Human hearts and wolf souls

Они приходят в племя, когда уже все люди проснулись и занимаются своими делами. Три человека слезают с волков и идут дальше — к вигваму вождя, а огромные звери ступают рядом. Сонхва ёжится не то из-за непривычного мороза, не то из-за взглядов людей, обращённых прямо на него. Сириус ведёт себя спокойно, но всем видом показывает, что не подпустит человека или волка с плохими намерениями к омеге. Юнхо на полпути оставляет их, говоря, что ему нужно проверить хворающего волка. Хиру уходит с ним, виляя хвостом, пребывая в хорошем настроении. Хонджун глядит на Сонхва, что не подымает глаз с устланной снегом земли, хочет что-нибудь сказать омеге, но не находит нужных слов. У альфы нет проблем в общении с омегами, но Сонхва — другой, из чужого племени и явно с непростой судьбой. А ещё с огромным чёрным волком, который недовольно щурится в сторону Хонджуна. — Мы пришли, — Хонджун кивает на большой вигвам и отодвигает шкуру, а Фира останавливается у входа и одним взглядом говорит Сириусу ждать здесь. Тот, фыркнув, показательно ложится на землю и кладёт одну лапу на другую. Сонхва делает глубокий вдох и, неуверенно зайдя за альфой в вигвам, чувствует приятный жар от костра. Он выдыхает, ощущая любимое тепло, и заметно вздрагивает из-за пронзительного взгляда, как он понимает, вождя племени Шикра. — Отец, это Сонхва, — говорит Хонджун. Джиён, кивнув, встаёт со шкуры. Лежащий до их прихода Вигор подходит к Сонхва и, понюхав его холодную руку, выходит из вигвама, оставляя людей для непростого разговора. — Раз Вигор спокойно отреагировал на тебя, значит, опасаться нам нечего, — произносит Джиён, рассматривая омегу ненавязчивым взглядом. — Перед тем, как ты расскажешь, что с тобой случилось, покажи свой затылок. Сонхва округляет глаза, а Хонджун в непонимании смотрит на отца. Затылок считается одним из интимных, почти сокровенных мест на теле омеги, и вот так просить Сонхва показать его… — Отец!.. — Не встревай, Хонджун, — во взгляде Джиёна видна стальная серьёзность его намерений. — Я не собираюсь ничего делать, мне просто нужно кое в чём убедиться — только и всего. Хонджун смотрит на Сонхва, а тот разворачивается к Джиёну спиной, закрывает глаза и приспускает с плеч меховую накидку. Хонджун отворачивается, чтобы ещё больше не смутить омегу, пока вождь внимательно разглядывает свежий шрам на его затылке, одним взглядом посылая по телу Сонхва волну мурашек. — Я так и думал, — на одном выдохе произносит Джиён и накидывает обратно на плечи омеги накидку. — Ты из племени Сайерти. — Да, — Сонхва разворачивается к нему лицом, устремляя глаза вниз. Хонджун в неверии смотрит то на него, то на чересчур спокойного отца. «Племя Сайерти? То самое племя на юге, славящееся суровостью и хладнокровным нравом? Отец из-за этого попросил Сонхва показать затылок?» — думает про себя альфа. — Расскажи, почему ты сбежал из племени, — Джиён садится возле костра и кивком указывает на место перед собой. Сонхва садится, робко складывает руки на коленях и, мельком взглянув на севшего возле вождя Хонджуна, собирается духом. — Я сбежал от человека, с которым не хотел связываться узами брака, — шепчет омега, не замечая, как округлились глаза Хонджуна. Джиён же с интересом вскидывает бровь. — Как вы знаете, в племени Сайерти суровые, жестокие нравы. Несколько лет назад нынешний вождь — Мансам — убил моих родителей — своих, как я думал, друзей и бывших вождей племени. Он сделал это тихо, без лишней суеты в лесу под покровом ночи, а его волки разорвали тела родителей. Я это видел, но не смог кому-либо рассказать. — Почему? — Мне некому было рассказать, кроме Джэхёна — близкого друга моих родителей, но он покинул племя, как только узнал об их смерти. Я понимаю его решение, он не хотел обречь на свою семью ту же участь, что постигла моих родителей, — Сонхва хоть и говорит спокойно, но в его карих глазах скапливаются слёзы. «Джэхён, значит», — думает Джиён, прищуривая тёмные глаза. — Мансам сказал всем, что два одичавших из-за болезни волка убили родителей, и показал сначала их тела, а потом — отрубленные головы зверей, добавив, что это он убил волков. Люди выбрали Мансама новым вождём, ведь я — наследник племени — был ещё совсем юным. Омега на время смолкает, пытаясь не проронить слёзы и не издать всхлип, грозящийся сорваться с его уст. Джиён и Хонджун мрачнеют от его рассказа. — Мансам наверняка знает, что я всё видел, но ничего со мной не сделал. Он оставил меня в живых, чтобы, когда я вырасту, женить на мне своего сына — Сындэ. Недавно Мансам сильно захворал и поручил своему сыну взять меня в мужья, пока он не ушёл из этого мира, — Сонхва прикрывает глаза, сжимая меховую накидку в области сердца. — Но я не хочу этого — не хочу связать себя с сыном убийцы моих родителей, связать себя с таким же убийцей… поэтому смог оторваться от преследования и сбежать. Я знаю, что поступил неправильно, оставив своё племя, но после смерти родителей я перестал что-либо чувствовать к людям и волкам из него. Одинокая слёза скатывается по щеке омеги, его запах феромона горчит, а тело дрожит только из-за одного воспоминания о племени Сайерти. Он лучше умрёт, чем свяжет себя узами брака с тем, кого ненавидит. — Спасибо, что помогли мне и Сириусу, — Сонхва стирает влагу со щёки. — Я знаю, мы с ним здесь чужие и будет лучше, если мы… — Сонхва, ответь мне честно: чего ты хочешь? — неожиданно спрашивает Джиён, заставляя Сонхва поднять на него взгляд блестящих карих глаз. — Я… я хочу свободы, — омега говорит негромко, но уверенно. — Хочу обычной, спокойной жизни. — Ясно, — Джиён глядит на огонь, прислушивается к потрескиванию поленьев, словно ожидая что-то услышать и от них. — Можешь остаться в нашем племени. Сонхва распахивает глаза, думая, что ослышался. Хонджун удивлен не меньше: обычно его отец не такой сердобольный, особенно к чужим людям. Но, если честно, альфа рад этим словам вождя. — Вы уверены? Я не знаю, будут ли меня искать дальше или нет. Я не хочу, чтобы из-за меня у вашего племени были проблемы. — Сонхва, предлагая это, я понимаю, какие могут быть последствия, — Джиён смотрит на него уже более мягким взглядом. — Неужели ты думаешь, что в случае чего мы не сможем дать отпор? — Нет, я так не думаю, — Сонхва бесшумно выдыхает. — Спасибо за предложение. Я приму его. — Вот на этом и решили, — кивает Джиён, улавливая звук шагов снаружи. — Кто-то ид… — О, вот ты где! — восклицает зашедший в вигвам Тэн и, не обращая внимания на двух вождей, сразу наклоняется к Сонхва. Он берёт его лицо в свои ладони и визуально осматривает. — Так, вроде, здоров, но мне нужно получше осмотреть тебя. — Что вы… ой! — Сонхва запахивает накидку, под которую Тэн запустил свои холодные пальцы, и стремительно краснеет. — Не закрывайся! — Тэн беззлобно хмурится и глядит на альф. — Чего смотрите? Отвернитесь! Особенно ты, Хонджун. — А? — альфа хлопает глазами, а его щёки невольно алеют, когда Тэн резко спускает с плеч Сонхва накидку, оголяя его медовую кожу. — Тэн, мы, вообще-то, находимся в моем вигваме, — Джиён даже бровью не ведёт на действия знахаря и, посмотрев на зажмурившегося сына, чуть-чуть забавляется про себя с ситуации. — «Давно я не видел Хонджуна таким смущённым». — Даже не дают спокойно осмотреть человека, который несколько дней был без сознания, — хмыкает Тэн, накидывая на плечи Сонхва меховую накидку, и тянет его за руки вверх. — Пойдём. Тэн уводит омегу из вигвама, уже на снаружи добавляя, чтобы альфы не беспокоили их. Будто они хотели этого. — И что это было? — говорит себе под нос Хонджун, поджимая губы. — Это ведь Тэн, чему ты удивляешься? — тихо усмехается Джиён. Хонджун смотрит на отца, словно пытаясь прочитать его мысли, а тот поднимает бровь, безмолвно спрашивая «что-то не так?». — Отец, я, конечно, не против, чтобы Сонхва остался в нашем племени, но ответь мне: почему ты предложил ему это? Джиён задумывается над вопросом сына, вновь устремляя взгляд тёмных глаз на огонь, пламя которого успокаивает его и будто даёт ответы. — Он напомнил мне твоего папу, — неожиданно для Хонджуна произносит вождь. — Не помню, говорил я или нет, но твой папа жил так, как он хотел этого. Он не подстраивался ни под людей, ни под законы, и тоже хотел спокойной жизни. — Понятно, — в глазах Хонджуна мелькает грусть. У него почти нет воспоминаний о папе, погибшем во время снежной бури в лесу, но он отчётливо помнит его тёплые объятия. — Хэй, не вешай нос, — Джиён мягко щёлкает сына по носу. — Теперь у тебя задача присмотреть за Сонхва, как и у Фиры — за Сириусом. — Хорошо, — Хонджун кивает и улыбается. Такая задача ему по душе.