Worthless Necessary

Мидория, спотыкаясь, ввалился в окно, пытаясь подавить чувство страха и тревоги, которое начало подниматься у него в животе. Он действительно ненавидел огонь. Или, если быть точнее, он не обязательно ненавидел все виды огня. Его отец, Мидория Хисаши, имел причуду «Огненное дыхание». Этот огонь не причинял ему вреда, он его защищал. Огонь Тодороки был нестабильным, полным ярости и гнева, но Мидория мог с ним справиться. Он не был нежным, как пламя Хисаши, но и не был откровенно злобным. Как у Энджи. Как человек, который ненавидел и поджег свой дом, в результате чего погибли его родители. Осторожно вытащив Рейко и Рюто из их укрытия в шкафу, Мидория поспешно снял толстовку, почти издав шипение, когда прохладный воздух обжег его кожу. Его толстовка была огнестойкой, да, он специально сделал ее такой, но это означало, что она не сгорит так легко, просто чтобы защитить его личность. Внутри он все еще чувствовал, как огонь лижет его кожу, и не сам огонь причинял ему боль, а воспоминания, которые он вызывал, причиняли ее. Он дрожащими руками обхватил себя, игнорируя онемевшую боль, которая пронзила его тело, когда его руки терлись о его нежную кожу, в то время как Рейко смотрела с беспокойством, но не знала, что сделать, чтобы он почувствовал себя лучше. Он свернулся калачиком на своей кровати, пытаясь успокоиться, пытаясь отключить воспоминания, которые заполняли его мозг и подавляли его, воспоминания, с которыми он не мог справиться с тех пор, как ему было семь лет. Запах горелой плоти заполнил его нос, и Мидория зажмурился, закусив губу в попытке отвлечься от воспоминаний, которые преследовали его так долго. Он не хотел вспоминать, но и не хотел забывать. Он проглотил свою тревогу, свой гнев, свою печаль и попытался расслабиться, дрожа на кровати, свернувшись калачиком. Он хотел быть героем. Он не мог позволить таким глупостям, как его эмоции, захлестнуть его. Человек, который убил его родителей, действовал под влиянием своих эмоций, своей ярости, своего гнева; Мидория не мог позволить себе сделать то же самое. Мидория изо всех сил старался вести себя как можно тише, заглушать всхлипы, вырывавшиеся из его рта, даже не думая о том, что кто-то может просто ворваться к нему в комнату в три часа ночи и увидеть его обожженную и покрытую шрамами кожу. Вероятно, сейчас он выглядел столь же жалко, как и в семь лет, просто беспомощно лежа, как избитая и сломанная кукла, бесполезный, никчемный ребенок, который даже не должен был жить. — Тсс… Изуку… — Инко нежно прижимала к себе своего четырехлетнего сына, который плакал в ее рубашку, цепляясь за нее, как за спасательный круг, его руки и ноги были покрыты порезами и синяками, — Мир всегда будет жесток к тебе, Изуку. Если ты хочешь стать героем, ты не можешь плакать. Герои не плачут. Они не могут плакать, иначе они будут казаться слабыми, и все воспользуются этим. Ты не должен плакать из-за того, в чем не виноват. Это моя вина. Я была недостаточно сильна, чтобы дать тебе причуду, причуду, которая сделала бы твою жизнь лучше. Инко нежно провела пальцами по пушистым волосам Мидории, притягивая его к себе для объятий. — Ты можешь плакать перед отцом и мной, но пока ты не найдешь кого-то еще, кто любит и заботится о тебе, независимо от твоего статуса без причуды, ты не можешь плакать. Ты не можешь показывать другим людям, как сильно они причиняют тебе боль. Люди только причинят тебе еще больше боли. Ты понимаешь, Изуку? Мидория потер глаза и кивнул, а Инко положила подбородок ему на голову и успокаивающе погладила его по спине. — Мне очень жаль, Изуку. Он знал, что если бы он был прежним собой, он бы, вероятно, плакал и рыдал. Но он не плакал так долго, заперев это чувство в глубинах самого своего существа. Он не хотел думать о прошлом, он не хотел вспоминать все, что он потерял, все, что произошло, как он потерял единственных двух людей на всей планете, которые его любили, и всех остальных, которые делали все возможное, чтобы уничтожить его изнутри. — Знаешь, Деку? Падение с крыши здания? Какой фарс. Я знаю правду. Конечно, моя причуда немного подтолкнула тебя, усилив все твои эмоции в десять раз… но, честно говоря, я не ожидал, что ты действительно прыгнешь. Насколько же ты отчаянный, ищущий внимания? Ты действительно думал, что, прыгнув лебедем с крыши, получишь причуду? Он действительно ненавидел тот факт, что она была права, девочка в его классе, которая всегда была тихой, всегда пассивной, слушала других и была в целом всеми любимой. Ее причуда позволяла ей усиливать эмоции любого, с кем она говорила в течение определенного количества времени. Но в конце концов, это все равно была его вина, а не ее. Это его эмоции привели его к этому моменту, привели его к этой глупой причуде, которую он не хотел, никогда не хотел. Он не мог винить ее за свои эмоции, за свою чистую глупость и натуру, за то, что он доверял ей, несмотря на то, что его обманывали снова и снова. Мидория быстро выдохнул, отчаянно пытаясь оставаться как можно тише, чтобы случайно никого не разбудить. Но он чувствовал, что задыхается, все сильно давило на его грудь, давило вниз. Он чувствовал, что тонет, каждый вдох был таким плотным, что это даже не помогало его положению, давление постепенно становилось все сильнее и сильнее, чем дольше он тонул. И он сделал единственное, что пришло ему в голову, единственное, что он мог сделать, не потревожив никого другого, — вернуть себе хоть какое-то подобие контроля. Он поспешно вырвал нож из ножен на ноге, вонзил его себе в левое предплечье, прямо между локтевой и лучевой костями, и резко повернул. Знакомое, приземленное чувство боли, расцветающей в руке, вернуло его к реальности, заставив сосредоточиться на боли, а не на бурлящих эмоциях, которые грозили вырваться наружу, на воспоминаниях, которые заполняли его разум, словно заезженная пластинка на высокой частоте, повторяющаяся снова и снова, слова, крики; все отдавалось эхом, бесконечная какофония шума заполняла его мозг. Его хватка на ноже ослабла, и вот он лежит, безвольно на кровати, дыша, вдыхая и выдыхая, делая глубокие вдохи, пытаясь успокоить свое колотящееся сердце. Рейко осторожно подошла к нему, а Рюто неловко подпрыгивал и ковылял за ней, хлопая своими крошечными крыльями, постоянно застревая своими крошечными коготками в складках простыней, пытаясь последовать за кошкой. Рюто действительно вырос за последнюю неделю: его первый набор перьев уже вырос, покрыв птенца ястреба слоем пушистых светло-серых перьев. Он больше не был полностью слепым и беспомощным, как когда он только вылупился, а был буквально маленьким, очаровательным, теплым комочком пуха, который пищал и щебетал, привлекая внимание Мидории, когда тот шел в школу, возвращался из школы или находился в центре спасения домашних животных. Он был умен, или, может быть, на него влияла Рейко, а может быть, это просто инстинкты ястреба-птенца подсказывали ему оставаться тихим, когда он не в безопасности, и он никогда не издавал ни единого звука, когда находился в приемной семье. Незу отметил, что он издавал шум всякий раз, когда находился с Рэйко в своем кабинете, но этого было недостаточно, чтобы привлечь его внимание, и обычно он делал это всякий раз, когда хотел привлечь внимание Рэйко, или когда Мидория входил в комнату для ежедневных встреч с директором. Рейко нежно лизнула его щеку, пока Мидория смотрел на нее, уставший, полностью истощенный, не обращая внимания на кровь, которая текла из его руки и пачкала простыни. Рюто просто подпрыгнул к Мидории и зарылся под подбородок Мидории, потираясь головой о его шею и тихо щебеча. Мидория сглотнул, чувствуя давление воротника на шею. Он собрал свои мысли и задвинул их на задворки своего сознания, запихивая свои эмоции, свои мысли, свои воспоминания, все в ментальную, метафорическую бутылку и плотно ее закрывая. Он уже слишком много раз подвел. Он уже подвел своих родителей. Он подвел мать Рейко. Он не мог подвести ту семью, которая у него осталась. Он не мог позволить себе подвести кого-то снова. Мидория устало поднялся и направился в ванную, чтобы привести себя в порядок, прежде чем заняться простынями. Кто-нибудь закричит утром, если узнает, что случилось.

***

На следующий день Незу, сидя в своем офисе, смотрел новости, и у него чуть не случился сердечный приступ. Он знал, что Мидория несколько дней подряд наведывался в Хосу; местные герои, такие как Моро, герой-волк, на которого напало одно из чудовищ, и несколько других упоминали, что Войд спустился вниз, разговаривал около минуты или двух, прежде чем исчезнуть в тени, как только они отвернулись от него, повторяя ту же схему, которая обычно имела место в Мусутафу. А затем он заснял большую часть боя между Мидорией и Акагуро, который был заснят новостным вертолетом, причем Мидории удалось скрыться от камер и исчезнуть, когда Энджи и Айзава нанесли завершающие удары. Незу все больше и больше беспокоился о Мидории. Его приемная семья явно не обращалась с ним должным образом, даже не давая ему элементарной конфиденциальности в виде запирания двери. Не говоря уже о том, что несмотря на это, никто не заметил, что он тайком выбирался из дома, чтобы быть линчевателем. В этом и была суть, но, учитывая, что он, казалось, был активен примерно в одно и то же время в Хосу и в Мусутафу, и что мальчику, вероятно, требовалось по крайней мере по часу, чтобы добраться до Хосу и обратно, он выходил из дома на целый час раньше и возвращался на целый час позже. Незу просто надеялся, что после всего инцидента с Пятном Мидории больше не придется напрягаться, и он сделает перерыв, хотя бы на некоторое время. И, возможно, ему просто стоит узнать мнение Мидории о том, что он находится под чьей-то опекой. Незу чуть не подпрыгнул, когда дверь в его кабинет распахнулась, и, подняв глаза, увидел, как Айзава вошел в кабинет, а Ишияма и Тринадцать неловко стояли позади Ямады. Незу нахмурился. Он думал, что Айзава все еще с Энджи и Тодороки. — Директор, нам нужно что-то сделать со Старателем. Он снова чуть не убил Войда. Он попытался сжечь его в ту же секунду, как увидел, — Незу моргнул, прежде чем осознал, что только что сказал Айзава. — Повторите это еще раз и не упускайте ни одной детали. Айзава рассказал ему о том, что произошло: о том, как они сражались с монстрами, которые, казалось, были похожи на того огромного и неповоротливого зверя, который появился в USJ, но они не могли быть в этом уверены; о том, что Иида послал сигнал бедствия, указав свое местонахождение, и что они с Энджи направлялись в том же направлении, куда предположительно исчез Тодороки. — А потом мы увидели, как сражаются Стейн и Войд, и Старатель тут же попытался поджечь Войда. Я стер его причуду, и Стейн попытался пойти за Старателем, но Войд все еще пытался защитить это жалкое подобие героя. Остальная часть боя, вероятно, была в новостях, — огрызнулся Айзава. Он явно не выпил свой кофе тем утром, торопясь поговорить с Незу, и его никто не мог за это винить. Незу зарычал и добавил это в свой мысленный список вещей, на которые нужно обратить внимание, когда он разговаривает с Мидорией. К этому моменту он был почти уверен, что Мидория — Войд. Его причуда была сомнительной, но причуды в целом были сомнительными. — Понял, — ответил Незу, записывая что-то в своем блокноте, — Я сделаю пометку об этом, если я получу доступ к камерам видеонаблюдения, возможно, я смогу добавить это в файл… но вы, Иида и Тодороки — свидетели… Айзава кивнул, немного успокоившись, но все еще расстроенный, и вышел из кабинета, ворча о необходимости принести кофе. Ямада почесал голову, — Как Старатель удалось снова стать героем номер два? — Люди глупы? — вмешался Незу, — Без обид, но именно люди голосуют, чтобы дать героям рейтинг. Они, вероятно, не обращают внимания на огромное количество урона, который он создает, или на количество людей, которых он ранил. Либо это, либо они просто слепы. — Без обид, — Ямада пожал плечами, — Это правда. А еще, у тебя в комнате есть птица? Клянусь, я иногда слышу ее щебетание, когда Мидория приходит к тебе, — Ишияма приподнял бровь, — Правда? Тринадцатая заговорила, — Незу любит оставлять окно открытым летом. Наверное, это из-за птиц на улице. Незу лишь улыбнулся своей пушистой мордашке и промолчал.

***

— Мидория, ты в порядке? — спросил Незу, когда Мидория отвел от него взгляд, уставившись в землю. Мидория всегда выглядел измученным, а за последние несколько дней, что он навещал Хосу, он выглядел еще хуже. Но сейчас? Мидория выглядел мертвым. Его лицо было совершенно бледным, темные мешки под глазами были еще более заметны. И хотя это, вероятно, было незаметно, если не смотреть на него очень внимательно, он слегка дрожал, даже сидя, как будто ему было холодно. Он не выглядел обгоревшим, так что его толстовка, должно быть, была в какой-то степени огнестойкой, что стало огромным облегчением. Мидория попытался что-то подписать, но его руки так тряслись, что он не мог ничего связно подписать, что он просто отказался от подписи и положил руки на колени. Рэйко свернулась у него на коленях, а Рюто по какой-то причине устроился в волосах подростка. — Я… в порядке… — пробормотал Мидория, и его голос звучал так, будто его душили. — А. Тяжёлый день? — мягко спросил Незу, — Хочешь поговорить об этом? Мидория покачал головой, и Незу не мог не задаться вопросом, что же случилось, что сделало его таким. Казалось, это не слишком влияло на его работу, но сдерживание чувств определенно не приносило ему никакой пользы. Рэйко нежно подтолкнула его за руку, мурлыча, но Мидория, казалось, все еще не хотел разговаривать. — Итак… — начал Незу, пытаясь сменить тему, — Ты слышал новости о Стейне? Незу поклялся, что Мидория, казалось, слегка вздрогнул, и задался вопросом, не это ли причина, по которой он был в такой плохой форме. Конечно, у него, похоже, не было никаких травм, даже он каким-то образом сумел сбить Акагуро, но с черной толстовкой вообще невозможно было сказать. Не говоря уже о том, что Энджи, герой номер два, пытался сжечь его заживо. Но он не был уверен, как сменить тему, не сделав слишком очевидным, что он знает личность линчевателя Мидории, или не ухудшив весь разговор для себя. — Я видел. Незу моргнул, когда Мидория заговорил, по-прежнему избегая зрительного контакта, — По крайней мере… никто не пострадал. Тебя ранили, глупый идиот. Перестань думать о других хоть раз и подумай о себе. — Ну, это действительно хорошо, — Незу сделал вид, что согласен, пытаясь найти больше подсказок, чтобы определить, что именно не так. Двое снова замолчали, пока Рюто не начал щебетать. Мидория потянулся, дрожащими руками распутывая его когти из волос, прежде чем положить его на колени к Рейко. — А, да, это напомнило мне. Мидория, из того, что я видел, твоя домашняя ситуация… не так уж и хороша. Что ты думаешь о том, чтобы тебя принял кто-то другой? — вспомни Незу. Мидория бесстрастно посмотрел на него, по-видимому, сбитый с толку, прежде чем ответить, — Всё в порядке. Это не похоже на то, что… они причиняют мне боль или что-то в этом роде. Они… оставляют меня в покое… по большей части. Незу вздохнул. — То, что они не причиняют тебе вреда, не означает, что они заботятся о тебе. Ты явно недоедаешь и сильно похудел после быстрого осмотра Исцеляющей Девочки на Спортивном фестивале, ты постоянно уставший и выглядишь так, будто никогда не высыпаешься, ты слишком бледный, чтобы быть здоровым, — Незу признал, — Ты явно не заботишься о себе, ты даже не ешь в школе, все, что ты делаешь, это пьешь воду. А если дома никто не заботится о тебе… Я честно беспокоюсь за тебя, Мидория, — Мидория выглядел несколько виноватым, хотя выражение его лица нисколько не изменилось. Незу научился довольно хорошо читать эмоции Мидории по его глазам, когда Рейко прислонилась к груди Мидории и замурлыкала. — Это… будет то же самое. Ничего не изменится, — Сказал Мидория, и Незу не мог не беспокоиться о нем еще больше. Он сделал мысленную заметку попытаться узнать больше о Мидории, даже если отчеты более чем семилетней давности было трудно найти, а некоторая информация, записанная с тех времен, была в лучшем случае сомнительной. — А что если я скажу, что хочу тебя принять? Мидория замер, глядя на него в течение долгой, тяжелой минуты, пока Незу просто смотрел на него в ответ, прежде чем Мидория моргнул и, наконец, запинаясь, впервые заговорил, и в его голосе прозвучала толика эмоций, — Чт…почему? — Мидория, ты не заслуживаешь такого обращения. Они не заботятся о тебе. Они игнорируют тот факт, что тебе больно, и не оказывают тебе необходимой помощи. Если ты будешь затаивать в себе все свои проблемы и неприятности, это не поможет, они будут только усугубляться, и единственное, что ты делаешь, это причиняешь себе боль, — Незу встал и сел рядом с Мидорией, — Ты можешь не доверять мне настолько, чтобы сказать, что не так, но я надеюсь, что ты хотя бы будешь доверять мне достаточно, чтобы убедиться, что хуже не станет. Ну… эта идея, кажется, заставляет его чувствовать себя лучше… плюс… я почти уверен, что моя приемная мама будет очень рада избавиться от этого никчемного и безвольного ребенка. Мидория нерешительно кивнул и, казалось, хотел что-то сказать, но поджал губы. — Мидория? Если хочешь что-то сказать, не стесняйся. — Это… глупо, — Мидория ответил, отводя взгляд, — Я продолжаю называть тебя Незу… а ты называешь меня Мидория… Это грубо с моей стороны продолжать называть тебя по имени… Так что… можешь, пожалуйста… называть меня Изуку? Незу тихонько рассмеялся, — Это не грубо. Я позволил тебе так меня называть. Мидория просто посмотрел на него, а Незу похлопал его по руке, — Да. Если хочешь, я буду называть тебя Изуку. Мидория встал, чтобы уйти, и поклонился, а Незу крикнул, выходя из кабинета, — О, да, сейчас я думаю, что курс первого года обучения слишком прост для тебя. Хочешь, чтобы я нашел что-то более сложное для тебя, Изуку? Почти все учителя замерли, услышав эти слова от Незу. На основе имени? Они молча кивнули Мидории, прежде чем он ушел, и недоверчиво посмотрели на Незу. — Он настоял на этом, — Незу посмотрел на выражение лиц своих коллег, немного гордясь собой, — Он посчитал это невежливым, поскольку у меня нет фамилии.