...не так уж и сложно... (Захлебнуться в крови... 2)

В кабинете, находившемся в подземной системе тоннелей, находилось более десятка человек. Это были трое командующих группами армий на Восточном фронте, двое командующих военно-морским и подводным флотами, командующий военно-воздушными силами, двое рейхскомиссаров от Франции и Норвегии, рейхсминистры вооружения, путей сообщения, экономики и труда, а также глава внешней разведки. Разумеется, кроме руководителей в просторном помещении находилась и охрана, состоящая из отборных солдат (по крайней мере, так считалось). Помещение внешне отличалось от всей системы бункеров и тоннелей: вдоль стен располагались колонны (однако вернее сказать пилястры), различные скульптуры, относящиеся наблюдателя в античную этоху, эпоху прекрасного. На стенах висели большие холсты с яркими золотистыми рамами, а пол был выложен полированным мрамором, который сверкал при свете ламп. В центре помещения — огромный стол, чья поверхность представляла собой карту мира. Фюрер стоял, широко расставив руки, глядя на расположенные по карте разноцветные фишки из дерева, которые представляли из себя различные соединения войск. На карту падали огромные чëрные тени, которые отбрасывали нацистские вожди. — Как успехи, господа? — ровно спросил Рейх, не отводя глаз от политической карты. — Всё идёт прекрасно, мой фюрер, — отозвался вдруг один из командующих ГА. — Все три группы армий успешно продвигаются вглубь территории СССР. За это время полное продвижение составило около полутысячи километров, что является даже бóльшим успехом, чем в Французской кампании. Кроме того, за эти две недели советы ещё не сумели придумать тактику борьбы с нашими доблестными солдатами, благодаря чему наши темпы наступления ничуть не меняются, — сложив руки за спиной, худой мужчина гордо задрал подбородок. — Раз это так, господин Айзенберг, то эти свиньи должны вскоре сдаться, если, конечно... Власть дорожит людьми... — ответил Рейх, вслушиваясь в свои слова. — Но расслабляться не стоит, наши задачи должны быть выполненны. — Не думаю, что большевики способны кем-то дорожить, — с усмешкой произнес Ганс Айзенберг, после чего присутствующие на собрании захохотали. — И сейчас мы это прекрасно видим. — Да, — прервал монолог фюрер. — Но мы здесь собрались, не чтобы посмеяться. Сейчас над нами висит реальная угроза, касающаяся кампании в СССР, — нацист нахмурил брови, задумавшись, пока вокруг была тишина. — Мой фюрер... — послышался одинокий глубокий голос. Рейху пришлось повернуть голову, чтобы увидеть этого незаметного человека. — Вы что-то хотели сказать, господин Берген? — вздохнув, спросил главный. — Нам... Нужно поторопиться: союзники уже здесь... Рейх начал стучать пальцами по столу, прищурив взгляд, будто в нём поселилось недоверие. Ввиду рассмотра различных сценариев собрание длилось очень долго. Порой возникали споры между генералами и министрами из-за некоторых факторов. Министр экономики заметно нервничал, слушая безумные планы от разных лиц. Лишь Рейх оставался молчаливым, пока в воздухе витали отдалëнные способы решения проблемы. Замечая, что эти долгие разговоры ни к чему не ведут, Рейх замахнулся и ударил по дубовому столу — все тут же смолкли, обратив свой взгляд к фюреру. Лицо Рейха излучало спокойствие, в котором затаилось что-то мрачное. Острый взгляд голубых глаз с суженными зрачками был направлен ровно в одну точку. Нацист молчал практически целую минуту, после чего сказал: — Готовьте план по отражению удара, господа. Вы, как профессиональны своего дела, имеете право составлять их самостоятельно, однако я не могу оставить вас просто так... Вы должны работать вместе. На кону стоит судьба нашего народа и нашей Великой Германии! И вы должны понимать, что наше будущее зависит как от вас, так и от тех, кто сейчас топчется в грязи, собирая на штык винтовки сердца наших врагов. План должен быть составлен в кратчайшие сроки! У нас нет времени на раздумья, поэтому...Чтобы на собрание, которое пройдет 1 августа вы пришли полностью готовыми. Вам ясно!? — все тут же повернулись к своему фюреру, приветствуя его знаменитым жестом. Немец вышел из кабинета первым, оставив своих приближенных работать дальше. Сам фюрер сейчас спокойно шёл к определенному месту. Среди длинных бетонных коридоров раздавался стук кирзовых сапог. Время от времени Рейх оказывался под светом лампы, из-за которого козырёк серой фуражки бросал на молодое лицо небольшую тень, скрывающую эти до невозможности коварные очи. Ему вскоре открыли заветную железную дверь — Рейх, стоя в проходе мог беспрепятственно наблюдать тело его ценного пленного. Союз, чьи руки были прикованны цепями к стене, смотрел будто бы остекленевшим взглядом в пол. Он тяжело поднял голову и громко вздыхая, посмотрел на Рейха ненавистным взглядом. Немец холодно смотрел на русского, после чего фыркнул, бросив своему солдату: — Уберите цепи. Молодой дежурный подошёл к воплощению и ловко справился с приказом, после чего СССР просто свалился на холодный пол, зашипев. Нацист, не дав времени на отдых, пнул полуживое тело ногой — Союз застонал. Лишь сейчас Рейх удосужился посмотреть на стоящего неподалеку солдата. — Оставь нас одних. — Да, мой фюрер. — парень вышел на коридор, закрыв дверь. Вздохнув, Рейх вернулся к коммунисту, который лежал на полу и кашлял. За это время Союз сильно побледнел и успел похудеть. Конечно, он выглядел не так плохо, как те же пленные "Освенцима" или других концлагерей. Но для воплощения он был слишком слаб. Рейх не сдержал ухмылки. — Ничтожество... Посмотри, кем ты стал... — немец ходил вокруг русского, после чего взял деревянный стул и, ударив им по русскому, поставил его на пол и сел, расставив ноги по бокам от спинки и ,положив на неё руки, опустил на неё голову. — Как можно быть таким придурком? Ради детей ты покинул Москву и приехал в опасную зону, хотя в этом не было необходимости... Так мне никогда не везло... — Рейх усмехнулся, после чего тяжело вздохнул. — Какой же ты всё-таки дурак, Союз... Ради детей ты готов был пожертвовать своей жизнью... Ты даже не осознаёшь, насколько твоя потеря повлияет на ход этой войны. Все увидят, какой ты жалкий, и под страхом начнут переходить на мою сторону. Ты проиграл, Союз... Ты не уберёг своих детей, не уберёг свой народ, ты... — Заткнись... — хрипло произнес коммунист, из-за чего нацист вдруг расхохотался так, что казалось, будто его голос бьётся и отскакивает от стен карцера. — О, ты ещё можешь говорить?... Это можно исправить... Рейх ухмыльнулся и засунул одну из рук в карман кителя, откуда достал... Нож. Он блеснул под лучиком света. Союз всё это видел — его лицо приняло испуганный вид. Рейх начал что-то напевать себе под нос, вставая, со стула. Он грубо пнул русского так, что тот перевернулся на спину — Рейх без промедления сел сверху. Союз, конечно, попытался повалить немца, но тщетно, ибо сил совсем не хватало. — Дурак... — тихо произнес немец и схватил русского одной рукой за горло — тот схватился своими двумя, пытаясь убрать нацистскую. Немец лишь взглянул на лезвие ножа и был готов к пыткам, но вдруг он почувствовал, что Союз его осиливает. Русский что-то выкрикнул и убрал руку немца, отчего тот опешил и чуть не свалился на спину. — Как?.. Союз схватился левой рукой за китель немца и притянул его к себе, после чего ударил его по лицу кулаком правой руки так, что изо рта нациста выступила кровь. Рейх мигом встал и ударил Союза ногой по лицу, оставив на его щеке ссадины. Союз тяжело вздыхал, не имея сил встать. — Ты так в себе уверен?.. — спросил немец, который до сих пор шокированно смотрел на русского, к которому неожиданно вернулись силы. — Сукин сын... — прошипел коммунист. — Что с тобой стало?.. Рейх хмыкнул и сел на стул, только уже по-нормальному: спиной к спинке. Немец гордо задрал подбородок и, закинув ногу на ногу, провёл пальцами по губам, увидев на них следы крови. — Я лишь стал тем, кем должен был. — Мы ведь были друзьями... — Союз начал подниматься и сел на колени перед Рейхом, глянув тому в глаза. Во взгляде русского читались гнев, обида, непонимание. — Ты был таким застенчивым, скромным... Ты был хорошим... На эти слова нацист нахмурился. Он смотрел на коммуниста сверху вниз за счёт своего положения, после чего поднял правую ногу и приставил её подошвой ко лбу русского и пнул его — Союз, конечно же, повалился назад. А немец, вспыхнув, резко встал со стула по стойке смирно и громко произнёс: — Я был слабаком!... — у нациста от гнева активно поднималась грудь при дыхании. Его рот был открыт, взгляд бегал по Союзу, а лицо было преисполнено ненавистью к русскому. — Месть моему отцу была первым серьёзным шагом на пути к совершенству! — Это был признак слабости... — хрипло ответил Союз, лежащий на бетонном полу недалеко от койки. — Мне нужно напоминать, что произошло с твоим отцом?! — кричал Рейх, сделав шаг к врагу. — Если по твоей логике все мои преступления являются моей слабостью, то ты совсем недалек от меня... Тем более что именно ты сейчас беспомощно валяешься на полу и не можешь ничего сделать! — голова начинала болеть. — Рейх... У тебя самогó есть ребёнок... — тихо говорил коммунист, на чьи слова лишь нахмурился ещё сильнее. — Неужели ты им не дорожишь?.. Рейх молчал, а его "демон" начал успокаиваться, а пламя гнева начал гаснуть. Немец расслабленно стоял, опустил руки и взгляд, пока на него смотрел русский. — Он будет никудышным правителем... У него нет будущего... — ровно произнес мужчина, однако ему не удалось скрыть в своём голосе долю огорчения. — Ты его любишь... Я же вижу... — Союз улыбнулся уголками губ, приподнимаясь на локтях. — Я не способен любить никого. — резко ответил немец на слова, показавшиеся ему наглостью. — Это чувство — слабость, оно лишь ставит тебя под удар и не дарит ничего... Как бы это не звучало, но ты — идеальный пример... Пример неудачника-добряка, который никогда не будет счастлив... — А ты можешь назвать себя счастливым? — вдруг спросил Союз. — Я буду счастлив лишь тогда, когда весь твой народ и все ему подобные сдохнут... — с ухмылкой ответил Рейх, после чего подошёл к пленному и взял его за подбородок. — Сдохнут, слышал? Союз несколько секунд смотрел ему в глаза, после чего спросил: — Тогда почему не убьешь меня? — Что?.. — Рейх сконфузился такому вопросу. Кроме того, в тупик его поставила та ухмылка, с которой на него смотрела жертва. — А ты не расслышал? Убей, если так хочешь. — Думаешь, у меня кишка тонка? Как бы не так. — Рейх приблизил лезвие ножа к горлу коммуниста — тот и бровью не повёл. — Давай, покончи со мной. Рейх прищурился, глядя ему в глаза, будто пытаясь что-то найти в этих изумрудных глазах. Головная боль сконцентрировалась в висках, будто по ним били маленькими молоточками. Глаза Союза смотрели прямо внутрь, прямо в душу, хотя откуда она может быть у немца? Видимо, русский пытался пробудить в нём хоть какие-то чувства. Едва ли у кого-нибудь это получится, совладать с этим монстром. Рейх продолжал молчать и бездействовать, что начинало его раздражать. "Что такое?.. " — нацист не понимал своей минутной слабости. В один момент перед лицом арийца мелькнуло иное лицо Союза — перед ним возник тот самый мальчик, которого он знал очень давно. Снова это чистое лицо, мягкие пшеничные локоны, редкие веснушки, весёлые и яркие глаза, лучезарная улыбка. Рука, в которой был высочайшего качества нож, начала потеть и немного подрагивать. С лица коммуниста не уходила ухмылка. В голове Рейха послышался звук смычка, которым медленно проводили по струне старой скрипки. Вдруг немец усмехнулся и, фыркнув, убрал нож от горла СССР. — Ещё успеешь умереть. — Хочешь сказать, у тебя сейчас просто желания нету? — с ухмылкой продолжал смотреть на нациста Союз. — Смерть — это слишком мягко для тебя... Ведь это именно то... Чего ты хочешь... — сказал немец, выпрямившись, на что коммунист лишь рассмеялся. — Признай, ты просто не настолько жесток, насколько себя таковым считаешь. — Не беспокойся, ты рано или поздно встретишься со своими детьми. Я тебе это обещаю. — после этих слов Рейх ухмыльнулся и пошёл в сторону выхода, оставив коммуниста наедине со своими мыслями. Русский резко изменился в лице. — Что?.. Нет... Нет, ты врёшь! Мразь, ты лжëшь! — нацист лицемерно закрыл железную дверь, не став слушать коммуниста. — Стой, сука! Ты куда пошёл!? — кричал Союз, медленно вставая на ноги. Через мгновение в камеру явился солдат, который недавно впустил сюда фюрера. Молодой высокий парень арийской внешности холодно посмотрел на валяющегося на полу коммуниста, после чего сел на койку недалеко от него, продолжая смотреть на русского, которому пришлось развернуться, чтобы увидеть дежурного, который начал доставать из кармана брюк пачку папирос. — Поделишься?.. — вдруг спросил коммунист, на что парень удивленно глянул на заключенного, будто спрашивая "Ты с дуба рухнул?", после чего хмыкнул и начал доставать папиросы, устремив взгляд на картонную коробочку. Всё таки парень ещё не был крайним отморозком и понимал, каково здесь Союзу. Но вдруг русский, находясь на полу, схватил парня за руку и потянул на себя. Солдат, расслабившись и не ожидая ничего подобного, легко свалился на пол рядом с Союзом, причём на живот, что было на руку коммунисту. Он быстро сел на спину немцу, зажав его ногами по бокам, закрывая в том числе и кобуру, где лежал пистолет дежурного. — Ты что творишь!? — гневно закричал Фриц. На это Союз лишь со всей мощи ударил того кулаком по затылку — солдату этого было достаточно, чтобы потерять сознание. Всё-таки у русского кулаки не малые. Сейчас сидел и вздыхал так, будто убегал от кого-то целые сутки. Всё же заключение даёт о себе знать этой слабостью. Союз внимательно вслушивался: вдруг кто-то прибежит на крики этого невезунчика. Подождав пару минут, русский стал осматривать тело дежурного. Первым делом он снял с него пояс с кобурой, а затем снял с него форму. "Не узнаешь, если не попробовать..." — подумал коммунист, надевая на себя серую форму и черные сапоги. Он чувствовал себя в ней как в чужой шкуре. Он потянул вниз китель, поправил повязку на левой руке, надел пояс и начал рыться по карманам. Кроме пачки папирос со спичками и пистолета нашлись бинт и связку ключей. Союз был готов прыгать от счастья, понимая, как ему повезло. Он ещё несколько мгновений ходил кругами по камере, глядя на бессознательного Фрица и, вздохнув, произнес: — Прости, товарищ, это необходимо... — после чего подошёл к железной двери и положил руку на блестящую ручку. Как и ожидал Союз, солдат не стал запирать дверь, когда зашёл к нему. Тяжелая дверь открылась и без ключа. К большому белому особняку подъехал черный автомобиль. Тормоза заскрипели, под резиной зашуршал асфальт, и машина остановилась. — Благодарю, Эрнст. Постой здесь немного, мне нужно немного времени... — произнес мужчина и открыл тяжелую дверь машины, вылезая из неё. Хорбург встал прямо и, поправив на себе форму, посмотрел на имение своего фюрера. Летнее солнце пробивалось сквозь облака, густой лес становился всё темнее и загадочнее, пугая своей неизвестностью. Легкий ветерок гулял по обширной территории дома, пробирался между цветами в клумбе и качал верхушки деревьев. Рихард смотрел на блестящие железные ворота, выкрашенные в чёрный. Сквозь них он увидел, как вдалеке кто-то вышел из дома. По силуэту гость понял, что это была девушка. Шарлотта как обычно была одета в свой строгий костюм и со стуком каблуков приближалась к мужчине. По мере приближения девушка начала замедляться и приняла более благосклонный вид. Она удивленно смотрела на гостя, будто бы видя его впервые. — Господин Хорбург?.. — Добрый день, Шарлотта. — поприветствовал немец, глядя на ту совершенно без эмоций. Его веки были слегка опущены, а улыбки на лице не наблюдалось. — Вам что-то нужно?.. — неуверенно спросила девушка, наклонив голову вбок. Они были знакомы, так как Хорбург порой появлялся в этом доме не только как подчиненный, но и как близкий друг. Рейх предупредил Шарлотту о том, что если та посмеет себя грубо вести с Хорбургом, ей не сдобровать. — Фюрер просил поговорить с Германии... — мужчина вздохнул. — Мне нужен мальчик. — Отдать Германию?.. — Шарлотта никогда не ожидала, что услышит или скажет что-то подобное, ибо складывалось такое впечатление, будто если мальчик покинет дом, то сразу же упадёт замертво. — Господин Третий Рейх действительно этого хочет?.. Я должна у него уточнить... — Он сейчас в дурном настроении. — перебил Хорбург. — Поэтому я бы не стал ему звонить. — Хорошо... Зайдём в дом?.. — Если позволите... Рихард ступил на территорию дома и прошёл к зданию позади Шарлотты. Девушка будто утеряла свой стержень и поэтому сейчас выглядела беззащитной, не имея заступника. Казалось, будто у дома появился новый хозяин. Уже совсем скоро офицер стоял в прихожей, осматривая дом изнутри. Хорбург снял свою фуражку и просто стал ждать, ничего не сказав. Шарлотта подсуетилась и, нервно ходя по первому этажу, будто бы злилась: — Германия! А ну быстро спустился на низ! — крикнула она в сторону балкона второго этажа. — Тише, Шарлотта. Не нужно пугать мальчика. — мужчина улыбнулся уголками губ, но девушка лишь испугалась этих слов, покраснев от смущения. Сверху послышались быстрые шаги — на балкон выбежал Германия, одетый в светлую рубашку и чёрные брюки, и уперся руками в широкие деревянные перила. — Что-то случилось?.. — испуганно спросил он и сразу заметил улыбающегося Рихарда, после чего поправил свои очки. Мальчик мигом обрадовался, широко улыбнувшись. — Дядя Рихард! — он побежал по лестнице вниз и обнял мужчину. — Что Вы тут делаете? Папы здесь нет. — А я как раз за тобой и пришёл. — Хорбург улыбнулся, глядя воплощению в глаза. — Папа хочет с тобой поговорить и отправил за тобой меня. — мужчина на долю секунды задержал свой взгляд на Шарлотте, стоящей рядом. — Можем ехать прямо сейчас. — мальчик закивал. — Но господин Рейх должен был бы меня оповестить о таком... — внесла своё мнение девушка, которая боялась сделать лишнее движение. — Дорогая моя, Вам не за что волноваться. — мягко сказал Рихард и посмотрел на Германию. — Поехали. Шарлотта проводила обоих до ворот, ничего не говоря. Она лишь попрощалась с гостем, не обратив внимания на мальчика. Машина без промедлений тронулась с месте и поехала по единственному пути, оставив стоять Шарлотту одну. Девушка, постояв и понаблюдав за машиной несколько секунд, фыркнула, задрав подбородок, и вернулась в большой дом, в котором она осталась теперь одна. — Эрнст, сбавь ход. — приказал Хорбург, сидящий рядом с мальчиком, который явно был рад встрече с ним. — Что ж, Германия, рад вновь тебя увидеть. Теперь мне нужно тебе всё рассказать... — мужчина вздохнул. — Что-то произошло?... — волнующе спросил младший. — Произошло... И очень давно... Германия, идёт война. — Я знаю... И что Вы хотите сказать?.. — Вот скажи, как она для тебя выглядит и для чего сейчас ведëтся? — мужчина посмотрел для мальчика. Рихард явно спрашивал это не так. Вообще он считал, что народ должен знать, какой человек станет в главе государства следующим. Честно говоря, мужчина с этой стороны был разочарован фюрером, который не смог воспитать своего сына и подарить ему настоящую любовь и заботу. Мало того, Германия редко был в курсе событий ввиду того, что в особняк не привозили никаких писем и газет. — Война?.. — переспросил парнишка, на что получил кивок. — Это сложно, но... Я верю своему отцу... — Германия отвел взгляд, потирая пальцы друг о друга. — Вот мы сейчас воюем с Советским Союзом, и я верю, что мы не агрессоры, а лишь спасители тех, кто оказался рабом своих властей. Все же знают репрессии 37-го. Разве это не признак тоталитарной и жестокой власти?.. — Германия, а ты что-нибудь слышал о концлагерях?.. — Да, конечно. Я однажды был с папой в одном из них. Там своё наказание отбывают преступники, но... Это не тюрьма, а лишь трудовой лагерь. Считаю, что для преступников это вполне заслуженно. Они, как провинившиеся в том или ином деле, должны работать на благо нашей страны... Разве это неправильно?.. — мальчик посмотрел на мужчину. — Тем более когда она находится в условиях войны. — Ох, Германия... На самом деле ты многого не знаешь... — Хорбург грустно вздохнул. — Мы сейчас не к твоему отцу. — А куда?.. — взволнованно спросил мальчик, впившись пальцами в кожаные сидения. — Я хочу тебя познакомить кое с кем. — загадочно сказал мужчина. — Но с кем и зачем? — Я не могу тебе этого сказать. — Рихард заметил, как за стеклом было видно, как на небе быстро скапливаются тучи. — И хочу сказать тебя, что Рейх не должен знать о нашей поездке. Хорбург не беспокоился за это, но решил сказать Германии, если тот решится связаться с отцом. "У него сейчас много дел, Союзники начали атаку с Атлантики... Он явно будет в Берлине" — размышлял мужчина, наблюдая за тем, как с неба на землю начало капать — пошёл дождь. С каждой секундой он становился всё сильнее, заливая дорогу, траву, лес и город, который виднелся вдали. Офицер услышал вздох мальчика, который тоже смотрел на пейзаж. — Не бойся, не промокнешь. — Рихард улыбнулся Германии. — Я об этом позабочусь. Воплощение улыбнулось и продолжило наблюдать за ухудшающейся погодой. По стеклу стекали чистые капли дождя, которые ударяли машину сверху. Машина уже прилично разогналась, одиноко несясь по ровной дороге. В один момент она пронеслась мимо указателя — Германия успел уловить взглядом то, что было там написано: "Зюд Банхов". " Не припомню такого города здесь..." — подумал Германия. Вскоре машина начала тормозить и вскоре проехала через ворота на территорию. Мальчик лишь уловил взглядом странный забор, состоящий из одной колючей проволоки. Затем, оказавшись на территории, воплощение увидело, как вдалеке пару офицеров ведут строем людей одетых в полосатые рубахи и штаны. "Заключённые? Мы в концлагере?.. " — догадался Германия. — Дядя Хорбург, а... — Да, это концлагерь. — перебил его мужчина. Машина остановилась, Хорбург лишь успел кинуть мальчику краткое "сиди тут" и вышел из машины. Спустя недолгое ожидание Германии и шофëра Хорбург открыл дверь возле мальчика — тот начал неуверенно вылезать из машины. Он уже скривился в лице, ожидая, что на него польет как из ведра, но ничего подобного не произошло. Германия посмотрел чуть выше и увидел над собой зонт и то, как старый офицер протягивает ему свою шинель. — Накинь пока что. — с улыбкой произнес Рихард, который прямо сейчас намокал под ливнем. Он понимал, что одежду наследника следует оставить сухой и чистой. — Спасибо Вам, дядя Рихард... — Германия аккуратно взял чёрную шинель из чужих рук и накинул на свои узкие плечи. Откуда-то послышался строгий крик немецкого офицера лагеря — Хорбург недовольно посмотрел в сторону шума и увидел, как немец тридцати лет стоит с кнутом перед заключенной женщиной, которая сидела перед ним на коленях. Она, как и все, была одета в рабочую форму, её темные волосы были распущены и раскинулись во все стороны, частично закрывая её лицо, перекошенное от горя. Она рыдала и тряслась от каждого всхлипа. На её руках был ребёнок... Совсем ещё малыш. Мама запеленала его в чью-то рубаху, возможно, чьего хозяина уже не было в живых. Малыш тоже плакал, создавая ещё больше шума. Сквозь схлипы матери слышались слова "пожалейте ребенка... Умоляю...". На это немецкий офицер лишь разозлился ещё больше и грубо забрал младенца, отчего тот начал реветь ещё громче. Немец удерживал его на одной лишь левой руке и запустил правую руку в карман, откуда достал нож. " Нет... " — послышалось из уст матери, после чего офицер замахнулся и пырнул ножом прямо в грудь ребёнка — малыш резко замолчал, но вот крик матери теперь был слышен всем. Мертвого ребенка уронили на мокрую землю — к нему тут же потянулась женщина, но её тут же застрелили метким выстрелом в голову — от виска по лицу начала течь кровь, а труп матери накрыл тело её малыша. Послышался тяжкий вздох Хорбурга. Мужчина посмотрел на Германию — мальчик с гримасой ужаса наблюдал за происходящим, а Рихард даже не удосужился отвести его в сторону. — Германия, пошли. Дождь слишком сильный. — Он... Он убил их... — тихо говорил Германия, опустив взгляд. Хорбург положил ему руку на спину и медленно начал отводить в сторону, ближе к бараку. Они вошли в мрачное здание, их приветствовали офицеры — Хорбург лишь кивал, ведя мальчика дальше. Рихард заметил, что мальчик побледнел. "Всё-таки мне стоило подумать... " — Хорбургу стало перед ним стыдно, но останавливаться было поздно. Они подошли к одной из дверей и мужчина приказал впустить их — дежурный беспрепятственно открыл дверь, впустив обоих в камеру. Четыре ребёнка спали, однако после входа сюда чужих один из них, самый старший, проснулся. Германия встретился с ним взглядом, отчего ему стало не по себе — Россия устало и зло смотрел на появившегося гостя. — Вы ещё кто? — грубо спросил белокурый парень, глядя как на мальчика, так и на Хорбурга, который снял свою мокрую фуражку. Германия, не зная, что делать, посмотрел на своего сопровождающего. — Представься им, не бойся. — Рихард даже улыбнулся уголками губ. Мальчик развернулся к Россу и робко ответил: — Я Германия, сын Третьего Рейха... — последние слова он произнёс более неуверенно. Россия выпучил глаза, при этом злость его никуда не уходила. — Ты сын этого подонка?.. — Росс нахмурился. Когда голос русского раздался в камере, другие дети тоже начали просыпаться. Украина, сидевшая в дальнем углу, подняла свою голову и увидела вошедшего мальчика. Увидев офицера, девушка нахмурилась и переглянулась со старшим братом, который пожал плечами. Последними проснулись Казахстан и Беларусь, которые лежали вместе. Беларуси до сих пор отдавали бóльшую часть всей еды, которую им давали. Правда только едой это сложно было назвать. Вряд ли кто-то в цивилизованном мире стал бы такое употреблять в пищу. — Что ж... Германия, я вас оставлю?.. — спросил Хорбург. — Да, думаю, я справлюсь...