Хороший мальчик Чуя

Чуя Накахара никогда не видел таких мужчин. После встречи с Фёдором Достоевским ему вообще казалось, что до этого он не видел мужчин в принципе. Он видел парней и мальчиков. Пацанов. Но мужчин — никогда. Даже Огай Мори не вписывался в это понятие. И это было удивительное чувство. Будоражащее и страшное, будто он летел в пустоту. Такого он никогда не испытывал с девушками. И на секунду он подумал, что и не испытает. Всё хорошее, что было в Хитоми, так стремительно его покинуло и обесценилось, что Чуе стало неловко. Она будто растворилась в темноте, и ему бы пришлось напрячься, чтобы не потерять её там, но он не мог оторваться от незнакомца. Его взгляд бесстыдно скользил по голой груди, и неприличные образы вспышками возникали в голове. Он пытался проморгаться, но не помогало. Это напоминало рождение чего-то нового — и так в Чуе зарождались осязаемые, однозначные чувства к другому мужчине. Такие громкие и яркие, что он не мог с ними бороться. Он физически чувствовал потребность в нём, и хотел бросить всё, чтобы оказаться рядом. Если на земле существовал он сам с проклятой силой и Дазай с его бессмысленной способностью, то разве можно исключать, что этот черноволосый бес обладал даром магнетизма? Чуя знал, что не он один не мог оторваться от развратного вида. Его вызывающее поведение на то и было вызывающим, что привлекало остальных. И Чуя чувствовал ревность. Конкуренцию. Что ни они, ни эта официантка, краснеющая и прячущая взгляд, не имели на него права. А он имел. Должен был иметь. — Ты чего? — Тихо спросила Хитоми, попытавшись заглянуть в глаза, — Ты его знаешь? — Чё? Нет. Чуя мысленно ругнулся. Он чувствовал, как внутри всё не только вспыхнуло, но и начало сыпаться. Будто из красивой обёртки делового костюма и манер вылез тот самый пацан из Сурибачи, и он пытался исправить это, но не мог. Ему захотелось объясниться — это было физическое чувство, как жажда и голод. — Просто… Просто я не думал, что в таком ресторане можно так себя вести и при этом оставаться нетронутым. Чуя поморщился. Слово «нетронутый» звучало не осуждающе, а чуть ли не обиженно. Он надеялся, что Хитоми этого не заметила, но её взгляд будто помрачнел после этого. — Может, он из Мафии? — Полушёпотом спросила она, будто сама боялась сказанного. Чуя не смог сдержаться от смешка. — Какой ещё Мафии? — Ты что, не слышал про Портовую Мафию? Мне брат говорил, что им разрешено всё. Наверняка, он не простой человек, раз может так спокойно сидеть и делать… Что он делает. Чуя заметил, что Хитоми тоже покраснела. Интересно, это была реакция на мужчину, облитого вином, или на их странный диалог? Чуя кусал щёку изнутри, чтобы не выплюнуть что-то едкое. Как она могла так уверенно говорить о Мафии, если даже не знала, кто такой Огай Мори? И как она могла предполагать, что мафиози бы стал себя так вызывающе вести? Да, официанты и обслуживающий персонал знали их в лицо, либо по именам, но при обычных людях нужно было вести себя сдержанно. В конце концов, ты никогда не знаешь, кто сидел с тобой в одном помещении. Чуе теперь было интересно не только какая на вкус бледность кожи, облитая вином, но и то, кем был мужчина, позволяющий себе такую наглость. Он об этом подумал в последнюю очередь, и ему было стыдно за это, потому что мафиози должен был быть внимательным даже вне рабочих заданий. Мог ли это быть преступник или потенциальный враг Мафии? Эта идея загорелась в голове спасительным светом. Да, точно, он хотел узнать, кто он, но не по каким-то больным причинам, а просто потому что чувствовал, что Мафии надо знать про него. Хорошая идея. Она успокаивала душу, но никак не объясняла жар, разлившийся по бёдрам, и вставший член. Чуя сел нога на ногу, чтобы скрыть это, но ему казалось, что бегающий взгляд выдавал его виновность с головой. Он продолжал поглядывать в сторону мужчины. Когда официантка перестала заливать вино в его рот, тот довольно прикрыл глаза и едва заметно, легко, коснулся её бёдер. Одними кончиками пальцев, и Чуя будто почувствовал эти прикосновения на себе, сквозь ткань, расстояние ресторана и здравый смысл. Едва заметные касания крыльев бабочки, медленно поднимающиеся и скрывающиеся за подолом короткой юбки официантки. Он вновь почувствовал, как дыхание перехватило. В мире Чуи мужчины так не касались. Они брали своё резко и болезненно, сжимали, хватали, держали насильно до синяков. И вот, теперь он чувствовал, как привычная жизнь трещала по швам. Ночью его гладил по волосам Дазай, сегодня он видел, как незнакомый красавец очаровывал девушку, проводя по её ноге невесомыми, но чувственными пальцами. Он наблюдал за этой игрой, чувствуя себя её участником. Будто поселился в теле официантки, которая улыбалась и то ли пыталась увернуться, то ли подставиться под всю его ладонь. Они будто занимались сексом прямо посреди ресторана, и это было так нагло, что напоминало галлюцинацию. Она наконец мягко отстранила его руку и, что-то пробормотав, ушла в сторону кухни. Чуе казалось, что он слышал и этот диалог. Наверное, она предложила ему встретиться после работы, и Чуя сжал челюсть. Ему не нравилось ощущать, что что-то его отнимает кто-то другой. Даже если это «его» принадлежало ему лишь мысленно, а в жизни ничего не предполагало, что Чуе это полагалось. Он помнил, как в хорошие дни ненавидел, когда брат уходил на работу. Ему не нравилось, что мир вокруг него существовал, что всегда приходилось бороться за своё, и нельзя было просто хотеть быть рядом с человеком. Что всегда были другие люди, претендовавшие на что-то с такими же чувствами. Только про Хитоми он думал, что на неё никто не претендовал. Не потому, что с ней было что-то не так, а потому, что она была влюблена слишком очевидно. Она не отводила от него взгляд, строила глазки и наклонялась вперёд, погружая его в аромат своего сахарного парфюма. Для неё во всём ресторане не было людей, кроме него. Чуя же чувствовал в этом что-то странное. Будто в их отношениях не было борьбы, а значит, и ценности. Но он старался об этом не думать. Музыканты вернулись к игре, и мягкая, нежная мелодия заполнила зал. Мужчина обтёрся полотенцем и, откинувшись на спинку стула, продолжил наблюдать за выступлением. Чувствовал ли он, как бессовестно отобрал всё внимание людей? Чувствовал ли он, как взгляд Чуи прилип к нему и облапал во всех местах, каких постеснялась официантка, и как один вид его прикосновений отнял у Чуи способность дышать? Чуя повернулся к Хитоми, которая пыталась заполнить ожидание заказа и неловкость после увиденного рассказами о жизни. Её милый, высокий голос напоминал пение птички. А ещё, заметил Чуя, когда она говорила и ловила внимание Чуи, она начинала моргать чаще и запинаться. Он улыбался в ответ, хоть и не слушал половину из того, что она говорила — Хитоми постоянно прыгала с темы на тему, разбрасывалась именами и терминами, которые Чуя не знал, но её смешная манера речи его успокаивала и увлекала, как фоновый шум города во время работы. Наверное, он и впрямь к ней чувствовал какое-то подобие любви и нежности. Он любил её, как любил хорошую погоду и ритуалы перед сном. Как что-то, чему ты никогда не посвятишь жизнь, это не то, что заставляет просыпаться и мотивирует работать. Это просто явления жизни, которые хороши в моменте, но о которых ты забываешь, когда ими не занимаешься. Официант принёс еду и Хитоми, и Чуе одновременно. Ряды столовых приборов разной величины, расстелившиеся по обе руки от них, хитро поблёскивали. Коё говорила, что мафиози должен был безупречен за столом, но умела ли она пользоваться вилкой и ножом? Хоть кто-нибудь в Мафии, да и вообще в Японии умел ли? Поль Верлен хоть и был французом — и Чуя думал об этом так часто, что уже сам себе не верил, что мог принять того за японца — но в их доме никогда не было столовых приборов, кроме палочек. На тарелке перед Чуе лежал маленький, круглый кусочек мяса, политый кроваво-красным, густым соусом и несколько аккуратных кусочков овощей рядом. Чуя недоумённо сдвинул брови. И за это он должен был отдать всю свою дневную зарплату? Вообще, он любил другую еду. Огромные тарелки мисо-супа, после которых болел переполненный живот. Толстые куски сашими или рис, залитый чаем — его можно было съесть немного, зато он разбухал и заполнял собой весь желудок. Он любил сытную, жирную еду, в которой было слишком много вкуса, настолько, что она напоминала что-то неестественное. Но глядя на Коё, которая могла наслаждаться практически безвкусной рыбой, растягивать любой приём пищи, наслаждаясь беседой больше, чем едой. Это был талант, искусство, которые он, как её ученик, должен был перенять. Наверное, подумал Чуя, его должна была восхищать сервировка блюда, и он должен будет почувствовать что-то особенное во вкусе. Но пока он думал только об одном вкусе, который хотел бы узнать, и на тарелке его бы ему никогда не подали. Хитоми восхищённо сложила ладоши на груди. — Ого-о, я видела такое только в фильмах! Чуя, ты просто лучший! Она мелко захлопала в ладоши и заёрзала на месте. Чуя подумал, что даже завидовал ей в этот момент — в его мысли так плотно была вшита идея, что если он бы себя повёл так же, то из пустоты бы появилась Коё и ударила бы по затылку. Он сдержанно улыбнулся и кивнул. Хитоми подхватила нож и вилку и, осторожно поднеся их к тарелке, отрезала от своего кусочка рыбы ещё более маленький. Чуя удивлённо наблюдал за ней. По Хитоми, чей глуповатый, постоянный смех перечёркивал попытки казаться серьёзной, не скажешь, что она умела пользоваться приборами. Одно касание ножа — и она с лёгкостью отделила кусочек рыбы, насадила его на зубчики вилки, и поднесла к губам. Это было почти завораживающе, но не могло приблизиться и на шаг к ощущениям, которые он испытал пару минут назад. Он чувствовал спиной и плечами того мужчину, а бёдра горели от неслучившихся касаний. Хитоми заметила заинтересованный взгляд Чуи и, неловко поправив волосы, отложила вилку. — Что-то не так? — Ты умеешь пользоваться ножом и вилкой? Хитоми тут же опустила глаза и улыбнулась. Она так очевидно радовалась, что смогла удивить Чую, что он мысленно отметил, что так надо реагировать на всё почаще. Девушки были простыми существами и мало чем отличались от него самого — от каждого комплимента что Хитоми, что Чуя превращались в тёплую мягкость. — Ну да… У меня папа долгое время жил в Европе, он иногда ест ножом и вилкой, и меня научил. Хотя палочками, конечно, удобнее. Чуя растеряно посмотрел на столовые приборы. Этот кусок мяса не был создан для палочек, даже если бы Чуя их попросил принести, в этом не было бы смысла. Хитоми всё делала правильно — его надо было разрезать на крохотные кусочки и наслаждаться концентрацией вкуса. Чуя нахмурился. — Я могу покормить тебя с вилочки, — захихикала она. Чуя резко мотнул головой. — Господи, ни за что, — он вспомнил, как пальцы Поля Верлена лезли ему в рот, заталкивая туда кусочки омлета и риса, и горькая тошнота подступила к горлу, — просто покажи, как это делается. Хитоми будто расстроилась от резкой реакции, но Чую это не волновало. Он бы скорее распорол себе горло прямо здесь, чем позволил кому-то ещё раз в жизни его покормить. — Ну, как хочешь… На самом деле, это просто. Вилку держишь как верхнюю палочку, когда ешь, только сильнее, а нож упираешь рукояткой в ладонь и поддерживаешь указательным и большим. Чуя повторил всё, как она сказала, и попробовал отрезать первый кусочек. Получилось сразу же. Он вспомнил, как пытался одолеть палочки, как они постоянно выскальзывали и тащили за собой еду, и стиснул зубы. И как Дазай показывал ему, как их нужно было держать, а его тепло и близкое дыхание сбивали с мыслей. «Мне интересно, как можно научить человека есть палочками, не притрагиваясь к нему? Коё тебя так учила, да? Это все равно, что учиться ходить, штудируя одну теорию…» Оказалось, что это было возможно. Но Дазай, видимо, не мог упустить возможность потрогать Чую и прижаться к нему. Тот поджал губы и попытался переключить внимание. Хотя сегодня днём, когда они соприкасались плечами, он не чувствовал ни омерзения, ни желания отдёрнуться. Наоборот, он хотел прижаться к нему, чтобы почувствовать, как его холодная кожа покрылась бы мурашками и… Дальше он ничего не представлял. Он ненавидел себя, когда пытался. Но в последнее время, куда бы он ни посмотрел и к чему бы ни притронулся, он сразу представлял, как занялся бы сексом. Только не на Хитоми. Хотя что-то подсказывало, что он должен был это сделать. Прямо сегодня. Ему хотелось выпить для уверенности, или, скорее, для чувства расслабления и весёлости, которое он почувствовал ночью. Вино так плотно затягивало все комплексы, что он мог даже в Дазае увидеть что-то хорошее. И было бы лицемерно признавать, что ему не понравился их поцелуй. Конечно, понравился, как нравилось сейчас всё телесное. Но надо было наконец получить удовольствие от чего-то нормального. Хотя Чуя уже начинал подозревать, что его вкусы — это какое-то издевательское извращение, которому подавай только больных высоких мужчин. Бледных, с ледяной кожей и хитрым, тяжёлым взглядом. Но, может, это не был его сознательный выбор? Как тогда Коё его назвала? «Травмированный»? Вот, может, все его желания и были следствием травм?.. Чуя уже устал от собственных мыслей. Они все были какими-то сложными. И вкус мяса — невероятно вкусный, таящий во рту островатой сладостью — его не перебивал. Чуя снова подозвал официанта. — Да, сэр. Что-то не так? — Лицо официанта не могло скрыть волнения. Наверняка, хостес передала ему, что за этим столом сидел мафиози. Чуя вдруг почувствовал жалость к этому человеку, но быстро отмахнулся от этого. — Всё отлично, но я бы хотел заказать вино. Красное. Неважно, какое, просто принесите что-то хорошее. Хитоми удивлённо приоткрыла рот. Как только официант ушёл, Чуя понял, что даже не знал, пила ли Хитоми. А смог бы он осилить всю бутылку? Нет, даже не так — что было бы, если бы он осилил её? Он бы вообще смог уйти домой? Вчера-то до комнаты его тащил Дазай… Вряд ли Хитоми будет в восторге, если ей придётся тащить на себе весёлое тело, которое не может ходить, но слишком громко хохочет и спотыкается на ходу. — Извини, забыл спросить — ты пьёшь? Хитоми неуверенно кивнула. — Ну… Я обычно пью пиво, но против вина ничего не имею. Это тебя тот мужик так вдохновил? — Она захихикала и вернулась взглядом к тарелке. Чуя скривился. Хотелось сказать правду, что он просто не хотел заниматься с ней сексом трезвым, потому что физически не мог, но вместо этого он промолчал. Хитоми заметила это и тут же извинилась, но Чуя не мог отделаться от этих слов. Нет, это было просто совпадением. Он хотел вернуться ко вчерашнему чувству лёгкости, и всё тут. Даже последующая тяжесть и тошнота с утра его не пугали. Ему надо стать нормальным. Просто необходимо. Для этого надо было заняться сексом с Хитоми. Для этого надо было расслабиться. Для этого — выпить. Всё было просто, и никаких двойных смыслов. Когда официант принёс бутылку и открыл прямо перед ними, это напоминало какое-то шоу. Плеснул немного в бокалы, дал понюхать — Чуя улавливал только кисловатый запах забродивших фруктов, и ничего больше, но тот говорил красивыми словами о каких-то нотах. Он крутил ножку бокала, показывая, как на свету вино становилось прозрачно-красным, как вишнёвый сок на коже, и мягко направлял, что делать дальше. Вдохните аромат. Почувствуйте на кончике языка, как преломляется вкус, как вино тяжелее и вязче воды, как тепло окутывает рот и проникает в тело. Чуе почему-то становилось одновременно волнительно и весело от этих слов. Что-то ему это напоминало, и, бросив взгляд в зал, он заметил, как мужчина с улыбкой наблюдал за их дегустацией вина. Его тёмные глаза блеснули фиолетовым, и Чуе показалось, что он вот-вот бы встал и присоединился к ним, и, оглушённый волнением, он отвернулся к официанту. Ему понравилась эта предварительная игра с запахом и вкусом, раскрывающая вино. Это напоминало сборку конструктора — из отдельных качеств собирался идеальный напиток, и ему было удивительно, что только оно обладало таким свойством. Но как только официант ушёл, Чуя почувствовал, как время свидания постепенно переваливало к концу. Надо было действовать, а он всё ещё чувствовал свои эмоции слишком ясно. Он до сих пор стеснялся, когда пытался заставить себя посмотреть на декольте Хитоми и представить её голой. А тем временем еда на их тарелках уже заканчивалась. И Хитоми будто стеснялась заказать десерт. — А… Ты расскажешь что-нибудь о себе? — Она осторожно улыбнулась. Чуя недоумённо сдвинул брови. — В смысле? — Ну, просто я заметила, что рассказала тебе про себя уже всё, что можно и нельзя, — она опять хихикнула и сделала глоток вина, — а я про тебя так мало знаю… Это даже пугает, в каком-то смысле. Чуя в обмен на её глоток сделал три. Говорить о себе на трезвую голову было ещё сложнее, чем представлять, как он через час приведёт к себе и залезет языком в её рот. Было неприлично пить так, как это делал он, но он хотел напиться, стать весёлым и подвижным, чтобы привлечь девушку ещё больше. Его уже не волновало, как он будет возвращаться домой. Он почувствовал на мгновение в себе то, что, наверное, чувствовал Дазай всю жизнь — желание забить свои истинные желания, убить их, и стать кем-то другим. Он хотел не хмуриться и напряжённо оглядываться, а громко шутить, рассказывать про себя всё, и натыкаться руками на руки и грудь Хитоми. И больше никогда не думать про других мужчин. Но даже когда он допил бокал до дна, он так и не понял, как мог бы рассказать Хитоми о себе. С чего начать? С истории про Поля Верлена, от которой она бы поседела, или с того момента, как он жил на улице, чтобы она убежала от него сразу же? Или всё-таки рассказать про Мафию, предупредив, что с этого дня она должна быть с ним до конца жизни, иначе её убьют? Он усмехнулся про себя, хотя ему было грустно до ужаса. — Особо нечего рассказывать. Честно. Она вздохнула. — Разве такое бывает? Я считаю, что каждый человек интересен, просто не каждый может… — Хитоми, тебя когда-нибудь били головой об стол? Она тут же поджала губы и округлила глаза. Ему показалось, что она даже слегка отодвинулась, будто ожидая, что если ответит «нет», то Чуя не удержится от того, чтобы стать первым. — Н-нет… — А если бы тебя били, как думаешь, ты бы хотела рассказывать об этом? Он налил себе ещё вина и еле сдержался от того, чтобы опустошить бокал разом. Почему спокойствие не приходило? Почему он начал ей грубить и пугать? Девушка посмотрела на него расстроенным, но неожиданно нежным взглядом. — Прости… Мне жаль, если тебе пришлось через это пройти. — Не надо меня жалеть. Я сам этого заслужил. Просто мои родители умерли, и я жил с братом. А он уставал. — А сколько тебе было лет? — Почти шёпотом спросила она. Чуя понял, что она до сих пор не знала, сколько ему лет, как и он — сколько ей. — Лет пять. — Тебя били головой об стол в пять лет, и ты считаешь, что ты этого заслуживал? Чуя, ты представляешь себе, как выглядит пятилетний ребёнок? Чуя напрягся. Она говорила так мягко и вкрадчиво, что ему показалось, будто этот голос заполнил всё пространство. Пока он задумчиво молчал, она взяла его за руку и приложила к своей щеке. Он хотел одёрнуться, но не мог — этот жест был таким аккуратным и искренним, что он растерялся. — Конечно, ты этого не заслуживал. Мне жаль… Чуя почувствовал, как захотел потянуться к ней, и прижаться в объятии, чтобы она сказала ещё что-то похожее, и слёзы закололи глаза. Он быстро сморгнул их, попытался незаметно смахнуть рукой, и отдёрнулся от неё. — Всё, хватит, не неси чушь. Ты ещё что-то будешь? Хитоми прикусила губу. — Наверное, нет… Но мне надо отойти в уборную. Опьянение подступало. Он попытался кивнуть, и голова тяжело болтнулась, будто на расшатанном шарнире. Тело постепенно слабело, и Чуе радовался этому. Очень хотелось спать, но он что-нибудь с этим сделает. Потом. Наверное, секс должен был бодрить? Может, он сможет отдать власть над собой Хитоми, и просто насладится процессом? А в чём «процесс» заключался? Всё, что он знал о сексе, пока что было грязным и больным. Хотя он даже не знал, можно ли было назвать сексом то, что с ним делали в детстве. Наверное, нет. Но он не хотел думать о том, что это могло быть, он не хотел думать об этом вообще. Тем более сейчас. Хитоми ушла в уборную, а Чуя снова почувствовал на себе взгляд незнакомца. Официантка больше не подходила к нему, и все оставшиеся композиции он слушал молча, лишь иногда вскакивая для аплодисментов. Особенно ему нравилось, когда вступал виолончелист. Чуя заметил, как тот блаженно прикрывал глаза и, казалось, даже не дышал, пропуская мелодию через себя, слегка покачиваясь в такт. Сумка Хитоми лежала на её стуле. Значит, официант не подумает, что они оба ушли, не заплатив. Сделав ещё один глоток вина, Чуя встал и пошёл в сторону незнакомца. Он сам не знал, что делал, не представлял, что ему скажет и сделает, но лёгкость в теле вдохновляла на то, чтобы не упустить свой шанс. Он обязан был с ним познакомиться. Весь вечер его тянуло к нему больше, чем к своей девушке, и он просто хотел что-то сделать с этим зудом. Ему хотелось услышать отказ или хотя бы насмешку. Что-то, что успокоило бы его невозможностью знакомства, и тогда вечер бы окончательно перешёл к Хитоми. Чуя ненавидел мучиться мыслями об упущенных шансах. Этот красавец определённо мог бы им стать. Как только Чуя подошёл, он улыбнулся. — Я уже боялся, что Вы не рискнёте. Его голос вблизи звучал шершаво и низко, отчего Чуя растерянно застыл. Он не ожидал, что тот заговорит первым. — Чего?.. — Вы пожирали меня взглядом весь вечер, как и я Вас, даже не сразу заметил, что Вы с девушкой. Боялся, что Вы постесняетесь после такой прелюдии приступить к чему-то серьёзному. Чуя тут же глупо улыбнулся и опустил глаза. Когда Дазай говорил что-то блядское, его это раздражало до гнева, но сейчас он чувствовал себя окутанным теплом и электричеством. Его будто щекотало всё вокруг, и он чувствовал, как увязал в пространстве рядом с незнакомцем. — Как Вас зовут? — Спросил он, не зная, что ответить на флирт. Чёртова улыбка не желала уходить, от неё болели щёки, но и эта боль была приятной. Он понял, что не хотел уходить. Он не хотел возвращаться за стол, дальше говорить с Хитоми и уводить разговор к той же трескучей и искристой пошлости, которая сейчас происходила здесь. Он хотел сесть рядом, слушать музыку, выпить столько вина, чтобы на утро умереть, но ночью позволить воспользоваться своим телом. И ему было одновременно и страшно, и грустно, и весело от этой мысли. Ему казалось, что на мгновение он вновь ощутил себя Дазаем. Его жизнь теперь будто казалась несущественной, ему хотелось разрушить её. — Фёдор Достоевский, — он наклонился ближе, приглашая присесть рядом, но Чуя мотнул головой. — Как?.. Никогда раньше не слышал подобного имени. Фёдор засмеялся. — Фё-дор До-сто-ев-ски-й. Какой ты хорошенький. А тебя как зовут? Он наклонил голову, и Чуе захотелось прикрыть глаза или отвернуться. Фёдор был настолько красив, что его хотелось укусить и проглотить кусочек, чтобы он остался с Чуей навсегда. Это алкоголь на него так влиял? Но почему он тогда так волновался, что у него подрагивали руки? Хорошенький… Боже, он назвал его хорошеньким, и Чуя едва смог сдержаться, чтобы не засмеяться и не подставиться под поглаживания. Это было так на него не похоже, что ему захотелось убежать, но ещё больше — наклониться и вдохнуть аромат его кожи и волос. Сквозь странную одежду он мог видеть острие ключиц и полупрозрачную кожу груди. У Накахары перехватило дыхание. — Чуя Накахара. — Оставишь мне свой номер? Чуя улыбнулся. — Наверное, да, это хорошая идея… — Это отличная идея. Продиктуй, а то пока ты что-то напишешь своими трясущимися руками, уже зима наступит. И твоя девушка точно выйдет из уборной, — он подмигнул. Чуя с трудом понимал, что говорил Фёдор из-за ужасного акцента, больше походящего на рык, но уловил ту часть, где он попросил продиктовать номер. Но тот никуда его не записал. — Я запомнил, — кивнул Фёдор, будто прочитав мысли, — не переживай. Мы ещё встретимся, Чуя. — Обязательно. Чуя опять улыбнулся и прикрыл лицо рукой. Фёдора, казалось, это умилило, и он усмехнулся. Всё произошло так быстро и легко, что Чуе казалось, будто он должен был сделать что-то ещё, но вместо этого ушёл обратно за стол. Через полминуты вернулась Хитоми. Она не заметила ни румянец на лице Чуи, ни его бегающий, весёлый взгляд, ни улыбку, которую он с трудом прятал. Он сам себя не узнавал, но понимал, что покалывающее изнутри волнение можно было воспринять за опьянение. Ему было одновременно очень странно и хорошо. Он приобнял Хитоми за плечи и улыбнулся — улыбка, которую вызвал Фёдор, легко вписалась именно сюда. — Поедем ко мне? — Спросил он неожиданно легко. А Хитоми так же легко согласилась. Она прильнула к Чуе и легко поцеловала в шею, и Чуя не почувствовал ни неловкости, ни отвращения. Вино окончательно смазало всё, превратив реальность в яркое, смешное месиво. Справилось со своей задачей. Он даже умудрился поцеловать её в ответ, влажно мазнув губами, и, расплатившись, он ушёл, не позволяя Хитоми отлипнуть от его тела. И только напоследок он заметил, как Фёдор обернулся ему вслед. Он смотрел так, будто видел его насквозь. И Чуя верил, что так оно и было. Привести Хитоми в здание Мафии ощущалось предательством. И не Мафии как системы, прячущейся от людей, а самой Хитоми. Будто пересекая вместе с ней этот порог, он скармливал её вечно голодному, злому чудовищу. Но главное чудовище, угрожающее Хитоми, было сегодня на удивление тихо. Чуя прошёл в свою комнату наощупь, хотя было не очень темно, но он уже чувствовал, как стены плыли. — Ты живёшь в странном месте… — неуверенно улыбнулась Хитоми, — впервые вижу, чтобы люди жили там же, где работают. Чуя не знал, что на это ответить. В детстве Поль Верлен часто читал ему сказку про Красную шапочку. Только спустя время он понял, что эта сказка была французской, и сам Поль Верлен иногда хвастался, читая кусочки на французском, а потом сразу же переводил их на японский, и мораль он помнил до сих пор на обоих языках. И вот, в той сказке маленькая девочка точно так же, как сейчас Хитоми, ходила вокруг да около правды, но никак не желала догадаться, что к чему. Она видела у Чуи и торчащие волчьи уши, и волчий оскал, и сейчас он привёл её прямо в свою нору, а она всё ещё не могла понять, волк ли перед ней. Даже не пыталась. Хотя упоминала, что знала про Портовую Мафию. И как это было возможно?.. — И такое бывает. Боишься меня? — Улыбнулся Чуя, пропуская её в свою комнату. Он ожидал двух вещей. Во-первых, что Хитоми застынет на пороге и не пройдёт дальше. Вдруг очнётся и скажет «Вообще-то, да, боюсь» и уйдёт. Освободит Чую от надобности думать, что им вдвоём делать в тесном пространстве, и, что страшнее, — голыми, лёжа на футоне. Он перестал думать о том, как убога была его маленькая комната, и что Хитоми наверняка ожидала чего-то другого, учитывая, в какой ресторан он её повёл. Да, ему было все равно, потому что он услышал обнадёживающую возможность отказа в её слегка испуганном голосе. Во-вторых, он ожидал, как им будет неловко слушать стоны за стеной, которые иногда начинались и в это время. Чуе было противно от мысли, что Хитоми будет так же пошло и визгливо стонать, потешая Дазая, или, что ещё хуже, что две девушки начнут кричать в унисон. Простая идея о том, чтобы заняться сексом с Хитоми, вдруг обрастала реалистичными нюансами. И алкоголь не мог их скрыть. Он думал, что всё будет страстно и начнётся чуть ли не в коридоре. В итоге они пришли слишком быстро и будто оба не знали, с чего начать. И Хитоми не уходила. — Нет, конечно. Я не боюсь тебя. Ты мне… Нравишься, — она попыталась прикоснуться к его волосам, но Чуя невольно отдёрнулся, — просто я волнуюсь. Она зашла в комнату и растерянно огляделась. Чуя ожидал эту реакцию. Но Хитоми не смущал размер комнаты. Она обернулась и грустно посмотрела на Чую, который, прильнув к стене, пытался закрыть дверь. — Скажи честно, это же не твоё жильё, да? Ты просто снял комнату на сутки, чтобы заняться со мной сексом?.. Она звучала так грустно, будто разгадала глупую загадку. Чуя заморгал чаще, пытаясь понять, что он только что услышал. — Это, конечно, не самая уютная комната в мире, но так её ещё не оскорбляли, — усмехнулся он. Она нервно улыбнулась. — Ой, прости… Я просто думала, что ты… Ну, может не хочешь куда-то меня приводить к себе, чтобы я потом не навязывалась, а просто мы бы переспали и разошлись на нейтральной территории. У меня такого не было, конечно! Но у моих подруг… Ну, в смысле, знакомых… Она так отчаянно пыталась выглядеть хорошей и практически невинной, что Чую уже самого это засмущало. — У меня это в первый раз, честно, — закивала Хитоми, неловко присаживаясь на край футона, — и приятно, что это будет с тобой… Ты мне очень, очень нравишься. Поэтому я волнуюсь. Чуя застыл, не зная, что делать дальше. Она села прямо перед ним, на расстоянии ладони от его ног, и Чуя хотел сделать шаг назад, но не мог. Он представлял, как кто-то другой смог бы уверенно взять её руку и положить себе на пах, провести пару раз вверх и вниз, и податься вперёд, чтобы она почувствовала, как у него вставал член. Но Чуя мялся так, будто ему было лет на десять меньше, и он искренне не понимал, чего от него хотят. — Чуя, можно я у тебя кое-что спрошу? — Почти шёпотом произнесла она. Он неуверенно кивнул. — А ты до этого с кем-то спал?.. Чуя замер. Он боялся этого вопроса. Ему показалось, будто его тело вдруг замёрзло, обросло ледяной коркой. Как он мог ответить на этот вопрос? Был ли он девственником? Он заморгал — слёзы опять набежали на глаза, и он опустился на футон рядом. — Не знаю, — честно ответил он, смотря перед собой. Между ним и Хитоми оставалось расстояние. Вдруг он почувствовал, что не хотел к ней прикасаться, и чтобы она к нему прикасалась он тоже не хотел. Он хотел вернуться в момент, когда она сказала, что он этого не заслуживал, и что никто не должен был прикасаться к нему, пока он был маленьким, хоть он и сам в это не верил. Хитоми молчала. — А у парней так бывает? — Спросила она, на первый взгляд, бессмысленный вопрос, но Чуя его понял. И он знал, что Хитоми спрашивала его именно о том, о чём он никогда бы не сказал прямо. — Бывает. Он прикрыл глаза и лёг на футон. Поль Верлен был прав, когда перед смертью сказал, что будет его везде преследовать. Во снах, в тёмных углах комнаты, наяву и в воспоминаниях. Но почему именно в Хитоми он увидел угрозу? Почему его сердце испуганно выстукивало «нетнетнет», но при этом тянулось к Достоевскому и… Дазаю? Почему оно было спокойно перед настоящими хищниками, а нормальности боялось? — Мне кажется, не надо, чтобы твой первый раз был таким, — мрачно произнёс он, — но мы можем полежать вместе. Хитоми улыбнулась. — Всегда мечтала о парне, с которым можно полежать вместе. Она легла рядом, не касаясь его рукой. Они оба смотрели в окно под потолком. Чуе очень хотелось повернуться и спросить, что она ещё думала про его детство, но не рассказывать, что именно он пережил. Что именно было неправильно? Почему? Почему он не заслуживал ничего из того, что с ним случилось? А как бы изменилось её лицо, если бы он пересказал то, что ему тогда сказал Мори про родителей?.. От вина хотелось спать, и он, подтянув ноги к груди, повернулся к Хитоми и осторожно положил голову на плечо. В этом не было ничего романтического. Он думал, что так мог бы себя вести только рядом с Коё. Или с Хитоми. Или с Юан… От девушек он чувствовал странную энергию, которая расслабляла его настолько, что он мог переставать обороняться. Но это не было ни любовью, ни влюблённостью. Наверное, это было спокойствием. Хитоми, казалось, в этот момент перестала дышать, чтобы не спугнуть момент — будто Чуя был котом, который почтил её своим вниманием, но от любого вздоха мог убежать. Они лежали так бесконечно долго, и Чуя уже стал погружаться в дремоту и видеть первые очертания снов, как тишину прервал голос девушки. — Знаешь… Даже если у нас ничего не получится, я не забуду эти два дня. Никогда. Чуя усмехнулся, не открывая глаза. — Почему не получится? Хитоми прикусила губу и набрала в грудь воздуха, чтобы что-то сказать, но тут же осеклась. — Неважно… — Нет, подожди. Почему ты считаешь, что между нами ничего не получится? Я что-то не так делаю? — Нет-нет, всё так, просто… Просто загоны в моей голове и паранойя, знаешь, прошлый опыт и всё такое. Чуя привстал на локтях и заглянул ей в глаза. В темноте он их почти не видел. — Так расскажи, может, я тебя успокою, — он опять усмехнулся, чтобы казаться увереннее. — Да просто… Я не знаю, как сказать, чтобы это прозвучало не грубо. Ты меня дослушай и не ругайся, хорошо? Чуя сдвинул брови и уставился на неё немигающим взглядом. — Просто когда тот мужик в ресторане сделал, ну… То, что сделал, я видела твой взгляд. И когда я выходила из туалета я тоже… Я всё видела. Я видела, что ты с ним разговаривал. Чуя округлил глаза и почти вскочил с футона. Сон тут же растворился, и он почувствовал, как неожиданная злость поднималась в его груди волной, быстро и разрушительно, как цунами. Хитоми тут же отодвинулась и замахала руками, будто обороняясь. — П-прости, если я что-то не так сказала! Просто мой прошлый парень ушёл к другому парню, и я… Чуя не знал, что ответить, только вдыхал носом, и не понимал, что ему делать. Ему было и стыдно, и больно, и при этом он чувствовал такую злость, что Хитоми лучше было уйти. Его резало, что это всё вело его к правде, которую он не хотел признавать. И ему стоило прямо сейчас заткнуть её поцелуем. Уронить на футон, насильно раздеть и доказать, что он мог любить девушек, он мог спать с ними, и у него на них стоял, но от резкости этой мысли он возненавидел себя ещё сильнее. — Тебе надо было испортить этот момент, что ли?! — Вдруг крикнул он и тут же поджал губы, — Блять, не говори так… Я просто… Хитоми жалостливо свела брови, ожидая оправданий. — Что «просто»? — Хитоми, тебе пора домой, — он вскочил и открыл дверь, — давай, иди. Я не собираюсь сейчас перед тобой оправдываться. Блять, я просто решил дать тебе время, раз ты волнуешься, а ты уже записала меня хуй пойми куда! Всё со мной нормально, всё, пока! Он захотел схватить её за плечо и вытолкнуть за дверь, но он стоял и ждал, когда она сама уйдёт. — Чуя, прости, пожалуйста, я же говорю, это только мои загоны!.. — Хитоми, всё, момент испорчен, я не хочу больше об этом говорить… И вообще, я устал, иди, я перезвоню тебе, — он опять прислонился к стене, чтобы устоять на ногах. Ватная голова кружилась, очень хотелось помыться в горячей воде и лечь спать прямо в одежде. Хитоми жалобно посмотрела на него, еле сдерживая слёзы. — Прости, прости, я правда всё испортила, только не бросай меня, хорошо?.. Чуя махнул рукой. — Не брошу, если сейчас же уйдёшь. Я вызову тебе такси, только иди, пожалуйста. Он так устал от её голоса, что готов уже был отдать и свой телефон, и кошелек, лишь бы она ушла и заказала себе такси сама. — Точно? Он поцеловал её в лоб для убедительности. — Точно. Я вызову на тот же адрес, откуда ты приехала. Можешь пока посидеть перед зданием. Хитоми остановилась перед Чуей и с грустью попыталась заглянуть ему в глаза, рассмотреть, что он чувствовал. Она взяла его за руки, и он захотел отпрянуть, но понимал, что сделал бы ей больно, поэтому сжал ладони чуть крепче. — Ты меня любишь?.. — Тихо спросила Хитоми. И он не знал, что ответить, но кивнул. Он же действительно чувствовал себя с ней спокойно и нежно, но знал, что его любовь не подходила ей. Ей нужен был парень. Наверное, в глубине души она была бы рада сегодняшнему сексу, если бы он случился, даже если бы он был неловким и быстрым. Но Чуя не хотел. Он бы не смог придумать ничего, что смогло бы его порадовать в этот вечер. И она, почувствовав то ли его теплоту, то ли испуганную отстранённость, ушла. Чуя облегчённо вздохнул и упал на футон. Как только он прикрыл глаза, комната закачалась, как лодка на волнах. Он хотел раздеться, но желание уснуть и побыстрее покинуть этот день было сильнее. Но как только он опять почувствовал вкус дрёмы на языке, дверь снова открылась. — Ты что-то забыла? — Пробормотал он во сне, прижимая к груди подушку. На пороге раздался хриплый смешок, и Чуя тут же открыл глаза. Свет коридора очерчивал тёмный, высокий силуэт. — Что, Чуя, уже ругаешься со своей девушкой? — Дазай широко улыбался, придерживая своё правое запястье, — Теперь была моя очередь подслушивать, жалко только, что подрочить не успел. Чуя сжал зубы. Теперь голос Дазая вызывал у него не только раздражение, но и неловкость. Тем более вечером. Под вином. — Что тебе надо? Пожаловаться пришёл? — Чуя перевернулся набок. — И это тоже. Поможешь мне? — Он протянул руку и убрал с запястья ладонь. На коже, исчерченной белёсыми шрамами, зияла огромная, глубокая рана, доходящая до мяса. Чуя почувствовал прилив тошноты и отвернулся. — Блять, убери свои клешни, ты сейчас мне футон запачкаешь, — он оттолкнул руку Дазая. — Мне надо её перевязать, я не могу, я же правша. — А раньше ты как справлялся?! — Чуя всё-таки поднялся и пошёл в ванную. В шкафчике зеркала он хранил лекарства, и тонкую связку бинтов в том числе. Дазай, пошатываясь, пошёл за ним. — Не помню. Вообще-то, я не планировал к тебе приходить, я собирался умереть со спокойной душой, знаешь ли, но твоя девушка умеет очень увлекательно и громко говорить… Чуя ругнулся про себя. Что он слышал? Он мог сопоставить, что Хитоми говорила про его взгляды в сторону Фёдора?! Только этого ему не хватало. Чуя делал вид, что копался в аптечке, но он лишь пытался спрятать свой волнующийся взгляд. В холодном свете ванной кожа Дазая выглядела прозрачно зелёной. Оглядевшись и сев на унитаз, он подпер подбородок здоровой рукой, а потом усмехнулся и присвистнул. — Не думал, что у тебя тут так тесно… Душ над унитазом, это же анекдот какой-то! Чуя молчал. Он достал тонкую ленту бинтов и, промыв руку Дазая, непослушными руками стал обвязывать её. — Знаешь, что реально звучит как анекдот? — Заплетающимся от алкоголя и усталости языком пробормотал Чуя, — это то, что я опять пьяный, и теперь, блять, вместо того, чтобы лечь спать, спасаю тут суицидника в своей крошечной ванной. Дазай прыснул, и от этого знакомого звука Чуя рассмеялся. Это было слишком абсурдно, тупо и раздражающе, и оттого — весело. — Томиэ сегодня не пришла, мне стало скучно, — пожал плечами Дазай, а потом, на мгновение притихнув, произнёс чуть осторожнее: — Не думал вернуться? — Ни за что. Дазай фыркнул и продолжил смотреть, как медленно и вдумчиво Накахара перематывал ему руку. Бинты съезжали, слишком быстро напитываясь кровью, и Чуе казалось, что это было его наказанием за сегодняшнюю неправильность и флирт с каким-то странным мужчиной. Но он и впрямь был очаровательным. Гипнотическим. При воспоминании о Фёдоре сердце Чуи забилось быстрее, и он невольно улыбнулся. Когда он в очередной раз попытался затянуть жгут, рука Дазая осторожно легла на затылок Чуи. Это движение по невесомости и мягкости напомнило ему тот день, когда Коё погладила его по голове, и всё его существо замерло точно так же, как и сейчас. Дазай провёл пальцами по голове Чуи, намотал волнистую, длинную прядь на палец и мягко отпустил. Чуя не сказал ни слова. Он прикрыл глаза, и почувствовал, что вот-вот уснёт прямо так, на полу в ванной, положив голову на колени Дазая. Тот, наверное, тоже это чувствовал, и наконец догадался ничего не говорить, чтобы не портить момент. Если бы так умела и Хитоми, они бы сейчас лежали вместе. Но, возможно, Дазай был бы мёртв. Через несколько тёмных минут, вывалившихся из памяти, они оказались на одном футоне. Чуя уже переоделся в пижаму, Дазай лежал рядом, соблюдая приличное расстояние. Он распустил волосы Чуи одним движением, и продолжил их гладить. Это простое, монотонное движение так нравилось им обоим, что они просто молча принимали процесс. Чуя лениво думал, что сможет это списать на алкоголь завтра утром, а Дазай, как и сегодня, промолчит. Он не знал, останется ли Дазай на ночь, или уйдёт, но это было неважно. Чуе ужасно хотелось спать, и он укрылся, отвернувшись от Дазая, пока тот продолжал ласково перебирать отросшие волосы Чуи перебинтованной рукой. Приятную тишину разрезало пиликанье телефона прямо над ухом. Чуя недовольно застонал. Сколько уже было времени? Неужели Хитоми решила удостовериться в тысячный раз, не обижался ли Чуя, и любил ли он её?! Чуя резко схватил телефон и, не открывая глаз, недовольно рявкнул: — Да? — Ты уже спишь? Знакомый, мурчащий голос. Чуя тут же открыл глаза и подскочил на футоне, прижимая телефон к уху. — Ну… Скорее да, чем нет, — он рассеянно улыбнулся, отряхивая волосы от прикосновений, и вышел босиком в коридор, не глядя на Дазая. — Это как? — Усмехнулся Фёдор. — Я засыпал. А что? — Хотел ещё раз услышать твой голос, — низко, обволакивающе произнёс Фёдор, и Чуя почувствовал его влажное дыхание прямо над ухом. В коридоре было отрезвляюще холодно, но у Чуи все равно голова шла кругом. — Вот как. Ну, получается, теперь слышишь. А дальше что? Чуя слышал свой приглушённый голос будто со стороны, и надеялся, что он не звучал слишком глупо. — Встретиться, разумеется. Разве ты думал, что всё закончится знакомством и телефонным разговором? Чуя прикусил губу. Ему казалось, что Дазай слышал не только Чую, но и заигрывающие фразы Фёдора, и хотя ему хотелось поговорить ещё пару минут, но он переживал, что и по этому поводу придурок обязательно будет шутить. — Нет. А где… Где мы встретимся? — Я вышлю адрес. Тебе было бы удобно завтра? Чуя закивал. — Да, наверное, я заканчиваю работать вечером, где-то… — Какой ты хороший мальчик, — засмеялся Фёдор, — буду тебя ждать. Чуя, ты веришь во влюблённость с первого взгляда? Чуя округлил глаза и нервно, сухо сглотнул. Этот вопрос теперь его преследовал, неугомонно ожидая ответа. — Наверное… А что? — Неужели ты не догадываешься, почему я тебя спрашиваю? Конечно же, он понимал, но был так оглушён приятным голосом, что не мог связать и пару слов. Но какие-то всё-таки нашлись, и он выпалил тихо, разгорячённо, сам удивляясь своей смелости: — Наверное, чтобы я не удивлялся твоей тактильности? И тут же захотел бросить трубку в стену. Что это было? Зачем он вообще это сказал?! Фёдор на мгновение замолчал, а потом рассмеялся, так же приглушённо. — Какой ты догадливый. Конечно, Чуя. Мне кажется, я не смогу удержаться, чтобы не взять тебя силой при первом же взгляде. И Чуя так и не понял, как смог так быстро и уверенно произнести слово «Взаимно».