Заметки демонолога

      Цветущие ветви вновь колыхнулись сами собой при полном безветрии. Риммон находился уже не позади Мангра, а стоял перед ним. Белки глаз демона понемногу темнели, выражение лица сменилось на равнодушно-холодное, а непроницаемо-чёрный хвост всё крепче сжимал порождение, которое безостановочно болтало в воздухе тонкими отростками, похожими на лапы огромного насекомого.       — Мёртв? — Мангр рефлекторно отшатнулся от демона.       — Надеюсь, ты не всерьёз сейчас думаешь про то, что я причастен к его смерти? Да, вижу, что это лишь мимолётная мысль, которую вызвали твои предыдущие воспоминания. О… — лицо демона исказилось как от сильной боли. Он потянул руку к Мангру, но удерживаемое порождение, будто уловив слабину, начало вырываться ещё активнее. Риммон нехотя опустил руку, крепко сжав почерневшие пальцы в кулак. — Нет, только не вини себя… Я же знаю, что ты ничего не сделал.       — И в этом моя вина. Я смог стереть из памяти этого ребёнка большую часть того, что ему не нужно было видеть. Но оно, — Мангр кивнул на тёмную субстанцию, которая отчаянно боролась с демоном, превосходящим её по силе, — всё помнит. Я прав?       — Не совсем. Память этого создания не похожа на человеческую, в ней сложно что-то разобрать. Но некоторые образы всё-таки различимы, и твой образ вызывает лишь положительный отклик.       — Надо было его запечатать ещё тогда.       — Хм… Чувствую, что ты хочешь запечатать его до сих пор? Нет… Ты хочешь, чтоб он жил. Так ведь?       Мангр сделал шаг к Риммону, встретился с ним взглядом и вложил ему в руку цепочку грубого плетения. Демон сжал кулак — от кончиков пальцев до запястья разбежалась чернота, которая начала таять, вновь обнажая бледную, отдающую фиалковым цветом, кожу. Держа цепь и источая опасную, пугающую силу, он приблизился на шаг к тому, чьими глазами сейчас смотрел на мир Марс. Это тело било дрожью от страха, боли, ненависти, отчаяния. Хотелось бить, кусать, царапать, нападать, но рядом был тот, кто излучал спокойствие, давал чувствовать себя защищённым.       Стоило тяжёлой, тянущей вниз цепи оказаться на шее, как грудь пронзила боль и свет перед глазами начал меркнуть. Наступила глубокая ночь.       Сквозь тьму пробились очертания калитки, сколоченной из узких деревянных реек.       Макс осторожно потянул за ручку, стараясь, чтобы не скрипнули петли. Так же аккуратно прикрыв калитку, он сделал несколько шагов прямо по утоптанной тропе, машинально коснулся угла дома и тихо пошёл вдоль его стены. Глаза Макса уже привыкли к темноте, да и он точно знал, что сейчас нужно обогнуть прислонённые к стене доски, потом не споткнуться о ржавое ведро, чтобы не создавать лишнего шума и не улететь в разросшийся куст шиповника.       — Явился, — Макс вздрогнул от хрипловатого голоса. На крыльце дома сидела еле различимая фигура, лицо которой на мгновение подсветилось тёплым светом от вспышки пламени зажигалки.       — Привет, мам, — Макс собрался прошмыгнуть в дом, но был схвачен за локоть.       — Сядь, а?       Макс послушно присел на деревянную ступеньку.       — Как будто дома нет своего… Шляется где-то всё… — женщина говорила медленно, путаясь в словах. — Опять с Авдеевым был, а?       — Угу…       Женщина раздражённо сплюнула в сторону:       — Не водился же никогда с ним… Ойх… А тут не вылезает от него. Думала же: чё тебе там, мёдом, чтоль, намазано? Ходит и ходит. Ойх… — она повернулась к Максу, обдав его запахом табака и крепкого перегара, и сильно стиснула пальцами его за щёки. — Ну? Сам расскажешь?       — Мам, — Макс вяло вывернулся, — ну не надо. Ну просто… — щёка и ухо Макса загорелись от звонкой затрещины, на глазах выступили слёзы. Макс сжался, потирая лицо, отодвинулся от женщины, но так и остался сидеть на ступеньках.       — Просто, бля?! Вырастила пиздобола. Отец ещё, бля, не знает, про твоё «просто»! Позорище…       — А вы, бля, нет… — Марс прошипел это тихо, сквозь зубы, но вслед за этим получил ещё один шлепок наотмашь.       Макса отбросило в колючий шиповник. От боли и обиды заклокотало в груди, тело стало потряхивать из-за попытки унять подступающие рыдания. Макс выполз из куста, поднялся на ноги и хрипло проорал:       — Да за что-о-о?!       Женщина резко встала, уронив сигарету. Качнувшись, она сняла тапок, схватила Макса за запястье и стала с громкими хлопками лупить его тяжёлой резиновой подошвой.       Макс дрожал, всхлипывал, вытирал текущие сопли, размазывая грязь по лицу, и никаких не мог успокоиться. Он вздрогнул и сжался, когда его коснулась рука. Но рука лишь потёрла его сгорбленную спину. Макс натужно всхлипнул и уткнулся носом в халат, насквозь пропитанный кисловато-табачным запахом. Женщина рвано вздохнула и вновь погладила Макса по спине:       — Я ж добра тебе желаю… Отец, если узнает, то…       Слова женщины заглушил натужный рёв, переходящий в болезненные завывания:       — Я… иво… люблю-ю-у-у…       — Чш-ш-ш. Не голоси. Люблю… Ойх, Максимка, Максимка… Чё б понимал… — женщина приобняла Макса и стала медленно покачиваться, похлопывая его по плечу, — Какая, к чёрту, может быть любовь, а? Он же…       — Ма…       — Не мамкай, — тон женщины стал реще. — Мать не перебивай. Мне тётьЛена сказала, что вы там творили. А его бабке ничё она не сказала, поберегла старую, — она тяжело вздохнула. — Эт ладно не перед каким-нибудь мужиком запалились. Знаешь, что бы было? А?!       Макс опять задрожал и зашёлся в рыданиях, сильнее утыкаясь в грудь женщины и пропитывая слезами засаленую ткань халата.       — Во-во. Знаешь же. Понимаешь. А всё делаешь. И меня перед людьми позоришь. А он вот о тебе ж не думает. Тебя всё к себе приманивает. И ты к нему шлёндраешь. А он только и думает, как тебя вые…       — Да ну ма… — Макс попытался отстраниться, но рука только сильнее стиснула его.       — Говорю, не мамкай. Споит тебя вот раз, оприходует и будешь мне потом тут мамкать. У этих больных пидарасов же ни стыда, ни совести. Ты же не такой, а, Мась?       Макс лишь слабо шмыгнул носом и вновь собрался встать, но его со страшной силой потащило вниз. Цепь, словно тяжеленный хомут, давила и тянула к земле, но Марс унял дрожь в ослабших коленях и смог подняться на ноги. Ночная тьма уже рассеялась, а вокруг всё вновь было окрашено в цвет гелитроповых лучей ночного светила.

***

      Марс проснулся в слезах. Тело вновь не слушалось, но он и не хотел подниматься с постели. Вместе с горечью, из-за которой слёзы бежали по вискам, а горло сдавливал тугой ком. Марс чувствовал разочарование, из-за того, что его лёгкие предательски-исправно раз за разом вздымают грудь, а сердце издевательски-размеренно качает кровь по телу, будто подстроив свой ритм под пульсацию амулета на груди.       «Сон?.. Я спал?.. Мама? Нет. Она… Она не могла так… Нет. Нет. Почему?»       Он стал вяло копошиться в воспоминаниях, которые сейчас больше напоминали разворошённые, скомканные, размокшие, слипшиеся как попало листы бумаги. До этого дня он столько раз прокручивал в голове тёплый, светлый, родной образ. Но сейчас Марс не мог воспроизвести его таким, каким помнил раньше. Образ будто истлел, обнажив совсем другой: грубый, резкий, неприятный. Но по какой-то причине вид той женщины вызывал у Марса не только болезненные чувства. Злость и обида туго переплетались с парадоксально-безусловной теплотой. От этого Марса тошнило и бросало в дрожь:       «Почему? Почему я помнил её другой? Это бессмысленно».       Подброшенный внезапным порывом, Марс встал и вновь принялся записывать сны и те видения, что ворвались в его мысли вчера.       «Бессмысленные, разрозненные воспоминания. Порождение, Санёк, мёртвый пацан, цепь, дом, вспышки… И это и его воспоминания, и мои, а ещё… Тоже мои? Бред…»       Марс встряхнул головой и энергично потёр лицо ладонями:       «Бля, да как это всё живёт в моей голове? И лес, бля, с оленями, и пиздюли тапком, и ебучий шиповник».       Марс рефлекторно зажмурился и сгруппировался, будто спасаясь, то ли от мелких, острых колючек, то ли от ударов твёрдой подошвой по телу.       «Сука, а ведь это я реально помню…»       Пустых тетрадных листов осталось меньше половины. Марс прыгал глазами по страницам, листая их, в попытках восстановить хоть какую-то хронологию.       Выругавшись, он вырвал несколько пустых страниц из блокнота и стал переписывать каждый из разрозненных отрывков отдельно от другого.       За этим занятием его застал Шезму:       — Доброе утро, Марсель. Приятно видеть, что поздний отход ко сну и довольно беспокойная ночь, не сильно сказались на твоей работоспособности.       Вместо волнения или страха перед демоном Марс испытал лишь раздражение, переходящее в злость. Даже привычный холодок, пробегающий по спине, отпрянул, словно был ужален острыми раскалёнными иглами выступившими из позвоночника Марса.       — Сгинь до вечера, а? — Марс превентивно пресёк попытку Шезму в очередной раз лишить его возможности дышать. — И с дрессурой заканчивай. И в моих мыслях и снах прекращай шерудиться.       Шезму непринуждённо ухмыльнулся:       — Прекратил бы с превеликим удовольствием, если бы мне представилась возможность хотя бы начать, как ты выразился, «шерудиться».       Марс нервно постучал ручкой по блокноту:       — Записей тоже касается. Или воспитания не хватает, чтоб по чужим вещам не шарить, а? Мне в трусы себе их прятать? Или туда тоже полезешь? Давай уже, ставь, что принёс, и проваливай, — он демонстративно уткнулся в разложенные по столу листы.       Заменив поднос, Шезму довольно громко прочистил горло, привлекая внимание к своей персоне:       — Как тебе оленина, Марсель?       — Съедобно. Спасибо, что не человечина.       Шезму засмеялся в голос:       — Ты на вкус отличил или только по запаху?       Марс сглотнул тугой ком и поморщился:       — Свали.       — Как тебе будет угодно, — Шезму учтиво склонил голову. — И ты с делами не задерживайся. Я жду внизу.

***

      Раскладывание листов в разном порядке только ещё больше путало и нервировало Марса:       «Тут одни обрывки, ничего конкретного. Более-менее целой выглядит лишь часть до создания геликеи. Дальше — куски. Этот, с цепью, вообще разбит какой-то мутью со вспышками и… Нет, этот ужас просто не может быть моим воспоминанием. Эта женщина не может быть моей мамой… Или… Сука, а от кого я тогда ныкался под мостом? Блять, ну нет… Нет же!»       Жар, ощетинившийся вдоль позвоночника в ответ на еле притронувшийся к коже липкий холодок, отвлёк Марса от его мыслей.       «Сука, он там под дверью, чтоль, а?!»       Марс прошипел сквозь зубы:       — Да съеби ты… Иду я, иду.       Сложив все листы между страницами тетради, Марс накинул рюкзак и пошёл в оранжерею.       Работа сегодня была не намного сложнее, чем вчера, но Марс поймал себя на том, что без конца тянет время, изучая каждую табличку с названием и требуемым уходом, будто он их видит в первый раз.       «Не задерживайся. Пфт. Бегу и спотыкаюсь… Ещё и рядом шастает. Сука, выбесил».       Марс застыл с секатором напротив вьющегося растения, ветви которого были нагружены крупными плодами, похожими на чешуйчатые синеватые шишки, и машинально нащупал банку в рюкзаке.       «Может, это он тебя бесит? Даже если так, то он и меня накаляет. Подъёбывает ещё. Как в друганы теперь набивается. Пиздец коряво. А тебя он как будто боится. И тронуть, по ходу, не может. Он точно по вещам шарился, но банку не спиздил… Ну, если то, что пишут в книгах правда, то ему есть с чего ходить и ссаться по углам, подмазываться, лишь бы я тебя не выпустил. Как минимум, его «наработки» ты реально можешь попортить…»       Марс довольно ухмыльнулся и сразу же еле сдержался, чтобы не отвесить себя пару пощёчин:       «А хули мне с этого-то так радостно? Совсем уже ёбу дал?! «Наработки» это, в том числе, и люди. А ты к хуям всех в округе переубиваешь, если вырвешься. И я этого не хочу. Ты можешь мне на уши вешать всё что угодно, но когда выйдешь, ты всё забудешь. У тебя же нет…»       Отдалённо-знакомое давящее чувство потянуло Марса вниз. Он машинально поправил цепь на которой висел амулет.       «Так есть же! Эту цепочку он подарил тебе. По идее, ты с ней должен вспомнить то, что помнил тогда. Но… Всё равно нужны жертвы. И, я так понимаю, не одна. Прости. Я… Чёрт. Зачем я снова думаю о том, чтобы тебя выпустить? Ты этого хочешь — не я! Это грёбаное сочувствие, жалость и хуй пойми что ещё. Так, суки, и вклиниваются в голову. Мне свои проблемы надо решить, пойми. Если Шезму не пиздит, то всё складывается не так и хуёво… Ну, если думать масштабно. От моего решения это не зависит, но вроде город в ту сторону расти не будет. В край, эти демоны-скотоводы пастушью псину выпустят… Точнее: жука-загонщика. Шезму не сказал прямо, но он точно имел в виду Пашка. Если в отлове ебанёт, то Пашок разжучится по округе и разгонит все порождения. Тогда и люди более-менее не пострадают. Да, типа, город останется во власти демонов, но как будто так и до этого было. А отлов тут так, как Кас и говорил: план по пересылке бумажек выполняет, да своих списывает. Вот пусть и дальше в своём дерьме варятся. Мне с Саньком они помогать не будут. Даже если меня самого на месте не порешают. На людей им насрать, чуть ли не больше, чем демонам… А против этого теневого владельца заводов-пароходов точно не попрут. Купит он их. Или ещё чё… А Санька я могу только собой закрыть. Да… Сам нахуевертил — сам расплачиваюсь, — Марс зажмурился от рези в глазах из-за подступивших слёз. — Бля, аж душат эти мысли. Получается, что надо сдаться так вот, с потрохами, прямо сейчас, просто потому что я не знаю, что ещё могу сделать?»              Спина Марса вновь ощетинилась горячими иглами в ответ на появление Шезму.       — Обед уже подан, — демон оглядел оранжерею и остановил взгляд на Марсе. — Как закончишь с осмотром чешуйчатки, можешь спускаться.       — Чешуйчатка? — Марс немного рассеяно потёр глаза тыльной стороной кисти и ещё раз осмотрел вьющееся растение, которое он когда-то назвал про себя «химерой». — Это из которой настойку делают? Я думал, что чешуйчатка — это гриб, как раз и галюны от неё.       — Название этого растения действительно созвучно с одним из видов грибов, но это, можно сказать, ошибки перевода. Lepidófoetus, дословно звучит — «Чешуеплод», но это название как-то не прижилось. Но ты весьма проницателен: свойство вызывать галлюцинации у чешуйчатки взято от семейства Clavicipitaceae. Если ты всё-таки прислушаешься к моей просьбе и поторопишься, то я успею рассказать тебе и об этом.       — Да не упёрлись мне никуда твои ботанические справки.       — Эти «ботанические справки» напрямую связаны с сегодняшней темой и в частности с так называемыми джиннами. Видишь ли, чешуйчатка появилась благодаря одному демону. Это так, для затравки, — Шезму улыбнулся, слегка обнажив зубы. — Об остальном побеседуем как только ты присоединишься ко мне в библиотеке.       Проводив Шезму взглядом, Марс обернулся и притронулся к гладкому тёмно-зелёному листу:       «Так это из него ту херню для бэд-трипов делают? То пойло стопроц демоническое. И похмел с него адский. Не пойму тогда, как я с растением так объебался… Оно же пропитано практическим началом магии. Или…»       Марс спешно скинул рюкзак и открыл блокнот:       «Или природным началом демонов. Точнее: это одно и то же. Я просто думал о магии, вот и не ждал, что тут будет что-то демоническое. Бля. Я же знал это, но забыл! — он сел на пол, быстро вписал название магических начал на полях и глянул на торчащую из рюкзака банку. — Твоя работа? Бля, а чья же ещё…»       Прихватив пару книг, Марс спустился в библиотеку.       Проследовав мимо встретившего его Шезму он сразу пошёл расставлять принесённые книги, взяв ещё и те, что так и остались лежать со вчерашнего вечера.       — Марсель, не поделишься тем, как, прошло твоё знакомство с моей библиотекой?       — Нормально.       — Хм, так сухо? Больше никаких впечатлений?       — Слушай, давай мы сделаем вид, что сегодня первый день, как я пришёл: я буду ходить, нюхать пыль на полках и скрести ручкой по бумаге, а ты — хлебать вино и вещать в одно лицо, а?       — Продолжаешь язвить? — Шезму вздёрнул бровью. — Наслаждаться вдыханием библиотечной пыли ты, конечно, можешь вне всяких рамок, но лично я сегодня не планировал «хлебать вино», поскольку подготовил кое-что особенное вместо него, — Шезму продемонстрировал бутылку, сквозь тёмное стекло которой пробивались красные и зелёные неровные блики. — Мне удалось на довольно выгодных условиях заполучить бутылку формигитового нектара.       — Эту дрянь демоническую пей сам. Я и на сухую посижу. Этим «особенным» ты меня на свою сторону не перетянешь.       — А я и не пытаюсь, друг мой.       — Ага. Заметно, бля, — он шлёпнулся в кресло, подцепил кусок мяса и отправил его в рот. — Завтраки в постель, дичь на обед и ужин, демоническое пойло. Ваще ни разу не пытаешься.       — Я лишь проявляю гостеприимство в той степени, в которой считаю нужным. А выбор напитка напрямую обусловлен сегодняшней темой. Уверен, что не хочешь попробовать?       — На все сто.       — Я, кстати, заметил, что ты в последнее время не употребляешь и отваров.       — В завязке я. Давай уже ближе к делу. Я долго сегодня сидеть не планирую. Не выспался.       — Тогда ты зря отказываешься. Формигитовый нектар как раз способствует продлению бодрости, действуя не хуже геликеи и, к тому же, улучшает настроение.       — Вот и пей. Заебал спаивать. Я после этой дряни неделю буду голову по кускам собирать. Хорошо, если только образно, а не в реале.       — Неужели был опыт дегустации?       — Дурика не врубай, умоляю. Не просто так же говорю. Не усваивается у меня ваша элитная дрянь. Пробовал я…       — Хм. Догадываюсь, где ты мог это сделать. Адепхага, кстати…       — Про жучару даже слышать не хочу. К нашей теме давай.       Шезму пожал плечами, пригубив нектар из бокала:       — К теме, так к теме. Начну я с того, о чём мы говорили, когда обсуждали связь демон-жертва. Я тогда сказал, что одержимость обратна этому состоянию, но мне тут стоит обязательно уточнить, что обратно не только направление влияния, но и другие моменты. Если жертвы обычно не хотят быть жертвами, то одержимость создаётся исключительно с согласия демона на эту связь.       — А нафига демону этого хотеть?       — Хм. Ну как же? Власть над людьми, подчинение их разума себе.       — Бля, да не пори чушь.       — Чушь? — Шезму лукаво прищурился. — Обычно люди именно так и представляют себе одержимость.       — Вы и без неё мозги и яйца выкручивать можете.       Шезму увёл взгляд на покачивающийся в бокале переливающийся нектар:       — Надеюсь, что это лишь фигура речи, а не намёк на мою вчерашнюю ошибку. Мне до сих пор неловко, Марсель.       — Ага. Вчера угрозы кидал, а сегодня «неловко» ему.       — И за это я тоже прошу меня простить. Всё же, ты посягнул на то что ценно для меня. И я не мог не ответить тем же. Я искренне надеюсь на то, что в дальнейшем мы сможем обходиться без подобных эксцессов.       — Если я соглашусь на это «в дальнейшем».       — Да, безусловно, — Шезму учтиво кивнул. — Мне нравится, что мы постепенно очерчиваем границы наших договорённостей. А вот с одержимостью границы весьма условны. Демон редко говорит напрямую о своих целях. Но они обязательно есть. При этом одержимый, как правило, не отдаёт себе отчёта в том, что постепенно он становится во всех смыслах зависимым от демонических сил и не может существовать без них как раньше. Особенно ярко это заметно как раз-таки на одержимости интересующими тебя «джиннами».       — Это потому что они желания выполняют?       — Любой демон подвластен воле одержимого. Какими путями и насколько качественно он исполняет эту «волю» вопрос второй. А названием «джинн» обычно выделяют тех демонов, кто умеет практически мгновенно создавать материальные объекты в больших, даже можно сказать в колоссальных масштабах. Как я и говорил, делать это мы умеем все в разной степени, если есть конкретный и понятный образ. Но джинны могут создавать целые миры. В них они материализуют любое окружение. Сады, замки, золотые пещеры — всё, что может вообразить и пожелать одержимый. Представь, насколько это заманчиво и как от этого сложно отказаться впоследствии? Отсюда и произрастают корни зависимости. Естественно, демон ограничен своим лимитом сил и ему требуется их регулярное пополнение. Поэтому часто города, в которых появлялся джинн и его одержимый довольно быстро приходили в запустение. Одержимый без конца желал материальных благ, а демон послушно исполнял эти меркантильные желания и попутно охотился на местных жителей. И обычно это заканчивалось плачевно для одержимого: материальные блага пропадали вслед за ним, а демон оказывался на свободе.       — Пропадали? Вещи, замки, миры? В никуда?       — Твои сомнения вполне резонны. Ты прав: ничто не пропадает бесследно. Созданное джинном становится осколками начал. То есть, преобразовывается в порождения и иные подобные им сущности. Естественно, порядка миру засилье порождений не добавляет. Поэтому, в демонической среде отношение к джиннам неоднозначное. Но всё-таки, большинство из нас ценит тех джиннов, которые умеют создавать что-то уникальное, что не могут создать, ни люди, ни маги. К примеру, формигит, из которого изготавливают этот замечательный нектар, выращен как раз одним из таких демонов. Одержимого уже давно нет, а дерево всё ещё приносит плоды, поскольку демон в полном здравии и за всё это время не был ни разу запечатан.       — Так ты же сказал, что всё пропадает вместе с одержимым?       — Пропадает, но не разом, по щелчку, а постепенно и то, если демон не желает или не может более поддерживать созданное. Простые материи вроде золота, драгоценностей исчезают действительно довольно быстро, но, к примеру, растения и другие живые объекты, устойчивей и обычно сохраняют целостность довольно длительное время. Они даже могут продолжать плодоносить, особенно, если им достаточно воды, минералов, солнечного света или имеется подпитка иного рода. Если говорить конкретно о формигитовом дереве, то создавший его демон совсем не долго находился в истинной форме. Да и жертв в виде одержимого и довольно большой компании его друзей хватило, чтобы сохранить не только источник этих чудесных плодов, но и большую часть живописного окружения, которое демон поддерживает и по сей день. Сейчас он в принципе не охотится и ни в чём не нуждается. Нектар уникален и от этого бесценен, поэтому тот демон может назначать любую цену. Примерно такую же историю появления имеет и чешуйчатка. И в целом подобная канва неплохо накладывается и на происхождение геликеи. Но лишь до определённого момента: для меня до сих пор остаётся загадкой, каким образом запечатанный Риммон оказался у тебя.       Марс пожал плечами:       — В подвале дома нашёл.       — Маг в первом поколении находит где-то около дома сначала магический амулет, а потом и запечатанного демона? Определённо, эта история достойна оказаться на полке рядом с другими сказками про магию и джиннов.       — Пффт. Не веришь? Ну пусть так. Других версий у меня всё равно нет.       — Позволь тогда мне поделиться тем, что я узнал во время поездки у одной очаровательной демонессы о твоём амулете?       — А амулет-то тут причём?       — Теперь уже ты… Как ты там выразился? «Дурика врубаешь»? — демон засмеялся, оскалив зубы. — Уж прости, звучит хоть и грубо, но очень уместно. Мне интересна в целом ваша связь с Риммоном и я точно уверен, что амулет тут играет не последнюю роль. Насчёт цепи и оправы у меня давно не было сомнений: они несут ограждающую функцию. Нечто похожее я видел раньше, в том числе у членов отлова. Но с камнем всё оказалось гораздо сложнее. Не знаю, в курсе ты или нет, но он темнеет, стоит тебе уснуть или потерять сознание. Судя по твоему выражению лица, слышишь ты это впервые.       Марс притронулся к амулету и неопределённо повёл плечами:       — Ну темнеет и темнеет. Как бы… Магический он.       — Марсель, мы оба знаем, что это не так. Да, отлов мог легко спутать его с каким-то магическим или даже натуральным зачарованным кристаллом. Но они наверняка не знали о Риммоне. Или просто не задумывались всерьёз о вашей связи.       — Ну и? Суть-то одна. Что магическое, что нет. Отлов не разобрался и я делить не буду.       — Лестно, что ты опираешься на те знания, что я дал тебе ранее. Всё-таки наше общение оказалось полезным и для тебя. Возможно, сказанное мной сегодня ещё должно уложиться в твоей голове, чтоб ты сам догадался к чему я клоню, настаивая на демоническом происхождении камня.       Марс устало откинулся в кресле:       — А возможно ты скажешь прямо и не будешь заставлять меня гадать?       — Как будет угодно моему язвительному и утомлённому собеседнику, — Шезму сделал ещё глоток нектара. — Я веду к тому, что камень не вечен. Каким-то образом Риммон поддерживает его структуру, но я не знаю, как он это осуществляет и поэтому не могу сказать, как долго он сможет это делать.       Марс почувствовал, что амулет после сказанного будто сильнее запульсировал и ощутимо надавил на грудь. Борясь с дискомфортом, Марс поправил цепочку и немного криво улыбнулся:       — Не знаешь? Ну… Давай бартер: я у него узнаю, тебе поясню — и мы в расчёте. Мне даже можешь больше ничего не рассказывать.       Шезму с нескрываемым удовольствием облизнул губы:       — Твоё предложение, бесспорно, звучит заманчиво, но мои условия по сделке остаются прежними. Мне нет необходимости обмениваться с тобой на те знания, которые, рано или поздно, я получу сам. Предполагаю, что как только камень будет разрушен, мне не составит труда узнать всё, что меня так интересует.       Марс до боли закусил губу. Он уже готов был согласиться на условия Шезму и не продолжать этот мучительный спектакль с написанием изначально-бесполезной книги. Цель Риммона была ему понятна, а слова Шезму лишь подтвердили её. Риммон был тем самым джинном, который хотел получить свободу. Предложение Риммона рассказать про их связь теперь тоже не имело смысла. Однако, другое видение всё ещё не давало покоя:       — Я, знаешь, о чём подумал? У нас, вот, в сделку не входил твой отпуск, так? А ты, вон, с подругой своей пообщался, сувениров привёз, все дела. Я тоже хочу. Только так, чтоб ни демоны, ни отлов не мешали.       — Хочешь навестить своего друга?       — Нет, — Марс с неприятным скрипом стиснул зубы. — Навещал уже. Хватит мне. Домой зайти хочу. Вещи там собрать… В стенах родных побыть. Денёк хотя бы. Только не говори, что отлов сбить с толку не сможешь — не поверю.       Шезму кивнул с благодушной улыбкой:       — Чувствую, что ты на пути к принятию, Марсель, поэтому не вижу причин тебе отказывать. Организую. Но смогу это сделать только послезавтра. Ты не дал мне договорить: завтра прибудет Адепхага. Я попросил его присоединиться, чтобы разговор о демонических сообществах был более целостным…       Марс с нелепо-громким звуком сдул упавшую на лоб прядь и утомлённо потёр глаза:       — Ты же понимаешь, что мне это не прям вот надо, смысл уже заморачиваться над содержанием, жука-консультанта от его обожаемого гнилушника отрывать, а?       Шезму усмехнулся:       — Как раз эти знания в дальнейшем точно не будут лишними для тебя, Марсель. Всё-таки тебе предстоит много времени проводить в обществе демонов. Тем более, что Адепхага с удовольствием согласился посетить меня, пока Мельхом находится в отъезде.

***

      Вернувшись в свою комнату, Марс закрыл дверь, облокотился на неё спиной и медленно сполз на пол. Он попробовал опять вспомнить родителей. Но попытки ухватиться за остаточные воспоминания будто делали только хуже: о каком бы моменте своей жизни не думал Марс, каждый раз он лишь упирался или в туманную пустоту, или в то болезненное видение.       «Надо найти дома фото родителей. Я не помню их лиц. Помню теперь только ту женщину, что была во сне. Хоть она меня и била, мне почему-то всё равно её до боли жаль. И стыдно перед ней. По-хорошему, пока есть возможность, надо сходить и на кладбище. Я так ни разу у них не был».       Вынырнув из невнятных и тревожных раздумий, Марс поплёлся в душ.       «Пахнет вода, и правда, как из болота. Да… — он слабо улыбнулся. — С лягушками…»       Вместе с ощущением тепла от растекающейся по телу воды, на коже вновь стали загораться касания рук из воспоминаний. Сашиных рук. Марс отшатнулся из-под лейки душа, когда его плечо тронуло фантомное ощущение робкого поцелуя, а всё вокруг начало затягивать слабой дымкой.       «Блять… И мыться уже нельзя, да? Пиздец, приплыли».       Марсу пришлось смывать с себя пену, набирая воду в ладони.       «Чувствуй себя как дома, Марс. Кайфуй с комфортом».       Прямо в полотенце Марс вернулся к своим записям и машинально жуя что-то с тарелки, появившейся в его отсутствие, пролистал то, что записал сегодня за Шезму.       «В детстве я по-любому хотел, чтоб у меня был джинн. Интересно, а про какие желания я думал тогда? Не помню… Даже примерно. Ну, явно не про то, чтоб от меня все отъебались и джинн в том числе».       Лежа в кровати, Марс снова крутил в руках банку с Риммоном:       — Интересно. А если я выпущу тебя здесь? Кто кого? Чёрт. Я в любом случае этого не узнаю. Меня ты сожрёшь первым… Интересно, а у Шезму есть тут запас людей? Ну, типа «тут мясо храню, тут овощи, тут вино, а тут, вот, людей…» Для трупов у него же есть яма. Пиздец. Ночую в доме с трупной ямой во дворе… Мда. Спать надо, а то совсем тупые мысли в голову лезут…»

***

      Тёплая вода стекала по волосам, плечам, спине, бёдрам Макса, уносясь грязным ручейком в слив.       — Нафига столько тратить? — Макс, постояв буквально пару секунд под душем, закрыл кран и выглянул из-за шторки. — Сань, дай таз, а?       — Горяев, ты нормальный, не? Так мойся. В тазу бабуля вещи замочила. В другой ты сам только что грязное кинул.       — А ты так и будешь тут стоять?       — Закрой плотнее штору и сделай вид, что меня нет. Не попрусь я никуда. И так пиздец по дому натоптали.       — Да помою я…       — Себя мой уже.       — А ты чё?       — После пойду.       — Бля, да давай подвинусь. Мы с батьком, если он баню топит, всегда вместе ходим, — Макс почти целиком высунулся из-за шторки. — Ёп, только не говори, что чё-то стесняешься. Чё я там у тебя не видел?!       — Дохуя ты, значит, туда смотришь!       — Да никуда я не смотрю, ёбанарот! — щёки и уши Макса мгновенно вспыхнули. — Типа, ну, так говорят. Могу отвернуться.       Саша опустил взгляд вниз:       — Мойся уже, заебал.       — Ой, бля, иди на хуй тогда! — Макс со злостью дёрнул за шторку, и она слетела с половины державших её колец.       Саша обречённо запрокинул голову:       — Ну ты пизде-е-ец…       — Бля… Дай тубаретку. Я… Я назад прихуярю.       — Воду включай, а? Прихуярит он… — Саша раздражённо фыркнул и стал снимать грязную, липнущую к телу, одежду. — Чучело, бля. В грязь меня повалил, в коридоре пизданулся, стену заляпал… Теперь ещё и шторка…       — Извини… Починю. Правда.       — Двигайся.       Макс сделал шаг назад. Саша, шлёпнув свою одежду поверх одежды Макса, влез в эмалированный душевой поддон, вставая к Максу спиной. Он быстро стал смывать грязь с рук, потом распустил собранные в хвост волосы, встал под душ и, слегка запрокинув голову назад, потянулся за шампунем. Макс как заворожённый смотрел на то, как мокрые волосы Саши под струями воды будто превратились в жидкую медь и растеклись по плечам. Он опустил взгляд ниже, на спину, покрытую частыми крапинками веснушек. Внимание Макса привлёк небольшой островок облезающей от загара кожи чуть ниже лопатки Саши. Он протянул руку, но и его находку вдруг скрыло за потоком пены, которую Макс машинально растёр ладонью, а потом повёл её по телу Саши вниз.       В пылающее жаром лицо Макса брызнула вода. Он зажмурился, потёр глаза и наощупь притянул Сашу к себе за талию. Тот обвил руками шею Марса, жадно впился в его губы, но вдруг отстранился с непонятной ухмылкой:       — Блин, будешь смеяться, но у меня ощущение, что сейчас кто-то зайдёт и нас спалит.       — Почему?       — Ну помнишь, как тогда, когда тётя Лена вломилась случайно. А мы оба голые, в душе.       — А чё нам одетыми надо было мыться?       — Пфф… Да хотя б не наяривать стоя рядом. Придурки. Я — особенно. А тебе, блин, ещё и влетело. Синий потом весь ходил.       — Синий? Да хорош, не было такого.       — Бля, ладно. Проехали. Сейчас опять начнёшь про куст шиповника, про то как споткнулся…       «Шиповник? Какой, нахрен, шиповник?»       Марс провёл рукой вниз по телу Саши, обводя пальцами рваные чёрные узоры, расползающихся с шеи на грудь, рёбра, живот:       — Не думал, что ты такой забитый.       — Хах… Да-да, синяя болезнь уже… Как начал, — Саша тронул узор на шее, — вот отсюда и пиздец.       Марс продолжал медленно обводить узоры пальцами:       — Да красиво, чё пиздец-то? Хм… Только ты, вроде, жука хотел? Говорил, что…       — Я?! Это ты мне про жука задвигал без конца! Да и… — Саша замялся. — Я, потом уже, думал его сделать, но мастер предложил свой эскиз, он лучше закрыл…       — Мастер, значит? Красивый хоть, м? — Марс игриво сжал Сашу за бок.       — Обычный, — Саша, пропустив волосы сквозь пальцы, убрал их за ухо и, прикрыв глаза, подставил шею под напористые и жаркие поцелуи Марса. — И он женат.       Марс щекотно фыркнул у Сашиного уха и резко стиснул руками его ягодицы:       — Значит, ты к нему подкатывал, да?       — Да пиздели обо всём подряд… А ты типа ревнуешь?       — А чё, если да? Трогает тебя какой-то чел, даже в трусы лезет, — Марс царапающе провёл ногтями по остроконечным узорам, заканчивающимся на лобке, и поднял взгляд на Сашу. — Ладно, это я как мудак повёл себя. И пропал. Ты мне за это предъявить должен — не я.       — Да и я дурак, психанул в тот день. Тебя как потащило домой, когда мать вызвонила. Я тоже виноват, что не остановил тебя, что поздно вызвал…       — Давай не об этом, хотя бы сегодня. — «А завтра ты и не вспомнишь, что я был тут».       Марс мягко коснулся своми губам губ Саши, толчком вжал его в стену, срываясь уже на глубокий, жадный поцелуй. Опустившись на колени, Марс рвано выдохнул и поднял взгляд на Сашу. Саша обхватил свой член, запустил пальцы в волосы Марса, надавил на его затылок. Марс подался вперёд, чуть втянув воздух, обхватил губами головку, обвёл её языком. Взяв немного глубже, он стал двигать головой подстраивая темп под движения руки Саши. Напряжённым языком он скользил вдоль члена, всё чаще проезжаясь кончиком по уздечке. Одновременно с этим он так же часто стал водить рукой уже по своему члену.       Марс прикрыл глаза, предвкушая наступление жаркого пульсирующего, долгожданного чувства удовлетворения, расслабления, разрядки. Сверху всё отчётливее доносились разморённые всхлипы. Они стали отражаться от кафеля, вызывая звон в ушах. Свет, становясь ярче, пробивался всё сильнее сквозь закрытые веки. Марс резко вдохнул, пытаясь удержаться там, где он был, но перед его глазами вновь проявлялся уже до боли знакомый пейзаж залитый прохладным светом ночного светила.       Оргазм всё-таки нагнал Марса, но он уже не был желанным, а лишь снял с тела тянущее напряжение.       — Ты знаешь, что ты мудак? — Марсу даже не пришлось крутить головой и искать Риммона взглядом: демон сидел напротив него, мягко поглаживая дремлющего на его коленях оленька.       — М-м… — Риммон наиграно задумался. — Кажется, ты уже говорил мне об этом.       — Верни меня назад. Мне уже насрать на нашу связь и на вот это всё. Ты сам всё слышал.       — Я-то слышал. А ты понял, к чему он клонит?       — К моему пожизненному рабству. И я, бля, буду очень благодарен, если хоть иногда ты не будешь влезать в те моменты, когда мне снится что-то хорошее. У меня этого по жизни, видимо, теперь ваще не предвидится. Лучше б ты тот ебанутый сон, когда меня пиздили, прервал. Я из-за этого теперь ваще не понимаю нихера.       — Во-первых это не сон, а твои реальные воспоминания, а, во-вторых, раньше я отгонял их каждую ночь. Но теперь я этого не делаю, поскольку тебе нужно сложить полную картину в своей голове.       — Срань какая-то, а не картина получается.       Риммон опустил взгляд:       — Прости, что у меня не получается влиять на связность того, что ты видишь. Но будь уверен, что очень скоро ты всё поймёшь.       — А в чём, бля, смысл? Сначала скрывать от меня даже мои личные воспоминания, а потом вываливать вот это всё?       — Это не моя идея, я лишь исполняю его последнюю просьбу.       — Последнюю? Ну, понятно… Значит, всё-таки убил? Или типа ещё «рано делать выводы», а?! Ещё и просьба какая-то ебанутая… Сука, вы точно друг друга стоите. Конченые. Оба.       — Хм, — демон пожал плечами и грустно улыбнулся. — Пусть так.       Дремлющий оленёк открыл глаза, поднял голову, сладко зевнул, потянулся и, спрыгнув с колен демона деловито направился к Марсу. Обнюхав его, зверёк ласково потёрся о подставленную руку и поскакал по направлению к озеру. Риммон, проводив зверька взглядом, встал и подсел ближе к Марсу:       — Я понимаю, что предложение Шезму тебе видится лучшим из вариантов. И я приму, если ты решишь согласиться. Но я ведь тоже демон и тоже могу защитить того, кого ты так сильно любишь. Точнее, смогу, если выберусь из заточения. Я хорошо понимаю, что ты чувствуешь к нему, и поэтому сделаю всё, чтобы выполнить твоё желание.       Внутри Марса стало разрастаться тёплое, приятное чувство, источником которого был Риммон.       — Ты чему радуешься? Я не собираюсь тебя выпускать.       — Ну, сегодня перед сном ты думал об этом.       — Ага. А ещё я думал про то, что ты меня сожрёшь, как только выйдешь.       — А почему ты так решил? Потому что так сказал Шезму? Может, он добивается того, чтоб ты боялся меня так же как и он сам?       Марс устало вздохнул:       — Вы так заебали. Можно поспать, а?       Риммон взглянул на Марса с тёплым сочувствием:       — Желаешь чтоб я ушёл? С возвратом в тот сон я боюсь промахнуться и…       — Не надо уже… Просто сделай так, чтоб без всякой хреномути я хоть остаток ночи провёл.       Марс улёгся на бок на мягко-пружинящую траву, закрыл глаза и стал медленно проваливаться в глубокий сон, ощущая ласковые, убаюкивающие поглаживания по волосам.