Посмотри на меня!

Отражение в зеркале с утра не порадовало. Выглядело убитым. – Держись, – сказал ему Тилл. Так начался новый день. Отсутствие Ивана ощущалось в каждом элементе рутинного распорядка. Кто бы знал, что Тилл настолько привык о нём думать. Мама собрала вкусный обед сегодня. Можно было бы поделиться, если у Ивана опять магазинное. Жаль, нельзя теперь. Говорят, дождь сегодня. Надо не забыть зонтик. Тиллу-то без разницы, а вот Иван с его причёсками и рубашками... Ах, да. Фиг с ним, с зонтиком. А вот здесь, на перекрестке, они с Иваном пересекались иногда по дороге в школу. В последнее время реже, правда. Больше и этого не будет? Не будет, конечно. Каждый раз, когда ход мысли спотыкался, Тилл заставлял себя думать о другом. У него не было ни времени, ни желания печально вздыхать, пялясь в шкафчики. Жизнь продолжалась. И, если Иван хотел, чтобы Тилл продолжал жить без него, неправильно было выглядеть несчастным и потерянным. Эмоциональное давление, вот как это называлось. Он видел такое раньше. Вместо того, чтобы жалеть себя, стоило сосредоточиться на другом. Как и всегда, важно было помнить о том, как он себя вёл, и что говорил. Сейчас даже важнее, чем обычно, потому что Тилл был неспокоен. Именно его нервное напряжение привело к тому, что он нарушил одно из своих внутренних правил, попытавшись надавить на Ивана, который, очевидно, не хотел иметь с ним дела. И хорошо ещё, что из этого ничего не вышло. А что, если бы Тилл преуспел? Что вышло бы из этого тогда? Был бы он доволен, сумев силой заставить Ивана обратить на себя внимание, взять обратно холодные слова, изменить отношение? И, если да, что это говорило о Тилле? Вот почему нужно было помнить о правилах. Тилл отличался от других людей с самого начала. И должен был следить за собой, если хотел оставаться похожим на человека. И, если это значило, что Ивана необходимо вычеркнуть из жизни, так тому и быть. При сложившихся обстоятельствах, такой выход был наилучшим. В школе, на первом этаже, Тилл увидел его первым. Он наблюдал, как узнавание на лице Ивана сменяется уже привычным холодным выражением. Доброе утро, да? Такое вот оно у нас. – Утро, староста! – бросил Тилл, проходя мимо, – Расслабься. Не так уж и сложно. Немного больно, но это ничего. Терпимо. Бывало и хуже. Вот оторвать взгляд от его тупого затылка с последней парты было куда труднее. Всё время Тилл ловил себя на том, что продолжает смотреть. Это было привычкой, наверное. Сколько минут пролетело за последние годы вот так? Не сосчитать. Больше он провёл только за скетчбуком наверное. Интересно, а тайно рисовать его сейчас было так же стрёмно, как раньше, или хуже? И фотографию всё же стоило удалить. И перестать пялиться, наконец. Готовый домашний набор маньяка-сталкера, блин. На перерыве, лениво наблюдая за облаками на крыше, Тилл вдруг понял ужасное. В караоке Ивана тоже теперь не затащишь. Чёрт, чёрт, знал бы, записал на телефон! Список потерь возрастал. Это ж Тилл теперь, быть может, больше не услышит, как он поёт. Никогда! Услышав, как лязгнула входная дверь, Тилл подскочил, преисполнившись внезапной надежды. Но это была Мизи. Он махнул ей рукой, подавив разочарование. Положив сумку рядом, она села на неё, чтобы не пачкать юбку. Тилл тоже лёг обратно. – Я увидела, что Иван внизу, и решила тебя навестить. Извини, не хотела расстраивать. – Не извиняйся, я не расстроился. Хорошо, что ты здесь. Спасибо. – Ну, я же вижу...– сказала она с улыбкой, – Вы так и не помирились? Хочешь, попрошу Суа с ним поговорить? Тилл перевёл скептический взгляд на неё. – И чем это поможет? Кроме того, не хочу. Плевать на него. Мы не друзья больше. – Но как? – Мизи округлила глаза, – Вы же столько лет!.. – Не надо, – перебил её Тилл, – Пожалуйста. Она замолчала, огорчённая. Кажется, на тему повеселее рассчитывать сегодня не стоило. Спустя несколько минут тишины Тилл ушёл первым. После уроков он пробрался в учительскую. Найти домашний адрес Ивана не составило труда. Другой конец города. Совсем не по дороге с Тиллом. Так далеко, что как минимум три школы были бы для него удобнее. Значения, что крылось за этим фактом, Тилл не понимал. И чувствовал себя идиотом. Почему Иван ходил с ним в школу, если для этого ему надо было выезжать ещё на полчаса раньше? Или он всё же переехал на днях? Но тогда почему сказал, что это не так? Тилл так много о нём не знал, оказывается. Даже больше, чем думал. Дома он попытался заняться математикой. Мысли блуждали. Цифры не складывались. Ещё недавно, несколько недель назад, он мог скинуть Ивану фотку с примером, получив в ответ подробное решение вместе с парочкой ехидных комментариев относительно его самостоятельности. Так, ладно. Достаточно математики на сегодня. Были и другие дела, которым стоило посвятить вечер. Наверняка существовало что-то, от чего ему не захотелось бы выть. Тилл оглянулся и взгляд его упал на картину. Незаконченная работа к очередному конкурсу. Ночное небо, такую он выбрал тему. Опять этот ноющий тупой укол в сердце. Надоело. Как же достало! Опрокинув мольберт, он разорвал картину. Ударился спиной о стену, сполз по ней, задыхаясь, не зная, как прекратить, куда выплеснуть эту ярость, эту пытку, что он держал в себе уже целую проклятую вечность. – Тилл? Что с тобой? Что случилось? Руки. Голос. Похоже, мама дома сегодня вечером. Блин, почему, почему опять? Тилл не хотел снова доставлять ей неприятности. Не хотел пугать её. Но всё же ее объятия были нужны сейчас. Он позволил себе обнять ее в ответ. – Не получается... – выдавил он через силу, – Не могу. – Солнышко, можешь не участвовать, если пока не получается. Ничего страшного. Есть много конкурсов. Только не перетруждай себя, ладно? Она не понимала. Но всё равно, благодаря ее теплу, Тилл смог позволить себе на секунду забыться, впервые за день перестав мучить себя нескончаемым потоком мыслей.