Несвободное падение

Просыпаться утром, видеть рядом родное лицо, слышать милое посапывание чувствовать, как тебя обнимают во сне — Лиза была уверена, что больше этого не испытает в своей жизни. Она была уверена, что Мелкую никогда больше не увидит. Ведь почему-то вбила себе в голову, что ей она такая не нужна. В итоге, проснувшись этим утром, Лиза обнаружила, что пошевелиться у неё возможности крайне мало, поскольку одна прекрасная особа рядом оплела её практически всеми конечностями. Улыбка сама собой возникла на лице брюнетки, рука потянулась убрать наползшие волосы с лица Марины. Мелкая же продолжала дрыхнуть, что было вполне естественно: уснули-то они со всеми своими откровенными разговорами, доводящими до слез, под утро. Уснули с чувством какого-то облегчения и осознания, насколько они необходимы друг другу рядом.

«Я опять села на мотоцикл»

По коже прошелся табун мурашек, едва Лиза вспомнила про это. Мари снова прибегла к тому способу проживания боли, который Ёлка ей запретила. Ведь это может очень плохо закончиться. Прибегла, потому что другого способа не видела. Прибегла из-за неё. Рисковала жизнью из-за неё. Это осознание отдавалось тупой болью где-то за грудиной. Аккуратное и нежное касание чужих губ своими, совмещенное с ладонью на щеке дали нужный эффект. Маринка заворочалась, а через пару секунд открыла глаза, сонно улыбнувшись. — Мм, доброе утро, — Мелкая поцеловала в ответ, прищурившись от дневного света, — давно проснулась? — Доброе. Не очень. Выспалась? — Угу. На сотню лет вперед, — что характерно расплетать или освобождать Лизу от своих объятий Малая даже не думала. — Тогда я была бы очень признательна, если бы моя рука перестала выполнять роль подушки, иначе она скоро совсем отвалится, она и так единственная здоровая. — А мне такая подушка куда больше нравится, — хохотнула Марина, поцеловав напоследок ладонь брюнетки и всё же освободив её саму. Они просто лежа смотрели друг на друга, улыбались, и, кажется, разговор им был не нужен. Мелкая здесь. Маринка постоянно и круглосуточно рядом, а Лиза не может до конца в это поверить. Слишком привыкла и даже где-то уже начала смиряться со своим одиночеством. И слишком хорошо стало сейчас. Когда Мелкая здесь. Как и мама. До такой степени стало хорошо и как-то спокойно, что вчера впервые за долгий промежуток она снова смогла петь. Петь те песни, которые написала тут, будучи в одиночестве и которые бы не выпустила сама. Вчера она озвучила их матери и получила в ответ любовно-ласковое «дурында!». Ей помогали во всём. Лиза боялась, что ей будет противно от такой помощи, ведь слишком она будет отдавать жалостью. А жалость она терпеть не может. И лишь сейчас Лиза понимала, что есть огромная разница между жалостью и желанием быть рядом. Желанием помочь и поддержать. Вот и сейчас, когда они решили всё-таки встать, потому как время уже было почти обед, Марина как само собой разумеющееся начала ей помогать с одеждой. — Малыш, ты меня так совсем разбалуешь, — Лиза улыбнулась тому, как Мари аккуратно надела на неё футболку и при этом уберегла от издевательств над рукой. — Так балуйся, я вроде не возражаю, — Мелкая щелкнула брюнетку по носу и через кровать перекатилась к шкафу около стены, чтоб убрать лишнее. — И нужна же я тебе такая сложная и проблемная, — вырвалось у Лизы, а у Маринки брови взметнулись вверх. Опять двадцать пять. Похоже, дурь из головы все-таки они с Алёной вышибли не до конца, раз подобные высказывания проскакивают. Жадан перекатилась обратно к Ёлке. — Лиза, — Марина присела перед любимой на корточки и заглянула в глаза, — сложно мне было, когда я не знала, где ты и что с тобой. А ты мне нужна любая, со всеми своими тараканами и страхами. Понимаешь? — Я слишком сильно поверила в то, что вы для меня в прошлом, — грустно констатировала Ёлка, — и на набережной тоже заподозрила у себя глюки. — Давай сохраним самую красивую историю? — пропела Мари, касаясь ладонью нежной кожи на щеке Лизы и наблюдая, как та расплывается в улыбке от этих прикосновений. — Прямо-таки самую? — Ёлка улыбнулась глазам напротив, что так твердо и любяще на неё смотрели. — Самую-самую. Если бы ещё кое-кто не был таким глупым, так вообще. Короткий поцелуй и теплое дыхание Маринки в районе шеи. Осознание, как ей всего этого не хватало, снова и снова догоняло Ёлку. Сейчас она уже не представляла, как выдержала без своей Мелкой все эти месяцы. Мари моментами так сильно цеплялась за неё, будто всё ещё не верила, что она рядом. От этого в груди появлялось что-то тяжелое и давящее, сильно напоминающее чувство вины. — Я хочу с тобою быть, любить, болеть, жить и не стареть, — снова пропела Маринка ей на ушко, — с тобой, слышишь? Только с тобой. — Малая, я сейчас опять плакать буду. Ночью тебе не хватило моих слез? — Будешь только если от счастья. И глупостей больше не говори, — поцелуй был длиннее и настойчивее, — ты никогда и ни в каком состоянии не будешь проблемой. Комнату они покинули вместе. Алёна обнаружилась за столом в зале с ноутбуком и кучей бумажек. Услышав девушек, она подняла взгляд от экрана, улыбнулась. — Проснулись, сони? С добрым утром. Михайлова соскользнула с барного стула навстречу девушкам, поцеловала Лизу, обняла Мелкую. — Доброе, мамуль, ты чем с утра пораньше загрузилась? — Марина заглянула в компьютер. — Чьими-то концертами, — Алёна многозначительно взглянула на Мелкую, — и чьим-то новым альбомом. Малая спрятала лицо в ладонях, а после прошлась им по лицу снизу вверх. Кажется, первый раз в жизни ей не хотелось на свои же концерты. Ей не хотелось оставлять Лизу. Страх, что Ёлка опять куда-нибудь денется, был сильнее неё. Страх снова пережить состояние неизвестности. Снова потерять ту, которая нужна ей больше всего остального. Ту, без которой Мелкой не нужны никакие концерты. Этот страх парализовывал и заполнял всё внутри, вплоть до последней клеточки. Несмотря на то, что с Лизой останется мама, ведь вчера твердо было решено, что с Ёлкой постоянно кто-то будет, дабы не было соблазна больше творить глупости и исчезать. С ней Лиза явно не полетит, да и ни при каких обстоятельствах сохранить инкогнито её возвращение в Россию не удастся. Лиза отследила, почувствовала эмоции Мари. Они безупречно читали друг друга. Протянула руку, взяв ладонь Мелкой в свою. Сжала её, заставляя девушку посмотреть на неё. — Много их у тебя? — стоило глазам встретиться друг с другом, Лиза заговорила. — Три. С промежутками где в день, где в два, потом ещё съёмки, — Малая обняла любимую со спины, грустно вздохнула, — так что придется мне через несколько дней улететь. — Ну не грусти, Малыш, я же никуда не денусь теперь, — настала очередь Маринки получать по носу. — Только попробуй! — прозвучало хором от Алёны с Мари, а продолжила одна Михайлова, — и вообще, обе завтракать шагом марш! Всё на плите! — женщина жестом указала на стопку блинов у себя за спиной на кухонной столешнице. — Есть, мамочка! — одновременно ответили Ёлка с Мелкой и рассмеялись от своей синхронности. После завтрака Маринка с Алёной остались обсудить формальные вопросы, а Лиза скрылась у себя. Она вообще тоже хотела помучить синтезатор, но перед этим нужно было уделить время менее приятной вещи. Которая всё же была необходима. Рука сама по себе снова нормально функционировать не начнет, её надо было разрабатывать. А это простой и одновременно болезненный способ: распрямлять насильно по чуть-чуть каждый день. Примерно так же, как детей на шпагат сажают. Через боль. Да, у неё была и аппаратная терапия, и упражнения на реабилитации, но конечного и желаемого результата можно было добиться только таким способом. Причем, ежедневно применяемым. Глубокий вдох, она распрямляет руку, насколько может сейчас. Это уже ощутимо. После упирает локтем в подлокотник и здоровой рукой распрямляет чуть больше. Больно адски. Сложно. Глаза закрыты, губы сжаты тонкой полоской. В голове пронеслись мысли о том, что художественные гимнастки, видимо, мазохистки, если идут на подобное добровольно. Секунд через десять она закончила первый такой подход и шумно выдохнула. Чертова травма. Чертова авария. Хотя тут в пору спасибо говорить, что она вообще выжила. Полминуты перерыва и второй подход. От боли хочется взвыть и, видимо, это она и сделала. Причем, в неудачный момент. — Лиз, а ты, — послышался звук открывшейся двери и голос Мелкой, — Господи, что ты делаешь?! — секунды, блондинка оказалась рядом. — Руку разрабатываю. Жалко выглядит, да? — на лице Лизы отразилась гримаса боли, когда она закончила подход. — Весьма интересный способ, другого нет? — поглаживающие теплые движения по месту сгиба. Ёлка почувствовала, как от этого боль стала стихать быстрее, а Маринка завладела затем ладонью больной руки, крепко сжав. — К сожалению, нет. В клинике делали и физио, и упражнения, но прямой эффект будет только если вот с этим совмещать. — Тогда, как минимум, одна этим не занимайся. Подошедшая Алёна согласилась с Мелкой, добавив, что надо будет всё-таки поговорить с врачом и выяснить, как такие упражнения должны выглядеть. Чтобы ненароком не сделать ещё хуже. А то с Лизы станется с её стремлением быть самостоятельной. А потом была прогулка к морю, длинные разговоры ни о чем и обо всём. У Мелкой в глазах снова зажегся уже, казалось, совсем и навсегда потухший огонёк. Зажглась любовь, которой она стремилась согреть Лизу, чтобы та снова и снова убеждалась: она безумно любима и жизненно необходима. И Ёлка согревалась, чувствуя, как уверенно сжимают её руку, как смотрят и прижимают к себе в крепких объятиях. — Она очень тосковала по тебе, — тихо проговорила на ушко Алёна, когда Мари отошла на пару метров поболтать с позвонившей Клавой. Они остановились в тени, которую создавали пальмы. Женщина оперлась на одну из них, смотря на Ёлку. — Я знаю, мы полночи разговаривали снова. Проревелись обе. — Ты же поэтому тогда ушла, да? — Алёна приблизилась к Лизе, присев на корточки. — Ушла, потому что выгорела, пока работала, пытаясь забыть её, — грустно улыбнулась Ёлка, теребя нитки, торчащие из шорт. Потом она посмотрела на мать и как-то виновато проговорила, — прости, что заставила тебя это пережить. Я не знаю, как ты после такого… Лиза запнулась на полуфразе, Алёна накрыла её руки своими ладонями. Она хотела что-то сказать, но вместо этого вытерла покатившуюся слезу со щеки Ёлки и, привстав, обняла блудную дочь. — Я рядом. И буду рядом, несмотря на всё то, что ты там себе придумала. Мы справимся, моя хорошая. Спрятавшись в родных руках, Лиза чувствовала себя слишком хорошо и спокойно. А ещё она верила Алёне. Верила ей в тот момент, когда в себя вера пропала окончательно. — Ты мне снилась. Ты так часто мне снилась, мам. — Знаю, — неожиданно рвано выдохнула женщина, отстраняясь. — Ты и не поняла вчера, наверно, что снова звала меня во сне, а вот я услышала, сидя рядом. — Так ты не сразу меня разбудила? — Лиза смотрела на мать, чувствуя, как снова внутри все скручивается-сворачивается. — Нет. Я минут двадцать пыталась уложить в голове то, что вижу тебя. — Это ты прогнала тот кошмар, — констатировала для себя Лиза, — мне не приснился твой голос… Алёна горько улыбнулась, кивнув головой. Она в моменте вдруг представила, сколько таких кошмаров было у Лизы и стало так больно, что единственным спасением оказалось снова обнять Ёлку. Эту идиллию нарушил телефонный звонок. На экране айфона Лиза увидела улыбчивую мордашку сестры, а после приняла вызов, включив видеосвязь. — Ты меня сразу убьёшь или ещё пожить дашь? — было, очевидно, вместо «привет» от младшенькой. Ёлка не смогла сдержать смеха, да и Алёна рядом тоже. — Убить не позволю, — Михайлова многозначительно посмотрела на брюнетку, та вздохнула. Мать категорически будет защищать её сестру. Собственно, будет в этом права, но… Про себя Лиза все же не удержалась от того, чтоб не назвать младшенькую предателем. — Как ты на это решилась? — глаза Лизы тоже улыбались. — Моё сестринское «нельзя» уже ничего не значит? — Не значит, когда ты в таком состоянии. Спрашивать тебя было бесполезно, уговаривать тоже, но и оставлять, как есть, уже нельзя. Поэтому я поставила тебя перед фактом. Пока Женя говорила, Алёна обняла Ёлку сзади, а та почувствовала материнские губы на виске и не смогла сдержать улыбки, попутно прижимаясь к матери. Она может сейчас сколько угодно притворно злится и возмущаться, но в глубине души она была рада, что сестрёнка оказалась смелее и мудрее неё. — Спасибо тебе, Жень. Правда. — Всё-таки надо было с самого начала не тебя слушать, а один звонок сделать, — протянула девушка, — куча проблем одномоментно решилась бы ещё тогда. — Поддерживаю! Но больше мы эту беглянку не оставим и уж тем более никуда не отпустим, — интонации у Михайловой были чисто материнскими, а Лиза снова себя чувствовала провинившимся подростком. — Маааам, — характерно протянула Ёлка, а Женька в телефоне засмеялась, упав на диван. Отношения сестры и Алёны иной раз умиляли и забавляли донельзя. На этом моменте к ним подбежала Мелкая, тоже материализовавшись в кадре. Увидев Женю, она нахмурилась. И в шутку, и в серьез. Мозги вправить хотелось, пусть даже и с опозданием, но что-то Мелкой подсказывало: Женя уже себя и без нее съела. — От моего праведного гнева тебя спасает только твое чистосердечное признание Алёне! — на одном дыхании выдала Мари. — Я тебя когда просила рассказать мне, если что-то знаешь?! Нет, тебе надо было бороться с ветряными мельницами! — Я знаю, что дура, — виновато проговорила младшая Иванцив, — прости, Марин. — Вся в сестру! Да ну тебя! — махнула рукой Малая. А затем вдруг крепко обняла Ёлку, от чего Женя лишь улыбнулась, видя, как старшая сестра растворялась в родных руках. Через пару мгновений Ёлка посмотрела на сестру, улыбающуюся ей из экрана айфона. Посмотрела и снова прошептала «спасибо». Они решили, что Женька пока побудет в России, разберется спокойно, а не в режиме бешеной собаки, со всеми делами, а там видно будет. Лиза хотела дать сестренке хоть немного свободы от ухода за ней, она ведь больше не одна. Дни протекали в семейной атмосфере, любви и заботе. Никто не поднимал тему вельвета и ребят в Москве. Алена и Мари беззвучно между собой согласились в том, что давить на Лизу не надо. Откровенные разговоры даются не так просто и отнимают много сил. Пусть все идет само собой. И оно шло. Вельвет сам вышел на связь, правда, изначально с Аленой. Ей позвонил Ден ещё через пару дней. И первые минут двадцать-тридцать это были сугубо рабочие разговоры. Голос Дена, слегка приглушенный и полный надежды, обрушился на Лизу не сказать, чтоб очень внезапно. Подсознательно она почему-то ждала такой просьбы с самого начала разговора. — Алён. А Лиза…как она там? — аккуратный вопрос мужчины выдернул Ёлку из её мыслей. — Поговорить всё ещё не хочет? — Погоди, я у неё спрошу, — женщина отключила камеру с микрофоном и взглянула на брюнетку, — ну что, будем дальше прятаться или начнем вылезать из подполья? Лиза посмотрела на Мелкую, затем на маму. Когда-нибудь это всё равно случится. И сейчас, и в любой другой момент ей будет это сложно и больно. Она бы, возможно, отказалась показываться сейчас, если бы не совесть, постучавшаяся изнутри. Напоминающая о том, что за свои поступки нужно нести ответственность. В том числе перед самой собой. — Начнём вылезать, — вздохнула Лиза и крепче прижалась к Мелкой рядом. Мама улыбнулась. — Ден, ты там один? Тогда лучше позови, кого можно, мы решили вылезать из подполья. Через несколько минут были слышны голоса ещё как минимум Лианы, Лизы и Даши. Ёлка чувствовала нарастающий внутри ком. Но вот мама переместилась к ней поближе на диван, вот прибавила громкость на телефоне и протянула ей. Камера там всё ещё была выключена. Взяв гаджет, брюнетка шумно выдохнула. Медленно сосчитала от трёх до одного. И включила камеру. Столько родных глаз разом. Столько нежности, боли, радости и обиды одновременно обрушилось на неё. Первые минуты все молчали. Та самая ситуация, когда много чего хочется сказать, но вот все слова как назло из головы повылетали. — Привет, — произнесла Лиза, — собственно, если на меня так смотреть, то я особо не изменилась. — Да ну тебя в баню, Вольдемаровна, — пробубнил Денис и, к слову, имел на это право, — перепугала здесь всех. — Мы скучали, Лиз, — Лиана проморгалась, отвернувшись от камеры. — Мы хотели лететь все, Алёна осадила, — Даша прикусила губу. Эмоций все-таки было больше, чем каких бы то ни было слов. — Я тоже скучала, правда. По всем по вам. И сейчас мне жутко стыдно за всю историю, но… — Ёлка уткнулась в плечо Мари рядом, — но тогда было страшнее, что вы увидите, во что я превратилась. — Идиотка, — выдохнула Феофанова, — надеюсь, эту дурь из твоей головы Алёна с Маринкой вышибут. Самостоятельность — не всегда хорошая идея. — Они уже в процессе, — рассмеялась брюнетка, вспомнив, как пару дней назад Мелкая застала её за весьма неприятным занятием в одиночестве и тоже попеняла на излишнюю самостоятельность. Они проговорили минут десять, но по эмоциям гораздо больше. От понимания, насколько ребята скучали и волновались под кожей что-то ощутимо покалывало, а в груди и просто жгло. Они пообещали все к ней приехать, а с неё взяли обещание больше так не теряться и рассказать при встрече историю целиком. Отказать Лиза не смогла. Не этим людям. Которые для неё действительно семья. Когда разговор закончился, Ёлка спрятала лицо на груди Марины. Та моментально обняла её за плечи, уткнувшись в макушку губами. Алёна рядом заблокировала телефон, отложив его, погладила блудную дочь по спине. Вроде взрослая, но моментами какое же дитё неразумное.

***

Расставаться, пусть даже и ненадолго, оказалось сложнее, чем представлялось. Маринка собирала чемодан с тяжелым сердцем. Первый раз в жизни она была в полушаге от того, чтобы отменить собственные концерты. Или перенести их. Лишь бы иметь возможность быть рядом с Лизой. — Да ты с ума сошла! — воскликнула Ёлка, едва услышав желание Мелкой. — За десять дней я никуда не денусь, да и мама не позволит. — Я буду писать тебе каждый день и звонить, — проговорила Мари, держа ладони любимой в своих и сидя рядом с ней на кровати, — ты только в этот раз отвечай мне, хорошо? — Конечно, Малышка, — Лиза искренне улыбнулась, притянув Мелкую за шею к себе, — не волнуйся за меня. Мать не позволит никаких глупостей, — они синхронно рассмеялась, Мелкая упала Лизе на ноги, а та впуталась пальцами в её волосы, массируя и гладя кожу головы. — Ты нужна мне, — констатировала Мари негромко на твердо, повернувшись на спину. Она всё ещё лежала головой у Лизы на ногах, но теперь имела возможность видеть её лицо. — Так сильно нужна. И я так боюсь улетать, потому что боюсь, что ты снова пропадёшь. Боюсь потерять тебя. — Не пропаду, — едва слышно ответила Ёлка, продолжая свои поглаживания, — во-первых, со мной мать, во-вторых, теперь я уже не смогу ещё раз от тебя отказаться. Ты меня избаловала своей любовью, — хитрая улыбка скользнула по лицу любимой певицы. — Вот и балуйся. Я только рада, — Мари резким движением поднялась, чмокнула брюнетку в губы и вернулась к чемодану. Девушка успокаивала себя тем, что, во-первых, это и правда всего лишь десять дней, а во-вторых, однажды придёт тот день, когда они смогут вернуться в Россию вместе и больше действительно не расставаться. Хотя о том, какой вой и кипиш поднимется после первого публичного появления Ёлки, Жадан сейчас предпочитала даже не думать. Но это всё, в конце концов, проходящее это можно пережить, перетерпеть. Главное, они будут вместе и этой пробирающей холодом пустоты внутри не будет. Мелкая улетела в ночь, и по её ощущениям ни один отлет ей не давался так сложно морально. Когда самолет набрал достаточную высоту и разрешили отстегнуться, она закуталась в предложенный плед, прижала к груди свою плюшевую собаку и предпочла проспать весь полет. К слову, у неё обратный рейс был прямой и поэтому очень долгий, так что сон был как никогда правильным решением. И полезнее, и мыслей меньше в голове. Россия встретила её июльским солнцем, теплым ветром и расписанным на ближайшую неделю графиком. Не заезжая домой, она сразу поехала из аэропорта в студию. — Малая! — Денис подхватил её, влетевшую в кабинет, в объятия. — Ты прям с самолета, угадал? — Ага. Как у вас тут вообще дела? Кофе делись, — девушка отжала у парня стаканчик и с наслаждением сделала глоток. — Штатно, у тебя концерты, у Даши скоро релиз, в общем, все как обычно, материала уйма. Алёна, я так понимаю, с Лизой осталась? — Да, ей сейчас мама нужнее. — Ну и правильно. Здесь в кабинет ввалилась Даша и, увидев Маринку, просияла, кинувшись ей на шею с приветственно-радостными воплями и требованием рассказать всё. Естественно, под понятием «всё» имелись ввиду новости о Лизе. — Как ты вообще её нашла? Алёна написала, Женя? — Даша усадила блондинку рядом с собой на диван. —Да мне бы, честно говоря, в голову не пришло её там искать. Я просто погулять вышла. Точнее, — хмыкнула певица, — в кальянную я вышла, искала её там по навигатору. — Ты и там до кальянки добралась, кто бы сомневался, — Орлов смерил девушку говорящим взглядом, а та показала ему язык. — Ой, заткнись, — махнула рукой Мари. — Не добралась я до неё в итоге. Топала себе вдоль набережной, по сторонам смотрела исключительно с одной целью — кафе найти. А потом женщина какая-то, в которую я накануне в магазине врезалась, сказала, что там прямо беседка с красивым видом. Ну вот я в беседке Лизу и обнаружила. Понимаете, да, что я подумала? — Маринка бурно жестикулировала, вспоминая эту встречу во время совершенно безобидной прогулки. — Что кукушка уехала? — хохотнул Ден, обернувшись вокруг себя, сидя в кресле. — Именно. В жизни не забуду, как мы смотрели друг на друга первые мгновения, — Мелкая на секунды задержала взгляд на одной точке в другом конце комнаты. Словно мыслями она опять была там, в Израиле, в день их такой неожиданной и вместе с тем желанной с Лизой встречи. — Что с ней? Что у неё с ногами? — тихий шепот Даши, тяжелый ответный вздох Марины. — Она сильно пострадала в аварии. И общая реабилитация тяжелая, и с позвоночником проблемы, ног не чувствует. Ну и до кучи она себе всей этой историей психику убила. В общем, когда вернусь, поедем в клинику, будем разбираться. — В страшном сне не приснилось бы, — Денис откинулся головой на спинку кресла, помолчал, — причем, то, что она будет прятаться от нас. Мари развела руками в характерном жесте, мол, она тоже в шоке. Какое-то время все молчали. Ден с Дашей переваривали информацию, Мари переводила дух и настраивалась на плодотворную работу. Надо прогнать трек-лист, повторить хореографию, ещё Клава должна приехать для совместной репетиции. — Так что, ты будешь песню премьерить? — стряхнул с себя некое оцепенение Орлов, переводя тему. Всё-таки впереди у Мелкой концерты. — Давай сохраним? Да, буду, я уже написала ведь музыкантам. — Как она Лизе? Она её слышала? — улыбнулась Даша, бывшая свидетелем рождения этого трека. Видевшая, как Мари часами пропадала то в студии звукозаписи, то за компьютером, то за синтезатором. — Слышала. У этой шпионки левый аккаунт в инсте, за нами, оказывается, следили. А песня понравилась, — улыбка Мелкой лучилась светом, а в глазах читалась любовь. Иначе быть не могло, когда она думала о Лизе. — Да, ребят, Клава приедет, она ничего не знает о Лизе и пока не надо ей говорить. — Мы не скажем, но у тебя на лице всё написано, — Даша поднялась с дивана, потянувшись. — Вот с лицом сложнее, — Мелкая поджала губы и тоже поднялась. Она знала, что скрывать ничего не умеет и мимика её всегда выдаёт. Вот и сейчас тело за неё буквально вопит о том, что она счастлива. Что она любима и любит. Слишком сильно любит. Оставалось надеяться, что Клава не полезет с расспросами, даже если что-то заподозрит. А дальше начался бесконечный круг работы. Спасибо, что любимой. Сначала приехала Клава: на ближайшем концерте Шкуру они должны были петь вместе. Поэтому они прогнали и саму песню, и предполагаемую хореографию. Всё-таки близко зная Марину, Высокова заметила, что та буквально искрится. Что в глазах снова что-то зажглось, сильно похожее на желание покорить весь мир, что улыбка опять искренняя, а не натянутая. После репетиции они перебазировались на кухню перекусить. Клаве предстояло дальше поехать по делам, а Мелкой — дальше репетировать с командой. — Марин, а что случилось? — с едва заметной улыбкой поинтересовалась Клава, наблюдая за тем, как подруга буквально летает по кухне, собирая им чай. — В смысле? — Мелкая стрельнула взглядом в блондинку. — Ты светишься, — констатировала Высокова, — у тебя буквально лицо с субтитрами а-ля «я самый счастливый человек на земле». Вот я и спрашиваю: что случилось? — Да прекрати ты придумывать, — пожала плечами Мари, мысленно проклиная свое неумение что-либо скрывать, свою выразительную мимику, — максимум, что может быть — так это я выспалась в отпуске. Мелкая не была вполне уверена в том, что может сейчас вывалить подруге правду. Это повлечет за собой необходимость рассказывать историю целиком, что явно не ко времени. Да Лиза не хотела бы этого. Не сейчас. — Темнишь ты чего-то, подруга моя, — покачала головой Высокова, но продолжать допрос не стала. Знала, что бесполезно. Если Марина не хочет, она не скажет, хоть кол на голове чеши. А Мари понимала, что Клава всего лишь тактично не стала продолжать тему, но явно заметила перемены в ней. — Какие у тебя планы дальше? — они наконец-то обе уселись за стол. — Три концерта, две съемки, а дальше пока не знаю, не хочу загадывать. Высокова поперхнулась чаем, отставила кружку и снова, выпучив глаза, посмотрела на подругу. Это уже совсем нонсенс. — Вот поэтому я и спрашивала: что случилось? У тебя обычно на месяц вперед все расписано. А тут десять дней и дальше не знаю. — И такое бывает, — пожала плечами Марина, — даже со мной. — Ладно, в душу лезть не буду, но ты явно что-то скрываешь. Из студии Мари сразу поехала в зал на репетицию уже с танцорами. Которая не заканчивалась до тех пор, пока она не осталась довольна и собственным исполнением, и танцами, и музыкой. Ребята, ко всему уже привыкшие, терпеливо раз за разом прогоняли номера. После репетиции домой, в душ, собрать по новой чемодан, на этот раз для концертной поездки. И лишь после того, как на этот день была закончена вся работа, Мари позволила себе нажать кнопку вызова, чтобы через пару секунд услышать в трубке родной до мурашек голос. Который моментально снял всю усталость и окутал её нежностью. — Ты только освободилась, малышка? — Да. Завтра вечером концерт, пока мы все идеально не прогнали, я никого не отпускала. — Трудоголик, — вздохнула Ёлка, а Мари почувствовала её улыбку, — много времени на сон осталось? — Ну так, часов пять. Кстати, я у тебя скрываться вообще не умею. Клава сегодня уже сказала, что вид у меня самого счастливого человека. — Она всё-таки близко тебя знает, было ожидаемо, что поймет, — Лиза на секунды замолчала, а потом выдала словно на одном дыхании, — ты хочешь ей рассказать? Я понимаю, она твоя… — Лиз! — Марина перебила Ёлку на полуфразе. — Во-первых, она не моя. Во-вторых, какой бы близкой Клава мне ни была, я знаю, что ты к этому не готова и не хочешь этого. А твои желания для меня важнее всего остального. Она знает, что я люблю тебя, всё остальное вполне себе подождет. Марина говорила с такой уверенностью, что сомневаться в её словах было глупо. Ёлка лишь шумно выдохнуло и, Мари это почувствовала, улыбнулась, негромко засмеявшись. — Я тебя не заслуживаю, — проскулила Лиза сквозь смех, а у Мелкой ладонь приземлилась на лицо. — Любовь не надо заслуживать, я тебе уже это говорила. Лучше расскажи, как день прошел? А то чего-то тебе на ночь глядя глупости в голову лезут. Они ещё с полчаса проговорили обо всём, затем тысячи раз пожелав друг другу спокойной ночи. И всё равно, обнимая подушку в попытках заснуть, Мари чувствовала: ей не хватает рядом родного дыхания. Это даже удивительно, как она моментально привыкла спать, обнимая любимого человека. И как сейчас неуютно в постели одной. Бешеный ритм жизни был Мелкой далеко не в новинку, сейчас даже спасал её. Дни были похожи между собой. Ну почти. Концерты были не каждый день, слава Богу, а так мало что отличалось. Самолёт, подготовка, прогон, концерт, журналисты, мать их налево. В качестве неожиданности ещё были фанаты с просьбами о совместной фотографии или автографе, которые подстерегали её, казалось, везде. Между всем этим нужно было ухитриться поспать, по возможности поесть или хотя бы выпить кофе, позвонить Лизе и Алёне. Первое живое исполнение «Давай сохраним» довело её до слез. Она терпеть не могла этого на сцене, но и с собой ничего сделать не смогла. Возвращение в её жизнь Лизы снова научило её реветь. Никто в зале, кроме её команды, не догадывался, даже не мог, об истинном смысле этой песни. О том, кому на самом деле она посвящена. Мелкая пела и мечтала о том, что однажды вот так же она будет стоять на сцене, петь эти строки и смотреть сквозь толпу в вип-ложе. Потому что там на неё будут смотреть самые любимые глаза. И эта песня только для этих глаз. О том, что видео с концертной премьерой Лиза увидела куда раньше, Маринка узнала, когда вечером они созвонились. Причем, получила она это видео не от фанатских съемок, а от Дениса, который снимал практически напрямую, стоя рядом со сценой. Малая настолько растворилась в песне, что не увидела друга с камерой. — Малышка, спасибо. Поверь, плакала не только ты, — глядя на неё через экран телефона прошептала Лиза. Всё-таки видеосвязь — одно из лучших изобретений человечества. — Однажды я спою эту песню, глядя прямо на тебя, сидящую в вип-ложе, — улыбнулась Марина, — и пусть мне потом прилетит миллион и один вопрос, на кого я смотрела. Они снова проговорили до ночи, но иначе не могли. И пусть Малая в самолет садилась с глазами, в которые можно спички вставлять, но такого спокойствия и умиротворения на душе она давно не чувствовала. Силы продолжать этот мини-тур появлялись сами собой от одной лишь мысли, что её ждет Лиза. Второй город и второй концерт. На этот раз после прилета у неё были сутки на подготовку и отдых. Поэтому сначала — душ и еда. Ещё приехала Клава, ведь она должна была спеть вместе с Мелкой на этом концерте. Они встретились в отеле и обедали вместе. — Я смотрела видео с концерта с премьерой. Ты такая трогательная там, — умилилась Высокова, — это же песня Лизе, я правильно поняла? — Да, — Мелкая не стала отнекиваться от очевидного, — это Лизе. В этой песне я сказала всё, что не успела сказать ей в глаза. Мари помешивала суп в тарелке, не поднимая глаза на Клаву. Взгляд её наверняка выдаст сразу. А Высокова вместо расспросов просто обняла подругу за плечи, искренне желая поддержать После обеда — репетиция, потом традиционный звонок Лизе, которая, узрев видок своей девушки, отправила её в кроватку в приказном порядке. Наговориться они ещё успеют Сон, удивительно, не был лишним, состояние даже снова стало близким к нормальному. До этого оно было из серии «зубами за воздух, как Мухтары». По выходе из гостиницы их с Клавой ждала засада желтой прессы. Что характерно, обступили желтушники обеих, но вопросы сыпались в основном Марине. Мысленно послав всех в пешее эротическое, Маринка существительными и глаголами в общих чертах ответила на вопросы про отпуск, так же ответила на вопрос относительно премьеры «Давай сохраним», и просто отказалась отвечать на вопросы про исчезновение Ёлки от какой-то хамоватой девицы. — Надо же было этой курице так в духи замариноваться, — выплюнула Мари, залезая в машину, — да ещё и в столь мерзкие. — Честно говоря, больницей от неё воняет знатно, ну и выбор, — припечатала Клава следом. Салон авто сотрясся в дружном смехе, и дорога до концертного зала прошла в шутках и весёлых перебранках. Ещё один концерт с выкладкой на полную, слезами счастья, общением с поклонниками, которые устроили флешмоб «ты молодец». Чем, кажется, окончательно прогнали остатки её самообладания. Спетая с Клавой «Шкура» немного взбодрила уже успевший к тому моменту разрыдаться зал, да и саму Марину тоже. На «Давай сохраним» Малая настолько снова выложилась, что даже присела на сцену, спрятав лицо в коленях. Не любила она такие моменты, но держать внутри этот ураган эмоций тоже не могла. Когда зал закричал, прося «спасибо за всё, мам», Мари обернулась к Мише с немым и очень громким вопросом в глазах. Клава за кулисами вытерла лицо руками. Она-то помнила, что сделал с Мелкий лишь её безобидный вопрос в поезде. — Реветь будет на втором куплете, — констатировал Орлов, после он отошел на пару шагов назад и громко выдохнул, подняв глаза к потолку. Песня была спета. Сквозь слёзы, сквозь боль, сквозь сорвавшийся голос, но спета. Мари мысленно пообещала себе, Лизе и всем вокруг: однажды они споют её вместе. Точно споют. Ёлка не верит, что ещё когда-нибудь выйдет на сцену, но Мелкая уверена, что так оно и будет. Выйдет. И на своих ногах выйдет. Когда она смогла войти в гримерку, в голове пульсировала мысль «Ещё один город, дальше только съёмки пережить». Чтоб хоть как-то успокоиться, она вызвала самого нужного человека. — Я не могу больше, я к тебе хочу, — буквально ныла Мелкая в трубку, — Лиза, это слишком долго тянется. — Эй, мелочь, что за настроения? А где твой извечный трудоголизм? А где желание покорить весь мир? — Мир для меня сейчас сосредоточился в тебе, вот его я и хочу покорять. Тем более, я знаю, что нужна тебе рядом. — Малыш, тебе осталось всего ничего, и мы будем рядом. Я никуда не денусь. Третий и последний город держал её, по ощущениям, дольше всего. Хотя казалось бы — пара дней. Но тянулись как жевательная резинка. Марине казалось, что все всё делают жутко медленно. Что даже время замедлилось. Головой понимала, что это играет её сильное желание быть в другом месте с другим человеком, но эмоции таки-прорывались наружу в иногда слишком резком голосе. Концерт для неё прошел словно в тумане. Да, она пела, танцевала, моментами снова была вынуждена справляться с бушующими внутри эмоциями. Только вот все её помыслы и желания были сосредоточены на одном человеке, к которому так тянулось её сердце. Когда Мелкая наконец-то очутилась после этого тура в своей квартире в Москве, даже радостно подпрыгнула. Осталось чуть-чуть. Именно эта мысль безостановочно крутилась в голове, пока Марина решала формальные вопросы на студии, пока следующие пару дней принимала участие в съемках. Две небольшие фотосессии на будущее в разных образах. Для нее в каком-то смысле это даже было отдушиной. А потом она покупала билеты и по новой паковала чемодан. Осталось чуть-чуть. И Маринка не могла перестать пересматривать фото Лизы в телефоне, пока стояла в очереди на регистрацию. Пока ожидала приглашения на посадку, они даже успели созвониться. Лиза и мать тоже с нетерпением её ждали. А ещё Марине очень нравился счастливый голос любимой певицы. Долгий перелет, который Мелкая снова скоротала сном с перерывами на еду. А когда самолет начал снижаться, глаза Марины зажглись будто лампочки. Осталось действительно совсем-совсем чуть-чуть. Посадка. Таможня. Куча людей и миллион бумажек. Получение багажа и заветная смс Лизе «Я села в такси, скоро буду рядом». Через пару минут телефон ожил ответным сообщением «Жду и люблю», а Мелкая расплылась в такой улыбке, что это даже было неприлично. Она увидела её, сидящую около калитки, ещё издалека. И выскочила из машины, когда они подъехали поближе, ещё до полной остановки автомобиля. Выскочила, чтобы утонуть в кольце самых любимых рук. Чтобы обнимать самой и целовать родные губы, по которым безумно соскучилась. Чтобы снова почувствовать себя целой и заливисто рассмеяться вместе с Лизой от того, какие они все-таки две влюбленные идиотки. — Моя, — выдохнула Мелкая Лизе куда-то в шею, — Боже, как это было долго. Я так скучала. Отстранившись, Мари обхватила лицо брюнетки ладонями, зацеловывая его. Нежные поцелуи в носик, около глаз, в губы и скулы. Нежность переполняла и рвалась найти свой выход. Марина сейчас не понимала, как вообще полтора года выдержала без Лизы. Как жила, не имея возможности целовать и обнимать. Чемодан приняла Алёна, а девушки смогли оторваться друг от друга только когда машина скрылась из виду. Малая повисла и на маме тоже, вся троица счастливо рассмеялась. — Как дела, рассказывай? Оказавшись в гостиной, Малая сгребла Лизу в свои объятия на диване. Та, впрочем, особо не возражала. И даже, кажется, была этому факту рада. — Прекрасно. Мама меня откармливает, скоро гардероб менять придется. — Ну в этом я её категорически поддерживаю. — Зато у кого-то руки от малейшей нагрузки дрожать перестали, — воспитательные интонации Алёны были бесподобны, — всего-то надо было питаться нормально. — Всё, я вся посыпана белым пеплом, — Лиза театрально закрыла лицо ладонями. Маринка их убрала и снова коснулась родных губ своими. Шла третья неделя, как Лиза была здесь не одна, но уже сейчас на её лице не осталось и следа от печати одиночества и тоски. Глаза потихоньку снова начинали гореть прежней любовью к жизни. И Алёна с Мариной не были намерены останавливаться на достигнутом. Они верили в Лизу. Верили в то, что их Ёлка всё обязательно сможет.