Несвободное падение

Снова увидевшая сестру Женя долго не могла дать определения эмоциям, которые её захлестнули, стоило обнять Лизу. Да, она была безумно счастлива видеть родные глаза не заплаканными, она была рада, что Лиза улыбалась, что с безумной нежностью смотрела на Алёну и Марину. У неё у самой с души камень свалился, когда ей написала Мелкая об итогах операции. Но было что-то ещё. Что-то, не дававшее ей покоя и тяжелым грузом припечатывающее к земле. Она никак не могла разобраться с этим. Осознание настигало постепенно. И последняя его капля была в тот момент, когда, на следующее утро зайдя в палату, она увидела, как Лиза ещё спит, а Мелкая что-то делает в телефоне, при этом не отпуская руки Ёлки. Перед глазами понеслись те кадры, которые ей никогда не забыть, как бы ни хотелось. Память услужливо достала их из самых своих недр и выложила на поверхность, чтобы Женя наблюдала их, как картинки в калейдоскопе. В начале девушка замерла на пороге на секунды, смотря жуткую фотоплёнку, что неслась в голове, а потом вылетела из палаты в стремлении найти какое-нибудь место подальше от человеческих глаз. Чтобы успокоиться и привести в порядок свою голову. Мари с Алёной обернулись на звук удаляющихся шагов и переглянулись. — Пойду найду её, — прошептала Марина матери, аккуратно, чтобы не разбудить, отпуская руку Ёлки. Она прошла вдоль и поперёк не один коридор прежде, чем увидела девушку. Та сидела на подоконнике в дальнем углу одной из рекреаций, устремив взор в окно. — Женя? — Младшая Иванцив выглядела какой-то потерянной и отрешенной. — Жень, ты чего? Мелкая подошла ближе, села рядом. Та не отреагировала, лишь вытерла ладонью слёзы на щеках. — Эй, ты слышишь меня? Что случилось? Жень? — Мари положила свою ладонь на плечо брюнетки, та перевела на нее глаза. В них вдруг отразилось все, начиная от боли и заканчивая облегчением. — Я увидела её сейчас и внезапно вспомнила Мюнхен, — зазвучал тихий надломленный голос, а Марину бросило в дрожь. — Черт, как я тогда боялась. Даже отойти от нее боялась, Мари. Женя замолчала, запрокинув голову в безуспешной попытке удержать слезы. Прошлое накатило на нее, страх сковал по рукам и ногам, она не могла этому сопротивляться. Ей нужно это выпустить хоть сейчас. Марина осторожно прижала девушку к себе. Кажется, она стала понимать, что происходит. Младшую сестру Лизы догнало прошлое, страшное прошлое, сквозь которое приходилось продираться в одиночку. Мелкая сама ощутила неприятный ком где-то в районе солнечного сплетения, который опять давил и мешал дышать. — Рассказывай, — тихо сказала певица. — Да что рассказывать. Когда я пришла в себя, то не увидела её рядом и испугалась. Медсестра сказала, что она в интенсивной, я выдохнула, хотя бы жива. Потом я окрепла, меня пустили к ней и только тогда рассказали, что на самом деле хорошего мало. Я никогда не забуду её там. Никогда не забуду своего ощущения беспомощности и слабости, потому что я ничем не могла ей помочь, зато потерять могла в любой момент! Женя уткнулась Мелкой в плечо, позволяя своему страху выходить наружу слезами на щеках хотя бы сейчас. Она так долго держала всё это внутри, не позволяя себе выпустить свои страхи наружу, не позволяя себе быть слабее, ведь её сила нужна была Лизе. — Почему ты сразу не рассказала обо всём Алёне? Я понимаю, мне ты говорить не захотела, но мать тут причём? — Марина говорила тихо, слегка покачиваясь из стороны в сторону вместе с Женей. — Я была в растерянности, не знала, что мне делать. Все мысли вертелись вокруг Лизы, мне было так страшно осознавать, что речь не о том, когда она придёт в себя, а о том, придёт ли вообще, — последние слова были произнесены рвано, тихо и больно. Жене было чертовски больно, она не знала, куда спрятаться от этого. Она только сейчас начала позволять своей собственной боли выходить из тени. Быть сильной всегда невозможно, держать всё внутри — тоже. Её пределом оказалось увидеть вновь спящую сестру в окружении родных для неё людей. Только на этот раз Лиза спала без угрозы для жизни, кошмаров и слёз. Марину передёрнуло от последнего предложения девушки. Дыхание стало чем-то слишком сложным, когда Мелкая на секунду представила, что было бы с ними, узнай они в один далеко не прекрасный день то, после чего уже невозможно что-то изменить. Нет, она не будет даже думать об этом. — Поверь, мать бы предпочла быть там с вами, чем прожить это время в иллюзии нормальности. Как и я. — Я порывалась, Мари, правда. Особенно в один момент… Женя третьи сутки находилась около сестры, которая пока так и не пришла в сознание. В Мюнхене родственников пускают в реанимацию, поэтому Женя здесь. Женя здесь, и она крепко сжимала ослабевшую руку сестры, боясь, что стоит ей отпустить ее — Лиза покинет ее. Поэтому младшая практически не покидала палаты. Она как мантру одними губами повторяла «живи» и, кажется, молилась. Ощутив легкую вибрацию в кармане, девушка достала телефон и едва не взвыла. Она так ничего и не сообщила в Москву. Она не сказала никому из Вельвета, что три дня назад автокатастрофа разделила жизнь на до и после. Они ничего не знали. Сейчас, смотря на сообщение, присланное Лизе контактом «Мать», Женя готова была взвыть. — Тебе Алёна видео какое-то прислала. Что мне прикажешь ей ответить, чтоб она поверила, что ответ от тебя? Лиза не могла ничего ответить, и Женя наугад набрала несколько слов, затем убрав телефон. Она отчаянно не знала, не понимала, что ей делать. Спустя секунды снова достала гаджет. Пальцы сами начали печатать сообщение. «Алёна, Вам отвечает Женя. Простите, у меня не хватало духу это сказать, но Вы должны знать. Три дня назад мы попали в аварию в Мюнхене. Теперь Лиза в коме. Приезжайте, если можете.» Точка была поставлена, просьба вроде бы написана. И четкое осознание того, кто нужен, тоже было в голове. Но вместо кнопки «enter» была зажата «backspace». Женя не могла внятно объяснить, почему она не может этого сделать. Марина слушала эту исповедь, внутри нее все разрывалось от боли, а Женька на ее плече просто ревела. — Я сейчас понимаю, что мне сразу надо было звонить вам, но тогда я сама как будто в коматозе была. Четкой мыслью был только страх. Марина, она неделю пролежала на грани! И первой ее просьбой, когда она пришла в себя, было ничего вам не сообщать. — Не ей было это решать, — протянула Мелкая. — Матери было очень тяжело. Я уже молчу про тот день, когда она спросила: как я думаю, жива ли Лиза хотя бы. Это не было легче, не знать, что с ней. Я была виновата перед Лизой, к тому же в отношениях, я понимаю, почему ты мне не сказала. Но мать должна была узнать. — Прости меня, Марин. Черт, мне так стыдно сейчас, если бы я сразу всё рассказала, — новый виток истерики и горькие всхлипы. — Господи, какая я дура… Не Лиза, я! Мелкая покачала головой и крепче прижала девушку к себе. Сделанного не воротишь, обижаться не имеет смысла, а с Лизой всё уже хорошо. — Ну всё, хватит себя обвинять во всех смертных. Всё позади. В конце концов, — хмыкнула Марина, продолжая покачиваться вместе с Женей из стороны в сторону, — вы уже обе сами себя наказали. Прекращай плакать, Лизу напугаешь, ей волноваться нельзя. — Она любила тебя все эти полтора года, Марин. После вашего разрыва всё было не так, как тебе могло показаться со стороны. А когда все это случилось, она как-то сказала, что тебе она такая не нужна. — Дура, — не удержалась Мелкая, выдохнув, — и я ей об этом уже говорила. Иллюзия нормальности без нее мне не нужна, а она мне нужна любая. — Береги её. Пожалуйста. — Всегда. Теперь всегда.

***

— Черт, — Ёлка проснулась от болезненных ощущений в спине и слегка пошевелилась в стремлении лечь немного удобнее. — Лизок, больно? — мать оказалась рядом тут же, помогла устроиться полусидя. — Уже да, — голос звучал несчастно, — эти боли теперь надолго… — Скоро придут швы обрабатывать, сможешь попросить обезболить, — успокаивающе сказала Алёна, поглаживая Ёлку по руке. — Пока терпимо, — чуть улыбнулась Лиза. Вслух она не произнесла, но Алёна рядом — для неё уже как обезболивающее. Кажется, ей никогда не отблагодарить мать за то, что сейчас та для неё делает. Сколько раз за те два месяца Лиза думала об этом и представляла? Сколько раз хотела, чтобы мать была рядом? Сколько раз набирала давно заученные наизусть цифры на телефоне и тут же стирала, затем выкидывая гаджет? Много. Очень много раз. И сейчас, когда все представления стали реальностью, иногда ей всё ещё в это не верится. — Ничего, Лизок. Мы восстановимся. Алёна видела: Ёлка о чём-то задумалась. По её лицу отследила, что не о самом позитивном. И заговорила, чтобы вытащить брюнетку из её мыслей. — Спасибо за всё, мам, — тихо, почти шепотом, на грани. Брюнетка держалась за Алёну как за спасительный круг. Михайлова смахивает слёзы, моментально выступившие на глазах, целует Лизу в висок. — Ты же знала, что иначе не будет. Ты же знала: я буду рядом. — И в глубине души очень этого хотела, — откровенное признание, которое, впрочем, не было особой тайной для женщины. — Такая взрослая и такая глупая, кто бы мог подумать. Стоило тебя отпустить один раз. — Больше не отпускай, — негромкий искренний смех, — а то я, видишь, с ума сходить начинаю. — Именно это я и вижу, — Алёна щелкнула Лизу по носу. В этот момент в палату зашла медсестра, чтобы обработать швы и сменить повязку. Алёна помогла Лизе сесть и оголить спину, и все время манипуляций крепко держала ее за руки, отвлекая какой-то болтовней ни о чем. Вскоре в палату пришли Марина с Женей, на лице которой не было и следа недавней истерики, а глаза блестели. В такой компании и начался для Лизы путь восстановления. Тяжелый и долгий. Ведь самым сложным оказалась не операция, а то, что началось после неё. Потому что начался кромешный ад боли, страха, периодически снова угасающей веры. О том, что будет трудно — предупреждали. О том, что всё это адски больно — тем более. О том, что после таких травм восстанавливаются очень долго — не один раз. Только слышать в предупреждениях — это одно, ощутить на деле — совсем другое. На деле эта воронка боли и страха обрушилась на Лизу с оглушающим грохотом, словно говоря: справься со мной снова, если сможешь. Больно было абсолютно всё. Двигаться, сидеть, лежать, заниматься. Даже сильный смех и тот отдавал в спину. Начиная от массажа и заканчивая физическими упражнениями, всё сопровождалось болью. Тело заново вспоминало, что такое функционировать, как единая система, а Лиза лишь сжимала зубы, пытаясь прорваться сквозь всю боль. Марина впервые за свою жизнь до конца поняла смысл когда-то давно услышанной, очень короткой и ёмкой фразы: твоя боль — мне. Каждый стон, вскрик, всхлип Лизы отдавался тупым ударом в теле Мелкой. От этого она лишь крепче сжимала руку брюнетки, словно деля с ней всё пополам. Они с Алёной по очереди оставались в клинике на ночь, чтобы Лиза не была одна от слова совсем. — Не смей сдаваться, когда у тебя такая поддержка, — твёрдо сказала Женя перед отлётом обратно в Россию, — ты встанешь. — Совесть теперь не позволит. Мне только страшно от того, как сильно они любят меня. — Я уже говорила и повторюсь: это нормально — выбирать любимых людей. И если бы можно было отмотать время назад, я бы сразу всё рассказала им. — Спасибо, — в очередной и в тысячный раз прошептала Лиза, утыкаясь губами в тёмную макушку сестры. Мелкую и мать абсолютно ничего не пугало. Брюнетка иной раз не могла понять, от чего её пробирает больше. То ли от самого факта происходящего, то ли от того, что в любимых и родных глазах Лиза читала искреннее желание сделать всё и даже больше для неё. — Ты сильная, ты справишься, девочка моя, — тихий шепот Алёны, когда Ёлка уткнулась ей в плечо в очередной раз, силясь не взвыть от болезненных ощущений, пока разрабатывала руку. — Не могу, — тяжело выдохнула Лиза, плотно сжала губы и закрыла глаза, — очень больно, не могу. — Можешь. Ты всё можешь у меня. Боль не навсегда, это пройдет, нужно потерпеть. — Лиза, как только удасться до конца разогнуть руку, это перестанет быть так болезненно, — постарался успокоить инструктор рядом. — Никогда бы не подумала, что так может быть, — произнесла Лиза, продолжая лежать у матери на плече и чувствуя, как ее плечи сжимают теплые ладони. — Мы справимся. Боль не навсегда, — твердо повторила Алена. Матери Лиза верила, но иной раз снова накатывало давящее чувство вины. Алёна могла быть сейчас в Москве. С семьей. С вельветом. А она здесь и практически от нее не отходит. Как и Мелкая. Марина, конечно, скоро улетит снова на недельку, но количество концертов значительно меньше того, которое было бы, не будь она необходима Лизе. Она послала к черту участие во всех передачах и шоу, поселилась тут с ней. Они обе с Аленой сейчас свидетели абсолютно всех её состояний и ни одно из них её не пугает. Видят, как она морщится от боли, возвращая ногам былую подвижность, а мышцам силу. Видят, как она вот так шипит, разрабатывая руку. Видят её слезы, периодически прорывающиеся наружу, когда становится совсем невмоготу. — Ты молодец, — шептала Марина, вытирая ей со лба капельки пота после очередного подхода на тренажере, — видишь, сегодня получилось уже чуть больше. Инструктор ненадолго отошел и девушки получили пару минут побыть вдвоем, а Лиза еще и возможность отдохнуть немного. — Да, — выдохнула Лиза, опираясь на руки и медленно присаживаясь из положения лёжа, — по крайней мере уже не так больно. — Ну тем более. Значит, скоро мы по попрощаемся с болью совсем, это же хорошо, — щелк по носу и соприкосновение губ между собой. — Говорят, скоро уже нужно пытаться вставать самой, — тихо озвучила Лиза, — без тренажеров. — Это же здорово, ты крепнешь, — искренне улыбнулась Мари, приподняв за подбородок голову Лизы и смотря в глаза, где прочла невысказанный страх. — Чего ты так боишься у меня? — А меня ноги удержат? — хмыкнула брюнетка, будучи абсолютно неуверенной в успехе затеи. — Будучи в тренажере стоять это одно, а вот так самой только лишь с опорой…как грохнусь с высоты своего роста. — Разве что нам в руки грохнешься, — Алëна вошла в помещение, прикрывая за собой дверь, — и никак иначе. — Мамуль, — улыбнулась Лиза, — спасибо. Алена потрепала ее по темной макушке, на секунды прижав к себе. Ёлка могла лишь снова и снова чувствовать, как что-то щемит в груди от этого трогательного отношения, заботы и внимания. — Я домой съезжу за ноутом, оставила его там очень некстати. Мелкая, тебе надо что-то? — спросила женщина. — Да у меня вроде все с собой. — Отлично, тогда вернусь, к морю пойдем. Лизок, выше нос! Алёна потрепала обеих по волосам, поцеловав, и покинула помещение. Когда вернулся инструктор и дело дошло до продолжения занятий, стало совсем не до смеха. Осознание слабости мышц и периодически раздающиеся мало приятные импульсы боли заставляли морщиться и сжимать зубы. Лиза буквально заставляла себя продолжать делать, а не послать всё к чертовой бабушке, ибо начавшийся курс ЛФК давался ей очень сложно. Но без него тоже было нельзя. Иногда Лизе даже казалось, что этот чертов шов на спине она ощущает как отдельную часть себя. — Тебе не противно? — не выдержала Лиза, когда они вернулись в палату. Мелкая помогла ей переместиться на постель. — Всё это видеть изо дня в день? — Совсем сдурела? Что ты здесь нашла противного, скажи на милость? — Это жалко выглядит всё. Марина закатила глаза, хлопнув себя ладонью по лицу. Опять начинается, давно не было. А она-то наивно понадеялась, что все подобные разговоры и мысли остались в прошлом. — А тебе бы было противно, окажись я на твоём месте? Разве ты бы меня бросила из-за этого? — Никогда, — не задумываясь ни на секунду, произнесла Лиза. — Так почему я должна? — Марина коснулась ладонью её щеки, чуть приподняла голову, чтобы видеть глаза. Они были наполнены неясным страхом и тихим отчаянием. — Разве я дала за время нашего знакомства хоть один повод думать, что я брошу тебя в момент, когда больше всего нужна? Лиза не смогла ничего ответить, помешал сдавивший горло спазм. Медленно и аккуратно согнув ноги в коленях, она обхватила их руками, чуть наклонившись вперед. Марина меж тем всё ещё внимательно смотрела на неё, теперь теплая ладонь накрыла её скрещенные на ногах руки, чуть сжав их. — Прости, — тихий надломленный голос, — я не сомневаюсь в тебе и никогда не сомневалась. Но я так чертовски боялась всегда, что любимые люди будут вынуждены видеть меня вот такой. Что им придётся подстраиваться под меня. Ты вон весь график под меня перекроила, мама разрывается между Россией и Израилем и буквально живет на телефоне. Женя 4 месяца нянькой была. Лиза опустила взгляд на свои согнутые колени. Это заставило уголки её губ слегка подняться: иногда всё ещё не верится, что она может их снова сгибать и разгибать. Что она в принципе их чувствует. Хоть какое-то подтверждение тому, что ежедневно испытываемая на занятиях боль не напрасна. Что постепенно всё-таки ноги обретают былую подвижность, мышцы набирают силу. Малая покачала головой с какой-то незримой горечью, на лице промелькнула тень того времени, которое она никогда не забудет. Не сможет, даже если очень захочет. Она не забудет, как два месяца верила своему внутреннему голосу, упрямо твердившему: Лиза жива. Верила в тот момент, когда за спиной уже перешептывались, а в глаза откровенно намекали, мол, чудес не бывает. — Ты не того боялась. Страшно мне не слабой тебя видеть. Страшно было делать вид на собственном концерте, что все хорошо, когда ничего хорошо уже не было. Страшно было просыпаться по ночам от снов, в которых я слышала твои просьбы о помощи. Страшно было сидеть в твоей гардеробной, прижимать к себе твои вещи и думать о том, жива ли ты вообще. А потом слышать эти же вопросы от матери. В голове Марины пронеслись те кадры. Жуткой четкой кинопленкой один за другим. Концерт, превратившийся в медленную двухчасовую пытку. Она знала. Все эти два часа она знала, но никто бы об этом не догадался, так мастерски она прятала свою боль. Она в объятиях брата на паркинге дома Лизы. Миша, крепко прижимавший ее к себе и все понимавший еще тогда. Интервью и гардеробная, слившиеся между собой в один поток кромешной темноты, из которой еле как она тогда выкарабкивалась, цепляясь за надежду. Чертову призрачную надежду на то, что Лиза жива. Мать, то и дело сжимавшая в руках плюшевого Мальчика или смотрящая на фотографии Лизы. Её такой полный Тихого отчаяния вопрос: она жива хотя бы? Клава, названная другим именем, и отвращение к самой себе, потому что так быть не должно в нормальных отношениях. Память почему-то именно сейчас намонтировала так, что впору было на Оскар подаваться. Марина сама такую нарезку ни в жизни не склеила бы, какую сейчас едва ли не увидела перед глазами. Лиза подняла до того момента сосредоточенный на ногах взгляд на Мелкую. Резко побледневшую от накативших воспоминаний Мелкую, которая смотрела на неё. Ёлка едва не задохнулась от количества боли и обиды в любимом омуте. Совесть снова дала о себе знать давящим ощущением в районе солнечного сплетения. Она всё про собственные страхи, а вот про страхи тех, кто её любит, как-то не задумывалась. В тот момент, когда Марина, не выдержав, всё же содрогнулась, отвернувшись от Лизы, та ощутила себя чертовой эгоисткой. Несколько дополнительных движений, и она прижимала Мелкую к своему плечу. Ей ведь Бина когда ещё говорила подумать о том, чего бояться близкие люди. Она же предпочла эгоистично утонуть лишь в собственном страхе, будто у других это чувство напрочь отсутствует. — Прости меня. Кажется, эта авария сделала из меня ещё и эгоистку. Бина как-то посоветовала мне, подумать не о своих страхах, а о том, чего боятся мои близкие. Я тогда её не восприняла. Мелкая не ответила, лишь крепче вжалась в плечо Ёлки, обнимая её обеими руками, будто цепляясь и боясь, что любимая снова исчезнет куда-то. — Ты нужна мне, слышишь?! Любая нужна. Мне так глубоко плевать на карьеру, если тебя рядом не будет. Я не могу, Лиза, ничего нормально не могу, когда ты не рядом! — Малышка, — выдохнула Лиза, перебирая пальцами волосы Мелкой и массируя кожу головы. Мари лежала у нее на руках и так крепко цеплялась за ее футболку, что было не по себе. — Ты у ребят спроси потом, как я их мучала, чтобы на концертах все было хорошо, — Марина поднялась, выпрямила спину. Ладонь Лизы накрыла её руку на кровати, пальцы тут же переплелись, словно это было их привычным и самым комфортным состоянием. — Здоровья погибшим, — Ёлка понимающе покачала головой. Она была прекрасно осведомлена, каким зверем Малая может быть на репетициях, если ей хотя бы что-то не нравится. — Не смей думать, что мне или матери что-то может быть противно. Лучше мы будем разрываться между странами, чем жить в иллюзии нормальности без тебя. Они смотрели друг на друга, обе плакали и в итоге Ёлка потянулась к родным губам, чтобы они обе забыли о прошедшей боли. Чтобы чувствовать друг друга рядом, чувствовать, что они вместе и больше ничего не страшно и неважно. — Я через пару дней улечу, с тобой останется мать, — тихо заговорила Марина, оторвавшись от родных губ, — пожалуйста, постарайся не пустить к себе в голову чушь всякую за это время. — Мать не позволит, она эти вещи сразу чувствует, — Лиза искренне рассмеялась, — ты ж ее знаешь. Когда Алёна вернулась, девушки выглядели вполне себе счастливыми, день потек дальше. Обед, прогулка к морю, видеосвязь с Москвой, которая теперь была обычным делом. По любимой певице скучали все, поэтому эти звонки были спасением. — Аня послезавтра прилетит на несколько дней, — рассказала Алена Марине, пока Лиза была увлечена разговором с Женей по телефону. — Да ладно? Лиза не в курсе, да? — Мелкая широко улыбнулась, взглянув на мать. — Нет. Это сюрприз. Очередной. Я пока за ноутом ездила, она мне позвонила. — Ну супер вообще. Кстати, послезавтра это практически мне на смену, — легкий смех слился с шумом волн на побережье. — Не думаю, что она прям заменит тебя, — многозначительно улыбнулась Михайлова, — но Лиза будет рада, надеюсь. А ночью тишину палаты разрезал придушенный крик, от которого Марина тут же распахнула глаза. Поворот головы, и она видит, как Лиза беспорядочно мечется на кровати. Слишком беспорядочно и слишком резко. Подбросило Малую мгновенно. — Лиза! — перехватила руку своей, второй коснулась лица. — Проснись! Всё хорошо, это лишь сон! Брюнетка резко проснулась, но столь же резко присесть ей не дали твердые руки Марины, которая помнила запрет на всякого рода подобные действия. — Всё, маленькая, всё хорошо, — блондинка вытерла салфеткой слёзы, — снова тот кошмар? — Другой какой-то, — глубоко дыша, произнесла Лиза, — кажется, там я всё-таки грохнулась, когда встала. И больше потом уже вообще не встала. — Даже если ты упадёшь, я тебя подниму, — Марина прикоснулась ладонью к любимой щеке, окончательно прогоняя остатки слёз, — а не смогу поднять — лягу рядом. И никак иначе, слышишь? Не смей ничего бояться, — сильнее обычного сжатая ладонь и твердый голос. — Не буду, — скорее автоматически, чем осознанно ответила Лиза, но иначе было невозможно, когда любимые глаза смотрели на неё с такой твердостью. — Вот и умничка. Ты у нас еще бегать будешь. — Пока верится с трудом, — Лиза смотрела на Марину рядом потерянно, все еще пытаясь выкинуть из головы приснившийся кошмар. — Ты уже прошла слишком много, чтобы сдаться. Мы рядом. Ничего не болит? — Нет, — отрицательно покачала головой Лиза, — обезбол делает свое дело. — Тогда давай засыпать обратно, — Мелкая поправила Лизе подушку, подоткнула одеяло и уселась около изголовья постели, нежно перебирая темные волосы и зная, что Лизу эти прикосновения успокаивают. Напевая какую-то незамысловатую мелодию, Марина просидела рядом с любимой, поглаживая её, пока Лиза не уснула снова. Только после этого девушка вернулась на диван, чтобы тоже ещё поспать.