Я хочу, чтобы ты меня возненавидел

Свет живет в каждой твари земной, Что зовет свое тело тюрьмой. Чтобы свет обогрел Жалких узников тел, Пустим лишних мы на перегной.

«Возвышение зла»

***

Он не смог…не смог соврать, обречь этого милого человека на смерть. И теперь расплачивался за это.  Ноги волочились по кафельному полу, пока хватка на волосах тащила его вперед, как собаку. Протесты и мольбы давно застряли в горле, бесформенные и придушенные. Тело двигалось, как у марионетки, мышцы подергивались в ответ на чужие команды. Дверь со скрипом отворилась, и от резкого толчка он растянулся на холодном камне, который сразу испачкался его кровью. Он поднял голову и почувствовал острую, режущую боль в виске. Жестокая улыбка растянулась по бледному лицу перед ним, от наслаждения видом беспомощной покорности Астариона. Слёзы потекли по щекам – возможно, единственная часть его личности, которой нельзя было управлять. За это он должен был лелеять их, но вместо этого презирал ещё больше. Красный огонь ненавистных глаз — последнее, что он увидел, прежде чем тяжелые двери громко захлопнулись и погрузили его во тьму. Непреодолимое желание сбежать охватило его, но Астарион знал, что это невозможно. Он был скован невидимыми цепями – послушный питомец, повинующийся каждой прихоти своего хозяина. Были лишь отчаяние, тишина и голод. Руки в его собственной крови, из-за того что он бил стены и царапал дверь. Когда голод становился настолько невыносимым, что казалось, будто ломает кости, он слегка пускал себе кровь и слизывал её с пальцев. Это помогало мало, но приносило утешение.  Иногда он разговаривал с пауком. Первым желанием было съесть его, но Астарион сдержался, в надежде что тот оставит потомство.  Долгие месяцы он молился всем богам, которых мог вспомнить. Но сколько бы он не умолял, никто не откликнулся. Очень скоро он понял, что никто его не спасёт.  Эльфийское зрение не помогало, он видел лишь бесконечную чёрную темень, которая обволакивала душной пеленой, сжимала грудь в тисках. Каждый шорох, каждый малейший звук, казалось, раздавался в голове с оглушительной силой. Астарион пытался успокоиться, но разум, охваченный паникой, рисовал картины, полные ужасов. Липкие щупальца тьмы приближались со всех сторон, готовые поглотить его. Он метался в своей тесной клетке, когда казалось, словно стены медленно сжимаются, чтобы раздавить его. В такие моменты он чувствовал, что задыхается, хоть ему и не нужен был воздух. Он чувствовал, что умирает. Астарион прижимался к холодному камню, стараясь оставаться в реальности. Кричать уже не получалось.  Иногда он слышал голоса и понимал, что сходит с ума. Каждый миг тянулся вечность. Астарион пытался вспомнить свет, звуки города, но всё это казалось далеким и недостижимым. В памяти всплывали образы редких моментов, когда он чувствовал себя почти хорошо, но они быстро растворялись во мраке, оставляя лишь холодное одиночество. Доброта наказывалась. Теперь он усвоил этот урок. Он вспомнил, как однажды подкармливал бродячую кошку и даже дал ей кличку. Касадор заметил это, приказал поймать её и заставил Астариона выпить животное досуха. А потом наказал за то, что его вырвало кровью.  Тьма проникала в душу, заполняла мысли, превращала их в хаос. Когда последняя надежда исчезла, он просто лежал и не двигался. Часы, дни, месяцы. Ничего не менялось.  Желание жить подтолкнуло его к тому, чтобы стать вампиром. Но теперь он мечтал лишь о смерти.  Астарион, вздрогнув, очнулся от слишком долгого вечернего транса, измученный голодом и абсолютным изнеможением. Он лежал на своей кровати, хватая ртом воздух. Его дыхание было рудиментарным рефлексом, а не жизненной необходимостью — затяжным отголоском того человека, которым он был более двух столетий назад. Несмотря на прошедшие годы, он так и не смог избавиться от этой привычки. Тело действовало автономно, пытаясь нагнетать воздух в легкие, которые теперь были безжизненными и устаревшими. Каждый тщетный, неровный вдох не давал не только воздуха, в котором он не нуждался, но и осознанности, за которую так цеплялся. Он был весь в поту – влажной, прохладной сырости. Его рубашка прилипла к коже, а зрение затуманилось. В дымке материализовался образ — фигура, нависающая над ним, мрачная улыбка на бледном лице, гротескная и слишком огромная, и эти безошибочно узнаваемые красные, красные, красные глаза. Непрошеные слёзы исказили и без того неуверенное зрение Астариона. А затем изображение разлетелось вдребезги. В палатке было слегка темновато: свечи уже догорели. Астарион вытянул руки вверх, чтобы физически убедиться, что крышки не было. Затем он опустил их и расправил в стороны. И наткнулся ладонью на палатку. Не на дерево гроба. Не на холодный камень гробницы. Всего лишь на ткань, ограничивающую пространство. Но всё равно Астарион попытался отодвинуться от неё как можно дальше. Некоторое время он лежал неподвижно. В конце концов он взял спальник и перетащил его в середину палатки. В тот год Астарион и голод стали близкими друзьями. Безжалостные муки, тьма и давящие стены довели его до грани безумия, постепенно разрушая разум и решимость. К окончанию этой пытки он был убежден, что заслужил каждую частичку своих страданий. С того момента Астарион стал идеальной игрушкой в мрачной коллекции Касадора. Он делал всё, чтобы предотвратить новые наказания. Голодание всегда вызывало самые неприятные воспоминания, которых легко было избежать в течение дня, когда он в основном полностью контролировал свой разум. Однако ночью бежать было некуда. Астарион провёл остаток дня в своей палатке, пытаясь читать пьесу «О сделках приятственных», удобно устроившись на мягких подушках. Его разум был слишком затуманен, из-за чего приходилось перечитывать одно и тоже по несколько раз. Усталость и гложущий голод тяжело давили на плечи. Он внезапно отвлёкся, когда чьё-то громкое сердцебиение у полога привлекло его внимание. Знакомый запах проник в ноздри. Астарион нахмурился, пытаясь раскрыть аромат по нотам. И тут его осенило: пахло Эльверквистом. Редким эльфийским вином, которое готовили из солнечного света и каких-то редких летних фруктов. Воспоминаний о том, что было до его трансформации, было мало, но, как ни странно, его знания о винах и других разрозненных интересах сохранились. Хотя он больше не мог полностью насладиться вкусом, он, тем не менее, каждый раз был очарован ароматом, изнывая от тоски по чему-то, что едва мог вспомнить. Астарион не знал, когда пробовал его, но помнил, как напиток согревал, будто золотистые крапинки солнечной эссенции в вине загорались, когда попадали внутрь. Так пах его ручной эльф, не решающийся проникнуть в логово злобного вампира. Очаровательно. — Лучик, ты же знаешь, что я слышу твоё дыхание? — скучающе произнёс он. Кириниан откинул полог палатки и недовольство на его лице быстро сменилось интересом, когда он любопытно окинул глазами внутреннее убранство. — Почему лучик? — Твоё имя означает «солнечный свет», — ответил он, снисходительно посмотрев на гостя. — О. А твоё что? — заинтересованно спросил эльф и без разрешения плюхнулся на спальный мешок. Астарион еле успел согнуть ноги в коленях, избегая участи их отдавить. Кажется, он начинал понимать, почему у Кириниана так легко получалось притворяться деревенщиной. — «Маленькая звезда», — ответил Астарион, неожиданно чувствуя смущение. К счастью, он идеально контролировал выражение лица и голос, поэтому у собеседника не было ни шанса это заметить. Кириниан хмыкнул и издевательски произнёс: — Так мило…Мне называть тебя звёздочкой? О великая Суни, зверёныш пытался нелепо флиртовать? От приторности аж зубы свело. — Напомни, когда мы успели стать старой супружеской парой? — язвительно протянул он. Эльф неожиданно засмеялся. Астарион удивлённо приподнял бровь. Кажется, он впервые услышал такой искренний и радостный смех от отродья Баала. Впрочем, тот ещё не знал о своей сумасшедшей семейке. — Что читаешь? — спросил Кириниан, пытаясь разглядеть название книги. Астарион чисто из вредности прикрыл его рукой и сказал: — Дорогой, ты пришёл вести светские беседы или чего-то хотел? На лицо эльфа набежала тень…разочарования? О, бедняжка наверное подумал, что ему здесь не рады. Астарион не имел привычки врать себе и мог честно признать, что компания Кириниана казалась наиболее приятной, если выбирать из членов отряда. В присутствии явно очарованного им эльфа Астарион чувствовал себя…расслабленно? Что было очень недальновидно. На второе место он мысленно поставил острую на язычок сплетницу Шэдоухарт и героически-тупого Уилла, над которым оказалось весело подшучивать. На последнем же месте находился Гейл. Ужасно скучный, болтливый и лишённый вкуса волшебник с чрезмерно раздутым эго. Впрочем, неважно, кто ему нравился, а кто нет. Благосклонность лидера была приоритетной задачей. Но как назло, тот не желал поддаваться — волшебник будто носил оберег от его чар. Возможно, стоило соблазнить Лаэзель — она стала бы сильной союзницей. — Я подумал… — неуверенно начал Кириниан. Астарион расширил глаза и ошеломлённо вздохнул, приложив руку ко рту. — У тебя уже получилось удивить меня. Прошу, продолжай. Кириниан недовольно зыркнул на него, но закончил: — Ты недавно сказал, что голоден. Вообщем…Можешь выпить моей крови. Какой же глупый маленький эльф. Попался на крючок, сам пришёл в руки и подставил шею… Приятно конечно, но совершенно не весело. — Твоё приглашение звучит немного вяло, — недовольно сообщил он, наклоняясь немного ближе и понижая голос, добавил. — В нём не хватает страсти. Астарион протянул руку и заправил прядь чёрных волос за его ухо, при этом осторожно проводя подушечками пальцев по чувствительному хрящу. По телу эльфа прошла лёгкая дрожь, когда прикосновение скользнуло вниз по шее, по уже не покрытой ранами коже. Как жаль. Захотелось запретить ему залечивать проколы, чтобы остались шрамы, но это было слишком рискованно — кто-то из отряда мог заметить. — Возможно, тебе стоит попробовать ещё раз? — подбодрил он. О, Астарион мог развлекаться так всю ночь. Бесконечно наблюдать за быстрой сменой эмоций на этом миловидном лице. Кириниан бросил на него нечитаемый взгляд. Серебристые радужки его глаз переливались голубым так странно, что он выглядел как существо с астрального плана. — Ты можешь пить мою кровь сегодня, если хочешь, — ровно произнёс эльф. О, ну неужели Астарион недостаточно ясно выразился? И где потребность, где весь энтузиазм? — Хм, я думаю, ты можешь придумать что-нибудь получше, — ласково произнёс он, большим пальцем погладив подбородок напротив. — Попробуй ещё раз. В ответ — борьба в глубине этих пленительных голубых глаз и недовольно нахмуренные брови. Такой гордый. Тем интереснее его ломать. — Я... — он запинается, веки слегка трепещут, когда эльф делает глубокий вдох. — Я бы хотел, чтобы ты выпил моей крови…? Сказал и кинул неуверенный взгляд. Создавалось впечатление, что эльф хотел отвести глаза, но не мог себя заставить, и от этого у Астариона потеплело внизу живота. Особенно когда Кириниан нервно прикусил нижнюю губу. — О, так-то лучше, — выдохнул он, прежде чем задумчиво продолжил. — Хотя я уверен, что ты можешь быть более убедительным. Я хочу, чтобы ты говорил искренне, милый. Захватывающе. Наблюдать, как этот строптивый эльф подчинялся, кроткий и послушный только для него одного. Кажется, будто каждый приказ всё дальше и дальше уводил Кириниана от уверенного в себе убийцы к кому-то покорному и нетерпеливому. Это наполняло Астариона голодом другого рода. Того, который он по-настоящему не испытывал уже очень давно. — Я хочу, чтобы ты укусил меня, — вырвалось тихое признание, когда Астарион сильнее сжал его подбородок в тисках. — Пожалуйста. Клыки зачесались, а все чувства на мгновение затмили низменные желания. Астарион едва сдержался, чтобы не прижать свою добычу к спальнику. Власть всегда так опьяняла? Это ощущение силы было ни с чем не сравнимо. Опьяняюще и ошеломляюще. Полный контроль над телом эльфа, с которым он мог сделать всё, что угодно. Это пробудило в нём что-то первобытное и новое. У Астариона была подборка улыбок, которые он совершенствовал столетиями, но та, что сейчас непроизвольно растеклась по его губам…была новой. В ней было намного больше зубов. Полностью его собственная. — Я уж думал, ты никогда не попросишь, дорогой, — его голос прозвучал ниже, более хрипло, чем хотелось бы, из-за жажды, стискивающей горло. Он запустил пальцы в чёрные волосы, мягко впиваясь ногтями в кожу головы. Эльф податливо позволил повернуть свою голову, чтобы полностью открыть шею. Кириниан пытался скрыть своё тяжёлое дыхание. Милашка. Пульс, набатом стучащий у него под кожей выдавал с потрохами. Астарион наклонился ближе, дразняще давая почувствовать своё дыхание на его коже. Астарион единственный, кто овладел Киринианом таким образом. От осознания этого возбуждение внизу живота усилилось, а член между бедер неприятно заныл. Почти достаточно, чтобы испортить его победу. Разочарование и отвращение вспыхнули внутри, но он попытался оттолкнуть эти чувства. Эльф напрягся и перестал дышать, когда он наклонился ближе. Тихий звук удивления вырвался из мягких губ, когда Астарион не укусил, а лишь оставил лёгкий мокрый поцелуй. Астарион чувствовал тепло, которого так жаждал. Оно исходило от этой кожи, заставляло испытывать удовольствие от прикосновения к кому-то живому. Но теплота всегда заканчивалась смертью. Не теперь. Он пока что не хотел убивать своего послушного маленького питомца. Эльф был его добычей, а не Касадора. Он не мог вспомнить, когда последний раз наслаждался чем-то для себя. Но теперь всё было иначе. По счастливому стечению обстоятельств он оказался свободен. Больше не нужно было раздвигать ноги, чтобы заманить красивые угощения к садистскому ублюдку. И всё же, если это правда, почему он продолжал чувствовать себя таким....грязным? 

Во-первых, да не изопьёшь ты крови мыслящих существ.

Первое правило до сих пор каждый раз стучало набатом в ушах, немного портя удовольствие, но в тоже время делая его более сильным. Чёрт возьми, Астарион хотел прикоснуться к Кириниану. Ещё раз услышать сладкие звуки удовольствия, когда эльф стонет его имя. Умоляет об удовольствии, об освобождении, о пощаде. Он хотел этого...не так ли? Астарион был свободен от контроля, волен делать всё, что ему заблагорассудится и с кем заблагорассудится. Секс…Может быть, он просто хотел хотеть секса, как бы это не звучало? Честно говоря, трудно было сказать. Нуждался ли он в физической разрядке? Или…нужда была в том, чтобы чувствовать себя живым. Это ненадолго заглушало ноющую пустоту в груди и будто возвращало того человека, которым он когда-то был. Астарион придвинулся ближе и руками скользнул по крепким бёдрам, обвил талию, чтобы притянуть чужую спину вплотную к своей груди. Он тяжело сглотнул, из-за того, что горло свело судорогой. Чужое учащённое сердцебиение, быстрое дыхание и тёплое тело. Это никогда не могло надоесть. — Кое-кто взволнован, — прошептал он эльфу на ушко, отодвигая чёрные волосы, чтобы открыть шею.  Сторона, которую он ещё не отмечал. Он опустил голову и почувствовал, как Кириниан напрягся. Готовился к той острой волне боли, которая должна была наступить.  Поэтому Астарион снова начал покрывать кожу поцелуями, проходясь по ней лёгкими и мягкими касаниями губ. Эльф сидел неподвижно столько, сколько смог выдержать, прежде чем начать извиваться. Одной рукой Кириниан сжал его колено и умоляюще выдохнул: — Астарион, хватит.  Его имя в этих устах звучало как молитва ложному Богу. Теперь голос эльфа соответствовал запаху. То, что было страхом с примесью похоти, превратилось необузданное желание и нетерпение. — Милашка, — насмешливо прошептал Астарион, дополнив свои слова ещё одним поцелуем прямо над учащенным пульсом. Кириниан задрожал. — Не забывай дышать.  Это единственное предупреждение, которое он сделал, прежде чем вонзиться. По крайней мере, крысы дохли с одним жалобным визгом. Это же угощение такое шумное. Не в силах сдержать гортанный стон облегчения, он сделал первый глоток. Кровь запела в горле, наполнила иссохший мозг новой жизнью и придала ясность, которую не могло дать ни одно животное. На Астариона обрушился огромный поток эмоций и ощущений. Во-первых, эйфория: тяжесть за глазами и тепло в горле. Мир внезапно показался правильным. Вскоре за ней последовал гнев. Громко загудел в ушах, заставляя впиваться ногтями в кожу Кириниана. Гнев на то, что он был лишен этого вкуса годами – нет, столетиями. Как будто у него не было клыков.

Ты этого не заслуживаешь, мальчишка.

Когда Кириниан задрожал и откинулся на него – это похоть, которая поразила сильнее всего. Горячая дуга спустилась от его клыков к горлу и груди, только для того, чтобы осесть кипящим жаром в животе. Кириниан дал ему так мало и в то же время так много. Астарион хотел заползти в его вены и выпить из самого сердца. Давление кожи, разрывающейся под его клыками. То, как добыча дернулась, шипя сквозь зубы от боли. То, как кровь залила рот, как только он слегка вытащил клыки, густая, тёплая и сладкая. Всё это было слишком прекрасно. Эльф что-то прошептал. Уже не так далек от того, чтобы умолять. Но о чем именно? Мир вернулся к нему в чистом виде. Стены шатра, которые их окружали, больше не тускло-бордовые, а ярко-кроваво-красные. Свет свечей — не просто функция, а искусство: оранжевая мерцающая энергия. И Кириниан. Чёртов Кириниан. Он пропитан ароматом солнечного света и фруктов, который, как Астарион уже знал, останется в его палатке на несколько дней. — Потрясающе, — прошептал Астарион, чуть отстранившись. Он стремился звучать отчужденно, но получилось так же сломленно, как он себя чувствовал. Он чувствовал себя намного сильнее. Могущественнее. С кровью Кириниана на губах он будто вываливался из абсолютной тьмы на горячий, сиропообразный солнечный свет. Дрожащий стон сорвался с губ его добычи, когда он провёл языком по чувствительной коже.  — Хватит, — едва слышный звук, протяжный и слабый. Астарион понял, что нарушил негласный лимит. Кириниан уже был истощён, его пульс и дыхание сильно замедлились. Как у эльфа вообще хватило сил что-то произнести, было загадкой. Астарион осторожно отстранился, превозмогая себя. Прятать труп и терять источник крови не хотелось. Проколы на шее эльфа сильно воспалились. Губы сами собой растянулись в довольной улыбке. Кириниан без сил плюхнулся на подушки и посмотрел на него сквозь ресницы. — Какой я на вкус? Астарион мечтательно закатил глаза и облизнулся: — Как прекрасное насыщенное вино с чувственными нотами можжевельника и черной смородины, — протянул он. Кириниан лишь закатил глаза. — Мне просто любопытно, Астарион. Ты умрёшь, если хоть раз ответишь честно? Ха, он уже был мёртв. — Но это была такая красивая, романтическая ложь! — ответил он с театральным отчаянием. — Тогда я предлагаю тебе попробовать это на Уилле, — ухмыльнулся эльф. Нет, к охотнику на монстров Астарион приближаться не собирался. — На вкус как кровь, дорогой, — сдался он. — Но в ней чувствуется…сила. Трудно объяснить, — пожал он плечами. Кириниан выглядел очень плохо. С внезапной, неожиданной интенсивностью Астарион осознал одну вещь. Он не был голоден. Свирепые когти в его груди, голодное рычание и непреодолимая потребность в пище полностью стихли. Внутри стало тихо. Приятная, мирная тишина, которая появлялась каждый раз, как он питался от эльфа. Счастье каждый раз было настолько всепоглощающим, что Астарион на краткий миг забывал обо всём и чувствовал лишь бесконечную благодарность.