Шёпот Вечности

Тьма. Не та, к которой привык Аластор, – бездна Чистилища, пропитанная отчаянием и холодом. Это была тьма удушливого, пыльного чулана под лестницей. Запах затхлости и плесени щипал нос, а единственным светом служила узкая щель между досками пола и стеной, пропуская лунный луч, похожий на костлявую руку, царапающую пол. Гарри Поттер, его новое вместилище, спал, свернувшись калачиком на груде рваных одеял, — худой, маленький, словно замученный щенок. Аластор прочувствовал тело изнутри – слабый, хрупкий сосуд, истощенный голодом и… побоями. Синяки под тонкой кожей, словно отпечатки пальцев жестокости, покрывали его руки, спину, ноги. Кости, казалось, хрупкие, как сухие ветки. Это был не просто мальчик; это была рухнувшая на дно кукла, брошенная играть в грязи. Чулан – убогое, жалкое убежище, подтверждающее то, что Бог рассказал ему о жестоком обращении. Сырость пробирала до костей, и даже Аластор почувствовал себя скованным. Мысль о применении магии Вуду пришла неожиданно. В его прежней жизни, эта магия была бы детской забавой. Сейчас – это была необходимость. Попытка первая, вторая, десятая… Воспоминания о ритуалах, забытые знаки и символы, всплывали из глубин памяти, словно рыбки из мутного озера. Его радио-демонская сущность бунтовала против этой слабости, против ограничения телом. Но наконец, с шестым десятком попытки, произошёл прорыв. Словно тусклая лампочка в старом радиоприемнике, внутри вспыхнул свет. Слабый, но ощутимый. Чувство силы, не его собственной, а силы заимствованной, пронзило тело Гарри. В воздухе заплясали еле заметные искры, а сам чулан наполнился странным ароматом, где-то между сладкой ванилью и тяжелым запахом могильной земли. Магия Вуду. Она работала. Однако, радость сменилась мгновенным разочарованием. Резерв энергии был ничтожно мал. Еле заметный проблеск силы, и снова пустота. Это как пытаться разогнать мощный двигатель на выдыхающемся аккумуляторе. Тело мальчика было слишком слабо, слишком истощено, чтобы выдержать такую мощь. Аластор открыл глаза, окинув взглядом убогий чулан. Он чувствовал себя словно заключенным в клетке из хрупких костей, ограниченным физическими возможностями. Вывод был очевиден: магию Вуду, и само это тело, нужно развивать. Это будет долгий и трудный путь, но Аластор, человек, который пережил вечность, был готов к новой борьбе. Борьбе за выживание, за силу, за жизнь в этом новом, странном и невероятно хрупком мире. Пыль, поднятая беспорядочными движениями Аластора, висела в воздухе, словно призрак забытого времени. Он рылся в груде хлама, заваленной в углу затхлого чулана, его пальцы, привыкшие к гладкости эфира, с отвращением ощущали шероховатость старых вещей. Рваные одеяла, сломанные игрушки, пыльные книги – всё это напоминало ему о мусоре, выброшенном на свалку истории. И вдруг, среди груды хлама, что-то зацепило его внимание. Несколько небольших, выцветших игрушек. Его рука, движимая неосознанным влечением, вытащила их наружу. Старый, деревянный солдатик с облупившейся краской, маленький, помятый медвежонок с одним оторванным ухом и… нечто, выглядящее как фантастический зверь из необработанного дерева, вырезанный грубо, но с необычным вниманием к деталям. Аластор замер. Сердце Гарри Поттера, его нынешней оболочки, бешено заколотилось. Он узнал эти игрушки. Он *помнил* эти игрушки. Не просто узнавал – он *помнил*, как играл с ними в своем детстве, до того, как он стал убийцей , попал в ад и тьма чистилища поглотила его. Солдатик – это был его любимый, с ним он разыгрывал бесчисленные битвы. Медведь – подарок бабушки, который он всегда брал с собой в постель. А фантастический зверь… это был его собственный вымысел, плод воображения маленького Аластора. Воспоминания нахлынули внезапной волной, сметая пыль и затхлость чулана. Он вспомнил свой дом, запах выпивки пьяного отца, ласковый голос матери,которая говорила ,что скоро это закончиться... все те моменты, которые он давно похоронил под пеплом своей прежней жизни. Внезапное осознание ударило его с силой, словно удар молнии. Этот мир… это не был совершенно иной мир. Эти игрушки – это были осколки его собственной памяти, вынесенные сюда, в этот примитивный, скрытый мир, подобно сокровищам, случайно выброшенным на берег. Этот мир не был чужим, не был враждебным. Он был… параллелен. Отражение. Как в старинном зеркале, искажённое, но всё ещё несущее отпечатки его прошлого. Мир, где предположительно магия существовала в зачаточном состоянии, где она была забытой, прирученной, но всё еще жила, дышала, ждала своего часа. И Аластор, в теле Гарри Поттера, был здесь, чтобы вернуть ей силу, чтобы вновь разжечь её пламя. Игрушки перестали быть просто безделушками. Они стали ключом, пропуском в прошлое, подтверждением того, что этот мир, мир Гарри Поттера, был искаженным, но всё же частью его собственной, давно утраченной истории. Аластор, всё ещё потрясенный воспоминаниями, вызванными детскими игрушками, продолжал рыться в завалах чулана. Его пальцы, словно механические клешни, перебирали рваные ткани, обломки мебели, пыльные книги, выискивая что-то, что могло бы пролить свет на его нынешнее существование. Запах затхлости и пыли уже не так сильно его раздражал – он был поглощён поиском, напоминавшим отчаянную попытку собрать осколки разбитого зеркала, чтобы увидеть в нём отражение собственной истории. И вот, под грудой старых журналов, он обнаружил её – газету. Выцветшая, с пожелтевшими страницами, она лежала, словно засушенный цветок, сохраняя в себе эхо давно ушедшего времени. Аластор осторожно вытащил газету, его пальцы, не привыкшие к такой хрупкости, с опаской касались шершавой бумаги. Заголовок едва различим, но дата… дата заставила его остановиться. 1990 год. Цифры, словно выведенные огненными буквами, обожгли его взгляд. Он перевернул газету, просматривая другие страницы. Новости, реклама, объявления – всё это было настолько далеким от его времени, от его памяти, что казалось сном, фантасмагорией. Аластор медленно выпрямился, его взгляд блуждал по пыльному полу чулана, словно он не понимал, где находится. В памяти, остро, ясно, словно укол иглой, всплыла дата его собственной смерти – конец 30-х годов. Он помнил это точно, чувствовал ледяной укус смерти, вкус пепла во рту, холод вечности, окутавший его душу. И вот теперь… 1990 год. Разница в почти шестьдесят лет. Он ощутил головокружение, словно земля ушла из-под ног. Шестьдесят лет. Шестьдесят лет, которые он должен был провести в Аду,а потом в Чистилище, в бездне, в бесконечной пытке, пока не был призван, не был переброшен… сюда. Но как? Его разум отказывался принять это. Он пытался отыскать логическое объяснение, рациональное обоснование, но все попытки разбивались о непреодолимую стену абсурда. Возможность ошибки исключалась – дата на газете была несомненно 1990 годом. Это была реальность, которая резко контрастировала с его воспоминаниями, с его прошлым. В этом мире, в этом чулане под лестницей, время текло иначе, по своим собственным, непостижимым законам. Газета стала ещё одним осколком пазла, ещё одним свидетельством того, что это новое существование было не просто перерождением, не просто переходом в другое тело. Это был переход в другое *время*, в другую *реальность*, и Аластор, оказавшись в теле Гарри Поттера, был брошен в самый эпицентр странного, запутанного лабиринта, в котором время и пространство казались лишь причудливыми иллюзиями. Он держал газету, как священный артефакт, и чувствовал, что разгадка его нового бытия, возможно, скрыта где-то в этом, кажущемся на первый взгляд, обычном, старом листке бумаги. Пронзительный, скрипучий голос, похожий на звук ржавого гвоздя, царапающего по стеклу, пронзил тишину чулана. «Выродок! Вставай и готовь нам завтрак!» — раздалось отчётливо, хотя источник звука был не виден. Аластор, всё ещё созерцавший пожелтевшие страницы газеты 1990 года, поморщился. Этот голос… этот противный, визгливый звук — был голосом женщины. Неприятный, как запах прокисшего молока. Он медленно поднялся, ощущая в костях ломоту, словно после вековой прогулки по выжженной пустыне. Мышцы Гарри Поттера протестовали против каждого движения, но Аластор заставил их повиноваться. Его прежняя сила, привыкшая к более весомым действиям, не желала служить этому хилому телу. Выйдя из чулана, он увидел её. Женщина, худая, как жердь, с лицом, испещрённым мелкими морщинами, похожими на трещинки на высохшем дереве. Её волосы, спутавшиеся и тусклые, напоминали моток грязной пакли. Она стояла у подножия лестницы, скрестив руки на груди, и пристально смотрела на него. Увидев, что Аластор, словно кукла на пружинках, начал двигаться, женщина снова пронзительно закричала: «Я сказала – завтрак! Не заставляй меня повторять дважды, выродок!» Она ткнула пальцем в сторону кухни, словно боясь приблизиться. Аластор, безмолвно, направился к кухне. Память, казалось, внезапно проснулась. Вспомнились не только навыки обращения с магией, но и… навыки приготовления пищи. Он, радио - демон, который пережил века, который вкусил пищу демонов, теперь должен был готовить завтрак для этой….этого существа . Ирония ситуации не ускользнула от него. В его памяти всплыли картины из его прошлого: запах свежеиспечённого хлеба, вкус экзотических блюд даже те ужасные, невообразимые кушанья, которые он пробовал в Аду. Он умел готовить всё – от простых крестьянских блюд до изысканных деликатесов.Быть честным он обожал оленину ,когда он был человеком и даже когда он был демоном. И сейчас, в этом убогом доме, он должен был использовать эти навыки, чтобы угодить этой… женщине. Мысль заставила его улыбнуться – улыбку, столь же кривую и жуткую, как и сама женщина. Запах подгоревшего бекона, смешанный с едким ароматом дешевого кофе, заполнил крошечную кухню. Аластор, или скорее, Гарри, с трудом управлялся с потрескавшейся сковородкой. Его руки, все еще слабые от голода и побоев, дрожали. Вернон Дурсль, весь в своем жирном трикотаже, наблюдал за ним с презрением. — Быстрее, Поттер! — рявкнул он, отхлёбывая кофе. — Или ты хочешь, чтобы мы опоздали на работу? Яйца должны быть как солнышко, а не как… как эти твои безобразия. Рядом с ним сидела Петуния, женщина с острым лицом и холодными, как лед, глазами. Она безжалостно критиковала каждый его жест, каждое движение. — Не так держишь вилку! И куда ты это сыпешь?! Соль, Поттер, соль! В таких количествах, будто готовишь пищу для целой армии свиней! Дадли, раздувшийся, как поросенок, молча уплетал тост, изредка бросая на Гарри презрительные взгляды. Гарри терпел. Он помнил, как терпеть было нужно в Чистилище, и эта мелочная травля показалась ему детской игрой по сравнению с вечностью, проведенной в аду. Он вздохнул, стараясь скрыть дрожь в руках. Новое тело было слабо, а запасы магической энергии, полученные от ритуала Вуду, истощились. Он чувствовал себя как разбитая игрушка, которую эти люди используют по своему желанию. Внезапно дверь распахнулась, и в кухню влетела Петуния, словно ураган. Она была в неистовой ярости, ее лицо было багровым, волосы растрепались. — Вернон! — закричала она, сжимая кулаки. — Этот… этот негодяй… он… он испортил мой любимый подсвечник! Расколол его на мелкие кусочки! Вернон вскочил, испуганный гневом жены. Дадли замер с тостом во рту, его глаза расширились от страха. А Гарри… в нем что-то сломалось. Вечность в Чистилище закалила его, научила терпеть невыносимое, но это... это было слишком. Не выдержав, Аластор резко отшвырнул лопатку. В его глазах вспыхнул холодный огонь, и темный, демонический блеск прорезал светлые глаза Гарри. — Замолчите! — прошипел он, его голос был низким, угрожающим, совсем не похожим на тихий голос Гарри Поттера. — Все до единого! Ваша мелочная враждебность, ваши придирки, ваше постоянное унижение… это закончилось! Вернон, Петуния и Дадли замерли, ошеломленные внезапной вспышкой ярости. В воздухе повисла тишина, прерываемая только неровным дыханием Аластора. Он стоял , словно тень , готовый к тому, что будет дальше. Впервые после своего воскрешения, он почувствовал истинный вкус *мощи* — не Вуду, а чистой, первозданной ярости, которая десятилетиями кипела в его демоническом сердце. Теперь он наконец мог дать ей выход. Аластор, глубоко дыша, старался подавить остатки ярости. Прямой конфликт был невыгоден – его силы еще слишком слабы. Но терпеть дальше он не собирался. Вспоминая забытые знания, полученные еще до его падения в Чистилище, он начал шептать древние слова, непонятные даже ему самому, но несущие в себе вес веков. Это была не Вуду, а что-то более древнее, более мрачное – темная магия гипноза, сплетенная из теней и кошмаров. Его голос, низкий и вибрирующий, проникал в сознание Дурслей, обволакивая их, как густой туман. Сначала они только напряглись, заметив странную перемену в его глазах, потом их лица стали неподвижными, глаза остекленели. Вернон, Петуния и Дадли словно окаменели, их лица выражали пустоту, лишенную эмоций и воли. — Вы… дадите… мне… комнату, — прошептал Аластор, голос его был как шепот ветра в заброшенной часовне. Слова, казалось, высекались прямо в их разуме. Он старался, чтобы его тон был спокойным, без намека на угрозу, но в нем чувствовалась неизбежность, твердость, не поддающаяся сопротивлению. Он представил себе картину: просторная, чистая комната, с собственным окном, с кроватью, не скрипучей и рваной, а удобной и уютной. Он чувствовал, как его воля проникает в разум Дурслей, формируя их мысли, подчиняя их себе. — Вы… будете… благодарны… мне… за… это… Медленно, словно куклы, манипулируемые невидимыми нитями, Дурсли начали кивать. Вернон, с тупым выражением на лице, пробормотал соглашение. Петуния, словно загипнотизированная змея, протянула руку и слабо, с усилием, кивнула. Даже Дадли, с его непомерным самомнением, ничего не смог противопоставить этому странному, бескомпромиссному внушению. — Завтра… утром… вы… подготовите… комнату… в… чердачном… помещении… — прошептал Аластор, чувствуя, как его магический запас истощается. Сила, полученная от Вуду, была слишком мала для подобного воздействия, но забытая темная магия оказалась более эффективной. После того, как внушение было закончено, Аластор почувствовал сильнейшее истощение. Он пошатнулся и опустился на стул, с ужасом осознавая, насколько опасна эта магия. Цена была слишком высока, но цена бездействия была еще больше. Утром, проснувшись, он обнаружил, что чердачное помещение уже подготовлено. Оно было убрано, в нем стояла кровать, хоть и старая, но чистая и удобная. Дурсли молча выполнили его приказ, их лицо было лишено прежней жестокости, они были спокойными и послушными, как заведенные куклы. Но в глубине души Аластор понимал, что он переступил черту. Цена за комнату оказалась слишком высока.

***

Несколько дней Аластор жил в своей новой комнате на чердаке. Тишина и уединение, хоть и достигнутые с помощью темной магии, были необходимы для восстановления сил. Он практиковал Вуду, стараясь увеличить свой магический резерв, но прогресс был медленным. Тело Гарри Поттера оставалось слабым сосудом, неспособным выдержать большие энергетические нагрузки. Однажды, пытаясь прощупать магическую ауру дома, Аластор столкнулся с чем-то неожиданным. Это было не просто отсутствие магии, как он ожидал, учитывая застой этого мира. Это была мощная, многослойная защита, словно непроницаемый кокон из сплетенных нитей энергии. Он почувствовал ее, как твердую, неприступную стену, защищающую дом от любого магического воздействия. Это не было обычной защитой, какие он мог бы встретить в прежнем мире — это была работа профессионалов, магов высочайшего класса. Сердце Аластора забилось быстрее. Он тщательно исследовал структуру защиты, распознавая в сложных сплетениях энергии зашифрованные символы и руны, некоторые из которых были ему знакомы, а некоторые - совершенно новыми, невиданными ранее. Это не была примитивная защита, созданная для отпугивания случайных воришек или хулиганов — это был мощный барьер, предназначенный для защиты от серьезной магической угрозы. Открытие потрясло его до глубины души. Если такая защита существует, значит, магия в этом мире не просто дремлет – она активна, развивается, используется. Значит, где-то существуют другие маги, возможно, целые сообщества, которые владеют знаниями и силой, далеко превосходящими его собственные, ограниченные телом Гарри. Аластор испытал сложную смесь чувств: восторг от открытия, страх перед неизвестным, и, что важнее всего, огромный интерес. Этот мир, который он считал застойным и затерянным, оказался намного сложнее и интереснее, чем он мог предположить. Теперь его миссия приобретала новый смысл: ему нужно не только выжить, но и найти этих магов, изучить их магию, и, возможно, найти свою дорогу в этом новом, магическом мире. Он понимал, что противостоять такой защите в одиночку он не сможет. Но ее существование указывало ему путь. Путь к тем, кто мог бы ему помочь, или же путь к еще более могущественным врагам. В любом случае, это было началом новой, более увлекательной и опасной игры.

***

Аластор, измученный, но полный решимости, снова использовал темную магию гипноза. На этот раз он не искал просто послушания, ему нужна была информация. Он сидел перед Друзьями , его глаза горели холодным алым светом, а голос был тихим, но пронзительным, проникающим в самые глубины их сознания. — Скажите… всё… что… вы… знаете… о… магии… — прошептал он, слова медленно, как капли яда, стекали в их разум. Вернон Дурсль, подчинившись, начал говорить монотонным голосом. Он рассказывал о сестре Петунии, Лили Эванс, о её странностях в детстве, о необычных вещах, которые происходили вокруг нее, и о письмах, которые они с Петунией прятали и уничтожали. Он неохотно вспоминал день, когда к его жене приехали люди в длинных мантиях, говорящие о магических школах и способностях. Лили была расстроена, когда родители хотели помешать ей уехать. О женихе Лили , Джеймсе Поттере , который ненавидел его.... Петуния, до этого молчавшая, неожиданно начала говорить сама. Она вспоминала, как Лили всегда была другой, как у неё получались странные вещи. Петуния завидовала её способностям, но в то же время боялась её. Она тоже говорила о женихе Лили, Джеймсе Поттере — о его дружелюбном, но временами несколько легкомысленном характере. О его любви к Лили, и о том, как он, несмотря на все свои шутки и шалости, её искренне любил. — Джеймс… не ненавидел… нас не магов… — прошептала Петуния, её слова были лишены едкости. — Он… просто… подшучивал… над… Верноном … Его шутки… были… порой… жестокими… Вернон… сильно… обижался… Она описала Джеймса как человека с острым чувством юмора, который любил подшучивать над Верноном, часто используя его чопорность и ограниченность в качестве мишени для своих шуток. Вернон, по словам Петунии, очень обижался на эти шутки, но Джеймс никогда не причинял ему никакого реального вреда. Вспоминая его, Петуния даже проронила слезу, осознавая, что он умер вместе с Лили в один и тот же день. — …В тот же… день… что и… Лили… — прошептала она, голос её дрогнул. — Оба… погибли…так..сказали..в....письме... Аластор, выслушав их рассказы, понял, что история Джеймса Поттера более сложная, чем он думал. Образ высокомерного мага- сноба,которого он представил со слов Вернона был разрушен. Джеймс, судя по всему, был человеком с живым характером, который не испытывал ненависти к не магам , а просто использовал свой юмор, иногда весьма резкий, чтобы развеселить себя и свою возлюбленную. Его смерть вместе с Лили добавляла трагизма этой истории. Теперь Аластор знал, что ему нужно искать не только силы, но и ответы на вопросы о прошлом Гарри Поттера, о смерти его родителей, и о том месте, которое он сам занимает в этом мире. История Лили и Джеймса Поттер открыла перед ним новые горизонты, намекая на более сложную и многогранную картину, чем он предполагал ранее.

***

Дни превратились в недели, недели в месяцы. Чердак стал для Аластора не просто убежищем, а святилищем. Он проводил там всё своё время, предаваясь тренировкам в магии Вуду. Слабое тело Гарри Поттера постепенно адаптировалось к нагрузкам. Его магическое ядро, первоначально слабое и едва тлеющее, начало укрепляться. С каждой успешной практикой он чувствовал прилив силы, ощущая, как в его жилах течёт не только кровь, но и темная, мощная энергия. Он проводил ритуалы при лунном свете, используя найденные на чердаке старые вещи — рваные ткани, сломанные игрушки, как компоненты для своих заклинаний. Он изучал забытые символы и руны, выписывая их на пыльных досках, и наконец, после долгих месяцев упорного труда, достиг значительного прогресса. Однажды ночью, в тишине чердака, окружённый мерцающим светом свечей и таинственным ароматом трав, Аластор совершил прорыв. Его магическое ядро, окрепнувшее за долгие тренировки, засияло ярче. Из тени, окружающей его, начали вытягиваться теневые щупальца, послушные его воле. Они извивались, как живые, их очертания были нечёткими, но ощущалась их сила, их темная энергия. Аластор управлял ими с лёгкостью, заставляя их танцевать, извиваться и повиноваться каждому его жесту. Это было лишь начало. Позже, он научился создавать маленьких демонических кукол Вуду. Они были ужасно некрасивыми, с узловатыми телами, острыми костями, проступающими сквозь потрескавшуюся кожу, и с пугающими, немигающими глазами. Но каждая кукла была наполнена темной магией, и каждая могла стать его послушным инструментом, шпионом, или же оружием. Аластор чувствовал мощь, которая нарастала в нём. Он мог контролировать теневых существ, манипулировать куклами, и это всё лишь вершина его достижений. Он понимал, что путь его долог, но он двигался вперёд, шаг за шагом, осваивая опасную, но невероятно мощную магию Вуду, готовясь к грядущим битвам и открытиям в этом магическом мире, который он только начал познавать. Он был готов. Он стал сильнее. Он стал Аластором. Истинным Радио-демоном.