Посмотри на меня!

Дни, что Тилл провёл в больнице были исходом противостояния, длящегося с тех пор, как в одиннадцать лет он решился постоять за себя. Каким бы жалким и печальным ни был этот исход, он ознаменовал начало новой, светлой части его жизни. Зловещая тень, что нависала над ним с самого детства, развеялась наконец. Присутствие былого кошмара было ещё заметно в деталях, которые собирались преследовать Тилла на протяжении многих лет, но непосредственная угроза миновала. Они с мамой могли жить без страха. Или хотя бы попытаться. Драгоценным чудом стала для него зарождающаяся дружба с Мизи. У Тилла прежде никогда не было друзей, он не находил общего языка с другими детьми. Но с ней было легко. Она рассказала, что видела его рисунок, выигравший школьный конкурс в прошлом году. Тилл в ответ набросал схематично её портрет, и Мизи пришла в восторг. Кривоватый набросок того не стоил, но он был рад, что ей понравилось. Мультсериал, который она, в свою очередь, показывала ему с экрана телефона, оказался не таким уж плохим. Забавный, а анимацию местами и вовсе хотелось пересматривать бесконечно. После всего, в школе могло быть не так уж и тошно теперь. С возможностью спокойно делать домашнюю работу, проблем с учёбой должно было стать поменьше. И слушая планы Мизи на первые же выходные после его выписки, Тилл почти верил, что они сбудутся. Впервые за много дней он всерьёз надеялся на что-то хорошее в ближайшем будущем. А ещё у него был Иван. Любопытная загадка, вызывающая радостное волнение, названия которому Тилл не знал. Иван приходил не каждый день, но, когда приходил, оставался подолгу. Мизи хотела общаться и требовала внимания. И, как бы лестно и замечательно это ни было, Тилл понимал, что она здесь для себя. Иван же мог провести в тишине весь день, занимаясь своими делами, но тут же откликался, стоило Тиллу с ним заговорить. Из своего опыта противостояния его навязчивому вниманию Тилл знал: Иван уйдет, если настоять. Правда, мог бы заявиться на следующий день, как ни в чём ни бывало. Из-за такого своего поведения он и отхватывал весь последний год. Но сейчас Тилл не хотел, чтобы он уходил. Его присутствие позволяло забыть об одиночестве, о беспомощной ярости, которой он совсем недавно давился, бросаясь на врага снова и снова до потери сознания. Странно, но Иван был единственным, кто его не жалел. Состояние Тилла, казалось, само по себе не привлекало его внимания, не меняя ни его настроения, ни отношения. Больше, чем за маленькие подарки, без которых не обходился ни один визит, больше даже, чем за его терпеливое бдение, Тилл был благодарен ему за это. – Не спросишь, что случилось? – не выдержал он в какой-то момент. Вариаций на тему "что же с тобой произошло, бедный мальчик" Тилл слышал множество. От других пациентов, от медсестер, да и от Мизи тоже. Но от Ивана ни одной. После всех заявлений об "узнать поближе" такое отсутствие интереса озадачивало. – Думаю, я знаю, – ответил Иван, – Твой отец, да? – Нетрудно было угадать,– признал Тилл с усмешкой, – Но разве я не мог попасть в аварию? Или упасть с крыши? – В школе и думают про аварию. Или про битву с местной бандой. Последнее я придумал, – сообщил Иван с гордостью, – Всем говорю, что ты их сделал! Страшно было, если он не шутил. Ему ж, такому харизматичному, могли и поверить. – Завязывай болтать про меня всякий бред. Тилл приложил усилия, чтобы звучать убедительно. Иван, вроде бы, слегка огорчился. Хорошо. Возможно, это значило, что он послушает. – Я понял, ладно. Но идея была хорошая. Все так удивлялись... Так он всё же не шутил! Как повезло, что Тилл услышал об этом сейчас, а не когда пришёл в школу. Может, останки его истерзанной репутации ещё возможно было спасти. Спрашивать, откуда Иван узнал, Тилл не планировал. От врачей услышал, наверное. Или и впрямь угадал, мало ли. Но Иван объяснил сам. – Знаешь, я видел тебя в центре защиты детей, когда ты пришёл туда. Давно хотел рассказать. – А, – сказал Тилл, – Надо же. Иван выглядел так, будто сообщил нечто важное, но почему, было не очень понятно. Ну, видел. Дальше что? Хотя то, что Иван тоже там был, отложилось в уме. Не так уж, видно, и у него всё солнечно было. Недостаток энтузиазма со стороны собеседника заставил Ивана замолчать. Он будто не решался продолжить. Тиллу было, в общем, плевать, что он имел сказать по этому поводу. Ни вспоминать, ни, тем более, обсуждать тот день желания не было. Но Иван купил ему комикс в книжном сегодня. А потом ещё и пережил полуторачасовые рассуждения о целостности композиции и потрясной динамике. С непривычки Тилл не сумел вовремя остановиться. Его редко слушали. Он пересилил себя. – Я не помню тебя там. Мало что помню. Но, готов поспорить, зрелище из меня было то ещё. Тиллу было одиннадцать, когда он решил объявить уроду войну. Результатом стала наивная истерическая попытка привлечь внимание в центре защиты детей. Он не жалел о сделанном, только от воспоминания до сих пор мутило. Никогда он не был настолько уверен, что не доживёт до завтра. После было легче. Каждый раз, даже последний. – Ты спас меня в тот день! – сказал Иван, – Поэтому не говори так, будто ты был жалким или нелепым! Это не вся правда. Горячность в его голосе выдавала искренние и сильные эмоции. Немного забавно было знать, что Иван способен переживать из-за такого пустяка. – Но ведь я был нелепым и жалким, – сказал Тилл, – Таким и остался, разве не видишь? – Я вижу, что ты был смелым. А ещё вижу, что ты выжил, а значит, победил. Тилл не сумел возразить. Так он говорил себе сам, благодаря чему держался. Он никогда не думал, что услышит эти слова от другого человека. Сказанное Иваном будто делало более реальной ту часть Тилла, которая была колючей, и упрямой, и не умела сдаваться. – А вообще, – добавил Иван, – тебе стоит научиться принимать комплименты. Надо для имиджа грозы бандитов. Мне кажется, пока ты не вполне готов. – У тебя ужасное чувство юмора, ты знаешь?.. Нет, это не была любовь с первого взгляда. Даже тогда, в больнице, это была ещё не совсем она. То, что произошло, было скорее похоже на точку невозврата. Начало обратного отсчёта, что дошёл до нуля два года спустя, когда Тилл не смог удалить с телефона случайно снятую фотографию. Рука не поднялась.