Жатва

      Ты наш навеки сущий

Не молись, не смотри ты нас Пронизывает холодом жгучим Свою суть ты не скроешь от пристальных глаз

Домой он вернулся за полночь. Огромные мрачные тучи заполонили все небо, приходилось ориентироваться больше на нюх, чем на зрение. Под лапами хрустели маленькие веточки, и псу делалось не по себе: казалось, будто он ступает по костям. На последнем повороте пес проскулил и ускорил шаг, кляня себя за то, что не остался на ночь у Поттеров. Оказавшись в своей спальне, Сириус зажег свечу, не желая проводить без света всю ночь, стянул с себя одежду, которую давно уже стоило постирать, лег набок на постели и до подбородка укрылся одеялом. Оно пропахло Ремусом: сырая земля после грозы, тепло огня в камине, древесный мускус. Сириус невольно натянул одеяло выше и зарылся в него носом; перья, которыми оно было набито, укололи шею, но он не обратил внимания. Внизу живота заныло, потянуло, как бывало уже не раз, и он решил не противиться, опустил руку и сжал себя через ткань нижнего белья. Сколько Сириус себя помнил, Ремус всегда вызывал в нем это чувство. Он свыкся со своими приступами, когда тело хотело только одного, а он был слаб, чтобы сопротивляться. Он не знал, нормально ли это, происходит ли подобное с кем-то еще: Сириус только и видел, что пары из самца и самки, и задавался вопросом, хотелось ли им когда-нибудь тепла такого же абсолютно существа, как и они сами. Сириус запустил руку внутрь и коснулся уже твердого члена. По крайней мере это хорошо отвлекало от мрака, опустившегося на лес и на его сердце. Даже если было неправильно, никто ведь не узнает. Ему хорошо удавалось контролировать себя в остальное время. По плечам прошла дрожь, как только он закрыл глаза, а сознание, подбадриваемое запахом, дорисовало Ремуса, спрятанного вместе с ним под одним одеялом. Его дыхание согревало губы, его тело скрывало от остального мира, его рука касалась требовательно и жадно. Оттягивая крайнюю плоть, большим пальцем провел под уздечкой и всхлипнул. У Ремуса ладони больше и грубее, пальцы не такие гибкие — у каждого оборотня какая-то часть тела страдала большее всего, и у Ремуса это были вечно больные пальцы и запястья, потому что его волк во время обращений имел привычку бросаться лапами на деревья или любую ближайшую поверхность, выставляя когти. Сириусу не хватало этой грубости, и он постарался двигать рукой так, как это, скорее всего, делал бы Ремус. Кожа ладоней была все еще слишком мягкой, и он ненадолго отпустил себя, притираясь к жесткой простыни. Ему хотелось больше, хотелось тоже прикоснуться к чужому члену, узнать, как он ощущался бы в его руке. Сириус помнил, что член у Ремуса даже в спокойном состоянии был больше, чем у него. Это было интересно. Ему ни за что не узнать, каким тот может быть, когда Ремус возбуждается. Сириус вернул руку на место, задвигал ей быстрее, а второй сжал несильно яйца, спрятал вырвавшийся из горла жалкий скулеж в подушке, по которой разметались его волосы. Он был воплощением абсолютного беспорядка и неудовлетворенного желания. Каждый раз, когда вот-вот подбирался к краю, он думал, что ничего из этого не будет достаточно, что ни одна мысль не заменит живого теплого тела рядом. Но еще не было ночи, в которую бы он не кончил. Запах, дневное присутствие Ремуса ощущались прямо под его щекой, и он излился тяжело, сильно в свою руку, запачкал живот и простынь, прикусывая угол подушки, чтобы не приведи лесной дух не произнести его имя. Сириус провел чистой ладонью по груди, поднялся к шее и огладил ее заднюю сторону так, как изредка делал Ремус, когда Сириус нуждался в поддержке, затем открыл глаза и уставился на подрагивающий огонек свечи. Он смотрел на нее, полностью забывшись, потерявшись во времени, и вдыхал запах Ремуса, пока не уснул. Обычно не видевший или попросту не запоминавший снов, на этот раз Сириус провел остаток ночи в компании кошмаров. Сначала это были неясные картинки, красные и желтые пятна, холод до зубного стука, потом послышались крики. Бьющий по земле копытами олень со стрелой в боку; кровь расползается по снегу все дальше и дальше, касается волчьих лап. Протяжный многоголосый вой. Пес рычит и мечется, но ему не дают подойти. Вспышка. Привкус желчи во рту. Внезапно он оказывается в месте, похожем на дом, и слышит голос матери. Ты позор всего нашего рода. Грязный и жалкий, не можешь держать себя в лапах. Все знают, кто ты. Все знают, что ты делаешь в своей постели, когда остаешься один. Сириус подорвался с кровати, хватая ртом воздух. По спине стекла холодная капля пота, и он скривился, протер глаза и осмотрелся, выглянул в окно. На небе не было ни тучки, солнце стояло уже довольно высоко. В дверь постучали. — Черт возьми, — удрученно прошептал Сириус и спрятал лицо в ладонях. — Это я. — За очередным стуком в дверь послышался голос Ремуса, и Сириус вздрогнул. На ум сразу пришли воспоминания о ночи, сделалось стыдно. Он как можно скорее натянул на себя одежду, хотя понимал, чувствовал, что у любого, кто войдет в его дом, не останется сомнений, чем он здесь занимался. Это было его личное время и пространство, но ему так не хотелось, чтобы Ремус знал. — Заходи, — прохрипел он и сел, поправляя одеяло. Из открывшейся двери потянуло свежестью, пока она не захлопнулась обратно. Раздались шаги. — Выглядишь ужасно. Сириус усмехнулся и зачесал пятерней волосы назад. — Извини, не могу блистать красотой целые сутки. Я только проснулся. Зачем ты здесь? Ремус нахмурился, осматривая его помятую фигуру, но ничего по этому поводу не сказал. Он присел на единственную тумбу в комнате, на которой воском расплылась сгоревшая свеча. — Я по поводу сегодняшнего полнолуния. Аластор хочет, чтобы стая провела его вместе, так он сможет оценить наш магический потенциал и все такое. Да и просто полезно собраться, я вот совсем с тобой от стаи отбился. — Может, позовем в следующий раз Сохатого? Давно его с нами не было, — предложил Сириус, как будто пропуская слова Ремуса мимо ушей. Ремуса это не смутило. — Мы вдвоем хорошо справляемся, нет? — Когда-то это была традиция. Ты, я и Сохатый. И Хвост. — Вот именно, Сириус, когда-то. У всех свои дела и заботы. Так, давай разговоры о следующем полнолунии отложим на потом, тебе нужно помыться, не буду задерживать. — А ты? — Сириус внезапно почувствовал, что совсем не желает, чтобы Ремус уходил так быстро. — Что я? Подожду здесь. Сириус выдохнул. Ремус подошел к нему и положил руку на лоб. Конечно, тот был липкий от испарины кошмаров, ворвавшихся в его сон. — Ты в порядке? — взгляд Ремуса стал сочувствующим, и Сириус вздрогнул. Ему больше нравился саркастичный и колючий, как еж, Лунатик, тогда было легче. — Да кошмары мучали. Давно такого не случалось. — Он смахнул его руку. — Ничего серьезного. — Хочешь чего-нибудь? Сириус ухмыльнулся. Ему не хватило смелости оглянуть Ремуса с ног до головы, и он просто боднул его головой в живот. — Приготовь мне завтрак. Как ни странно, Ремус не высказал ни звука неудовольствия и направился в кухню. Должно быть, Сириус и вправду выглядел скверно. После еле теплой ванны, которую он покинул с еще тлеющими под ней дровами, потому что ему не терпелось поскорее оказаться снова рядом с Ремусом, Сириус, капая на пол водой с влажных волос, устроился на стуле и принялся наблюдать за другом, готовящим какое-то привлекательно пахнущее варево. Он понятия не имел, что на него нашло, почему последние несколько часов он чувствовал такую потребность в присутствии Ремуса. Будто луна перепутала его с волком и поселила беспокойство и под его кожей. Сириус склонил голову к груди и зажал ее локтями, закрыл глаза. Раздалось шипение, затем плеск воды и стук опускающейся на чугунную кастрюлю крышки. В распахнутое настежь окно со стороны спальни задул ветер, шевеля волоски на загривке, и Сириус вновь поднял голову. Ремус стоял к нему спиной, нарезал корень имбиря, который сам ненавидел по какой-то причине, хотя никогда его не пробовал, но он знал, что Сириус имбирь любит. Его движения были неровными, не слишком естественными, потому что их приходилось контролировать, иначе можно было ненароком чего напортить или порезаться. Его пока еще не сильно поднявшуюся температуру Сириус чувствовал слабыми теплыми волнами. К вечеру янтарные глаза загорятся, как светлячки. — Где Грюм вас собирает? — Хм? — Ремус, похоже, был глубоко погружен в какие-то свои мысли, и Сириусу пришлось повторить вопрос. — У старого идола, где ручей. Даже не думай присоединиться, только разозлишь его. Сириус закатил глаза. — И что, он укусит меня? — Сириус, — предупредил Ремус. — Нет, мне интересно... — Я сам тебя укушу, если не прекратишь действовать мне на нервы, — Ремус повернулся и бросил на него хмурый взгляд. — Я даже не начал, — Сириус фыркнул и убрал мешающие волосы с лица за спину. Ремус проследил движение глазами, затем отвернулся и продолжил готовку, не говоря ни слова. Они промолчали до заката. Сириус не спрашивал, почему Ремус не уходит — он свободный оборотень, может делать что захочет. Ремус в свою очередь не стремился поделиться мыслями. Они занимались каждый своими делами, пока действие луны не набрало силу. От Ремуса разве что пар не шел, и после того, как он трижды уронил пустой деревянный графин со стола, Сириус все-таки задал вопрос, почему он все еще топчет пыль в его доме. Ремус извинился, сел на пол, прислонившись спиной к ножке стола, и пожал плечами. — Захотелось компании. Сириус кивнул, сел рядом и посмотрел в окно. Оранжевая полоска освещала кусочек горизонта, он прищурился на нее. У Ремуса еще оставалось пару часов, и пусть от него тащило жаром, как от печи, а его нервное дергание слегка раздражало, Сириус позволил ему провести их так, как только Ремусу было угодно. Вдвоем лучше, чем одному. В последнее время, возможно, в последние годы, они все чаще проводили время вместе. Наверное, это было странно, когда помимо друг друга у них были Джеймс и Лили, Питер, даже Уизли или Лавгуды, но один неизменно приходил к другому. Не то чтобы Сириус возражал. Однако крылся в этом какой-то надрыв, отчаяние, которого он не понимал. Что-то витало в воздухе, как запах дыма. Сириус сморгнул непрошенные картинки. Несмотря на присутствие Ремуса рядом, ему стало тоскливо, будто душу забирал уходящий день, и он догорал вместе с ним. — Ты бы расстроился, если бы меня не стало? Ремус дернулся и повернул к нему голову. — Что за вопрос? Конечно же. — Думаю, моя семья бы не расстроилась. Ремус скрестил ноги и покачал одним коленом, хмуро разглядывая щели между досками пола и кусая губы. — Регулус бы расстроился. — Теперь это не важно. — Это всегда будет важно. Сириус сложил руки на груди и посмотрел в пустоту перед собой. Он не знал, почему из всех слов, крутящихся в его голове, словно прилипшие к сахару мухи, он выбрал именно эти. Он чувствовал себя такой размазней после войны, но гораздо больше его удивляло то, что Ремус каждый раз был готов его слушать. Или дело было в том, что Ремус был готов и раньше, просто обычно Сириус предпочитал ему Джеймса. Перед Ремусом хотелось казаться сильным и смелым, как перед лунной ночью, а Джеймс, словно солнечный день, сам высвечивал его со всех сторон. Сейчас ничего из этого не имело смысла. — Иногда мне кажется, что я другой. Что-то со мной не так. — Поэтому тебя не должно быть? Сириус пожал плечами. — Это неправда. — Много ты знаешь? — Я знаю тебя, Сириус. Все с тобой так. — Нет, — усмехнулся Сириус почти весело. — Ты знаешь меньше, чем думаешь. Я ведь... я даже родился не таким. Собака среди котов. Разве это не знак? — Такое случается, в этом нет ничего необычного. — Случается, — он хмыкнул. — Как часто? Назови кого-то, кроме меня. — У Альбуса была сестра... — Нет. Кого-то, кто живет или жил с нами в одно время. Ремус поджал губы. — Это не значит... — Будь это нормально, то случалось бы чаще. — Глупости! — Ремус почти рявкнул, глаза сверкнули. — Может, тогда и со мной что-то не так? Я волк только по полнолуниям, пока остальные могут быть кем угодно. Оборотней, знаешь ли, тоже не так много, по сравнению с остальными. — Ничего подобного. У вас есть ваша природная магия. Вы вообще имеете какую-то уникальную связь с природой, это, скорее, повод для зависти. Ваша... твоя особенность. Ремус раздраженно покачал головой и тяжело выдохнул. — Тогда почему твоя животная форма не может быть особенностью? Сириус не нашелся с ответом. Ремус отвернулся и стукнулся затылком о стол, не рассчитав расстояния. Он недовольно цыкнул, но остался на месте, Сириус бросил на него взгляд. — Дело не только в этом. Ремус устало хмыкнул и вновь посмотрел на него. Сириус успел отвести взгляд и не видел выражения его лица, но каким-то шестым чувством понимал, что лучше не смотреть в ответ. Ремус никогда не был жалостливым, но к его сопереживающему, вечно знающему взгляду он не был готов. — Что-то стряслось, Сириус? — в тоне появилась та же мягкость, что и утром. — Ничего. Ремус придвинулся ближе, его плечо обожгло через рубаху, и Сириус напрягся, не понимая, чего ему хочется больше: подняться и уйти или прижаться ближе, ища спасение от путаницы мрачных мыслей. Словно желая снять напряжение, Ремус коснулся неспокойными пальцами его шеи, поднял к волосам и зарылся в них рукой, провел большим пальцем за ухом, как если бы гладил пса. Только вот никогда псу не доставалось такой нежности. Сириус по-прежнему игнорировал его взгляд, но от прикосновения не ушел. Ремус провел рукой по всей длине волос, расчесывая их, пока не дотронулся до лопатки. — Они никогда не были такими длинными. Мне нравится. Привычное ощущение еще полностью не сформировавшейся, но готовой прорваться наружу остроты придало сил, и Сириус криво усмехнулся, довольный, что некоторые вещи оставались неизменны, были еще способны взять верх над смущением. Но только он поднял, наконец, на него глаза, дверь дома нагло распахнули. Оба повернули головы к ней. Ремус встал. — Так и знал, что ты здесь ошиваешься. — В дверной проем бесцеремонно влезла голова Аластора Грюма, глаза в тот же миг нашли Ремуса. — Пойдем, луна скоро поднимется. — И тебе добрый вечер, — немного раздраженно произнес Сириус, не собираясь вставать. — Добрый, добрейший, — не смотря на него, ответил главный волк. — Люпин, ты как ребенок, чесслово! Я не обязан тебя вынюхивать по всему лесу. — Прошу прощения. — Следующее полнолуние за мной и Джеймсом, — Сириус то ли напомнил Ремусу, то ли заявил на будущее для Аластора. — Блэк все так же бредит? — крякнул Грюм, когда Ремус поравнялся с ним. — Сам ты бредишь, — отозвался Сириус. — О чем ты? — Не обращай внимания, это луна за него говорит, — бросил Ремус через плечо, закрывая дверь. И они ушли, стоило последнему лучу солнца погаснуть в верхушках деревьев. Сириус скатился вниз и лег на пол. Он протянул руку в сторону, где еще оставалось чужое тепло.