Хороший мальчик Чуя

Чуя никогда не задумывался, почему их группировка в Сурибачи называлась «Агнцы». Он даже не знал значения этого слова, но и не пытался его поменять — ему казалось, что оно звучало круто и дерзко, хоть и трудно давалось для произношения. У других он тоже ни разу не решался уточнить, чтобы не потерять авторитет. Наверное, думал Чуя, это было что-то слэнговое. Он же не общался с ровесниками до знакомства с ними. И принимал это слово — крутое, острое и опасное. Только от Коё Озаки он узнал, что Агнец — это всего лишь ягнёнок, которого приносят в жертву на ритуальных обрядах. Она это сказала так беспечно, с милым смешком, а Чуя растерялся. Неужели это была правда? Неужели всё это время они были лишь жертвенными ягнятами, и не задумывались об этом? Чуя вспомнил это, когда Мори направил его к себе в комнату. Жертвенный ягнёнок. Как иронично. Вот, кем он был всё это время. Последнее, что он запомнил, был вид спальни — огромная кровать, высокие потолки и деревянная мебель, больше похожая на европейскую. А потом… Что же было потом? Когда Чуя проснулся, ему показалось, что он умер. Точнее, чудом избежал смерти, хотя лучше бы она его настигла. Было холодно и мрачно, он сперва не понял, где он, и попытался встать, но тут же застонал и лёг обратно. Всё тело болело. Красное кимоно, расписанное пейзажем, пропало — он лежал без одежды, кутаясь в одеяло, и от чувства унижения, которое давала нагота, он прослезился. Что произошло? Он помнил обряд посвящения. Помнил Мори. Помнил свет из спальни. И неужели он сейчас был там же? Неужели если он протянул бы руку, то мог бы нащупать рядом с собой Босса? Он закрыл глаза, попытался стереть слёзы с щёк. А потом открыл их снова. Его руки были в крови. Он видел это даже в темноте. Кожа была покрыта коричневато-красными разводами и ранами, будто его изрезали ножом. Крупные и бугристые, они напоминали треснувшую корочку хлеба. Чуя захотел закричать, но воздух застрял в груди — у него совсем не было сил, и он отвёл глаза, пытаясь привыкнуть к темноте. Если он поймёт очертание хотя бы одного предмета, ему станет проще. Он верил в это. Но слёзы не поддавались уговорам и вере — они продолжали течь, обжигая холодные щёки. Когда Чуя плакал, он практически никогда не понимал, почему это происходило. Вот и сейчас — это были слёзы боли? Унижения? Беспомощности? Их вызвали порезы или тревога, тошнотой поднимающаяся к кадыку? Он попытался сглотнуть, но во рту пересохло. Попытался пошевелить пальцами на руках — бесполезно, по ощущениям они стали частью комнаты, но не его тела. Если Мори всё же овладел им, то могло ли это быть настолько болезненно и грубо, что теперь он остался парализованным? Чуя учащённо заморгал. Разве такое возможно?.. Но потом он вспомнил глубокий и пугающий взгляд Босса, и сердце уже начинало верить в это. Мори вызывал тот вид ужаса, который ощущался под кожей, раскрывался медленно и иррационально. Если бы Чуя мог объяснить, что именно в Мори его ужасало, было бы легче справиться со страхом, но это было невозможно — он говорил добро, выглядел безукоризненно. В его взгляде всегда отображалась нежность, но она отличалась от той же нежности, что замечал Чуя в глазах Коё. Она будто к чему-то обязывала, к чему-то, чего Чуя совсем не хотел. — Наконец проснулся, Чуя-кун? Знакомый голос выплыл из мрака, секунда — и над Чуей зажегся противный зеленоватый свет. Он мигал и издавал звуки, похожие на жужжание мухи. Парень поморщился. Оказалось, что он лежал не в спальне Мори, и даже не в их с Дазаем — это было незнакомое место, похожее на госпиталь, но палата была заставлена стеллажами со склянками. Здесь были только они вдвоём — он и Огай Мори. Но он узнал его не сразу — вместо знакомого костюма на Боссе был белый халат, а волосы свободно свисали, окаймляя лицо гладкими прядями. Если бы не голос, на который тело Чуи реагировало вздрагиванием, он бы подумал, что это просто похожий человек. Да и похожий ли? В этом враче не было ничего от собранности Босса. Но был жёсткий, требовательный взгляд — по нему, как и по голосу, всё стало ясно. — Где я?.. — Прохрипел Чуя. — В медпункте. Ты не помнишь, что произошло? Чуя мотнул головой. Вышло тяжело, она болела так, будто её опустили в кипяток. Ему опять захотелось зажмуриться. Неужели Огай Мори сейчас будет описывать, что с ним делал? Это было выше его сил. Если Мори всё-таки насиловал его, то пусть это останется в бессознательной темноте — там же, где обитали все воспоминания о разврате со стороны брата. Как бы Чуя ни пытался, он не мог вспоминать всё в подробностях, вместо фактов поднимались чувства, да такие тяжёлые, что он старался вообще туда не лезть. Было и было. И, видимо, случилось вновь. Он тихо всхлипнул. Обычно после брата тело болело. Оно болело и сейчас, всё сходилось. Но порезы? Кровь?.. Откуда они? Неужели вкусы Мори были настолько дикими, что он изрезал Накахару? Теперь на нём останутся шрамы — вечное напоминание о посвящении в Мафию. Говорят, шрамы украшают мужчину — так какая разница, как они получены? Может, такие же шрамы скрывал под бинтами Дазай? Сколько раз его кожу изрезали в таком случае, если Мори постоянно проводил с ним время? И как в одном человеке могла сочетаться любовь к виду крови и при этом отвращение к больным людям?! — Значит, ты этого даже не помнишь… Что ж, я никогда не сталкивался с такой масштабной силой. Скажи, Чуя, когда вы жили с братом, он говорил тебе о том, что ты обладаешь огромным даром? Чуя захотел отвернуться. Хоть Мори и выдерживал приличное расстояние, но мысль о том, что он мог делать с ним накануне, шевелила внутри то ли страх, то ли ненависть. Эти чувства были друг на друга очень похожи. — Нет. Но он говорил, что я проклят. Это на что-то влияет? — Он поджал губы, — И вообще, спросите у него сами. Я мало что помню о нём. Когда он произнёс это вслух, сердце съёжилось, и он рассерженно сдвинул брови. Он не мог бежать от правды вечно — да, образ брата уже был таким далёким, что казался сном. Долгим сном, который уже никак не влиял на реальность. Он обращался к нему в мыслях и не слышал ответа. Он даже придумать не мог, как бы ответил брат. Брат не искал его. Ни разу за всё время разлуки — он ушёл раз и навсегда, будто сбежал, и если раньше Чуя верил, что всё в его жизни ведёт к их воссоединению, то теперь он думал, что это была ловушка. Его слабое место, которым все пользовались. Может, он уже умер. Может, он даже не помнил, что у него был родственник. Его жизнь была дольше жизни Чуи, и тот не мог сказать, как взрослые воспринимали время. Для Чуи брат был всей жизнью, но для брата Чуя был лишь элементом, до которого что-то было. И после которого — тоже. Правда легла на грудь камнем, опять не получилось вздохнуть. — В каком-то смысле, он был прав, — Мори подпёр пальцами подбородок и задумчиво отвёл взгляд, — в таком случае, я расскажу, что было вчера. — Пожалуйста, не надо. — Почему же? Чуя-кун, ты обязан знать о своём даре. Это то, что может тебе пригодиться в будущем, и более того — то, на что я возлагаю огромные надежды в твоей работе. Сказать честно, хоть ты и способный мальчик, но я с трудом верил в твои силы. Я не видел в тебе ничего выдающегося, кроме организационных способностей, да и они, судя по Агнцам, не такие уж гениальные. Но теперь я знаю, что ошибался. Ты не просто можешь управлять гравитацией, ты можешь управлять своей плотностью и гравитонами, практически создавать чёрные дыры! Чуя не понял и половины слов Мори. Некоторые слова он либо слышал впервые, либо не знал их значения — Дазай уже тоже говорил, что Чуя мог управлять гравитацией, но это было что-то сложное, эфемерное, пока Чуя учился в школе, они не проходили таких тем. О чёрных дырах он слышал очень давно по телевизору, но там говорили, что это что-то в космосе. Ничего не сходилось. — Я не понимаю, о чём Вы. В тайне он хотел услышать не это. Он хотел знать лишь одно — успел ли Мори вчера овладеть его телом или нет. От этого зависело многое. В первую очередь — уважение к самому себе и отношение к Боссу. Чуя чувствовал, как его тело невольно сжималось и холодело при виде Босса. Знакомая реакция — и без того маленький человек хотел сделать себя ещё меньше, лишь бы его не тронули. Не заметили. Может, тело знало больше, чем память?.. Мори сел на стул рядом. То ли образ врача, то ли вчерашнее изменило его — он держался на расстоянии и не прикасался к Чуе. Смотрел только в глаза, будто пытаясь растопить их прозрачный лёд. — Вчера после церемонии у тебя случилась истерика. У тебя такое часто бывает, да? Чуя злобно сверкнул глазами. — Нет. Только при Вас. Мори усмехнулся. Чуя знал, что он воспримет это как комплимент — так и произошло, смешок звучал и гордо, и одобрительно. — Вот как… У многих на меня такая реакция. Интересно, почему? Но в последний раз, когда я видел, как ты плачешь, всё было иначе. У тебя поднялась температура и были галлюцинации, но с тобой можно было договориться, ты был таким податливым… Вчера же, когда мы пришли в спальню, я подумал, что началось землетрясение, а у тебя сразу пошла кровь — впервые видел, чтобы раны открывались на теле таким образом. Будто маленькие бомбочки под телом — твоя кожа просто начала локально взрываться! Ох, если бы на этом всё закончилось… Теперь моя спальня выглядит ужасно, хуже, чем от землетрясения. Мой кабинет тоже разрушен. Ты кричал и кровоточил несколько часов, я думал, что ты умираешь, и я подумать не мог, что это такое проявление одарённости, но когда к тебе прикоснулся Дазай и ты пришёл в себя… Всё встало на места! Я впервые увидел, что сила дара могла быть такой мощной, что разрушала человека. Это даже поэтично. Чуя задрожал. Так значит… Ничего не было? Но как Босс мог так спокойно и вдохновлённо говорить о том, что Чуя разрушил его спальню и кабинет?! Так может, это был не дар, а проклятие? Подумать только, что Чуя Накахара мог умереть вчера. Умереть от силы, которая была вызвана паникой, тело готово было уничтожить себя, лишь бы не терпеть прикосновений Мори. Нет, хотел сказать он, это не было поэтично. Это был крик его души, готовой сделать всё что угодно, лишь бы не терпеть развратных касаний вновь. Это был ужас перед знакомыми декорациями — кровать, взрослый мужчина, обманчивая ласка и тишина. Его способность напоминала домашнее животное — она готова была сделать всё, что угодно, ради хозяина. Но была невоспитанной, как уличное создание, и не видела берегов. Чуя шумно вздохнул. Голос Мори звучал убаюкивающе, и это означало лишь одно: Чуе конец. Он рассказал это всё, чтобы тот знал, за что его сейчас убьют. И Накахара опять отвёл взгляд. — Я пойму, если Вы убьёте меня, Босс. Не надо делать вид, что моё проклятие это что-то хорошее. Я разрушил здание Мафии. Я подвёл Вас. Мне следовало, — он всхлипнул, но слёз не было, — мне следовало сделать то, что Вы от меня просили, но я испугался. Людей и за меньшие проступки в Ваш адрес убивают или лишают пальцев, а я… Огай Мори удивлённо поднял брови, но потом вновь усмехнулся: — Я слышу в твоих словах воспитание Коё. Как мило. Но я тебя не убью — этот дар нам пригодится, но если ты будешь пытаться справиться с ним в одиночку — ты умрёшь. Этого допускать нельзя. Рядом с тобой всегда должен быть Дазай. Пока ты не можешь контролировать эту силу, тебе нужно, чтобы он тебя останавливал. — Что?! Дазай. Опять он. Как тень, как истинное проклятие, как сама смерть — никуда от него не деться. Да зачем он был нужен, если такая реакция была разовой, и наступила лишь когда Чуя испугался настолько, что потерял сознание?! Таких ситуаций больше не будет. Он был в этом уверен. Чуя попытался приподняться, но боль пригвоздила его обратно. — А что касается остального… Боги уже запечатлели наш союз. Что бы ты ни делал, ты уже член Мафии, Чуя-кун. Я бы хотел прикоснуться к твоему телу и испробовать его на вкус, слишком уж ты красивый, но я не готов подвергать Йокогаму землетрясению, — он расхохотался, а Чуе стало страшно, и он захотел спрятаться под одеяло. Мори достал из темноты бумажный свёрток — похожий на тот, где было церемониальное кимоно. Сквозь бумагу просматривалась тёмная ткань. — Это твоя одежда. Сегодня вечером пройдёт ещё одна церемония, но на неё не обязательно наряжаться. Чуя скривился. Так значит, Мори всё было мало. Про землетрясение он шутил, и, наверное, придумал ещё один способ довести начатое до конца. И что теперь будет? Дазай будет держать Чую, пока Мори его будет брать силой? Или это злая ирония, и теперь под церемонией подразумевалось убийство Накахары и отлучение от Мафии?.. — Какая? — Окаменевшими губами произнёс Чуя. — Встреча с братом, конечно же. Чуя не помнил, как дошёл до комнаты, но помнил, что ему было холодно и пусто. Он шёл, смотря ровно перед собой немигающим взглядом, и чувствовал, как кончики пальцев покалывало. Он оглядывался, ожидая, что вот-вот увидит знакомый силуэт, как тогда — внезапная фигура посреди ночной пустоты. Но нет. Брата не было. Было лишь обещание Мори, что вечером они встретятся. Чуя ощущал себя как воздушный шарик — пустой и лёгкий. Было бы достаточно пространства — он бы взлетел, чтобы почувствовать забытое ощущение невесомости. Но вместо этого он тяжело шагал к себе, челюсть дрожала, и он пытался понять, что теперь будет. Как они встретятся? Что они скажут друг другу? Как им пересказать друг другу жизнь, которая всё это время существовала? Будет ли брату стыдно за то, что он тогда ушёл, или Чуя наконец узнает, что это было недоразумением? Ещё пару месяцев назад Чую бы трясло от восторга, он бы представлял, как заулыбался при виде родного человека. Он бы постарался, чтобы они жили вместе. Не знал, для чего — вообще, он всегда боялся брата, и он знал, что жизнь с ним была тяжёлой. Но зато привычной. И тогда ещё он лелеял эти воспоминания. Теперь же он шёл с мыслью, что его заветное желание наконец сбылось, но поздно. Когда он вышел из медпункта, он искал взглядом Коё, а не брата. Он с грустью подумал, что она не была на церемонии, и даже не проведала его, когда он потерял сознание. Обида кольнула сердце. Коё была единственным человеком, чьё тепло не было маскировкой для чего-то ужасного. Она напоминала брата в лучшие дни, только у неё они не сменялись гневом и желанием убить Чую — она была стабильной, как неподвижный воздух в жаркий день. Но теперь её не было — она ушла из жизни Чуи так быстро, что он не верил, что это возможно. Но и в этом она была похожа на его брата… Мысли о нём вновь заполонили голову, и Чуя понял, что всё это время навязчивое желание увидеть брата скрывали правду — он не был к этому готов. Он не знал, что говорить и куда деться. Не знал, что будет дальше. Жизнь без него оказалась не такой страшной, как он думал — она продолжалась. И теперь были люди, которые приняли его в новую семью, хоть она была такой же больной, как их. Но он уже не мог попросить Мори вернуть всё назад. Мафия была семьёй. Мори был их отцом, а они все — его сыновьями. Если брата приняли с таким же ритуалом, то значит, он и его считал своей родной кровью. И это было условие, на котором Чую изначально взяли. Он сам об этом просил. Чуя тихо зашёл в комнату. Сумрачный день был таким везде — и в медпункте, и в коридорах, и в их спальне. Дазая не было. И хорошо, подумал Чуя. Он терпеть не мог, когда Дазай видел его в уязвимости, а теперь он чувствовал себя настолько потерянным, что хотелось забиться в угол. Интересно, что будет, если он спрячется, и вечером его просто никто не найдёт?.. Нет. Так поступить было нельзя. Он никогда не прятался. Брат был исключением, но это и не была их личная встреча — за ней стоял Огай Мори, который бы нашёл Накахару, даже если бы он исчез. Чуя сжал кулаки — он найдёт в себе силы защититься, если придётся. Он найдёт в себе смелость сказать, что они больше не будут жить вместе, потому что Чуя стремился жить один. Они поговорят как те, кем ещё не были до этого — равными, взрослыми людьми. Работающими в одной структуре и живущим по одним законам. Эта мысль светилась так бледно, но Чуя хватался за неё, как за спасительную соломинку. Если долго во что-то верить, оно могло стать правдой, а у него ещё был целый день на подготовку к встрече. Но пока он испытывал лишь тревожную тошноту, а тело болело, будто указывая, каким слабым оно сейчас было — в нём не могла уместиться решительность. Он хотел настроить себя. Мерил шагами комнату, хотя уставшее тело просило покоя. Пока разум испуганно метался, будто пытаясь найти выход из предстоящей ситуации, тело Чуи хотелось свернуться на футоне и дальше спать. Зимний полумрак только больше соблазнял на это. Тело и разум расходились не только в этот момент. Это мозгу казалось, что бесконечные фантазии не готовили его к встрече с братом, он и близко не мог представить, каково это — увидеть его реального, живого, такого, каким он его видел в расплывчатых воспоминаниях. Встреча в коридоре пару месяцев назад оказалась галлюцинацией при температуре. Хоть и казалась очень живой, реальнее чем всё, что было в жизни Чуи. Но пока мозг панически пытался подготовиться, тело уже всё знало. Несколько раз видело брата и вспоминало, каким он был. Глаза были уверены, что видели его, а мышцы, напрягающиеся до судорог, подтверждали это. Дело было ночью. Чуя проснулся как-то раз, когда Дазай лежал в госпитале, и увидел знакомую, высокую фигуру. В холодной темноте рост брата казался таким гигантским, что он практически упирался головой в потолок, криво наклонив голову. Голубые глаза светились, будто маленькие фонарики. Он смотрел прямо на Чую. Тяжело, мерно дышал. «Давно не виделись, братец» — произнёс тогда он хриплым, тихим голосом. Как и в коридоре, он не двигался. Будто ожидал действий Чуи. Но Чуя лишь смотрел на него испуганным взглядом и не мог пошевелиться. Всё тело окаменело, осталось костями лежать на футоне, холодные капли пота поползли по рукам и спине. Он ощущал себя парализованным. Казалось, что брат вот-вот приблизится и утащит с собой во тьму. Чуя хотел что-то ответить, хотя бы сжать кулаки, но и горло ощущалось сдавлено, будто брат, не прикасаясь, душил его. Он пропал так же быстро, как и появился, а Чуя наконец распахнул глаза и никого не увидел. Футон Дазая по прежнему был пуст. Здание молчало, чувствовалось, что все, кто там был, спали. И только он был перепуган до смерти. Хотелось пить и прятаться. Он появлялся ещё несколько раз. Каждый раз в каких-то странных местах и позах, но одно оставалось неизменно — глаза горели, угрожающе мигали синевой, он был огромным, как в детстве, и не давал Чуе пошевелиться. Здоровался и смотрел. Грудь сжимало паникой, она обвивала горло, будто виноградная лоза. Чуе казалось, что уж лучше бы он подошёл и уже сделал что-нибудь, лишь бы перестать чувствовать нагнетающее ожидание. И вот, мольбы были услышаны. Вот только не те и не так, как нужно. Чуя сжал зубы. Мори смыл с него кровавые подтёки, но одного он не учёл — после касаний Босса, пусть и медицинско-дежурных, хотелось вновь помыться. Время на то было — Коё, видимо, уже не придёт к нему. От этой мысли к горлу подкатил горький ком и закололо в глазах. Да и плевать, думал Чуя. Это было — и это прошло. Как и всё в жизни. Просто, как все факты. Они обязательно пересекутся где-нибудь, и даже сейчас он мог бы прийти к ней, но когда Накахара выходил из медпункта и не увидел ни её, ни её прежних признаков присутствия, он подумал, что таким образом она показала, что больше они не связаны. Иносказательно и тонко, как и сама Коё Озаки. Чуя вздохнул и зашёл в ванную, зачем-то тихо закрыл за собой дверь. Знакомые кровавые разводы — первое, что он увидел на полу. А потом уже он увидел Дазая. Он лежал под душем в странной позе — то ли сидя, навалившись на стену, то ли уже лёжа. Мелкая холодная морось капала на него, волосы выглядели почти чёрными и прилипли ко лбу, а замерший взгляд карих глаз пусто смотрел куда-то вдаль. Он был в одежде. Бинты валялись рядом. Чуя впервые увидел его руки. Теперь он понимал, почему их вечно скрывали бинты. Помимо шрамов, от запястий до локтя тянулись глубокие раны, закатанные рукава обнажали их. Ему показалось, что он видел мясо и кость внутри. — Чуя… — Прохрипел он, медленно переведя взгляд. Карие глаза теперь напоминали янтарь на свету, они были почти жёлтыми и уже неживыми. — Ты что творишь?! — Чуя подбежал к нему и выключил воду. Кран тут же погнулся под тревожной силой Чуи. — Не мешай мне, — неожиданно твёрдо произнёс Дазай, — дай мне умереть. Я ничего не хочу больше… Дай мне это сделать, Чуя. Чуя застыл. Ледяная вода пропитала низ брюк, парни смотрели друг на друга, будто ожидая, кто первый сдастся. Чуя вспомнил, как вспышку из прошлой жизни, слова Дазая в Сурибачи. Это же было их условием. Когда Чую примут в Мафию — Дазай умрёт. Чуя станет его заменой, перейдёт к Мори, как новая игрушка. Это не должно было быть неожиданностью. Это не должно было так ощущаться! Когда люди умирали, другие люди плакали. Но Чуя был просто зол. Так, что хотелось схватить его и помочь остаткам жизни выйти из него, выбить всю дурь и кулаками, и ногами, но вновь разум разошёлся с телом. Сам того не замечая, Чуя подхватил Дазая — сделать это оказалось нелегко, тело уже отяжелело, а силы Накахары покинули его — и попытался вынести его из ванной. Он даже не знал, куда его нёс, но чувствовал, что так надо. Дазай всё норовил выскользнуть и увернуться, но Чуя сжимал его крепко. Так же крепко, как палочки, когда тот его учил… — Зачем ты это делаешь? Оставь меня в покое! Голос Дазая стал напоминать хныканье, как когда-то в спальне Мори. Раздражение, которое вызывал этот жалкий тон, перекрывало страх и боль в теле — оно не было готово к тому, чтобы нести Дазая, отяжелевшего от слабости. — Знаешь, а в этой ситуации есть свои плюсы, — тихо произнёс он и хрипло усмехнулся, — хоть так пообнимаемся с тобой, Чуя. — Заткнись! Ты не мог найти другое место, чтобы сдохнуть, а?! В следующий раз умирай где-нибудь, где я тебя не увижу! Чуя положил его на свой футон и сморщился. Тот был ближе к ванной, и выбора не было, но он заметил, как тёмная кровь тут же пропитала подушку и одеяло, и даже одежду Чуи. Отвратительное зрелище. Дазай смотрел то ли испуганно, то ли рассеянно, и, не зная, чем помочь, Чуя просто обмотал его руки простынёй. Даже если он умрёт сейчас, мелькнуло в голове Чуи, то его кровь уже проникла в футон Накахары и осталась на его одежде. Он не исчезнет просто так, и напоминания о нём всегда будут где-то рядом. От этой мысли Чуе хотелось ударить его, но он лишь стукнул кулаком по стене. Пошла трещина, и гул сотряс комнату. Чуя тут же одёрнул руку — чёртова сила! Как её контролировать? К чему бы он ни прикасался, всё ломалось, особенно когда он был зол. И сейчас это было заметно. Дазай лежал на футоне Чуи, его кожа выглядела бледнее белых простыней, которые он заливал кровью, и Чуя совсем не знал, что делать. Бежать до медпункта? А если он не успеет?! — Что тут происходит? Знакомый голос за спиной. Тот, кто вошёл в комнату, смог бесшумно открыть двери — или у Чуи заложило уши от волнения?.. — но его голос был совсем не таким тихим и осторожным, как жесты. Старик по имени Хироцу. В последний раз Чуя видел его в Сурибачи — вечный спутник Дазая с повадками киллера. Если бы не печаль, свалившаяся на Чую после новости о встрече, он бы наверняка заметил его долговязую тень у их комнаты. Он стоял сбоку от входа, будто охранник, и, видимо, не зря — он пришёл сразу же, как понадобилась помощь. Дазай выглядел жалко, ничего общего с тем, кто расстрелял Сёго, но вот Рьюро Хироцу всегда выглядел одинаково, и у Чуи появлялась агрессия, когда он на него смотрел. Забытое воспоминание из прошлого, где они ещё не были коллегами, неожиданно брало верх. И вместе с ним наводило страх. Он смотрел внимательно и строго, будто подозревая, что Чуя только что сам пытался убить Дазая. Могли ли они так выглядеть?.. — Дазай пытался вскрыть себе вены в ванной, — голос Чуи звучал искусственно, но лишь оттого, что он прикладывал все усилия, лишь бы не сорваться на крик, — я попытался перекрыть ему кровь. Хироцу тяжело вздохнул. — Вот ублюдок, — цокнул Дазай. — Опять? Дазай-сан, пойдёмте со мной… — Я никуда не пойду! Оставьте меня, пожалуйста, я же просил — дайте мне уже умереть спокойно! Я привёл к вам Чую, я всё сделал, что вам ещё нужно?! Хироцу смотрел на них обоих как на неугомонных и очень глупых детей. Знакомый взгляд, подумал Чуя, и вновь мысль о встрече с братом появилась в комнате. — Дазай-сан, — он подошёл и подхватил Дазая, положив его руку себе на плечо, — Вы же знаете, что Босс всем приказал следить за Вами. Мы не можем позволить Вам умереть. Дазай попытался отвернуться, но из-за слабости он не смог этого сделать, и лишь наклонил голову. Он заплакал. Впервые открыто заплакал. Чуя остался сидеть на футоне, наблюдая, с какой неожиданной силой и скоростью Хироцу уносил Дазая прочь из комнаты. Ноги Дазая еле двигались, и единственное, что приковало внимание Чуи, это то, как скривилось лицо Дазая — он заплакал так неожиданно горько, будто уменьшился в размерах и стал одного роста с Чуей. Даже его лицо стало почти неузнаваемым — мягким и трогательным, как тогда в госпитале. В такие случайные моменты он выглядел так, что даже ненависть Чуи к нему ослабевала практически полностью, и оставалось лишь растерянно смотреть на него, пытаясь понять, кто этот несчастный парень. Он замечал, как слёзы падали на пол — будто крупные капли дождя или камушки, которые оставляет путник за собой, чтобы потом вернуться. — Я попрошу, чтобы Вам поменяли постельное бельё, Чуя-сан, — кивнул Рьюро Хироцу напоследок, его взгляд выглядел извиняющимся. Он закрыл дверь. Чуя остался в тишине, неподвижно сидя на своём окровавленном футоне. Чуя-сан. Еще относительно недавно этот человек был готов убить и его, и всё, что ему дорого, а теперь произносил его имя с уважением. Это ощущалось так странно. Его приняли в Мафию только вчера, и то — с таким скрипом, что лучше бы не принимали, какое уж тут уважение? Теперь он в долгу у Мори за разрушенный кабинет и спальню, а Дазай, оказывается, не умрёт в ближайшее время. И на что он надеялся, вскрывая вены в ванной? Что его никто не найдёт? В здании, где он был главным человеком после Босса, которого охраняли как драгоценность… Или он надеялся, что Чуя его увидит? Накахара опять поморщился и вскочил с футона. Хотелось переодеться и всё-таки помыться. Но он не мог зайти в ванную. Пока там были следы крови, он чувствовал, будто вход заграждала невидимая стена, хоть и сам не знал, почему. Если бы Чуе сказали, что брат ждал его у медпункта, то было бы проще. Да, это было бы неожиданно, он бы не успел подготовиться, но по крайней мере, он бы не мучился в ожидании весь день. Чем дальше шло время, тем сильнее копилось волнение внутри. Под вечер оно стало распирать изнутри, отчего он не мог ни сидеть, ни стоять. Даже стал кусать губы и ногти, чего раньше не делал. Будто хотелось съесть себя и исчезнуть, не сталкиваться с тем, чего так давно хотел. Вечер уже приближался к ночи, часы показывали девять. Дазай так и не вернулся. Наверное, его опять положили в госпиталь на несколько месяцев, думал Чуя, и тревога затмевала истинное отношение к этой ситуации. Он был рад или растерян? Сейчас было не до этого. Возможно, Мори переселит его к брату, а их комната с Дазаем вновь будет лишь для одного человека. От этой мысли становилось только страшнее. И вот — знакомая картина, один в один вчерашний день. Вновь стук в комнату. Чуя сидел в полумраке, задумчиво перебирал звенья цепочки на шляпе. Хоть он и проспал больше обычного, но хотелось ещё — слабость после вчерашнего не проходила, зевота стала частой и надоедливой. Свет коридора очерчивал силуэт и скрывал лицо вошедшего, но Чуя его узнал. Это один из вчерашних помощников. В груди тяжело потянуло. Неужели и перед встречей с братом ему нужно будет мыться до скрипа?.. — Накахара Чуя, мне велели Вас сопроводить. Пройдёмте за мной. Сегодня он был один, а поведение — куда более сдержаннее и нейтральнее, чем вчера. Чуя встал на негнущихся ногах и пошёл за мужчиной вглубь ветвистых лабиринтов. Теперь, чтобы добраться до пункта назначения, им пришлось подняться на лифте и пройти несколько коридоров, прежде чем оказаться у нужной двери. За мгновение до того, как провожающий открыл дверь, Чуе захотелось вцепиться ему в рукав и заглянуть в глаза. Он сам не понимал, почему. Сказать, что очень боится, чтобы ему дали ещё минуту на подготовку, будто всего дня было мало. Будто несколько лет, которые ощущались бесконечными, на самом деле были лишь секундой. За этой дверью был его брат. Его воспитатель и мучитель. Тот, по кому он больше всего скучал и кого боялся. Чуя нервно скривил губы и, прикрыв глаза, шагнул внутрь. Кабинет напоминал кабинет Босса, только более узкий и маленький. Чуе казалось, что когда дверь захлопнется, они останутся наедине с братом, и… Могло ли повториться то же самое, что случилось вчера? Что будет, если он разнесёт ещё один кабинет в здании Мафии? Надо было стараться держать себя в руках, но он не мог. Однако, открыв глаза, он заметил, что был в кабинете не один. У стены, как на пьедесталах, сидели Огай Мори, Коё и Дазай. А за дальним столом, положив ногу на ногу, сидел брат. Идеальная осанка, слегка вздёрнутый подбородок. Он задумчиво смотрел в окно, на его лице виднелась едва заметная улыбка, будто недавно он услышал интересную новость. Когда дверь скрипнула, он перевёл взгляд на Чую. И улыбнулся чуть шире. — Давно не виделись, братец. Чуя замер на пороге. Сердце забилось так оглушительно, что он не расслышал и половины фразы, но она звучала знакомо — он слышал её почти каждую ночь. Он вжался в дверь, и сам не заметил, как втянул голову в плечи, как делал раньше, готовясь к удару. Одна встреча — и всё, ему больше не шестнадцать. Он маленький ребёнок. Колени задрожали, он опустил взгляд. Это же было так просто в мечтах — пойти навстречу, сдержать эмоции, поговорить по-взрослому… Но он стоял, трясся и едва нашёл силы, чтобы поднять взгляд на Коё. Он ожидал, что она будет смотреть на него так, как смотрели все. Так, как стоило ожидать, когда она ушла от него и отказалась присутствовать на церемонии, и как она уже смотрела на него, пока он ел при ней палочками. Холодный взгляд, требующий поведения, достойного мафиози. Чуя почувствовал, как дышать становилось тяжелее — он будто тонул, пытался вздохнуть, но не получалось. А тело от этого только больше паниковало. Каждый следующий вздох становился всё судорожнее и громче, он хватал ртом воздух, но безуспешно. Перед глазами мутнело. Всё происходило так быстро, словно он был в центре бури. Но даже так он увидел, что Коё не смотрела на него так, как он ожидал. Её привычная маска с полуулыбкой и мягким взглядом спала. Коё Озаки стала живым человеком — она сочувственно сдвинула брови и наблюдала за Чуей так, будто он погибал на её глазах. Это был неизвестное прежде выражение— будто она хотела подхватить его и унести прочь, и даже сквозь плотный макияж было видно, как искренне она переживала за него, как скопились еле заметные слёзы в уголках глаз. Вдруг на её руку сверху легла рука Босса — легко и ненадолго, он шепнул что-то ей на ухо, но она не отрывала взгляда. Она извинялась. Но за что?! Чуя прикрыл глаза и положил руку на грудь. Все в комнате наблюдали за ним, но никто не мог помочь. — Что случилось, Чуя? — Обманчиво мягкий голос раздался из другого конца кабинета, — Ну иди же ко мне! Чуя пытался сделать шаг, но ноги увязли, будто во сне. — Я… Я не могу, — мотнул он головой, — я не понимаю, что происходит… — Похоже на паническую атаку, — задумчиво произнёс Босс, не поднимаясь с места. Чуя не понимал, что это значило. Но вздох всё никак не лез в лёгкие, и Чуя вцепился в стену. Перед глазами вспышками замелькали образы прошлого. Руки брата. Его губы. Его улыбки, кулаки, он весь и по отдельности. Вид и запах крови. Как болело тело и как он чувствовал себя проклятым. Комната, в которой не закрывался замок, и постоянный ужас, пропитавший стены их домика. Волосы, щекотавшие его щёку. Пластыри на коленках и прогулки по лесу, пахнувшие свежестью и счастьем. Синяки и ссадины, запах ужинов, как он вёл его за руку по школьному двору… — Он всегда был таким выдумщиком. Хорошо, Чуя, я и сам могу подойти. Брат встал и медленно пошёл навстречу. Чуя скривился, будто его уже ударили, и не раз, сжал кулаки. — Так Вы теперь будете жить вместе, Поль Верлен? Это имя он не слышал уже так давно, что оно звучало будто слово на другом языке. Чуе казалось, что он уже не был в комнате, и видел всё, как фильм или воспоминания о сне. — Конечно, Босс. Чуя, чего ты стоишь? Что-то не так? Чуя не успел ничего ответить. Только услышал резкий шум и шелест ткани. Коё появилась перед ним, будто приведение, прошедшее сквозь стены. Слишком быстро, как и всё в этой комнате. Или это у него затормозилось восприятие?.. Её высокая фигура была наравне с фигурой брата, и он округлил глаза, заметив, как она уверенно и воинственно стояла перед Чуей, будто оберегая его. — Не смей к нему приближаться, — её голос стал таким грозным, что даже Чуе стало не по себе, — ещё один шаг — и я убью тебя. Все замолчали. Босс наблюдал за происходящим то ли с интересом, то ли с шоком. То же самое выражение было у Дазая, который до этого сидел отстранённо. И только брат не выглядел смущённо. Он лишь слегка поднял брови и снисходительно улыбнулся. — Я всё знаю. Не смей к нему прикасаться. Ты, животное, испортившее моего мальчика! — Твоего? — Усмехнулся брат, — С каких пор это мой брат стал твоим? Чуя задрожал ещё сильнее. Он хотел вцепиться в рукав Коё, срастись с ней, но при этом — подвинуть, чтобы гнев брата на неё не разлился. Он очень опасен, хотелось крикнуть Чуе. Коё-сан, пожалуйста, не рискуй своей жизнью ради меня! — Твой брат, Поль Верлен? Твой брат?! Какое же ты мерзкое, лживое существо. Огай-доно, Вы же знаете правду! — Крикнула она, и Босс вздрогнул. — Что?.. — Тихо произнёс Чуя, но его голос от слабости больше напоминал шёпот. — Коё, прошу тебя, вернись на место. — Коё-сан, не надо, — прошептал Чуя. Но она осталась непреклонна. Её фигура оставалась прямой, вызывающей, будто она ожидала, что Поль Верлен вот-вот нападёт на неё. — Огай-доно, мне все равно, что Вы делаете с Осаму, но я не позволю Вам это сделать с Чуей. Он прекрасный мальчик, но эта мерзкая тварь убьёт его. Вы хотите, чтобы наш талантливый Чуя тоже постоянно пытался вскрыть себе вены? Чтобы он постоянно прятался и терял силы? Вы этого хотите?! Коё вновь сорвалась на крик. —…Он даже не его брат! Вы же знаете это, Вы знаете, и этот монстр это тоже знал, об этом все знают, кроме Чуи! Чуя попытался схватиться за стену. Коё что, бредила? Его вечно собранная и умная наставница несла откровенную чушь, и Чуе теперь стало страшно от этого, а не от того, что брат был практически на расстоянии вытянутой руки. — Сумасшедшая женщина, сядь обратно и не перечь Боссу. Ты, видно, привязалась к моему брату за время, пока вы были вместе, но пора взглянуть правде в глаза. Он никогда тебе не принадлежал. Ты лишь временно была его наставницей. Голос брата оставался ровным, несмотря ни на что. — Не смей указывать мне, животное. У тебя на него прав ровно столько же, сколько и у меня, только мне не хватило наглости украсть его. Убить родителей ребёнка, чтобы завладеть им — каким ужасным человеком нужно быть, чтобы сделать это, а? — Хватит! — Вдруг крикнул Чуя, и Коё взволнованно обернулась. Это напоминало психоделический сон. Нереалистичный и жестокий. Он даже не понимал смысла слов, которые говорила Коё, она бросала их уверенно, как ножи, но все они пролетали мимо брата. Выкрасть? Завладеть? Что это значило, о чём была речь?.. — Коё, Поль Верлен прав, ты не вправе решать судьбу Чуи. Только они вдвоём могут сделать этот выбор. — Вдвоём? — Вдруг подал голос Дазай. Все посмотрели на него. Тот, кого воспринимали скорее как декорацию, внезапно проявил признаки жизни, и Чуя видел, как в его глазах зарождалось что-то недоброе. Он опять был живым и хитрым. Янтарь во взгляде сменился на привычную чёрную, непроглядную темноту. — Поль Верлен, будет Вам известно, но у Чуи есть человек, который за него поручился в своё время. Его судьба, на самом деле, в моих руках. Вы правы, Коё не может решать, что ему делать, а я могу. Верно же, Мори-сан? Чуя медленно перевёл взгляд на Босса. Тот прикрыл глаза и улыбнулся. — Да, всё верно. — Что? — Тут голос брата стал походить на Коё, — то есть Дазай, о котором Вы мне говорили — это шестнадцатилетний пацан?! — Не называй меня пацаном, ничтожество, — вдруг голос Дазая стал низким и зычным, отражаясь от стен он напоминал колокольный звон, — я могу вас рассудить, раз уж вы зашли в тупик обсуждения. Так значит, ты хочешь жить с Чуей? — Конечно. Это уже было много раз обговорено с Боссом, это условия нашего сотрудничества. — Какая жалость, Поль Верлен. Но я тоже хочу с ним жить, — он улыбнулся, — а что касается Коё… Скажи честно, то, что она говорит, правда? Поль Верлен хмыкнул. — Нет, конечно. Я не понимаю, о чём говорит эта сумасшедшая. — Какой же ты идиот, — вздохнул Дазай, подперев щёку кулаком, — ещё и лжец. Мафии не нужны те, кто врут своим коллегам. Мы же семья. И более реальная, чем вы с Чуей. Так что, Мори-сан, я решил, что нам сделать. Он повернулся к Боссу, который смотрел на Дазая, внимая каждому его слову. — Убейте его. Этот человек лжёт своему коллеге, находясь в одной комнате с Боссом. Вот это действительно непростительно. И Чуя наконец смог сделать вдох.