Ангел-Похоронитель

— Двенадцать лет… — пробормотал себе под нос Леоне, пользуясь тем замечательным фактом, что морской берег был совершенно пуст и свободен от раздражающих толп смертных. Он вовсе не являлся человеком, но предпочитал выглядеть как высокий мужчина в чёрной одежде, с молодым лицом, но седыми волосами и чёрной краской на иссохших губах. Он не носил с собой никаких кос, черепов или песочных часов, или крыльев за спиной и чёрного капюшона, но те, кто должен был, чувствовали его присутствие через замогильный холод, распространяющийся вокруг. В общем, ангел смерти стоял посреди пляжа и просматривал записи в своём чёрном блокноте, которые появлялись и обновлялись сами собой (или по велению Небес, чёрт их знает). — Бруно Буччеллати, двенадцать лет, лодка «Мария», смерть от пулевого ранения, — снова прочитал Леоне, а затем захлопнул блокнот, и тот растворился в воздухе. Ангел смерти скривил губы и зашагал по пляжу, хотя, чисто гипотетически, мог бы просто телепортироваться к нужному месту и моменту. Но Леоне тянул время. Дело не в том, что он любил детей — как раз наоборот, они его страшно бесили — а в том, что Леоне не нравилось забирать их души. Он не мастер справляться со слезами и истериками, ясно? И если взрослые рано или поздно смирялись с неизбежностью смерти, то дети просто продолжали рыдать и кататься по траве (голой земле/полу/ковру) до тех пор, пока не иссякнут все силы. Лишь затем измотанные души умолкали и устремлялись к свету. Таким образом, Леоне просто необходима была долгая прогулка по пляжу. Он бы выкурил сигарету, если бы это хоть немного помогло — но нет, на бессмертных сущностей никотин не действует, он проверял. Пляж кончался доками, в которых, покачиваясь, стояли десятки мелких лодок и яхт. Туда-сюда слонялись рыбаки, какие-то грузчики, случайные прохожие и туристы. Среди всех этих бесполезных людей Леоне сразу заметил черноволосого мальчика, который с безудержным энтузиазмом помогал отцу снаряжать лодку в плавание. С ящиком снастей и улыбкой на лице он промчался по деревянному настилу и спрыгнул в лодку, чтобы оставить свою ношу в углублении на носу, а затем принялся отвязывать одну из толстенных верёвок, удерживающих судно на месте. — Не так быстро, Бруно, — ласково окликнул его такой же смуглый и темноволосый мужчина. Он спустился в лодку вслед за ребёнком, и когда поравнялся с Бруно, потрепал его по голове. Мальчик улыбнулся. Никто из них больше ничего не сказал, но Леоне (уже подошедший достаточно близко) смог различить трепетные, полные доверия и любви взгляды. Отец и сын — это было понятно без слов. Маленькая семья, которая дорожила друг другом больше всего на свете, и Леоне сейчас здесь, чтобы разрушить эту идиллию. Мальчик по имени Бруно всё ещё сиял улыбкой, когда его отец принялся объяснять, как правильно развязывать тот сложный узел. В какой-то момент ребёнок отвлёкся и повернул голову, взглянув прямо на Леоне, и тогда ангел смерти поймал этот взгляд, полный доброты, счастья, любопытства, желания жить и чёрт знает чего ещё. Синий-синий взгляд. Леоне решил сегодня послать Небеса нахуй. Он уже не первый раз пренебрегал своими обязанностями, и знал, как это делается: просто вызвал из ниоткуда чёрный блокнот, открыл нужную страницу, и одним резким, размашистым штрихом (пока не передумал) зачеркнул имя Бруно Буччеллати. Мальчик вздрогнул, улыбка мгновенно померкла, но, в общем и целом, он был жив, здоров и в совершенном порядке, хотя и числился теперь мёртвым. — Бруно? — позвал его отец. — Да, пап? — мальчик отвернулся от Леоне и растерянно уставился на хитросплетённый узел в своих руках. — Ты сегодня очень рассеянный, — заметил мужчина. — Думаю, лучше тебе остаться дома. — Но папа! — ожидаемо возмутился Бруно. Леоне сразу распознал переломный момент судьбы (на такие вещи у него хорошо работала чуйка) — от решения старшего Буччеллати зависело, умрёт ли Бруно в свои двенадцать лет или пока что останется жив. — Я хочу, чтобы ты вернулся домой, сынок. Это простая работа, я сегодня справлюсь и сам, — настаивал мужчина, — если хочешь помочь, можешь по пути зайти на рынок и купить помидоры. Мальчик насупился, но послушно поднялся на ноги. — И яблоки, да? — уточнил он, уже смирившись со своей участью. — Верно, — старший Буччеллати похлопал сына по плечу, и мальчик перестал хмуриться. Он быстро и ловко взобрался обратно на причал, покинув борт «Марии», на которой его должны были застрелить через пару часов. Тем временем два подозрительных «рыбака» уже пробирались через доки. Леоне бросил последний взгляд на (чудесным и немного незаконным образом) живого мальчика, и растворился в воздухе вместе с блокнотом, ручкой, чёрной мантией и аурой холода.

***

Каково же было удивление ангела смерти, когда ближе к ночи он снова наткнулся на имя Бруно Буччеллати в своём списке. — Что за непоседливый пацан! — раздражённо рявкнул он, телепортируясь в пустой коридор какой-то больницы. — Что ещё за «ножевое ранение, истекание кровью»?! Ему двенадцать, чёртовы небеса! Чутьё ангела смерти подсказывало, что время этого мальчика уже на исходе, и оно же шептало Леоне, что во второй раз тот же самый трюк не прокатит. Похоже, ему придётся лично вмешиваться в судьбу. Леоне не потрудился даже открыть дверь — просто прошёл сквозь стену больничной палаты — и, не замечая кровавого ада вокруг, метнулся к крупному мужчине, уже занёсшим нож над головой Бруно. Материальности ангела смерти не хватило, чтобы сбить нападавшего с ног, но даже лёгкий толчок смог отвлечь его и вывести из равновесия — как раз то, что нужно. Бруно воспользовался моментом и нанёс перый удар. Кинжал, которым обычно разделывали рыбу, идеально распорол брюхо, а затем и горло бандита. За считанные секунды с нападавшим было покончено: он, как и его напарник, теперь валялся на полу безжизненной кучей, продолжая изливать из себя потоки крови. Но Бруно словно вообще ничего вокруг не замечал. Он даже не обратил внимания на собственные порезы — вместо этого смертельно бледный и смертельно сосредоточенный мальчик уставился прямо на Леоне. Ангел смерти слегка растерялся. По долгу службы он видел и не такое, но для ребёнка всё происходящее должно быть шоком, верно? А Леоне, между прочим, всё ещё не был мастером душеспасительных бесед. Что он вообще должен делать? Что сказать? Но Бруно совершенно внезапно «отмер» и, прыгнув вперёд, попытался вонзить свой кинжал в нематериальный живот ангела смерти. Оружие прошло насквозь, ничуть не повредив Леоне, но мальчик, должно быть, обжёгся замогильным холодом и выронил окровавленный кинжал. Тогда в безжизненном сосредоточенном лице появилось немного человечности: брови дёрнулись вверх, рот слегка приоткрылся, а синие (почти чёрные в лунном свете) глаза расширились от страха. — Ты с ними? — резко спросил Бруно, делая шаг назад, к больничной койке, на которой покоился едва живой старший Буччеллати. — Нет, — просто ответил ангел смерти. Он окинул взглядом раненого мальчика, которого потихоньку начинало трясти от ужаса всего пережитого, и пришёл к выводу, что, хотя опасность смерти миновала, ему всё равно не помешала бы помощь. — Сядь, я вызову врача. Игнорируя материальные объекты, он быстро дотянулся до тревожной кнопки и нажал на неё несколько раз — чтоб уж наверняка. — Ты призрак? — снова подал голос Бруно. Он послушно опустился на пол, прижавшись спиной к ножке больничной койки. — Нет, — так же кратко отозвался Леоне. Если честно, он не совсем представлял, а есть ли у него вообще право раскрывать себя перед смертными. Это вообще прописано в должностной инструкции работников индустрии смерти? Кажется, Леоне её подписал, не читая... Обычно смертные даже видеть его не могли, кроме обречённых, за чьими душами он приходил, но Буччеллати — это особый случай… — Я видел тебя в доках этим утром, — Бруно всё ещё сверлил его синими-синими глазами. — Ты мой ангел-хранитель? Леоне не сдержался и усмехнулся: — Я твоя смерть, Бруно Буччеллати. — Но почему тогда… а сейчас я?.. — мальчик побледнел ещё сильнее, до совершенно невозможного оттенка серости. — Нет, сейчас ты жив, — поспешил «успокоить» его Леоне. — Я не хотел тебя забирать ни утром, ни сейчас. И вообще в ближайшее время не планирую, так что постарайся больше не попадать в смертельно-опасные ситуации. Он хотел было добавить «я не смогу спасать тебя вечно», но, по правде говоря, он мог. Небеса не особо тщательно следили за Леоне, и он и так наверняка числился в списке худших работников месяца… худших работников вечности? Так или иначе, за карьеру переживать не приходилось. Бруно Буччеллати смотрел на него с благоговением и замешательством. Он открыл рот, но Леоне перебил его ворчливым «Не благодари», и мальчик снова замолчал. Но ненадолго: — Эти люди из мафии, — сообщил он, указывая на двух трупов, — а мафия такое не прощает. Они придут за мной и папой, чтобы убить нас. Мальчик произнёс это совершенно обречённым тоном, и Леоне поспешил успокоить его так, как мог: — Эй, не говори так, будто всё кончено. Пока ещё вы оба живы. — Но я не знаю, что мне делать! О нет, теперь Бруно звучал ещё отчаяннее. Кажется, слова Леоне нихрена не помогали. Но, чёрт возьми, он просто ангел смерти, а не какой-нибудь грёбаный психолог! И он не так уж хорошо разбирается в жизни смертных, чтобы знать, что ребёнку делать дальше. — Я тем более без понятия, — раздражённо рявкнул он. — Хочешь — поплачь. Или ещё лучше — сдайся. Подумаешь, помрёшь на день или два раньше... Кажется, он совершил невозможное. Леоне довел до слёз совершенно чокнутого невозмутимого ребёнка... — Да стой же ты... Ну, не реви! Я... пошутил! Бруно поднял взгляд, и теперь там читалось только одно — непонимание. Нужно срочно что-то сделать... толкнуть речь о «не всё потеряно, и рано сдаваться, если ты ещё дышишь»? Или заглянуть в нити вероятность, изобразить из себя гадалку на полставки?... — Ты... смотри. Посмотри вокруг. Это ты залил кровищей всё вокруг. Бруно Буччеллати, ты справился, — Леоне знал, что звучит нелепо, но он не умел по-другому, — защатил ведь. Угробил этих двух ублюдков, защитил отца. Не знаешь, что тебе делать? Пореви немного, испугайся, а потом вытри сопли и живи дальше. Я знаю, ты найдёшь выход. «Делай что угодно, но главное — не сдавайся. Даже не думай опускать руки и поддаваться отчаянию. Если я что-то и знаю о жизни, так это то, что она продолжается, пока ты продолжаешь бороться». Где-то в глубине души Леоне догадывался, что когда-то, целую вечность назад, он сам совершил эту ошибку: сдался и похоронил себя заживо. Но сейчас он уже не мог вспомнить никаких подробностей о своей смертной жизни, как и причины, по которой его, в конце концов, настигла эта странная участь, именуемая работой: собирать души и отправлять их в вечное сияние небес. Бруно Буччеллати, между тем, казалось, немного приободрился. И действительно вытер сопли. — Я знаю! — неожиданно прошептал он. — Я вступлю в одну из банд, чтобы они нас защищали. Я слышал, что Passione набирает силу, и я могу им пригодиться, да? Я сделаю всё что угодно, чтобы спасти папу. Это была до абсурдности опасная идея, если спросить Леоне. Но, опять же, он мало что понимал о мире смертных, а его чутьё ангела смерти подсказывало, что план Бруно действительно может сработать. — Могу только пожелать удачи, — немного мрачно заметил он. — И понадеяться, что я ещё не скоро с тобой встречусь, Бруно Буччеллати. Но мальчик, кажется, его не услышал. Он удивлённо замотал головой, словно в поисках чего-то. Леоне понял, что время вышло: теперь, когда Бруно не угрожала смертельная опасность, он больше не мог видеть своего ангела смерти. А через секунду дверь в палату распахнулась, и комната наполнилась светом из коридора и пронзительным визгом медсестры. Леоне мрачно улыбнулся и исчез.

***

Время течёт по странной траектории, когда твои рабочие будни — это бесконечная череда чужих смертей. Это снова было лето, Неаполь, и какая-то старушка только что скончалась от сердечного приступа у себя в квартире, испугавшись внезапно вылезшего из вазы таракана. Не желая наблюдать за конвульсиями старческого тела, Леоне поспешно присел на корточки возле неё и протянул руку, чтобы извлечь душу. Длинные белые пальцы прошли прямо сквозь грудную клетку и сомкнулись вокруг сердца, и в тот же миг рядом материализовалась золотистая сияющая копия старушки, растерянно хлопающая глазами. Леоне выпрямился и поспешил прояснить ситуацию: — Синьора Бьянка, вы мертвы. Я ваша смерть, приятно познакомиться. Смиряйтесь со своей участью побыстрее, и отправляйтесь на Небеса, вас там уже ждут. Ну, возможно, никто её там не ждёт. Возможно, «Небеса» это просто удобный эвфемизм для сияющего золотом небытия и, в конце концов, перерождения в виде новой смертной души. Но объяснять всё это несчастной мёртвой старушке — нет уж, увольте. Сама поди как-нибудь разберётся. — Я… — пробормотала старушка, глядя на своё тело. — Но как же… так быстро… я… а кто будет кормить мою Никки? Леоне мельком взглянул на вероятности судьбы чёрного кошачьего комка шерсти, вертевшегося рядом, и неохотно ответил: — Не беспокойтесь, найдутся желающие. Когда тело обнаружат, Никки заберёт ваш внук. Ещё вопросы? Синьора Бьянка бросила последний тоскливый взгляд на своё тело, маленькую кухню, чёрную кошку и осколки вазы, рассыпанные по полу, и решительно покачала головой: — Спасибо, синьор Смерть. Ведите меня, я готова. Он взял женщину за протянутую руку и повёл её к окну, игнорируя материальность стола и кружевных штор. Как только они вдвоём оказались на залитой солнцем улице Неаполя, старушка растаяла в золотистых лучах, а Леоне рассеянно телепортировался поближе к земле. Он раскрыл свой блокнот, вычеркнул имя синьоры Бьянки, и уже собирался исчезнуть, как странное чувство на краю сознания привлекло его внимание. У Леоне было множество «подопечных» — смертных, за которыми он рано или поздно должен был прийти — и сейчас он чувствовал, что один из них находится в смертельной опасности. Не смертельной до смерти, но достаточно серьёзной — можно сказать, этот идиот ходит по самому краю, хотя в этот раз ему явно суждено выжить. И Леоне даже знал имя этого идиота. Ангел смерти быстрым шагом преодолел пару кварталов, и, ведомый чутьём, вышел на небольшой пустырь, посреди которого, в тени деревьев, валялось тело подростка. К счастью, ещё живое тело — Леоне поспешил проверить его пульс и убедиться, что сердце Бруно Буччеллати исправно бьётся. Мальчик явно вырос, сейчас ему было около пятнадцати, а причиной почти-смерти, похоже, стала странная дыра в области горла, которая даже не кровоточила, как положено. Ещё через секунду на ней появились золотистые застёжки-молнии. И медленно начали срастаться. Застёгиваться, то есть. А рядом на траве валялась увесистая позолоченная зажигалка. Сопоставив факты, Леоне сразу понял, что к чему. — Я смотрю, ты слов на ветер не бросаешь, — Леоне сел на землю рядом с подростком. — Решил вступить в Passione и вступил, да? И даже взобрался вверх по иерархии, стал на ступеньку выше обычных головорезов, и всего лишь в пятнадцать. Дурацкая привычка говорить с самим собой. Но, эй, чем ещё заняться, когда ты обречён целую вечность проводить в компании умирающих душ, а большинство живых тебя даже не видит? Бруно Буччеллати через пару минут распахнул свои синие глаза и резко сел, испуганно оглядываясь по сторонам. Он сразу заметил ангела смерти и уставился на него. Правой рукой парень потянулся к своей ране на шее, которая уже почти затянулась. — Ты, — выдохнул он слегка сиплым голосом, — ты мне не приснился? Леоне покачал головой, наблюдая, как эмоции сменяются на лице парня. Вернее, как его лицо застывает и превращается в бесстрастную маску. Это что-то новенькое — похоже, за пару лет в мафии Бруно научился сохранять спокойствие даже перед лицом смертельной опасности. Или после встречи со сверхъестественной хренью, что тоже немаловажно. — Я жив? — уточнил Бруно. — Ты жив, — подтвердил Леоне. — Хотя после испытания Польпо мало кто выживает. Поздравляю, Буччеллати, в этот раз, чтобы остаться в живых, тебе даже не потребовалась моя помощь. Это полностью твоя заслуга, если хочешь знать, я тут ни при чём. Обычно Леоне тошнило от идеи разговаривать с кем-нибудь (а особенно — с живыми), но Бруно Буччеллати — это особый случай. Этот парень — не просто случайный труп, а… ну, соучастник преступления? Как минимум. — Ох, так вот в чём заключалось испытание, — Бруно вздохнул с явным облегчением, — слава Богу… подожди, ты знаешь о Польпо? — Я работаю в Неаполе, — пожал плечами ангел смерти, — а некоторые души после смерти очень болтливы. И ты не первый, кто столкнулся с Black Sabbath, хотя первый, на моей памяти, кто прошёл испытание. Хотя, полагаю, это просто статистическая «ошибка выжившего» — в конце концов, моё присутствие обычно нужно только мертвецам. Вряд ли Бруно был сейчас в состоянии понять всё, что наговорил Леоне, но парень всё же зацепился за одну деталь: — Ты сказал «Black Sabbath»? Так звали того монстра, который пронзил меня стрелой? — Не монстр, а станд, — поправил его Леоне. — Физическое воплощение души. Хотя не я должен рассказывать тебе об этом. В любом случае, станды — жутко неудобная вещь, когда дело касается отделения души от тела. Мне редко попадаются такие «клиенты», но с ними всегда полно мороки. Поздравляю, Буччеллати, теперь ты тоже стандюзер. Должно быть, Бруно почувствовал сарказм в голосе ангела смерти, а потому покосился на него с недоверием: — «Станд», значит? По организации ходили слухи, но я думал, что это просто сказки. А ты сам… точно не чей-нибудь станд? — Не всё в этом мире объясняется магией дурацких стрел, — фыркнул Леоне. — Я уже говорил в прошлый раз: я твоя смерть, не больше, не меньше. Ты видишь меня только тогда, когда подходишь к самому краю. — Да… да, я помню, — медленно кивнул Бруно. Он смотрел на ангела смерти прямо перед собой, то ли разглядывая его внешность, то ли вспоминая подробности той ночи три года назад. — Честно говоря, я всегда думал, что ты мне просто приснился. Моя смерть, спасающая меня от смерти… Я, кажется, так и не поблагодарил тебя, кстати… — И не надо, — отрезал Леоне, — я сделал это не для тебя. — А почему? — синие глаза сияли искренним любопытством. Леоне на секунду замешкался: он действительно отвык от этого. Обычно свежеумершие души не интересовались ничем, кроме собственной трагичной кончины, и никому не было никакого дела до ангела смерти. Мало кого интересовала его вечная не-жизнь или мотивы поступков. Но Бруно Буччеллати действительно спросил его об этом, и Леоне почувствовал, что даже может ответить, ощущая лишь некоторую неловкость. — На самом деле, мне просто не нравится забирать детей, — выдавил он. Глаза Бруно расширились от осознания, хотя он всё ещё пытался сохранять спокойствие. — Дети устраивают истерики. Они не знают, что такое смерть. Они просятся к маме, требуют вернуть их назад… я ненавижу выслушивать их крики. Если хочешь знать, Бруно Буччеллати, я оставил тебя в живых совершенно незаконным образом, и Небеса не обрадуются, если узнают об этом, но в тот день я действительно не хотел возиться с ревущим двенадцатилетним сопляком. Должно быть, это откровение что-то перевернуло в мозгу парня. Леоне не мог не заметить, что ошарашенный Бруно выглядел совершенно забавно и мило. — О. Я понимаю, — наконец выдавил он. — Хотя всё равно спасибо тебе, Смерть. Кстати, если хочешь знать, я всё ещё не готов умереть. Я… действительно могу устроить истерику, хотя мне пятнадцать, но я всё ещё… Чёртовы Небеса! Леоне не смог сдержать хриплый лающий смех, когда услышал это. Ладно, объективно, он не мог винить парня в желании пожить подольше, но, чёрт возьми, кто с таким серьёзным лицом угрожает ангелу смерти устроить истерику? Заметив веселье Леоне, Бруно недовольно на него покосился и замолчал. — Просто будь осторожнее, Буччеллати, — наконец отсмеявшись, попросил его Леоне. — Не нужно никаких истерик, я всё равно не хочу тебя забирать в ближайшее время. Последняя фраза вылетела случайно, сама собой, но Леоне с удивлением осознал, что сказал чистую правду. Он действительно не горел желанием отправлять на небеса душу этого особенного, больше не двенадцатилетнего мальчишки. И причин оказалось слишком много, чтобы он мог их все перечислить. Недовольное лицо парня тем временем слегка посветлело: — Полагаю, за это я тоже не должен тебя благодарить? — язвительно уточнил он. Кажется, смех Леоне задел хлипкую юношескую самооценку. Ах, какой кошмар. — Не должен, — подтвердил Леоне. — Окей, мистер Смерть, — фыркнул в ответ Бруно. — Хотя, погоди, это действительно твоё имя? Ты знаешь, как меня зовут, но я никогда не спрашивал, как мне к тебе обращаться. Вот и ещё одно подтверждение того факта, что Бруно Буччеллати действительно особенный. За всю эту вечность он был первым, кому пришло в голову спросить имя ангела смерти. — Леоне, — слегка поспешно, опасаясь передумать, ответил он, — ты можешь звать меня Леоне. Как оказалось, Леоне не зря спешил. Дыра на шее Буччеллати, всё это время медленно заживавшая, наконец затянулась, и спустя пару секунд ангел смерти почувствовал, что его присутствие тут лишнее. Смертельная опасность миновала, и Бруно больше не мог его видеть. Синие глаза заметались по пустырю в поисках собеседника, но, конечно, ничего не нашли. — Я запомню, — всё равно ответил Бруно, глядя в пустоту, — надеюсь, ещё увидимся, Леоне. — Надеюсь, что нет, — хмыкнул ангел смерти, растворяясь в воздухе.

***

Но после того, как Бруно получил своё «повышение» в Passione и обрёл станд, видеться они начали с пугающей регулярностью. Вот и сейчас. Стояла холодная весенняя ночь, когда в чёрном блокноте Леоне снова (в пятый раз за последние полгода) появилась строчка: «Бруно Буччеллати, 17 лет, перекрёсток ХХ и ХХ улиц, смерть от…» — дальше он даже не стал читать, просто материализовался в нужном месте и, как всегда, действовал по ситуации. В переулке оказалось темно, хоть глаз выколи, только синий потусторонний свет Sticky Fingers слегка разгонял мрак. На этот свет и устремился ангел смерти — и не прогадал, обнаружив на земле, у грязной кирпичной стены, скорчившегося от боли Буччеллати. Его противники, очевидно, были мертвы или на полпути к этому чудесному состоянию — все они валялись по округе в разобранном на части виде. — Леоне, — облегчённо выдохнул Бруно, когда ангел смерти склонился над ним, проверяя состояние. Н-да, похоже, сегодняшняя смерть — снова от кровопотери, потому что на парне живого места не было видно от порезов и даже пары пулевых. — Не вытаскивай нож! — вместо приветствия прошипел Леоне, своей рукой зажимая другую глубокую рану. — Где телефон? — Здесь, — сквозь стиснутые зубы ответил Бруно, вызывая в воздухе призрачную руку своего станда. Телефон, как выяснилось, находился прямо внутри левой руки Буччеллати — и даже ангелу смерти отчего-то не хотелось знать, как это нахрен работало. — А можно как-нибудь без скорой? — без особой надежды уточнил Бруно. Видимо, ответ Леоне был написан у него на лице, потому что едва живой подросток скривился: — Да ладно, всё не так уж плохо. Смотри, как я могу! Чёртовы небеса, этот парень действительно думал, что подобная ситуация идеально подходит для того, чтобы похвастаться новыми способностями его станда? Хотя… ладно, возможно, Леоне впечатлён. Но только немного. Самую малость. Ровно настолько, чтобы из его рта вылился не поток ругательств относительно умственных способностей Бруно, а несколько одобрительных смешков. — Что ж… Ты спасаешь свою жизнь, я чувствую, — прокомментировал он, глядя, как золотые молнии Sticky Fingers ложатся поверх порезов, соединяя края. И вероятности судьбы действительно перестраивались, пока Бруно с усердием (и крепко сжатыми от боли зубами) применял на себе способности станда. — Ладно, ты прав, можно без скорой. Но всё же нужно позвонить кому-нибудь, чтобы забрали тебя отсюда. Бруно с кислой миной назвал чьё-то имя, и Леоне набрал номер, хотя пальцы всё время проходили сквозь кнопки, а телефон грозился либо выключиться, либо провалиться сквозь не вполне материальные руки. Имя случайного гангстера не имело значения: один из подручных Польпо, которого Буччеллати мог лично даже не знать. Каждый раз приезжал кто-нибудь новый — у Бруно до сих пор не образовалось «своих людей» или надёжных «друзей» в организации. Когда последний из наиболее глубоких порезов затянулся под действием станда (нож всё же пришлось достать), Буччеллати сел поудобнее и блаженно прикрыл глаза. — Не отключайся, — напомнил ему Леоне. — А лучше расскажи, как ты до этого додумался. — Можно твою руку? — вместо ответа попросил юный гангстер тихим, усталым голосом. Разве мог ангел смерти ему отказать? — Холодная, — прокомментировал Бруно, прикладывая конечность (очевидно, вместо льда) к своему израненному животу. — А ты как хотел? — проворчал Леоне. Он, впрочем, и не сопротивлялся. Пока Бруно не закрывал глаза и не терял сознание, Леоне был согласен на всё, что угодно. И когда этот странный парень, играющий со смертью в кошки-мышки, стал так много для него значить? Леоне казалось, что они знакомы уже вечность, и не одну. Так или иначе, прямо сейчас он твёрдо знал, что ни за что не допустит, чтобы прекрасные синие глаза Бруно Буччеллати посерели и закрылись навеки. Нет, он будет спасать этого идиота от его роковой судьбы и смерти, потому что хочет и может это сделать, чёрт возьми. — Знаешь, моему отцу стало лучше, — неожиданно заговорил Бруно, отрывая Леоне от размышлений. — А как твои дела? Замечательный вопрос ангелу смерти, садись, Буччеллати, пять в журнал. — Я рад за мистера Буччеллати, — отозвался Леоне. — А мои дела… так же, как и всегда. Ты правда хочешь об этом знать? — Давай, — совершенно серьёзно кивнул юный гангстер. Впрочем, Леоне не обманешь: в уголках синих глаз притаилась ехидная смешинка. Жаль разочаровывать Буччеллати, но в этот раз странных историй про старушек и тараканов не будет. — В последнее время много наркоманов. И «опасные парни» вроде тебя. — Ясно, — вздохнул Буччеллати. — Просто хотел спросить… А то неизвестно, когда ещё я тебя увижу. — О, я думаю, прекрасно известно, — Леоне попытался исправить мрачный тон разговора, и усмехнулся, кривя чёрные губы. — Готов спорить, мы увидимся в апреле. До конца марта ты ещё как-нибудь продержишься, но не больше. Ему даже не нужно было жульничать и подглядывать в вероятности судьбы. — Хорошо, на что спорим? — с азартом отозвался Бруно. Поразительный чудак. Он только что зашил сам себя призрачными молниями, и уже был готов на очередную авантюру. — Мне у тебя взять нечего, — деланно-равнодушно ответил Леоне. Но всё же Бруно его заинтриговал. Как оказалось, предчувствие (которое у ангела смерти всегда работало безотказно) не подвело. — Если я выиграю, ты отдашь мне прядь своих волос. Или какую-нибудь вещь. — Зачем тебе? — действительно удивился Леоне. Прежде он никогда не пытался оставить часть себя в мире людей, но… возможно, это и не невозможно. — Хочу посмотреть, как она напугает… смертных — правильно? Так ты нас называешь? — Их, — ненавязчиво поправил Леоне. Бруно, технически, явно больше не был обычным смертным. — Хорошо, но если выиграю я? — Тогда… — юный гангстер сделал вид, что задумался, но сам смущённо отвёл взгляд, — ты можешь меня поцеловать. Что. Нет, просто: Что? Леоне хрипло рассмеялся. Ему показалось, или серый от потери крови Буччеллати умудрился покраснеть? Да нет, бред какой-то — в переулке всё ещё было настолько темно, что не разглядеть ничерта. Возвращаясь к теме. — Уверен, что это тебя не убьёт? — отсмеявшись, спросил Леоне. Он, конечно, шутил: только вырвав из сердца душу, он мог убить Бруно, чего, разумеется, никогда не произойдёт. — Уверен, — бесстрашно заявил Бруно. Как будто он хоть что-то в этом понимал. — Нет, парень, ты серьёзно? — не выдержав, снова фыркнул Леоне. Почему-то рядом с Бруно смеяться становилось на удивление просто, словно он своим нелепым светом отгонял мрачные реалии загробной не-жизни и всю ту тоску, что волочил с собой Леоне ещё со времён смертного существования. — А что такого? — возмутился Бруно, в защитном жесте скрестив на груди руки. — Боишься? Или не хочешь? Что ж, вызов принят. — Не боюсь. Затем они ещё чуть ли не минуту играли в гляделки, пока Леоне не прервал затянувшееся молчание: — Поцеловать свою смерть, а, Бруно Буччеллати? — ещё раз ехидно уточнил он. — Думаю, даже у меня в подростковые годы были не настолько извращённые сексуальные фантазии. — А они у тебя были, подростковые годы-то? — в свою очередь поддел его Буччеллати. — То, что я ничего не помню о смертной жизни, не значит, что её не было, — заявил в свою защиту Леоне. — Судя по этой роже, — он беспардонно указал на собственное мрачное лицо, — я был той ещё готической сучкой — но я вряд ли домогался до ангела смерти. — Ты всегда можешь просто позволить мне умереть, если я настолько тебе противен, — закатил глаза Буччеллати. Это шутливое переругивание могло продолжаться целую вечность (или до тех пор, пока смертельная опасность не отступит от Бруно — как обычно и происходило), но юный гангстер, словно вспомнив о чём-то важном, спросил: — Леоне… а ты помнишь свою фамилию? Ну, ту, которая у тебя была до того, как ты… до того, как началась не-жизнь? Как мило с его стороны не упоминать лишний раз о том, что Леоне и сам — мёртв. — Нет. А если бы помнил — что толку? — Я мог бы попробовать узнать что-нибудь о тебе, — ответил Буччеллати. Леоне не стал ему напоминать, что с момента его предполагаемой кончины могли пройти десятки и сотни лет, промелькнувшие для ангела смерти словно одно мгновение. И он не стал снова говорить, что единственное лекарство, способное принести ему покой — верная служба Небесам, чью волю он прямо сейчас нарушал. И третий факт, о котором Леоне умолчал — что где-то там, в его смертной жизни, таится воспоминание о страшном грехе, о котором он, вероятно, не хотел бы помнить. Тёмный проулок осветили фары автомобиля, Бруно улыбнулся ему на прощанье (Леоне знал, что уже стал невидимым) и произнёс, как всегда, одними губами: — Надеюсь, мы скоро увидимся, Леоне. — Надеюсь, мы не увидимся никогда, — в тон ему ответил ангел смерти. Но оказался, как всегда, не прав.