You Remember

«Больно — это когда,

Страшно хочется жить.

И не зная зачем,

Ты куда-то бежишь

Босиком, неглиже,

В никуда,

Где уже

Больше никогда

Не будет больно».

***

      Анна старательно раскладывала товар по полкам, поглядывая за окно. Там Пак Вон Ён болтала с каким-то незнакомцем, который выглядел весьма представительно. Был уже почти конец сентября, дни пролетали так быстро, что Анна ничего не успевала. Прежде всего, ей пришлось снова и снова обивать порог административного здания, чтобы договориться с господином Чон Хи Соном. Престарелый аджосси абсолютно не шел японке на уступки, а она хотела добиться для Джи Вона хоть какой-то помощи от властей Сеула. Для этого господин Чон должен был пригласить в деревню социальную службу, но его ответ всегда был один: «Не твое дело, не суйся в это». Кояма совсем отчаялась. По этой причине она задержалась в Корее почти на целый месяц. Господин Хайтани-старший больше не приезжал. Только иногда звонил и спрашивал, когда же она приедет «домой». Кажется, он действительно решил не давить на нее. Анне это понравилось, стало как будто легче дышать. Так вот господин, с которым говорила Вон Ён, явно был из городских. Теперь Кояма хорошо их отличала от местных. Но одно Анна точно поняла: этот человек — кореец. Он выглядел лет на сорок пять, может, чуть больше, а, возможно, возраста ему прибавляла щетина. Строгий костюм, поверх него — темно-коричневый плащ, туфли, начищенные до блеска. Таким был его внешний вид — солидный и опрятный. И пока Анна с любопытством выглядывала из-за стеллажа, мужчина направился как раз в магазин. Девушка выпрямилась, одернула жилет, схватилась за козырек и заправила под кепку выбившиеся пряди. Только тогда, шмыгнув за прилавок, Кояма успешно изобразила учтивую улыбку. Переливчато зазвонил колокольчик, и мужчина, кивнув Анне, подошел к прилавку. — Добрый день, — поздоровался он, и девушка удостоверилась в том, что этот человек в самом деле из Кореи, а не кто-то подосланный господином Хайтани, однако… — Адвокат Ли Мин Джи, — неожиданно он подал руку. Кояма растерянно моргнула, осторожно сжала его пальцы, при этом поклонившись, и собралась было привычно протараторить давно заученный текст, мол, чего желаете, как будете рассчитываться и тому подобное, но адвокат Ли сказал все сам: — Пачку сигарет… — он назвал нужную марку, — рассчитаюсь картой, — и прибавил вдруг: — Как поживаете, госпожа Кояма? Все ли у вас в порядке? Анна механически пробила товар, так же по привычке положила в маленький пакет и приняла от мужчины карту. — Простите, мы знакомы? — Уже да. Я от господина Хайтани. Он сказал, вы должны покинуть Корею как можно скорее, а для этого вам нужна некоторая помощь в одном деле. Девушка передала адвокату его покупку и карточку вместе с чеками и недоверчиво поинтересовалась: — Могу я узнать, который из братьев так озаботился моим переездом? — Пусть ответ она знала сама, все равно было любопытно. — К тому же, о каком деле идет речь? — О мальчике по имени Ким Джи Вон. Насколько мне известно от старшего господина Хайтани, этот ребенок живет с вами. Вернее, чаще всего проводит время в вашей квартире, нежели со своими родителями. Я приехал не с пустыми руками, госпожа Кояма, — улыбнулся темноволосый мужчина. — Если уделите мне десять минут, я все объясню. Кояма была удивлена происходящим, у нее и мысли не возникло, что Хайтани сделает нечто подобное, но все же хотелось для начала послушать этого адвоката, прежде чем делать какие-то выводы. Она оглянулась на часы, вздохнула — до перерыва было еще далеко — и поглядела на Вон Ён, которая болталась по заправке, ничего не делая. — Минутку, господин адвокат, я попрошу меня подменить. — Отлично, — кивнул тот и пошел к двери, — тогда я жду вас у машины. Недовольная Пак Вон Ён закатила глаза, но на просьбу подруги отозвалась. Только сказала не задерживаться. Анна сняла кепку, оставила ее на стульчике у стены и бегом понеслась к машине, припаркованной поодаль от заправочной станции. Адвокат открыл для нее дверцу спереди, сам сел за руль и, сразу переходя к делу, вынул из саквояжа какие-то бумаги. — В течение последней недели я собирал информацию о семье Ким. История не из приятных, но, к сожалению, не редкость. У Джи Вона кроме родителей никого нет. Ни бабушек, ни дедушек. Поэтому если лишить господина и госпожу Ким родительских прав, мальчик попадет в приют. До наступления совершеннолетия он… — Подождите, господин адвокат, — не очень вежливо перебила Анна, но ее изумление было настолько сильным, что она не удержалась, — как это «лишить родительских прав»? О чем вы говорите? — Разве вы не этого добивались? Мне известно, что вы неоднократно обращались к господину Чону и получали его отказ. — Да, это так, но я делала это с иной целью. Думала, господин Чон уговорит родителей мальчика пройти курс лечения. Им это нужно, вам так не кажется? Они загубят собственного ребенка. Джи Вон привязался ко мне. Я не могу уехать вот так просто и оставить его с ними. Адвокат вздохнул и вернул бумаги на место. — Да, господин Хайтани говорил мне, что вы — альтруистка. Не осуждаю. Однако призываю вас быть более приземленной, госпожа Кояма. В этом мире не все так просто, как вам кажется. — Господин адвокат, вы знаете обо мне хоть что-то? — Мужчина отрицательно покачал головой. — Вот видите. Тогда кто вам дал право судить о моей жизни? С чего вы вообще взяли, что я живу в «розовых очках»? Во мне говорит желание добиться для мальчика справедливости. А если это невозможно, я останусь здесь. Так и передайте господину Хайтани. Спасибо, что заглянули, всего доброго, — проговорила Кояма быстро, но все же спокойно и покинула машину. Еще не хватало ей жить с чувством вины, что, возможно, она могла что-то сделать для Джи Вона, а выбрала укатить в закат с богатым женихом. Ну уж нет, на это она не подпишется, пусть ее хоть четырежды назовут наивной дурой. Ни за что. Значит, решено — остается в Корее.

***

— Ты не можешь там остаться, Анна, — отчеканил Хайтани Ран, — ты нужна мне здесь. На том конце слышно было ее нервное дыхание. Кояма злилась. И то ли Ран отвык, то ли она правда изменилась, но, кажется, стала еще упрямее. Но и он сам не лыком был шит — настроился перетащить Анну в Токио. И точка. Поэтому надо бы как-то поделикатнее с ней, но ее упрямство немало раздражало. — Ладно, послушай, — вздохнул Хайтани, понимая, что ей не понравился его тон, — я был груб. Прости. Я лишь хотел сказать, что нам пора назначить дату свадьбы, а ты все еще вдали от меня. Мы не можем даже получше друг друга узнать. — Разве это не я — та, кто должна узнать своего партнера? Вы меня вроде как хорошо знаете, — заметила Кояма с насмешкой. Черт, он чуть не выдал себя. — Я тоже еще многого о тебе не знаю, Анна, мы не так долго были вместе. — Кояма молчала, слушая его, и Хайтани воспользовался шансом. — Пойми меня. Что если твои вкусы изменились? Раньше ты любила элегантные платья и туфли. Была добродушной, понимающей женщиной. Откуда мне знать, что сейчас ты — не монстр в юбке? Поверь, я так же слеп сейчас, как ты. Давай попробуем обсудить проблему, которая не дает тебе уехать… — Джи Вон — не проблема. — Да-да, он — не проблема. — «Маленький дьявол, который перешел мне дорогу». — Но проблема — его родители. Раз ты говоришь, что хочешь добиться для них лечения, то у меня есть вопрос: они сами в курсе? Ты беседовала с ними? Анна вздохнула. Ран попал в точку. Она вершила дела за спиной семьи Ким. Это могло расцениваться как вмешательство в частную жизнь, и пока Анна не лезет на рожон, никто ее не трогает. Хайтани откинулся на спинку кресла. Почему нельзя сделать так, как он делал раньше: поехать, забрать ее и силком притащить в Токио? Известно почему: тогда у него не будет ни малейшего шанса на сближение с ней. — Что мне делать? — донеслось до Рана, и он невольно сглотнул. Его бесило, что он должен ковыряться в себе в поисках каких-то условно правильных черт. Стать понимающим, не решать проблему через манипулирование, не применять физическую силу. Черт подери, откуда в нем вообще найдутся эти черты? Да их сроду не было. Он — трус и слабак. Все еще не реабилитировался в собственных глазах. Но, боже, как ему было хорошо от того, что он такой кусок дерьма. Это как наркота: нажрался таблеток, понимаешь, что это конец всему, но такой кайф ловишь — не описать. Быть плохим всегда легко и приятно, а вот стать хорошим человеком — тот еще квест и путешествие внутри самого себя. — Я не могу его бросить, — вновь в мысли Рана прорвался уверенный голос Анны. Он сморгнул наваждение. В кабинет вошел Риндо. Увидел, что брат говорит по телефону, вопросительно вздернул брови, дескать, мне уйти, но Ран указал ему рукой на диван и ответил Анне: — Я что-нибудь придумаю, хорошо? Прилечу в Корею завтрашним рейсом. Но назад вернусь уже с тобой. Идет? — Зависит от исхода ситуации. — Нет, Анна, ты в любом случае поедешь со мной, но я дам тебе слово, что разберусь с этой… — хотел сказать «дерьмовой», но быстро взял себя под контроль, — …неприятной ситуацией. Пока собери вещи. Только самое важное для тебя. Остальное купим здесь. Судя по тому как тяжело Анна вздохнула, ей не нравилось то, что говорил Ран, но он решил поступить по-своему с одной лишь разницей — не принуждать, а направлять ее. Тяжело будет, но он попробует. — Итак, она все еще не вернулась, — заключил Риндо, даже не спрашивая, а утверждая. Его брат кивнул, откладывая телефон. — Причина в том ребенке? — Да. Черт бы его побрал, — процедил Ран и нервно прикурил сигарету. — Вот что мне с ним делать? Риндо расплылся в ехидной улыбке. Ему нравилось то, что нынешняя Анна творит, что хочет, а у Рана повязаны руки, ведь если он ее обидит, та упорхнет от него и бровью не поведет. Однако все равно Риндо оставался на стороне брата, поэтому предложил: — Забери его себе. Ран вздрогнул, едва не подавившись дымом, и вылупился на младшего так, будто тот спятил. — Ты что несешь? — А в чем дело? Хочешь заслужить доверие невесты, сделай это для нее. Усынови мальчишку. Раньше, помнится, ты хотел этого — ребенка от Анны. У Рана, который только представил это, мигом свело скулы. — Ты, блять, видишь во мне охуенного папашу? — выпалил он, матерясь, и даже вскочил со своего места. Он раздраженно отошел в сторону окна и застыл там спиной к брату. — Ты прекрасно знаешь, что я и без того с трудом понимаю, что мне делать и как продолжать эти отношения. Точнее, как их вообще начать. А ребенок… К тому же чужой… Если бы он был наш, тогда возможно… — Забей. Я подкалываю. Но согласись, неплохой способ замолить свои грешки перед ней. — Да, ты как всегда прав, но я не могу. — Тогда? — Что тогда, Риндо? — оглянулся Ран. — Поеду туда и припугну этих идиотов. Заставлю отправиться на лечение. За мальцом кто-нибудь присмотрит. В любом случае вывезти чужого ребенка за границу нам без оформления всех бумаг не дадут. А торчать в том захолустье до старости я не готов. Да и Майки меня в асфальт закатает. — Это верно, — согласился Риндо и в целом план брата мог возыметь эффект. Уж кто-кто, а Ран точно умел убеждать. Главное, чтобы Анна не уперлась. Иначе это все затянется надолго. — Я так понимаю, мне стоит забронировать тебе билет? — Да, будь добр. И сразу два на обратный рейс через сутки. Я слишком долго ждал.

***

      На следующий день Анна впервые решилась поговорить с родителями Джи Вона. У нее был отсыпной после ночной смены, но, придя домой с заправки, Кояма помылась и даже не ложилась спать — сразу пошла к госпоже Ким. Ее супруг работал в порту, довольно далеко отсюда. Поэтому с ним увидиться у Анны не вышло бы. Толкнув калитку, девушка вошла во двор, окинула его взглядом — хлам и мусор повсюду — затем поднялась на крыльцо и постучала в дверь. Открыли ей почти сразу. Это был Джи Вон. Заспанный мальчик удивленно вскинул брови, а после радостно заулыбался. — Нуна, ты пришла за мной? — шепнул он с надеждой. Кояма даже вздрогнула от этих слов. Для шестилетнего ребенка он был сообразительным, а если учесть то, что не посещал ни детский сад, ни школу, Джи Вон явно втихаря от матери что-то читал сам. Анне вдруг стало любопытно, права ли она в своих догадках, но узнать об этом прямо сейчас не удалось — вышла мать мальчика. — Эй, тебе чего? — хмуро сказала она, оттащив ребенка от двери за шиворот. Анну захлестнула волна гнева. Пришлось подавить эмоции и поклониться женщине. — Простите, госпожа Ким, могу я войти? У меня есть к вам разговор. Как она будет убеждать эту дрянь пойти на лечение, Кояма представления не имела, но строго для себя решила, что без мальчика Корею не покинет. Раз уж у нее есть такой жених — разве это не благословение небес? Надо бы воспользоваться ситуацией. — С чего это я буду тебя впускать? Из дома ужасно несло алкоголем, протухшим мусором, нечистотами. Анну затошнило. Порой от Джи Вона пахло так же, но он часто у нее мылся, так что все было в порядке. — Прошу, выслушайте меня, госпожа Ким, — начала тогда Кояма с порога. — Я предлагаю вам сделку: вы с вашим мужем отправитесь в Сеул на лечение, а за мальчиком пока что присмотрю я. После, когда вы вернетесь, уверена, государство окажет вам посильную поддержку, или же обратимся к господину Чону — Джи Вон должен посещать учебное заведение. Иначе он отстанет от сверстников и тогда… — Ах ты тварь… — вдруг налившись злобой, процедила женщина. Всклокоченная, нервная от того, что не получила допинг в виде очередной порции соджу она двинулась на Анну, — как ты посмела, мразь японская? Вали в свою чертову страну. Приперлась и думаешь, все тут будут перед тобой стелиться? Да я тебя вот этими руками удавлю. И не смей больше приближаться к моему ребенку, поняла меня, сука? Кояма не поняла половины ее слов, но выражение лица женщины говорило само за себя. От ненависти она буквально тряслась, и когда схватила Анну за кофточку на плече, та уже сообразила, что ее прямо сейчас спустят с крыльца. Однако среагировать не успела: взмахнула рукой, чтобы ухватиться за перила, но промахнулась, и спиной вперед рухнула на землю. Благо крылечко было низким. Иначе бы она себе череп раскроила. Но и этого падения хватило. Анна приземлилась и больно ударилась локтем об каменную плитку. В месте удара мгновенно разлился жар. Девушка, ошарашенная произошедшим, сидела на грязной дорожке, что вела к калитке, и таращилась на госпожу Ким. За ее спиной стоял Джи Вон и тихо плакал. У Анны заболело в груди. Странный, необъяснимый страх окатил все тело, вгоняя ее в оцепенение. В памяти что-то закопошилось, но никак не вспоминалось. Анна была уверена — это реакция на физическое насилие. Неудивительно. Над ней ведь кто-то измывался в прошлом. Вот поэтому сейчас ее подсознание сыграло злую шутку. Однако поднявшись на ноги, Кояма, в которую будто бес вселился, снова пошла к крыльцу. — Послушайте, госпожа Ким, — проговорила она, но та вдруг, метнувшись в дом, через несколько секунд вернулась, и Анна только и успела прикрыть руками лицо, как в нее выплеснулось целое ведро помоев. — Пошла вон, тварь! — Мама-а-а! — закричал до смерти напуганный мальчик. — Не делай нуне больно! Мама! — А ты, мелкий неблагодарный щенок, сейчас же иди в комнату! Будешь вымаливать наше прощение! — Госпожа Ким! — выпалила Анна, обтекая помоями. — Что вы себе позволяете? Джи Вон — ребенок! — И что с того? Он совсем не уважает своих родителей, которые для него так стараются, — ухмыляясь, проговорила мать Джи Вона, а после, развернувшись, хотела уже захлопнуть дверь дома, но Анна рванула за ней и успела подставить ногу. Вскрикнув от боли, она все равно не дала женщине закрыть дверь. — Ты что творишь? Дура! Проваливай! Иначе я вызову полицию! — Вот и славно, вызывайте, — борясь с тошнотой от боли и страха, пробормотала Кояма, привалилась лбом к дверному косяку и повторила, — вызывайте прямо сейчас, госпожа Ким, потому что я забираю Джи Вона и непременно заявлю о нападении. Это причинение вреда здоровью человека. Я засужу вас, госпожа Ким, поэтому немедленно выпустите Джи Вона. — Он будет дома! Пошла отсюда! — Нет. Я не уйду. Отпустите его. Пока они боролись в дверях, за спиной госпожи Ким стало как-то слишком тихо. А после вдруг из-за угла дома выбежал Джи Вон и помчался куда-то прочь со двора. Кажется, в сторону пляжа. Анна тотчас же отошла назад. Ее так колотило от ярости, что она могла натворить глупостей. — Клянусь, вы пожалеете о том, что сделали, — произнесла она бесцветно и, развернувшись, поспешила за мальчиком. Правда, в спину все еще доносился поток местами из незнакомых слов, но Анне было плевать на это. Она знала одно — Джи Вону нужна помощь. А теперь, когда Кояма разворошила «осиное гнездо», ему точно грозит опасность. Эти сволочи изобьют его. Мальчик, понурив голову, сидел на песке. Было прохладно. В воздухе отчетливо пахло осенью: опрелость, сырость, и это все с примесью йода. Учитывая то, что на Джи Воне были только шорты и футболка, а также рваные кроссовки, ему точно было холодно. Анна, стараясь игнорировать разбитый локоть, рана на котором пульсировала, подошла к мальчику и села рядом с ним. Она вздохнула и, сощурившись, посмотрела в чистое небо. Рассмеялась. Джи Вон удивленно покосился на нее и перестал плакать. Вытер лицо ладошками и с интересом поглядел в том же направлении, что и Анна. — Нуна, тебе больно? — озаботился ребенок. — Нет, Джи Вон, как ни странно, мне очень хорошо. И это было правдой. Она спустила пар и теперь чувствовала себя как-то даже легко. — Нуна, не хочу тебя расстраивать, но… от тебя так воняет, — поморщился малыш, и Анна расхохоталась еще громче. Она упала на неприятный влажный песок. Мальчик повторил за ней. И они лежали так, наблюдая за редкими облаками вдали. — Джи Вон, можно я спрошу кое-что важное? — спустя время проговорила Кояма. — Конечно, нуна. — Если бы тебе предложили другую семью, ты согласился? Ребенок молчал. Анна села, потянув его за собой — простудится еще из-за нее. — Ну… — замялся Джи Вон. Его большие карие глаза смотрели на нее настороженно. — Если бы я не знал этих людей, то не согласился. — А если твоей мамой стану я? Хочешь жить в Токио? Теперь его глаза расширились. — Это там, откуда приехала нуна? — Да. — А кто будет моим папой? Анна замерла, не зная, как помягче объяснить эту ситуацию, но чтобы не соврать, просто сказала: — Это тот господин, который угостил тебя обедом. Джи Вон поморщился, и совсем как взрослый закатил глаза. — Господин, конечно, красивый, но по-корейски говорит странно. — Он говорил с тобой по-корейски? — Собственно, чему Анна удивилась, сама не поняла. Наверняка господин Хайтани хоть немного владеет этим языком. — Так что ты думаешь по этому поводу? Мальчик пожал плечами, снова погрустнев. — А как же мама? — Ты любишь ее? То, что Джи Вон не ответил сразу, принесло Анне некоторое облегчение. Значит, не так уж он и привязан к родителям. — Мне просто жаль маму. — Я понимаю… Больше Анна давить на него не стала. Пусть все утрясется. К тому же сегодня приедет господин Хайтани, и тогда она сможет поговорить обо всем с ним… До самого вечера со стороны дома Ким доносилась брань. Периодически, правда, голос уже напившейся госпожи Ким затихал, а потом все повторялось. С сумерками вернулся ее муж. Тогда стало по-настоящему страшно. Разумеется, неадекватная женщина подняла крик, вытрепала ему нервы, и он ринулся к дому Анны, где она пряталась с Джи Воном. Мальчик ужасно боялся отца. Он забился в угол и сидел там, пока тот колотил в хлипкую дверь. Кояма сама не знала, что делать и как защититься, но вдруг по дороге зашуршали шины, и она, метнувшись в сторону окна, распахнула его. Высунулась наружу и увидела черную машину, которая медленно припарковалась за углом. Спустя пару минут из нее вышел господин Хайтани. Анна пусть и не знала его достаточно для того, чтобы так радоваться, но все же обрадовалась. Он ведь поможет? — Открывай, сука! — продолжал кричать господин Ким. — Иначе я нахуй вынесу эту дверь! Джи Вон, я знаю, что ты там! Выходи, блядский выродок! — Какого хрена? — услышала Кояма второй мужской голос. Хайтани произнес это по-японски, но когда притихший господин Ким обратился к нему: «Тебе чего?», ответил тому по-корейски: — Ты что здесь устроил? — А ты кто такой? — распалялся отец Джи Вона. Анна, уже не боясь, открыла дверь, и тут же встретилась глазами с господином Хайтани. Он был в костюме, будто приехал сразу с совещания, и в руке держал бумажный пакет с чем-то. Кояма невольно смутилась, но вовсе не из-за встречи с ним. Она увидела, как господин Хайтани скользнул взглядом по ее перебинтованной руке, а после переметнулся на мужчину. — Я жених этой молодой госпожи, а вот какого… ты здесь забыл — это вопрос. — Эта девка… — Кто? — Эта… Она не выпускает моего сына. Что я должен делать? А еще она угрожала моей жене! — Это правда? — спросил Ран, продолжая сверлить господина Кима холодным взглядом. — Да, но после того как она спустила меня с крыльца. — Слышал? Твоя женушка спустила госпожу Кояму с крыльца. — Хайтани вынул из кармана телефон, а пакет, вероятно, с выпечкой ткнул в руки Джи Вона, который теперь стоял, вцепившись в ногу Анны. Мальчик схватил пакет, но остался стоять на месте. — Сейчас вызову полицию и своего адвоката. Тогда поговорим о случившемся. А если судить по нанесенной Анне травме, вы, ребятки, в полном дерьме. Господин Ким стушевался, больно уж складно этот богатый господин говорил, пусть даже примешивал японские словечки. В любом случае смысл был понятен. — Это… — отец мальчика почесал затылок, — а мелкого-то отпусти́те. Так нельзя ведь… — Вы его накажете, — отчеканила Анна, — я знаю, что это так. Господин Ким цокнул. — Да не трону я его. — Нет. Он будет здесь. — Анна, — произнес Ран спокойным тоном, — отпусти его. Все будет в порядке, поверь мне. Кояма недоверчиво смотрела на него, боясь, что тот ошибается, и тогда с Джи Воном может случиться что-то страшное. Но Хайтани кивнул, как бы уверяя ее, что точно позаботиться обо всем, потянул мальчика за плечо и передал отцу. — Я сейчас, — сказал, уходя вниз вслед за ними, а Кояма закрыла дверь, оставшись в одиночестве… — Иди, — попытался улыбнуться ребенку Ран, когда они остановились в тени, у забора. Мальчик нехотя поплелся к дому. — Слушай сюда, недоносок, — процедил Хайтани, очень даже неплохо ругаясь на корейском, — если на теле этого малого появится хоть один синяк, тебе пиздец. — Хайтани стоял к мужчине вплотную, и ему блевать хотелось от того, как воняло у того изо рта, но он мрачно продолжил: — Эта женщина, — неотрывно глядя Киму в глаза, Ран указал пальцем в сторону дома, — пострадала из-за твоей истеричной суки. Я тебе всю жизнь искалечу за эту рану на ее руке. Так что не дыши, утырок, и все время оглядывайся. Завтра я приду к тебе с самого утра. Будь дома. Вы оба ответите за то, что сделали. Ты меня хорошо понял? Ким кивнул, помрачнев и заметно вспотев. Тогда кивнул и Хайтани. Отошел назад и прибавил: — Доброй ночи, уебок. Я буду вон там. Думай об этом до утра. Ран улыбнулся, что вышло пугающе в сочетании с мрачным мерцанием в глубине глаз, и пошел по лестнице наверх. Господин Ким стоял на месте еще несколько минут. Ноги стали ватными. Кажется, его жена не с теми связалась. Дура тупая. Стереотипы или нет, но татуировка на горле этого человека из Японии могла значить его принадлежность к какой-то группировке. Господину Киму стало не по себе. Сегодня он точно не тронет своего сына.