы чёрт знает чем через кровоточащие раны. После этого все его в лицо и узнавать начали, а ты на него, Александр, больно похож, разве что седины, морщин и усов не хватает.       — Вот оно как... — Саша в тот момент очень гордился своим отцом, он сидел и глупо улыбался, не отводя взгляда от повреждённых рук парня. — Я совсем забыл спросить, как же тебя всё-таки звать? — Неловко поинтересовался он.       — Матвей меня звать, обращайся, если помощь понадобится, я тут с таким именем должен быть единственный.       — А ты что, знаком здесь с каждым?       — Что-то вроде того... — Матвей почему-то замялся, проглотив последние слова.       — Ничего себе... Тут же, небось, больше сотни человек, а ты неплох, надеюсь, что сработаемся. — Они вновь улыбнулись и отвели свои взгляды в разные стороны.        Топот и крики практически стихли, и рабочие, отдыхая от суеты, расхаживали по палубам, лишь изредка принимая поручения. Уже и квартирмейстера Саша по приказу отца встретил, и судно обойти сумел. Ещё через полчаса раздался колокольный звон. Моряки ринулись на воздух, выходя из трюма, кают и кубрика. Раздался плеск волн об борта судна, когда рубанули канат, а штурман принялся выруливать, дабы поставить корабль на курс. Раздались негромкие возгласы, «Эйвплоя!» — повторяли матросы не с самой большой долей энтузиазма. Плавание, занимавшее от силы пару недель, наверняка было для них чем-то ненужным, лишний раз выматывающим и неинтересным, из-за чего Саша, озираясь вокруг, почувствовал себя не в своей тарелке. Он спрятал губы в кулак, сдерживая улыбку.        Погода сегодня никого не щадила. Обманчивое солнышко не долго скрывало, каким холодным и влажным оставался воздух этим весенним утром. Саша на то время был парнем щуплым, отчего холода его задевали куда сильнее. Около часа после отплытия прошло, чтобы кожа его покрылась мурашками, а нос забило, лишив Сашу возможности спокойно дышать. Подавать виду и уж тем более отлынивать от работы ему не хотелось, поэтому он, по возможности набирая в легкие побольше воздуха, продолжал заниматься своим делом. А дело было, к его удивлению, не из простых. Судно оживало, а работа стремительно кипела, подобно тому, как быстро на палубе, в гальюнах и кубрике, ни с того ни с сего появлялась грязь. Стоило Сашке вместе с другими матросами отвернуться, как под ногами уже оказывались и остатки пороха, который кто-то по случайности рассыпал, проходя мимо и вынося требуемые боеприпасы, и грязные водоросли, налипавшие на всё, включая обувь. Это знатно выматывало, хоть и было простительно в условиях качки, даже если она была достаточно лёгкой. Но кто-то, например, попросту плевал или даже сморкался на только что начищенную до блеска палубу, без всяких признаков зазрения совести. Цедя слова сквозь зубы, Саша бубнил под нос нелицеприятности о так называемых «коллегах». «Погляди, служат в благородных войсках, при самом императоре, а ведут себя, словно пираты проклятые, » — разочарованно подумал Саша. До жути хотелось прикрикнуть на наглых товарищей, но он прекрасно понимал свою уязвимость: хрупкий и низкий новобранец — никто в сравнении с широкоплечими трудягами, да и по реакции других парней, которые и бровью не повели после такого, было понятно, что создавать конфликт — попросту гиблое дело. До Саши дошло, что восхищения, которое охватило его при виде идеально вылизанного кубрика, достойны именно те ребята, что согнув спину следят за чистотой на палубе.        Первый день, в целом, проходил достаточно неприятно. Солнце уже давно было в зените, но ни минуты отдыха с момента восхода не намечалось. Трясло корабль совсем немного, но даже такая качка давала о себе знать, особенно юному и непривыкшему к подобным условиям организму. Форма была Саше велика, натирала в местах, где проходили грубые швы. Все это выжимало силы, мешало работе куда пуще, чем надоедливые крики мичмана, и всё, о чём думал Сашка, сводилось к горячему обеду и чересчур желанному получасовому отдыху, который, в конце концов, настал.       Даже такое простое блюдо, как похлёбка с мясом, горохом и гречей, в прикуску с хлебом, ещё не успевшим стать сухарём, показалось Саше лучшей едой за последние годы. Хотелось бы ему постесняться и бережно растянуть приём пищи хотя бы на пятнадцать минут, но глядя на то, как быстро и небрежно обедали другие, Саша их примеру последовал, жадно уплетая суп большими ложками. Обжигающая, немного пересолёная, разливалась еда из огромных котлов в потерявшие форму тарелки. Вкус был действительно интересным, по крайней мере, жаловаться было не на что. Внутри камбуза, на удивление Сашки, стоял и Матвей. Вытирая пот со лба, парнишка глушил пойманную рыбу. Оглянувшись по сторонам, наверняка в поисках знакомых лиц, он остановил взгляд на Саше, которому он, стараясь обратить на себя внимание, помахал рукой, подзывая подойти ближе к тому месту, где хранилась ещё не готовая еда. Саша же, в свою очередь, влив в себя последние несколько ложек похлёбки, постарался как можно быстрей откликнуться на этот жест, и уже через минуту подбежал к матросу.       — Не меня ты случаем зовёшь, Матвей? — Юнга сморщил нос от неприятного запаха сырой, в добавок пахнущей водорослями, рыбы.       — Тебя, ещё как. Тебе, если не забыл, положено, как новобранцу, целыми днями у матросов учиться, вот подвернулось дельце, помимо чистки палубы. — Матвей заглянул под надломанный деревянный стол, после чего протянул Сашке тяжёлую промокшую палку, к концу которой был привязан камень. Сам инструмент отдаленно напоминал молот. — Уж надеюсь, что глушить рыбёшку тебе под силу. — Матрос, взяв в левую руку очередное скользкое и вырывающееся существо, парой точных ударов обездвижил его. — Вот так. Ты, смотри, не подведи, иначе голову мне оторвут. Другие ребята закончили давно, и уже вялить повесили, а мне — одному, вдвое больше дали, паршивцы!.. — Выругавшись, Матвей продолжил работать в ускоренном темпе.       — Понял, постараюсь. — Неумело, стараясь, чтобы ничего не выскользнуло у него из рук, Саша положил перед собой небольшую рыбёшку, и выдохнув, несколько раз приложился по ее голове. «Ну ничего, нам Бог ведал... Всё, что живёт и движется, можно и в пищу употреблять. Да простят нас эти бедные создания.»— подумал он.        С помощью Сашки работа действительно пошла куда быстрее. Через полчаса вся рыба была готова к потрошению, с чем уже, к счастью, подоспели помочь и другие матросы. Конечно, сырое мясо быстро испортилось бы, поэтому, уже под руководством кока, рыба была тщательно вымочена в солёной воде и была готова вялиться, оставалось лишь вывесить её на свежий морской воздух и слегка опрыскать уксусом.        — Вот не мог я подумать, что на корабле буду кулинарией заниматься. — Обратился Сашка к знакомому.       — Плохо, значит, думал, это всё — часть жизни матроса. — Уставший Матвей всё ещё был зол на товарищей, отчего и колкости в его речи было не избежать.        Уже вечерело, первый Сашкин день, проведённый на корабле, подходил к концу. Влажный и холодный воздух окутывал кожу, вновь вызывая мурашки. Лёгкая тошнота и неприятные посторонние запахи начинали отдавать в голову, из-за чего ноющая боль в висках уже несколько часов сопровождала юнгу. Дел предстояло ещё достаточно, но ноги сами просились присесть куда нибудь, где кровь хоть немного отлила бы от них, ведь ощущались они так, будто были сделаны из тяжёлого металла. Сашу ждала уборка камбуза, что было, наверное, неприятней, чем работа на открытой палубе. Позволив себе сесть на дубовую запечатанную бочку, Сашка обхватил голову руками, глубоко выдохнув.       — Что, уже устал, юнга? — Матрос усмехнулся, присев на корточки близ Сашки.       — Ну не злорадствуй ты, будто твой первый день на корабле дался тебе так легко.       — Я держался очень даже достойно. — Матвей похлопал его по плечу.       — Что ж меня так тянуло к этим морям, океанам... Пока что я чувствую себя хуже той подбитой рыбы. — Он прохрустел пальцами, разминая их. — И чего же вас, моряков, здесь держит?       — Хах... А вы, мелочь, все так говорите. — В ответ Матвей получил весьма неодобрительный и вопросительный взгляд. — Да ладно, не серчай. Я ведь сам таким же был когда-то. Ты пойми, Александр, работа моряка — не отдых, а воды — не волшебное место, где нет никаких забот. Но поверь мне, однажды выйдя в море, ты уже никогда не сможешь остаться на суше, разве что телом... А душа твоя всегда будет привязана к судам и бесконечным плаваниям. Море будет манить тебя, слово чарка красного вина за ужином, но ведь первый раз в жизни глотнув спиртного, ты обязательно сморщишься.       — Вот как... — Саша удивился настолько простому и гениальному сравнению. Голова, конечно, от рассказа Матвея болеть меньше не стала, но желание высадиться в ближайшем порту у него потихоньку начало пропадать. «Ведь может, действительно всё не так плохо?» — Неужто ты, пока висел на том канате, находясь на волоске от смерти, ни на секунду не задумался о том, чтобы до конца жизни сойти на сушу? — Поинтересовался Саша.       — Никак нет. Это был далеко не единственный раз, когда я был одной ногой в могиле, но мою страсть это никак не утолило.       — Удивительно... — Почесав затылок, он поднялся на ноги, протягивая руку Матвею.       — Ладно, спасибо за напутствие, но дело к ночи, а мне помогать с уборкой. Пошёл я, увидимся.       — Ты так не торопись. Услуга за услугу, слыхал о таком? Ты меня сегодня выручил, теперь настало и моё время. — Саша слегка оторопел.       — Разве матросам велено забирать работу юнги? Или у тебя своей не найдётся?       — Хм... Хоть и не все этому правилу следуют, но на корабле принято друг другу помогать, особенно тем, кто не в лучшем состоянии здоровья. Да и уверен я, что ты облажаешься, ежели будешь всё в одиночку тащить.       — Вот как, облажаюсь, значит?! — Саша наигранно надулся.       — Непростой ты, парень, очень непростой. Будто я сказал только это.        Час-другой пролетел куда более незаметно, чем ожидалось. Солнце давно скрылось, работа, благодаря усилиям двоих ребят, была сделана в срок. На корабле скомандовали отбой, и все с радостью отправились на боковую, занимая места в тесном кубрике. Лежать в гамаке оказалось для Саши гораздо удобней, чем он предполагал, качка почти не чувствовалась, ведь подвешены они были к потолку и прекрасно спасали от симптомов морской болезни.

***

       Если говорить о последующих днях, то ничего нового или интересного для Саши не приключилось. Утром он чувствовал себя намного лучше, его тело привыкало к морю, принимало его. Рутина порой пожирала юнгу, но пару десятиминутных перерывов на свежем воздухе делали своё дело, возвращая какой-никакой рабочий настрой. Преодолев себя, Саша начал сближаться с экипажем, не стесняясь просить помощи или перекинуться парой слов, дабы немного скоротать время. Конечно, работа от этого чище не стала, лишь превратилась в более привычную и не казалась столь отвратительной.        «Под крыло» новобранцев в основном забирали купор и конопатчик. Будучи достаточно душевными мужиками, они были не прочь поболтать с молодыми парнями и обучить их тонкостям определённых дел. Правда, и здесь без приключений не обошлось, Сашка умудрился получить пару затрещин от того же купора за привычку посидеть на бочках, в которых хранилась необходимая для жизни экипажа пресная вода. А в целом он был стариком славным, правда, должность такая — отвечать за сохранность воды и провианта. Уж как не крути, а исполнять её надо было.        Отца целыми днями было не видать. Казалось, что он не покидал каюту с самого начала путешествия, иначе же объяснить его загадочное отсутствие было тяжело. «До чего же, наверное, хорошо иметь офицерское звание... Это уж точно интересней, чем жить с надорванным позвоночником...» — думал Саша, анализируя увиденное и услышанное ранее. До Рижского порта оставалось не более двух-трёх дней. Остановок делать смысла не было, ведь поставка нужных вооружений была в большем приоритете. «Матушка, однако, зря закатила такую истерику...»        Прибывая в порт, Саше впервые за всё недолгое путешествие довелось встретиться с отцом воочию. Возможно, Ефрем и покидал свою каюту, но занятость не давала им обоим пересечься. Для корабельного секретаря отсиживаться за бумагами, ведя учёт, было обычным делом, ведь об обстановке докладывали ему другие офицеры, присутствие которых на палубе было более необходимо. Исключением, конечно, являются бои и тяжёлые долгие плавания, в которых личный контроль является неотъемлемой частью его работы. Ефрем хотел самостоятельно убедиться в исправности доставленного орудия, а также понаблюдать за внешним состоянием корабля. Саша, помогая разгрузить грузовой отсек судна, поймал на себе мимолетный отцовский взгляд, который Ефрем, в свою очередь, отвёл в сторону сразу, как только их взоры пересеклись. К подобному Саше было не привыкать, отец частенько стеснялся своего беспокойства, наблюдая за сыном со стороны, но неудивительно, что скрыть чувства у него плохо получалось.        Длилась остановка около шести часов. Пополнить запасы воды и еды, ненадолго сойти на берег и увидеть землю — вот они, радости обычного матроса. Саша же тоже не терял времени. Подошёл наконец к отцу, который держал в руках плотный блокнот и карандаш.       — Говори быстро и по делу, я занят. — Даже не взглянув на сына, Ефрем продолжил вести записи.       — Да я так... Хотел разузнать, как всё идет.       — Это не дело ума юнги, да и неприлично, однако, с такими вопросами подходить к офицерскому чину.       — Но ты ведь мой отец.       — Пока мы на борту Ингерманланда, я для тебя — многоуважаемый корабельный секретарь.       — Понял... Вас... Прошу простить. — Отдав честь, Саша удалился. Наверняка он и не заметил бы тёплой улыбки многоуважаемого корабельного секретаря...        Предстоял путь домой. Такой же волнительный для Саши и простой для остальных матросов. Мечта подрастающего мальчика начинает сбываться, отчего обращать внимание на трудности уже не хочется, да и не кажутся они такими неприятными. Наоборот, преодолевать их становится чем то вроде наслаждения, манящего и всегда открытого для юнги.